Комедия Н. В. Гоголя «Ревизор». Диапазон восприятия: от Белинского до Набокова

. Из сбивчивого рассказа запыхавшихся Петров Ивановичей возникают то ключница городничего Авдотья, посланная к Филиппу Антоновичу Почечуеву за бочонком для французской водки, то трактирщик Влас, то его трехнедельный отпрыск — «такой пребойкий мальчик, будет также, как отец, содержать трактир». А там — один из местных блюстителей порядка Прохоров, который «к делу не может быть употреблен», поскольку привезен поутру «мертвецки».

А там, с включением в действие «ревизора», начинается, по определению Набокова, подлинная «вакханалия» такого рода персонажей: от разношерстной уездной публики до петербургских «позолоченных привидений и приснившихся послов», от пописывающего статейки Тряпичкина до «Пушкина».. «И пока Хлестаков, — пишет Набоков, — несется дальше в экстазе вымысла, на сцену, гудя, толпясь и расталкивая друг друга, вылетает целый рой важных персон: министры, графы, князья, генералы, тайные советники, даже тень самого царя» и, конечно, «курьеры, курьеры, курьеры… тридцать пять тысяч одних курьеров!» [9, 127].

Это все фантомы, или они действительно существуют? Если да, существуют, то — зачем? Каков скрытый смысл этого эфемерного, зыбкого существования? В каком вообще измерении все это происходит? В четвертом измерении, отвечает Набоков. Ибо проза Гоголя (это говорится в связи с «Шинелью», но, без сомнения, может быть отнесено и к другим сочинениям) «по меньшей мере, четырехмерна» [1, 12].

Чтобы пояснить свою мысль, Набоков прибегает к параллелям, взятым на сей раз не из энтомологии, а из физики и математики: «Вселенная — гармошка» и «Вселенная — взрыв»; кривизна пространства; параллельные линии, которые, вопреки нашим привычным представлениям, «могут не только встретиться, но могут взвиваться и перепутываться самым причудливым образом, как колеблются, изгибаясь, при малейшей ряби, две колонны, отраженные в воде». И следует прямой переход к Гоголю: «Гений Гоголя — это и есть та самая рябь на воде: два плюс два дают пять, если не квадратный корень из пяти, и в мире Гоголя все это происходит естественно, там ни нашей рассудочной математики, ни всех наших псевдофизических конвенций с самими собой, если говорить серьезно, не существует» [9, 127].

Книга «Николай Гоголь» дает нам возможность увидеть в Набокове мастера-читателя. Однако этот читатель ни на минуту не забывает, что он и сам писатель-профессионал, к тому же «не вяжущийся» с коллегой-классиком. Потому так глубоко субъективны, а стало быть и одномерны его восприятие, оценки, трактовки. И это при том, что у Гоголя он превыше всего ценит как раз «четырехмерность». Набоков не замечает, что, говоря о Гоголе, он главным образом говорит о том, каким он видит писателя, о своем понимании смысла, назначения и секретов гоголевского творчества, то есть в сущности — о себе самом.

2.3 Комедия «Ревизор» в оценке Ю. М. Лотмана и Ю. М. Манна Несмотря на то, что еще В. Г. Белинским была заложена трактовка пьесы в перенесении главного смыслового акцента на роль городничего, что диктовалось мыслью о том, что основной смысл пьесы — в обличении мира чиновников, Ю. М. Лотман в статье «О Хлестакове» отмечает Хлестакова как центральный персонаж комедии.

По мнению Ю. М. Лотмана, основа вранья Хлестакова — бесконечное презрение к себе самому. В вымышленном мире он может перестать быть самим собой, стать другим, что приводит к болезненному характеру самоутверждения.

Воспарив в мир вранья, Хлестаков приглашает собеседников посмеяться над реальным Хлестаковым, так как «чиновник для письма, эдакая крыса» — это он сам в действительном петербургско-канцелярском бытии.

Стремление избавиться от себя заставляет персонажей этого типа пространственно членить мир на свое — лишенное социальной ценности — и высоко ценимое чужое пространство. Все жизненные устремления их направлены на то, чтобы жить в чужом пространстве.

Отличительная черта Хлестакова — короткая память — в момент опьянения превращается в решительную невозможность сохранить единство личности: она рассыпается на отдельные моменты, из которых каждый не хранит память о предшествующем. Хлестаков каждую минуту как бы рождается заново. Он чужд традиционализма, так как лишен памяти.

В Хлестакове, по мнению Ю. М. Лотмана, легко выделяются признаки, присущие некоторому более общему типу, присутствовавшему в сознании Гоголя как сущность более высокого порядка, проявляющаяся в различных персонажах гоголевских текстов, как в ипостасях. Но в нем можно с достаточной мерой наглядности обнаружить черты сходства с поведением определенных исторических лиц, причем черты эти будут весьма устойчивы, им будет присуща тенденция к повторению в различных вариациях.

Ю.М. Лотман выявляет сущность «хлестаковщины» как явления и отмечает, что «как „хлестаковщина“ представляла концентрацию черт эпохи в человеке, так же, в свою очередь, и она, во встречном движении поднимаясь снизу до государственных вершин, формировала облик времени» [5, 325].

Литературовед второй половины XX века Ю. В. Манн в работе «Поэтика Гоголя» также дает объективную оценку комедии «Ревизор», всесторонне анализируя «миражную интригу» и персонажей. По мнению Ю. В. Манна, «выбор персонажей в „Ревизоре“ обнаруживает, как уже указывалось в литературоведении, стремление охватить максимально все стороны общественной жизни и управления. Тут и судопроизводство (Ляпкин-Тяпкин), и просвещение (Хлопов), и здравоохранение (Гибнер), и почта (Шпекин), и своего рода социальное обеспечение {(Земляника), и, конечно, полиция. Такого широкого взгляда на официальную, государственную жизнь русская комедия еще не знала. При этом Гоголь берет различные стороны и явления жизни без излишней детализации, без чисто административных подробностей, — в их цельном „общечеловеческом“ облике… Конечно, для Гоголя важна не отвлеченная общественная функция персонажа (в этом случае возможно было бы придать одному лицу несколько функций), но его особенный, индивидуальный характер. Насколько разработана система должностных функций персонажей комедии, настолько же широка шкала их духовных свойств. Она включает в себя самые разнообразные краски — от добродушной наивности почтмейстера до каверзничества и коварства Земляники, от чванливости гордого своим умом Ляпкина-Тяпкина до смирения и запуганности Хлопова. В этом отношении город „Ревизора“ также многогранен и в известных пределах (в пределах комических возможностей характера) энциклопедичен» [6, 192].

Гоголь не раз предупреждал: Хлестаков — самый трудный образ в пьесе. И Ю. В. Манн с ним согласен, потому что, сделавшись виновником всеобщего обмана, Хлестаков никого не обманывал. Он с успехом сыграл роль ревизора, не только не намереваясь ее играть, но даже не поняв, что он ее играет. Лишь к середине четвертого действия в голове Хлестакова начинают брезжить смутные догадки, что его принимают за «государственного человека». Но как раз в непреднамеренности — «сила» Хлестакова.

У Гоголя определенное психологическое свойство соотносится с персонажем не как его главная черта, а скорее как диапазон определенных душевных движений. Отсюда — необыкновенная рельефность гоголевских образов при богатстве и глубине их содержания: границы диапазона четко определены, в то время как внутри его (например, внутри «простодушной наивности» Шпекина) возможны разнообразнейшие оттенки и переходы.

Положение Хлестакова среди других персонажей пьесы в этом смысле исключительно. Никто другой не может сравниться с ним широтой диапазона. Образ Хлестакова неисчерпаем, таит в себе ошеломляющие неожиданности. Однако все они располагаются в пределах одного диапазона. Ю. В. Манн приходит к выводу, что самым точным описанием этого диапазона является понятие «хлестаковщина». Гоголь открыл определенное явление, и вот почему это явление может быть названо только тем именем, которое дал ему писатель.

По оценке Ю. В. Манна, «хотя каждый из персонажей „Ревизора“ нов и оригинален, но Хлестаков — первое из художественных открытий Гоголя мирового класса» [6, 251].

«Ревизор» не только выявляет характеры; он ими сцементирован. От еле заметного психологического свойства любого персонажа зависит весь ход пьесы. В известном смысле можно даже утверждать, что в «Ревизоре» ничего нет, кроме характеров. Там, где начинается их самообнаружение, возникает действие пьесы. И в тот момент, когда они исчерпывают себя, действие кончается. Комедия характеров явилась в конце концов той «формулой жанра», в которую вылилось гоголевское обобщение.

Одного этого было бы достаточно, чтобы «Ревизор» занял свое, почетное место в истории новейшей драматургии. Но Гоголь усложнил жанр «Ревизора»: по художественной ткани комедии характеров осторожно, не разрушая ее структуру, драматург пропустил одну-две еле заметные гротескные нити.

Жизненные корни «гротескного» в «Ревизоре» уходят в художественную мысль Гоголя и в отраженную ею действительность. Мы словно видим, как «страшное раздробление» жизни (и западной и русской) бросает отсвет на художественную фактуру «Ревизора». Гротескные элементы еще более усиливают обобщенность комедии, заложенную уже в ее основе — структуре и образе жизни «сборного города».

Заключение

В результате проведенного обзора литературно-критических статей, посвященных комедии Н. В. Гоголя «Ревизор» можно прийти к заключению, что в каждый период времени не существовала однозначной оценки и трактовки творчества Н. В. Гоголя. Уже сразу после выхода пьесы на сцену возникла полемика среди современников писателя на идейное содержание и художественное своеобразие произведения. Наиболее ярко полярные точки зрения представлены в работах В. Г. Белинского и П. А. Вяземского.

В начале XX века русские философы и писатели не только полемизировали с современниками Н. В. Гоголя, но и сами не находили возможности для однозначного токования комедии «Ревизор» и всего творчества Н. В. Гоголя (В.В. Розанов). Кроме того, в большинстве случаев рассматривали пьесу с позиции исключительно собственного субъективного мировидения (В. Набоков).

Наиболее объективные оценки комедии Н. В. Гоголя представлены в трудах литературоведов XX века (Ю.М. Лотмана, Ю. В. Манна, В.М. Марковича), подробно проанализировавших структуру и художественное значение произведения.

Вместе с тем, несомненной представляется необходимость всестороннего изучения разнообразной критической литературы, посвященной комедии «Ревизор» для наиболее точного и адекватного приближения к пониманию творческого замысла и его художественного воплощения в данном произведении.

Список используемой литературы

1. Барабаш Ю. Я. Набоков и Гоголь. (Мастер и Гений) // Н. В. Гоголь и русское зарубежье. Пятые гоголевские чтения. — М.: Книжный дом «Университет», 2006. С. 127−140.

2. Белинский В. Г. Сочинения Николая Гоголя // Белинский В. Г. Собрание сочинений. В 9-ти тт. Т. 5. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1842 — ноябрь 1843. — М.: Художественная литература, 1979.

3. Вяземский П. А. «Ревизор» комедия, сочинение Н. Гоголя // Вяземский П. А. Сочинения. В 2-х тт. Т. 2. Литературно-критические статьи. — М.: Художественная литература, 1982.

4. Голубкова А. Вот почему я отрицаю Гоголя // Октябрь. — 2006. — № 6.

5. Лотман Ю. М. О Хлестакове // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова. — М., 1988. С. 293 — 325.

6. Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. — М., 1988.

7. Маркович В. М. Комедия Н.В. Гоголя «Ревизор» // Анализ драматического произведения. — Л., 1988. С. 135−163.

8. Н. В. Гоголь в русской критике. — М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1953.

9. Набоков В. Николай Гоголь. 1809−1852 // Набоков В. Лекции по русской литературе. Чехов, Достоевский, Гоголь, Горький, Толстой, Тургенев. М., 1996.