Саша как субъект восприятия

Героиня в начале романа представлена как активный субъект восприятия, можно утверждать, что эта ипостась является для нее основной: Саша описывает мир, наполняя его цветом, звуком, тактильным ощущением и геометрической формой. В ее речевой партии мир наполнен цветом и тактильным ощущением: «Помнишь наш стол под сиренью покрытый клеенкой с бурым треугольником — следом горячего утюга?» (Шишкин 2013: 12). Как и для Володи, для героини доступен мир запахов (в отличие от повествователя, который никогда не будет являться субъектом восприятия запахов): «И запахи из сада! Такие густые, плотные, прямо взвесью стоят в воздухе» (Шишкин 2013: 12).

Важно отметить, что героиня не использует номинативный ряд для перечисления запахов, она их классифицирует, оценивает, используя качественные прилагательные: «Чувствую — знакомый запах в прихожей» (Шишкин 2013: 74). Следует отметить, что и Володя в своих письмах исползует данный прием, классифицируя и оценивая воспринимаемые запахи.

Саша неоднократно говорит о себе, как о человеке «всего, что можно потрогать» (Шишкин 2013: 15) и «понюхать», поскольку все «живое, чтобы существовать, должно пахнуть» (Шишкин 2013: 16). Тем не менее, описание запахов в Сашиной речи не вписано в пространство реальных координат (нет указания на конкретные запахи, которые воспроизводили бы состояние окружающей среды, погружая адресата письма в «физическое пространство» героини), упоминание о них носит скорее умозрительный характер и относится к сфере сознания героини — она думает, что воспринимает мир через данное ощущение.

Восприятие героини меняется на протяжении романа: ей по-прежнему остаются доступными цвет, запах и визуальные образы, однако меняется качество их восприятия. Лексика, которой она описывает окружающую действительность, имеет негативную окраску. Так, запах в начале романа постепенно превращается в вонь: «Зашла в обезьянник, там натоптано и вонь» (Шишкин 2013: 290). Существительное вонь в данном примере передает яркую негативную оценку субъектом восприятия ощущаемого запаха. Помимо запаха, меняется и визуальное восприятие героини: «Смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Серое лицо, черные круги под глазами. Тело тускнеет» (Шишкин 2013: 308). Прилагательные «серый» и «черный» в сочетание с глаголом «тускнеть» создают образ увядающего тела, приближающегося к смерти. «Тусклый» цветовой диапазон восприятия, рисующий образ смерти, особенно заметен в следующем примере: «За окном еще темно, а внутри вагона от тусклых лампочек у всех лица синие, как у утопленников» (Шишкин 2013: 287). Героиня не просто описывает цвет лиц прилагательным синие, но и усиливает свое восприятие сравнительным оборотом, который несет в себе явную негативную оценку, рисует образ смерти.

Изменяется и восприятие звука: «Каждый раз, когда грохочем по этому мосту, вспоминаю орущий кулек на льдине» (Шишкин 2013: 362). Глагол грохотать и причастие орущий в данном примере передают не просто восприятие героини, но и выражают ее оценку, поскольку оба слова указывают на восприятие громкого, резкого, неприятного звука. При описании воспринимаемого звука героиня использует стилистическую фигуру градации: «Кто-то шуршит конфетной оберткой, упал номерок. С улицы доносятся то сигналы пожарной машины, то сирена скорой помощи» (Шишкин 2013: 400). Восприятие звука нарастает от шуршания оберткой до сирены скорой помощи. На первый взгляд, в данном примере отсутствует негативная оценка (в самом лексическом значении единиц, которые используются героиней), однако Саша здесь играет с ассоциациями, переходя от менее неприятной к самой неприятной: так, если шуршание оберткой конфеты и звук падающего номерка вызывает у человека негодование, то звук сигнала пожарной машины и, тем более, сирены скорой помощи для многих людей является тревожным, неприятным звуком, вызывающим резкие негативные эмоции.

Таким образом, мы видим, что восприятие героини в романе меняется вместе с изменением ее сознания и возраста: так, в начале романа она ассоциировала себя с природой, наполняла окружающий мир яркими цветами, запахами и звуками, то к концу романа в ее восприятии начала проявляться яркая негативная оценочность, которая начала ослабевать только с наступлением зимы (вероятно, зиму можно рассматривать как приближающуюся смерть героини). С наступлением зимы восприятие героини снова меняется, она уходит от негативных образов в позицию наблюдателя: «Потом просто сидела у окна, словно перед сценой, и смотрела, как мокрые хлопья ударяются в стекло и медленно сползают» (Шишкин 2013: 396). Или: «Только слышу, что он громко, будто со сцены, — уже выпил с утра — на весь вагон рассказывает, как в детстве ему купили новые калоши» (Шишкин 2013: 408). Сравнительные обороты в данных примерах указывают на то, что героиня перестают быть активным субъектом восприятия, выражающим оценку, и становится зрителем. Наречие громко хоть и указывает на интенсивность звука, но не несет в себе положительной или отрицательной оценки. Сказуемое ударяются в сочетании с подлежащим снежинки создает не негативный звуковой, а нейтральный визуальный образ. Доказательством наступления смерти является восприятия запаха: «Идем мимо помойки, обычно тут стараешься бегом, но сейчас запахи и те замерзли» (Шишкин 2013: 405). Очевидно, что героиня олицетворяет запахи, наделяет их свойством, присущим живому — способностью замерзать, но в данном случае такое олицетворение указывает на невозможность восприятия запахов героиней, то есть на ее смерть.

Таким образом, героиня как субъект восприятия четко соотнесена с жизненными этапами: от молодости — к старости и смерти, от яркого и позитивного восприятия мира — к негативному восприятию, а затем, в момент смерти, — к нейтральному.