Но разве эти проблемы так уж категорически «нерешаемые» ?

Более полувека назад И. Г. Пидопличко (1955) высказал убеждение, что крупные млекопитающие финального плейстоцена были истреблены человеком. Эта идея долгое время не была мейнстримом научной мысли, но ведь и маргинальные суждения нужно не отбрасывать, а аргументированно анализировать, объясняя, что в них неверно. А за полвека отношение научной общественности к этой идее очень и очень изменилось — слишком много аргументов в ее пользу. Как чаще всего и бывает, фактологическая база давно изучена, легкодоступна — нужно только уметь извлекать из известных объектов нужную информацию.

Жилища из костей мамонта — в числе известнейших объектов исследования палеолита. При строительстве каждого из таких жилищ огромные, чуть ли не по грудь человеку черепа взрослых самцов ставились альвеолами бивней вниз и теменным отверстием вверх. А для устойчивости такого черепа под него подкладывали черепа то ли совсем маленьких, новорожденных, то ли даже не успевших родиться мамонтят. Из 109 мамонтов, найденных в слоях Межиричей (Украина), детеныши и молодняк составляли 83−85%, а старые животные вообще отсутствовали. В берелехском стаде старые животные составили 21%, молодняк — 50%. Автор принимал участие в раскопках знаменитых «жилищ из костей мамонта» в Костенках и в Юдиново. И уверяю вас, что зрелище 30−40 черепов «эмбрионального мамонта», использованных для строительных целей, производит тягостное впечатление. Об этом я и писал в статье «Идиллический палеолит?».

На сооружение одного жилища из костей мамонта уходили кости до 30−40 особей (Сергин 1974). Опять чудовищная расточительность, истребление самок с детенышами и самих детенышей, уничтожение беременных самок: они и бегают медленнее, их легче добыть, и черепа «эмбрионального мамонта» нужны для строительства жилищ…

Кроме того, существование мамонта в геологической современности — твердо установленный факт. Мамонт на Украине, на юге России, на юге Сибири существовал до 11 тысяч лет назад. Последние даты для мамонтов: Кунда (Эстония) — 9780 ± 260; Костенки (под Воронежем) — 11 000 ± 200; Юдиновка (Брянская область) — 13 650 ± 200, 138 300 ± 850; Елисеевичи (Сумская область) — 14 470 ± 180, 15 600 ± 200 тыс. лет назад. Есть и более поздние даты — 9−8 тысяч лет назад.

Значит, мамонт мог бы жить и в современных ландшафтах. Очевидно, что мог, — он жил в современной степи. Ведь в южнорусских степях было не очень снежно, а травяной покров достаточно высок. В высокотравной степи Восточной Европы мамонт определенно мог бы жить хоть до ХХ века. Но именно в этих регионах он исчез довольно быстро.

На севере мамонт задержался. В Берелехе на Индигирке найдено целое кладбище мамонтов, они погибли между 11 830 ± 110 и 12 240 ± 160 лет назад. Самый поздний берелехский мамонт жил 10 370 ± 90 лет назад. На Таймыре — 11 450 лет назад. Еще моложе мамонт на Новосибирских островах, к северу от побережья Якутии. Материковая отмель уходила под воду. На мелководьях моря Лаптевых до сих пор находят кости и бивни десятков тысяч мамонтов. На островах Прибылова найден мамонт, живший 8−5,7 тысяч лет назад (Yesner et al. 2005).

На острове Врангеля получено 126 углеродных дат по останкам мамонта: от 32 400 ± 1500, 38 375 ± 2115 до 3685 ± 60, причем дат моложе 10 000 лет — 108. Мамонт жил на острове Врангеля в условиях современной тундры (Вартанян 2007).

Наводит на размышление тот факт, что палеоэскимосы появляются на острове Врангеля примерно в то время, когда там жили последние мамонты. Поселение Чертов Овраг на острове Врангеля получило радиоуглеродные даты 3265 ± 65 по фрагменту моржовой кости и 3345 ± 70 — по куску обработанного дерева (Герасимов и др. 2003).

Ученые не исключают находок мамонтов моложе 3600 лет назад и поселений палеоэскимосов старше 3300 лет назад. Во всяком случае, мамонт жил в тундре, когда уже стояли пирамиды и были написаны законы вавилонского царя Хаммурапи, а праотец Авраам «вышед из Ура Халдейского».

Кстати, и другие животные «мамонтовой фауны» неплохо чувствовали себя в голоцене. Овцебык вымирал явно с «помощью» человека. Еще в XVII веке он водился на Таймыре. Известны черепа овцебыка, простреленные русскими землепроходцами. К ХХ веку овцебык сохранился только в Гренландии и на островах Канадского арктического архипелага. Когда между 1850 и 1900 годами эскимосы стали посещать остров Бэнкса, они очень быстро уничтожили овцебыков.

Сегодня это животное не без успеха разводят в Азии; оно прекрасно чувствует себя на Таймыре, на Индигирке и в Якутии.

Большерогий олень водился на Южном Урале в VIV тысячелетиях до н. э. Датировок этих много, им вполне можно доверять. Римские легионеры наблюдали большерогого оленя на севере Галлии. Еще в Средневековье этот красивый, благородный зверь был известен в Британии. Позже его называли «ирландский лось»: большерогий олень до XII века попадался в Ирландии. На него охотились с собаками, и зверь, в конце концов, не уцелел.

Шерстистый носорог встречался в южнорусских степях еще 9−8 тысяч лет назад, что доказывает: он мог жить и в современных ландшафтах. Арабский путешественник VIII века Ибн-Фадлан рассказывает о громадном звере, которого убивают стрелами местные жители в степях. Некоторые ученые видят в нем носорога… Не буду ни оспаривать это, ни настаивать, что это мог быть именно носорог.

Строго говоря, зубры, туры, лошади, дикие ослы — тоже члены «мамонтовой фауны». А все эти животные хорошо известны на протяжении голоцена. Их ареалы сокращались, разрывались и в первобытности, и в историческое время под очевидным влиянием человека.

Тура в Британии истребили в XII, а в Польше — только в XVII веке. Зубры исчезли в Галлии в VI веке, а в Германии, Скандинавии и Польше они неплохо чувствовали себя везде, где их оставляют в покое.

В степях Евразии тур и зубр жили до XVII века. Зубр доходил до степей Западной Сибири на протяжении всего Средневековья. Известны находки зубра в бронзовом веке на Алтае. Только в XVIII веке ареал зубра разорвался — этого зверя не стало в степях, образовались две изолированные популяции на Кавказе и в лесах Белоруссии и Литвы.

Степной бизон Америки немного отличается от плейстоценового предка… Но лесная форма бизона в Канаде — это практически тот самый плейстоценовый бык во всей красе.

Европейская лесная дикая лошадь, тарпан, в Германии исчезла к XV веку, а в польских лесах — одновременно с туром. В степях на юге современной Украины степного тарпана истребили к концу XIX века. Еще в XVII веке он мог встречаться с лошадью Пржевальского на востоке Казахстана. Лошадь Пржевальского исчезла в Синцзяне в XIX веке, в Монголии — только в XX веке.

Лошади Якутии были ближе всего к лошадям ледникового времени. Якуты хорошо помнили, что их предки скрещивали привезенных из Забайкалья лошадей с этими местными животными, прекрасно приспособленными к морозным условиям Якутии.

Горный баран и сегодня неплохо чувствует себя в горах Путорана, на севере Красноярского края, в горах Корякского нагорья и Якутии.

Так называемый пещерный лев практически идентичен африканскому льву. На юге Туркмении найдены останки этого страшного хищника, жившего в III-IV тысячелетиях до н. э. На Балканском полуострове он исчез в I тысячелетии до н. э., в Северном Причерноморье — в I тысячелетии н. э.

Давно замечена закономерность: при появлении человека в любой местности исчезают виды крупных «мясных» животных: самые большие, малоподвижные и недавно самые многочисленные.

Время освоения плейстоценовым человеком Северной Америки совпадает с исчезновением целого ряда крупных диких животных: мамонта, шерстистого вида мастодонта, лошади, верблюда, саблезубого тигра. Вскоре выяснилась та же закономерность и для Южной Америки: с проникновением в нее человека исчезли несколько наземных видов гигантского ленивца, гигантский броненосец глиптодонт, несколько видов крупных грызунов.

Ольга Юрьевна замечает в работах крупных западных ученых исключительно экологическую идиллию. Но это американский эколог Э. Макферсон выдвинул теорию «массовых избиений» животных, перепромысла или сверхубийства (overkill), а американский этнограф Э. Берч реконструировал охотничью тактику первобытного человека: «найти и уничтожить».

Гипотеза «перепромысла» построена на том, что именно в это время в Америку через Берингийскую сушу «врывается» человек из Азии. Животные Америки не привычны к человеку, боятся его мало, а сам человек на новых местах не имеет достаточных культурных механизмов для более разумного поведения (Chard 1963).

Такую же картину пришлось нарисовать и для Австралии. Еще в конце плейстоцена в ней «почему-то» начали исчезать наиболее крупные малоподвижные сумчатые, например громадные дипродонты, крупнейшие виды кенгуру. Изменился климат? Считать так нет оснований. Появились более совершенные виды? Тоже нет. Исключение — завезенный человеком и одичавший динго, но это произошло спустя тысячелетия. А вот стоянок первобытного человека в конце плейстоцена стало несравненно больше, и в культурном слое каждой из них очень много костей крупных сумчатых…

Вернемся к хорошо обоснованным выводам Крупника об «изначально заложенном перепромысле». «Реальная нагрузка северных охотников на используемые ресурсы не соответствовала ни нормам „рационального“ природопользования, ни этике промыслового поведения аборигенных народностей, — пишет Крупник (1989: 205). -…Для анализа их жизнеобеспечения… малопригодными кажутся перенесенные со страниц учебников экологии концепции „взаимного регулирования“, или идеи „гармоничности“, „исконной экологичности“ аборигенных обществ в противовес разрушающей природную среду индустриальной цивилизации. Все это явно выглядит современной идеализацией».

Есть еще более интересные гипотезы. С точки зрения палеон-толога П. В. Пучкова (1991; 1992а; 1992б), вымирания крупных животных в конце плейстоцена носят «некомпенсированный» характер. «Исчезновение» крупных видов не идет путем замещения другими видами. Более того, крупные виды толстокожих поддерживают определенный тип ландшафтов — саванновый. С их исчезновением и начинается глобальная перестройка ландшафтов в Северном полушарии, и в конце концов устанавливаются современные ландшафтно-климатические зоны, когда степь и тундра разделены поясом тайги, смешанных и широколиственных лесов.

Эта гипотеза прекрасно аргументированна. Она опирается на самые последние исследования и самые современные представления. Подробно излагать я ее не буду: с ней легко может ознакомиться любой специалист. Если Ольга Юрьевна ее не знает, — видимо, ей это не нужно.

Аргументация ее не убеждает? Тогда пусть объяснит, что ей не нравится в построениях Пучкова, в гипотезе «перепромысла», в модели техно-гуманитарного баланса, в моих описаниях первобытности.

Пока что критика получается не особо содержательная. Есть справедливое замечание о том, что первобытность была везде очень разная и что модели, применимые в одной части ойкумены, могут быть не применимы к другой. В прочих же случаях автор или «ломится в открытую дверь», или ударяется в эмоции и обиды.

«Ломится в открытую дверь», когда обвиняет нас всех в описаниях «мрачности, убожества, жестокости первобытной жизни» (Артёмова 2008: 145). Никаких эмоциональных оценок мы не давали. При сравнении жизни современного человека с жизнью его предков в XIV, XVIII, даже в XIX веках мы видим жизнь более жестокую, мрачную и убогую, чем привычная для нас. Но никакого негативного отношения к первобытному человеку нет, и не надо нам этого приписывать.

Я писал 12 лет назад, что очень далек от мысли представить себе плейстоценовых людей мрачными чудовищами, не способными на альтруизм или высокие переживания. Нисколько не сомневаюсь: в их жизни было место и доброте, и красоте, и размышлениям на отвлеченные темы, и самым высоким чувствам, и самопожертвованию (Буровский 1998: 169). Точно так же я думаю и сейчас. Между прочим, и Назаретян всегда писал о людях прошлого очень уважительно, а с некоторыми из современных охотников-собирателей общался вплотную. Но я уверен, что человечество никогда не жило в некой «идиллии», будь то «первобытный коммунизм» Ф. Энгельса или «экологический гомеостаз», о котором говорят современные постмодернисты. палеолит этнографический первобытный мамонт С точки зрения Артёмовой, если я правильно понимаю ее отрывочные и не сведенные в систему высказывания, в первобытном обществе уже существовало представление о личности, люди были сыты и богаты, а отношения внутри коллективов и между коллективами строились на основе гуманизма и разумного неравенства. На мой взгляд, это чистейшей воды кабинетная идеализация, не имеющая никакого отношения к реальности.

Но, во-первых, если это так, то зачем потребовалась цивилизация, о которой Артёмова пишет в таком ехидном, ерническом тоне? Во-вторых, если таково мнение автора, его следует аргументировать, а не пытаться высмеивать коллег или припоминать обиды давних лет за отказ в публикации неумело написанных рецензий.

К сожалению, Артёмова высказывается чисто эмоционально, в духе: «И это слова человека, многие годы, по его свидетельству, работавшего в качестве психолога и преподающего на факультете психологии МГУ!» (Артёмова 2008: 143). Она попросту исходит из того, что ее мнение — истина в последней инстанции, а тех, кто этих безапелляционных суждений не разделяет, третирует как неучей и малознаек. Если мы говорим об академических нормах, то кто же многократно нарушил их на протяжении не очень большой статьи?