«Вестник Европы» при Карамзине

" Вестник Европы" прожил долгий век и испытал сложную судьбу. За двадцать девять лет его существования произошли значительнейшие сдвиги в политической и культурной истории России; памятником этих сдвигов и стал самый долголетний из всех русских журналов первой четверти XIX века Он возник в тот исторический момент, когда большинство русского культурного дворянства было окрылено надеждами (как оказалось, преждевременными) — после расправы со «вторым тираном за девять веков» — Павлом: «в домах, на улицах люди плакали от радости, обнимая друг друга как в день светлого воскресения» .

Эти же выражения встречаются немного позже у Н. М. Карамзина, первого «издателя» (на современном языке — редактора) «Вестника Европы». Фактическая инициатива издания журнала принадлежала арендаторам Московской университетской типографии и в первую очередь И. В. Попову, образованному купцу и книгопродавцу, который «упросил Карамзина, жившего в то время в Москве, составить программу совершенно нового, по европейскому образцу, журнала и принять на себя редакцию его» (А.Н. Неустроев). Карамзин согласился и руководил журналом в течение двух лет (4, С. 93). Уже с 1801 года, т. е. через полгода после дворцового переворота, начали появляться объявления, обещавшие, что новый журнал, «состоящий из 24 годовых номеров, будет извлечением из двенадцати лучших английских, французских и немецких журналов.

Литература

и политика составят две главные части его" .

В этом выдвижении политики на равноправное с литературой место в журнале заключалось своеобразие «Вестника» и ответ на потребности дня. Журнал уже к половине января имел 580 подписчиков («пренумерантов»): Карамзин находил, что это «немало» (письмо к И. И. Дмитриеву от 14 января 1802 г.). И действительно, это было вдвое больше, чем в конце первого года издания «Московского журнала». Вскоре число подписчиков превзошло 1200; понадобилось второе издание первой книжки.

Редакционная статья, открывающая «Вестник Европы», написана Карамзиным в форме письма к издателю. Основная мысль его: просвещение для «всех состояний». «Уже прошли те блаженные и вечной памяти достойные времена, когда чтение книг было исключительным правом некоторых людей; уже деятельный разум во всех состояниях, во всех землях чувствует нужду в познаниях и требует новых лучших идей». Правда, перечисляя отдельные социальные категории своих будущих читателей, Карамзин ограничивается дворянством: придворный, судья, молодой светский человек, «красавицы», «матери» (т. е. читательницы-дворянки) и, наконец, «семейство провинциального дворянина», которое «сокращает для себя осенние вечера чтением какого-нибудь романа». К культурным запросам «сельских наших дворян» Карамзин обращается и еще раз вслед за этим (4, С. 94).

Вопросам внешней политики посвящены сравнительно большие самостоятельные статьи. Позиция карамзинского «Вестника» здесь весьма осторожна; не имея возможности прямо возражать против союза с буржуазной Францией, он очень сдержанно относится к личности Наполеона и ставит ему в заслугу, главным образом, подавление революции и фактическое восстановление монархии (1803, № 1). Но Карамзин не скрывает и другой стороны: Франция стала страной «банкиров и подрядчиков», а автор резко враждебен новой послереволюционной знати. Буржуазия поощряется им лишь постольку, поскольку она является союзником помещика-дворянина.

Информационный материал извлекается из разнообразных, в том числе и либеральных органов («Декада», «Минерва»); тенденции проявляются не столько в подборе фактов, сколько в руководящих статьях.

Собственно «литература» в позднейшем значении слова, т. е.

литература

художественная, занимала в карамзинском «Вестнике» довольно скромное место. Привлечены были, правда, к сотрудничеству Державин, Херасков, Нелединский-Мелецкий, И. И. Дмитриев, из молодежи — Жуковский. Но вклады их в журнал были незначительны, и главным вкладчиком оставался Карамзин. Русская проза была представлена повестями Карамзина («Моя исповедь», «Рыцарь нашего времени», «Анекдот», «Марфа посадница») и его последователей — Вл. Измайлова («Молодой философ») и Жуковского («Вадим новгородский»); в иностранном отделе занимает видное место Жанлис.

" Критического отдела" в «Вестнике Европы» этих лет не было. Карамзин не считает критику «истинною потребностью нашей литературы»; только смерть Богдановича вызвала большой некролог (написан Карамзиным), да на «Путешествие в Малороссию» Шаликова Жуковский отозвался несколькими, скорее лирическими, чем критическими, страницами. Актив литературы сосредоточен в самом «Вестнике»: критика переходит в «самокритику», в редакционные оговорки и рекомендации. Единственной полемической статьей была статья В.В. «О русской комедии» — против расширения социального диапазона в комедиях Соколова и покойного Веревкина, в защиту дворянского «хорошего тона» и с апелляцией к запросам зрительного зала, в котором, наряду с «боярами», отмечены «первостатейные откупщики и заводчики». Но полемика и на этой почве никем не была поддержана. Немногочисленны и образцы иностранной (переводной) критики: из новинок отмечена — в очень сдержанном отзыве — «Дельфина» Сталь.

Белинский видел главную заслугу Карамзина в том, что он «размножил читателей во всех классах общества, создал русскую публику». Это верно, главным образом, по отношению к «Вестнику Европы» и именно карамзинской редакции. Следующий, переходный, период истории «Вестника» (годы 1804 — 1806) характеризуются отступлением от этих позиций.