Причины и условия языкового сдвига

Попытки определения социальных причин языкового сдвига предпринимались неоднократно (см. Campbell 1994, Crystal 2014, Denison 1977 и т. д.), однако нельзя сказать, что есть конечный список социальных факторов и того, какое значение они имеют в ситуации языкового сдвига. Как замечает Н. Б. Вахтин, «большинство авторов, пишущих о языковом сдвиге, предпочитают воздерживаться от теоретических обобщений и высказывают свои соображения об условиях и причинах на материале той или иной конкретной ситуации» (Вахтин 2001: 217). Тем не менее, предпринимались попытки создания неупорядоченных списков социальных факторов, влияющих на языковой сдвиг. Приведем некоторые из них.

Суммируя все предыдущие попытки создания списка макрои микросоциальных факторов, С. Кэмпбэлл приводит следующие: «дискриминация, репрессии, быстрое сокращение населения, … процесс индустриализации, быстрые экономически изменения, приток мигрантов, взаимодействие с другими регионами, переселение дисперсное расселение, миграция, грамотность, обязательное образование, официальная языковая политика, … аккультурация, разрушение культуры, война, рабство, голод, эпидемии, религиозный прозелитизм…» и т. д. (Campbell 1994: 1963, цит. по Викторова 2007: 64). Как можно заметить, данные факторы охватывают большое количество социальных процессов, однако, как будет показано ниже, даже практически полное совпадение внешних факторов не является гарантией того, что языковой сдвиг будет происходить схожим образом.

Говоря о сугубо социальных факторах, Н. Б. Вахтин (2001: 223−229) описывает несколько, отмечая, однако, что ни один из этих факторов не является гарантией для языкового сдвига, что и вызывает невозможность составления иерархической классификации факторов.

• 1. Число носителей. Стоит отметить, что малого количества носителей языка недостаточно для того, чтобы говорить о большой вероятности исчезновения языка. Для оценивания уровня жизнеспособности языка, присваиваемого ЮНЕСКО языкам, включенным в «Атлас языков мира, находящихся под угрозой исчезновения», более важным критерием является передача языка между поколениями, а не общее количество носителей языка. Так, например, язык навахо, на котором говорит около 170 тысяч человек, в настоящее время считается уязвимым согласно классификации ЮНЕСКО, а энецкий язык, как указывает Н. Б. Вахтин, в историческое время передавался в течение многих поколений, несмотря на небольшое количество носителей (Вахтин 2001: 223). Как пишет С. Е. Граймс, «можно лишь утверждать, что большинство языков, которым предстоит исчезнуть в будущем, скорее всего находятся в критической зоне и имеют критическое число говорящих; малое число говорящих само по себе не влечет за собой исчезновения языка» (Grimes 1995: 9, цит. по Вахтин 2001: 223).
• 2. Языковое окружение. Самой частотной является ситуация, при которой наиболее негативное влияние на жизнеспособность языка оказывает частый контакт с другими языками. Однако в этом случае также нельзя утверждать, что это всегда так, поскольку при устойчивом многоязычии, например в Швейцарии или на Балканах, где несколько языков сосуществуют в течение долгого времени, языкового сдвига не происходит (Вахтин 2001: 224).
• 3. Тип хозяйственной деятельности. В случае сохранения традиционных видов хозяйственной деятельности велика вероятность сохранения языка или по крайней мере той лексики, которая связана с этой деятельностью (Вахтин 2001:225). Это, однако, зависит от экономической ситуации, государственной политики, а также экологических факторов. Урбанизация может привести как к переходу на доминирующий язык, так и, в некоторых случаях, к поддержанию родного языка. Н. Дориан описывает сохранение гэльского языка восточного Сатерленда у информантки, которая после иммиграции сохранила язык благодаря тому, что проводила время с другими иммигрантами в городе, и это время «дало ей чувство ценности родного языка, и потому она попыталась его сохранить» (Дориан 2012: 396).
• 4. Воспроизводство языка. Передача языка следующим поколениям обычно обеспечивает его сохранение. Однако это не гарантирует, что дети будут говорить на языке своих родителей, «сознательно отвергая такую возможность и переходя на другой язык» (Вахтин 2001: 226).
• 5. Межнациональные браки, следствием которых может быть переход женщин из какого-либо сообщества на язык, на котором говорят их мужья, как, например, информанты HK, MJ.
• 6. Языковая политика государства, которая может быть направлена на поддержание языка, либо же на его подавление, например, запрещение использования какого-либо языка в школе, ср. финский язык в советских школах после 1937 года (Мусаев 2001), язык угонг Южная подгруппа лолойской группы лоло-бирманской ветви бирмано-тибетской подсемьи сино-тибетских языков, распространен на востоке Тайланда, в 2000 году насчитывалось 80 носителей. в Таиланде в 1930;е гг. (Bradely 1989: 34), бретонский язык в 1920;е гг. во Франции (Kuter 1989: 77−78).
• 7. Престиж. Существует большое количество описаний случаев, когда язык, обладающий более высоким престижем, замещает язык, у которого престиж ниже. Однако это не всегда так, и языки с разным престижем могут сосуществовать, например, английский и валийский в Уэльсе или испанский и гуарани в Парагвае (Вахтин 2001: 227).
• 8. Отсутствие письменности. В целом, наличие письменности является фактором, который помогает сохранить язык. Однако это не независимый фактор, так как создание письменности может быть связано с числом носителей. Так в советское время письменность для крупных народностей создавалась чаще, чем для малых, поэтому ханты, чукчи и др. сохранили свои языки лучше, потому что их было больше, а не только в связи с наличием письменности и школьного преподавания. (Вахтин 2001: 228−229).

При всех существующих попытках установить, как те или иные внешние условия влияют на развитие языкового сдвига, по-видимому, нельзя сказать, что есть некая закономерность. Для каждого из описываемых коллективов приходится приводить разный список факторов, а ни один из вышеупомянутых факторов, таким образом, не может быть рассмотрен изолированно.

При групповом выборе, т. е. когда решение не использовать язык принимается не индивидом, а группой людей, языковой сдвиг также может произойти как в результате принуждения, так и выбора людей перестать пользоваться родным языком и перейти на доминантный язык (Вахтин 2001б: электронный источник). Н. Б. Вахтин выделят три типа мотиваций, которые оказывают влияние на групповой выбор:

• а) мотивация прагматического удобства, заключающаяся либо в выборе доминантного языка из соображений удобства, особенно если родной язык уже вытеснен из большинства доменов, либо неиспользования родного языка на поздних этапах языкового сдвига, когда часть сообщества уже не владеет своим языком в достаточной для полноценной коммуникации степени, что можно заметить, например, среди ингерманландских финнов, либо когда взрослые перестают говорить с детьми на родном языке, чтобы обеспечить более легкое вхождение в общество;
• б) мотивация ожидания окружающих, в которую включаются: ожидания «своих», когда на разных этапах языкового сдвига меняется отношение к инновационным очагам по мере укрепления новых обычаев в обществе: от отрицательного отношения к чужим порядкам в начале до принятия нового позднее по мере падения престижа родного языка и культуры, а также желания не отставать от изменяющегося общества; ожидания «чужих», низко оценивающих культуру и язык миноритарных групп, что приводит к понижению престижа родного языка этих групп;
• в) мотивация самоидентификации, когда в условиях социального давления некоторые представители сообщества решают сменить свою идентичность (identity) и отказаться от родной культуры в пользу доминантной. П. Лагефогед приводит примеры случаев, когда переход на доминантный язык рассматривался как положительное явление. Одним из примеров является представитель старшего поколения носителей языка дахало Кушитский язык в Кении, который гордился тем, что его дети говорят только на суахили, так как «они ходили в школу, и знали то, чего он не знал» (Ladefoged 1992: 811) «His sons had been to school, and knew things that he did not.». Дети некоторых информантов в Ингерманландии, однако, даже несмотря на незнание ни литературного финского языка, ни диалекта своих родителей, тем не менее относили себя к финнам.

Попытки теоретического обобщения социальных и лингвистических факторов языкового сдвига предпринимались различными учеными. Одним из первых классификацию таких факторов привел В. Дресслер в 1977 году (Dressler, Wodak-Leodolter 1997, цит. по Вахтин 2001: 200):

• а) политические, т. е., «распространение единого языка, сокращение функций малых языков, ведущее впоследствии к языкового сдвигу)»;
• б) социологические и социально-психологические, т. е., «конфликты identity, негативные стереотипы, комплекс неполноценности из-за принадлежности к непрестижной группе»;
• в) социолингвистические, т. е. «анализ ситуации с точки зрения (индивидуального) двуязычия и (общинной) диглоссии;
• г) собственно лингвистические, т. е. утрата грамматических категорий языка под воздействием языкового сдвига.

Как показывает данное исследование, факторы языкового сдвига находятся в сложном соотношении друг с другом, и разное их сочетание ведет к разнообразным последствиям.

Другая обобщающая классификация факторов представлена в статье Ханса-Юргена Зассе «Теория языковой смерти» (Зассе 2012). Такими факторами, по мнению X.-Ю. Зассе, являются:

• · внешняя ситуация (external settings), т. е. экстралингвистические факторы;
• · речевое поведение (speech behavior) — «закономерное использование переменных, которые в данном речевом сообществе связаны с социальными параметрами», например, использование разных языков;
• · структурные последствия (structural consequences) — собственно лингвистически явления, например, изменения в синтаксисе или морфологии (Зассе 2012: 436−437).

Необходимо отметить, что схожая внешняя ситуация не обязательно приводит к схожим структурным последствиям. Пример этого приводит М. Тоско (Tosco 1998), описывая два восточно-африканских сообщества, в которых произошел процесс языкового сдвига: племя эльмоло, первичным языком которого являлся восточно-кушитский язык туркана, перешедшее на язык самбуру (группа юго-восточных языков семьи манде) и племя яаку, первичным языком котыорого также был один из восточно-кушитских языков, перешедшее на язык манде. В обоих случаях внешними обстоятельствами стала смена типа экономики и переход от собирательства к скотоводству, полная замена языка в обоих случаях произошла в первые десятилетия XX века. Тем не менее, структурные последствия для первичных языков до полного их исчезновения оказались различными: если в языке племени эльмоло практически не было найдено заимствований из языков манде соседних племен, то в языке племени яаку количество некушитских заимствований крайне велико, а еще до сдвига влияние манде вызвало изменение базового порядка слов, а также названий животных, растений, терминов родства и частей тела (Tosco 1998: 123−128).

Общую схему перехода от языкового сдвига к языковой смерти в концепции Х.-Ю. Зассе можно вкратце описать следующим образом: процесс языкового сдвига начинается с «решения речевого сообщества прекратить передавать свой язык детям, возникает разрыв в передаче языка» в ситуации, когда большая часть двуязычного коллектива «переходит от использования A (abandoned language), оставляемого языка, к использованию T (target language), целевого языка, в качестве основного (primary)» (Зассе 2012: 441). На этапе первичного языкового сдвига внешняя ситуация, т. е. исторические события, вызвавшие неоднозначное отношение к языкам в двуили многоязычном сообществе и неравномерное их распределение, ведет к изменению в речевом поведении, проявляющемся в неравномерной дистрибуции A и T, что на структурном уровне проявляется в редукции лексики, относящейся к сферам, в которых используется язык T. По мере увеличения социального и/или экономического давления на миноритарную группу, появляется негативное отношение к языку, А вследствие ограниченного его использования, что на уровне речевого появления проявляется в замещении языка A языком T в большинстве доменов и росте коллективного двуязычия (Зассе 2012: 443). Структурно это проявляется в том, что увеличивается интерференция, а язык A упрощается, при этом функционально он все еще целостен. На стадии упадка языка вследствие прекращения передачи языка детям появляются полуязычные носители Термин предложен Ханесгордом в 1968 году. Полуязычный говорящий (semi-speaker) — это говорящий того поколения, на котором прервался процесс передачи языка (Вахтин 2001: 205)., сокращается стилевой репертуар говорящих, что приводит к сокращению грамматической системы, а также появляется прагматическая некомпетентность, ведущая к структурной некомпетентности (Вахтин 2001: 204). В этот момент на уровне речевого поведения уже отчетливо можно проследить сдвиг титульного языка. На последнем этапе этого процесса может произойти либо распад языка (language decay), т. е. «прекращение коммуникации на языке А», ведущее к «прекращению творческой активности на А», либо замена языка, т. е. «полное одноязычие на языке Т с возможным возникновением Т-диалекта с А-субстратом» (Вахтин 2001: 211).

Интересной является идея Х.-Ю. Зассе о том, что функциональность языка не затрагивается вплоть до момента языкового упадка, и, следовательно, нет возможности отличить языки на ранних этапах языкового сдвига от полноценных языков. Подобную же точку зрения высказывает Н. Дориан, говоря о том, что со структурной точки зрения в «благополучных» языках происходят похожие изменения, что и в исчезающих: «падежные конструкции заменяются предложными, аналогическое выравнивание уменьшает число алломорфов» и т. д. (Dorian 1981: 151, цит. по Викторова 2007: 69). В таком случае, описание языкового сдвига, по-видимому, должно затрагивать изменения в обществе, в функционировании языка, а также в его структуре.

Таким образом, можно заметить, что причины языкового сдвига сложным образом связаны друг с другом и, вероятно, сложно выстроить их в иерархическом порядке. В данной работе за основу описания языкового сдвига принимается концепция Х.-Ю. Зассе, а также учитываются социальные факторы, приведенные Н. Б. Вахтиным.