Драматургия Н.В. Гоголя

Сталкиваясь с драматургией Н. В. Гоголя нельзя не заметить своеобразие образов его персонажей. Николай Васильевич является драматургом-новатором. Он не только продолжил традиции русской комедии, но и смог перейти на новую ступень, что послужило большим толчком в развитии русской драматургии.

Яркие сатирические образы и «типические» черты характера, и по сей день привлекают внимание зрителей, и заставляют актера глубоко заглядывать в душу того или иного персонажа.

Многие годы ведутся споры о типах и образах гоголевской драматургии. Противники Н. В. Гоголя находят в них только маски, но большинство же видит под масками живых людей. По этому, перед актерами всегда встает вопрос, как играть комедии Гоголя.

1. Драматургия Н. В. Гоголя

Николай Васильевич Гоголь (1809−1852) приходит в русскую культуру вслед за Пушкиным, и его творчество может рассматриваться как продолжение и развитие пушкинского метода. При этом Гоголь, как явление самостоятельное, сразу становится «литературным верованием», центральной фигурой эстетической жизни целой эпохи. Его драматургия — это серьезный эстетический сдвиг, происходящий в русской культуре в эпоху водевиля и мелодрамы; это смена кодов в искусстве, рождение новых связей автора и читателя-зрителя.

Гоголь заговорил на другом эстетическом языке, он потребовал от зрителя серьезного и трезвого самоанализа, ибо в «подкладке» его произведений горькое, трагическое чувство автора, боль за человека. Он обратился к реальной действительности, разрушил стену между искусством и жизнью. И зрители, и читатели не хотели узнавать в художественном мире Гоголя, в этой заурядной, мещанской, обывательской жизни — свою собственную, в «безгеройных» персонажах — самих себя. Они же привыкли ходить в театр, где водевиль и мелодрама были способны заменить их серое, обыденное существование праздником. Нужно было время, культурный опыт, чтобы научиться понимать новые эстетические принципы Драматург подсказывал новый тип театра, который врывается в реальную жизнь, взрывает спокойное бесконфликтное сознание, пробуждает личность от утопических сновидений и превращает театр в факт высокой культуры. Для Гоголя истинное драматическое произведение является не только школой мастерства актера, но направляет его дорогой духовной сосредоточенной деятельности. В этом театре сценический художник должен понять зерно роли, свою сверхзадачу, «гвоздь, который засел в голову его героя». Мелкие и частные подробности Гоголь называет красками, «которые нужно класть уже тогда, когда рисунок сочинен и сделан верно. Они — платье и тело роли, а не душа ее». Актеры же, обладая опытом сценического существования в водевиле, пытались насмешить публику карикатурными гримасами или бессовестным кривлянием. Дело не в том, что «Ревизор» или «Женитьба» провалились в Петербурге и в Москве. Проблема гораздо глубже. Театр не знал еще такой драматургии и не понимал, как ее играть. Гоголь на глубинном и структурном уровне порывает с банальной условностью современного ему репертуара, отказывается от пьесы-интриги, от внешней зрелищности, эффектности мелодрамы и водевиля, от странного сочетания рационализма с откровенной чувствительностью, от ходульных героев, от избитого конфликта, построенного на любовной интриге и т. д. Мир Гоголя основан на идее, объединяющей в целое разнообразные судьбы и события, где нет второстепенных героев, сюжет (завязка, конфликт, развязка) захватывает всех персонажей, а действие «вяжется в большой общий узел». Гоголь пользуется приемом обобщения и укрупнения, он создает драматургию общей ситуации. пьеса гоголь драматург театр Гоголь обновляет и природу конфликта; он заменяет любовный «механизм» комедии на социальный и дает несколько возможных примеров: выгодная женитьба, денежный капитал, оскорбленное самолюбие, карьера, «электричество чина» — вот истинные пружины действия общественной комедии. При этом у Гоголя традиционный конфликт трансформируется, приобретает особую форму. В его художественном мире нет принципиальной борьбы, ибо нет идеологических противников, откровенных мировоззренческих столкновений. Это однородный мир (однородного зла или посредственности), в котором не существует оппозиции пороку: в гоголевской драматургии отсутствует положительный герой. Как известно, его место занимает смех как «единственное честное и карающее лицо». Смех не равнодушный, не циничный, смех не постороннего наблюдателя, а сквозь слезы (притом, что трудно найти в литературе более смешные пьесы), смех, направленный на нас самих, на каждого из нас.

В драматургии Гоголь создает безгеройный, безыдеальный, бессодержательный мир «маленьких людей», у которых потерян истинный смысл существования. У Гоголя понятие «маленького человека» амбивалентно. Это не только униженный и оскорбленный, вызывающий жалость и сочувствие герой, но и духовный мещанин. Среднестатистический человек, со стёртым лицом — «ни сё ни то», как говорит Гоголь о Хлестакове. Это не только Башмачкин, Добчинский, Бобчинский, Жевакин, но и Хлестаков, Кочкарев, Городничий. Все они живут мелкими, утилитарными интересами, мнимыми ценностями. Ими движут непомерные амбиции, неудовлетворенное самолюбие, комплексы, претензии. При этом всякий хочет казаться другим, вырваться из ничтожной, серой оболочки, из своего пространства в чужое. Вечное стремление одеть на себя чужой костюм, выглядеть формально лучше, чем ты есть на самом деле, значительнее, весомее, умнее, богаче и т. д. — характерно для гоголевских героев. Они переодеваются в другой образ, как слуга, который вечно мечтает влезть в костюм хозяина. Мотив переодевания, перевоплощения персонажей очень важен для Гоголя. Он связан с темой подмены, обманки. Происходит фальсификация подлинного смысла, подмена жизненной цели на всех уровнях. На социальном: честная служба отечеству заменяется достижением материального блага (взятки чиновников).

Подмена происходит и на уровне частной жизни. Истинная, благородная, лирическая, страстная любовь оборачивается в гоголевских произведениях или фарсом Хлестакова, или женитьбой, т. е. явлением социальным. У героев вообще нет «интимной» жизни, никто никого не любит, никто не говорит о любви. Агафья Тихоновна мечтает в мужья взять благородного, и хотя его еще нет, и по большому счету ей все равно, что он за человек, — свадебное платье уже давно готово. У Яичницы цель женитьбы — каменный фундамент, Анучкину необходимо, чтобы его жена говорила по-французски, хотя, конечно, сам он языка не знает и т. д. Подколесин третий месяц лежит на диване и размышляет вслух о необходимости женитьбы — вообще, но любви нет. В «Игроках» вовсе отсутствуют женские персонажи: Аделаида Ивановна — это имя карточной колоды.

Эта тема переплетается с мотивом подглядываний. У Гоголя герои подглядывают за чужой жизнью. В первую очередь, конечно, следует назвать Добчинского и Бобчинского. В «Женитьбе» Кочкарев и все остальные подсматривают в скважину за Агафьей Тихоновной. В «Игроках» компания Утешительного выведывает у слуги Ихарева, кто его барин, откуда, чем занимается. И наоборот, Ихарев расспрашивает у слуги в трактире о компании Утешительного. Всё это примеры не простого любопытства, это не только средства получить информацию о незнакомом человеке (хотя, безусловно, и этот момент есть). Важно и другое — осознание себя личностью незначительной, всегда зависимой провоцирует подглядывание: такой герой ощущает себя раздетым, голым, растерянным в неизвестном пространстве. Становясь соглядатаем, персонаж приобщается к некоему тайному знанию, которое возвышает его над остальными, — они-то, с его точки зрения, знают меньше, а стало быть, и стоят на целую ступень ниже.

В основе всех больших пьес Гоголя — обман, как центральная ситуация сюжета. Все построено на обмане (сознательном или бессознательном), лжи, фальсификации. Не говоря уже о развязках. Обманут весь город, Марья Антоновна в «Ревизоре»; обманута Агафья Тихоновна или надежды Жевакина в «Женитьбе». В «Игроках» — «одна сплошная фальсификация», при этом зритель до последней минуты не понимает всего масштаба лжи. В финале каждой комедии герои задают собственно один вопрос: «Где же они (он)?» Побег, исчезновение — также общая ситуация, связанная с обманом. Уезжает вдруг, как будто проваливается в черную дыру Хлестаков, выпрыгивает вдруг из окна Подколесин, вдруг исчезает компания Утешительного. Теряется центральное звено в той жизни, которая должна была у всех сложиться, устроиться (чиновники спаслись бы от наказания, женитьба Хлестакова на Марье Антоновне перевела бы Городничего и его жену в иное пространство, в другой статус; Ихарев, получив 200 тысяч, стал бы «владетельным принцем» и т. д.).

И еще одна важная тема: о структуре гоголевских пьес. Представляется возможным говорить, что она синонимична форме круга. Известно, что для самого Гоголя финальная сцена «Ревизора» — это всеобщее наказание, разоблачение, отсюда окаменение, немая сцена, сравнение с картиной Брюллова «Последний день Помпеи». Но можно трактовать финал иначе: ситуация с ревизором способна повториться, и при этом не единожды. Приезд настоящего ревизора станет не наказанием и разоблачением чиновников города, а лишь новым витком, по которому побегут персонажи, чтобы выбраться, выкрутиться, спастись. Спастись не в сакральном смысле, не от глобального обмана. Нет, на бытовом и социальном уровне. И тогда чиновники будут серьезнее работать: давать больше взяток, лучше кормить и поить, «подкладывать» в постель ревизору жену или дочку (в зависимости от того, кто больше понравится) и т. д. Такая ситуация может повторяться бесконечно. Городничий ведь утверждает, что трех губернаторов обманул, да «что губернаторов!», т. е. подобные делишки он проворачивает не в первый раз. (Да и тот факт, что ситуация «Ревизора», написанного в 1836 году, до сегодняшнего дня мало изменилась, свидетельствует о многом.) Это и дает право говорить, что повторяемость, цикличность событий на смысловом уровне соответствует форме круга. В финале «Женитьбы» Кочкарев говорит, что побежит, догонит, возвратит Подколесина (это он делает постоянно и по ходу действия). Жевакин, после неудачи у Агафьи Тихоновны, пойдет вновь свататься, в восемнадцатый (!) раз. Яичница отлучился на минутку из департамента, чтобы посмотреть приданое Агафьи Тихоновны, завтра он так же забежит к другой невесте, по предложению свахи. Ихарев, несмотря на внезапное поражение, будет так же мошенничать, как и компания Утешительного, и т. д. Собственно говоря, в комедиях Гоголя нет традиционных развязок. Замкнутое пространство, невозможность выхода, движение по кругу или бег на месте. Персонажи пьес совершают множество поступков, суетятся, волнуются, вроде бы живут напряженно, наполненно. На самом деле их жизнь — тина. Внутреннее, душевное состояние оцепенения мгновенно перерождается в экзальтированное поведение героев.

Герои Гоголя существуют не только в современном, обытовленном социальном мире, но одновременно в каком-то выдуманном, пустом пространстве. Автор парадоксальным образом соединяет знаки реальной действительности и гротесковые, почти фантастические элементы. Невозможно отделаться от чувства, что мир гоголевских реалистических произведений алогичен, абсурден, фантасмагоричен.

В «Ревизоре» символы города не семейно-бытовые знаки, а крысы из сна Город-ничего («черные, неестественной величины!») и невыстроенная церковь. Дома, домашнего очага, как теплой, уютной, обжитой среды, в пьесах вообще нет. Поэтому сразу возникает мысль о неукорененности человека в быту, вырванности его из нормального состояния. При этом Гоголь дает вполне определенные географические ориентиры города: Хлестаков едет из Петербурга, через Пензу в Саратовскую губернию. Но вместе с тем — «отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь!». Возникает образ некоего мистического, ирреального, сказочного города. Или в «Женитьбе», события которой разворачиваются в Петербурге. Но когда Фекла объясняет Кочкареву дорогу к невесте, драматург нагромождает такое количество подробностей и деталей, что этот путь кажется нам алогичным и несуществующим. В «Игроках» рядом с упоминанием реальных российских городов (Рязань, Смоленск, Калуга, Нижний) — какой-то городской трактир с шайкой мошенников, которая «пропадает неизвестно куда», исчезает как фантом.

Гоголь достигает эффекта абсурдности и фантасмагоричности действия, во-первых, способом нагромождения подробностей. Во-вторых, драматург организует факты таким образом, выстраивает такой контекст, что рядом оказываются и существуют несопоставимые, не сочетаемые по своей природе, смыслу, уровню знаки действительности (больные, похожие на кузнецов; врач, который не говорит по-русски; памятник — помойная яма; борзые щенки и посещение церкви; голодный Хлестаков, заглядывающий в тарелки, — следовательно, он ревизор и многое другое). Есть реальные факты: гусята, судебное присутствие; пахнет водкой, мать уронила ребенка; голод чиновника, письмо о ревизоре… Но вместе, в контексте — это абсурд. Писатель намеренно нарушает причинно-следственные связи, их логику и создает гомерически смешную, но фантасмагорическую картину, своеобразный трагифарс (можно сравнить со «Смертью Тарелкина» Сухово-Кобылина).

Этот ирреальный, гротесковый художественный мир, с точки зрения Гоголя, и есть модель реальной действительности. Формальные приемы наполнены глубинным смыслом. Для писателя современная жизнь, в которой происходит фальсификация и подмена ее истинного смысла, цели, разрушение подлинных ценностей, воспринимается как абсурд. Невероятность гоголевской жизни выражается не в водевильной игре («в огороде бузина, а в Киеве дядька»), а в том, что человек не осознает, в каких координатах он живет, каковы истинные критерии и ориентиры его пути. Сам Гоголь мечтал о «верховной вечной красоте», о «духовном пределе» и шел к нему всю свою сознательную жизнь.

Театр медленно начинает осваивать сценические возможности гоголевской драматургии, пытается проникнуть в глубину их смысла. И к середине века пьесы Гоголя навсегда становятся фактом репертуарной афиши.

Заключение

Изучив особенности драматургии Н. В. Гоголя можно понять, почему его пьесы до сих пор находят отклик у зрителя. В гоголевских пьесах необычно все, начиная с их строения, заканчивая множеством возможных вариантов их решения. Не зря Н. В. Гоголь считается драматургом-новатором, ведь именно он смог изменить русскую комедию, отказавшись от канонов классицизма и показав зрителю череду живых образов.

Неудивительно и особое внимание актеров к комедиям Н. В. Гоголя. В пьесах Николая Васильевича нет четкого разделения на положительных и отрицательных героев, поэтому каждый герой многомерен, что дает актеру возможность раскрыть любой образ по своему, создать неповторимое лицо, используя «типические» черты характера.

• 1. Белинский В. Г. Собрание сочинений [текст] / Белинский В. Г. — М.: Художественная литература, 1996. — 719 с.
• 2. Горький М. Собрание сочинений в 30 томах [текст] / Горький М. — М.: Художественная литература, 1953. — Т. 27. — 590 с.
• 3. Гоголь Н. В. Ревизор [текст] / Гоголь Н. В. — М.: Школьная классика, 2012. — 120 с.
• 4. Жданов В. Н. В. Гоголь. Очерк творчества [текст] / Жданов В. — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1953. — 119 с