Познание и проблема истинности в материалистической традиции

1. Познание как отражение действительности

Исходными методологическими посылками теории познания как теории отражения являются следующие положения:

А/ Вне нас (т.е. «до, вне и независимо» от человеческого сознания и мира культуры в целом) существует объективная реальность, выступающая ИЗНАЧАЛЬНЫМ ПЕРВОИСТОЧНИКОМ и ОБЪЕКТОМ познавательного отражения.

Эта предпосылка отграничивает материалистическую версию теории познания от агностицизма Юма, утверждавшего абсолютную (за)данность всего того, что человек называет «реальностью» в его же собственных ощущениях, представлениях и переживаниях. В силу этого мы никогда не имеем контактов с «миром как таковым», или с «другим, как собственно Другим» и потому всякое наше познавательное отношение замкнуто на нас самих, а значит «лишено независимого от нас «объекта». У человека. считал Юм, отсутствуют мировоззренческие основания умозаключать о существовании «инобытия вне его самого», а значит и о существовании «объективных объектов». Таким образом, человек всегда посредничает с самим собой, «имеет лишь себя в качестве «объекта» и, следовательно, познания как «выхода сознания» на иные территории бытия не существует. «Мир не познаваем» ибо он попросту не дан нам как «мир вне нас».

Б/ Человеческие восприятия, представления и понятия — есть предметно-практически образованные, культурно-исторически наследуемые и мысленно преобразованные образы объективной реальности, ее идеальные смыслы «умопостижения»).

Познавательные мыслеобразы, как смысловые «перевоплощения» объективного бытия в человеческом сознании, всегда интеллектуально совмещены со з н, а к, а м и и с и м в о л, а м и, обеспечивающими их компактную «упаковку и складирование» в сознании.

Соотношение образных и знаково-символических компонентов познания можно выразить следующей схемой:

ЗНАК (СИМВОЛ)—-пробуждают—-ОБРАЗ—-отражает—-ОБЪЕКТ (отражения) обозначает Различия между знаком и образом состоят в том, что если всякий познавательный образ предусматривает известное п о д о б и е тому объекту, который он отображает, то знак есть всегда социально обусловленный (конвенционально оговоренный) и материально или идеально выраженный конструкт (смысловая предметность), который замещает и представляет в познании другие объекты, ему не подобные.

Знак всегда нуждается в образе, как в своем содержании. Образ возможен и безотносительно к знаку. Знак же без образа «пуст» и искусственен. Образ предполагает объективное существование той действительности, на от/об/ражение которой он претендует. Знак же, в силу своей искусственной природы может, порой, обозначать и нечто такое, что в действительности не существует, быть «чистым вымыслом». Образ выступает в познании своего рода «окном» в Мир. Знак же, напротив, в случае его абсолютизации и отрыва от образной (а тем самым и бытийной праосновы) может воспрепятствовать поиску сущностей бытия, сместить исследовательские усилия в сторону несуществующих «реальностей». Но и в этом случае, знак все равно будет нуждаться в «образах» его раскрывающих и подкрепляющих.

Никакой принципиальной разницы (или непроходимой «границы») между этими мыслеобразами и отражаемой ими реальностью нет и не может быть, как нет ее между явлениями и сущностью.

«Сущность является, а явление существенно». Различие, да и то временное, существует между тем, что уже познано (предметно-практически, духовно-практически и теоретически освоено) и тем, что еще не познано, не «захвачено» человеческим отношением, практикой и мыслью. В этом тезисе заключена полемика с так называемым агностицизмом Канта. Кант в своих гносеологических построениях исходил из дуалистического предположения о существовании «ЯВЛЕНИЙ» (ощущений, восприятий, представлений, суждений, умозаключений, понятий) и «ВЕЩИ — в — СЕБЕ» (особой, «запредельной», «трансцендентной», «субстанциональной» ОСНОВЫ «всего»). По мнению Канта, «вещь-в-себе» не только и не столько от (об)ражается в «явлениях», сколько «порождает» их, «призывает их к бытию» с целью засвидетельствовать через их посредство себя саму, как «непознаваемую бытийную изначальность». «Явления» извещают человека о том, что «вещь-в-себе» есть, объявляют о ее существовании. Но человеку не дано «(по)ЗНАТЬ» вещь-в-себе в её «истине и сути» (истинной сущности). Наше познавательное отношение обречено оставаться поверхностным любопытством, стремлением к знанию, без возможности, сколь-нибудь полноценно, знать (перво)сущность и закономерности Сущего. Из невозможности обладать Абсолютной Истиной (и «истинами») бытия Кант делает радикальный вывод о принципиальной непознаваемости как мира вообще, так и его частных проявлений. Человек никогда и ничего, по-настоящему, не знает, однако нередко высокомерно «мнит» себя знающим, совершает «грехопадение» самомнения, покушается «выходить за» границы своих познавательных возможностей. Для Канта не существует «относительных истин», одной из мыслительных форм которых выступают «человеческие мнения» о Мире и его сущностных измерениях.

В теории познания, как и во всех иных областях человеческой жизнедеятельности, следует вести себя диалектически. Необходимо не предполагать наше знание о Мире априорно неизменным (т.е. раз и навсегда «ставшим» и тем самым «застывшим»), а реконструировать подлинную картину того, каким образом из «незнания» рождается Знание, каким образом неполное (неточное и относительное) знание (мнение) с т, а н о в и т с я все более полным и абсолютным («близится» к Истине). Данное обстоятельство требует учета многообразных противоречий познавательной деятельности (между истиной и заблуждением, «фактами» чувственности и концептуальными идеализациями теорий, системами методологических предпосылок и исходными для тех или иных ученых «картинами мира») и способов их разрешения (осмысления экспериментальной базы, поиск принципов соответствия и смысловой соизмеримости различных концепций видения мира).

Удостоверение (в) истинности познавательных мыслеобразов осуществляется, во — первых, социально-исторически, и во-вторых, практически, в процессе деятельного преобразования Мира человеком как субъектом общественных отношений.

В рамках материалистической теории познания практика интерпретируется в качестве культурно-исторической и предметно-смысловой основы познания (ее первоистока и начала), конечной цели (тем, «ради чего» предпринимается поиск «истин-сущностей») и критерия истинности (способа отделения Истины от «не-истинного»).

Уникальность практики заключается в том, что всякий раз, когда человек совершает ту или иную практическую операцию он одновременно: 1/ реально изменяет форму некоторого предмета (или объекта); 2/ осуществляет акцию познавательной ориентировки (подыскивает объекту «его возможное место» в системе «знаемого»); 3/ личностно усваивает общественно сформированные предшествующими человеческими поколениями способы обращения с орудиями труда (и «помещенными» в них смыслами и значениями) и. наконец, распредмечивает заключенный в них исторический опыт и знание.

Практика представляет собой особого рода деятельность, направленную на материальное преобразование различных сфер бытия (природы и социальных отношений), с целью удовлетворения потребностей людей в тех или иных материальных и духовных, (в том числе и мировоззренческих) «благах».

К числу культурно-исторических разновидностей практики принято относить:

МАТЕРИАЛЬНОЕ ПРОИЗВОДСТВО,.

СОЦИАЛЬНЫЕ РЕФОРМЫ И РЕВОЛЮЦИИ,.

НАУЧНЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ.

Аргументами в пользу рассмотрения практики как основы познания могут служить следующие свидетельства.

• А) Долгое время сам познавательный процесс (т.е. так называемый «умственный труд») был непосредственно вплетен в «язык реальной жизни» (Маркс), в повседневную человеческую жизнедеятельность.
• Б) Практика, трудовая деятельность сформировала «орган познания» — сознание.
• В) Наконец, как убедительно показано в современных исследованиях творческого функционирования сознания, даже на уровне высокоабстрактных теоретических построений и коррелятивных им мысленных экспериментов, просматривается их практическая основа, ибо любая теоретическая (мысленная) идеализация представляет собой «технологическую операцию» взаимодействия смыслов, как интеллектуальных дубликатов вещей и процессов. Отсюда, кстати, проистекает и правомерность парадоксального утверждения о том, что «нет ничего практичней хорошей теории».

Теория познания, опирающаяся на теорию отражения, утверждает, что средством установления Истины, ее объективным мерилом и критерием выступает не «самосознание Мирового Разума (или „Бога“), открывающего себя как Абсолютную Истину в процессе собственного вневременного саморазвертывания» (объективно-идеалистическая позиция Гегеля и религиозной философии), и не то, что считается истинным «по соглашению многих или большинства» (конвенционализм), либо ввиду своей ситуативной успешности (прагматизм), а общественно-историческая практика.

Именно практика соединяет Мысль и Действительность, сравнивает человеческое знание с объективными закономерностями окружащего мира.

Практика выступает критерием истины, прежде всего, потому, что воплощает собой подвижное культурно-историческое единство (совпадение) Объективного и Субъективного. С одной стороны, она есть характеристика человеческой активности, пропитана человеческими целями, ценностными ориентациями, потребностями, способами достижения желаемых результатов. Но одновременно со всем этим практика всегда и обязательно осуществляется в соответствии с объективными законами мира, «по логике» самих отражаемых объектов, в согласии с их сущностной «природой». В ходе практической деятельности человек сталкивает между собой (предметно и процессуально оформленные) объективные реальности и затем интеллектуально отслеживает закономерности их взаимодействий, искусственно и искусно воспроизводит возможные варианты их возможного «естественного» бытия.

Как критерий истины практика также выступает единством (совпадением) Абсолютного и Относительного. Практика абсолютна в том смысле, что она исторически неуклонно приближает познающего мир человека к истинному знанию исследуемых сущностей, позволяет все более надежно отделять истинное и неистинное в человеческих знаниях, «накапливая Абсолютную Истину» в орудиях труда и средствах производства. Относительность же практики состоит в том, что она всегда ограничена конкретно-историческими формами своего осуществления и потому не способна полностью, безусловно и окончательно (раз и навсегда) гарантировать истинность нашего познания.

Знание как понимание. Истина — мнение — правда.

Лишь то знание, которое ОСМЫСЛЕН (Н)О может по праву называться Знанием. Проблема осмысления (понимания) возникает как самостоятельная проблема теории познания при обсуждении вопросов о возможности приобщения познающего МИР человека к каким-то Иным, исторически и культурно инородным для него традициям истолкования сущего. Эта проблема возникает всякий раз тогда, когда обнаруживаются «разрывы» в общении между людьми и цивилизациями. Из этого следует, что ПОНИМАНИЕ представляет собой смысловое преодоление культурно-исторических и индивидуально-личностных дистанций", умение пережить иные традиции и оттенки мыслей, как «свои собственные». При этом процесс осмысления осуществляет диалектическую «увязку» ЦЕЛОГО и ЧАСТИ, когда обнаружение смысла достигается либо через восстановление какого-либо целого по отдельной «его» части, либо, наоборот, смысл «отдельного» постигается лишь «в свете» целого, высвечивается через целое.

Так как мир человеческой культуры — это мир, наполненный разнообразными ЗНАЧЕНИЯМИ, познание предстает как предрасположенность и способность человека выявлять, а зачастую, и впервые творчески порождать, «личностные смыслы» этих значений. Вот почему познание, «вникающее в смысл» всегда «соучастливо», внемлет Другому в его бытийной «другости».

Осмысление «мира Другого» вынуждает расширять круг «инструментов познания», использовать наряду со знаками и образами, еще и СИМВОЛЫ, которые в силу своей МНОГО-ЗНАЧНОСТИ, в наглядной чувственной форме выражают потенциально бесконечное число смыслов и значений, «мостят смысловые тропинки» между «знаемым» и НЕИЗВЕСТНЫМ.

В рамках человеческой культуры символ выступает в качестве «порождающего начала». Наращивая цепочки бытийных аналогий и перекличек, он одновременно объемлет в себе и чувственный образ и абстрактное понятие и «технический» знак.

Познание нацелено, в конечном счете, на постижение ИСТИННОСТИ.

Под ИСТИНОЙ в теории познания, как теории отражения, понимают такое СОДЕРЖАНИЕ НАШИХ ЗНАНИЙ о мире, которое («по содержанию», но не по форме) не зависит ни от человека, ни от человечества. Истина — это не «элемент действительности», а духовное, идеальное осмысление действительности, «субъективный образ» объективной СУЩНОСТИ, её «КОПИЯ В СОЗНАНИИ».

Конкретизацией понятия «объективной истины» выступают понятия «абсолютной» и «относительной» истин. Каждая из них не есть самостоятельная и «отдельная» истина. ИСТИНА ВСЕГДА ОДНА — ОБЪЕКТИВНАЯ. Эти же «истины» представляют собой духовные «разновидности» («формы существования») объективной истины, ее функциональные ипостаси.

В понятие «абсолютной истины» обычно включают несколько значений. Это — и так называемые «вечные истины», и тот познавательный предел полного и исчерпывающего знания, к которому, как к идеалу, постоянно стремится осмысливающий бытие человек, и, наконец, МОМЕНТЫ, «ЗЕРНА» АБСОЛЮТНО (ГО) ИСТИННОГО и непреходящего знания, содержащиеся в знании относительном.

Под «относительной истиной» понимается некоторое неполное, неточное, приблизительное, одностороннее (по отношению к Сущности познаваемого) знание. Относительность и известная незавершенность знания проистекает из-за того, что: 1/ сама исследуемая действительность многообразна и текуча в своих проявлениях; 2/ само человеческое познание неизбежно нагружено человеческой «пристрастностью», нарушающей чистоту и объективность исследовательского поиска и, конечно же, 3/ в силу того, что «всякая истина конкретна», есть «дочь своего Времени».

Характеризуя диалектическую взаимосвязь абсолютной и относительной истины, можно сказать, что АБСОЛЮТНАЯ ИСТИНА ЕСТЬ «сумма моментов абсолютно истинного знания «из» истин относительных.

Рассматривая же проблему истинности познания под углом зрения «осмысленности» знания, можно отметить смещение представлений об Истине в несколько иную мировоззренческую плоскость. Истина перестает восприниматься как бесстрастное интеллектуальное свидетельство объективного положения вещей в мире (как «соответствие понятия действительности»), но предстает как действительность, которая должна соответствовать «своему» Понятию, т. е. своему уникальному бытийному «предназначению» в структурах мирового целого.

Не «что есть Истина?», а «КТО ЕСТЬ ИСТИНА?» — так отныне ставится вопрос об Истине. Иначе говоря, применительно к человеческому существованию Истина означает поведенческое соответствие исторически «преданному» всякому конкретному человеку ИДЕАЛУ ДОЛЖНОГО (СПРАВЕДЛИВОГО). познание истинность отражение знак ИСТИНА ЕСТЬ «ЖИЗНЬ ПО-ИСТИНЕ» или ИСТИННАЯ ЖИЗНЬ. Таков человеческий «смысл» Истины в контесте смысложизненных исканий человека .

В этой связи «МНЕНИЕ» выступает как право познающего мир человека на СОМНЕНИЕ И ДАЖЕ НА ЗАБЛУЖДЕНИЕ, право на живое и личностно окрашенное отношение к истине.

«ПРАВДА» же, в таком случае предстает как социально окрашенное личное мнение человека об «истинности-справедливости» чего-либо в области человеческих взаимоотношений .

Все Истинное — общезначимо. Но не все общезначимое-истинно. Правда и есть субъективное человеческое мерило общезначимости некоторой «человеческой истины», её большего или меньшего соответствия идеалу, личностно осмысленной, социальной справедливости.

Поэтому — то ИСТИНА всегда ОДНА, а ПРАВД — МНОГО.