Старец Зосима и Алеша Карамазов

Анализ межсубъектных отношений старца Зосимы с другими персонажами был бы неполным без освещения характера организации его взаимодействия с Алексеем Карамазовым, главным героем романа и любимым учеником старца. Важно отметить, что связь между этими персонажами имеет философскую природу и не ограничивается сюжетным соотнесением.

В предисловии «От автора» Достоевский пытается дать характеристику главному герою романа, который читателю предстоит прочитать, путем отрицания всех возможных определений, которые могли бы быть применимы к Алексею. Писатель рассуждает: можно ли назвать этого героя примечательным? «Для меня он примечателен, но решительно сомневаюсь, успею ли это доказать читателю» (14: 5). Деятель ли он? «Деятель, но деятель неопределенный, невыяснившийся». Данные категории «неопределенности и неясности» кажутся нам особенно важными в связи с тем, что их истинный смысл раскрывается по ходу развития действия всего романа. Развертывание романа демонстрирует, что главный герой «Братьев Карамазовых» не может быть ограничен какими-либо повествовательными схемами. Читатель «Братьев Карамазовых» может только догадываться, как сложилась жизнь Алексея Федоровича после выхода из монастыря, именно для читателя этот персонаж остается «невыяснившимся деятелем». Однако ошибочно утверждать, что подобная незавершенность персонажа обусловлена исключительно тем, что Достоевский не успел дописать продолжения задуманной им трилогии. На наш взгляд, в основе такого способа организации образа лежат поэтические принципы Достоевского-художника. «Достоевский, как правило, оставляет своего героя накануне радикального жизненного перелома, полной перестройки характера или разрушения его (последнее демонстрируется как самоубийство героя). Не изображая самих перемен в характере, писатель дает их эмоциональное предвосхищение в финале (особенно в „Преступлении и наказании“ и „Братьях Карамазовых“), имеющее катарсический эффект» Щенников Г. К. Мысль о человеке и структура характера у Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования: в 20 т. Л., Наука. Ленингр. отд-ние, 1976. Т. 2. С. 5. Следующей характеристикой, которую Достоевский пытается примерить к своему герою, становится чудачество. Писатель утверждает: «Одно, пожалуй, довольно несомненно: это человек странный, даже чудак» (14: 5), но тут же опровергает только что высказанную мысль и ставит под сомнение чудачество Алеши. «Чудак в большинстве случаев частность и обособление», в то время, как Алеша «носит в себе сердцевину целого» (14: 5), то есть воплощает общечеловеческое начало. «Достоевский часто говорит о „человеке вообще“, но поскольку он не уверен, что знает человека, поскольку человек для него — всегда загадка, писатель стремится не к описанию, а к испытанию человеческой натуры, к определению соответствия между ее сегодняшними проявлениями и невоплощенными потребностями, в которых обнаруживается сущность человека» Щенников Г. К. Мысль о человеке и структура характера у Достоевского, С. 4. Преамбула, которой Достоевский предваряет начало первого тома романа, демонстрирует, что образ главного героя принципиально не ограничен, единственным способом его характеристики становится отбрасывание всех возможных ярлыков. Такой способ ввода персонажа в текстуальное пространство романа связан с той религиозно-философской догматикой, выразителем которой станет Алексей Федорович. «Достоевский, как представляется нам, следует принципу апофатической теологии, стремившейся выразить сущность Бога путем последовательного отбрасывания всех относящихся к нему (этот принцип весьма характерен для православной религиозной догматики)» Алексеев А. А. Христианские основы эстетики Ф. М. Достоевского // Ф. М. Достоевский и национальная культура. Вып.2. Челябинск, Челябинский государственный университет, 1996. С. 94.

Связь между рассматриваемыми персонажами декларируется уже в финале четвертой главы романа в контексте сообщения Алешей отцу своего решения об уходе в монастырь: «И вот довольно скоро после обретения могилы матери, Алеша вдруг объявил ему, что хочет поступить в монастырь и что монахи готовы допустить его послушником. Он объяснил при этом, что это чрезвычайное желание его и что испрашивает он у него торжественное позволение, как у отца. Старик уже знал, что старец Зосима, спасавшийся в монастырском ските, произвел на его „тихого мальчика“ особенное впечатление» (14: 23). Главным поводом, побудившим Алешу принять это решение, стало знакомство со старцем. Характерно и архитектоническое устройство начала первой книги. Глава «Третий сын Алеша», в которой впервые упоминается имя Зосимы, расположена между главами, посвященными родному отцу Алексея Федоровича, и главой «Старцы», в которой повествователь знакомит читателя непосредственно со старцем Зосимой, который впоследствии станет духовным отцом Алеши. Уже с первых страниц романа Алеша выступает как «всепрощающий герой конфидент, выполняющий связующую функцию модераторов между всеми остальными персонажами» Криницын А. Б. Структура и принципы сюжетообразования в романах «Пятикнижия» Ф. М. Достоевского // Достоевский: философское мышление, взгляд писателя / Под ред. С. Алоэ. СПб., «Дмитрий Буланин», 2012. С. 80.. Образ Алексея Федоровича Карамазова напрямую связан с вопросами кровного и духовного родства, занимающими центральное место в идейной проблематике романа. «Ф. М. Достоевский, стремившийся постичь мир в его сложном, динамически развивающемся единстве, впрямую не был занят проблемами воспитания. Однако его, безусловно, интересовали отношения „отцов и детей“, преемственная связь поколений. Данные проблемы существовали для Достоевского гораздо шире — в поле созидания им объективного художественного полотна российской действительности, реального изображения современной жизни на всех ее уровнях» Рогова Н. Б. Идея духовного «отечества» и «братства» в романе «Братья Карамазовы» (К осмыслению образа Павла Федоровича Смердякова) // Достоевский и мировая культура. М., 2009. № 25. С. 189. Всех братьев Карамазовых отличает тяга к самоанализу, к попыткам осмыслить свое место в мире, однако только Алеше удается выйти за пределы рассуждений о собственной жизни. Его повышенная устремленность к Другому способствует тому, что он выступает медиатором между всеми героями романа. «Алексей выходит на новый уровень постановки, а значит, и решения проблемы братства. Ему открывается тайна духовного „отечества“ и „братства“» Рогова Н. Б. Идея духовного «отечества» и «братства» в романе «Братья Карамазовы» (К осмыслению образа Павла Федоровича Смердякова), С. 190.

Кульминацией первой части первого тома становится книга «Неуместное собрание», в которой представлена эксплицитно явленная коммуникация большей части персонажей первого тома. «Совмещать в массовых сценах несовместимых и непримиримых персонажей — любимый прием Достоевского для создания и поддержания сюжетного драматизма» Криницын А. Б. Структура и принцпы сюжетообразования в романах «Пятикнижия» Ф. М. Достоевского Достоевский: философское мышление, взгляд писателя/ Под ред. С. Алоэ. СПб., «Дмитрий Буланин», 2012. С. 70. Если мы попытаемся сопоставить поведение старца и Алеши в данном фрагменте повествования, о обнаружим, что оба они большую часть книги молчат. Старец Зосима начинает говорить только тогда, когда Федор Павлович напрямую обращается к старцу с конкретным вопросом или с попыткой скомпрометировать его слово. Единственные ремарки, которые сопровождают описание поведения Алеши, характеризуют едва заметные движения, в которых находит выражение его внутреннее состояние, а именно — чувство стыда, которое охватывает его в связи с поведением представителей его семейства: «Кровь залила щеки Алеши; ему стало стыдно. Сбывались его дурные предчувствия» (14: 40); «Алеша готов был заплакать и стоял, понурив голову» (14: 44). Отсутствие противодействия со стороны Алеши сопровождает «бездействие» старца. Однако именно эта тактика непротивления юродству Карамазова и агрессивному поведению Дмитрия оказывается наиболее эффективным способом достижения цели примирения отца и сына. «Старец точными движениями и нужными словами уравновешивает коммуникацию между собравшимися, создавая всеобщее доброжелательное пространство общения. Старец нейтрализует действия Карамазова тем, что не идет против силы, которую распространяет тот, а, напротив, следует ей. Этому способствуют его доброжелательная улыбка, располагающие слова и предложения, которые рас-полагают уравновешенное тело старца с мечущимся телом Карамазова, что тот попеременно сбиваясь, но все же идет к примирению» Азаренко С. А. Ф. М. Достоевский и топологическая антропология // Ф. М. Достоевский. Писатель, мыслитель, провидец, М., Издательство ПСТГУ, 2013. С. 150. Старец Зосима и Алеша выступают медиаторами, уравновешивающими хаос, порождаемый «разлагающимся семейством».

Алеша становится единственным персонажем, которому перед смертью Зосима разъясняет свой поклон Дмитрию, более подробно рассмотренный нами в главе, посвященной биографии старца Зосимы.

При соотнесении фигур Алеши Карамазова и старца Зосимы нельзя не обратить внимание на тот факт, что Алеша стал автором жития старца Зосимы. Воспоминания о беседах со старцем легли в основу оформления биографии старца Зосимы. Сам факт описания Алешей жизненного пути своего духовного учителя, озаглавленный словом «житие» свидетельствует о том, что сомнения, вызванные тлетворным духом, изошедшим от тела старца, описанные в главах «Тлетворный дух», «Такая минутка» и «Кана Галилейская», завершились утверждением веры Алеши в святость старца. Его метания привели его к убеждению в том, что истинная вера основывается не на чудесах, а на полном приятии Другого. Апофеозом утверждения алешиной веры становится описание его видения, представленное в главе «Кана Галилейская». В ней борьба, происходящая в сердце Алеши, достигает кульминации. Изображение алешиной молитвы сплошь составлено из противоречащих предложений, каждое последующее опровергает предыдущее. Констатации факта об алешином возвращении в монастырь недостаточно для вынесения суждения о том, что он покончил с сомнениями, посеянными в утро похорон жителями Скотопригоньевска и некоторыми представителями монастырской братии. Ощущения, которые испытывает вернувшийся ко гробу старца Алеша, описаны как двойственные: «Душа его была переполнена, но как-то смутно. Сердцу было сладко и странно» (14: 418); «Пред гробом, сейчас войдя, он пал как пред святыней, но радость, радость сияла в уме его и в сердце его» (14: 418). Однако уже в следующем предложении он смущается и вновь вспоминает о тлетворном духе. «Но и эта мысль о тлетворном духе, казавшаяся ему еще только давеча столь ужасною и бесславною, не подняла теперь в нем давешней тоски и давешнего негодования» (14: 419). Сомнения Алеши становятся предпосылкой обретения истинной веры, главным его условием. «Художественный мир Достоевского — это мир, который, так же, как и сам его творец, — „весь борьба“. Это мир мысли и напряженных исканий» Фридлендер Г. М. Достоевский в современном мире Достоевский. Материалы и исследования: в 20 т. Л., Наука. Ленингр. отд-ние, 1976. Т. 1. С. 19.. Религиозно-философская проблематика романа демонстрирует, что истинная вера требует страданий. Это убеждение и легло в основу принятия Зосимой решения отправить Алешу в мир. В рамках художественного мира Достоевского обретение веры возможно лишь вследствие соприкосновения с внешним миром: «Достоевский не раз высказывает мысль, что развитие человека — следствие не одной внутренней борьбы с самим собой, но и результат тесного соприкосновения с жизнью. Писатель советует Н. Д. Сусловой: „Не закупоривайте себя в исключительность, отдайтесь природе, отдайтесь внешнему миру и внешним вещам хоть немножко. Жизнь внешняя, действительная развивает нашу человеческую природу чрезвычайно, она материал дает“ (1: 404)» Щенников Г. К. Мысль о человеке и структура характера у Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования: в 20 т. Л., Наука. Ленингр. отд-ние, 1976. Т. 2. С. 4. А. Л. Слонимский в очерке «Ф. М. Достоевский. Творчество и религия» интерпретировал идею Достоевского о горниле сомнений следующим образом: «Только через страдание — все равно, физическое или нравственное — можно дойти до высшей гармонии, до полного постижения истины, до касания мирам иным. Страданием растет и ширится душа. Яснее становится связь людей между собой, открывается Великое Единое, действующее в мире, и личное, ограниченное тонет в сиянии Беспредельного. Только страдавшая душа знает все, и потому нет для нее ничего неведомого, пугающего, и только она обладает высшей мудростью» Слонимский А. Л. Ф. М. Достоевский. Творчество и религия, Пг., 1915. С. 11. Биография самого старца становится программой для жизни Алеши в миру. Познание человеческой тайны, которую стремился разгадать сам писатель, по его мнению, было возможно только при условии познания страданий. Поэтика «Братьев Карамазовых» демонстрирует, что вера способна утвердиться исключительно через трагическое. «Трагическое у Достоевского не фатально и не гибельно, как у авторов драматических трагедий, оно, конечно, катастрофично, и, как во всякой катастрофе, в нем есть элемент риска, но оно спасительно для человека, ибо дает ему возможность пробиться к самой сердцевине бытия, максимально приблизиться к истинным ценностям — к Божьей Истине!» Алексеев А. А. Христианские основы эстетики Ф. М. Достоевского // Ф. М. Достоевский и национальная культура. Вып.2. Челябинск: Челябинский государственный университет, 1996. С. 20. В связи с этим интерпретация алешиного ухода в монастырь как побега из разрушающегося социального института, предложенная А. Абрагамовским Абрагамовский А. Почему Алеша Карамазов вышел из монастыря? // Достоевский и мировая культура. М., 2013. № 30. С. 481., представляется нам неправомерной. В контексте романа выход Алеши из монастыря направлен на установление контакта с внешним миром, диалога с Другим. Завещая Алеше идти в мир, Зосима говорит: «Выйдешь из стен сих, а в миру пребудешь как инок. Жизнь благословишь, и других благословить заставишь, что важнее всего» (14: 259). Старцу необходимо, чтобы алешина вера укрепилась, пройдя через горнило сомнений, чтобы трудности, которые встретятся Алеше на его пути, сформировали восприятие постулата «Все за всех виноваты» не как абстрактного теоретического догмата, а как правды жизни. Это горнило сомнений становится главным условием приобщения к Большому Диалогу: «Страдание и боль открывают связь между людьми, стирают грань между „я“ и „ты“, все сливаются в единый организм, и является чувство всеобщей ответственности за то зло, которое существует в мире» Слонимский А. Л. Ф. М. Достоевский. Творчество и религия, Пг., 1915. С. 12.