Поэт Дмитрий Пригов, подписывающийся «персонажным» псевдони-мом Дмитрий Александрович Пригов, в 1970;1980;е годы выступал не только с «чистой» поэзией, равнодушной к форме ее издания, но и с тексовыми объектами, которые требовали верчения в руках (серия Банок, 1979, частное собрание) или, наоборот, неожиданно запрещали привычное действие (Гробики отринутых стихов, 1985, частное собрание, — склеенные книги, которые нельзя раскрыть).
Каждая из машинописных книжечек Пригова построена как остроумная избыточная иллюстрация: Яма (1985, собрание художника) представляет собой мрачное, длинное, поэтическое определение ямы (не названной по имени могилы), при этом страницы прорезаны уменьшающимися квадратами, а «на дне ямы» виден маленький черный квадратик.
Дмитрий Пригов, верный своему интересу к бумажным носителям текстов, из вороха газет создавал монументальные пространственные композиции-пейзажи, иногда с одинокими манекенами-фигурами, которые — таково приговское понимание русского пейзажа — не столько созерцают природу, сколько молятся, опустившись на колени. «Экспортный» характер этих инсталляций восходит к Лисицкому: для своих работ конца 1920;х годов, которые делались в основном на Западе, тот также избрал форму пространственной фотоинсталляции, развернутой модели шестой части мира. Амбиции если не творца всего сущего, то по крайней мере романиста или кинорежиссера характернее для русского искусства, нежели стремление создать внешне привлекательный предмет.
