Возникновение и развитие идеи прав и свобод человека в России

Статья посвящена возникновению и развитию в российской политико-правовой мысли идеи прав и свобод человека. Рассматриваются базовые факторы, предопределившие особенности его формирования в российском обществе. Дана периодизация и характеристика основных этапов развития идеи прав человека в России. Указывается, что она связана прежде всего с либеральным направлением общественной мысли и соответствующих политических партий, представлявших российский либерализм в Государственной думе.

Ключевые слова: институты государственной власти, права и свободы человека, российский либерализм, модель общественного развития.

Одной из задач работы является попытка проследить особенности воплощения института прав и свобод человека в контексте либеральной партийной идеологии в рамках цепочки: теоретическая модель — партийная программа — парламентское законотворчество. Важной чертой, отраженной в работе, стала такая особенность развития общественно-политической теории и практики России начала ХХ в., как опережающий характер модели реализации в законодательстве прав и свобод, предлагаемых обществу различными политическими силами.

Говоря о проблеме реализации института прав человека в либеральном наследии России второй половины XIX — начала ХХ в., нельзя обойти вниманием предысторию этого вопроса, подразумевающую обращение к историческим предпосылкам данного процесса в России. Обязательность этого сюжета предопределяется, как можно предположить, еще и тем, что одним из популярнейших сюжетов исторической, политологической и философской мысли как современной нам, так и предшествующей ей, являются рассуждения на тему об особых свойствах русского национального характера (менталитета, русской души (непременно загадочной) и т. п.). В зависимости от исповедуемой автором парадигмы выводы могут быть прямо противоположными. Они находятся в интервале от тезиса о его полной несовместимости с правами человека до утверждения о том, что права человека, вкупе с институтами гражданского общества и правового государства, выступают панацеей для выхода России из цивилизационного тупика как на рубеже XIX-XX, так и XX—XXI вв. Особенно любим данный сюжет в контексте периодически возникающих на Западе политических кампаний, имеющих вполне конкретные прикладные внешнеполитические цели. Они обычно прикрываются активной пропагандистской кампанией, базовыми тезисами которой выступают отсутствие (недостаточное развитие) в России демократии и ее несовместимость с универсальным набором западных либерально-демократических ценностей.

Как представляется, подобный сюжет необходим и для обоснования системы аргументов, позволяющих обосновать позицию российских либералов в тот период, когда, осознав себя особым, вполне самостоятельным общественным течением, они перешли к теоретической, а впоследствии и практической деятельности по реализации института прав человека в условиях трансформации социально-политического строя России.

Думается, что попытки увязать зарождение идеи прав человека в России как системного элемента общественного самосознания с докиевской эпохой, периодом возникновения российской государственности, не вполне корректны. Для данного периода развития общества нехарактерно признание за индивидом специфических прав и свобод, а личность, как таковая, поглощается общностями различного типа. Соответственно, попытки увидеть в полулегендарных временах былинных богатырей несостоявшиеся истоки прав и свобод человека скорее имеют своей основой некорректную экстраполяцию современных представлений о правах человека на иную эпоху. Хотя целый ряд факторов, повлиявших на особенности становления института прав человека в России (принятие православия, монголо-татарское нашествие, отставание в темпах развития от стран Европы, постоянная внешняя опасность и т. п.) начинают действовать именно в этот период.

Традиционно одним из первых сюжетов в историческом очерке, посвященном становлению института прав человека в России, выступает эпоха становления Древнерусского централизованного государства, когда в полной мере проявились такие факторы, влиявшие на особенности генезиса российской государственности, как: доминанта в системе отношений народ-власть внешней опасности, влияние особенностей географического положения, принятие и утверждение православия и т. п. Неизменно упоминается ликвидация Новгородской и Псковской республик как последних потенциальных носителей социально-экономической основы для существования социальных отношений, на базе которых может возникнуть и развиваться идея прав человека как основа для сходного с европейским типом мировосприятия.

Думается, что вытекающая из данного набора обстоятельств парадигма исторического развития предопределила особенности российского общества. Его основные черты, как это справедливо отмечается, мало совместимы с традиционным набором ценностей, формирование которого шло в данный период в Западной Европе в контексте особенностей формирования европейского абсолютизма, складывавшегося в борьбе верховной королевской власти в союзе с городскими коммунами против сепаратизма крупных феодалов. В России сформировался иной тип властвования, при котором выстроенная пирамидальная система государственной власти не только не нуждалась в наличии самостоятельных субъектов, обладающих каким-либо набором прав, но и редуцировала аналогичную социальную структуру, в которой вообще не было места для свободного индивида. Даже стоявший на вершине пирамиды царь, трансформировавшийся при Петре I в абсолютного монарха — императора, формально являлся «рабом божьим».

В России этого периода не сложилась аристократическая фронда, потенциально являющаяся носителем для тех типов социальных отношений с верховной властью, которые при определенных обстоятельствах могут трансформироваться в прообразы личных прав человека. Думается, что данное направление в той или иной мере подавлялось любым российским правителем, но символичность этой борьбе придает эпоха Ивана IV, когда с прекращением действия Избранной рады (бегством Андрея Курбского и отражением этой проблемы в его известной переписке с монархом) данная альтернатива теряет шансы на реализацию.

Не реализовался в России и иной альтернативный вариант, связанный с периодом Смуты, когда в ходе восстановления национальной государственности элементом государственного управления становятся Земские соборы (при всей условности их можно считать неким аналогом французских Генеральных штатов). Однако парадигма развития российской государственности привела к повторному возвышению монархического начала, которое привело к постепенному уходу Земских соборов с политической арены и формированию отечественного варианта абсолютной монархии.

Весьма показательным для положения даже высших сословий в России является известный факт, связанный с запретом российских императриц представителям высшей знати употреблять во второй половине XVIII в. в качестве подписи под прошениями на высочайшее имя формулу «Ваш ничтожный раб».

Справедливо отмечается исследователями и специфическая роль особенностей православной религии, облегчавших ее носителям восприятие формировавшегося механизма взаимоотношений индивидов и власти. Ее сущностный иерархизированный характер, а также довольно быстрая (по историческим меркам) трансформация в одну из ветвей административного государственного механизма, через который реализовывалась государственная власть, вывели и ее из числа потенциальных субъектов общественного процесса, в результате деятельности которых было возможно формирование социальных страт потенциально оппозиционных жестко централизованной власти.

Реформирование, в том числе крупномасштабное, коренным образом изменявшее социально-политический облик страны, в России носило, как правило, характер мобилизации административного ресурса, игнорирующего восприятие личности как цели реформационного процесса. Соответственно, для идеи прав и свобод человека, носителем которой в теоретическом и политическом плане выступают либеральные слои, было свойственно, говоря словами А.А. Кара-Мурзы, развитие в пространстве «повышенного исторического риска».

Однако логика общетехнологического развития в сочетании с имперскими интересами государства, начиная еще с Петра I, постоянно генерировала со стороны государства действия, которые вовлекали в общественную деятельность все новые и новые слои населения, постепенно создавая социальные группы, получавшие все большую независимость от государства как такового и, что самое главное, способные к саморефлексии и самоидентификации в этой области. Немаловажную роль сыграл лавинообразный рост коммуникативных межгосударственных и межличностных отношений и прежде всего с Европой, послужившей, особенно на первом этапе, источником теоретических заимствований, образцом для подражания, а впоследствии и партнером по диалогу.

К особенностям идеи прав личности в российской правовой мысли отечественные исследователи относят ее возникновение под влиянием западноевропейской теории и практики, формирование в ходе освободительного процесса, ориентированного на отмену крепостного права, распространение этой идеи сверху от представителей находящихся у власти слоев, имевших необходимый уровень образования. Объективно для них возможности реализации института прав человека в политической практике увязывалась скорее с использованием механизма государственной власти, чем с формированием и последующей активизацией в стране институтов гражданского общества.

В области теоретических поисков отмечается значительное количество проектов обеспечения прав личности радикального и утопического характера, значительное внимание уделяется т.н. интеллектуальным правам (свобода слова, вероисповедания, мысли и т. п.), нередки моменты, предполагающие реализацию идеи ограничения верховной власти с использованием неформальных факторов сдерживания различного типа. В целом особенностью развития идеи прав человека в России XIX — начала ХХ в. объективно было ее развитие в социальной системе, находившейся на начальном этапе требования от индивида социальной самостоятельности.

Объективно, под влиянием общей логики развития машинной цивилизации и отечественная правовая система даже в условиях российского абсолютизма показывала общую эволюцию к восприятию института прав человека. Система шла по пути, которые за полтора века пройдет путь от первых общих планов Екатерины II («Жалованные грамоты» дворянству и городам) до Манифеста 17 октября 1917 г., от одинокого и канувшего в лету выступления А. Н. Радищева до либеральных партий, поставивших во главу идеологии и законотворческой практики институт прав и свобод человека. В теории российская мысль также пройдет путь от компиляции из западных авторов до многочисленных и оригинальных сочинений, вышедших из-под пера известнейших ученых рубежа XIXХХ в. заложивших целую интеллектуальную традицию борьбы за права человека, прерванную только революцией 1917 г.

Уже с конца XVIII в. общественная мысль России прямо или косвенно ставила вопрос о правах человека в рамках той или иной общности, необходимости Основного закона, который вывел бы отношения в системе власть — личность из поля произвола в правовое поле. Но, в общем правовое обеспечение личности, которое в России началось в XVIII в. носило октроированный характер (в форме пожалований сверху. В 1765—1785 гг. было освобождено дворянство, в конце века в ряде нормативно-правовых актов был определен правовой статус купечества, мещанства, духовенства. Однако это поэтапное освобождение сословий имело в основе одну мотивацию — «государственного блага», предполагая конечной целью реализацию социальной инновации, ориентированной либо на цель избежать стагнации, либо избежать народного бунта. Сами сословия собственно на права не притязали. Гражданские свободы понимались как средства совершенствования государственного управления и их объем определялся в соответствии с понимаемым правящим сословием степенью эффективности данного административного действия. Причины этого традиционно видятся в явлении сакрального этатизма свойственного российской общественной мысли в целом, выросшей из особенностей формирования русского национального государства, связанную с перманентным противостоянием внешним вызовам различной силы, приведшей к формированию устойчивого и долгосрочного военно-мобилизационного воздействия на всю социальную практику. право свобода российский общество Соглашаясь с данным тезисом, находящим свое подтверждение в многочисленных исторических примерах, позволим предложить еще одно основание в поддержку данного тезиса. Думается, что одним из ключевых моментов, предопределивших отсутствие в российском социуме социальных страт, обладавших потенциальными возможностями выступить в качестве носителей идеи прав и свобод человека, стало и перманентное отчуждение подавляющего большинства населения от собственности, прервавшееся только с началом массового проникновения в социально-экономический строй России буржуазных отношений. Как следствие, это вело к превращению индивидов не в индивидуальных собственников, а в слуг различного статуса. Статус зависел от близости субъекта к вершине иерархической пирамиды. Соответственно, обратной стороной отсутствия у большинства населения защищенной законом собственности стала российская налоговая система, не ставшая консенсусом интересов общества и государства в общем контексте принципов теории общественного договора, а институтом, присущих скорее обществу, основанному на системе личной зависимости.

На практике это выражалось в том, что высокая степень централизация большинства хозяйственных функций управления (распределение земельного фонда, сбор налогов) сочетается с нерасчлененностью экономических и политических функций, законодательной и исполнительной власти, военной и гражданской, религиозной и светской, административной и судебной. Главным в данной системе является степень близости субъекта к верхушке государственной власти, его место в иерархии власти. От этого зависит размер его статусной ренты, которую он доступными и допустимыми на определенной стадии развития общества средствами реализует для получения материальных и иных выгод.

В условиях приведенной выше пирамиды движения налога-ренты, обусловленной указанными выше факторами, сформировало особые черты национальной ментальности, с которыми страна вступила в стадию цивилизационного рывка последней трети XIX века и строительства социализма 1917;1991 гг. Для этих периодов характерна четкая зависимость принципов строительства налоговой системы от траектории ее предшествующего развития (т.н. эффект колеи — path dependence). Российскую налоговую ментальность можно охарактеризовать как коммунальную, общинную, рассматривающую отдельного человека как часть целого. Определяющую роль в российской налоговой системе играли отношения реципрокности и редистрибуции.

Дополнительным внешним фактором, закреплявшим и легетимизировавшим в общественном сознании эти результаты, стала национальная религия — христианство православного толка. Оно абсолютизировало моральные ценности в противовес материальным, развивало склонность к смирению и покорности и объективно препятствовало выделению личности как независимого политического и экономического субъекта. Византийско-православная догматическая традиция закрепила сформировавшееся у населения жертвенно-аскетическое отношение к государству. Вторичным эффектом этих процессов стала такая черта современной социально-политической ситуации в России, как низкая значимость для россиян активно-достижительных ценностей.

В опыте человечества, прежде всего европейской цивилизации ХХ века, достаточно наглядно проявились несколько типов организации жизни общества. В самом общем виде эти подходы могут быть описаны в рамках двух формул. Для традиционного европейского эволюционного пути развития характерно объединение понятий право-собственность, основанное на имманентно понимаемой за этими дефинициями неразрывной связи между наличием собственности как материальной основы возникновения у личности прав, из которых уже опосредованно возникают ее обязанности по отношению к обществу. Для различных вариантов реализации широкомасштабных проектов строительства нового типа общества, основанных на том или ином уровне обобществления средств производства, самодеятельных форм жизни населения, характерно фактическое отрицание самоценности личности и постановку во главу угла единения таких элементов, как право-обязанность. В условиях фактического отчуждения личности от средств производства (собственности) государство широко использует различные внеэкономические методы принуждения человека к поведению, признаваемому положительным в рамках установленной системы общественных отношений.

Задача реформирования общества, разработка сценарных вариантов его преобразования, генерация моделей развития состоит в том, чтобы обеспечить прочную связь всех сторон треугольника, объединив в новой конструкции гармоничное единение западного индивидуализма собственность-права с восточной (общинным духом — в российской трактовке славянофильского уклона) соборностью — права-обязанности (использовалось в советское время без сколь-нибудь убедительного для населения ресурсно-идеологического подкрепления).

Ключевым элементом в данном случае выступает именно правовая система общества, в которой сходятся следствия обладания индивида собственностью и обременение его соответствующими обязанностями. Отсюда то значение, которое придается нормативному закреплению отношений в системе личность — государство, что должно позволить России в определенной мере нивелировать отрицательные последствия, вызванные историческими особенностями ее предшествовавшего развития.

Совершенно справедливо замечание о том, что та основа, из которой выросло в Западной Европе учение о правах и свободах человека — борьба за веротерпимость, свободу суждения, в России фактически отсутствовала, возникнув на достаточно позднем этапе развития общественной самодеятельности в достаточно узком социальном слое интеллигенции.

К последней трети XVIII — началу XIX в. относится формирование дворянского протолиберализма (А.Н. Радищев, С. Е. Десницкий, Н. С. Мордвинов, Н. М. Муравьев и др.) сделавшего первые шаги по пути необходимости правопонимания в выстраивании отношений в системе личность — государство. Однако сколь-нибудь массовая социальная база воспринимавшая идею прав человека по-прежнему отсутствует В России дореформенного периода проблема прав человека во многом была одной из смыслообразующих тем, в которой критерием выступали этические категории добра и зла. Варианты будущего развития общества связывались с различным решением этой проблемы — с приоритетом прав государства (сохранением самодержавной монархии как уникальной самобытной формы российской государственности) или реализации института прав человека и гражданина (конституционная, парламентская монархия).

XIX век стал для России, как впрочем и для Западной Европы, эпохой напряженных теоретических поисков в области институционализации прав человека, а также первых попыток реализовать этот правовой институт на практике как принципиально важный, системообразующий элемент механизма обеспечения трансформации абсолютистских монархических режимов по пути последовательной либерализации социально-экономического строя страны.

Осознание особенностей специфики развития и трансформации института прав и свобод человека стало сознаваться в России по мере становления собственной либеральной традиции, давшей отечественной и мировой политико-правовой мысли немало замечательных достижений. Связаны они по преимуществу со второй половиной XIX в., когда мы с полным правом можем говорить о появлении в России не только оригинальных либеральных учений, но и целого социального слоя носителей этих идей, связывающих свою жизненную установку с реализацией в повседневной политико-правовой практике идей именно либерального толка.

Особенностью дискуссий данного периода стало и то обстоятельство, что отечественная общественная мысль была практически полностью лишена возможности для открытого выражения своих взглядов на базовые вопросы общественного переустройства. Практически любое подобное выступление могло быть квалифицировано как деяние в той или иной форме содержащее призыв к изменению основ государственного строя со всеми неблагоприятными для автора последствиями. Соответственно до середины XIX в. единственной трибуной здесь выступает журналистика, хотя и со всеми известными цензурными ограничениями. Однако в период пореформенной «оттепели» на страницах ведущих либеральных изданий разворачиваются серьезные политические и философские дискуссии по вопросам прав человека. Ведущими изданиями, игравшими в них решающую роль вплоть до 1917;1918 гг. были «Вестник Европы» (1866−1917) и «Русская мысль» (1880−1918).

Не прошли мимо проблемы прав человека и многочисленные сторонники поиска источника будущего России в таком специфическом институте, как крестьянская община. Не входя в подробный анализ историографии данной проблемы, хотелось бы отметить, что, в отличие от тех же вечевых традиций Древней Руси, община относится, скорее, к типичным институтам традиционного общества, обеспечивающим главным образом механизм коллективного выживания не предусматривающего гарантии прав и свобод отдельной личности. Непредвзятый исторический анализ сущности общины, особенно пореформенного периода, когда она была уже избавлена от административного помещичьего контроля, показывает, что ей были свойственны скорее антииндивидуальные черты, чем зачатки коллективизма, основанного на приоритете личных прав и свобод. Соответственно, нельзя не отметить, что отечественные либералы не страдали идеализацией данного общественного института, попытки реализации которого в их политико-правовой практике не просматриваются.

В рамках социально-политической концепции революционного демократизма 60-х гг. XIX в. исследователями отмечается возникновение ряда приоритетов, ставших впоследствии характерными для политико-правовых разработок представителей радикального крыла российской политики. Прежде всего это уже упомянутый выше приоритет коллективизма над индивидуализмом, приоритет социально-экономических прав перед политическими и личными правами, приоритет принципов имущественного равенства и уравнительного распределения перед личной собственностью и частной инициативой. В этот момент можно говорить о размежевании радикального и либерального путей понимания института прав и свобод человека в качестве средства реформирования социально-политической системы страны.

Нельзя не отметить и то многообразие подходов в части реализации института прав человека, которое было свойственно российскому либерализму XIX в. Среди правых либералов достаточно популярной была идея сохранения монархии при наличии законосовещательного представительства. Для более радикальных сторонников либеральных взглядов был характерен поиск баланса между исторической властью и народным представительством законодательного типа в сочетании с совокупностью необходимых для реализации данного института прав и свобод человека. Поиск баланса концептуально происходил в сфере поиска и учета особенностей российского социума и его отличий от западноевропейского, откуда и была заимствована идея прав человека. Так, в частности, представителями социологического позитивизма признавалось, что институт прав человека не может быть абсолютизирован, а его реализация без учета конкретных условий развития социума может привести к полной или частичной дисфункции социальной системы в целом.

Вместе с тем весьма любопытна и заслуживает своего отдельного исследования проблема лидерства в преобразованиях определенных социальных групп, которые благодаря своему социальному укладу, истории становления, месту в государственной иерархии и социальной структуре общества более других потенциально подготовлены к ведущей роли в реализации того или иного сценария реформирования государственного механизма. Этому сюжету отдали дань такие корифеи раннего периода либеральной мысли как Б. Н. Чичерин и К. Д. Кавелин, отдававшие пальму первенства аристократии. На последующих этапах хорошо известны споры о месте и роли интеллигенции в реализации различных моделей реформирования страны.

Этот сюжет также еще ожидает своего полномасштабного изучения. Следует согласиться с указанием на то, что одним из путей развития современных исследований российского либерализма является его изучение в контексте парадигмы об отсутствии у либерализма «привилегированного социального носителя и политического субъекта», а также наличии в обществе активного в социальном плане инициативного меньшинства, являющегося носителем конкретной идеологии. В контексте проблемы института прав человека заявленная проблематика интересна, прежде всего, в силу попытки найти собственный путь развития, не предполагающий одномоментного наделения правами и свободами всех членов социума, что более соответствовало бы классике западной либеральной теории.

В России всплеск теоретических разработок в области прав человека относится ко второй половине века, когда общественная мысль буквально воспрянула в ожидании реформ, а впоследствии получила мощный импульс к развитию в результате Великих реформ 60-х гг. XIX в. В многочисленных конституционных проектах и протопроектах в зависимости от степени радикальности своих взглядов нашли отражение прежде всего их взгляды на основные пути преобразования государственного устройства. Однако многие из них содержали в себе специальные разделы, предполагавшие в той или иной степени реализацию в качестве элемента государственного управления прав и свобод человека.

В этот период права человека уже начинают осознаваться русским обществом в качестве и ведущего начала социальных преобразований, и своеобразным критерием тех или иных политико-правовых целей. Общественное мнение объективно повлияло на правящую элиту в части радикализации ряда реформ, связанных, в частности с институтом гласности и состязательности в судебной системе, ослаблении цензурных правил и др.

Совершенно справедливо замечание Э. Ю. Соловьева об одной из работ В. Кантора, где тот, рассматривая аспекты борьбы в российской политико-правовой традиции, обращает внимание на такой малоисследованный аспект, как «воздействие на правовую совесть многотысячного читателя», как одно из перспективных направлений исследования. Развил эту тему и А.А. Кара-Мурза в своем выступлении на конференции в г. Орле в сентябре 2009 г., где речь шла о И. С. Тургеневе, как одного из провозвестников классического российского либерализма.

Отечественная либеральная политико-правовая мысль ориентировалась на создание собственных модификаций естественного права и общественных идеалов. В ходе теоретического конструирования проблемы реализации в практике российского государственного строительства института прав человека отечественная мысль пошла двумя путями. Прежде всего это направление, видевшее своей главной задачей следование курсу на модернизацию права, на универсализацию прав человека в соответствии с имевшимся мировым опытом. Второе направление шло по пути учета опыта деятельности оригинальных русских политических институтов, которые были известны на различных этапах российской истории. Речь, прежде всего, шла о вече, земских соборах в которых видели способ с помощью таких духовных институтов как традиция и вера выйти на путь коренной модернизации страны.

Ключевым пунктом разногласий между представителями различных политико-правовых учений была оценка степени и сроков возможности реализации института прав человека в России. Относительно принципиальной необходимости реализации самой идеи вообще, противоречий не было, это признавалось вопросом, поставленным на повестку дня всем строем русской жизни.

Однако в полной мере, как в теоретическом, так и в практическом плане, вопрос о реализации в правовом поле России института прав человека связан с этапом развития либеральной правовой мысли. Начавшись во второй половине XIX в. как одно из теоретических течений российской общественной мысли, либеральная теория прав человека в начале ХХ в. превратилась в целостное и комплексное учение, реализованное в программатике ряда либеральных политических партий, а с появлением первого российского парламента — Государственной думы, стало одним из действующих факторов законотворческого процесса. Важное место занимал институт прав человека и в либеральной модели реформирования страны, выступая одновременно и как цель политического процесса, и как критерий определения вектора общественного развития.

В этот период она разрабатывается в контексте ее включения как реального средства общественных преобразований, имеющих своей целью обеспечение для страны в целом модернизационного варианта развития, предусматривающего реализацию либеральной модели реформирования страны. В этих условиях проблема прав человека разрабатывается представителями различных политико-правовых теорий: правового государства (А.С. Алексеев, А.Д. Градовский), монархической государственности (Л.А. Тихомиров), правового социализма (Б.А. Кистяковский).

Особый слой понимания идеи прав и свобод человека в контексте российского либерализма составляют сторонники идеи нравственного признания права, предложенную В. С. Соловьевым, попытавшегося обосновать неотчуждаемые человеческие права через понятие человеческой личности. Его идея реформации русско-православного понимания нашла завершение в работах представителей неолиберализма (по классификации Э. Ю. Соловьева, прим. авт. — Е.З.) предложивших (П.И. Новгородцев, Б. А. Кистяковский, Н. Н. Алексеев, И. А. Ильин, Б. П. Вышеславцев, С. Л. Франк и др.) различные версии этического обоснования прав-свобод, трактуя права человека как необходимое выражение христианско-этической культуры.

Следует отметить, что упомянутые выше факторы этатистской сакрализации отношения народа к государству в значительной мере перестали действовать. Ряд поражений страны в Крымской и японской войне, крах полицейского пореформенного режима, потеря церковными институтами морально-нравственного авторитета, возникновения классов собственников не отчужденных от собственности разрушило ограничения для социальной практики, использующей идею прав и свобод человека как социальный регулятор общественных отношений, средство обеспечения модернизационного сценария догоняющего развития.

Нельзя не отметить, что на этом этапе развития российский либерализм уже выступает по отношению к западной либерально-правовой мысли не реципиентом, а донором, дополнив собственно первичные гражданские права социальными правами, известными как «право на достойное существование».

Этап сакрального этатизма полностью преодолен не был. Большинство представителей российского либерализма в своих теоретических конструкциях активно работала над проблемой совмещения в одном сценарии реформирования страны прав человека с идей первенствующего значения государства, как инструмента социальных преобразований. Ряд отечественных исследователей считают, что в теории конституционной демократии идея прав человека выступает первенствующей по отношению к государственному, а впоследствии и народному суверенитету. Позволим здесь не согласиться с Э. Ю. Соловьевым. Как представляется, подобные построения могут быть только в самых общих теоретических конструкциях. Для российского либерализма периода его думского развития было свойственно сочетание весьма здравого прагматизма в части методов общественных преобразований, хотя без забегания вперед здесь тоже не обошлось, с вполне реальной либеральной моделью реформирования социально-политического строя страны.

А.А, Кара-Мурза справедливо утверждает, что либерализм Струве и других конституционных демократов «это и есть либерализм в классическом смысле, ибо они дают ответ прежде всего на главные вопросы — «как защитить социальность от варварства?», «как не допустить варварства в политику?» Тезис «о приоритете прав и свобод личности и о необходимости их расширения и защиты» утверждается «внутри этого общесоциологического императива». Чтобы русское государственность не была снесена смутой, требуется «сильное правительство, способное охранить частные права и свободы».

Не прошли мимо проблемы использования в партийной программатике партии правого и левого толка. Одна если для первых права человека выступали атрибутом принадлежности к какой-либо социальной общности и не имели смысла помимо базового тезиса сакрально-этатистского служения государственной идеи, то с левыми ситуация состоит несколько сложнее. В начале ХХ в. нет праткически ни одной партии леворадикального толка, чья программа не содержала бы института прав и свобод человека. Они входили, как правило в состав т.н. «общедемократических требований» и считались первым шагом к последующему осуществлению социалистических преобразований. На практике они выступали скорее средством для решения агитационно-пропагандистских задач, для усиления противостояния общества и власти. В теории же они по сути сходились с правыми, не предполагая неотчуждаемости этих прав, также устанавливая их взаимосвязь с социальнйо принадлежностью носителя.

Говоря же о главной особенности реализации института прав человека в России мы можем отметить, что данная проблема в начале ХХ в. становится предметом не только теоретического исследования, но и появляется в центре внимания политической мысли, партийной программатики, думского законотворчества. Отношение к правам человека в теоретической мысли и политико-правовой практике России разнится от признания их базовой ценностью, важнейшим социальным регулятором, объединяющим либеральные силы на основе общедемократических прав и свобод «символом веры», до использования в качестве не более чем средства пропаганды своего политического идеала, средства откровенной политической провокации, рассчитанной провоцирование конфликта между обществом и государством.

В качестве базового тезиса для генезиса и развития либеральной теории прав человека в России выступает тезис о том, что центральной проблемой, находящейся в центре внимания либеральной теории и практики, является поиск «синтетического консенсуса между тремя смыслообразующими концептами — личность, общество, государство. В теории и философии либерализма концепт личности выступает в качестве осевой проблемы человеческого бытия и, следовательно, всей мировой истории». Концепт личности является для либерализма системообразующим, что вполне находится в рамках одного из базовых определений либерализма, данного Дж. Халлоуэллом, к принятию которого в качестве универсального исследовательского инструментария склоняются и отечественные историки российского либерализма.

Говоря о двух других концептах — обществе и государстве, то, как отмечает В. В. Шелохаев, они выступают в качестве непосредственных инструментов, обеспечивающих ограничительную функцию общества по отношению к индивиду в процессе реализации известной максимы о том, что «свобода индивида заканчивается там, где начинается свобода другого человека». В этой же плоскости пролегает и водораздел, который позволяет разграничить либеральные политические течения от их соседей слева и справа. От леворадикальных течений их отделяет неприятие насильственных методов преобразования социально-политического строя страны, что, как представляется, является гораздо более существенным, чем некая, искусственно конструируемая близость либерализма и социализма, основанная на определенной общности используемого в теоретических построениях понятийного аппарата. Консервативным течениям свойственно понимание личности с ее правами и свободами, если и не в качестве вторичной цели реформирования социально-политического строя, то, как минимум, все-таки в подчиненном, по отношению к совершенствованию государственного механизма, положении. Разнятся указанные течения и по признаваемым оптимальными темпам общественных преобразований.

Данной проблематике и посвящена в основном настоящая работа, рассматривающая проблему реализации в России института прав и свобод человека через призму теоретического анализа отечественной либеральной мыслью взаимоотношения понятий: государство — общество — личность, а также в контексте восприятия ею человека одновременно как цели и критерия общественного развития.