Функции языка советских газет и его связь с понятием политического дискурса

Идеологическая функция языка советских газет и её соотнесённость с речевым воздействием

Коренные изменения, касающиеся государства и общества, неизменно отражаются в языке как системе и влияют на то, как язык используется. В связи с активностью обновлённой общественно-политической жизни возникает потребность в «энергичной языковой деятельности» [Селищев 2003: 23]. О такой потребности намеренно заявляли в Советском Союзе в революционную эпоху и в последующие годы становления государства нового типа. Чаще всего «энергичная языковая деятельность» принимает агитационно-пропагандистскую форму лозунга, политической речи или обращения, передовой статьи в газете, политической публицистики на актуальные темы. При власти Советов печатные СМИ начинают играть важнейшую роль, становятся «идеологическим оружием» партии. В «Декрете о печати», изданном 27 октября (9 ноября) 1917 г., пресса действительно названа оружием, «не менее опасным, чем бомбы и пулеметы». В. И. Ленин в работе «С чего начать?» прямо указывает на необходимость создания «общерусской политической газеты». Роль газеты, по мнению В. И. Ленина, состоит в том, чтобы быть «коллективным пропагандистом», «коллективным агитатором» и «коллективным организатором», способным «в нужную минуту дать лозунг к решительному бою и руководить им» [Ленин 1985]. М. Г. Чогандарян в своей статье приводит слова И. В. Сталина: «Печать? это такая вещь, которая дает возможность ту или иную истину сделать достоянием всех» [Чогандарян 2013: 182].

Газета, воспринимаемая как «оружие» агитации и пропаганды, приобретает в советской действительности особую значимость. Экономические достижения, победы в борьбе с внутренними и внешними врагами, актуальные события в жизни советского общества моментально отражаются на полосах газет. Газетная статья становится главным текстом в стране: её читают ежедневно, а с ростом грамотности и повсеместно. При этом в разных газетах невозможно найти разные позиции по любому из вопросов, поскольку авторитет и строгая дисциплина центра, его безоговорочные директивы, выраженные в форме лозунгов и тезисов, сводят всякую форму общественно-политической деятельности к упорядоченности и единообразию.

К языку газет предъявляются новые требования: хотя его базовая коммуникативная функция сохраняется, большую значимость приобретают экспрессивная и апеллятивная функции. Эту особенность языка советской газеты отмечает В. Г. Костомаров: «Соотношением эмоционального, воздействующего и информирующего начала создаётся газетная коммуникация» [Костомаров 1971: 72]. Газетная статья не только служит для передачи информационного сообщения, но и оказывает эмоциональное воздействие, побуждающее адресата этого сообщения выполнить то или иное действие или принять некоторую точку зрения. Исследователь политических текстов А. Г. Алтунян называет эту языковую функцию идеологической. Идеологическая функция языка предполагает, что автор языкового сообщения опирается исключительно на собственное видение действительности, и его главная задача — убедить адресата сообщения в истинности и правильности именно такого представления. Автор должен продемонстрировать, что освещаемые им проблемы в полной мере соответствуют реальности, а адресат сообщения, индивидуальный или коллективный, должен поверить, что автору известно решение этих проблем [Алтунян 2006: 16−17]. Помимо убеждения, языковое сообщение преследует цель мобилизации. Мобилизация адресата во многом совпадает с апеллятивной функцией, поскольку предполагает готовность слушателя или читателя к будущим действиям [Алтунян 2006: 19]. Считается, что успешное убеждение и мобилизация адресата реализуются в тексте имплицитно, однако тексты советских газет используют языковые средства убеждения и мобилизации в явном виде. В корпусе газетных текстов мы находим различные лозунги (Радостно жить в сталинскую эпоху! Да здравствует наш могучий советский народ и его мужественная героическая молодежь! Повысить производительность труда!), выражение обещаний (ещё с большей силой будем крепить оборонную мощь нашей страны; умножим ряды стахановцев и ударников; обещаем организованно встретить 1934 год; с большей энергией мы будем разоблачать все антисоветские подкопы), выражение клятв (мы клянемся работать и бороться с врагами; клянемся отдать все свои силы в защиту нашей счастливой социалистической родины; мы клянемся в вечной верности великой большевистской партии). Примеры из корпуса также подтверждают тезис А. Г. Алтуняна о том, что автор должен не просто доказать читателю важность и актуальность выдвигаемых им проблем, в числе которых оборона страны, укрепление экономики, борьба с антисоветской угрозой, но и заставить читателя воспринимать эти проблемы как свои собственные (мы будем защищать; мы обещаем, мы клянемся).

Идеологическая функция языка, объединяющая экспрессивность и апелляцию, является ключевым компонентом речевого воздействия и манипулирования. И. А. Стернин разграничивает эти два понятия, определяя речевое воздействие как «воздействие на человека с целью убедить его сознательно принять нашу точку зрения, сознательно принять решение о каком-либо действии, передаче информации и т. д.». Речевое воздействие считается эффективным, если адресат принимает некоторую информацию за истинную вне зависимости от её соответствия реальной действительности и наличия всех возможных аргументов. Манипулирование отличается тем, что его цель — «побудить человека сообщить информацию, совершить поступок, изменить свое поведение и т. д. неосознанно или вопреки его собственному намерению» [Стернин 2012: 56]. Опираясь на эту характеристику, убеждение как компонент идеологической функции можно сопоставить с понятием речевого воздействия, а мобилизацию — с понятием манипулирования. В. Е. Чернявская, рассматривая принципы речевого воздействия, предлагает отличать его от пропаганды, хотя и подчёркивает их общую природу. Она определяет пропаганду как «идеологическое воздействие, результаты которого имеют мировоззренческий эффект», т. е. у адресата складывается система убеждений, определённым образом влияющая на его социальную активность [Чернявская 2006: 20].