Социологические взгляды НД Ножина

" Не утрачивая своей мелкобуржуазной сущности, утверждая анархистские принципы, идея взаимности, по Прудону, в интерпретации Соколова как бы размывалась, теряя свой откровенно классовый характер. Мы не ставим своей задачей критическое рассмотрение социально-политических воззрений Соколова, своеобразно сочетавшего революционную идеологию русской крестьянской демократии с мирным мелкобуржуазным социализмом Прудона. То преломление, которое получили идеи Прудона в рукописи Соколова «Заключение» (имевшей по своему прямому назначению характер их итогового обобщенного изложения), существенно в целях нашего исследования для выяснения того, насколько они оказали влияние на социологические воззрения Ножина, в чем своеобразие восприятия их Ножиным. Сама возможность постановки этого вопроса именно в связи с рукописью Соколова оправдана не только тем внешним обстоятельством, что она находилась в руках Ножина в то время, когда он работал над изложением своей социологической теории, но и тем гораздо более существенным фактом, что социальный смысл, вкладываемый им в термин «взаимность», обнаруживает близость к толкованию его Соколовым.

Принцип взаимности Прудона отражал его мечту об обществе мелких собственников, полной гармонии интересов которых мешает только государство, искажающее, как он считал, естественно складывающиеся нормальные экономические ношения. Принцип разделения труда рассматривался им при этом как неотъемлемая часть этих естественных отношений и служил в системе его рассуждений исходным логическим обоснованием экономического раздробления, за которое он ратовал. Ножин же, как мы видели, строил всю свою социологическую систему как раз на противоположном исходном принципе, отрицающем в разделении труда не только какое-либо позитивное начало, но, напротив, выводившего из него все социальные и экономические противоречия. Если в изложении Соколовым принципа взаимности видно сглаживание его ясно выраженной буржуазной сущности, трактовку его в надклассово идеалистическом смысле, то Ножин идет еще дальше в этом направлении. Воспринимая от Прудона его критику экономических противоречий буржуазного общества, он подводит под эту критику философское социально-биологическое обоснование, на котором строит свой социальный идеал, утверждающий единство индивидуального и общественного начал, при котором исчезнет частная собственность, эксплуатация труда капиталом и восторжествует идея солидарности, объединения социально и экономически равных членов общества.

Если в требовании взаимности у Прудона, как ее излагал Соколов и что соответствовало общему смыслу экономических идей Прудона, речь шла о «выгоде труда столько же, сколько и капитала», то Ножин утверждал, что «по разрешении общественных вопросов, т. е. при справедливом порядке вещей», все категории политической экономии, отражающие отношения, существующие в современном буржуазном обществе, такие, как труд, капитал, собственность, рабочая плата, «сами собой исчезают и остаются только простые физиологические отправления, составляющие принадлежность каждого здорового организма». В этом, собственно, т. е. в утверждении полноценной человеческой личности, гармонически сочетающей умственное и мускульное развитие, и заключается понятие «анархизм» у Ножина: «индивидуальные выгоды, выгоды полного здоровья, свободы, анархии», не совместимые ни с какой зависимостью и гнетом.В. Чернов был глубоко неправ, исключая не только самого Прудона, но и раннего Михайловского в период его сотрудничества в «Книжном вестнике» и Ножина из числа социалистов и зачисляя последнего в ранг представителя индивидуалистического анархизма, даже усилившего этот момент по сравнению с Прудоном. Но столь же неправомерно сводить, как это делал Колосов, анархистские положения в социологии Ножина только к влиянию Бакунина. Иллюстрируя на, примере простейших животных осуществление принципа сотрудничества, Ножин говорит о колонии гидр, существование и разрастание которых возможны только при объединении отдельных цельных особей как бы в системе простой кооперации. Анархистские устремления Ножина имели, на наш взгляд, в своем основании две стороны, впрочем, несомненно связанные между собой: во-первых, они были формой утверждения полноправной человеческой личности, индивидуальности — проблема, столь остро стоявшая в самодержавной, полукрепостнической России; во-вторых, в них нашла свое выражение мелкобуржуазная сущность его социологии.

Заостреннаяантибуржуазность, демократизм, лежавшие в основе идейных исканий Ножина, определили их утопически-социалистический характер. Своеобразно преломив охранительные, частнособственнические, индивидуалистические устремления Прудона, с особой определенностью выявившиеся в его поздних работах, Ножин нашел в его формуле автономии и федерализма, независимости и свободы личности идеи, глубоко созвучные общественным идеалам русской крестьянской демократии. Столь же созвучен был для него рационализм Прудона, заявлявшего: «Всякое общество образуется, преобразуется и изменяется с помощью идей». С еще большей заостренностью этот исходный принцип, пронизывающий публицистический цикл Ножина «Наша наука и ученые», сформулирован им уже в первой статье: наука есть «двигательная сила к достижению человеческого идеала — разрешению общественных вопросов». Идея — движущая сила общественного развития и человек — часть природы — эти два кита просветительской философии лежали в основе социалистических построений Чернышевского, они получили особо сильное развитие в направлении писаревского реализма. Сформулированная Писаревым формула «последовательного реализма», «идея общей пользы или общечеловеческой солидарности» выражала этическую и социальную концепцию рационализма, как она преломилась в восприятии русской революционной демократии 60-х годов.

Ножин пытался дать ей биолого-социологическое обоснование. Он шел рука об руку с Писаревым, утверждавшим, что для реалиста «идея общечеловеческой солидарности есть просто один из основных законов человеческой природы, один из тех законов, которые ежеминутна нарушаются нашим неведением и которые своим нарушением порождают почти все хронические страдания нашей природы… На земном шаре существует множество отдельных человеческих обществ; между этими обществами могут существовать или дружеские, или враждебные отношения. Первые несравненно выгоднее последних. Чем больше дружеских отношений и чем меньше вражды, тем лучше для каждого из отдельных обществ». Как видим, от понимания, от доброй воли человечества зависит восстановление, утверждение общества, основанного на солидарности, являющегося выражением подлинной сущности чел ческой природы. Ножин, ставивший целью своих социологических исканий установить объективные законы общественного развития, приходит к аналогичному идеалистическому выводу: если люди не поймут гибельность начала разделения труда, «если вообще начало разделения труда будет продолжать развиваться между людьми, то разрешение общественных вопросов сделается невозможным, и число таких вопросов или „экономических противоречий“ будет постоянно расти». И Писарев, и Ножин, как и последующая народническая социология, отвергая существующий экономический порядок, отрицали и наличие в нем внутренних задатков для самостоятельного обновления.

Поэтому речь шла об «исправлении» общественного порядка. Рационализм питал субъективный метод — общественные отношения должны быть приведены в соответствие с «действительно существующими, реальными, видимыми и осознанными потребностями человеческого организма». Теория реализма, приверженцем которой Ножин был, получила в его социологии своеобразную рецепцию, гиперболически сочетая лежащие в ее основе рационалистические и естественно-материалистические принципы. Пронизывающая публицистику Писарева, по-разному варьируемая им идея, что «мысль и только мысль может переделать и обосновать весь строй человеческой жизни», получила у Ножина прямолинейное и утилитарное преломление: наука и именно биологическая наука призвана «в лице самого сословия ученых» разрешить общественные противоречия.А. О.

Ковалевский в упоминавшемся письме И. И. Мечникову, посвященном Ножину, писал: «Ножин был глубокий поклонник Бокля и старался и из зоологии и даже эмбриологии выцарапывать что-либо в пользу его теорий, делая невозможные натяжки». Хотя ни в опубликованных статьях Ножина, ни в его рукописях не встречается упоминания Бокля, тем не менее

Ковалевский имел основания говорить о его приверженности идеям английского историка. Увлечение Боклем в России в 60-е г было чрезвычайно широким. Оно принимало характер моды. Журналы самого умеренного направления, такие, как «Отечественные записки» или стоящее на идеалистических «почвеннических» позициях «Время», кокетничали именем Бокля, приспосабливая его к собственным идеям. Вскрывая спекуляцию именем Бокля, Антонович писал в «Современнике»: «По всей вероятности, Бокль пользуется у нас большею известностью, чем в самой Англии; он «стал сюжетом для разговоров и рассуждений, почти столь же частым и обыкновенным, как погода…, имя его до того избито, что даже как-то неловко говорить о нем» .Произведения Бокля появлялись в русском переводе почти одновременно с их выходом на родине писателя.

Главный труд его жизни «История цивилизации в Англии», являвшийся, по замыслу автора, синтетическим изложением мирового исторического процесса (первый том вышел в свет в 1858 г.), стал доступен русскому читателю уже в 1860 г.; его перевод был опубликован на страницах «Отечественных записок». А в 1863 и 1864 гг. он дважды вышел отдельным изданием в двух книгах ." Русское слово" в статьях Благосветлова, Писарева подчеркивало глубоко созвучную им идею Бокля о единстве человека и природы и прямой обусловленности его общественной, государственной жизни естественными условиями существования народа, идею законосообразности исторического развития и прямого соответствия между жизнью индивидуума и исторической жизнью человечества. Подвергая критике мальтузианские идеи Бокля, буржуазную сущность его исторических взглядов, подкреплявших теорию классической буржуазной политэкономии, публицисты «Русского слова» находили у него материалистическое и рационалистическое подтверждение своим социалистическим идеалам. Восприятие Бокля передовой русской общественной мыслью шло в общем русле воздействия на нее и критической переработки позитивистской философии в целом, на теоретических основах которой покоилась философия истории Бокля. Эта сторона дела со всей определенностью была подчеркнута Писаревым, заявлявшим о «ясности, силе и простоте» решения Боклем вопроса о «двигателе человеческого прогресса». Ссылаясь на Бокля, Писарев излагал общие положения позитивизма.

Контовский позитивизм в познании мира, подход Конта к явлениям общественной жизни, его утверждения, что последние подчинены естественным законам, несомненно, были близки общефилософским основам писаревского реализма, они лежали в основе социологических воззрений Ножина. Но это родство имело свои общие идейно-теоретические истоки. Они коренились во французском утопическом социализме, в тех его идеях, которые провозглашали основой науки об обществе — «социальной физики» или «социальной физиологии» — метод позитивных наук, уподобляющий законы общественного развития законам развития органической природы, противопоставивший философской теории эмпирический, позитивный метод в социологии. Отрицательное отношение к «спекулятивному» мышлению, присущее писаревскому реализму, полностью разделялось Ножиным; он выступил в защиту Зайцева с его апологией Шопенгауэра, противопоставлявшегося как носителя «реальной» философии немецкой идеалистической философий в целом и Гегелю в особенности. Как и французские социалисты, Ножин исходил в критике буржуазной цивилизации, в обосновании принципа коллективизма не из закономерностей общественного развития, а из принципа соответствия или несоответствия существующего социального строя с вечными и неизменными требованиями человеческой природы.

Он раскрыл их в социально-биологическом понятии «целостной личности», которая стала основой его учения о целостности неделимых, развитого Михайловским в теорию борьбы за индивидуальность, составляющую сущность его формулы прогресса. «Прогресс есть постепенное приближение к целостности неделимых, и возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми. Безнравственно, вредно, неразумно все, что задерживает это движение. Нравственно, справедливо, разум и полезно только то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отдельных членов». Михайловский опирался на Ножина не только в этом исходном пункте, но и на его идею об относительности исторического прогресса, при котором завоевания цивилизации утверждаются за счет утраты изначально существовавшей цельности человеческой природы, цельности сознания. Михайловский строит на этом теорию «типов и степеней развития», согласно которой первобытный строй жизни, будучи крайне низким по степени развития, является высшим по своему типу.

Задача общественного переустройства заключается в том, чтобы привести этот высший тип общественного развития к столь же высокой степени. Общественное переустройство обусловливалось самодовлеющим интересом абстрактной человеческой личности. В социологии Ножина апология личности как протест против антагонистического общества получила особо заостренное выражение, вылившись в теоретическое обоснование анархизма. В плане конкретно-историческом, социальном он был порожден политическим гнетом абсолютистского государства, а также социальными устремлениями крестьянства, его мелкобуржуазной сущностью. В плане идеологическом анархизм был для Ножина связующим звеном на пути к субъективной социологии. Он не успел развить с достаточной полнотой своих социологических взглядов, и поэтому остался нераскрытым их политический аспект. Так, в одном из набросков мыслей об анатомико-физиологическом доказательстве, что разделение труда есть губительная причина борьбы за существование, Ножин замечает: «И этот принцип неизбежен, покуда не одержала верх какими бы то ни было путями (toutmoyenestbon) партия, стоящая за социальный труд, след[овательно], целостность личностей, справедливость».

Несомненно, он был далек от бунтарского анархизма типа позднейшего бакунинского. Но столь же неосновательно зачислять его в «кабинетного», «неотмирного» анархиста, как это делает

В.Чернов. Ножин стоял на общетеоретической платформе писаревского реализма, на исходной идейной позиции, общей для журнала «Русское слово» с направлением «Современника», когда его душой были Чернышевский и Добролюбов. Кроме того, отсутствие реальных революционных перспектив приводило не только к гиперболизации антропологического начала, но и к абсолютизации рационалистического начала в целом. Роль науки и ее служителей в идейной подготовке общественного переустройства приобретала доминирующее значение. Ножин пошел в этом направлении даже дальше Писарева, вернее он сузил его подход к проблеме, провозгласив естествознание ключом к ее решению. Он мечтал, как справедливо замечает Михайловский, о сближении естествознания с общественными науками и от этого сближения ожидал важных последствий для развития революционной социалистической мысли.

Стремясь к материалистическому обоснованию исторической обусловленности социального преобразования антагонистического общества, Ножин оставался в пределах идеалистической методологии. Его поиски научной социологии служат конкретной иллюстрацией к мысли В. И. Ленина о принципиальном тождестве метода «российских субъективистов» с методом Прудона, «желающего переделать товарное хозяйство по своему идеалу справедливости». Критерий справедливости Прудона — justiceeternelle, отмечал В. И. Ленин, столь же идеалистичен, как критерий «современная наука и современные нравственные идеи», которыми оперировал Михайловский. Историко-биологическое обоснование целостной личности и принципа солидарности в социологической теории Ножина оставалось тем внесенным извне идеалом, в соответствии с которым должно быть предотвращено пагубное для человечества развитие цивилизации и достигнут общественный идеал. Однако именно в субъективизме одно из направлений революционно-демократической мысли, оставаясь ограниченным идеалистическим подходом к общественным явлениям, нашло выход из тупика позитивизма.

Ножин был одним из первых представителей этого направления. Он преодолевал узкоклассовую, буржуазную сущность позитивизма с позиций субъективизма, развивая субъективный метод в социологии. Он стоял на общей платформе с философией истории позитивизма, считая, что исторические и социальные явления вытекают из явлений индивидуальных, как физических, так и интеллектуальных. Но если в системе Koнта это положение служило обоснованием законосообразности исторического развития человечества, стремящегося к гармонии и порядку, то Ножин делал отсюда прямо противоположные выводы. Следуя в русле утопическо-социалистической мысли, он подвергает современное общество суду разума, который должен приостановить пагубное направление развития цивилизации и восстановить изначала нарушенное соответствие между индивидуальной природой человека и его общественной организацией. Оно должно быть восстановлено в форме простого сотрудничества без разделения труда между людьми и при максимальном разделении труда между органами человека. Ножин опирался при этом на критику буржуазного общества, развернутую Прудоном, на своеобразно интерпретированную идею солидарности, которую развивал французский мелкобуржуазный социалист. Ножин сливает индивидуалистический анархизм с коллективизмом.

Он развивает оригинальную социологическую концепцию, отражавшую в определенной мере специфические условия русской социальной действительности — мелкобуржуазную сущность крестьянской революционности и ее направленность против крепостничества, а также состояние и возможности общественного движения, когда революционная интеллигенция представлялась единственной активной силой. Субъективизм, обосновывающий активное революционно-этическое действие, служил Ножину оружием против социального дарвинизма. Заключение

По своему социально-психологическому складу Ножин принадлежал к тем деятелям освободительного движения, которых Михайловский назвал «кающимися дворянами" — общественный тип, появившийся одновременно с приходом разночинцев на рубеже 50—60-х годов XIX в. и соединившийся с ними. Он вывел его в своих очерках «В перемежку» как одного из значительнейших представителей нарождающегося общественно-психологического процесса покаяния, возникновения у современного человека «чувства личной ответственности за свое общественное положение». Этот моральный фактор стал сильнейшей теоретической оснасткой в идейной концепции, складывавшейся в период общественной реакции —субъективной народнической социологии.

Чувство личной ответственности было определяющим в характере Ножина, оно наложило свою печать на все его понятия и действия. Михайловский, вероятно, далеко не все знавший об участии и роли Ножина в революционном подполье, все же что-то знал и о чемто догадывался. Не случайно он вывел Бухарцева-Ножина в ряду героев произведения, главной темой которого было революционное подполье, а он сам предстает со страниц очерков политическим радикалом, революционером по своим убеждениям. Так оно и было в действительности. В личности Ножина, в его идейных исканиях, теоретических построениях, практическом участии в революционном движении как бы запечатлелся труднейший момент в истории разночинского периода русского освободительного движения. Список использованной литературы"Искра", 1865. № 8."Книжный вестник", 1 апреля 1866 г."Книжный вестник", № 1, 15 января 1866 г."Книжный вестник", № 2, 30 января 1866 г."Книжный вестник", № 24, 30 декабря 1865 г."Книжный вестник", № 3, 15 февраля 1866 г."Книжный вестник", № 5, 15 марта 1866 г."Книжный вестник", № 7, 15 апреля 1866 г."Русское слово", 1864, № 9−11."Современник", 1864, № 3."Современник", 1865, № 7.Бокль Г. Т. История цивилизации в Англии, т. I (ч. I—II).

2-е испр. изд. СПб., 1864

Бялый Г. А. Н. К. Михайловский — литературный критик // «Н. К. Михайловский. Литературно-критические статьи». М., 1957

Виленская Э. С. Революционное подполье в России (60-е годы XIX в.). М., 1965

Виннер Е. Н. Библиографический журнал «Книжный вестник» (1860—1867). Л., 1950

Колосов Е. Е. Н. К. Михайловский в деле Каракозова // Былое, 1924, № 23.Колосов Е. Молодое народничество 60-х годов // «Сибирские записки», 1917, № 3.Куприянов Е. Н. Идеи социализма в русской литературе 30—40-х годов.— «Идеи социализма в русской классической литературе». JL, 1969

Мечников Л.И. М. А. Бакунин в Италии в 1864 г. Из воспоминаний // Исторический вестник, 1897, март. Михайловский Н. К. Полное собрание сочинений. Т. VII. СПб., 1909

Писарев Д. Нерешенный вопрос (Статья вторая) // «Русское слово», 1864, № 10.Прудон Я. Ж. Французская демократия (Delacapacitepolitiquedesesouvrieres) / Перевод под редакцией H. Михайловского. СПб., 1867

Рафаилов М. На славном посту (1860—1900) / Литературный сборник, посвящен Н. К. Михайловскому. СПб., 1900

Рудницкая Е. Л. Из истории социалистической мысли в России (Н. Д. Ножин) // Исторические записки. Т. 90, 1972.

С. 160−208.Рудницкая Е. Л. Николай Ножин / «Революционная ситуация в России в 1859—1861 гг.». Сборник. М., 1962

Серно-Соловьевич Н. А. Публицистика. Письма. М., 1963

Филиппов Р. В. Революционная народническая организация Н. А. Ишутина / И. А. Худякова (1863—1866). Петрозаводск, 1964

Чернов В. Где ключ к пониманию Н. К. Михайловского? // Заветы.- 1913. № 3.