Древние и нынешние Словене

Приступая к анализу исследования Ю. И. Венелина о словенах, мы прежде всего заметим, что такой фундаментальный труд не мог появиться внезапно. Ему предшествовали научные исследования, конспекты и переводы, многочисленные неопубликованные работы. Помимо древних греческих, римских и византийских авторов, Венелин изучил все доступные ему словенские грамматики, труды выдающегося словенского филолога Е. Копитара, иностранного члена-корреспондента Санкт-Петербургской Академии Наук, занимавшегося исследованием древнеславянских памятников в Вене, его соотечественника историка А. Линхарта, этнографические сочинения серба В. Караджича, хорватского археолога М. П. Катанчича, словака П. И. Шафарика. Он критически проштудировал также издания таких немецких авторов, как Байер, Шлецер, Гердер. Ко всему прочитанному Венелин присовокупил незаурядный опыт лингвиста и путешественника, что позволило ему сделать широкие обобщения.

Предварительная подготовка книги была начата автором еще в 1834 году, вскоре после того, когда он получил титул Действительного члена Общества Истории и Древностей Российских [1833]. Этот нелегкий труд продолжался с перерывами в период его службы на должности инспектора классов Московских училищ (1836−1838). Однако неожиданная смерть Ю. И. Венелина 26 марта 1839 года прервала работу.

Одиночество, напряженная работа днями и ночами, безучастие окружающих, бедность и тяжелый внутренний конфликт, из-за которого он чувствовал себя, как на чужбине, в конце концов, привели к развитию сердечной болезни. Когда у Венелина наступил очередной кризис, он направился в Университетскую клинику, но там для него не оказалось свободных мест. По возвращении домой больной упал на пороге своей комнаты, пораженный ударом. Спустя еще несколько часов, перед самой заутреней Светлого Воскресения, он скончался на руках своего брата.

И. И. Молнару, ставшему хранителем архива Венелина, пришлось завершать брошенную монографию. Он не только подготовил к печати авторские рукописи, но включил в издание все, имеющее прямое отношение к Словенам, дополнив изначальную версию почти на сотню страниц. Он же довел до требуемого качества незавершенную карту Словении. Иван Иванович, как никто другой, понимал значение уникального труда своего родственника и единомышленика, почему и назвал в предисловии вторую книгу Венелина «одним из глубокомысленных творений Русской ученой литературы» [9].

Полный титул книги «Древние и нынешние Словене в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к Россиянам. Историко-критические изыскания Юрия Венелина. Том II.» Название перекликается с первым томом, но в качестве предмета внимания охватывает «Дунайские земли Словен». Издание типографии Московского университета общим объемом в 326 страниц имеет великолепный гравюрный портрет автора, краткое предисловие М. П. Погодина, очерк И. И. Молнара «Черты из частной и ученой жизни Юрия Ивановича Венелина» с необходимыми комментариями, вложенную карту «Словениии, или Дунайских земель в продолжение первых 4-х столетий». На титульной странице тома указан 1841 год, а биографический очерк помечен 1846 годом. Это значит, что издание либо задержалось, либо задумывалось как продолжение тома, подготовленного самим автором. венелин славянофил историк В России это было первое исследование, посвященное истории словенцев. Нынешняя Словения входила тогда в состав Австрийской Империи, и современники не выделяли проживавших там славян в особую этническую категорию. Венелин, сам родившийся на восточной окраине этой империи, первым обратил внимание на то, что словенцы, искусственно разделенные границами тогдашних государств, вместе составляют единый народ. Из истории автору было известно, что вся Штирия, Хорутания, южная часть Австрии, часть Тироля и вся задунайская Угрия, — были заселены Словенами (он упустил из внимания только группу венецианских словенцев, проживавших в Горице и Адриатическом Приморье). Он знал также о том, что словенцы были автохтонными жителями Паннонии и Восточных Альп, в отличие от пришедших позднее на Балканы хорватов и сербов. По мнению Венелина, часть словенцев была вытеснена с исконных территорий за Дунай на север, где они оформились в субэтнос под похожим именем словаки.

Попытка определить родственные связи между отдельными европейскими племенами не означала, что автор валил без разбора в одну кучу всех славян. Венелин разделял родовое имя славяне и видовое словене, понимая разницу между славянским языковыми группами не хуже, чем его оппоненты. Он писал: «Наречие словен отличается от всех других славянских наречий; словенин не есть ни чех, ни серб, ни поляк, ни кроат, ни по имени, ни по наречию, ни по одеянию, ни по нравам, ни по истории» [8]. Просто исследователь-русин, в отличие от немецких критиков, сознательно вносивших раскол в славянский мир, стремился отметить то, что объединяло наших предков.

Именно Ю. И. Венелин впервые ввел в литературу само название будущей страны Словении, тогда еще не существовавшей на политической карте мира. За десять лет до словенского поэта И. Весел-Косески, упомянувшего это имя в оде по случаю приезда в Любляну австрийского императора Фердинанда I, русский историк пророчески обосновал это будущее политическое и географическое название. «Если бы в нынешнем 1834 году нужно было назвать часть упомянутых стран и самое иллирийское королевство по имени их обитателей, то должно бы назвать их Словениею, Slowenenland, la Slovenie» , — писал Венелин во вводной части книги [9].

Этот точный политический прогноз показывает не только прозорливость автора, которому должны быть благодарны, прежде всего, жители нынешней Словении, но и значение фундаментальных исторических исследований в целом. Как могла бы измениться европейская политика России, если бы она учитывала хотя бы наиболее очевидные факты родства славянских народов?

Глубокие знания позволили автору выстроить собранные археологические и литературные факты в логичную модель развития. После общего обзора энциклопедических сведений о Словении, ее географии, народонаселении, языке и введения в библиографию, Венелин сформулировал свою хронологическую схему. Он разделил историю словен на четыре большие эпохи: 1) Кельтскую, т. е. в которой они покрываются Кельтским мраком, или молчанием; 2) Римскую, т. е. под владычеством Римлян: от Августа до Аттилы — от Р. Х. до 450 г. н.э.; 3) Русскую, от Аттилы до Карла Великого — 450−800 гг.; 4) Франкскую, а вскоре Немецкую — от Карла Великого до XIX века. Все названия эпох условны, ибо они отражают авторское понимание исторического процесса, однако они в данном случае не хуже таких расплывчатых понятий, как «античность» или «средние века» .

Далее автор описывает старинные регионы и населявшие их племена: Венецию, Карнию, Истрию, Паннонию, Норик, Рецию, Винделицию, Далмацию, Иллирию. Он пишет, что коренными жителями Словении были венеды (венеты, венды), показывает родственную связь вендов-славян с вандалами. В этом важном вопросе автор «Древних Словен» в целом продолжал линию М. Ломоносова, В. Татищева и Я. Потоцкого, хотя он не отождествлял генетов, потомков Энея из Трои, с балтийскими вендами. Не скатываясь к упрощенным схемам типа «этруски — это русские», Венелин показал также родственные связи ретов (ретийцев, резян) и словен, на которую позже обратили внимание И. Срезневский и И. А. Бодуэн де Куртене. В параграфе «Germani у древних не Немцы», автор легко доказывает очевидное: Германией всегда называлась территория, где проживали многие славянские племена, в частности, давние предки нынешних лужицких сербов.

Имперские войны Рима на севере показаны Венелиным как поэтапное завоевание Словении (1-я, 2-я и 3-я Словенская война). Здесь принципиально важна сама перемена точки зрения, чтобы отучить читателей, воспитанных на «Записках о Галльской войне» Юлия Цезаря, смотреть на самих себя глазами оккупантов. Автор показывает, как некогда свободная страна, управляемая племенными жупанами (от славянского «пан» — господин) и сумевшая выставить войско в 180 тысяч человек (!), стала после поражения в войне римской провинцией.

Историческая картина особенно ясно предстает перед глазами, когда изучаешь авторскую карту «Дунайских земель». Непривычно видеть многочисленные племена вендов, ванов, ретов, карнов, бойев, паннонцев, кроатов и прочих славян, разделенные не политическими границами, а лишь горными вершинами и реками, по которым часто и давались имена. Подобную карту расселения родственных племен Карантании (средневековой Словении) в эпоху до Карла Великого составил Антон Линхарт, автор книги «Versuch einer Geschichte von Krain und der urbiger sudlichen Slaven Oesterreichs» (1788). Для ясности он надписывал в соответствующих местах карты «Slavi seu Vinidi» — «Славяне суть Виниды» [10].

Большое значение Венелин придавал доказательству соответствия между скифами и русью. Он указывает на общность их территории, на схожесть антропологических типов (скифы были светловолосыми и голубоглазыми), а в дополнение к этому приводит цитаты из средневековых авторов: Никиты Хонийского о «Руси, которую и Скифами именуют» и Льва Диакона о «Тавроскифах, на их языке Росами называемых». Более того, автор утверждает, что скифы накануне первого Вселенского Собора в IV веке уже имели христианскую церковь и послали в Никею своего епископа, подписавшегося под именем Ros (Рус). Потому и крещение князя Владимира с дружиной состоялось не в Киеве, а в Херсонесе. По этой же причине Анна Комнина (Anna Comnina) называет Изяслава Киевского и Олега Тмутараканского скифами, а галичских князей именует Тавроскифскими [11].

В книге «Древние Словене» содержится много интересных автографов и фактов о письменах. Вдохновленный криптографическим опытом предшественников, ученый-полиглот принялся расшифровывать с помощью славянских языков древние надписи этрусков и ретов, которых он считал предшественниками словенцев. О качестве перевода и комментариев можно спорить, но факт наличия у наших предков докириллической письменности (в том числе — более древней глаголической) у читателей Венелина уже не вызывает сомнения. Кирилл и Мефодий не изобретали Славянских письмен, а только восстановили то, что было до введения латинского Богослужения в Славянских племенах [12], — таков один из авторских выводов.

Перечень Богов древних славян, списанный с «Ономастикона» М. Похлина XVIII века, и комментарии к нему Венелина тоже представляются на первый взгляд наивными. Однако специалист при внимательном изучении заметит здесь много ценных деталей: Аполлон — сравнивается с Беленом, считавшимся прежде кельтским Богом; Сейвина — напоминает нам поморскую Сиву; Эхо — имеет славянское имя Ogglasuvavka, Фортуна — это Среча, то есть Судьба (Удача); Марс — сравнивается с Тором и Ладоном; Минерва имеет вполне русскую аналогию — Модрица, Pan — это Пан, он на иностранные языки не переводится и т. д. и т. п. Стараясь осмыслить значение этих и других славянских Богов, Венелин делает общий вывод о мировоззренческом дуализме, господствовавшем на определенном этапе развития наших предков. Согласно такой философии, не только добро (Белен, Белбог), но и зло (Чарт, Чернобог) объективно необходимы для жизни, и борьба между данными полюсами происходит не внутри человеческого ума, а в основах самого мироздания. Некоторым «умникам» этих открытий в области славянской теонимии мало, ибо им достаточно одного Бога, на все народы и все времена.

Да, у Венелина много спорных фактов, есть гипотезы, требующие дополнительной проработки, есть натяжки и неточности, есть даже явные ошибки. Однако творческий поиск в науке все равно лучше, чем застойные клише в духе «призвания варягов» или «матери городов русских» .

Давая общую оценку книги «Словене» И. И. Молнар написал: «Последующие труды ученых покажут, до какой степени важен был труд Венелина, труд исполненный любви к Славянству и благородного самоотвержения для науки. Конечно, немногие понимают необходимость и пользу критических изысканий времен, предшествовавших образованию государства Варягами-русью, но искреннее одобрение сих немногих и их сочувствие высокому стремлению в душах самоотверженных стоит выше рукоплесканий толпы» [13].