Этика Иммануила Канта: нравственный закон и свобода воли

Этика Иммануила Канта: нравственный закон и свобода воли

Кант Иммануил, знаменитый немецкий философ, родился 22 апреля 1724 г.; он был сыном шорника. Первоначальное образование и воспитание Канта имело строго религиозный характер в духе царившего тогда пиетизма. В 1740 г. Кант поступил в кенигсбергский университет, где он с особенной любовью занимался философией, физикой и математикой и лишь впоследствии стал слушать богословие. По окончании университета Кант занялся частными уроками, а в 1755 г., получив докторскую степень, был назначен приват-доцентом в своем родном университете. Лекции его по математике и географии пользовались большим успехом, и популярность молодого ученого быстро росла. Как профессор, Кант старался побуждать своих слушателей к самостоятельному мышлению, менее заботясь о том, чтобы сообщать им готовые результаты. Вскоре Кант расширил круг своих лекций и стал читать антропологию, логику, метафизику. Ординарную профессуру он получил в 1770 г. и преподавал до осени 1797 г., когда старческая слабость принудила его прекратить свою педагогическую деятельность. До самой смерти своей (12 февраля 1804 г.) Кант ни разу не выезжал далее окрестностей Кенигсберга, и весь город знал и уважал его своеобразную личность. Это был в высшей степени правдивый, нравственный и строгий к себе человек, жизнь которого шла с пунктуальной правильностью заведенных часов. Характер Иммануила Канта отразился и на его стиле, точном и сухом, но полном благородства и простоты Литературная деятельность Канта была очень плодовита и отличалась разносторонностью, но неоценимое значение для философии имеют только три главных произведения: «Критика чистого разума» (1781), «Критика практического разума» (1788) и «Критика способности суждения» (1790). Величайшая заслуга Иммануила Канта, как философа, заключается в том, что он предложил глубокомысленное решение той задачи теории познания, которая издавна разделяла мыслителей на приверженцев эмпиризма и рационализма. Кант задался целью показать односторонность обеих этих философских школ и выяснить то взаимодействие опыта и интеллекта, из которого и состоит все человеческое знание. Иммануил Кант является основоположником классического немецкого идеализма, а также критического идеализма.

Учения Канта описывают идеи о чистом разуме, он говорит заключительное слово, после которого в дело вступает область практического разума и воли человека. Практический ум значительно преобладает над теоретическим, ведь человеческая воля обязывает быть человека нравственным существом, он предписывает человеку свойство познавать вещи в себе, которые бывают только мыслимыми, например, веру в свободу или в Бога. Человек очень чувственен от природы, воля, обращаясь к нему, дает приказы, которые могут быть объективно-действительными либо субъективно действительными. Объективно-действительные приказы представляют собой обязательные предписания и категорический императив, заставляющий нас поступать нравственно, не зависимо от личной выгоды.

Этика Канта кратко описывает нравственность человека. Мы должны быть нравственными не ради собственных интересов, а ради самой нравственности, и быть добродетельными только ради самой добродетели. Человек обязан исполнять свой нравственный долг хорошим поведением. Он не должен совершать хорошие дела из-за особенностей своего нрава, а исключительно из чувства долга, он должен побороть свои склонности и желания для этого. Только такой человек может быть назван нравственным, а не тот, который склонен природой к добрым делам.

По мнению Канта, закон нравственности не должен быть зависим от получаемого опыта, он выступает как априори. Стремление к нему не должно быть навязано ни Богом, ни желанием счастья, ни чувствами. Он должен исходить из практического разума, быть основанным на автономности нашей воли, поэтому наличие нравственности дает нам право оценивать себя как независимого самостоятельного деятеля. В идею и правду необходимо верить, особенно желающим выполнить свой этический долг.

Идеал человека вмещает в себе совокупность добродетели и счастья. Но несчастье должно являться главной целью для нас. Только добродетель и осознанное стремление к ней должно быть целью в жизни. Этика Канта кратко дает понять, в каких случаях человек может позволить себе блаженство. Этика и счастье сосуществуют лишь в потусторонней жизни, это предписывает Бог, когда главным долгом человека будет возможность испытывать блаженство. Таким образом, стремление к счастью может быть осуществлено лишь верой в Бога, а значит только на моральной почве, и ни в коей мере не на умозрительной.

Основой религии служит мораль, выражающаяся в Божьих заповедях, которые относятся к нравственным законам, и наоборот. Если судить религию как кладезь морали, то можно прийти к мысли, что религия должна восприниматься рационально, а ее истинная цель — нравственные поступки.

Философия канта стала основой для новых философских течений. Для своих учений Кант переосмыслил эмпиризм, рационализм из работ, дошедших и до наших времен. Он сопоставил их с собственными идеями и создал вечные теории об этике и морали, которые не могут быть разрушены.

Этика Иммануила Канта весьма злободневна для нас. Чтобы в этом убедиться, достаточно раскрыть его «Критику практического разума» на странице, где написано следующее: «Предположим, что кто-то утверждает о своей сладострастной склонности, будто она, если этому человеку встречается любимый предмет и подходящий случай для этого, совершенно непреодолима для него; но если бы поставить виселицу перед домом, где ему представляется этот случай, чтобы повесить его после удовлетворения его похоти, разве он и тогда не преодолел бы своей склонности? Не надо долго гадать, какой бы он дал ответ. Но спросите его, если бы его государь под угрозой немедленной казни через повешение заставил его дать ложное показание против честного человека, которого тот под вымышленными предлогами охотно погубил бы, считал бы он и тогда возможным, как бы ни была велика его любовь к жизни, преодолеть эту склонность? Сделал ли бы он это или нет, — этого он, быть может, сам не осмелился бы утверждать; но он должен согласиться, не раздумывая, что это для него возможно.» .

Как видим, Кант сопоставляет тут две житейские ситуации. В первой из них он имеет в виду именно обыденную похоть, как пример некоего удовольствия, могущего мотивировать поступки человека, а не возвышенную любовь. Что касается второй ситуации, то советская действительность, которая еще только едва — едва начала становиться для нас вчерашней, сделала ее в нашей стране поистине массовой. В годы репрессий тысячи людей не теоретически, а на практике стояли перед дилеммой: оговорить требуемое количество невинных людей с тем, чтобы получить эфемерную надежду остаться в живых, или же, несмотря на пытки, не нарушить девятую заповедь декалога: «не лжесвидетельствуй». Правда, вместо кантовского «государя» у нас действовали чиновники, а вместо повешения чаще применялся расстрел, но ведь эти мелкие несовпадения не меняют ситуацию в целом. Да и позже, в шестидесятые и семидесятые годы, когда режим смягчился и смертная казнь уже не грозила, люди, читая продукцию самиздата, должны были считаться с возможностью оказаться перед лицом следователя, задающего неприятный вопрос о том, кто же это предоставил в наше распоряжение запрещенную литературу, а может быть, и предлагающего кого-либо оговорить в обмен на прекращение «дела». Так что ситуация, описанная Кантом, была очень злободневной в совсем недавнем прошлом, да остается таковой и сейчас, ибо с уходом коммунистической идеологии и падением советской власти ненамного уменьшилось общее количество насилия как у нас, так и во всем мире. Но этика Канта не просто злободневна; она еще и возвышает наш дух: ведь Кант учит, что человек даже перед лицом смерти может устоять перед насилием. Кант мудр и знает, что это очень трудно: никто заранее не осмелится утверждать, что не сломается, не «расколется» под пыткой, что страх смерти не возьмет верх. И тем не менее, по Канту, каждый может преодолеть свою любовь к жизни и выдержать любое насилие: «он должен согласиться, не раздумывая, что это для него возможно». Прав ли философ? Я думаю, что да, хотя в XX веке множество изощренных заплечных дел мастеров как у нас, так и в его стране, казалось, прилагало все усилия для того, чтобы доказать его неправоту. В своей деятельности гестаповцы исходили из того, что человек — существо целиком и полностью природное, безусловно подчиняющееся законам физики, химии, физиологии, психологии. Его поведение только по видимости свободно, на самом же деле оно абсолютно детерминировано этими законами. Если подойти к делу «научно» и тщательно изучить, какое влияние оказывают на поведение людей те или иные физические, химические, фармакологические или психологические воздействия, то, соответствующим образом подбирая их и дозируя, можно будет любого человека заставить делать все что угодно. На рядовых, обычных людей действуют грубые методы, но и для самого упорного можно подыскать такую комбинацию воздействий или употребить в ход такое экзотическое средство, что требуемый эффект тут же будет достигнут.

С этим строго детерминистическим мировоззрением палачей все время борются их жертвы и, на первый взгляд, успешно, поскольку насчитывается немало людей, выдержавших все пытки, которым их подвергли, и не поддавшихся своим мучителям. Однако последних не убеждает эта чистая эмпирия: они возражают в том духе, что тут либо исполнители были нерадивы, либо они были недостаточно грамотны в своем деле, либо сама «пыточная» наука еще не достигла совершенства и имеет досадные пробелы, которые, разумеется, в будущем будут ликвидированы. Таким образом, их детерминистическая концепция остается непоколебленной, несмотря на вновь и вновь встречающиеся случаи героического поведения жертв, в результате которого срываются все попытки добиться заранее намеченных результатов. Эта кровавая полемика палачей и их жертв не вчера началась и не завтра кончится. Древнекитайские чиновники в своих ямынях были твердо уверены, что могут добиться от попавших в их руки людей всего, чего захотят. Инквизиторы в Западной Европе научились извлекать в высшей степени диковинные признания у подследственных колдунов и ведьм. Современные виртуозы следственных дел тоже, как мы знаем, изрядно в этих делах преуспели. И однако, во все времена находились и находятся люди, которые ни во что не ставят угрюмый детерминизм своих «следователей», считая, что дух человеческий настолько выше и сильнее всего земного, что никакие, даже самые жестокие ухищрения последних, не смогут его сломить.

Кант стоит на стороне жертв, его этика может служить им теоретической базой в споре с абсолютным детерминизмом палачей. Квинтэссенцией этики Канта является учение о том, что человек существо не только природное, но и свободное. Кант — философ свободы. Я думаю, что это самое ценное в нем, как этике. Как известно, проблемы морали волновали Канта с юных лет, но свое оригинальное учение о нравственности он создал уже в конце жизни. кант философ нравственность.

Нравственный закон.

Понимание оснований и сути, нравственных правил Кант считал одной из важнейших задач философии. Он говорил: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне». Согласно Канту, человек поступает необходимо в одном отношении и свободно в другом: как явление среди других явлений природы человек подчинен необходимости, а как нравственное существо он принадлежит миру умопостигаемых вещей — ноуменов. И в этом качестве он свободен. Как нравственное существо человек подчиняется только нравственному долгу.

Нравственный долг Кант формулирует в форме нравственного закона, или нравственного категорического императива. Закон этот требует, чтобы каждый человек поступал так, чтобы правило его личного поведения могло стать правилом поведения всех. Если к поступкам, совпадающим с велением нравственного закона, человека влечет чувственная склонность, то такое поведение, считает Кант, не может быть названо моральным. Поступок будет моральным только в том случае, если он совершается из уважения к нравственному закону. Стержнем нравственности является «добрая воля», которая выражает поступки, совершаемые лишь во имя нравственного долга, а не ради каких-то других целей (например, из-за страха или чтобы хорошо выглядеть в глазах других людей, ради корыстных целей, например, выгоды и т. п.). Поэтому кантовская этика нравственного долга противостояла утилитаристским этическим концепциям, а также религиозно-теологическим этическим учениям.

В кантовском учении о нравственности следует различать «максимы» и «закон». Первые означают субъективные принципы воли данного единичного лица, а закон — это выражение общезначимости, принцип волеизъявления, имеющий силу для каждой личности. Поэтому такой закон Кант называет императивом, т. е. правилом, которое характеризуется долженствованием, выражающим обязательность поступка. Кант подразделяет императивы на гипотетические, исполнение которых связывается с наличием определенных условий, и категорические, которые обязательны при всех условиях. Что касается нравственности, то в ней должен быть только один категорический императив как высший ее закон.

Кант считал необходимым подробно исследовать всю совокупность нравственных обязанностей человека. На первое место он ставит долг человека заботиться о сохранении своей жизни и соответственно здоровья. К порокам он относит самоубийство, пьянство, обжорство. Далее он называет добродетели правдивости, честности, искренности, добросовестности, собственного достоинства, которым противопоставлял пороки лжи и раболепия.

Важнейшее значение Кант придавал совести как «нравственному судилищу». Двумя главными обязанностями людей в отношении друг к другу Кант считал любовь и уважение. Любовь он толковал как благоволение, определяя «как удовольствие от счастья других». Участливость он понимал как сострадание другим людям в их несчастьях и как разделение их радостей.

Кант осуждал все пороки, в которых выражается человеконенавистничество: недоброжелательность, неблагодарность, злорадство. Главной добродетелью он считал человеколюбие.

Таким образом, философия нравственности И. Канта содержит богатую палитру добродетелей, что свидетельствует о глубоком гуманистическом смысле его этики. Этическое учение Канта имеет огромное теоретическое и практическое значение: оно ориентирует человека и общество на ценности моральных норм и недопустимость пренебрежения ими ради эгоистических интересов.

Кант был убежден, что неизбежная конфликтность частнособственнических интересов может посредством права приводиться к определенной согласованности, исключающей необходимость прибегать к силе для разрешения противоречий. Право Кант трактует как проявление практического разума: человек постепенно приучается быть если не морально добрым человеком, то во всяком случае хорошим гражданином.

Нельзя не отметить и такую ныне актуальную проблему, которая рассматривается в социальной философии И. Канта, как проблема первенства морали по отношению к политике. Кант выступает против таких принципов аморальной политики: 1) при благоприятных условиях захватывай чужие территории, подыскивая затем оправдания этим захватам; 2) отрицай свою виновность в преступлении, которое ты сам совершил; 3) разделяй и властвуй.

Кант считает необходимым средством борьбы против этого зла гласность, рассмотрение политики с точки зрения ее гуманистического смысла, устранения из нее бесчеловечности. Кант утверждал: «Право человека должно считаться священным, каких бы жертв это ни стоило господствующей власти» .

Свобода воли.

Учение Канта о свободе — в каком-то смысле кульминационный пункт новоевропейской философии человека. Если он прав, то само существование людей приравнивается к чуду. Некоторые философы подхватывали эту интуицию, призывая смотреть даже на нашу повседневную жизнь как на воистину удивительный феномен. Но на кантовское учение можно взглянуть и с другой стороны. В конце концов, противоречия, обнаруживающиеся в системе его взглядов на свободу, могут свидетельствовать о неблагополучии самой этой системы, а не о принципиальной непостижимости понятия свободы. Впрочем, этика Канта, разумеется, не ограничивается анализом этого понятия. Ведь свобода есть лишь предпосылка морали.

Человек свободен всегда, но моральным он становится лишь в том случае, если следует категорическому императиву: «Поступай так, чтобы максима твой воли во всякое время могла бы иметь также и силу принципа всеобщего законодательства». Абстрактность этой знаменитой формулировки вызвана тем, что к моральному закону как порождению чистого практического разума не должны примешиваться никакие содержательные, чувственные моменты. Впрочем, нетрудно приложить ее к конкретным случаям. Для этого достаточно представить, может ли планируемое действие быть всеобщим законом поведения людей, не отрицая самого себя. К примеру, всеобщее невозвращение долга устранит само понятие дачи денег взаймы. Такое действие, стало быть, аморально. Правда, Кант подчеркивал, что даже если действие в качестве всеобщего принципа не отрицает себя, то это еще не значит, что оно морально. К примеру, если человек не развивает в себе свои способности, а решает «употребить свою жизнь только на увеселения, праздность, размножение», то хотя такой образ действий, по Канту, аморален, «природа все-таки еще могла бы существовать по такому всеобщему закону». Поэтому здесь нужен дополнительный, уточняющий вопрос: хотел бы я, чтобы поступок или максима, из которой он вытекает, стали принципом или формой всеобщего законодательства? Такое уточнение сближает кантовскую формулировку морального закона с «золотым правилом нравственности»: поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой (или, в отрицательном виде — «чего не хочешь для себя, того не делай другим»). Отметим, правда, что Кант не отождествлял их и говорил, что это правило является всего лишь следствием морального закона, полученным при определенных ограничениях. И в самом деле, кантовский моральный закон допускает следующую переформулировку: поступай так, как хочешь, чтобы поступали люди друг с другом. В этом варианте отсутствуют неприемлемые для Канта «эгоистичные» оттенки, очевидные в «золотом правиле», и желание в данном случае вытекает из природы человека как разумного существа вообще.

Впрочем, непосредственные нравственные ориентиры дают человеку не разум как таковой, а моральное чувство, единственное чувство, которое, как говорит Кант, мы познаем совершенно априори. Это чувство возникает при подавлении практическим разумом чувственных склонностей и поначалу кажется негативным, но затем обретает позитивный характер. Однако чистое удовольствие от выполнения долга не является мотивом совершения добрых поступков. Если бы это было так, они бы утратили свою бескорыстность и ничем не отличались бы от внешне похожих на них «легальных» поступков, которые не совпадают с ними из-за эгоистической мотивировки.

Так или иначе, но кантовская этика далека от абстрактности, в которой ее иногда упрекали. Не является Кант и сторонником аскетической морали. Напротив, он подтверждает право человека на удовлетворение своих чувственных склонностей, т. е. на счастье. Но человек должен быть достоин счастья, а достоинство состоит лишь в моральном образе мышления. «Высшее благо», таким образом, оказывается единством добродетели и счастья, причем моральный настрой и поведение имеют приоритет над стремлением к счастью, которое должно было бы выступать наградой за добродетель. Однако в нашем мире непосредственная, или естественная, связь между добродетелью и счастьем отсутствует. Поэтому мы должны допускать существование Бога, который в нашей посмертной жизни согласует одно с другим.

Антитеза свободы и природы — центральная идея философии Канта, прямое выражение постулируеммой ею раздвоенности всего существующего на мир явлений, совокупность которых образует природу, и на его первооснову — мир «вещей в себе», пребывающий по ту сторону категориальных определений природы. Необходимость, каузуальные отношения, так же как и пространство, и время относятся лишь к миру явлений, мир «вещей в себе» свободен от этих определенностей и поэтому образует царство свободы — свободы от неумолимых законов природы. Таким образом, Кант с одной стороны, доказывает безусловную подчиненность явлений законам природы, строжайшему детерминизму, а с другой — столь же решительно настаивает на том, что свободапервое, довременное звено причинноследственной цепи событий. Правда, существование этой изначальной свободы недоказуемо, она непознаваема, сверхчуственна, трансцендентна. Но если мы соглашаемся с тем, что существуют не только явления, но и «вещи в себе», то, что вывод о наличии свободы становится вполне оправданным. Если же мы напротив отвергаем бытие «вещей в себе», то мы отвергаем тем самым всякую возможность, ибо природный детерминизм не знает исключений. Кант полагает, что его непоколебимое убеждение в существовании особой, принципиально отличной от имперической (природной) свободной причинности, т. е. необусловленного предшествующим временным рядом начала имперической каузальной последовательности, отнюдь не беспочвенно. У этого убеждения имеется, с одной стороны, космологическое, а с другой — этическое основание.

Тезис третьей космологической антономии гласит: «В мире существуют свободные причины», а ее антитезис утверждает: «Нет никакой свободы, все есть природа». Кант не считает антиномии принципиально неразрешимыми апориями. Одну из главных задач трансцедентального идеализма он видит не только в установлении, но и в положительном разрешении антиномий. Так, решение антиномии, абсолютно противопоставляющей необходимость и свободу, заключается в допущении, что ее антитезис относится к природе, а тезис — к сверхприродному миру «вещей в себе». Принимая этот постулат, Кант утверждает: «природа и свобода могут без противоречия быть приписаны одной и той же вещи, но в различном отношении: в одном случае — как явлению, в другом — как вещи самой по себе». Что же это за «вещь», которая есть явление, безусловно определяемое необходимостью, и вместе с тем есть явление, безусловно определяемое необходимостью, и в месте с тем есть запредельная миру явлений, миру необходимости, «вещь в себе ». Такой «вещью», по учению Канта может быть только человеческое существо. Нравственное сознание присущее человеку, несмотря на совершаемые им ненравственные поступки (они как раз и указывают на наличие нравственного сознания), неопровержимо свидетельствуют о вменяемости человеческого индивида, его ответственности за свои поступки, а значит, и о его свободе. В этом смысле кант говорит о практическом (нравственном) доказательстве свободы воли. А это, в свою очередь, служит если не доказательством, то все же аргументом в пользу признания космологической свободной причинности, без которой едва ли была бы возможна свобода воли.

Итак, человек не свободен как явление природы, естественное существо, определяемое законами природы. Человек, говорит Кант, «может быть сколь угодно изобретателен, но он не может навязать природе другие законы». Он не свободен как чувственное существо, обусловленное своими восприятиями, переживаниями, страстями. Каждый поступок человека происходит в определенный момент времени, который необходимо обусловлен тем, что предшествует ему во времени. Следовательно, «в каждый момент времени, в который я действую, я никогда не бываю свободным». Но есть лишь форма бытия явлений, Его нет в мире «вещей в себе». Время идеально, оно — априорное чувственное созерцание, имеющее отношение лишь к чувственно воспринимающему миру. Именно идеальность времени делает возможной свободу.

Человек, поскольку он не только эмпирический индивидуум, то и трансцендентальный субъект, не подвержен необходимости и, следовательно, свободен. И лишь в этом качестве, т. е. в своей трансцендентальности, человек выступает как разумное, разумно действующее, нравственное, свободное существо. Соответственно этому, и человеческая воля может быть правильно понята лишь с учетом раздвоенности всего существующего. Признание свободы воли отнюдь не равнозначно утверждению, что воля всегда свободна. Как и человек в целом, воля принадлежит двум мирам и поэтому характеризуется противоположными определениями. Кант разъясняет: «одну и ту же волю в ее проявлении (в наблюдаемых поступках) можно мыслить, с одной стороны, как необходимо сообразующуюся с законом природы и постольку не свободную, с другой же стороны, как принадлежащую вещи в себе, стало быть, не подчиненную закону природы и потому как свободную.

Таким образом, Кант занимает совершенно своеобразную традицию в многовековом споре о свободе воли. Философы, отстаивающие свободу воли, обосновывали свое убеждение аргументами индетерминизма. Их противники, приверженцы детерминизма, доказывали, что свобода воли в принципе невозможна, ибо все явления, в том числе и волевые акты, представляют собой следствие определенных причин. Нравственное сознание присущее человеку, несмотря на совершаемые им ненравственные поступки (они как раз и указывают на наличие нравственного сознания), неопровержимо свидетельствуют о вменяемости человеческого индивида, его ответственности за свои поступки, а значит, и о его свободе. В этом смысле кант говорит о практическом (нравственном) доказательстве свободы воли. А это, в свою очередь, служит если не доказательством, то все же аргументом в пользу признания космологической свободной причинности, без которой едва ли была бы возможна свобода воли.