Развитие и национальная специфика жанра исторического романа в адыгейской литературе

Изучение и осмысление генезиса и развития адыгейского романа в наиболее полноценной и научно обоснованной форме возможно при опоре на системно-типологический литературоведческий и историко-культурологический подходы. Осмысление движения литературного процесса невозможно без выхода в общее культурное пространство, ни одна национальная литература не в состоянии развиваться локально, в рамках обособленного национального художественного сознания. Как отмечал М. Б. Храпченко, «система складывается из частей, компонентов, обладающих некоторыми постоянными „параметрами“, не исключающими вместе с тем развития как системы в целом, так и отдельных её частей». Ю. М. Тхагазитов подчеркивает, что названными «постоянными параметрами», не исключающими развития всей художественной системы в целом, являются для адыгского романа ориентация на народно-эпическое мировосприятие и его современное творческое переосмысление" .

Адыгейская литература, как и другие младописьменные национальные литературы, прошла путь ускоренного развития, не имея глубоких традиций художественного творчества и постепенной эволюции и смены жанровых форм. Естественно, что на специфику художественного творчества адыгейских писателей оказала влияние русская литература, весьма ощутимым фактором воздействия также стала коммунистическая идеология, при этом (что закономерно для литератур на начальном этапе развития) в художественных текстах присутствовал значительный пласт мифопоэтики. Роман считается одной из наиболее зрелых, имеющих неограниченные возможности воспроизведения окружающего мира и личности, литературных форм, но при этом теория романа до сих пор находится в стадии научного осмысления.

Жанр исторического романа ассоциируется в адыгейской литературе с именами Т. Керашева, Д. Костанова, Ю. Тлюстена, А. Евтыха, И. Машбаша и др. Следует отметить, что в адыгейском литературоведении исторический роман понимается как роман о прошлом народа, то есть понятие очерчено слишком широко и не имеет четких типологических признаков. В основном, литературоведы акцентируют внимание на историзме как ведущей черте исторического романа. Например, Р. Мамий отмечает, что историзм позволяет писателям «увидеть и отразить „связь времен“, соотносить сегодняшнее с прошлым и будущим » .

В советский период младописьменные литературы активно включились в литературное творчество. На начальном этапе литературного процесса писатели редко обращаются к таким крупных эпическим формам, как роман, при этом адыгейские литературоведы (К. Шаззо, У. Панеш, А. Схаляхо, Р. Мамий, Е. Шибинская и др.) отмечают факт ускоренного развития национальных литератур, во многом ориентировавшихся и, в определенной степени, подражавших советской литературе. Особенно это влияние и зависимость ощущались в произведениях на тему революции и социального переустройства. В произведениях о далеком прошлом адыгейского народа влияние советской литературы менее заметно, так как в этих текстах преобладает социально-бытовой контекст.

В плане заимствования опыта исторического романа, как справедливо отмечает Н. А. Приймакова, наиболее подходящей для молодых литератур, особенно в период социального переустройства, стала модель Л. Н. Толстого. Исследователь отмечает: «толстовская модель динамики идей революции и эволюции человеческой психологии оказалась самой выигрышной, но не безупречной. Именно эту эволюцию характеров и убеждений подчеркивают все те, кто пишет о революционном романе вообще, особенно о молодом национальном романе, осмысливающем это явление. Эволюцию, о которой мы говорим, называют по-разному: то пробуждением масс, то стремлением личности к свободе, то осознанием важнейших идей эпохи, но суть одна: таким был человек в прошлом, таким он стал в результате его приобщения к идеям революции». Н. А. Приймакова подчеркивает, что акцентирование идей революционной борьбы в национальном историко-революционном романе, подражание подобным образцам в советской литературе делало его поэтику и систему образов однообразной. При этом литературовед справедливо замечает, что эти тенденции были объективным проявлением «идеологических постулатов эпохи в поэтике, духовном и общественном содержании и стиле историко-революционного романа» .

На первом этапе развития адыгейского романа — в 50-е годы отличительными чертами жанра «являются масштабность повествования, многофигурность композиции, плотная насыщенность фактами и явлениями жизни ». При этом, темы исторического прошлого народа (трагедия Кавказской войны, тема переселения адыгов и др.,), его национального самосознания, характера оказались вне поля зрения писателей, захваченных темой социалистического переустройства. В этом нет вины адыгейских писателей, эта тенденция соответствовала запросам времени и требованиям партийного руководства. В этот период наиболее популярными были такие жанровые модификации, как колхозный роман и так называемый «послевоенный», героями которого были вернувшиеся с войны фронтовики, вступавшие в бой с несознательными аульчанами.

Поворот к историческому прошлому народа можно связать с появлением таких произведений, как «Мос Шовгенов» Д. Костанова, «Тропы из ночи» Исхака Машбаша, «Девичья зори» Ю. Тлюстена, «Воз белого камня» А. Евтыха, «Зафак, чудо-танец» Х. Ашинова и др. Не все эти произведения можно отнести к романной форме, здесь важно обращение к теме национальной истории, отход от штампов соцреалистической идеологии, нацеленной на нивелировку, обезличивание национального характера. Р. Мамий при анализе романа «Мос Шовгенов», идентифицируя его как монументально-исторический роман, отмечает некоторую оторванность образа главного персонажа от реалий социально-исторической действительности и высказывает важную для теории исторического романа мысль: «Исторический роман требует от писателя, чтобы он в органическом единстве сочетал в себе качества историка и художника». Таким образом, можно констатировать, что автор исторического романа должен оперировать документальным материалом, создавая на его основе художественный мир, причем искажения в ту или иную сторону влияют на эстетическую сторону и жанровую принадлежность произведения.

Художественный метод Исхака Машбаша открыл новые возможности романного творчества, приблизив адыгейский роман к уровню классической романистики. Главным достижением писателя можно считать углубление психологизма в сочетании с интересом к национальной истории, национальному характеру. Осмысление национального контекста невозможно без опоры на основы духовно-ментального сознания этноса. Этот тезис объясняет значительное присутствие мифопоэтического материала в художественных произведениях И. Машбаша. Композиционной находкой писателя является широкий показ действительности, её противоречий и проблемных зон сквозь образ главного персонажа. Как отмечает Р. Мамий, «в основу сюжета романа „Тропы из ночи“ И. Машбаш положил не индивидуальную судьбу личности, в частности, главного героя Джамбулата, а сложную и многостороннюю действительность, сходящуюся всеми своими линиями к главному герою». Анализируя жанровую природу романа И. Машбаша «Тропы из ночи», У. М. Панеш относит его к типу социально-аналитического романа, как и «Девичьи зори» Ю. Тлюстена. Если обратиться к хронологическим рамкам, в пределах которых роман можно считать историческим, то традиционной для этого жанра считается дистанция в 75 лет — три поколения, хотя эти рамки достаточно условны. Следовательно, точнее будет утверждение, что названные романы И. Машбаша и Ю. Тлюстена обозначили поворот адыгейской романистики к историческому прошлому, но ещё не обрели основные черты исторического полотна.

У.М. Панеш считает, что первыми адыгейскими историческими романами следует считать появившийся в начале 70-х годов «аналитически углубленный исторический роман с элементами философской притчи („Одинокий всадник“ Т. Керашева)» и «синтезированную эпопею индивидуализированных характеров и акцентированных проблем („Бзиюкская битва“ И. Машбаша)» .

Х. Тлепцерше, в свою очередь, отмечает: «Развитие адыгской исторической прозы вышло на новый виток с появлением такой мощной художественной индивидуальности, как Исхак Машбаш. И. Ш. Машбаш с его „панорамным“, ретроспективным взглядом на историю, перекличкой с современностью, как бы прорвал своим романом о Бзиюкской битве запрет на темы истории» .

Роль Т. Керашева на пути адыгейской литературы к зрелым романным формам, сочетающим синтез двух типов художественного сознания — фольклорного и литературного, отмечает Ю. Тхагазитов: «Уже поиски Т. Керашева стали большой удачей адыгских литератур в понимании дифференцированного подхода к культурному наследию прошлого (правда, все же дихотомического в своей основе), к пониманию национального мира и национального характера на новом этапе их исторического развития; немалая заслуга в этом, естественно, принадлежит национальному фольклору» .

Следует уточнить, что значительные пласты фольклорного и мифопоэтического материала в полотне об историческом прошлом больше присущи жанру романа — притчи (как, например, «Щит Тибарда» кабардинского писателя Т. Адыгова или «Страшен путь на Ошхамахо» М. Эльберда, «Последний из ушедших» Б. Шинкубы), чем историческому. В этом инварианте романа на историческую тему, как отмечает Ю. Тхагазитов, «интерес к истории часто бывает связан с важной проблемой выбора народом своей судьбы, разомкнутой вглубь истории. К какой трагедии для своего народа ведет опрометчивый шаг в таком выборе показал в романе „Последний из ушедших“ Б. Шинкуба, в котором потеря родины равнозначна исчезновению целого народа » .

И. Машбаш в романе «Графиня Аиссе» экстраполирует трагедию одной девочки — черкешенки на судьбу всего адыгского народа. Через судьбу отдельной личности писатель приходит к широким философским обобщениям о трагических страницах национальной истории. При этом, реально существовавший в истории прототип героини, к тому же бывший известной исторической личностью, оставившей свой след в мировой культуре, позволяет говорить о жанровой природе романа как исторического.

В отличие от романа-притчи, исторический роман основывается на документальных фактах, важных исторических событиях, описывает жизнь реально существовавших и известных исторических личностей, вымысел «работает» на уровне переноса реальности в сферу художественной образности.

Опираясь на исследования У. М. Панеша, мы поддерживаем его гипотезу о том, что в полноценной форме, соответствующей основным принципам поэтики и эстетики исторического романа, жанр исторического романа получает развитие в адыгейской литературе в 70-е годы.

Развитие исторического романа в адыгейской литературе связано с прозаическим творчеством Исхака Машбаша, в котором писатель, по словам Х. Тлепцерше, «художественно осмысливает историю адыгов, начиная со времен великих князей Мстислава и Редеди. Писатель разворачивает перед нами эпически масштабную панораму жизни народа на протяжении столетий: его нелегкую борьбу за социальную справедливость, за лучшую долю; мучительно-трагические попытки отстоять в жесточайшем противостоянии родную землю, свободу и независимость, свое место под солнцем; стремление преодолеть внутренние раздоры и межплеменную рознь и выйти на путь цивилизованного развития» .

До И. Машбаша адыгская историческая проза, по мнению Ю. Тхагазитова, тяготела «к этнографизму, к идеализации изображаемой действительности», авторы находились в плену «абсолютного прошлого», по мысли М. М. Бахтина. В методе Исхака Машбаша соединяется видение историка и художника, объединенное глубоким философизмом, что отмечается большинством исследователей: «Историческая романистика И. Ш. Машбаша — многогеройное, многослойное и многопроблемное повествование об адыгах, основными чертами которого являются правдивость, историзм и психологизм. Писатель стремится нигде не отойти от правды жизни, правды истории, для чего нередко делает ссылки на исторические документы и факты. В то же время там, где это диктуется необходимостью, автор широко пользуется и вымыслом, справедливо полагая, что он пишет не научный трактат, а художественное произведение». О методе И. Машбаша пишет и А. Цукор: «Поражает у писателя щепетильность подхода к историческому материалу, то, как он владеет ретроспективным взглядом и способностью глубокого и широкого обобщения. Писатель восстанавливает целые эпохи, огромные пласты культуры и управляет ими». Исследователь также подчеркивает, что творческая манера писателя остается в рамках классического искусства.

И. Машбаш нередко размышляет о принципах творческого метода писателя — романиста: «Адыгейская проза сегодня преодолевает издержки, которые неизменно возникали перед писателями каждый раз, когда они обращались к важнейшим жизненным (особенно историческим) явлениям, а именно: схематизм, иллюстративность фактов. Они много раз приводили прозу к поверхностному решению проблем в ущерб психологической глубине, конкретности, жизненной правдивости характеров, судеб людей. Крупные явления адыгейской прозы теперь ориентируют нас, в первую очередь, на мысль, на анализ, исследование особенностей нравственных основ нашего сегодняшнего бытия» .

Таким образом, можно говорить о научном, документалистском подходе И. Машбаша к отображаемому в художественном тексте миру, истории, что является неотъемлемой чертой творческой манеры автора исторического романа. Эту основную проблему исторического романа — соотношение документальной основы, исторической правды и художественного воображения, вымысла отмечал ещё А. С. Пушкин в своем высказывании «историческая эпоха, развитая в вымышленном повествовании». Жанр требовал предварительного обращения к документам. Чтобы научиться управлять «демоном старины», писатель, как и историк, должен изучать факты, т. е. выступать в роли исследователя. Работа над документом является одним из важнейших процессов в деятельности исторического беллетриста. Требование обязательного для исторической беллетристики использования в том или ином виде исторических данных, документальной оснащенности художественного произведения в первой трети XIX выражало стремление к исторической верности и движение к реализму. В творческой манере И. Машбаша этот принцип подчеркивает реалистические установки его художественного метода. Осмысление прошлого как борьбы противоположных в обществе сил и поиски документальных, фактических проявлений этой борьбы, объективное осмысление национальной истории реализованы писателем в русле реалистического метода.

Значительной заслугой писателя Исхака Машбаша является прежде всего то, что он вводит адыгейскую литературу в общее мировое культурное пространство, знакомя читателей с незнакомым для них миром адыгов, их обычаями, историей, традициями, феноменом внутриэтнического поведения — морально-нравственным кодексом поведения — Адыгэ-хабзэ.

Лейтмотивом творчества И. Машбаша является мысль о том, что человека делает человеком его представление о чести, достоинстве, служение своему народу и Родине. В интервью писатель сказал профессору К. Шаззо: «Все же прозе нашей пока что недостает психологизма характеров и обстоятельств, их остроты, конфликтности Меня всегда интересовал не человек сам по себе, а человек общественный, исторический. Проза должна думать о вчерашнем, чтоб знать мир сегодня, человека в нем. Для меня это главное измерение. роман „Сотвори добро“ о наших днях. Но в нем я стремился выразить духовный, нравственный, моральный опыт, который адыги накопили веками. Истоки, начало — это очень важно. Без них взгляд на мир сегодня несостоятелен» .

И. Машбаш озвучивает концептуальную мысль о миссии адыгейского исторического романа в современных условиях обострения политической и межнациональной ситуации: «А что касается литературы, то она не призвана открывать новые страницы национальной истории, не это её главная задача, но жить нужно национальной историей — это её святая обязанность. необходимо приступить писателям к осмыслению национальной действительности в многосложном контексте национальной истории, этики, морали и т. д. Только тогда состоятся настоящие открытия в литературе. Время полунамеков, аллегорий прошло, настала пора откровенного и открытого разговора о прошлом» .

Нафи Джусойты, размышляя о методе И. Машбаша, отметил присутствие в нем двух доминирующих тенденций: во-первых, в достаточно популярном типе историко-революционного романа «в большинстве случаев герой установлен в центре политического и идеологического противостояния. Магометово сечение (православные и гяуры) не оставляет места для объективного исследования народной жизни и нравственно-психологического состояния в конкретной исторической ситуации.

Второй тип исторического романа — нарочитая идеализация .

Исхак Машбаш изящно обходит обе эти крайности романной традиции в наших литературах. В его повествовании нет ни нарочитой социологизации, ни вымышленных идеальных характеров. Есть в нем и многослойность общественного бытия, и своеобразие народного быта ". Сам писатель сказал: «На мой взгляд, самые главные для писателя — две вещи: писать правду и скрупулезно знать историю своего народа».

Наряду с интересом к национальной истории, к национальному характеру, И. Машбаша в русле традиций классического исторического романа увлекает «романтическое нравоописание». Эта тенденция к детальному, в некоторой степени, дихотомическому (черное — белое) описанию нравов воссоздаваемого в художественном полотне общества, ярко и тенденциозно проявилась в романе «Графиня Аиссе». Композиционное решение романа подчеркивает главную идею — противостояние нравственной чистоты и добродетели главной героини нравам и устоям морально деградирующего французского общества начала XVIII века. Подчиняясь этой магистральной идее, автор романа противопоставляет Аиссе высшему свету.

В романе И. Машбаша, помимо вальтер-скоттовских влияний, можно выявить и типологическое сходство ряда персонажей с байроническими. Например, Пон де Вель — сводный кузен и друг Аиссе, обладающий острым аналитическим умом и творческим даром, весьма скептически оценивает высший свет, к которому принадлежит, отпуская саркастические реплики в адрес тех или иных «знаменитостей». И главная героиня, и её брат напоминают типы байронических героев, в уста которых вкладываются философско-сатирические замечания. Эта сатира помогает яснее увидеть описываемую эпоху. Следует подчеркнуть, что И. Машбаш редко прибегает к прямой оценке поведения персонажей, избегая дидактичности и морализаторства; абсолютные моральные оценки (что было характерно для романов вальтер-скоттовского типа) не присущи его авторской позиции.

В романе «Графиня Аиссе» по традиции «готического» романа этический конфликт связывается с проблемой соотношения государственной и частной жизни, которая впоследствии стала предметом рассмотрения в романе историческом. Обе традиции оказываются тесно соединенными, главным образом, при помощи фигуры Аиссе. События, важные для истории французского народа, оказываются значимыми и для истории семьи де Ферриолей. Как отмечает Б. Р. Напцок, «„готический роман“ не вызывал ассоциаций с современностью и, следовательно, укреплял веру читателя в современную ему общественную систему как превосходящую все остальные, укреплял веру человека в самого себя, в возможность преодоления жизненных трудностей, развивал лучшие качества характера, провозглашал принципы чести и любви, выступал против насилия и убийства» .

Развивая традиции «готического романа» исторический роман совершенствует их и дополняет идеей о глубокой взаимосвязи прошлого и настоящего, подобная проспекция наблюдается и в художественной системе И. Машбаша, что позволяет выявить роль литературной традиции в методе писателя. Также следует подчеркнуть, что синтез традиций «готического» и исторического романов позволяет И. Машбашу поставить вопрос о взаимосвязи прошлого и будущего. Рассматривая проявления национального характера в условиях «чужой» по праву рождения, но ставшей «своей» по праву воспитания культуры, И. Машбаш поднимает национальные проблемы и французского, и адыгейского народов, тем самым придерживаясь принципов исторической объективности и социологизированности, обязательных для исторического романа.

Итак, как было показано, исторический роман И. Машбаша берет из готики этический конфликт и нравственную проблематику. В «готическом» романе утверждалась незыблемость нравственной природы человека и основных этических ценностей, эта идейная линия является доминирующей в романе «Графиня Аиссе».

Как известно, принцип историзма — неотъемлемая и важнейшая художественная доминанта реалистического метода, относительно русского реализма XIX века скорее следует говорить о сложном сочетании историзма с антропологизмом — как противопоставленных, но в то же время дополняющих друг друга принципов.

Это сочетание актуально и для исторического романа, только здесь нужно говорить не об антропологизме вообще, а о «готическом антропологизме», то есть отношении к человеку, характерному для «готических» романов. Характер готический предполагает избранность, «инаковость», яркую индивидуализацию и определенную односторонность (либо положительный, либо отрицательный персонаж) иногда — демонизм; тип реалистический — чаще средний человек, обладающий типологическими признаками своего сословия и сочетающий, а не противопоставляющий «белое — черное» в характере.

Сочетание историзма и «готического антропологизма» характерно для всех исторических романов, только соотношение их различно. В художественном мире романа «Графиня Аиссе», несомненно, присутствуют черты «готического антропологизма»: героиня в течение всей своей жизни подвергается испытаниям нравственного порядка; ей противостоят личности, воплощающие безнравственность и аморальность, соблазняющие её мнимыми материальными ценностями и соображениями удобства и выгоды; не раз ей приходится делать выбор, и она с честью выходит из крайне сложных и зачастую опасных ситуаций, без колебания подчиняясь своему внутреннему нравственному голосу и т. д. В целом Аиссе является положительным типажом. В характере, созданном И. Машбашем, трудно найти отрицательные черты, в этом видится романтическая тенденция, определенная идеализации, но отметим еще раз, что образ героини полностью следует главной идее произведения.

Следует также подчеркнуть, что в современной, достаточно кризисной ситуации разрушения и перестройки массового сознания, обращение И. Машбаша к теме сохранения национального сознания даже в условиях «другой» культуры придает его историческому полотну современное звучание, что позволяет говорить о новаторстве художественного метода писателя как автора исторических романов. И. Машбаш актуализирует проблему «диалога культур», вводит в художественную ткань текста широкий культурологический контекст, последовательно через весь роман проводит сквозную идею о неистребимости ментальных черт личности. Большое значение в романе имеют монологи и диалоги, в которых раскрывается внутренний мир героини, её сомнения, рефлексии, размышления. В диалогах в значительной мере проявляется контраст между представителями французского света — развращенными, безнравственными и пресыщенными и самой Аиссе, следующей нравственным устоям своего народа, о котором она имеет лишь смутные воспоминания, но традиции и нравственные принципы которого живут в ней как «голос крови». В трактовке Машбаша — «национальное» сильнее «социального». Эту мысль высказал Г. Гачев в своих размышлениях о национальной картине мира: «Социальные идеалы сами честно о себе говорят, что они временны, исторически обусловлены. Национальное же сообщает человеку и идеал, и бессмертие, и притом подает их в интимно-личном, достоверном виде.

Само понятие «Родина» в этом смысле показательно. Родина — это такое общественное, духовное целое, которое и телесно: связано с родом, кровью, природой, землей" .

Историзм И. Машбаша выводит на новую ступень адыгейский исторический роман, так как в нем сочетаются и приемы классического историзма, и национально-духовный контекст на фоне широкого охвата изображаемой социальной действительности.

Как отмечал Э. Ауэрбах, «материал для постижения истории следует искать не только на „вершинах“ общества, в торжественных государственных актах, но также в искусстве, и в экономике, и в материальной и духовной культуре, и в народных глубинах, в повседневной жизни, потому что только здесь можно, в более конкретном и более глубоком смысле, усвоить своеобразную динамику истории, внутреннее её движение » .

Сам писатель в эпилоге к роману пишет: «Пока писал книгу, и сердце болело, и слезы наворачивались на глаза, но что поделаешь, такова участь писателя. Если бы душа не болела о тяжких бедствиях, перенесенных адыгским народом, быть может, не мучаясь созданием исторических повествований, писал бы что-либо красиво выдуманное досужим разумом» .

Как мы видим, боль писателя за судьбу своего народа, подвергшегося тяжелым испытаниям в прошлом, сопрягается с современностью, в которой существует угроза потери национальной идентичности. Как отмечает Ю. Тхагазитов, жанр исторического романа, несомненно, имеет выход в современность: «Пристальный интерес к истории, характерный для всей многонациональной литературы, не локализуется в прошлом, а тесно сопрягается с днем сегодняшним, с актуальной современной проблематикой. Часто речь идет больше о дне завтрашнем, нежели вчерашнем. „Соединить“ прошлое и настоящее можно, лишь имея точку опоры в настоящем. Историческим романом художественно исследуются закономерности и неслучайность избранного нашими народами пути» .

Эта мысль не случайна и не нова, ещё кабардинский просветитель Ш. Б. Ногмов говорил о том, что «прошлые периоды истории адыгов с необходимостью вели к настоящему. В известном смысле, прошлые периоды даже повторяются в настоящее время» .

В исторической романистике идея о связи времен впервые получила художественное воплощение у Вальтера Скотта, для которого главным было понять связь прошлого с настоящим, обнаружить в истории истоки сегодняшних проблем и событий. В. Скотт считал, что для того, чтобы заинтересовать читателя, «события, изображенные в произведении, нужно перевести на нравы эпохи, в которой мы живем, так же как и на ее язык».

В подобном художественно-эстетическом ключе пишет и И. Машбаш, из его текстов явствует, что произведение на историческую тему — это неизбежно рассказ о двух эпохах: о той, в которой живут герои, и о той, в которой живет автор. И движение истории воспринимается не как процесс, которым движет случай, судьба либо воля великой личности, а как сложное взаимодействие обстоятельств.

Основная тема И. Машбаша, идущая через все его творчество — и лирику, и прозу — национальная история, национальный характер. Как отмечает К. Г. Шаззо, «человек — сложная структура. Такова исходная идея Машбаша в характеристике героев. Писатель полемически заостряет внимание читателя на мысли о том, как непросто человеческое поведение, в какой нерасторжимой взаимосвязи находятся поступки людей не только с жизненными обстоятельствами, но прежде всего с нравственным содержанием личности». И далее критик резюмирует: «И. Машбаш любит сложные характеры, неординарные судьбы людей» .

Следует отметить, что в художественной системе романа И. Машбаша «Графиня Аиссе» прослеживается достаточно устойчивая система приоритетных сюжетных и композиционных приемов: динамичный сюжет; конфликт, построенный на противостоянии личности обстоятельствам; интерес к сложным характерам; объемные диалоги и внутренние монологи; высокая идейная и художественная нагрузка пейзажа; отсутствие лишней детализации, проявляющееся в заметной схематичности портретов, скупости описания костюма, интерьера.

Все эти стилевые черты подчеркивают направленность интереса художника к проявлениям души личности, к её внутреннему миру — к национальному сознанию. Эпоха, социальная среда находятся вне магистральной линии авторского интереса, они служат лишь колоритным фоном для отсвечивания национального характера, поданного в самом выигрышном свете. Следует подчеркнуть, что автор романа не противоречит своей трактовкой образа Аиссе документальным и художественным источникам, особенно западноевропейским, посвященным «прекрасной гречанке», как зачастую называли черкешенку в свете.

Нравственно-этический комплекс поведенческих проявлений героя можно раскрыть в художественном произведении лишь способом глубокого проникновения во внутренний мир персонажа, в его ментальность, что является художественным приемом психологизации. Метод Машбаша, отличающийся всесторонним психологизмом, позволивший ему отойти от схематизма и идеализации, характерных для большинства национальных произведений на исторический сюжет, позволяет говорить о реализме писателя, об его отходе от романтических тенденций и обогащении методологии всего адыгейского романа Историческая романистика И. Машбаша охватывает почти всю историю адыгейского народа — от патриархальности до Великой отечественной войны. Сквозная идея, пронизывающая все исторические полотна писателя, многих исследователей подводит к мысли об объединении разрозненных текстов в единую эпопею по типу «Человеческой комедии» О. де Бальзака или «Ругон — Маккаров» Э. Золя. Сам писатель говорит, что подобного замысла не было, просто он пишет художественную историю своего народа. На наш взгляд, если принять во внимание, что зачастую художественный мир писателя начинает жить своей жизнью и принимает смыслы, возможно, не предусмотренные автором, для объединения исторических полотен И. Машбаша в целостную эпопею есть все основания. И это задача не автора, а литературоведов.

Эту мысль высказал и известный машбашевед — Х. Тлепцерше: «Историческая романистика Исхака Машбаша по сути представляет собой одну большую книгу, пронизанную устойчивыми, сквозными темами и мотивами. И с этими темами, образами, персонажами и даже сюжетами писатель не расстается от романа к роману, что создает своеобразную преемственность, непрерывность истории народа » .