Герой рассказа Гаршина и герои-скептики и пессимисты Чехова

Пессимизм являлся сложным противоречивым социальным явлением в России в 80-х годах. Когда под знаком народничества произошло крушение целого этапа освободительного движения, пессимизм охватил широкие круги русской интеллигенции, что создало благоприятную почву для увлечения философией Шопенгауэра и учениями Л. Толстого. «Пессимизм оказался на вооружении того круга народнической и близкой народничеству интеллигенции, которая не шла на открытый политический компромисс и считала своим долгом доступными средствами демонстрировать неприятие существующего строя». Народнический пессимизм показывал неприятие основ самодержавного строя и являлся частью общего вопроса о путях преобразования страны. Логично, что против пессимизма выступили реакционеры, считавшие подобные мысли опасными. Это борьба разожгла и литературную полемику. «Образ человека, больного „мировой скорбью“, — по словам Г. А. Бялого, не воспринимался иначе, как образ революционера».

Столкнувшись с такой общественно-политической ситуацией, Чехов не смог промолчать. Он вообще считал, что такие вопросы как Бог и пессимизм не должны решаться беллетристами. По мнению Чехова, задача писателя лишь рассказать, кто и при каких обстоятельствах рассуждал о пессимизме. Но с другой стороны, он сетовал на ограниченные возможности автора как объективного передатчика информации. Рассуждая над противоречивыми мыслями, Чехов создает произведение «Огни» (впервые опубликовано в 1888 г. в журнале «Северный вестник») — новый «трактат пессимизму» в чеховском понимании. «Два месяца потратил Чехов на работу над „Огнями“, больше, чем на создание „Степи“. Повесть экспериментальна, в ее построении ощущается подчеркнутая заданность, но и в ней автор ведет читателя к выводам как художник». Литературный критик Абрам Дерман полагает, что «Огни» — «одно из самых интимных» произведений Чехова, где он «широко и глубоко лично поставил проблему сердечной холодности». Рассказчик знакомится с инженером Ананьевым и студентом фон Штенбергом. Он наблюдает дискуссию: молодой человек подвержен пессимизму и считает, что нет смысла что-то делать, если все будет уничтожено временем. «Когда-то на этом свете жили филистимляне и амалекитяне, вели войны, играли роль, а теперь их и след простыл. Так и с нами будет», — говорит он. Инженер же против таких пессимистичны мыслей: «Такими мыслями следует оканчивать жизнь, а не начинать. Вы еще слишком молоды для них».

Молодой человек его слушает без энтузиазма, в то время как Ананьев обличает ход его мыслей, силясь доказать ложность его установок.

«Ананьев пытается доказать, что это обрекает человека на безделье, пассивность, мало того — позволяет совершать нехорошие, непростительные поступки». Инженер считает, что нельзя начинать тем, чем нормальные люди заканчивают. А в качестве доказательства рассказывает историю из своей молодости, когда он соблазнил и предал бедную женщину. Ананьев объясняет, что пессимизм стариков имеет право на существование, потому что в его основе нет эгоизма.

Настроение молодого человека чем-то похоже на настроение гаршинского героя из рассказа «Ночь». Он считал, что вокруг все обман, что люди врут самим себе, врут, что есть смысл жизни, что есть прошлое, настоящее, что будущее имеет значение. Решившись на самоубийство, он пишет, «что он понял и себя, понял, что и в нем, кроме лжи, ничего нет и не было; что если он сделал что-нибудь в своей жизни, то не из желания добра, а из тщеславия; что он не делал злых и нечестных поступков не по неимению злых качеств, а из малодушного страха перед людьми». Есть ли в основе его пессимизма эгоизм? Он «умирает с презрением к людям, не меньшим, чем к самому себе», — пишет Гаршин. В самом желании уйти из жизни уже есть проявление эгоизма, ведь человек видит в центре мироздания только себя, не задумывается, о том, кто дал ему жизнь и решает, что может по собственному желанию убить себя. Только в конце герой приходит к альтруистическим идеям: «Непременно нужно связать себя с общей жизнью, мучиться и радоваться, ненавидеть и любить не ради своего „я“, все пожирающего и ничего взамен не дающего, а ради общей людям правды», «Нужно „отвергнуть себя“, убить свое „я“, бросить на дорогу…». Получается, за ночь этот герой прошел путь от эгоизма к альтруизму, путь, по которому, по мнению Ананьева, человек должен идти годами. Возможно, именно поэтому, настолько сильно «повзрослев» за одну ночь, герой и умирает.

Удалась ли попытка Чехова оправдать «альтруистический пессимизм» или нет — вопрос спорный. Г. Бердников считает, что все герои выглядят очевидно сочиненными, поэтому произведение проигрывает своей художественностью. В. Б. Катаев же пишет о художественной продуманности выражения авторской позиции, которая не сводится ни к позиции героя, ни к позиции повествователя. «Ночь» Гаршина тоже вызывала сомнения у критиков своей неясностью. И. С. Тургенев, замечает нелогичность последней части рассказа: «Эта неясность производит в читателе впечатление недоумения, что особенно следует избегать». Вообще, проблема гаршинского пессимизма вызывала в те годы споры. Его смысл и значение были главными темами многочисленных статей. Например, Михайловский отмечал некоторую оригинальность морали Гаршина, которую можно увидеть в рассказе «Ночь»: «Он сознает свое несчастие; он сознает, что его „узкий мир“ его измучил, что, говоря вульгарным языком, выгоднее мучиться общим горем, чем „в одиночку“. Это уже несколько оригинальнее, чем простая мораль любви к ближнему».

Если у Гаршина все творчество пронизано пессимистическими лейтмотивами, то у Чехова пессимистичные и скептические нотки звучат не везде, кроме рассказа «Огни» еще в рассказах «Степь», «Пари», «Поцелуй», «Верочка». Например, штабс-капитану Рябовичу герою рассказа «Поцелуй» «и весь мир, вся жизнь показались непонятной, бесцельной шуткой…» после случайного поцелуя, который так и остался случайным. К. Арсеньев считал «Поцелуй» одним из лучших рассказов Чехова, замечая, что в нем «очень хорошо главное действующее лицо, штабс-капитан Рябович, в серенькую скучную жизнь которого внезапно проникает луч солнца». В. Гольцев подчеркивает печальный оттенок в этом луче солнца, а В. Альбов писал, что Чехов как будто специально написал рассказ на тему бессмысленности жизни. Мимолетный поцелуй глубоко засел в душе и сознании этого мужчины, а такие глубоко чувствующие герои часто встречаются в рассказах Гаршина, как тот же Лопатин, например.

У Чехова не столько желание идти в ногу с современной литературной полемикой, сколько ощущение мировой скорби, как у Гаршина. «Это была тоска исключительно тонкой, прелестной и чувствительной души, непомерно страдавшей от пошлости, грубости, скуки, праздности, насилия, дикости — от всего ужаса и темноты современных будней», — вспоминает Куприн о Чехове. Это мировосприятие роднит Чехова с Гаршиным. Неслучайно Чехов осмысливает свое отношение к последнему в рассказе «Припадок». Об идее произведения он пишет: «молодой человек, гаршинской закваски, недюжинный, честный и глубоко чуткий, попадает первый раз в жизни в дом терпимости. Так как о серьезном нужно говорить серьезно, то в рассказе этом все вещи будут названы настоящими их именами. Быть может, мне удастся написать его так, что он произведет, как бы я хотел, гнетущее впечатление…».

В основе «Припадка» лежит нравственная проблема, характерная для творчества Гаршина. Герой рассказа, студент Васильев сталкивается с таким явлением как проституция, он осознает, что зло стало обыденным, а потому и потеряло вкус зла. Его представления о продажных женщинах не совпадают с реальностью, которая открылась перед его глазами. Проблема осознания действительности стоит рядом с проблемой осознания своего бессилия перед этой действительности. Чехов показывает мучительный умственный процесс, вызывающий сильную душевную боль, такую, что молодой человек хочет покончить с собой хотя бы для того, чтобы болью телесной заглушить боль душевную.

О завершении работы над «Припадком» Чехов сообщил в письме к А. С. Суворину, что в этом произведении он «сказал свое, никому не нужное мнение о таких редких людях, как Гаршин». Получается, что главная задача рассказа — это заявить о своей симпатии к Гаршину и к подобным людям. Можно было бы предположить, что «Припадок» — это отсылка к «Надежде Николаевне» и «Происшествию». Однако, цели у писателей были разными: Гаршин хотел испугать читателя отвратительной картиной социального дна, а Чехов хотел провести анализ этого зла и протест, который вызывается этим злом. Произведение по сути о слабостях подхода Гаршина к проявлению зла и в тоже время о лучшем и благороднейшем, что видел Чехов в людях «гаршинской закваски».

«Что делает мир „чужим“ и „непонятным“ для героя рассказа? Чехов вновь анализирует различные виды иллюзий и неверных решений». Способность гаршинских героев к прозрению присутствует у Васильева. Будучи человеком мнительным и за все переживающим, Васильев решает хотя бы один вечер пожить, как все, и отправляется вместе со своими друзьями в публичный дом. Его поражает нравственная тупость падших женщин. «Их продают, покупают, — думает Васильев, — топят, в вине и мерзостях, а они, как овцы, тупы, равнодушны и не понимают. Боже мой, боже мой!». Ему открывается ужасная мысль: эти женщины уже погибли, процесс завершен. Это настолько его поражает, что с ним случается припадок.

«Когда на другой день утром пришли к нему художник и медик, он в разодранной рубахе и с искусанными руками метался по комнате и стонал от боли». Это озарение чуть не погубило его, как гаршинского героя «Ночи», да и самого Гаршина. «Несостоятельными оказываются в „Припадке“ именно общие, готовые и общепризнанные категории и оценки». В том, что проституция — зло — с молодым человеком согласны и друзья, и доктор, но никто из них не отказывается от посещения домов С-ва переулка. Васильев приходит к мысли, что за все зло несет ответственность общество. С ним солидарны и многие гаршинские герои. Вес этой гражданской ответственности лишает их покоя, наполняя ощущением ужаса и душевной боли, которая усиливается после осознания безразличия окружающих людей. «Зло представляется в ту минуту герою столь ужасным и противоестественным, что само существование этого зла кажется ему невозможным, если бы не безразличие людей, порожденное их слепотой». Васильев имеем много общего с такими гаршинскими героями как Иван Иванович и Лопатин. Это люди — у которых болит душа, кто сострадает женщинам, ищет пути спасения.

Вывод по 2-й главе Подведем итоги нашего исследования во второй главе. Мы выяснили, как Гаршин продолжает традицию рефлексирующего героя в русской литературе и продолжает развивать типы слабого человека и героя-скептика. Термин «слабый человек» впервые был введен и обоснован П. В. Анненковым. А. А. Фаустов и С. В. Савинков пришли к мнению, что термин «слабый человек» введен неудачно, так как сразу заменен на «лишний человек» а само значение этого понятия заключается в осознании потери себя в потоке жизни. Наличие таких людей в обществе — признак болезни этого общества. Поиск себя надо начинать с рефлексии — самосозерцающего состояния своего сознания. Это явление неоднозначное: с одной стороны, оно вызывает раздвоенность человека, а с другой — вводит его сознание в разумное, критическое состояние.

Герой рассказа Гаршина «Ночь» теряет точку опоры, перестает верить в будущее, хочет покончить с собой — все признаки слабого человека. Рефлексия, с одной стороны, помогает ему обрести смысл жизни, а с другой, — лишает его жизни.

Примеры типов слабого человека можно увидеть у Тургенева в произведениях «Ася» и «Вешние воды». Его волнует тема «скользящей», неустойчивой натуры, и он рассуждает о ней в своем творчестве. Проблему покорности слабых людей «гнетущей» судьбе поднимал и Достоевский в рассказах «Слабое сердце» и «Хозяйка». Проблему героев этих произведений можно определить как неумение сосредоточиться и решить путем рефлексии важные для себя вопросы.

Героя рассказа «Ночь» как сомневающегося человека можно сравнить с некоторыми героями рассказов Чехова. Пробивающийся периодически пессимистический настрой Чехова совпадал с настроениями Гаршина. Этим писателям было свойственно ощущение мировой скорби. Осмысливая свое отношение к Гаршину, Чехов пишет рассказ «Припадок», прототипом главного героя которого становится сам Гаршин. В основе «Припадка» лежит нравственная проблема, характерная для творчества Гаршина — проблема падших женщин. Однако, цели у писателей были разными: Гаршин хотел испугать читателя отвратительной картиной социального дна, а Чехов хотел провести анализ этого зла и выразить протест, который вызывается этим злом.