Основы социологии

Содержание Введение Реализм и номинализм в современной западной социологии Социология Морали Шкалирование в социологическом исследовании Введение Актуальность темы заключается в том, что номинализм и реализм в современной западной социологии, социология морали, шкалирование является неотъемлемой частью изучение человеческих существ в их социальном контексте, научное исследование человеческого общества и человеческого поведения. Цель работы рассказать о процессах и моделях индивидуального и группового взаимодействия, формы организации социальных групп, отношения между ними и групповые влияния на индивидуальное.

Раскрыть поставленную задачу о социология морали, закономерности как формирования систем моральных ценностей различных социальных групп, так и взаимодействия этих социальных групп, обусловленные действием существующих моральных систем. Социология морали занимается исследованием характера причин конфликтов между индивидами и социальными группами, вызванных несовпадением их моральных ценностей, а также определением судьбоносных тенденций развития общества в условиях разрешения им моральных проблем.

При написании данной работы я пользовалась такими литературными источниками:

1. Современная западная социология. Словарь. 1990

2. Спекторский Е. Номинализм и реализм в общественных науках. 1998

3. Дюркгейм Э. Социология и социальные науки. _ В кн.: «Метод в науках». СПб., 1911

Реализм и номинализм в современной западной социологии История социологии убедительно свидетельствует, что нигилистическое отношение к возможностям материалистической диалектики как метода социального познания ведет к серьезным теоретико-методологическим кризисам. Наглядным примером тому служит конфликт реализма и номинализма, повлиявший на формирование многих концепций социологии конца XIX _ начала XX в. и не разрешенный до сих пор.

Американские исследователи Ф. Баали и М. Мур, выписав все определения, приведенные в 16 учебных пособиях по общей социологии, изданных в США за 20 лет (1951—1971), выяснили, что в начале 70-х годов имелось восемь разных подходов к предмету социологии как науки об обществе. Предметом социологии объявлялось: социальное взаимодействие, социальные отношения, групповая структура, социальное поведение, социальная жизнь, социальные процессы, социокультурные явления, человек в обществе. Анализ основных факторов, включенных различными американскими теоретиками в определение предмета социологии, позволяет выявить тенденцию ее развития, характерную для середины века. Это переход от номиналистического видения общества и человека к «реалистическому», от «субъективизма» к «натурализму». Общество трактуется как структура социальных отношений, социальная группа — как сеть межличностных взаимодействий, человек выступает как актер (действующий субъект), выполняющий предписанную ему роль. Этот подход наиболее ярко был выражен в работах Т. Парсонса, Ф. Селзника и других представителей американского структурного функционализма. Теории, трактующие общество как совокупность индивидов и предполагающие, что анализа свойств отдельных людей, их целей, мотивов, ценностей достаточно для научного познания всей общественной жизни, получили название социологического номинализма. В свою очередь социологический реализм исходит из понятия общества как целого, не сводимого к сумме составляющих его людей, и имеющего самобытную природу.

В самом общем виде суть конфликта между этими двумя интерпретациями социальной действительности заключена в вопросе, существует ли социальная система (в той или иной ее форме) как реальное надындивидуальное единство или она, наоборот, представляет собой не более чем результат взаимодействий составляющих ее индивидов. Ответы на этот вопрос опирались на различные толкования специфики «социума», предмета социологии, ее междисциплинарных отношений. Детерминизм, механистическая трактовка закономерности, индукция, историко-сравнительный метод, натурализм или социопсихологический редукционизм использовались реалистами, а нормативизм, телеология, интроспекция, методологический субъективизм и т. п. _ номиналистами.

Исторически первым в буржуазной социологии появился реализм, следуя которому, О. Конт, Г. Спенсер и позже П. Лилиенфельд, Р. Вормс, Л. Гумплович, М. Ковалевский, Э. Дюркгейм и др. исходили в своих теориях из того, что общество существует как особая онтологическая реальность, как система объективных отношений, независимая от индивидуального сознания и выступающая внешней «принудительной силой» для чувств, мышления и поведения индивидов. Индивидуальное, части, элементы, писал, в частности, Э. Дюркгейм, «одним фактом своего синтеза образуют реальность совсем нового рода». Социальные факты он определял как «вещи», которые имеют «свое собственное существование, независимо от их индивидуальных проявлений». «Индивидуальные сознания, группируясь устойчивым образом, приобретают благодаря своим взаимодействиям новую жизнь, весьма отличную от той жизни, которая развивалась бы в них, если бы они оставались изолированными друг от друга: это общественная, социальная жизнь». Поэтому общество «не есть воображаемое и номинальное существо, а есть система действенных сил», а именно «коллективного сознания», «групповой солидарности» и т. п. Это новое интегральное единство, целое и представляет собой подлинную общественную реальность, синоним социального.

Социологи-реалисты с той или иной степенью методологической отчетливости выдвигают принцип функционализма в сочетании с эволюционизмом различных оттенков. С их точки зрения, оба принципа дают возможность адекватно зафиксировать законы функционирования и эволюции социальных структур, те законы, поиск которых составляет с времен Конта популярное понимание предмета социологии, прибегающей в этом поиске, к объективным методам _ наблюдению, статистике, историко-сравнительному анализу и т. п.

Реалистам представляется очевидным, что семья, хозяйство, политическое устройство, то или иное религиозное верование, эстетический вкус или философский лексикон и многие другие социальные явления могут быть адекватно поняты лишь в рамках данного целого _ общества, а данное общество _ лишь в сопоставлении с другими обществами или прошлыми фазами его собственной эволюции. Согласно тому же Э. Дюркгейму, различные человеческие общества нельзя представить «какими-то бесконечно гибкими и пластическими сущностями, из которых люди могут делать все, что им захочется», напротив, в них приходится «видеть реальности, которые даны нам как неустранимый факт и которые, как и все другие естественные вещи, могут быть видоизменены лишь в согласии с управляющими ими законами» .

Социологический реализм прокламирует методологическое единство естественнонаучного и гуманитарного знания на базе детерминизма, законосообразности и т. п. Э. Дюркгейм считал, что «нельзя больше рассматривать учреждения различных народов как продукт более или менее просвещенной воли государей, государственных людей, законодателей». Учреждения эти представляют собой неизбежные последствия определенных причин, порождавших их с физической необходимостью. Противоположный взгляд (в духе принципа «свободы воли») есть своего рода социальная алхимия. В ряде случаев некоторые социологи-реалисты, защищая этот тезис, упрощали аргументы вплоть до примитивного натуралистического редукционизма (концепции органицистов и социодарвинистов).

Социальная закономерность, трактуемая реалистами метафизически, характеризуется ими как некая автономная сила, царящая вне социальных действий и активности личности. Сама же личность рассматривается крайне механистично, как абсолютно детерминированный извне носитель общественных отношений. Вот некоторые из крайних выводов. социологов реалистического направления: «Общество _ социальное тело, индивиды _ клетки» (П. Лилиенфельд, Р. Вормс); «Мы считаем отдельными реальными элементами в социальном. Процессе не отдельных лиц, а социальные группы… Разве мыслит, чувствует… индивид? Нет! Не индивид, а социальная группа» (Л. Гумплович); «Устранение личности из социологии _ частный случай стремления к научному познанию» (ранний П. Струве); «Общество есть первичное, исконное, а не производное или сложившееся единство; индивид в подлинном и самом, глубоком смысле слова произведен от общества как целого» (С. Франк).

Фаталистический примат «целого», общества, закономерности над. личностью и ее действием, метафизический разрыв и противопоставление этих различных характеристик единого процесса общественной жизни превращают «общее» в концепциях реалистов в некую мистифицированную сущность, открывают дорогу откровенно идеалистической (холистской) интерпретации природы социального целого. В этой ситуации достаточно незначительного смещения теоретических акцентов для перехода на позиции психологического субъективизма в толковании природы социальной реальности.

Абсолютизация «целого», «системы» способствует тому, что во многих работах реалистов понятие онтологического социального единства (то, что Конт называл «консенсусом») постоянно смешивается с его частной атрибутивной формой _ солидарностью, гармонией, взаимопомощью, кооперацией и т. п. Это приводит, с одной стороны, к выводам о фактической несовместимости целостности социальной системы и противоречий, конфликта, дисгармонии в ней и т. п., с другой _ к апологетически-буржуазной трактовке деятельности (общественной практики) индивидов. Реализм в вопросе о практике тяготеет к функционалистскому объяснению, которое им упорно противопоставляется материалистической диалектике с ее акцентом на активное и сознательное преобразование социальной действительности. «Человеческая свобода, _ писал Гумплович, _ есть свобода пойманного льва метаться в своей клетке, при всей своей свободе, вместе с клеткой следовать за хозяином зверинца в его путешествии по разным городам и странам» .

Критической реакцией на вышеизложенные положения стал социологический номинализм, который окончательно оформился как идейное течение к концу 90-х годов прошлого столетия и получил широкое распространение среди буржуазных социологов на рубеже двух веков. Номинализм возник как протест против сведения личности к «части социального целого», к «передаточной инстанции исторической необходимости» и т. д., он выступил с резкой критикой интерпретации общественной жизни как игры неких сверхличностных сил. Номинализм в лице прежде всего неокантианцев _ Г. Зиммеля, Л. фон Визе и М. Вебера в Германии, а также П. Новгородцева, Б. Кистяковского и особенно Л. Петражицкого в России _ настаивал, если оставить в стороне неизбежные расхождения и оттенки толкований, на справедливости следующих положений:

Подлинной онтологической реальностью для социологии является индивид и его общение с себе подобными. Г. Зиммель сформулировал это в своем знаменитом афоризме: «Общество существует там, где несколько индивидуумов вступают во взаимодействие. Не существует общества вообще, _ подчеркивает он, _ ибо «нет взаимодействия вообще, но есть особые виды последнего, с появлением которых и возникает общество и которые «не служат его причиной и следствием, потому, что они и общество _ одно и то же» .

" Классическое" для номинализма определение сущности взаимосвязи личности и общества дал Г. Тард: «В обществе нет того, что уже бы не существовало в индивидах, _ писал он. С удалением индивидов из общественной жизни в последней ничего родового и „коллективного“ не остается». Критикуя Дюркгейма за то, что для него общество _ реальность sui generis, Тард выступал против противопоставления социального и индивидуального, ибо социальное, считал он, и есть «интерпсихическое» .

Существенные возражения вызвала у номиналистов интерпретация реалистами, и прежде всего Э. Дюркгеймом, сущности социальных явлений, их специфики. Все социальные явления, писал П. Новгородцев, получают реальность, смысл, ценность только как «индивидуальные переживания личности _ единственного источника сознательных решений». «Менее всего социальные факты можно мыслить по Дюркгейму _ как „вещи“, их надо сопереживать как ценность», как реализацию идеальных намерений, «целей» .

Таким образом, методологически изначальной, с точки зрения социологического номинализма, выступает ценность, ибо в ней якобы фиксируется специфика человеческого способа бытия _ культура. Отсюда основной интерес номинализм проявляет не к структурам и системам общества (к «социальной тотальности»), а к ситуации, дискретному осмыслению их «значений», внутреннему опыту участников социального действия, «симпатическому сопереживанию» и т. п. Понятие реальности приобретает в номинализме аксиологический характер. Именно «ценность» или «значение» делают для номиналистов предмет, а также общение между людьми социальной реальностью. М. Вебер утверждал, что взаимодействие между людьми, скажем, столкновение велосипедов, лишенное для них и соответственно для наблюдателя всякого «значения», есть факт естественно-механический, а не социальный, в отличие от последующих эмоциональных последствий _ ссоры на сей счет или дружеского обсуждения случившегося. «В социологическом контексте „государство“, „нация“, „корпорация“, „семья“ или „воинское подразделение“ или любая другая коллективность_ заключает Вебер, есть совокупность… индивидуальных социальных действий» .

Если в общественной жизни никакой объективной надындивидуальной реальности, «структурных субстанций», «онтологических единств» не существует, то для номиналистов сами термины «общество», «группы» и т. п. оправданы в социологическом словаре лишь как «реальность гносеологическая», как «аналитические концепты» методологического плана, как «внутренняя потребность познания», т. е. в качестве условных приемов классификации, идеальной типизации социальных взаимодействий и их комбинаций. Короче говоря, эти понятия не отражают действительности, а лишь конструируют ее логический вариант. Наиболее последовательно это номиналистическое положение воплощено в учении М. Вебера об «идеальных типах» .

По мнению многих номиналистов, затянувшиеся дискуссии между социологами-реалистами о содержании основных социологических понятий _ «общество», «прогресс», «класс», «нация», «культура» т.д. _ служат косвенным доказательством того, что эти понятия лишены онтологического основания. Споры эти бесплодны, так как-либо опираются на наивный философский реализм, либо на натуралистический редукционизм, который вообще уничтожает специфику социальной онтологии и, следовательно, гносеологии. Содержание любого социального факта _ хозяйственного, политического, правового, или эстетического, писал Л. Петражицкий, «состоит не в объективном отношении, связи двух (и более) людей, внешних по отношению к переживающему это 1 явление субъекту. Принципиально ошибочно думать, что оно является реальным феноменом, онтологическим модусом среды или людей, которым приписывается. На деле оно существует реально в психике того, кто изучает его, переживает в данную минуту» .

Иными словами, для номиналистов вопрос «Как возможно общество?» фактически есть выяснение проблемы «Как мы общество мыслим?», а отправной точкой для феноменологического ответа служит экстраполированный на общество знаменитый тезис Канта _ «рассудок диктует законы природе». Таким образом, не объективное бытие, общество, а осознание его _ вот та реальность, которая профессионально интересует социолога-номиналиста. Это осознание присутствует у каждого индивида, реализуется же оно в его действиях. Изучение их отношений и составляет предмет номиналистически ориентированной социологии.

Социальный мир для социологов-номиналистов в своей сущности есть мир ценностей (должное, нормативное и т. п.). Социальная закономерность есть закономерность телеологического характера, радикально отличающаяся от естественной, природной, механистической. От констатации функциональных связей, что неправомерно сближает социологию с естественными науками, утверждал Вебер, необходимо идти к «субъективному пониманию действий индивидов». Более того, по Веберу, «методологическое выдержанное понимание» и есть подлинно социальная каузальность.

Наиболее адекватным методом социологии номиналисты объявляют «мотивированное сопереживание», которое противопоставляется всем другим методам как главный источник гипотез в социологии. Однако до сих пор никто из номиналистов так сколько-нибудь четко и не определил особенности, границы и приемы его использования. В лучшем случае они с разными оговорками признают противоположность логического стиля мышления в естественных науках и «науках о духе» и с этих позиций критикуют различные формы натуралистического редукционизма и сциентизма в социологии.

На первый взгляд логика номиналистов выглядит убедительно, особенно когда они призывают исходить в объяснении общественной жизни из столь очевидных с точки зрения «здравого смысла» обстоятельств: конкретных личностей, стремящихся к взаимодействию (Зиммель, Вебер и др.). Однако самоочевидность данной посылки только кажущаяся. Межличностное взаимодействие, которое под влиянием номинализма теперь часто провозглашают в западной социологии специфическим социальным фактором, само нуждается в объяснении _ безотносительно «тому, берется оно в единичном варианте или же в ансамбле сходных взаимодействий. В противном случае остается невыясненным вопрос _ почему взаимодействия приходят к тому или иному результату (часто неожиданному)? Почему все многообразные разрозненные взаимодействия упорядочиваются, соотносятся, а не ведут к хаосу?

В.И. Ленин писал: «История вся «латается именно из действий личностей… Действительный вопрос, .возникающий при оценке общественной деятельности личности, состоит в том, при каких условиях этой деятельности обеспечен успех…». Несмотря на индивидуальный характер этих действий, они в той или иной степени воплощают в себе общие закономерности, свойственные данной системе. В то же время (качественное своеобразие последней может проявляться и существовать только посредством действия этих единичных, частных сил, сочетание которых и приводит к необходимому результату. Короче, взаимодействия предполагают социальный контекст (Ф. Энгельс называл его «общей равнодействующей»), в пределах которого они происходят и становятся специфически социальными. В частности, автономность личности (столь неправомерно абсолютизируемая номиналистами) есть особое проявление, состояние этого контекста и, что самое главное, состояние относительное, исторически изменчивое.

Ущербность посылок и выводов социологического номинализма очевидна. Для него характерен метафизический разрыв социального целого и индивидуального, абсолютизация последнего как единственной реальности, неправомерное сведение социального целого к абстракции от реальных действий и взаимоотношений индивидов. Архетип социального с номиналистической точки зрения есть социальное действие (взаимодействие) и его мотивы (ценности). Неизбежным итогом такого подхода является методологический субъективизм, тотальный индивидуализм, атомизация общественного бытия.

Конечно, в действительности класс, нация или воинское подразделение не существуют вне составляющих их индивидов. Однако в процессе жизнедеятельности последние образуют социальную систему, обладающую известной структурой, выступающей носительницей определенных свойств, не присущих каждому индивиду в отдельности. Поэтому многие реальные пласты общественной жизни и объективные связи общественных явлений, прежде всего взаимоотношения классов, оказываются либо вне номиналистического анализа, либо входят в него методологически «незаконно» (например, в виде учений о группах). Сколько бы М. Вебер ни объявлял социальный класс «номинальным целым» и ни противопоставлял ему понятие «социального статуса», в теории стратификации он невольно вступает в противоречие со многими собственными посылками и отдает известную дань реализму.

Сходные упреки можно было бы предъявить и Зиммелю и Петражицкому. И все же после появления номинализма на социологической арене реализм в духе Дюркгейма перестал казаться многим социологам абсолютно безупречным. Не случайно уже в начале 20-х годов в западной социологии возникает идея синтеза номинализма и реализма с учетом преодоления их крайностей. К сегодняшнему дню сложилось два варианта такого синтеза.

Типичные черты первого (и наиболее популярного) нам демонстрируют взгляды Ф. Знанецкого, У. Томаса, Т. Парсонса (концепции «гуманистического коэффициента», «ситуации», «социального действия» и т. д.). Основные общетеоретические положения этого варианта («социальная реальность и есть культурная реальность», социолог имеет дело с «интеллигибельными фактами», а не «вещами») имеют номиналистический оттенок, требуют в конечном счете последовательной психологизации общественного бытия: исследуя любое социальное явление, социолог обязан рассматривать его в виде представлений совершающих данное действие личностей. Онтологическое единство социальной системы здесь реально оказывается всего лишь образом, возникающим в уме входящих в нее индивидов, результатом групповой идентификации. «Каждая полностью развитая социальная группа, _ пишет Знанецкий, _ представляется, помнится и видится ее участниками как сверхиндивидуальное, объективное целое с определенным содержанием и значением». Будучи представляемой, т. е. номинальной, она, тем не менее, оказывает реальное влияние на поведение людей, т. е. существует как сильная побудительная причина повторяющихся массовых действий. Поэтому социальная группа в социологическом исследовании одновременно номинальна и реальна, и социолог обязан реконструировать ее и как целое, и «с точки зрения ее участников, чье действие анализируется и рассматривается» .

Второй вариант попытки синтеза номинализма и реализма лучше всего иллюстрирует «интегральная социология» П. Сорокина, который считал, что подход, изложенный выше, заводит социологию в «глухой тупик», обрекает ее на погоню за «миражами субъективизма», на сбор «непроверенных мнений» и т. п. Согласно Сорокину, реально существуют в качестве главных компонентов общественной жизни индивиды, их взаимодействия (формы последних и дают нам «социальное») и продукты, результаты взаимодействий (они составляют «культурное»). Следовательно, предмет социологии _ изучение статики и динамики «социокультурного» .

Из этой сферы социолог в зависимости от цели исследования выделяет любые номинальные объединения. Так, можно вычленить условные группы типа: «дети в возрасте до одного года в данном населении», «прямоносые люди» и т. п. Но при раскрытии в теории сущности социальной структуры общества следует опираться на другие, более объективные критерии. «Реальность» группы или любого другого социального явления означает не просто существование (т.е. факт бытия), а отражает особые закономерности бытия. Поэтому от «номинальных» групп надо перейти, считает Сорокин, к «организованным». Подобная группа «является истинно реальной, реальной как онтологическое единство, как определенная даже материальная структура, как каузально-функциональное единство и, наконец, как значимо-ценностная система», которая «фундаментально отличается от общей суммы» ее частей (индивиды, взаимодействие и их результаты), взятых в состоянии изоляции. Целостность или интеграция в данной структуре, т. е. важнейшие закономерности общественной жизни, по Сорокину, носят характер духовной зависимости, ценностной объективации, а сами индивиды и их отношения выступают пассивными носителями «норм-законов», «ценностных систем». Таким образом, для Сорокина роль ценностей в создании и функционировании социальных систем _ решающая (на этом основании он защищает метод «интроспекции»), хотя в отличие от Знанецкого и Парсонса в интерпретации этих систем он склоняется к умеренному реализму объективно-идеалистического характера.

Даже такое общее рассмотрение и сопоставление обоих вариантов синтеза позволяет видеть их эклектичность и неспособность преодолеть изначальный конфликт реализма и номинализма.

Помимо названных «смешанных форм», претендующих на синтез реалистического и номиналистического подходов, мы встречаем в современной социологической теории на Западе и более «чистые» «классические» формы их существования. Так, функционализм (Р. Мертон, Р. Линд, Л. Козер и др.), «гиперэмпиризм» Ж. Гурвича и ряд других концепций основываются на реализме. Их противники, сторонники номинализма, составляют довольно условную, пеструю группу, где можно встретить и социометристов (Дж. Морено и др.), и феноменологов (Г. Гарфинкель, И. Гоффман и др.), и неопозитивистов (Дж. Ландберг, С. Додд, Дж. Хоманс и др.).

Будучи в своей сущности глубоко метафизическими, все эти многочисленные концепции эксплуатируют крайности как номинализма, так и реализма, а их противопоставление принимает, как правило, методологически неплодотворные формы. Конца конфликту не видно, желанного синтеза не получается. Современная буржуазная социология раздирается антиномиями должного и необходимого, факта и ценности, измерения и «вживания», которые усиливают и без того фрагментарный характер социологического знания на Западе, делают все более призрачной самую возможность создания общей социологической теории и, таким образом, демонстрируют кризисное состояние западной социологии.

Социология Морали

— направление социологической науки, сложившееся на стыке социологии и этики, не является еще четко обозначенной областью научного знания. Дискуссионны ее предмет, методы и междисциплинарные отношения с этикой, историей нравов и т. д., и это во многом связано с тем, что мораль пронизывает все сферы соц. действительности. Первоначально социология морали развивалась в рамках западного обществоведения. Термин социология морали был предложен франц. социологом Э. Дюркгеймом и его школой в конце XIX в., затем был поддержан американским социологом. П. Сорокиным. На этой стадии социология морали рассматривала моральное сознание и нравственные отношения только как функции социального целого. Сторонники социологического номинализма (теоретичная ориентация в социологии, согласно к-рой все соц. явления получают реальность только как реализация целей, намерений, установок индивида) выступали против такой трактовки, настаивая на самодостаточности и независимости моральных ценностей. Предметом исследований социология морали является взаимосвязь общих социальных явлений и процессов с этическими. Изучаются моральные компоненты жизни общества и индивида, которые формируются и проявляются в сознании социальных групп и индивидов и реализуются в практических действиях всех субъектов социальных процессов. Социология морали анализирует закономерности и динамику влияния социальных факторов на особенности образования и развития нравственных процессов и явлений. Основная цель социологии морали — исследовать моральный аспект отношений между социальными группами и индивидами, изучить социальную роль морали, особенности и тенденции ее функционирования в конкретной социальной среде. Объектом социологии морали выступают нравственное сознание, нравственные отношения и нравственная деятельность различных социальных групп и их представителей, действующих в сфере, труда, быта, досуга. В социологии морали выделяют методологический уровень исследования, уровни общесоциологической и специальной социологической теории и уровень прикладных исследований. На методологическом уровне разрабатываются методы и принципы исследования моральных феноменов. На уровне специальной социологической теории разрабатываются конкретные модели исследования, ведется социологический мониторинг нравственного развития. На прикладном — исследуются различные переменные, характеризующие сферу нравственности, анализируются показатели уровня развития нравственной культуры личности, типы моральных ориентации, суждений и поведения личности, разрабатывается типология моральных субъектов. Социология морали использует весь арсенал сбора, обработки и анализа социологической информации: традиционные методы социологического измерения (опросы, экспертные оценки, контент-анализ, статистические методы, эксперименты). А также некоторые специализированные средства: вторичный анализ, биографический метод, беседа, нестандартизированное интервью. Проведение социологических исследований моральных проблем общества определяется запросами общества, экономическими и финансовыми возможностями государства, теоретико-методологическим уровнем разработки социально-нравственных проблем, разработанностью программ и конкретных методик прикладных исследований, наличием подготовленных кадров, имеющих опыт такой работы и способных проводить подобные исследования. Методологические проблемы социологии морали разработаны в трудах Л. М. Архангельского, Г. Г. Квасова, Ф. Н. Щербака, Н. В. Рыбаковой, А. Г. Харчева. Вклад в разработку проблем социологии морали внесли белорусские ученые Е. М. Бабосов (нравственные ориентации молодежи), С. Д. Лаптенок (моральные основы семейных отношений). Результаты социологических исследований морали используются при разработке рекомендаций и прогнозов в области нравственного воспитания и развития морали в целом, могут быть использованы органами управления, педагогическими и воспитательными учреждениями для эффективного воздействия на процесс формирования и функционирование общественного мнения. С. П. Винокурова Шкалирование в социологическом исследовании Одна из проблем, наиболее часто встречающихся при планировании опроса и подготовке инструментария для него, заключается в том, каким образом следует приписывать единое репрезентативное значение или оценку (score) некоторому сложному отношению или поведению. В качестве примера рассмотрим, как можно было бы измерить предубежденность населения против студентов колледжей. Такая предубежденность может проявляться в самых разных формах в зависимости от того, на каких признаках студентов сосредоточено внимание конкретного индивида (респондента). Так, некоторые люди судят о студентах по одежде, другие — по манерам, третьи — по поведению в повседневной жизни, по социально-экономическому статусу и даже по уровню личной гигиены. У иных стереотипное мнение могло сложиться на основании всего одной-двух встреч (приятных либо нет) с какими-то конкретными студентами; а кто-то, возможно, вообще едва ли способен отличить студента от других людей. Элементы суждения могут сильно варьировать по содержанию, направленности, степени оценки, но каждый из них представляет собой — по крайней мере, потенциально — компонент более широкого понятия «предубежденность» .

Если мы хотим учесть все эти моменты, то нам надо подобрать такой инструмент, который сумеет выявлять и измерять как можно больше подобных составных элементов понятий и одновременно будет достаточно точен, чтобы позволять осмысленным образом определять степень проявления общего понятия в единичном наблюдении. Иными словами, нам нужно такое средство, которое бы улавливало и отображало понятие, подобное понятию «предубежденность», во всех деталях, а кроме того, показывало бы нам, сколько (какая доля) этого понятия содержится в том или ином случае или ответе респондента. Одно из таких средств называется шкалированием.

Шкалирование — это процедура объединения ряда относительно узких показателей (в нашем примере это пункты опроса, касающиеся отдельных отмеченных респондентами признаков студентов) в единую суммарную меру, которая принимается за отображение более широкого основного понятия (в нашем случае — предубежденности), частью которого является каждый отдельный признак. Так, мы могли бы измерить отношение респондента к различным видам поведения студентов (например, к тому, сколько они употребляют алкогольных напитков, или к тому, сколь шумны их вечеринки) или к манерам студентов (к тому, насколько они чванливы, самонадеянны или невнимательны к другим людям). Но, ни один из этих признаков в отдельности мы не могли бы принять за полноценное отображение столь широкого понятия, как предубежденность. Нам скорее следовало бы каким-то образом свести все эти меры воедино, чтобы иметь возможность делать выводы о более общей точке зрения, которую каждая из них в чем-то дополняет и отображает. Более того, нам нужно решить эту задачу так, чтобы можно было сравнивать количество предубежденности (или любого другого измеряемого нами понятия), содержащееся в ответе одного респондента, с количеством ее, содержащимся в ответе другого респондента, и в конечном итоге судить о том, кто из респондентов предубежден более.

Унифицирующая мера, отображающая определенное основное понятие, называется шкалой. Частное значение степени проявления в каждом данном случае основного понятия называется шкальной оценкой. Шкалирование, или построение шкалы, — это процедура, с помощью которой исследователь формирует шкалу и приписывает отдельным случаям оценки на этой шкале.

Построение шкалы: две основные проблемы. Из вышеизложенного шкалирование может показаться достаточно простой, прямолинейной процедурой, когда в задачу исследователя входит просто идентифицировать ряд компонентов основного понятия, установить, каким показателем можно измерить каждый из них, затем объединить эти показатели в суммарную оценку с помощью произнесения нескольких волшебных слов или статистических заклинаний, и — раз-два! — дело сделано. К сожалению, эта видимая простота обманчива, потому что при отборе и интерпретации компонентов шкалы нам может встретиться целый ряд подводных камней, требующих особой внимательности. С наиболее существенными из них мы уже знакомы — это проблемы, связанные с понятиями валидности (обоснованности) и надежности.

Валидность — это свойство, определяемое ответом на вопрос: «Действительно ли мы измеряем именно то, что хотим измерить?» В теперешнем нашем контексте этот вопрос может быть несколько трансформирован следующим образом: «Есть ли основания полагать, что каждый из отдельных компонентов шкалы (каждый из конкретных вопросов) действительно напрямую связан с основным понятием и что все компоненты в совокупности полностью охватывают это понятие?» Иначе говоря, мы должны задаться вопросом: «А есть ли реальный смысл в том, чтобы объединять между собой ряд частных показателей, и — коли уж мы это сделали — есть ли смысл навешивать на этот ряд показателей избранный нами ярлык основного понятия?» Так, обращаясь снова к примеру со студентами, мы должны спросить себя, во-первых, действительно ли мнение человека о поведении студентов непосредственно связано с его мнением о студенческом стиле одежды или о манерах студентов, и во-вторых, действительно ли все эти мнения в совокупности отражают степень предубежденности данного лица против студентов.

Что касается надежности, то она определяется ответом на вопрос: «Вне зависимости от того, что конкретно мы измеряем, последовательно ли мы это делаем?» Применительно к шкалированию этот вопрос трансформируется в заботу о том, чтобы различные показатели, являющиеся компонентами шкалы, были связаны друг с другом последовательным и осмысленным образом. На деле нас интересует здесь не то, позволяет ли данный набор вопросов или показателей отличить яблоки от апельсинов, а скорее то, позволяет ли этот набор последовательно сортировать уже идентифицированные нами яблоки по размеру, цвету и т. п. в соответствии с некоторым стандартом. Если да, то объединение различных мер будет говорить о яблоках больше, чем любая отдельная мера. Но если наши стандарты (цвета, размера и т. п.) непоследовательны или двусмысленны, то основанные на них наблюдения могут оказаться ложными.

реализм номинализм социология мораль шкалирование