Сходность истории интеллигенции россии и китая в особый период

Интеллигентность России

Почти все великие классики «золотого века» русской литературы родились в течение 22 лет. Что дало толчок небывалому развитию интеллигенции в России и что предопределило ее закат? Об этом в беседе «Столу» рассказал школьный преподаватель этики и катехизатор (учитель христианской веры и традиции — «С») Андрей Ошарин [11].

Чехов говорил, что он не верит в нашу интеллигенцию, «лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную». Такая убийственная характеристика закономерно вызывает вопрос: где искать духовные корни этой интеллигенции и в какой мере мы являемся ее наследниками?

Давайте сразу разберемся: если говорим об интеллигенции как социальной прослойке, то формально она возникла в 1762 году, это указ Петра III «О даровании вольности дворянству» (Екатерина II подтверждает его в 1785 году в «Жалованной грамоте дворянству»), когда у дворян появилось много времени для чтения и самообразования.

Если подходить менее формально, то принято считать, что интеллигентность, как представление о дворянской чести и достоинстве, появляется с реформой Петра I. Если же подходить совсем неформально, то интеллигентность как качество существовала, наверно, со времен возникновения человечества.

Российские интеллигенты XVIII века выходят из тех людей, которые существовали до Петра I. Это дворянство, служилое сословие допетровской Руси. Их помещали на землю (отсюда слово «помещики»): ни крестьяне, ни земля не были их частной собственностью, а оставались за ними до тех пор, пока они служили.

Если дворянин переставал служить, у него это отбиралось. Если он уходил из-за увечий или был убит, то на службу шел сын или муж дочери, либо вдова должна была снова выйти замуж за человека, который смог бы эту службу «тянуть». При этом им практически не платили зарплату. Дворяне должны были жить на «акциденции», по сути, на взятки. Меня поражает: за взятку рвали ноздри, за «акциденцию» — ничего. А ведь это одно и то же [20].

Еще при Иване III было принято, что дьяки всех указов брали подношения. Это был целый чин. Подношение до того, как принять дело, называлось «почестью», подношение после удачного завершения дела — «поминками». Это была целая традиция. И вот этот слой служилых людей при Петре III освобождается от обязательной гражданской и военной службы, но сохраняют имения и крестьян.

Это был переломный момент: дворяне, по сути, становятся тунеядцами. Значение этого события очень хорошо видно по народным восстаниям. Болотников, Разин в XVII веке просто грабили. Пугачевское восстание, которое так напугало Екатерину, было совсем иным: оно проходило под политическими лозунгами. Борьба шла с дворянством как классом.

Раньше русскому человеку было понятно: я горбачусь на барщине, я их кормлю, но они меня защищают. Петр вводит рекрутчину, и теперь получается, что крестьянин и кормит, и защищает, а дворянство превращается в класс, который, в общем, ни за что не отвечает. Тогда и появляются «свободолюбивые читающие» [13].

Привилегией не служить массово стали пользоваться во времена декабристов. Люди, которые не служили, очень долго подписывались как «недоросли». Есть примеры, когда князь 62 лет подписывался как «недоросль такой-то». Если ты куда-то едешь, кто угодно мог взять у тебя из-под носа тройку, только потому что он коллежский регистратор (самый нижний чин).

А ты будешь ждать, будь ты граф или князь, потому что не служишь. Даже женщины одевались определенным образом, если у них мужья не служили. Представление о том, что служить — почетно, оставалось. Тем не менее, у части дворян, неслужащей, появляется свободное время и они начинают читать.

Интеллект, необходимое качество интеллигента, вступает в противоречие с не менее важным (по крайней мере для российской интеллигенции) качеством — сознанием своей социальной миссии, долга, предназначения. Пусть даже тогда это было связано со служением государству, а не Отечеству, как у декабристов.

Чтобы задать вопрос о миссии, о предназначении, о служении народу, нужно время. У человека, который ничего не читал, таких вопросов не возникает. Это плод умственного развития лучших людей дворянства. Служилая бюрократия никакой этики не создала, создавали те, кто уходил со службы.

Желание служить Отечеству, не выслуживаться перед людьми появляется при Александре I, который поначалу был идеалистическим государем. Будущие декабристы приходили на балы, не снимая шпаг. Наличие шпаги показывало: танцевать я не буду. Это вызов обществу. В социальном плане интеллигенция возникает так. Но нужно понимать, что вышла она из допетровских бояр и дьяков с очень жестко усвоенным в крови взяточничеством [24].

С социальными корнями понятно, даже частично и с духовными. Насколько продуктивно воспользовались дворяне дарованной им свободой?

Прошло около 50 лет с момента указа Петра, в эти годы дворянство развивалось сумасшедшими темпами. Идет колоссальный объем начитки, надумывания, и потом дети этих людей «выстреливают». В России возникает серьезное социальное поле «думания».

Если подходить еще более формально, то интеллигенция как люди задумывающиеся ведет начало от Петра Яковлевича Чаадаева с его «Философическими письмами». Это человек, который поставил вопрос. Дворянство начинает распознавать такое свойство, как интеллигентность. Это определенный нравственный тип: чуткость, вежливость, умение сострадать, страдать не только от физической боли.

Процесс приобретения называется воспитанием. У людей дворянского сословия в этом смысле шансов стать интеллигентом было больше.

Переломным моментом в формировании российской интеллигенции послужило декабрьское восстание 1825 года: интеллигенция поссорилась с властью. По-разному можно оценивать эти события. Социальная жизнь страны, особенно после войны 1812 года, конечно, возмущала честных людей. Но если почитать книгу Натана Эйдельмана «Лунин», то выясняется, что из 127 человек, проходящих по делу о декабрьском восстании, 125 в ходе следствия всех предали.

У многих при этом были очень благородные цели: они поверили государю, хотели показать объем проблемы… Разные были мотивации. Кто-то просто струсил. Не предали только двое: Пущин (но он и отбарабанил 31 год в ссылке) и Лунин, которого вообще пришлось удавить подушкой в читинском остроге. Был такой публицист Жихарев, он называет нашу интеллигенцию «смердящим большинством», Бердяев тоже дает ей далеко не лестную характеристику. Иными словами, нужно различать интеллигенцию и «интеллигенцию».

У Герцена с Огаревым была романтическая дружба, что не помешало Герцену иметь его жену с ним на двоих. Огарев не выдержал и запил. Надо сказать, что первая жена Герцена тоже была на двоих с его духовным другом — Гервигом, Герцен тогда даже хотел собрать товарищеский суд во главе с Вагнером, но Вагнер уклонился, потому что и он жил с чьей-то женой, по-моему, фон Бюлова [32].

Если почитать биографию, многое встает на свои места. Герцен уезжает в Англию и через фонд Ротшильда взимает с России деньги. Когда человек уезжал и не собирался возвращаться, он, по законам Российской империи, лишался прав на свое имение. Но Герцен сумел через Ротшильдов взыскать эти деньги с императора (львиная доля, конечно, отошла посредникам). На них, собственно, и издавался «Колокол». В России его читали все, включая императора и Бенкендорфа.

Или взять Некрасова, который тоже призывал Русь к топору. Мало того, что он был шулер, он открыто жил с женой человека, который его содержал, Ивана Панаева. Это он дал Некрасову денег на «Современник». Жена, правда, была красивая. Говорят, Достоевский в обморок упал, когда ее увидел. Вот такие были свободные люди. Свобода — в каком смысле? Свобода греха, лжи, неправды? Я могу много рассказать об этом. Некрасову, например, приводили молоденьких девочек из деревни… Он с Панаевой, кстати, дочиста обобрал первую жену Герцена. Но это не предмет разговора.

Наверное, как раз самый предмет, если мы говорим об интеллигенции. Потому что Некрасов и Герцен своими журналами, своей публицистикой формировали российскую интеллигенцию и сами считались наиболее яркими ее представителями. Они и сегодня, в школьной программе по крайней мере, рассматриваются как непререкаемые авторитеты. Их личная жизнь, если изучается, то по касательной. К тому же художественные произведения учат отделять от личности автора.

Происходит падение нравов. Конечно, здесь постарались и Добролюбов, и Белинский, и Чернышевский. Все под красивыми лозунгами. Мало того, когда Гоголь пытается сказать России какие-то важные вещи, Белинский прямо-таки набрасывается на него. Он пишет страшные слова, он его обзывает.

При этом широко известно именно письмо Белинского Гоголю, а не сами «Избранные места из переписки с друзьями», которые так раздражили критика.

Письмо Белинского — это признак абсолютного отсутствия интеллигентности. Первый признак интеллигентности — терпимое отношение к чужому мнению. А Белинский не признает права иметь свое мнение ни за кем, кто не соответствует его понятиям.

Здесь сталкиваются в противоречии два образа интеллигенции, два представления о ней и об интеллигентности вообще. Интеллигентность по Чехову, чью позицию воспроизводите Вы, это та воспитанность, о которой он писал в своем известном письме брату. Основу этой интеллигентности составляют два качества — порядочность и тактичность. Интеллигентность в представлении Белинского и Чернышевского непосредственно связана с социальным мессианством, с заботой о благе народа (именно из таких побуждений Белинский публично отругал Гоголя) [7].

Чехов — выдающийся человек. Все прикрывались народом. А Чехов им не прикрывался, он ему служил. Приведу еще пример истинной интеллигентности. Печатаются письма Чаадаева. На него официально набрасывается цензура. И Пушкин, и Хомяков написали очень жесткий ответ Чаадаеву. Но когда того атакует цензура, они принимают решение не публиковать свои письма. Это вопрос чести.

То, что делают Герцен, Некрасов, — это бесчестие. Мне очень трудно сказать, как совращалась наша интеллигенция. При этом не нужно забывать, что и Белинский, и Добролюбов, и Чернышевский — разночинцы. То есть к вопросам чести они изначально могли подходить иначе, чем дворяне.

Если посмотреть на «властителей дум» второй половины XIX века, то здесь есть как люди, вышедшие из дворянской традиции, так и разночинцы. И они абсолютно единомысленны. Не потому что разночинцы стали как дворяне, — дворяне сворачивают на разночинский путь.

Начитавшись «опасных» книг, они намеренно отказывались от хороших манер, принятых в высшем свете, девушки переставали следить за собой (это было признаком свободомыслия), собирались в кружки, шли «в народ». Приближение к народу сопровождалось «опрощением». Образ разночинца дворянам вдруг показался более привлекательным, чем их собственный. Это, образно говоря, добровольный отказ от «красы ногтей».

Разврат, действительно начался с быта. Шло разрушение устоявшихся в быту нравственных устоев. В «Анне Карениной» есть маленькая фразочка: «Не то что совсем нигилист, но, знаешь, ест ножом». Вот тонкость где. Поэтому вопросы навыка, привычки, примера семьи принципиально важны. А чувство вины за крепостное право и нищее существование России у русского дворянства действительно было.

Чувство вины интеллигентных людей, которые сопереживают, видя неправду в жизни. Их было достаточно много.

Нам очень трудно сказать, что такое «добро», не в христианском контексте, а в обыденной речи. Но мы точно знаем, что такое зло, мы можем его диагностировать. У Владимира Сергеевича Соловьева в его лекциях о Богочеловечестве есть замечательная мысль, что зло — это бессилие добра. Нам думается, что российская интеллигенция, как социальная прослойка, не смогла явить силу добра, силу того, что им было дано.

К середине XIX века интеллигенция поняла, что добро, по крайней мере в том историческом контексте, — это освобождение крестьян. Чувство вины появилось начиная с декабристов.

Многие интеллигенты выбирают путь, который называют свободой — и становятся рабами идеологии. Герцен искренне колотил в свой «Колокол», а под конец жизни понял, что ошибался, и признался в этом. Основная проблема интеллигенции тех лет — неразличение духов: нельзя зло побеждать злом [11].

Более того, нельзя звать Россию к топору, когда сам блудишь и воруешь (я имею в виду Некрасова), нельзя жить безнравственной жизнью и при этом учить нравственности. Воспитание, полученное интеллигенцией, — это возможность не быть рабами. Но только возможность.

Солженицын совершенно прав, когда говорит, что этика — это низший уровень, то, с чего человек может стартовать. Мы не можем сделать из наших детей христиан, это не в наших силах, но мы можем привить им правила этики — чтобы они не клали ноги в суп, уважали родителей, не врали. Когда у ребенка есть навык не врать, у него большие шансы вырасти интеллигентным человеком.

Проблема в том, что нами делается из интеллигентности (и из христианства, кстати, тоже) некую идеологию: нужно, мол, действовать так и так, потому что… Но если человек не самостоятелен, он неизбежно придет к неправде (и хорошо еще, если признает это, как сделал Герцен). Самостояние человека — залог величия его, и никак иначе.

В преамбуле к решению ЦК ВЛКСМ от 28 марта 1966 года «Об учреждении ежегодных премий Ленинского комсомола за лучшие произведения в области литературы и искусства» приводятся слова, не потерявшие своей актуальности и сегодня, которые и определили цель настоящей статьи: «На всех этапах социалистического строительства литература и искусство оказывали громадное влияние на формирование мировоззрения подрастающего поколения. Лучшие произведения писателей, художников, композиторов, работников театра и кино способствуют идейной закалке молодежи, ее нравственному совершенствованию, учат беззаветной любви к Родине.

Литература

и искусство — могучее идеологическое оружие. Каждое художественное произведение, адресованное молодежи, должно становиться нашим боевым союзником в борьбе за формирование нового человека… Необходимо, чтобы к созданию произведений, зовущих молодежь к подвигу и свершениям… были привлечены лучшие творческие силы страны, чтобы деятели литературы и искусства, активно содействующие воспитанию подрастающего поколения, постоянно ощущали нашу помощь и поддержку" [7, д. 127, л. 173−175].

В связи с отсутствием в современной России государственной молодежной политики и, как её составляющих, молодежной прессы и молодежной литературы, предлагаем рассмотреть в настоящей статье исторический опыт Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи в части учреждения литературных комсомольских премий. На наш взгляд, литературные премии для комсомольцев и молодежи, вручавшиеся в СССР во второй половине XX века, являлись не только средством поощрения и стимулирования творческой молодежи, но и серьезным инструментом, сдерживающим литературный процесс в нужных идеологических рамках [3].

Проявлением большой заботы комсомола о будущей смене стало учреждение 28 марта 1966 года премии Ленинского комсомола в области литературы и искусства. Премии присуждались за лучшие произведения художественной литературы, критики и публицистики, журналистики, музыкального, изобразительного, театрального искусства, за лучшие кинофильмы и исполнительское мастерство.

Первые лауреаты премии были названы на IX пленуме ЦК ВЛКСМ, который состоялся 14 мая 1966 года, ими стали: Николай Островский (посмертно), за книги «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей»; Нодар Думбадзе — грузинский писатель, автор повестей для юношества «Я, бабушка, Илико и Илларион» и «Я вижу солнце»; Александра Пахмутова — композитор, чьи песни стали постоянным спутником молодежи; Владимир Чивилихин — автор повестей «Про Клаву Иванову», «Елки-Моталки», «Серебряные рельсы»; Коллектив Киевского театра юного зрителя имени Ленинского комсомола за создание спектакля «Молодая гвардия» [12, с. 51−52]. В год учреждения премии Ленинского комсомола в стране выходило 108 комсомольских газет, 25 пионерских газет, 21 молодежный и 36 пионерских журналов. Общий годовой тираж 190 периодических изданий для молодежи и юношества составлял 4 миллиарда 394 миллиона 548 тысяч экземпляров.

Три комсомольских книжных издательства — «Молодая гвардия», «Ёш гвардия» и «Молодь» — выпускали литературу 641 наименования общим тиражом 34,9 млн экземпляров — каждая трехсотая книга в мире выпускалась «Молодой гвардией». К 1966 году издательство дало путевку в литературу более чем 200 писателям, с произведениями которых молодежь познакомилась впервые [Там же, с. 44−45].

Но вручение премии Ленинского комсомола за лучшие произведения в области литературы и искусства являлось лишь следствием признания и вознаграждения автора за уже созданные произведения, а возрастающее давление идеологического контроля требовало вмешательства и в сам процесс побуждения к созданию произведений. Обращение 14-го съезда ВЛКСМ к писателям, художникам, артистам, композиторам призывало «создавать яркие образы героя нашего времени, средствами искусства бороться за нового человека, полнее отражать жизнь советской молодежи, передавать свои знания и опыт воспитанию подрастающего поколения» [9, с. 276].

ЦК ВЛКСМ совместно с Министерством культуры СССР и творческими союзами было поручено «проводить конкурсы на лучшие произведения литературы, живописи, киноискусства, музыки о советской молодежи». В последующих, после 14-го съезда, постановлениях ЦК ВЛКСМ тема «взращивания молодых талантов», «помощи молодым писателям» находит все большее и большее отражение [9].

Уже в 1963 году, в июльском постановлении пленума «Об итогах июньского пленума ЦК КПСС „Очередные задачи идеологической работы партии“ и роли комсомольских организаций в воспитании советской молодежи на современном этапе строительства коммунизма», ЦК ВЛКСМ обязывает комсомольские и пионерское газеты и журналы издательств «Молодая гвардия», «Молодь», «Ёш гвардия» «улучшить работу с творческой молодежью, стать подлинными центрами работы с молодыми писателями и художниками» [Там же, с. 300].

Часть задач была решена в 1967 году учреждением ЦК ВЛКСМ, Союзом писателей СССР и издательством ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» Всесоюзного литературного конкурса имени Николая Островского [6, с. 32].

К сожалению, Конкурс не был постоянным, а лишь объявлялся периодически, в честь знаменательных дат и событий под различными девизами. Например, в 1977 году был проведен Всесоюзный конкурс на лучшее произведение литературы и искусства о молодежи «Корчагинцы 70-х»; в 1978 году состоялась Всесоюзная художественная выставка «Молодая гвардия страны Советов», посвященная 60-летию ВЛКСМ.

Такое положение не могло не сказаться как на уровне подготовки авторов к конкурсу, так и на возможности комиссии объективно рассмотреть большое количество рукописей. В феврале 1979 года издательство «Молодая гвардия» было вынуждено обратиться в ЦК ВЛКСМ с предложением об уточнении статуса конкурса и более четкой регламентации его проведения [8, д. 652с, л. 123−124], в результате чего Секретариатом ЦК ВЛКСМ и Секретариатом Правления Союза писателей СССР 23 марта 1979 года было принято совместное постановление № 39/15 «О Всесоюзном литературном конкурсе имени Николая Острровского „На лучшее произведение о советской молодежи“».

Данным постановлением была определена постоянная основа конкурса, утверждены Положение, состав жюри и нагрудная медаль лауреата конкурса единого образца [Там же, л. 117−118]. Рассмотрение опыта ЦК ВЛКСМ в части учреждения комсомольских литературных премий хорошо дополняет история учреждения литературных премий советскими журналами, в частности журналами ЦК ВЛКСМ «Смена», ЦК ЛКСМУ «Ранок», «Днипро», «Барвинок» и «Пионерия». 12 октября 1923 года Бюро ЦК РКСМ приняло постановление о создании двухнедельного иллюстрированного журнала рабочей молодежи «Смена», первый номер которого увидел свет уже в январе 1924 года.

Новый печатный орган ЦК РКСМ, издаваемый Мосполиграфом и кооперативным издательством «Молодая гвардия», знакомил рабочую и крестьянскую молодежь с очерками по истории революционного движения в России и за границей, материалами по обществоведению, этнографии, географии, геологии, естествознанию и, конечно, с новинками пролетарской литературы: романами, повестями, рассказами и стихами молодых советских авторов. На страницах журнала печатались первые рассказы Михаила Шолохова, Константина Паустовского и Валентина Катаева, отрывки из произведений Алексея Толстого и Александра Серафимовича.

Уже с первых номеров журнала редакция начинает поиск новых форм работы с авторами и читателями — в третьем номере «Смены» за февраль 1924 года был объявлен конкурс № 1 на лучший рассказ по иллюстрациям. Первая премия составила 100 рублей золотом, вторая — 75 и третья — 50 рублей, кроме того автору выплачивался обычный гонорар [1].

В четвертом номере «Смены» за март 1924 года в «Уголке читателя» приводятся письмо т. С. Девского, хорошо раскрывающее характер журнала, и ответ на него редакции. С. Девский: «…Мне кажется, что журнал нужно сделать из журнала для рабочей молодежи — журналом рабочей молодежи, т.-е. чтобы рабочая молодежь сама его творила, конечно, отчасти, ибо ясно, что такие отделы, как «Наука и техника», «История партии» и т. д. должны вести спецы. Но вот необходимо ввести отдел «Кузница», где бы печатались и разбирались произведения начинающего рабочего подростка.

Конечно, недостатки еще будут, но их общими усилиями постараемся улучшить. Сам же факт появления такого журнала — уже достижение". Редакция: «…Но, разумеется, связь с рабочей молодежью должна быть, голос ее на страницах журнала должен звучать. К этому редакция стремится и некоторых успехов уже добилась. К выявлению же творческих способностей молодежи редакция в дальнейшем безусловно подойдет вплотную. Какой характер это примет, в форме ли отдела „Кузница“ или др., пока трудно судить. Сам материал выдвинет нужную форму» [2].

С каждым новым номером «Смена» становилась все более «молодежной», чутко реагируя на просьбы и пожелания читателей. На страницах журнала появляются новые рубрики: «Страница молодых», «Книжная полка», размещается «Читательская анкета», призывающая читателя к активному отклику на публикуемые материалы. С № 15 от августа 1928 года журналом организуется «Отдел стихотворчества», руководить которым приглашен русский поэт-символист, теоретик литературы Владимир Пяст [3].

Под руководством Пяста на страницах журнала проводятся конкурсы стихотворной самодеятельности, конкурсы буримэ, панторифмы, публикуется «Введение в стиховедение». 1928 год во многом стал для «Смены» переломным, активная работа с читателем, введение новых форм и методов позволили увеличить тираж журнала с 12- 13 тысяч экземпляров в течение первых четырех лет до тиража в 35 тысяч экземпляров в 1928 году.

С начала сороковых годов журнал рабочей молодежи «Смена» стал выходить как литературнохудожественный и общественно-политический иллюстрированный журнал ЦК и МК ВЛКСМ, а в шестидесятые годы «Смена» с тиражом в 800 тысяч экземпляров уже составляла серьезную конкуренцию ведущим общественно-политическим и художественно-публицистическим изданиям. В конце пятидесятых годов на страницы «Смены» возвращается практика оценки произведений, опубликованных в журнале в течение года.

Фотографии и фамилии авторов, чьи материалы были признаны лучшими, печатались в последнем, декабрьском, номере журнала. К сожалению, выяснить детали проведения данного конкурса, как и способы поощрения лучших авторов, в настоящее время не представляется возможным — информация в архивах не отложилась, но сравнительный анализ номеров журнала с 1961 по 1990 годы показывает, что формулировка «премия журнала „Смена“ появляется уже с 1967 года, а в декабрьском номере журнала за 1980 год впервые появляется изображение знака „Лауреат премии журнала ЦК ВЛКСМ „Смена““» [4].

В Украинской ССР, наряду с вручением республиканской комсомольской литературной премии имени Николая Островского, учрежденной решением секретариата ЦК ЛКСМУ от 10 апреля 1958 года «Об учреждении литературной премии им. Н. Островского» [10, д. 1867, л. 1−2, 8−9], в разные годы были учреждены премии издательства ЦК ЛКСМУ «Молодь», журналов «Пионерия», «Барвинок», «Ранок», «Малятко» и «Днипро», которые вручались за лучшие произведения прозы и поэзии для детей и юношества. Главный редактор журнала ЦК ЛКСМУ «Ранок» В. Гоцуленко так писал в своем обращении в ЦК ЛКСМУ о необходимости учреждения литературной премии: «Редакция журнала «Ранок» вносит предложение об учреждении ежегодной премии журнала за лучшее литературное и публицистическое произведение, опубликованное на его страницах. Как показал конкурс на лучший рассказ и очерк про молодого современника, объявленный в начале 1983 года, журнал заметно обогатился литературными и публицистическими произведениями.

В них молодые писатели и журналисты художественно убедительно, на высоком идейном уровне рассказывают про трудовые будни союзной молодежи, комсомольцев, юношей и девчат… Установление ежегодной премии журнала активно содействовало бы повышению эффективности и яркости журнальных публикаций, соответствовало бы возросшим требованиям по обеспечению творческих связей журнала с практикой коммунистического строительства. Такие премии давно существуют в журналах «Огонек», «Смена», «Украина», «Отчизна». Они также установлены в журналах ЦК ЛКСМ Украины «Днипро», «Пионерия», «Барвинок»" [11, д. 1588, л. 1, 5−6, 38]. Учреждение литературных комсомольских премий отнюдь не являлось прерогативой республиканских или центральных изданий.

Так, в г. Северодонецке, по инициативе городского комитета комсомола и газеты «Коммунистический путь», в 1965 году был объявлен литературный конкурс «Мы из города юности», победителям которого вручались денежные премии и Почетные грамоты. Второй тур конкурса, объявленный с 15 сентября 1966 года и приуроченный к 50-летию Великой Октябрьской Социалистической революции, привлек к участию более 400 произведений молодых авторов, лучшие работы которых были опубликованы в «Литературной странице» газеты «Коммунистический путь». Учитывая большую популярность литературного конкурса, редакция газеты «Коммунистический путь» и Северодонецкий горком комсомола в 1968 году учредили ежегодный творческий конкурс молодых поэтов и прозаиков на соискание городской литературной комсомольской премии имени Бориса Горбатова, который просуществовал до 1987 года [5].

Приведенный выше анализ учреждения литературных комсомольских премий в СССР свидетельствует о большом внимании государства к литературному процессу, происходившему в стране во второй половине XX века. На наш взгляд, это было обусловлено несколькими причинами, основными из которых являлись: желание поддержать творческую молодежь, стимулировать и ориентировать ее на создание в литературе образа молодого строителя коммунизма, достойного подражания современной молодежи, создать надежный инструмент поддержки идеологического курса действующей политической системы.

Несмотря на всю политизированность описанного в настоящей статье процесса, опыт комсомола, несомненно, требует современного осмысления и широкого использования.