Динамика культуры на рубеже XX-XXI веков

Эксперты Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) в 1990;2000 гг. осуществляли проверку подготовки школьников разных стран. Оказалось, что математические способности русских детей, начиная с 1990 г., неуклонно снижаются. По умению работать с письменным текстом (т.е. проанализировать его и выделить суть) они оказались на 28 месте из 32. Как ни странно, отрицательную динамику этих же школьных навыков продемонстрировали не только Россия и прочие страны СНГ, но и Венгрия, и Чехия. Как видно, причина здесь не только в особых трудностях перехода от социализма к капитализму, с которыми столкнулась именно наша страна. Можно предположить и такой фактор, как быстрый доступ всей Восточной Европы после падения «железного занавеса» к возможностям постиндустриального, информационного общества.

Этими возможностями в наибольшей степени поспешили воспользоваться именно молодые поколения бывших социалистических стран. Компьютер в их сознании потеснил книгу. Образные компоненты мышления развились за счет ослабления абстрактно-логических. Волевые усилия в игре, учебе, труде направились в сторону их облегчения с помощью мультимедийных технологий, использования готовых баз данных, а собственное творчество, фантазия, вербальное мышление отошли на второй план. Не то что писать новые тексты, но даже компоновать их из готовых источников школьники и студенты стали с помощью машин. Машины заменяют людей (в значит и детей, которые только «учатся на людей») в таких ролях, как партнерство в разного рода играх, перевод с иностранных языков, проверка грамотности изложения, поиск нужной информации в справочниках, выбор ее источников и многих других.

Массовое обращение детей и подростков к игре и работе с компьютерами совпало с общим изменением ориентиров и ценностей современной культуры. Классическая культура, господствовавшая на большей части XX в., преlполагала в качестве базовых такие ценности, как авторское творчество, прогрессивное развитие личности, общественное признание ее достижений. В искусстве господствовали реалистические и умеренно модернистские веяния; в музыке — мелодизм, симфонизм; на сцене — сравнительно сложные жанры (опера, оперетта, драматический спектакль); на домашнем досуге — чтение, интеллектуальные игры вроде шахмат или преферанса, беседы на прогулках; походы в театр, на концерты, на футбол; экскурсии в природу и т. п. формы проведения внерабочего времени. Знаток и любитель всех этих вещей претендовал на духовный авторитет.

Надо заметить, что общественными условиями классической культуры выступали достаточно авторитарные, вплоть до тоталитарных, во всяком случае имперские государственно-политические режимы. В их условиях люди делились на «винтиков» с рядовым образованием и новую аристократию с элитарным образованием и повышенными культурными запросами. Государство гарантировало возможности для карьерной мобильности способных и ревностных своих граждан (так, учёные и художники получали достаточное, даже завидное бюджетное обеспечение). Образование усложнялось, но доступ к нему упрощался.

Демократизация общественной жизни на Западе вызвала к жизни новую культуру. Ее основной функций стала духовно-эмоциональная защита атомизированного индивида. Растет индивидуалистическое противостояние личности обществу и природе. В изобразительном искусстве — абстракционизм, концептуализм, где форма окончательно подавляет содержание; на эстраде и вокруг нее — рок-культура, где ритм заменяет мелодию, штамп — авторство, микрофон — голос; возвращаются из глубины веков древние (негритянские по происхождению, шаманистские по сути) ритуальные телодвижения поодиночке в большой толпе («блюз — это когда хорошему человеку плохо, а рэп — когда плохому хорошо»); самогипноз, установка на постоянное наслаждение, уход от реальности с помощью легких и тяжелых наркотиков; вызов окружающим во внешности, одежде (яркие краски, пирсинг, очень длинные или очень короткие волосы и т. п.), поведении. Работа в таких условиях становится только прикрытием, вынужденным ради материального обеспечения того «кайфа», что сулит досуг. Децентрализация промышленности, коммерции, сферы услуг поддерживает такие установки. За-работать на жизнь можно и не делая карьеру в одном большом учреждении, а продавая информационные и прочие услуги нескольким мелким фирмам. Пропорция рабочего и свободного времени аритмизируется: или резко сдвигается в сторону последнего; или же работают с такой интенсивностью, что на досуге ни о чем серьезном и помышлять не хочется. Образование, включая высшее, делается практически общедоступным, но при этом делится на несколько эшелонов (для более или менее способных и подготовленных абитуриентов), становится так или иначе платным.

Между старой и новой культурами рвется преемственность. Нынешние дети всё меньше читают, только из-под палки учителя, родителя. Симфоническая музыка им уже непонятна, воспринимается как раздражающий шум. Фрагменты из симфоний Моцарта и Дворжака используются для рекламы пива или мыла. Узнать эту музыку способен сегодня один человек из миллиона. Времени и желания овладеть грамотой не остается. Большинство наших студентов пишут и говорят с грубыми ошибками. Прогуливаясь парами или в большей компании, они беседуют мало, преимущественно на ненормативном жаргоне. Эрудиция, увлечением чем-то, кроме рок-музыки, в лучшем случае спорта, воспринимается сейчас с удивлением, а то и с раздражением. Серьезные жанры, сложные произведения в литературе, кинематографе вытеснены в духовные резервации (артхаус); публику привлекают попса на эстраде, дебильные кроссворды в газетах, «мыльные» сериалы и примитивные игры на ТВ.

Хороший совет даёт нам один из старейших русских писателей — петербуржец Даниил Александрович Гранин: «Я же не считаю, что духовная жизнь начинается с Марселя Пруста! Ничего подобного! Но хочется всё-таки, чтобы она была: в виде чтения Конан Дойля, в виде туризма, в виде занятия любимым делом, будь то вышивание, рисование, воспитание детей, изучения языков или походов в театр».

Все эти и им подобные веяния вполне закономерны и являются оборотной стороной того прогресса, который общества западного типа достигли в экономике и политике. За личную свободу и юридическое равенство всех граждан заплачено упрощением, оскудением культуры. Образование в этих условиях заметно меняется. Все меньшей популярностью среди школьников, а особенно студентов пользуются теоретические и общегуманитарные учебные предметы и разделы в специальных дисциплинах. Как во всем обществе произошел переход от мира творческого, ищущего к миру комфортному, так и в образовании идет поиск методик, резко облегчающих получение минимально необходимых для решения прикладных задач сведений. Сама по себе эта тенденция носит всемирный характер и отменить ее действие никому не удастся. Хотя бы потому, что визуализация образования по-своему прогрессивна, ибо демократизирует знания, делает более честным распоряжение информацией. Тем более что по части мультимедийных технологий Россия, особенно провинциальная, еще отстает от передовых стран Запада. Учась у них технико-технологическим сторонам педагогики, стоит, вместе с тем, подумать и о том, как сохранить, хотя бы частично, традиционные преимущества русской национальной школы, науки и культуры. Творческое мышление будущего специалиста формируется не только в дисплейном классе, но и в читальном зале и на абонементах биб-лиотек; диалог с компьютером должен сочетаться живым общением студентов между собой и с талантливыми, известными в своей науке, хорошо образованными преподавателями.

Новые технологии научных исследований и особенно образования вызывают к себе двойственное отношение. Порой мы хвалим их за бесценную помощь, надеемся применять их еще изощреннее и во всё более совершенных вариантах. Порой ругаем за притупление нашего живого зрения; убийство времени, проведенного за экранами мониторов; шаблонизацию нашего живого мышления. Одни из нас (по-преимуществу самых старших возрастных категорий) так и не овладели компьютерной техникой и свои тексты пишут ручками, как и полвека назад. Другие приобретают всё более сильные машины для поиска и обработки информации, игр и просто престижа. Красивые слова третьих о том, что компьютер не заменит книгу, что они дополняют друг друга, сегодня мало кого убеждают. Информатизацию общественной и личной жизни никому не удастся остановить. Возможно уже сейчас задуматься над положительными и отрицательными сторонами интернетизации нашей жизни.

В качестве своеобразного эпиграфа для такого рода размышлений приведу два отзыва на обсуждаемую тему. «Как очки и контактные линзы стали нашими родовыми протезами, ибо мы теряем зрение, так и компьютер становится искусственным протезом теряющих способность мыслить людей… Мы впадаем в имагинативную кому перед экраном, который требует бесконечного взгляда, порождает промискуитет и своеобразную порнографию» (Философ Б.В. Марков). «Сегодняшний человек очень много знает, но эти знания ему не слишком на пользу… А жизнь тянет вас не к размышлению, а к потреблению. И прежде всего — информации. Самая большая помойка — это Интернет. Все эти знания всегда можно получить в любой библиотеке. Там никто ничего тебе не впихивает, не кричит: „Это, это возьмите!“. А когда входишь в Интернет, на тебя обрушивается вал того, что тебе заведомо не нужно. И это не может не действовать на твою психику. Поэтому, я думаю, привилегией богатых будет тишина и отсутствие компьютеров. Компьютеры они оставят наёмным служащим» (Андрей Михалков-Кончаловский, кинорежиссер).

Понятно, что возможно приводить дополнительные аргументы в том же направлении — предостережения против опасностей и искушений для человеческого естества со стороны Интернета как суммы новейших информационных технологий. Можно и наоборот — расхваливать эти последние за ту неоценимую помощь, которую они оказывают людям, помогая им работать, учиться, развлекаться. Обе намеченные линии аргументации должны присутствовать в нашей науке и в нашем образовании. А уж пропорция доводов «за» и «против» и, соответственно, того места, которые компьютер и прочая техника займут в наших душах и умах, будет зависеть от возраста, профессии, характера, одаренности и учителя, и ученика.