Концепт «контейнера» и понятие антропоцентризма (на материале чешского и русского языков)

Когнитивная лингвистика принадлежит сегодня к наиболее динамично развивающимся лингвистическим направлениям. К самым перспективным темам исследования в русле когнитивной лингвистики относятся сопоставительные межъязыковые исследования концепта и других понятий когнитивной лингвистики. В первой части нашей статьи сосредоточимся на вопросах концепта и во второй на роли антропоцентризма в процессах концептуализации.

Формирование концепта и процессы концептуализации в условиях разных культурных концептосфер с сопоставительной точки зрения до сих пор исследовано мало, хотя выявление этих закономерностей будет способствовать дальнейшему уточнению ответов на вопросы, связанные с выявлением конкретных языковых реализаций в рамках конкретной языковой картины мира (ЯКМ).

В когнитивном понимании не определяются отдельные категории точно установленными и однородными элементами, дело касается так называемого прототипа психолога Э. Рош [16], в трактовке которой размежевание между концептами принято считать неострым, неопределенным, причем модель концепта можно очень хорошо представить в виде осцилляции между полярными величинами центра и периферии. Доминантами концепта потом считают «лучшего» прототипического представителя конкретных категорий, или их можно рассматривать как топологический тип в понимании Талми, в котором все объекты принято классифицировать представителями лишь нескольких эталонов, как напр. «поверхности», «емкости», «веревки», «стержни» и т. д.

Концепты, по нашему пониманию, создают основу понятийной системы, что в когнитивном языковом подходе передается с помощью ЯКМ. Но такая модель признается не всеми. В польской социально-психологической традиции способность категоризации приписывается всей системе языковой картины мира, а не отдельным концептам, причем подчеркивается коллективный опыт всех носителей языка и культуры [18, с. 48].

Подобным подходом отличается и современная чешская когнитивная лингвистика, в которой языковая картина мира становится своеобразным «фильтром» не только для мышления, а также для языка и речевой продукции. Процесс концептуализации так проявляется прежде всего в метафорической концептуализации, цепь развития которой направлена от источника к своей цели [17, с. 8−9].

Языковой реализацией концепта в сознании человека считают смысловое наполнение языковых знаков, например, номинативных единиц, как слов или фразеологизмов. Совокупность языковых реализаций таким образом создает основные центры мышления ЯКМ. Концепты, «номинально» тождественные с понятиями и словами, образуют составную часть не только человеческого мышления, но и психики [1, с. 10−11].

В настоящее время в когнитивной лингвистике существует направление, в котором преобладает мнение, что топологических концептов, как «стержней», пространств" или «контейнеров», по сути дела, нет. Их нельзя независимо от языка выделить и описать и они не могут выступать в роли самостоятельного «регулятора» мыслительных процессов. Анализируя подробно русские существительные, считавшиеся языковым воплощением концепта «контейнер», Е. Рахилина [10] отдает предпочтение сугубо языковому подходу, опуская традиционные прагматические и функциональные аспекты, как напр. Кубрякова [5]. Подходя к исследованию проблемы, Рахилина отобрала языковые конструкции, стандартно употреблявшиеся в сфере концепта «контейнер» и решила определить не только топологическую схему, а тоже его визуальный образ с топологией объекта «контейнера».

Под антропоцентическим пониманием внешнего мира нами подразумевается подход к толкованию функции и значения языкового выражения с помощью ментальных процессов, которые «скрыты» за их языковыми рефлексиями. Оно, действительно, является источником многочисленных импульсов восприятия. Но в других культурах приоритет зрения не является таким очевидным и превосходство приобретает, например, слух [11, с. 48]. В центре внимания современных психологов и философов остаются процессы перцепции человеческими органами чувств и последующее их осмысление. Выделяют, как правило, пять традиционных органов чувств: зрение, осязание, слух, обоняние, вкус. В нашем культурном пространстве больше всего ценится зрение.

В настоящее время общепринятыми являются следующие постулаты: концепты считают продуктами мышления.

Отдельные концепты немного структурированы, отличаясь своей оперативностью. Тем не менее, в случае концепта нельзя говорить об абстрактном конструкте, это конкретная модель, которая обладает довольно четкой системой категоризации и структурации отдельных понятий. Топологический тип, в нашем понимании, находится на самом конце процесса метафорической концептуализации, в ходе которой первым «проводит» абстракцию и обобщение обыденного физического опыта с предметами конкретных форм и функционального назначения.

Указанные понятия динамически взаимодействуют, одновременно подчиняясь другим факторам, среди которых значительное место занимает одна из основ человеческого мышления — антропоцентризм.

Органы чувств считаются когнитивной лингвистикой одной из сфер зарождения трансформационных процессов концептуальной метафоризации. Результатом являются типологически разные метафоры. Некоторые из них уже описывались в литературе, как напр. [7], [4], [13], [2].

В цепи языковых и понятийных взаимосвязей создаются типологически разные метафоры, в рамках которых важное место занимают метафоры типа, контейнер-емкость'.

Целью нашей статьи является анализ указанных процессов в русском и чешском языках с учетом сущности концептуальной метафоры названной схемы.

Концепт понимается по-разному, в научной литературе можно встретить много разных определений. Для Е. С. Кубряковой (1999) концепт представляет не только «сгустки человеческой памяти и ментального лексикона», а тоже результат «языка мышления» и основу всей концептуальной системы. Существенной его чертой является оперативность. Концепт всегда заново «активизируется» для каждой новой ситуации. С одной стороны изменяется, с другой обеспечивает языковую и культурно-историческую преемственность.

У учетом сказанного можно с определенной натяжкой утверждать, что вся концептуальная система является мощным рычагом ускорения процессов выделения дискретных единиц из непрерывной массы понятий, «протекающих» нашей системой мышления. Предполагается, что в диффренцированном понимании концепта «контейнер» выделяется «ядро» и «периферия». Ядром концепта считаем такое понятие или совокупность понятий, предоставляющих определенную возможность типологической абстракции, развивающейся цепью, под мнимый конец которой конкретное явление распространяет свое «осмысление» и на другие, связь которых с первоначальным человеческим опытом лишь косвенна. В прототипическое ядро концепта поэтому включены емкости, наделенные свойствами реальных сосудов, которые нам известны из повседневной жизни. Речь идет о реальном отграничении в виде дна, стен или крышки. Они служат для хранения не только самых разных жидкостей, но и других сыпучих веществ или газов. Их перечень можно представить следующим списком: ocean — океан, more — море, jezero — озеро, rybnik — пруд, reka — река, prehrada — плотина, potok — ручей, jama — яма, prikop — канава, propast — пропасть, tun — омут, продолжая искусственными емкостями, как напр. vany — ванны, sudy — бочки, bazeny — бассейны, кончая кухонной посудой, как напр. jako hrnce a hrnecky — кастрюли, горшки, кружки, vazy — вазы, lahve — бутылки, talire — тарелки, sklenice — стаканы, velke sklenice a plechovky — банки, misky — миски и т. д.

Прототипические емкости наделены фиксированной канонической ориентацией вертикально-горизонтальной и вместе с другими характеристиками, как напр. норма, составляют совокупность прототипических черт, отличающих их от других объектов, которые также подвергаются концептуализации типа `контейнер-емкость', тем не менее, обладают из указанных только некоторыми. На основе этого устанавливается их общее положение в системе концептуализации типа `контейнер-емкость'.

Как уже было сказано выше, прототипические контейнеры обладают своими характеристиками, которые их приурочивают к центральным `емкостям'. Напр. каноническая ориентация [14, с. 296], как составная часть системы концептуализации, регистрирует отклонения от вертикально-горизонтальной ориентации и фокусируется в соответствующем языковом выражении. Чаще всего приводят классический пример со снятой шляпой, `донышком вниз', получает значение классической емкости и ее определяют как глубокая, в обратном случае она `донышком вверх' и тогда обозначаем ее как высокая [3, с. 58]. Емкости являются не только надежной опорой для установления положения объектов, находящихся внутри, но могут характеризовать также их объем и положение наблюдателя: hluboka — глубокая mdlka — мелкая река; v rece — в реке; za rekou — за рекой; reka se vylila z brehu — река вышла из берегов; pokryla se ledem — покрылась льдом; jezero je siroke — озеро широкое, uzke — узкое; plocha — площадь; dno jezera — дно озера; morska hladina — гладь моря; pohled na more — вид на море; hloubka more — глубина моря; delka more — длина; sirka more — ширина моря и т. п. Прототипическая `емкость' допускает вариативность своих размеров до тех пор, когда они «заранее» не заданы ЯКМ. В таком случае можно даже говорить о «нормативной» емкости, в которой нельзя произвольным образом менять ни внешнюю, ни внутреннюю структуру, хотя нормативные ограничения могут распространяться только на часть этих размеров. Напр. в словах лужа и болото, которые концептуализируются как `емкость' (Он упал в лужу; человек утонул в болоте) глубина как размер не выделяется. Считаем, что именно постепенная «утрата» характеристик размера является первой предпосылкой для возникновения метафоризации в концептосфере `контейнераемкости'.

Похожей позицией в языковой картине мира обладают и другие понятия, визуально и функционально не имеющие твердо установленную границу. Сюда можно включить понятия типа vir/водоворот, proud/течение, tun/омут apod. По типу туда войдут и объекты с точно установленными границами, тем не менее их позиция в структуре концепта `контейнера-емкости' ставит их в равное положение с примерами предыдушего типа.

Следует отметить, что в концептуализационную сферу `контейнера-емкости' в обоих языках входят также разные объекты и их понятия, не составляющие ядро данного концепта. Характеризуя эти объекты с топологической точки зрения, можно употреблять обозначения `плоскости' или `пространства', как напр.: na hristi — на спортивной площадке; na mytim — на поляне; na stole stoji vaza — на столе стоит ваза; jit do ringu — выйти на ринг; v arem bojuji gladiatori — на арене сражаются гладиаторы; na ulici — на улице; na louce sekali travu — на лугу косили траву; rolnici sli na pole a pracuji na poli — крестьяне вышли в поле и работают в поле. В данных конструкциях важно, каков статус исследуемого объекта в ЯКМ данного языка. В случае русских понятий поле, луг, хотя и формально совпадают с чешскими понятиями, оба понятия развивались по-разному. Луг и поле могут занимать с точки зрения современной русской ЯКМ относительно обширные пространства и можно их визуально даже не пересмотреть. Но не надо забывать о том, что характеристики культурной местности в течение последнего столетия существенно изменились и первоначально луг представлял собой небольшой участок, который можно было визуально пересмотреть. Похожий процесс можно отметить в понятии `поле'. Поэтому для русского языка типичны обе языковые рефлексии. В чешском языке процесс изменения структуры языковой картины не осуществлялся в таких масштабах, поэтому превалируют другие языковые реализации.

Широкий спектр визуальной перцепции представлен с точки зрения языковой формы в обоих языках не только на уровне лексем и словосочетаний, но и во фразеологии и тексте.

Языковая обработка и реализация продукции органов чувств относительно точно отражает понятийную тематизацию и ее реализацию в языковой картине мира, причем одним из стержней построения языкового образа является понимание движения как динамического или статического процесса.

Визуальная перцепция обладает большим числом источников и целевых областей метафорической трансформации, в которые последняя направлена, напр. «познание», «знание», «качество», «количество» и т. п. Тем не менее, можно с известной долей обобществления утверждать, что любой целевой области метафорической концептуализации, в которую ее процесс устремлен своей прагматической направленностью, соответствует определенный вид концептуализации, которая в зависимости от типа органа чувств и языка отличается. На основе анализа материала обоих языков, т. е. русского и чешского, можно установить, что важнейшей схемой для обработки результатов перцепции является концепт `контейнер-емкость'. Уточняющее понимание процесса метафоризации в виде концептуальных схем представлено именно М. Джонсоном [12, с. 28−50].

Концептуальная схема `контейнер-емкость', базирующаяся на органе зрения и процессах визуальной перцепции, в качестве источника концептуальной метафоры в литературе уже неоднократно описывалась. В польском языке занимается этими вопросами А. Пайджинская [15], в чешском проблематикой занимался авторский коллектив И. Ваньковой [18]. Согласно их положениям является весь комплекс визуального восприятия в чешской языковой картине мира вместе физическими органами, опосредствующими процессы перцепции, особенно важным для последующего языкового оформления и выражения результатов процессов указанной перцепции. Так один источник сложных процессов метафорической концептуализации получает разные направления и соответственно сферы результаты своего развития. Самыми важными являются «источник познания», «ментальная деятельность», «нравственность», «эмоции», «обстоятельства визуального восприятия». Следующими необходимыми составляющими визуального восприятия являются: 1) глаза как орган зрения, 2) свет как условие для осуществления процесса визуального восприятия, 3) механические препятствия в реализации видения, 4) механические приспособления для видения, 5) непосредственный акт видения [18, с. 109]. Мы добавляем сегмент соразмерного расстояния наблюдаемого объекта. В нашей статье обратим внимание лишь на первом источнике.

Орган

Наблюдая за органом зрения и такими его составными частями, как глазное яблоко, зрачок и т. п., последние издавна являлись центральным «каналом» коммуникации при познании не только окружающего мира, а также обратного пути в «душу» человека, причем лицо уже в средние века люди считали «глазом» в нее. В целевой области этого источника могут выражаться частичные коннотации с экспрессивной окрашенностью, как напр. `несовпадение между желанием и действительностью', как напр.: velke oci — большие глаза, или `сложность человеческой души', ср.: глубокие глаза — hluboke oci; …v jeho tvari se zracil udiv…. Тем не менее, коннотативных оттенков встречается больше, как напр. `наивность','красота','страх' и другие.

Глаза и другие составные части этого органа принимают регулярно и относительно часто участие в процессах концептуализации типа `контейнер-емкость': Загляните поглубже в глаза Волошину; без единой искры в глазах; в ее глазах чувствовалось презрение, ненависть образно говоря; если из-за нашего закона упадет хоть одна слеза из глаз; когда очухался, голова гудела, а в глазах плавали красные пятна — podivejte se ЫоиЪёр Volosinovi do всі; bez jedine jiskry v oku; z jejich ocf bylo citit opovrzeni, nenavist…; pokud kvkli nasemu zakonu skane (z oka) alespon jedna slza…; kdyz prisel k sobё, v hlavё mu hucelo a pred ocima se mu mihaly rude skvrny. Очевидны тесные корреляции между обоими языками, хотя полного тождества нет и быть не может. О древности функционирования органов зрения в чешском языке свидетельствует фразеологический материал чешского языка, отобранный Л. Степановой [16, с. 68]: mit oci Argusovy, mit oci jako Argus, mit argusovsky zrak — `человек с отличным зрением'; slidit po kom jako Argus, strezit koho Argusovyma ocima, hlidat Argusovyma ocima koho — `строгий постовой'; divat se kolem Argusovyma ocima — `недоверчивый человек'; oci vytykati komu — `упрекать кого в чем'; pro mci krasne oci — ради чьих-л. прекрасных глаз; око за око — oko za oko; беречь как зеницу ока (как глаз во лбу) — chranit jako oko v hlavё, strezit jako zritelnici oka koho (`высоко ценить'). Материал служит не только доказательством этимологических совпадений и расхождений, а также документирует тенденции развития, согласно которым именно русский язык сохранил в своей фразеологии более компактную систему названий частей тела и его органов для целевых областей значений `качество отношений' и `процессы познания'. В русском языке эти тенденции и состояние подтверждает В. Мокиенко [8, с. 76−80]: заочное обучение — dalkove studium; зенки налить; зеночки скатились; недреманное око. Со словом око связан и сохранился ряд выражений, свидетельствующих о динамике пространственного понимания этого органа в современном русском языке, как напр. учиться заочно — studovat ddlkovё; очная ставка — konfrontace (, vizualni identifikace'); воочию — na vlastni oci (, vse je dobre videt'). Как уже было сказано, в языковой концептуализации выступают некоторые составные части глаза: zornice — зеницы, зенки. Эти и другие составные части человеческого глаза включаются в указанную схему концептуализации, тем не менее, в большинстве случаев уже не как составная часть целого, а скорее всего как объект емкости, т. е. не объект, обладающий способностью что-то `включать' или `поглощать' и т. п. Ср. напр. в русском языке: беречь как зеницу ока — chranit j’ako oko v Ыауё (, vysoce cenit'), …название связано с тем, что людям удалось краешком глаза заглянуть в свое будущее. — …nazev souvisi s tm, ze se lidem koutkem oci podarilo pohlednout do sve budoucnosti… (`качество'); Одним глазом — 0; темно, хоть глаз выколи (`качество перцепции') — tma j’ako v pytli; не знать с какими глазами появиться — nevёdёt, co s rukama; смотреть другими глазами — byt j’ako vymёnёny; с открытыми (закрытыми) глазами — (dёШ) mco s rozmyslem (bez rozmyslu); бросать в глаза — rikat primo/ bez obalu; смотреть во все глаза — divat se velmi pozorm; глаза в глаза — na dotek ruky; плевать в глаза кому — plivat do obliceje komu; пускать пыль в глаза — `mlzit'; смотреть в глаза — `podlezat komu',, mit pro strach ^ёМт'; смотреть в глаза правде — (po)divat se pravdё do oci (, трезво оценивать ситуацию '); тыкать в глаза кому — stale vycitat co komu; в глаза не видеть — nev^t si do pusy; в глазах (на глазах) чьих, у кого — mit neustale pred ocima, в глазах темнеет у кого (, признак недомогания ') — zatmёlo se mu pred ocima; нет стыда в глазах у кого — nema spetku svёdom^ / studu; свет померк в глазах чьих — vse se zprotivilo komu; стоять в глазах у кого — neustale se pripominat (vizualm) mkomu; как бельмо в глазу — jako cerveny hadr na byka; ни в одном глазу — ani za mak; одна радость в глазу — jedine potёsen^, синь порох в глазу — mkj pan Bozsky; вырастать в глазах кого, чьих — rust v mcich ocich; за глазами — za zady; куда глаза глядят — kam oci povedou [9, с. 102−107]. Из указанных примеров следует, что концептуализация чешских параллелей осуществляется или на основе совсем другого источника, находящегося вне области восприятия ощущений, как напр. синь порох в глазу — muj pan Bozsky, или входят в другую область восприятия ощущений, см. напр.: глаза в глаза — na dotek ruky. С областью восприятия ощущений могут связываться только вторичными отношениями, как напр.: за глазами — za zady; хоть глаз выколи — tma jako v pytli. В довольно представительном корпусе выявляется в русской языковой среде относительное доминирование зрительных органов и с ними связанных действий как источника для оформления определенных групп значений, к которым относится, например, качество процесса `познания','человеческие отношения' по сравнению с чешской культурно-языковой средой, в понятийной системе которой можно предполагать более низкую роль зрительных органов в указанных процессах и, соответственно менее частотный уровень перечисленных выше языковых рефлексий.

Результаты многих исследований по когнитивной лингвистике свидетельствуют о большой роли антропоцентрического подхода к пониманию мира человеком, его влиянии на формирование концептуальной системы языков. Языковые рефлексии в области органов восприятия и ощущения в русской и чешской среде зачастую приобретают вид метафоры на основе концепта `контейнер-емкость'. Между русским и чешским языком наблюдаются следующие различия:

• 1) В русском языке в области зрительной перцепции намного чаще встречаются идиомы, характер которых связан именно с глазом как органом зрительного восприятия, причем налицо концептуализация типа `контейнер-емкость'.
• 2) Самое большое количество проявлений концептулазаций вышеуказанного типа наблюдается в понятийных сферах `качество отношений' и `процессы познания'. Русские языковые рефлексии в целевой области очень часто концептуализируются как `контейнер-емкость' с источником на базе органов зрения. Чешские рефлексии в данной понятийной сфере относятся, как правило, к другим источникам, чаще всего к другим органам чувств или источникам, связанным с эмоционально-оценочной базой.
• 3) Как уже было сказано выше, на уровне нефразеологизированных выражений в обоих языках визуальная концептуализация в области концепта, контейнеремкость' тесно связана с понятием динамичности и статичности указанных процессов, т. е. даже на уровне динамики оба языка, русский и чешский, отличаются друг от друга.

• 1. Алефиренко Н. Ф. Синергетика культурного концепта в системе языка / Н. Ф. Алефиренко // Культурные концепты в языке и тексте: сборник научных трудов. — Белгород: Белгородский государственный университет, 2007, — Выпуск 2. — С. 10−11.
• 2. Алефиренко Н. Ф. Язык, познание и культура. Когнитивно-семиологическая синергетика слова / Алефиренко Н. Ф. — Волгоград, 2006. — 227 с.
• 3. Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка / Апресян Ю. Д. — М.: Наука, 1974 — 366 с.
• 4. Баранов А. Н. О типах сочетаемости метафорических моделей / А. Н. Баранов // ВЯ. — 2003. — № 2. — С. 73−94.
• 5. Кубрякова Е. С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективизации в языке) // Известия АН, серия литературы и языка. — 1999. — Т. 58. — № 5−6. — С. 3−12.
• 6. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов. Женщины, огонь и опасность // Новое в зарубежной лингвистике. — М., 1988. — XXIII. — С. 12−51.
• 7. Маккормак Э. Р. Когнитивная теория метафоры / Э. Р. Маккормак // Теория метафоры. — М., 1990. — С. 358 386.
• 8. Мокиенко В. М. Образы русской речи / В. М. Мокиенко. — Л.: Издательство Ленинградского университета, 1986. — 280 с.
• 9. Молотков А. И. Фразеологический словарь русского языка / А. И. Молотков — М.: Издательство Сов. энциклопедии, 1968. — 543 с.
• 10. Рахилина Е. В. Лингвистика конструкций / Е. В. Рахилина — М.: Азбуковник, 2010. — 584 с.
• 11. Arendtova H. Rec a metafora. Metafora a nevysvetlitelne. In: Mysleni o divadle II. — Praha, 1993. — С. 47−78.
• 12. Johnson M. The body in the mind. The bodily basis of meaning, imagination, and reason / M. Johnson. — Chicago, London, 1987. — 233 с.
• 13. Lakoff G., Johnson M. Metafory, kterymi zijeme / G. Lakoff, M. Johnson. — Brno: HOST, 2002. — 282 с.
• 14. Lang E. Semantik der Dimensionsauszeichnung raumlicher Objekte. In: Grammatische und konzeptuelle Aspekte von Dimensionsadjektiven, Studia grammatica XXVI + XXVII / E. Lang. -Berlin: Akademie Verlag, 1987. — С. 287−516.
• 15. Pajdzinska a. Kategorie strukturujici jazykovy obraz sveta: antropocentrismus a opozice «vlastni» — «cizi». In: Citanka texth z kognitivni lingvistiky II / a. Pajdzinska. — Praha, 2007. — С. 27−44.
• 16. Rosch E. Human Categorization. In: Warren, N. (ed.): Studies in Cross-Cultural Psychology / Rosch E. — New York, London: Academic Press. — 1977. — Vol. 1. — С. 1−49.
• 17. Stepanova L. Ceska a ruska frazeologie / L. Stepanova. — Diachronni aspekty. Olomouc, 2004. — 297 с.
• 18. Vankova I. Rec, ktera mluvi (rec-language jako vychodisko kognitivnelingvistickeho zkoumani a konceptualizace reci v ceskem jazykovem obrazu sveta). In: Obraz sveta v jazyce II / Vankova I. — Praha: Univerzita Karlova, Ustav ceskeho jazyka a teorie komunikace, 2007. — С. 8−9.
• 19. Vankova I. et al. Co na srdci, to na jazyku. Kapitoly z kognitivni lingvistiky / Vankova I. — Praha, 2005. — 343 с.