Проблемы и погрешности языка закона и способы их устранения

К числу наиболее распространённых погрешностей языка законов относятся:

• · неоправданное заимствование иноязычной терминологии при наличии соответствующих терминов в русском языке (напр., «дилер» вместо «представитель», «менеджер» вместо «управляющий» и т. п.);
• · «юридизация» элементов обыденной и публицистической лексики («потребительская корзина», «отмывание денежных средств»);
• · злоупотребление дефинициями, когда в текстах законов без особой надобности определяются не только юридические термины, но и научные, технические, а также слова, вообще не являющиеся терминами;
• · неверное обозначение модальности нормативного предписания (например, использование в обязывающей норме слова «вправе» вместо «должен» или «обязан»);
• · злоупотребление оценочными понятиями, то есть крайне абстрактными, неопределёнными, расплывчатыми словами и словосочетаниями, способными в процессе толкования приобрести у различных интерпретаторов разные (если не противоположные) смыслы (напр., «негативные последствия»);
• · неправильное установление логико-семантических отношений между понятиями (напр., «привлечение к налогу»);
• · неясность формулировок законодательных актов, проявляющаяся в их языковой недостаточности (мысль законодателя выражена недостаточно полно) либо избыточности (в тексте нормы присутствуют лишние слова, затрудняющие постижение её смысла);
• · неточность формулировок законодательных актов, когда мысль законодателя оформлена ненадлежащими лексическими средствами;
• · искусственное усложнение синтаксических конструкций, ввиду чего смысл нормы улавливается с трудом.

Предупреждение этих и других погрешностей обеспечивается соблюдением правил юридической техники при составлении проектов нормативных актов.

Критика языка права — явление не новое. Во многих развитых странах проблемами языка права занимаются давно и небезуспешно. А. Н. Шепелев в статье «Простой язык закона» приводит интересные тому примеры. Так, в конце XVI века английский судья решил продемонстрировать свое отношение к особенно многословному документу, состоящему из 120 страниц и подшитому к одному из дел. Сначала судья приказал вырезать дыру насквозь в центре документа. Затем заставил человека, написавшего документ, протиснуть свою голову в эту дыру, и несчастного водили по всему зданию суда, чтобы его видели все посетители. В 1817 году Томас Джефферсон жаловался, что в процессе написания законов его коллеги юристы «использовали то и дело слова „сказанный“ и „вышесказанный“ и повторяли одно и то же по два-три раза так, что никто, кроме юристов, не мог распутать этот стиль и выяснить, что все это значит…» .

Некоторые судьи туманно излагают свои мысли, лучшие же говорят и пишут ясно и просто. Стиль изложения Лорда Деннинга, одного из наиболее выдающихся судей, отличается сжатостью и доступностью. Одно из его заключений начинается со слов: «Это произошло 19 апреля 1964 года. В Кенте было время колокольчиков». Другое: «Бродчок — одна из наиболее приятных деревушек в Англии. Старик Герберт Банди, ответчик, был там фермером». Сравним это с более привычным типом судебных документов: «При таких обстоятельствах следует признать, что вывод суда о правомерном использовании обществом льгот по налогу на содержание жилищного фонда и объектов социально-культурной сферы, а также по целевому сбору на содержание милиции сделан по неполно выясненным обстоятельствам дела, не соответствует этим обстоятельствам, в связи с чем принятое решение недостаточно обосновано, а дело в указанной части подлежит передаче на новое рассмотрение в суд первой инстанции». Стиль Лорда Деннинга, возможно, менее информативен, но приятен для специалистов, привыкших к скучному стилю юридических документов.

В средневековой Англии, когда французский был языком аристократии, он также служил языком судопроизводства, назывался «правовой французский» и оставался языком юридических документов вплоть до XVII века. Некоторые французские фразы используются в современном английском языке права.

Большинство латинских фраз вошло в английский язык права в XIX веке как результат возросшего в тот период интереса к римскому праву и повсеместного знания латинского среди судей и юристов.

Применение латинского языка может иногда затемнять четкую идею, придавая глубокомысленность и официальность мысли, которая, если ее выразить разговорным языком, окажется невыносимо банальной, а порой даже неверной. Латинские фразы допустимы, если значение их очевидно. В ином случае правильней выражать свои мысли на том языке, на котором составлен весь документ.

В Америке стиль языка права долго оставался предметом насмешек, но в 70-х годах XX века было начато его реформирование: несколько законодательных органов провели законы, в соответствии с которыми такие документы, как страховые полисы и договоры с потребителями, должны быть написаны ясным и общедоступным языком. Банки, предприятия и другие сферы бизнеса обнаружили, что документы, написанные понятным языком, уменьшают расходы и увеличивают прибыль. Например, изложенная ясным языком гарантия производителя автомобилей может помочь в повышении продаж, а понятный язык договора займа может минимизировать дорогостоящее для кредитора невыполнение обязательств со стороны заемщика. Доступные для понимания формы документов, предлагаемые в госучреждениях, сокращают количество времени, которое тратится служащими данных учреждений на ответы озадаченным гражданам.

В 1778 году в своей работе «О духе законов» французский ученый Шарль Луи Монтескье излагал принципы составления законов. По его мнению, к таковым относились простота слога, определенность, сжатость нормативного материала. язык закон погрешность стилистическая Как уже было сказано, первым требованием к языку закона является его ясность, понятность, предполагающая доступность смысла правовых предписаний для сознания людей. Закон или подзаконный акт должен быть доступен населению, что достигается прежде всего простотой словарного запаса, используемого законодателем. В тексте закона следует использовать максимально простые слова, термины и фразы, широко употребляемые в обычном обиходе и понятные большинству участников правоотношений. Как уже отмечалось, к минимуму должно быть сведено применение при составлении законодательства узкоюридических и других специальных терминов, неизвестных не обладающим специальной подготовкой людям.

Ясность законодательного языка предполагает четкую и законченную определенность всех использованных в нем профессиональных (при том не только юридических) терминов. Внесение в текст нормативно-правового акта дефиниций, официальных легальных определений, используемых в нем понятий, неизвестных в обычном языке, используемом широким кругом людей, или имеющих в законе иное значение, нежели в общепринятом языке, является тем инструментом, который позволяет обеспечить всеобщую ясность, популярность законодательства, в котором для обеспечения его полноты и краткости используется специальная терминология. Специальные нормы-дефиниции позволяют, кроме того, обеспечить единообразное понимание специальных терминов, исключая возможность произвольного их толкования и искажения изначального смысла.

Такие официальные легальные определения могут включаться в текст закона двумя основными способами. В небольших по объему нормативно-правовых актах, в которых используется небольшой объем нуждающихся в определении понятий, из норм-дефиниций может быть составлена особая вводная структурная часть (статья или глава). В значительных по объему актах (например, в кодексах), содержащих большое число терминов, это невозможно. Такая вводная статья была бы слишком большой по объему, а кроме того, необходимость постоянного обращения к ней сильно отвлекала бы внимание и сильно затрудняла бы субъектам нормативно-правовых предписаний осознание их смысла. Поэтому для таких законов больше подходит определение термина по тексту закона. При первом употреблении термина сначала дается его легальное определение и в скобках дается указание, что далее для обозначения этого понятия используется определенный термин.

При создании текста закона не следует также злоупотреблять иностранными словами. В том случае, если иностранное слово имеет русский аналог, его использование в тексте закона нецелесообразно. Вряд ли оправдано слишком частое употребление в законе таких слов, как «экстерриториальность», «мораторий», «рентабельность», легко заменяемых русскими словами". Только если иностранное слово имеет международное употребление, используется повсеместно или не имеет русского аналога, использование его в тексте закона оправдано. Также не следует использовать в тексте закона местных слов и выражений, неизвестных на остальной территории страны.

Следующим требованием к тексту закона, непосредственно следующим из необходимости ясности правовых требований, является терминологическое его однообразие. Этот принцип предполагает использование при формировании законодательства единой терминологии, юридических конструкций и формулировок, унифицированного языка. Унифицированность, стандартизированность законодательных формулировок — необходимое условие правильного и единообразного их понимания [7, с. 86]. Использование при разработке закона специальной терминологии предполагает однозначность используемых терминов, их одинаковый смысл во всех нормативно-правовых актах. В противном случае отсутствовала бы возможность единообразного понимания и толкования законодательства. При определении смысла нормативно-правовых предписаний возникла бы путаница, ошибки и неправильное усвоение смысла норм права стали бы неизбежными. «Различие терминологии, — как справедливо отмечал К. Маркс, — является далеко не безразличным, ибо оно решает тысячи человеческих судеб» .

Следующим требованием к законодательному языку выступает его точность и определенность. Максимальная ясность и четкость правовых предписаний, оптимальное по точности соответствие текста закона мыслям, идеям и целям законодателя также является задачей спецификации языка закона.

В тексте закона каждая фраза, каждое словосочетание, каждое предложение должны быть выражены с абсолютной определенностью, исключающей возможность различного понимания. Закон должен четко, строго и жестко определять границы правовых дозволений, предписаний и запретов, не допуская возможности различного их восприятия.

Недопустимо использовать в тексте закона неопределенные словосочетания, допускающие различное толкование смысла закона. Например, отрицательно скажутся на точности восприятия правовых предписаний слова типа: «следует», «целесообразно», «другие», «подобные», «аналогичные», «и т.д.» (в случае если далее не содержится оснований для однозначного их понимания, неясно, чем следует руководствоваться при их понимании).

В качестве следующего требования к языку закона можно выделить его краткость. Использование в тексте нормативно-правового акта языковых средств должно быть максимально лаконичным и экономичным. Не следует излагать содержание закона слишком длинными фразами и предложениями — за сложными текстовыми конструкциями теряется их смысл. Большое внимание законодатель должен уделять борьбе со словами-паразитами, в которых нет необходимости. Такие часто употребляемые в законах слова, как «поднять», «повысить», «активизировать», «укрепить», а также целые словосочетания типа «крупные достижения», «высокая эффективность», «тесное взаимодействие», «широкий охват» лишены конкретной информационной нагрузки и только засоряют текст закона.

Однако краткость языка закона не должна негативно сказываться на его полноте. Сочетание полноты правового регулирования и краткости, четкости и потому понятности закона может быть достигнуто в результате изучения и использования основных законов и правил законодательной техники.

Обязательным требованием к языку закона является его культура. Закон, являющийся общеобязательным образцом, эталоном поведения, должен служить примером культуры языка и речи.

Культура языка закона означает прежде всего правильное составление текстовых конструкций в соответствии с правилами русского языка. Соблюдение при написании нормативно-правовых актов правил грамматики, синтаксиса, пунктуации и, самое главное, стилистики имеет огромное значение для регулятивной эффективности законодательства. Зачастую от них просто зависит смысл закона. И если грамматические ошибки могут быть исправлены путем обычного технического редактирования (хотя иногда и с этим могут возникнуть сложности), то исправить, например, пунктуационные ошибки бывает уже труднее, ибо часто пунктуация определяет смысл текста (вспомним классический пример «Казнить нельзя помиловать» — запятая определяет значение предписания). Стилистические ошибки еще опаснее, ибо могут полностью исказить истинное значение предписания. Подобные промахи и недочеты могли бы быть поводом для смеха, если бы не негативные, а зачастую и трагические их последствия. А подобные стилистические нарушения, к сожалению, нередки. В законодательстве (а особенно часто в подзаконных нормативно-правовых актах) очень часто используются анекдотические фразы, вроде «выращивание командных кадров», «привлечение к налогу» и т. д.

Кроме того, культура языка закона предполагает использование в нем только терминов, официально признаваемых. Язык права абстрагируется от индивидуальных речевых особенностей людей, что обусловливает определенные специфические черты: точность, последовательность, стандартность, системность, наличие устойчивых речевых конструкций со строго установленными правилами толкования. Однако его свойство регулировать фактические общественные отношения дают основания для проникновения в тексты законов и других правовых актов просторечий, жаргонизмов, появления лексических казусов и т. п. Использование данных категорий носит неоднозначный характер, но в большей степени их употребление снижает эффективность правового регулирования и является признаком несовершенства законодательства Анализ законодательства показывает, что чаще всего просторечия как слова, грамматические формы или обороты преимущественно устной речи, находящиеся за пределами литературной нормы, используются в нормативных актах. Выверка, хроническая нехватка, допотопная оснастка, обрушение, опросник претендента, утечка, нищие, благодатная почва, недожитие и другие — это лишь небольшая часть просторечий, встречающихся в документах. Н. Власенко приводит положение Правил охрани жизни людей на воде Челябинской области (утв. постановлением губернатора Челябинской области от 10.11.1997 № 757 «О правилах пользования водными объектами в Челябинской области»): «запрещается… допускать шалости в воде» .

В качестве особой группы просторечий, используемых в нормативных правовых актах, можно выделить этнографизмы — слова и словосочетания, известные лишь в данной местности, т. е. характерные для отдельной местности в силу определенных традиций, обычаев, укладов быта, географических особенностей.

Определенную проблему вызывают жаргонизмы.

Жаргонизмы представляют собой жаргонные слова и выражения, употребляемые за пределами разговорной речи, возникающей среди людей, находящихся в сходных профессиональных и бытовых условиях, объединенных общностью интересов и занятий. В уголовном законодательстве встречаются жаргонизмы притон, а в налоговом: выручка, давальческое сырье и т. п.

Не следует также допускать использование в тексте закона устаревших или нарочито-общенародных слов и словосочетаний, например, «коробейники», «торговля вразнос», «торговля вразвоз с лотков». Недопустимо использование в законодательстве невразумительных жаргонизированных сокращений, типа «бомж», «жилплощадь», «капстроительство», «госорган» и т. д. Подобные нарушения свидетельствуют о низком культурном уровне участников законодательной деятельности, негативно влияют на авторитет законодательства в народе, на правосознание и заметно снижают регулятивные возможности законодательства.