Основные подходы к изучению общества

Основные подходы к изучению общества

Основные подходы к изучению общества В процессе развития научных знаний сложилось несколько основных подходов к исследованию и объяснению общества. Первый подход — натуралистический. Он связан с развитием естествознания в XVII—XVIII вв. Опираясь на естественнонаучные взгляды, многие мыслители прошлого утверждали, что общество есть своеобразное продолжение природы. Тип общественного устройства считался результатом влияния на жизнь людей географической среды и других природных факторов. В XVIII в. эту точку зрения отстаивал французский мыслитель Ш. Монтескье (1689—1755).

В Новейшее время таких взглядов придерживался русский историк Л.Н. Гумилёв (1912—1992). Этот подход проявляется также в понимании общества как особого живого организма. Культурно-исторический подход к изучению общества характерен для конца XIX — начала XX в. Его становление связано с развитием таких наук, как история, культурология, антропология. В рамках данного подхода выявляются различия природных и общественных процессов. Жизнь общества здесь рассматривается как область влияния моральных, эстетических и других духовных ценностей, составляющих основу культуры. Создателем теории культурно-исторических типов общественной жизни был русский учёный Н.Я. Данилевский (1822—1885). Особое значение имеет вопрос о целостности общества. Некоторые мыслители полагали, что общество представляет собой простую сумму живущих в нём людей и образуется в результате сложения способностей, поведения, действий множества индивидов-атомов. Данный подход возник в философии Нового времени. Так считали, например, английские философы XVII в. Т. Гоббс и Дж. Локк. Другие же учёные рассматривали общество как единое целое и утверждали, что его нельзя свести просто к сумме индивидов. Эта точка зрения более плодотворна, потому что люди на самом деле никогда не бывают обособленными «атомами». Но такой подход породил ещё один сложный вопрос: в чём состоит это единство людей, на чём базируется целостность общества?

Многие мыслители (немецкий философ XIX в. Г. Гегель и др.), отвечая на данный вопрос, искали основание целостности и единства общества в его духовной жизни. Подобный подход к пониманию общества можно назвать идеалистическим. История здесь часто рассматривается как процесс движения к достижению некоторого идеала, высшей духовной цели.

Существует и материалистический подход в понимании общественной жизни. Например, немецкие мыслители XIX в. К. Маркс (1818—1883) и Ф. Энгельс (1820—1895) полагали, что её основой выступает деятельность людей по удовлетворению своих материальных потребностей. Такой деятельностью является материальное производство. Не отрицая существования в общественной жизни идейных или духовных побудительных мотивов, материалистический подход основывается на том, что реальная материальная жизнь людей определяет их сознание. Материалистический и идеалистический подходы к пониманию основы общественной жизни во многом дополняют друг друга, поскольку в нашей жизни действительно есть как материальные, так и духовные стороны, побудительные причины деятельности, и они тесно связаны между собой.

общество натуралистический материалистический синергетический Источник движущей силы личности Фрейд считал, что поведением человека управляют инстинкты и желания — то есть отражение физических потребностей в психике. У каждой силы должен быть источник энергии, таким источником для этих факторов стало состояние возбуждения. Фрейд говорил, что человеческая энергия не бесконечна, любое проявление эмоций, любое действие, направленно на то, чтобы освободить накопившуюся энергию. Все мотивы человека сходятся к энергии возбуждения, к ее высвобождению. Зигмунд Фрейд выделял два вида инстинктов: инстинкты Жизни и Смерти. Инстинкты жизни или Эрос — все инстинкты самосохранения, поддержания жизни организма, продления жизни вида. Сексуальный инстинкт, по мнению Фрейда, являлся основной движущей силой поведения человека, этот инстинкт был назван либидо. Энергия либидо может высвобождаться только в сексуальном поведении и несет в себе энергию всех жизненных инстинктов. Все многочисленные сексуальные инстинкты Фрейд разделил на три, связав каждую из них с определенной эрогенной зоной: рот, анус, половые органы. Инстинкты смерти или Тонатос — отвечают за агрессивное поведение: жестокость, убийство, самоубийство. Инстинктом смерти Фрейд объяснял войны, революции. Именно из-за существования этих движущих сил, он считал невозможным полного отсутствия войн и насилия.

Движущие силы личности, основанные на стремлении к смерти рассматриваются в современной науке мало, так как существует мнение, что эта теория родилась у Фрейда под впечатлением от смерти дочери, и, следовательно, не может рассматриваться как обоснованная теория. Фрейд характеризировал инстинкт с четырех сторон:

Источник движущей силы — потребность или состояние личности Цель инстинкта — высвобождение либо восстановление энергии Объект — движущая сила всегда направлена на какой либо предмет: это может быть другой человек, или тело самой личности. Выбор объекта достаточно разнообразен, более того, человек может откладывать высвобождение энергии на этот объект на вполне длительное время. Любой поведенческий акт поведения может либо направлять энергию на определнный объект (катексис), либо наоборот, препятствовать достижению цели (антикатексис).

Стимул — необходимое количество энергии для удовлетворения потребностей. Фрейд также разработал концепцию смещения активности, в которой говорилось о том, что в случае невозможности достигнуть поставленной цели, энергия высвобождается благодаря смене деятельности. Именно смещенной активностью Фрейд объяснял творчество, утверждая, что в нем заложены подавленные потребности личности. Многие поведенческие феномены Фрейд объяснял смещением сексуальных или агрессивных движущих сил. Энергия смещается в другую деятельность, когда не может найти выхода через необходимую ей.

Применение синергетической методологии в различных науках дисциплинирует научную мысль, поскольку при моделировании динамики системы, проходящей точку бифуркации, важно так определить рациональную программу управляющих воздействий, чтобы повернуть вектор эволюции системы в желательном для исследователя направлении, ибо ошибившись, невозможно будет вернуться в исходную фазу, или перейти к другому, более благоприятному аттрактору. И здесь ответственность за выбор сценария развития системы, целиком ложится на инициатора выбора.

Несомненно, что наши концептуальные представления коррелируют с социальными и культурными условиями, в которых они создаются. Матрица социального бытия неявно препостулирует матрицу познания мира. Хотя эта согласованность не является жесткой и однозначной на индивидуальном уровне, на социальном уровне она очевидна. Поэтому и идея истории, какие бы формы она не приняла (от монизма, до плюрализма), является идеологией-методологией изменяющегося бытия людей (от авторитаризма, до демократии).

С декартовского — «cogito ergo sum» (мыслю, значит, существую), через фихтевское — «Я есмь», к гегелевской «философии тождества» , — таков путь обоснования классической философией, принципиальной возможности познания мира. Развитие понятий (рост знания) обосновывалось тождеством гносеологии и онтологии, тождеством логического и реального «внутри» cogito. Гегелевская диалектика претендовала на двоякую роль: а) универсальной логической (рациональной, дискурсивной) теории исторического развития понятия, мышления (роста знания как прогресса), дающей возможность предсказания дальнейшей динамики мышления; б) универсальной онтологической доктрины — общей теории мира.

Действительно, формальная классическая (аристотелевская) логика, как общая теория вывода, гарантирующая при истинности посылок истинность заключений, применимая лишь к непрерывному (хронологическому) изменению, не справлялась с логическим обоснованием роста знания, состоящего из формально-логических разрывов (новое знание не выводимо из старого, прежнего). Этот факт отмечал, в частности, Ф. Шеллинг, который рост знания обосновывал нерациональной мыслительной деятельностью — интеллектуальной интуицией.

Гегелевская концепция, в рамках спекулятивного концептуального каркаса, представляется целостной, завершенной и аргументированно обосновывающей (посредством диалектического снятия) рост знания, имея своим препостулированием линейную, непрерывную, всевозрастающую хронологию разума, что в результате и привело к образу мира-как-единой, непрерывной, целенаправленной истории.

Гегелевский пандиалектизм, панлогизм пронизывает и марксизм, в котором он выступает экономическим детерминизмом. Однако возврат собственной родовой сущности человека (производство человеческой жизни посредством труда) через преодоление отчужденного труда, расценивается сегодня всего лишь как тенденция, обусловленная метанарративами Нового времени. Под сомнение ставится само определение «стоимости» как объективной категории, являющейся центральной в экономической теории Маркса.

Речь идет о концепции «пострыночного (постэкономического) социального устройства», обосновывающей утрату «исчисления стоимости» — основную категорию экономики — тенденцией современного человека получать удовлетворение своих потребностей вне сферы роста материального потребления. В экономически развитых странах рост занятости в сфере услуг повышается, а в сфере производства падает — «пролетариат» заменяется на «когнитариат» .

Не уровень доходов или общественное положение, а способности к обобщениям, память — все то, что обычно называют интеллектом реально позволяющим пользоваться доступной всем информацией лишь ограниченному числу людей, становящимися ее подлинными владельцами. Впервые в истории условием собственности оказывается не право распоряжаться благом, а способность им воспользоваться. Рост знания (экспансия информации) расценивается экономистами основным фактором преодоления стоимостных отношений в современном обществе, а капитал — отчужденный труд — как эпифактор. Однако и это всего лишь тенденция.

Одна тенденция сменяется другой, подвергая сомнению прежние представления об основах обмена, о сущности человека как «homo economicus». Не обладая статусом всеобщности, тенденции (временные регулярности) не могут претендовать на статус универсальных законов социальной жизни, которые могли бы характеризовать любые синхронные и диахронные социумы. Социальная философия в этом смысле — не вполне наука, а свод слабоверифицируемых «исторических интерпретаций» .

Полагая, что рост (эволюция) знания «отслеживает» эволюцию общества, легко впасть в заблуждение, анализируя рост знания (его тенденции) как логику развивающегося понятия, когда будущее (новое) понятие присутствует в прошлом (прежнем), свернуто в нем — строгий детерминизм; что возможно достоверное предсказание дальнейшей эволюции знания, следовательно, эволюции общества. Такой ход мысли и приводит к выводу, будто исторические прогнозы — это и есть решение проблемы метода социальной науки. Однако можно ли доверять такому методу?

Объективное свойство роста любого знания таково, что исторические предсказания на его основе влияют на предсказанные события, искажая их действительный ход, а порой и полностью их элиминируя. Карл Поппер полагал, что мысль о движении общества как такового, — представление, будто общество, подобно физическому телу, может двигаться как целое, по определенному пути и в определенном направлении, — является холистским недоразумением.

Неспособность телеологических социальных концепций реализовать свою квинтэссенцию (крупномасштабные исторические пророчества), делает справедливой критику в их адрес, подрывая гносеологическую и логическую истинность таковых. Согласно Попперу, если существует рост человеческого знания, то мы не можем сегодня предвосхитить то, что будем знать только завтра. Называя марксизм «моральной теорией историцизма», Поппер подчеркивает, что никакого предопределения нет: история открыта в будущее, а не совершается по законам «железной необходимости», существующим помимо воли человека. Разъясняя разницу между законом и тенденцией, философ утверждал, что историцист твердо верит в свою излюбленную тенденцию, и условия, при которых она могла бы исчезнуть, для него немыслимы. Можно сказать, что нищета историцизма есть нищета воображения.

Поппер считал Гегеля одним из изобретателей исторического метода, суть которого в том, что описание истории объекта исследования является его причинным объяснением, и что можно объяснить определенные социальные институты, если показать, каким образом они медленно вырабатывались человечеством. Марксова социология заимствовала у Гегеля не только ту мысль, что метод социологии должен быть историческим и что социология, так же как история, должна стать теорией социального развития, но и тезис о необходимости объяснять это развитие в диалектических терминах.

Критикуя диалектическую «триаду» и расценивая ее, при обосновании роста знания, как бессодержательный формализм, Поппер считает, что история, а следовательно, и рост знания осуществляются методом «проб и ошибок», являющимся более широким, чем диалектический метод. Поппер прав, когда полагает, что «синтез» всегда воплощает новую идею, которую нельзя редуцировать к более ранней стадии развития. И в этом смысле проблема получения нового знания (не формы, а содержания) остается за «кадром» диалектического метода. А все от того, что гегелевская диалектика препостулирована идеей линейной, непрерывной, всевозрастающей хронологии разума.

Абстрактно-философское истолкование социальной действительности лишь с помощью диалектических категорий не дает решения практических проблем реальной жизни. Восхождение от абстрактного к конкретному в процессе познания сущности социальных явлений предполагает единство исторического и логического, воспроизведения в логике движения понятий необходимой исторической связи между сторонами социального феномена (феномена концептуальных изменений в том числе). В этом смысле синергетическая методология с ее системой общенаучных категорий (индетерминизм, порядок, динамический хаос, аттрактор, бифуркация и др.) позволяет наиболее адекватно реализовать принцип единства исторического и логического в предмете нашего исследования.

О перемещении интереса исследователей в сторону анализа феноменов «беспорядочного» ненаправленного повторения, «слепых» колебаний, флуктуаций и циклов социальной жизни — феноменов, к которым было приковано внимание мыслителей прошлого (Экклезиаста, Конфуция, Платона, Сенеки, Макиавелли, Вико и др.) — писал известный социальный философ и социолог П. Сорокин. По мнению Сорокина, теории приверженцев ненаправленного хода истории были более научными и схватывали действительность гораздо лучше, чем многие спекулятивные теории современных «тенденциозных законодателей» .

На основании исследования социокультурной статики и динамики ученый утверждал, что вопреки его желанию увидеть в истории этапы поступательного, прогрессивного развития, он неизбежно терпит неудачу, пытаясь как-то подкрепить такую теорию фактами. В силу этих обстоятельств он вынужден удовлетвориться менее чарующей, хотя, возможно, более корректной концепцией бесцельных исторических флуктуаций. Вероятно, в истории и есть некая трансцендентальная цель и невидимые пути продвижения к ней, но они еще никем не установлены.

Известно, что подбор фактов и их оценка будут таковы, какую философию истории выбрал для себя исследователь. Сегодня наиболее адекватно описывающей развитие сложных социальных систем признается идея волнообразного характера их эволюции. Волновой и циклический подходы (см. выше) к исследованию поведения социальных систем не противостоят друг другу, а имеют немало общих черт, и в этом смысле можно говорить о циклически-волновом подходе.

Циклически-волновой подход к исследованию движения общественных систем исходит из того, что конец предшествующего витка, предшествующей волны исторического развития — это начало нового витка, новой волны, причем прошлая эпоха не исчезает бесследно, не уходит «в никуда», она продолжает жить в новой эпохе в виде техники и технологии, культуры, мировоззрения людей, в виде сделанного в прошлом выбора, который определил дальнейшее движение общества. Важно подчеркнуть, что волновой подход к анализу развития человека и общества допускает существенно больше возможностей, альтернатив и вариантов развития, чем линейно-поступательный и чисто циклический подходы. Более того, волновой подход исходит из существования целого ряда критических, поворотных точек, «точек бифуркации», в которых ход и траектория развития человека и общества в принципе не предопределены.

Выступая с позиций социологии знания (эвристика — социологический реализм), как наиболее адекватной, на наш взгляд, при экспликации процесса смены фундаментальных понятий, мы необходимым образом вступили в пределы проблематики центрального вопроса философии истории — возможным становлением всемирной истории человечества.

Сравнительный анализ возможности разнообразного решения центрального вопроса философии истории ключевыми социально-философскими направлениями показывает перемещение интереса социальных философов от концепций всемирно-прогрессивно-поступательного, целенаправленного типа движения социума к теориям ненаправленного, плюралистического социокультурного развития.

Это стало возможным в силу доминирования прикладных исследований при анализе исторической практики позитивными социальными науками, что явилось реализацией принципа единства исторического и логического, при методологическом примате исторического. Главное требование позитивизма — основывать достоверность своих выводов на наблюдениях, фактах; изучать действительные законы, а не искать трансцендентальных причин и смысл истории — в этих исследованиях реализовалось вполне.

Более предпочтительной сегодня признается парадигма циклически-волнового характера общественной эволюции, предполагающая определенную временную направленность (тенденцию) к усложнению социальных связей и отношений в результате смены разномасштабных волн (фаз) исторического развития. Переход от одной фазы развития социума к другой актуализируется «точками бифуркации» в которых нарушается социальная предопределенность.