Жизненный путь лу синя

Детство Лу Синя

Родился Лу Синь в 1881 году в уездом городке Шаосине, провинции Чжэцзян, в семье Чжоу. Отец писателя был человеком образованным, мать происходила из простой деревенской семьи. Настоящая фамилия и имя писателя Чжоу Шжэнь. Лу Синь — литературный псевдоним, в основу которого положена фамилия матери — Лу. Синьимя. Псевдонимом Лу Синь писатель начал подписываться 1918 года, со времени опубликования его первого рассказа «Записки сумасшедшего».

Цензорский надзор и политические преследования заставили писателя скрываться под множеством различных вымышленных имен и псевдонимов, которые он часто менял и которых у него насчитывалось много десятков.

В предисловии к сборнику «Клич» Лу Синь вспоминает о своем детстве: «Четыре с лишним года мне приходилось почти ежедневно бывать в ломбарде и аптеке. Не помню, сколько мне было лет, — прилавок аптеки был мне до головы, а прилавок ломбарда — в два раза выше меня. Я передавал через высокий прилавок одежду или драгоценности и, осыпаемый насмешками и оскорблениями, получал деньги, шел в аптеку и покупал и покупал лекарства для своего больного отца. Врач, лечивший отца, был большой знаменитостью и поэтому выписывал рецепты на особенно диковинные лекарства: зимние корни камыша, сахарный тростник, который должен был непременно простоять три зимы в поле, пару сверчков… непременно новобрачных, растение „пиндиму“ с плодамии. Доставать все это мне было нелегко, и все-таки моему отцу становилось все хуже и хуже и, наконец, он умер».

В дни раннего детства писателя его семья владела участком земли в 30−40 му (около 2 гектаров), которых, по признанию Лу Синя, было достаточно для безбедного существования. Но когда мальчику минуло тринадцать лет, в семье случилось несчастье — был арестован его дед, опора семьи. Все состояние и средства ушли на взятки чиновникам и тюремщикам. Лишения и нужда заставили мальчика уйти из дома и поселиться в семье одного из родственника. Однако и здесь ему не суждено было найти лучшую жизнь. «Ко мне относились, — пишет Лу Синь, — как нищему, и я решил вернуться домой. Но не прошло и трех лет, как умер отец, страдавший серьезной болезнью. Я не собирался стать ни личным секретарем, ни приказчиком купца — обычный у нас в деревнях путь для детей образованных, но разорившихся родителей. У моей матери не было средств дать мне образование, и она, собрав на дорогу немного денег, отправила меня искать бесплатную школу «.

В рассказе «Кун И-цзи», исполненном задушевности и необыкновенной теплоты, Лу Синь повествует о тяжелом и безрадостном детстве.

«Девятнадцати лет я поступил мальчиком в винную лавку под вывеской «Всеобщее благополучие». Помню, хозяин сказал мне:

— Какой ты придурковатый; боюсь, не сумеешь угодить посетителям в халатах. Лучше уж тебе работать за прилавком, а не за перегородкой.

С посетителями в куртках обращение было простое, но они слишком много болтали и без конца надоедали. Опасаясь обмана, они непременно хотели видеть, как наливается из бочки в оловянный чайник желтое, приготовленное из пшена вино, и предварительно проверяли, нет ли на дне чайника воды; они следили и за тем, как его опускают в кипяток, и тогда успокаивались. Ясно, что подливать воду в вино при таком неотступном наблюдении было очень трудно, и спустя несколько дней хозяин решил, что я, по своей глупости, не справлюсь с этим делом. К счастью, у меня была рекомендация близкого хозяину человека, и поэтому меня не выгнали из лаки, а поставили подогревать вино.

С тех пор я целыми днями стоял за прилавком и выполнял эту утомительную и скучную обязанность. Больших промахов я не делал, но меня мучили однообразие и скука. Хозяин был суров, и гости тоже редко бывали в хорошем настроении".

Лу Синь смог найти в себе силы, чтобы отказаться от карьеры чиновника или купеческой стези, он не позволил окутать себя той «величайшей дымовой завесой», которая на протяжении ряда столетий отравляла сознание людей в Китае, вселяя призрачную мечту «подняться к старости до императорских палат».

Восемнадцати лет Лу Синь поступил в Мореходное училище в Нанкине, но через полгода оставил его и поступил в Горно-железнодорожное училище. Здесь юноша с огромным интересом и необыкновенным усердием овладевает знаниями в области естественных и технических наук. Вскоре Лу Синь отказался от усовершенствования в области технических наук и начал изучать медицину.

В медицинском институте писатель пробыл лишь два года.

«Мои мечты, — пишет Лу Синь об этом периоде своей жизни, — были прекрасны: я решил после окончания медицинского института вернуться на родину, чтобы спасать таких больных людей, как мой отец, который больше страдал от невежественного лечения, чем от самой болезни, а случае войныслужить военным врачом, чтобы облегчать страдания раненых. И еще я мечтал убедить своих соотечественников в пользе реформ…».

Именно тогда, под влиянием русской-японской войны и еще больше русской революции 1905 года, у Лу Синя открываются глаза на страшную социальную действительность, потрясшую его сознание. «Пробуждение к политической жизни азиатских народов, — говорит Ленин, — получило особенный толчок от русско-японской войны и от русской революции «. В этот период у Лу Синя зарождается мысль о литературе, как средстве активного воздействия на народные массы.

У него родилась мысль, что Китай нуждается более всего в развитии новой литературы, способствующей распространению идей национального самосознания в широких массах населения. Он бросил медицинский институт.

Однажды Лу Синь увидел хронику о военных действиях: связанный китаец был окружен толпой, среди которой находилось много его сограждан. Китаец был заподозрен японцами в шпионаже, ему отрубили голову и выставили ее для устрашения других китайцев. Картина привела Лу Синя к мысли, что смертность от болезней — не самое большое зло для Китая. Отсталый и темный народ нуждается прежде всего в развитии национального сознания. Лу Синь понимал, что литература может помочь пробуждению и развитию китайского народа, и он решил посвятить свою жизнь литературной деятельности.

И вот не успел еще закончиться учебный год, как он уехал в Токио, — после этой картины он чувствовал, что медицина не такое уж великое дело; если люди невежественны, даже обладая здоровьем и крепким сложением, они могут стать бессознательным объектом казни, либо ее зрителями. Первой необходимостью было духовное вооружение народа, а лучшим средством для него— литература. Поэтому он уехал с намерением войти в литературное движение.