Изложение основного материала исследования

Поскольку большие и сложные системы стали предметом изучения, управления и проектирования, потребовалось обобщение методов исследования таких систем и методов воздействия на них. В конечном итоге развития этих дисциплин вызвало к жизни науку, которая получила название «системный анализ». Эта дисциплина для решения своих задач (ликвидации проблемы или выяснения ее причин) использует возможности различных наук и сфер деятельности. Она подразумевает использование математики, вычислительной техники, экспериментов (натурных и численных), моделирования.

В настоящее время среди ученых нет единства в определении понятия «система». В первых определениях в той или иной форме говорилось о том, что система — это элементы и связи (отношения) между ними. Например, основоположник теории систем Людвиг фон Берталанфи определял систему как комплекс взаимодействующих элементов или как совокупность элементов, находящихся в определенных отношениях друг с другом и со средой. А. Холл определяет систему как множество предметов вместе со связями между предметами и между их признаками. Ведутся дискуссии, какой термин — «отношение» или «связь» — лучше употреблять. М. Масарович и Я. Такахара в книге «Общая теория систем» [4] считают, что система — «формальная взаимосвязь между наблюдаемыми признаками и свойствами».

Мы рассматриваем систему как совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях между собой и образующих определенную целостность, единство.

Система — это объект, функционирование которого обеспечивается (в определенных условиях среды) совокупностью составляющих его элементов, находящихся в целесообразных отношениях друг с другом. Для системы характерно не только наличие связей и отношений между образующими ее элементами (определенная организованность), но и неразрывное единство со средой, во взаимоотношениях с которой система проявляет свою целостность.

Любой элемент системы можно рассматривать как самостоятельную систему (математическую модель, описывающую какой-либо функциональный блок или аспект изучаемой проблемы), как правило, более низкого порядка. Каждый элемент системы описывается своей функцией. Под функцией понимаются присущие живой и костной материи вещественно-энергетические и информационные отношения между входными и выходными процессами. Если такой элемент обладает внутренней структурой, то его называют подсистемой, такое описание может быть использовано при реализации методов анализа и синтеза систем. Это нашло отражение в одном из принципов системного анализа — законе системности, говорящем о том, что любой элемент может быть либо подсистемой в некоторой системе либо подсистемой среди множества объектов аналогичной категории. Элемент всегда является частью системы и вне ее не представляет смысла.

Для противостояния хаосу, выработки стратегий поведения в нем необходимы новые превентивные стратегии образования, новый трансдисциплинарный метаязык горизонтальных связей. Целостность знания как приоритет новых образовательных подходов должна разрешить проблему двух культур, восстановить гармонию отношений человека и природы, уменьшить социальную дезадаптацию. Такой подход сформировался в конце прошлого века (Г. Хакен, И. Пригожин, И. Стингерс) и представлен в современной науке синергетикой — междисциплинарным направлением науки, исследующим механизмы эволюции, становления реальности, самоорганизации и «управления» хаосом. Ее принципы в равной степени присущи как гуманитарному, так и естественнонаучному знанию, особенно «наукам о жизни».

Ориентация лингвистики на структурный анализ, т. е. на выявление формального строения языковых единиц (в данном случае производных слов) и на их содержание, дало возможность создать разные модели языка. Поэтому моделирование выражает собой логическое завершение структурного анализа. Учёт в моделях определяющих признаков того или иного языкового объекта делает их адекватными отражаемому языковому явлению, нереализованным возможностям.

В зависимости от способа использования моделей и поставленных задач исследования модели подразделяют на статические, интерпретационные и прогнозирующие. Последний вид моделирования появился сравнительно недавно и связан с лингвистическим конструированием [3, с. 42]. Его задача — создание так называемых новых лингвистических объектов, таких моделей анализа языка, которые дали бы исследователю возможность найти новую информацию о нем.

Основы лингвистического моделирования в отечественном языкознании принадлежат С. Шаумяну, П. Соболевой, Н. Клименко, В. Перебейнос, Ф. Никитиной, М. Пешдк. Большая роль в деле развития лингвистического моделирования принадлежит отделу структурно-математической лингвистики Института украинского языка НАН Украины.

Сам факт возможности образования модели того или иного явления подтверждает ее важность в языке, поскольку в единичных, случайных для его строения и функционирования языковых явлениях нельзя установить признаки релевантности, определяемые для их строения и функционирования, т. е. выявить и отразить в модели способ их организации и структуры.

Философский принцип единства изменения и сохранения движущейся материи конкретизируется посредством обшенаучного понятия симметрии.

Симметрия и асимметрия структур являются универсальным законом как природы в целом, так и нашего её восприятия. В то же время никто не отрицает и факт того, что в жизни восприятие симметрии и асимметрии зачастую обусловлено уровнем развития культуры. Так, если для западной культуры симметрия всегда являлась гармонией и совершенством, то для восточной, наоборот, асимметрия всегда была совершенством. В истории искусства (архитектура, музыка и пр.) стремление к внутренней гармонии (симметрии) характерно для более ранних периодов, а стремление к дисгармонии (асимметрии) — для более позднего времени.

Симметрия — это статика, уравновешенность системы. Асимметрия, наоборот, — динамика, развитие. Симметрия широко распространена в органической и неорганической природе. Она свойственна строению кристаллов, форме и расположению листьев и ветвей у растений, строению живых организмов и пр. Симметрия присуща различным предметам, создаваемым человеком. Так, в изобразительном искусстве и архитектуре симметрия является одной из форм гармонической композиции художественного произведения. Если отвлечься от восприятия этих противоположностей различными культурами, то можно утверждать, что в органической и неорганической природе как-то, так и другое сосуществует в диалектическом единстве.

Мы исходим из положения о том, что «любая симметрия есть симметрия-система (объект-система) и любая симметрия-система принадлежит хотя бы одной системе объектов одного и того же рода» [6, с. 191−192; 10].

Симметрию можно рассматривать как одну из реализаций абстрактной системы. Эта категория дополняется оппозитивной ей категорией «асимметрии». Вместе они образуют оппозитивную гармоническую пару «симметрия — асимметрия».

Асимметрию рассматривают как частный, предельный и наиболее распространенный случай нарушенной симметрии/диссимметрии, когда нарушение симметрии доводится не до полного отсутствия симметрии из-за инвариантности системы по признакам относительно операции отождествления, сохранения объекта-системы как такового. Отсюда следует, что абсолютно несимметричных объектов не существует.

Согласно Ю. Урманцеву, диссимметрия рассматривается как системная категория, обозначавшая сохранение/несохранение признаков системы относительно части изменений множества. Поэтому относительно другой совокупности изменений данное нарушение симметрии может снова обернуться ненарушенной симметрией. В науке об ОТС диссимметрию чаше всего характеризуют как отклонение от симметрии (ср. спонтанные нарушения в квантовой теории поля, дисгармония между природой и обществом, извечная проблема «отцов и детей» и пр.).

Система языка, как и система вообще, представлена как единство противоположностей: симметричная относительно одних и асимметричная относительно других признаков и изменений/ преобразований, что вполне подчинено законам симметрии и асимметрии систем. Например, в словообразовании, о котором речь пойдет ниже, достаточно распространена симметрия — все уникальные гнёзда симметричны относительно друг друга и относительно моделирующей их грамматической структуры. Ю. Урманцев отмечает: «Фундаментальное значение имеет тот факт, что требования, предъявляемые определениями симметрии и диссимметрии, и условия их реализации столь общи, что им отвечают все формы движения, существования, изменения, сохранения, развития, действия и все формы отношения материи — словом, вся реальность — материальная и идеальная, объективная и субъективная. Это подтверждают наиболее фундаментальные достижения общечеловеческой культуры, в первую очередь науки и искусства» [6, с. 194].

Учение об асимметрии аналогично учению о симметрии и развивается в науке за счёт расширения состава исследуемых объектов, признаков, изменений. Если вопрос изучения симметрии и гармонии уходит своими корнями в далекое прошлое, проблема изучения асимметрии относительно молода, так как самоё понятие асимметрии впервые было сформулировано в середине ХLХ века Л. Пастером и затем изучалось П. Кюри, А. Шубниковым и др. учёными. В науке изучение данных явлений тесно связано с вопросом об абсолютности/относительности. С позиции теории классической симметрии асимметрия посредством теории диссфакторов представляется как однократно антисимметричное. В искусстве это может быть проиллюстрировано на примере импрессионизма. В природе, как доказали исследователи естественных наук, универсальность проявления симметрии выражается предельной общностью понятий, включённых в определение симметрии. Так, в материи — это движение, изменение, преобразование; в математике — множество; в языке — признаки и т. д. Объединение понятий множества и преобразования в одну систему порождает конструкцию-группу (в языке — категорию/разряд). Группа является отражением единства изменения и сохранения, преобразования и инварианта.

Языковая система в самом общем виде представляет собой совокупность взаимосвязанных единиц данного языка, функционирующих на определенном этапе его развития. Следовательно, признавая в качестве основной словообразовательной единицы, например, производное слово, словообразовательную систему можно определить как «особым образом организованную совокупность производных слов» [5, с. 145].

Если обратиться, например, к словообразовательным связям слов, то можно заметить, что словообразовательные связи, как и единицы, объединяемые ими, двухплановы, т. к. имеют план содержания и план выражения. Это убедительно показано в работах Л. Лённгрена и Е. Гинзбурга [2]. В частности, Л. Лённгрен считает, что «словообразовательная система основана в одинаковой степени на формальных и смысловых отношениях» [2, с. 10]. Е. Гинзбург, находясь на тех же теоретических позициях, замечает: «Нередко оба плана согласованы по изменению, чаше всего по увеличению, сложности, что подчас и принимают за основное выражение направленности отношения производности» [2, с. 34], хотя это не освобождает от имеющей место при мотивации асимметрии между планом выражения и планом содержания, ср.: мужчина > муж, геология > геолог.

Семантика производного слова в определенной степени зависит и от типологической характеристики словообразовательного гнезда, отражающей семантические связи в гнезде, семантическую структуру производных и, собственно, семантику мотивирующего слова. Так, для гнезд с большим количеством производных семантические характеристики более разнообразны и более богаты, чем в гнездах с меньшим количеством производных и имеющих более скромные типологические характеристики.

Производное слово, закрепленное в словообразовательном гнезде, приобретает свои структурные и семантические характеристики и свойства, проявляющиеся далее при его вхождении в тот или иной словообразовательный ряд. Особый интерес при изучении семантики и структуры производного слова представляют гнезда с возможно большим составом производных или же с наиболее распространенной типологической структурой. Наименее показательны, наоборот, гнезда, представленные только лишь одной структурой или те из них, которые образованы только одним или двумя словами. Показательным, например, для русского и украинского языков в этом плане есть то, что двум членам словообразовательного гнезда нередко соответствуют более двух слов, так как на одной и той же ступени при одном и том же направлении производности могут отмечаться равнопроизводные слова [7; 8; 9]. Например, по данным И. Альтман, списки равнопроизводных префиксальных глаголов нередко включают до 30 слов [1, с. 55].

Представляется вполне логичным и обоснованным утверждение Е. Гинзбурга о том, что словообразовательное гнездо объединяет слова, анализ каждого из которых «определяет необходимость иметь в виду, по крайней мере, более одного другого компонента того же гнезда. Такое слово немыслимо вне связи с другими, и его можно рассматривать как «символ связности, целостности гнезда» [2, с. 187]. А. Дорошевский отмечал, что «самая важная функция каждого слова — именно обозначение десигната, а не пробуждение в памяти говорящих морфологических ассоциаций» [11].

Этим объясняется всеобщность процесса, который может привести к утрате словом понятийной структуры и, как следствие, к утрате словом связи с родственными словами, к выпадению из группы родственных слов. Оба мнения вполне справедливы и верны, так как характеризуют явления одного порядка, но с разных сторон.

В языке наблюдается постоянный процесс изменения значений слов и перестройки их семантической структуры. Это, в свою очередь, влечет за собой изменение места этих слов в гнезде, ведет к переразложению гнезд, а порой и к отрыву от гнезда того или иного слова. С этим, видимо, и связано приведенное выше замечание В. Дорошевского.

язык словообразовательный системный лингвистика.