Особенности передачи в переводе лексических единиц вымышленного языка «НАДСАТ»

Культурный контекст и переводческие решения в переводе текста романа «Заводной апельсин» Е. Синельщиковым.

Сложность передачи в переводе особого семиотического конструкта в очередной раз ставит вопрос о возможностях межъязыкового перевода. В этом плане оптимистично утверждение Вильгельма фон Гумбольдта о том, что опыт перевода с различных языков показывает, что, пусть даже с различной точностью, каждая мысль может быть выражена в любом языке. [7: 123] Таким образом, любой текст возможно адекватно передать средствами другого языка. Это относится и к тексту романа «Заводной апельсин», который в силу использования вымышленного языка «надсат» представляет собой особую сложность при переводе.

Необычность «надсата» поставила перед переводчиками, работающими с «Заводным апельсином» сложнейшую задачу — передать элемент вымышленного языка элементом того же уровня необычности на языке перевода. Особый интерес представляет перевод данного произведения на русский язык, поскольку для русскоязычного читателя дословный перевод знакомых ему слов не способен передать созданную Берджессом художественную структуру текста. Кроме того, их искажение при переводе может привести и к искаженному восприятию текста. По замыслу автора, читатель должен столкнуться с определенными трудностями декодирования текста, а это значительно усложняет задачу переводчика — сохранить в переводе необходимый смысл и вместе с тем остаться в зоне языкового эксперимента.

Многочисленные русизмы, положенные Берджессом в основу «надсата» производят неповторимый эффект на англоязычного читателя и выполняют ряд особых функций, отвечая замыслу писателя. Очевидно, что переводчикам романа на русский язык было необходимо найти адекватные способы передачи такого уникального языкового образования, как «надсат» на русский язык. Для отражения особенностей «надсата» средствами русского языка переводчики романа могли задействовать либо слова, содержащиеся в языке, либо собственные новообразования. Несомненно, перевод требует не только полного знания контекста данного произведения и понимания авторской идеи, а также культурного контекста произведения. [12: 34].

Так, В. М. Лукина в своей работе «Философские и лингвистические аспекты проблемы переводимости» пишет: «Переводчик, не представляющий себе иной картины мира, чем его собственная, не знакомый с атрибутами научно-фантастического текста, не способен предложить читателю текст, эквивалентный по воздействию оригинальному тексту». [19: 116−121].

Исследователь трудов Берджесса Пол Бойтинг писал, что все события, описанные в «Заводном апельсине», надо прежде всего чувствовать, а не понимать. [45:87] Поэтому переводчику этого романа необходимо, прежде всего, проникнуться духом оригинального текста, понять его художественный и индивидуально-авторский замысел и попытаться достичь в переводе такого же социо-культурного эффекта, который присущ оригиналу текста произведения Берджесса.

Неоднократно предпринимались попытки перевода «Заводного апельсина», однако на сегодняшний день общепризнанными вариантами доступными в печати являются переводы Евгения Синельщикова и Владимира Бошняка.

Самым первым считается перевод Е. Синельщикова, в 1990 году роман именно в этом переводе был опубликован в литературном журнале «Юность». В предисловии к роману Синельщиков дает пояснения своей работе, он пишет:

«Действие „Заводного апельсина“ происходит на рубеже нового тысячелетия. Тридцать лет назад Берджес предугадал и мастерски отразил многие процессы, происходящие в нашем современном обществе, и не только в молодежной среде. Аналогии настолько очевидны, что это и определило мой подход к переводу. Подобно Берджесу, кстати, пришедшему в литературу из мира музыки и создавшему новый язык молодежи будущего, в структуре которого, по мнению автора, должны были преобладать славяно-цыганские корни, я попытался передать „надсадский“ язык русских тинэйджеров — смесь молодежных сленгов 60-х — конца 80-х годов, где доминируют словечки английского происхождения (что, кстати, является устойчивой тенденцией происходящего в нашем обществе языкового развития). Это явилось неизмеримо более трудной задачей». [6:32].

То есть, Е. Синельщиков взял за основу своего перевода реально существующий русский сленг, 60-х —80-х годов, характерной чертой которого было частотное употребление слов английского происхождения. Например, аскать (от английского to askспрашивать), герла (о английского girlдевушка), айзы (от английского eyesглаза), и т. д.

Рассмотрим особенности данного перевода романа на примере следующего отрывка:

Оригинал Перевод.

What’s it going to be then, eh?".

There was me, that is Alex, and my three droogs, that is Pete, Georgie, and Dim. Dim being really dim, and we sat in the Korova Milkbar making up our rassoodocks what to do with the evening, a flip dark chill winter bastard though dry. The Korova Milkbar was a milk-plus mesto, and you may, O my brothers, have forgotten what these mestos were like, things changing so skorry these days and everybody very quick to forget, newspapers not being read much neither. Well, what they sold there was.

«Скучна-а-а! Хочется выть. Чего бы такого сделать?» Это — я, Алекс, а вон те три ублюдка — мои фрэнды: Пит, Джорджи (он же Джоша) и Кир (Кирила-дебила). Мы сидим в молочном баре «Коровяка», дринкинг, и токинг, и тинкинг, что бы такое отмочить, чтобы этот прекрасный морозный вечер не пропал даром. «Коровяка» — место обычной нашей тусовки — плейс как плейс, не хуже и не лучше любого другого. Как и везде, здесь серв обалденное синтетическое молоко, насыщенное незаметным белым порошком, который менты и milk plus something else. They had no licence for selling liquor, but there was no law yet against prodding some of the new veshches which they used to put into the old moloko, so you could peet it with vellocet or synthemesc or drencrom or one or two other veshches which would give you a nice quiet horrorshow fifteen minutes… [4:3].

разные там умники из контрольноинспекционных комиссий никогда не распознают как дурик, если только сами не попробуют. [49].

Итак, из приведенного фрагмента текста видно, что в своём переводе Е. Синельщиков заменил русские слова «надсата» жаргонизмами на основе английского языка (фрэнды, плейс, покеты, мани, и т. д.). Существенный недостаток этого приема заключается в том, что, во-первых, «надсат», передаваемый в переводе кириллицей не бросается в глаза, не привлекает должного внимания читателя. И, кроме того, многие английские слова используются в русском сленге, а значит, они знакомы русскоязычному читателю. Таким образом, В переводе Синельщикова «надсат» не выполняет тех прагматических функций, которыми Берджесс наделил свой вымышленный язык в тексте оригинала. Кроме того перевод, выполненный Синельщиковым искажает некоторые элементы авторской идеи. Так, автор другого варианта перевода В. Бошняк говорил: «…передавать жаргон в переводе всякими англофонными „шузами“ и „герлами“ — это, на мой взгляд, концептуальная нелепость, потому что русский жаргон служил автору для выражения идеи, что зло идет с Востока, из СССР, из России, которая считалась империей зла. „Герлы“ и „шузы“ смещают точку зрения, меняют идею на противоположную». [6: 34].

Помимо этого, сопоставив перевод с оригинальным текстом, можно заметить, что перевод звучит несоразмерно более грубо, Синельщиков насыщает текст сниженной лексикой, что приводит к искажению авторского стиля. Сопоставление приведенного выше фрагмента перевода с английским текстом романа выявляет тот факт, что переводчик, прибегая к описательному переводу, незначительно изменяет текст, например: «…синтетическое молоко, насыщенное незаметным белым порошком, который менты и разные там умники из контрольно-инспекционных комиссий никогда не распознают как дурик, если только сами не попробуют. Но они предпочитают вискарь-водяру под одеялом…». [49].

Подобные добавления не только кажутся излишними, но и привносят новые, не имеющие места в оригинале, оттенки смысла. Вкупе с использованием грубых жаргонизмов и сниженной лексики, это приводит к тому, что речь главного героя-тинейджера становится непохожей на речь подростка, что еще больше отдаляет перевод от оригинала.

В переводе Синельщикова все «надсадизмы» передаются кириллицей. Переводчик прибегает к приемам транскрибирования и транслитерации, а в некоторых случаях использует прием, применяемый Берджессом при создании слов «надсата», и задействует в тексте транскрибированные английские слова, изменяя их формы по правилам грамматики русского языка. Например, my droogsмои фрэнды. При транскрибировании английских слов Синельщиков сохраняет и характерное для английского языка написание, например, двойные согласные (dress — дресс, umbrella — амбрелла; и т. д).

Реально существующие англицизмы и американизмы, включенные Берджессом в «надсат» либо транскрибируется в кириллице так, что в результате ничем не отличаются от английских слов (softсофт; giftгифт; songсонг, и т. д.), либо, как в большинстве случаев, транскрибируются фонетически (excitement — иксайтмент; blood — блад; countryкантри, и т. д.).

Прием транскрибирования помогает сохранить оригинальные элементы «надсата», а также привнести в текст перевода необходимую «зашифрованность» языка романа. Однако существенный недостаток данного приема заключается в том, что русскоязычному читателю не всегда легко идентифицировать транскрибированные английские слова, что может отрицательно сказаться на восприятии и понимании текста в целом. Действительно, человеку, не владеющему английским практически невозможно понять значение таких слов, как биэр — от англ. bier; бразерсот англ. brothers; уотчот англ. watch, и т. д. Чтобы компенсировать этот недостаток Синельщиков приводит глоссарий переведенных им «надсадизмов». Однако это противоречит концепции Берджесса, который не предполагал включать в роман никакого рода поясняющих комментариев, и, тем более — словарей.

Кроме того, при переводе реального английского сленга Синельщиков не уделяет должного внимания семантике этих слов и выражений, и в русском тексте яркие образные элементы «надсата» оказываются «пустым звуком», так как не несут для русскоязычного читателя никакой смысловой нагрузки. Это видно на примере слова «swell», в американском английском имеющее значение «классный, крутой»; Синельщиков переводит его прилагательным «свэлловый», что, очевидно, ни в коей мере не передает исходного значения.

При передаче слов «надсата» Синельщиков задействует и графические средства, отсутствующие в оригинальном тексте, например, «скучна-а-а»; «паа-а-нятна», и т. д. При этом графические особенности английского, например апостроф в притяжательном падеже в русском переводе не сохраняется, и притяжательный падеж передается только фонетически, например «тичерз дресс» — «учительское платье».

Синельщиков передает «надсадизмы» на русский, используя те же приемы, которые Берджесс применял при создании оригинальных слов «надсата», так, переводчик задействует широко применяемый Берджессом прием составления авторских окказионализмов при помощи морфем разных языков. Например, «…как он будет свимать в луже собственной блад» [49]. Здесь Синельщиков, подобно Берджессу, создает свой собственный окказионализм «свимать» со значением «плавать», путем добавления к транскрибированному английскому глаголу «swim» окончания инфинитива русских глаголов «- ать». В целом, все переведенные «надсадизмы» функционируют в тексте согласно правилам русского языка, то есть в случае существительных, можно различить род (бой, герла; [мальчик, девочка]), число (сэр, сэры) и падеж (в тауне, на драйве; [В городе, на дороге]), и т. д.

Времена глаголов также, как правило, образуются по русской модели, например «он страйкнул» в значении «он ударил», здесь транскрибированный английский глагол изменяется путем прибавления суффикса прошедшего времени «-л», характерного для русского языка. В некоторых случаях прошедшее время английских глаголов передается в русском тексте путем фонетического транскрибирования, например, responded — риспондид; boasted — боустид, и т. д. Синельщиков прибегает к семантическим неологизмам, так, весьма любопытны оригинальные авторские образования, созданные с использованием морфем русского и английского, например, слово «румиата» в значении «комната» было образовано из слияния английского существительного «room» и русского «комната»; «ридальня» в значении «читальный зал», составленное из слов «to read» и «читальня», и т. д. Также интересна игра переводчика со значениями некоторых слов, например, слово «медмэн» может быть истолковано как слияние английских слов «mad», т. е. «сумасшедший» и «man" — человек, мужчина. Но также здесь можно увидеть русский корень «мед», т. е. медицинский работник. Таким образом, Синельщиков создает яркий образ, прибегая к каламбуру.

С помощью подобных образований переводчику удается сделать «надсат» менее понятным для русскоязычного читателя и, тем самым, передать характерную черту «надсата» — трудность его восприятия. Однако такие примеры немногочисленны, и поэтому достичь задуманной Берджессом «закодированности» «надсата» в полной мере не удается. В английском тексте романа «надсат», как необычный элемент, перетягивает внимание читателя на себя, в некоторой степени отвлекая от жестоких сцен насилия и даже придавая происходящему флер нереальности. Однако эта важная особенность теряется при переводе Поскольку Синельщиков использует реальный русский сленг, детальное описание насилия, имеющее место в оригинале, стало бы чрезмерным, поэтому переводчик вынужден смягчать определенные сцены, и при этом значительно отходить от изначального текста, что проявляется в грубом нарушении авторского стиля.

Оригинал Перевод.

Pete held his rookers and Georgie sort of hooked his rot wide open for him and Dim yanked out his false zoobies, upper and lower. He threw these down on the pavement and then I treated them to the old boot-crush, though they were hard bastards like, being made of some new horrorshow plastic stuff. [5:14].

Потом двинул ему в зубы. Джоша сорвал с тичера очки, примерил их, бросил на тротуар и станцевал на них танец маленьких лебедей, только вместо пуантов на нем были тяжелые солдатские бутсы. [49].

Данный пример иллюстрирует использование переводчиком приема перефразирования и семантического развития. При этом, несмотря на то, что основной смысл не искажается, Синельщиков привносит в текст перевода совершенно другую стилистику, заметно отличную от стилистики оригинала. Кроме того, помимо реального сленга на основе английского языка переводчик использует большое количество вульгаризмов, тем самым еще дальше отходя от авторского текста, а именно, занижая стилистику оригинала.

Используя реальный сленг, популярный у молодых людей того времени, когда был сделан перевод, Синельщиков пытается сблизить героев романа и читателей-реципиентов перевода. «Надсат» становится совершенно понятным элементом для русскоязычного читателя, при этом переводчик добивается иллюзии, что читатели и действующие лица романа говорят на одном языке, что их, безусловно, сближает, и тем самым позволяет понять героев и их внутренний мир, а значит, полнее постичь авторский замысел. Однако в то же время утрачивается важнейшая составляющая самой концепции «надсата», а именно, его закодированность, ребусность. Трудность в восприятии «надсата» при чтении и его постепенная разгадка в процессе постижения романа являются ключевым элементом всей авторской идеи. Этот элемент полностью утрачивается при замене исходных «надсадизмов» на обычный русский сленг. Читатель в данном случае лишен всякого простора для размышления. Сам Берджесс настаивал на подключении воображения, мысли, общей эрудиции и фоновых знаний для разгадки «надсата», однако это не требуется при чтении варианта перевода Е. Синельщикова. Можно сказать, что переводчик выполнил ту работу, которую, по задумке автора, должен был выполнить сам человек, читающий роман.

Справедливо будет отметить, что перевод романа, выполненный Е. Синельщиковым, не лишен достоинств. Так, создание авторских семантических неологизмов, использование игры слов и остроумных каламбуров могут по праву считаться удачной переводческой находкой. Также к безусловной заслуге переводчика относится тот факт, что, прибегая к транс-калькированию, ему удается передать авторские окказиональные образования теми же средствами, которыми они и были созданы.

Однако перевод Синельщикова далек от идеала, поскольку при попытке передать «надсат» средствами русского языка, используя прием перифраза и семантического развития, он допускает некоторые серьезные недочеты. Например, в переводе Синельщикова «надсат», созданный автором как полноценный язык для своих героев в переводе утрачивает черты языка и превращается в обычный русскоязычный сленг. При этом нарушается стиль романа, и «Заводной апельсин» теряет важнейшую составляющую своей поэтики.

Итак, проанализировав данный вариант перевода романа, можно выделить следующие приемы перевода романа, используемые Е. Синельщиковым:

• · Транскрибирование и транслитерация
• · Перифраз
• · Описательный перевод
• · Прием семантического развития
• · Создание семантических неологизмов

Е. Синельщиков также нередко прибегает к комбинации этих приемов, и, как было установлено, наибольшей степенью эквивалентности обладает перевод, выполненный при помощи транскрибирования, в то время как остальные перечисленные приемы перевода не способствуют оптимальной передаче авторского замысла, что может привести к полностью искаженному, неправильному восприятию задуманной автором идеи. Поэтому перевод Е. Синельщикова нельзя в полной мере назвать удачным.