Кавказ в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова

И здесь никто не знает, на чьей стороне будет победа. Это как дуэли, к которым, к сожалению, так тянуло и А. С. Пушкина, и М. Ю. Лермонтова.

Лермонтов, создавая «Героя нашего времени», уже не воображал жизнь, а рисовал такой, какой она являлась в действительности. И он нашел новые художественные средства, каких еще не знали ни русская, ни западная литература и которые восхищают нас по сей день соединением свободного и широкого изображения лиц и характеров с умением показывать их объективно, «выстраивая» их, раскрывая одного героя сквозь восприятие другого. Так, автор путевых записок, в котором мы без труда угадываем черты самого Лермонтова, сообщает нам историю Бэлы со слов Максима Максимыча, а тот, в свою очередь, передает монологи Печорина. И, скажем, снять «Бэлу» в кино невозможно, не изменив при этом ее структуру и смысл. Печорина никак не сыграешь, ибо в «Бэле» перед нами не сам Печорин, а Печорин в представлении Максима Максимыча, человека совсем другого круга и другого образа мыслей. И если не будет Максима Максимыча, Печорин станет похож на героев Марлинского. А в «Журнале Печорина» мы видим героя опять в новом ракурсе — такого, каким он был наедине сам с собой, каким мог предстать в своем дневнике, но никогда бы не открылся на людях.

Лишь один раз мы видим Печорина, как его видит автор. И через всю жизнь проносим в душе и в сознании гениальные эти страницы — повесть «Максим Максимыч», одно из самых гуманных созданий во всей мировой литературе. Она поражает нас, эта повесть, как поражает личное горе, как оскорбление, нанесенное нам самим. И вызывает глубокое сочувствие и бесконечную нежность по отношению к обманутому штабс-капитану. И в то же время — негодование по адресу блистательного Печорина. Но вот мы читаем «Тамань», «Княжну Мери» и «Фаталиста» и наконец постигаем характер Печорина в его неизбежной раздвоенности. И, узнавая причины этой «болезни», вникаем в «историю души человеческой» и задумываемся над судьбой «героя» и над характером «времени».

При этом роман обладает свойствами высокой поэзии: его точность, емкость, блеск описаний, сравнений, метафор; фразы, доведенные до краткости и остроты афоризмов, — то, что прежде называлось «слогом» писателя и составляет неповторимые черты его личности, его стиля и вкуса, — доведено в «Герое нашего времени» до высочайшей степени совершенства.

Много внимания в произведении Лермонтов уделяет описанию жителей Кавказа, выражая объективно, но неосознанно сложившееся в России общественное мнение по отношению к ним. В «Бэле» близость враждебного населения передается попутными штрихами: героиня повести, беспокоясь из-за долгого отсутствия Печорина на охоте, придумывает «разные несчастия: то казалось мне, что его ранил дикий кабан, то чеченец утащил в горы». Печорин же, рассказывая о себе Максиму Максимычу, роняет следующее замечание: «Вскоре перевели меня на Кавказ: это самое счастливое время моей жизни. Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями — напрасно: через месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимания на комаров…»

«Герой нашего времени», как никакие другие произведения, отразил не только внутреннее возмужание, ставшее причиной стремительного развития Лермонтова. С того дня, когда он, подхватив знамя русской поэзии, выпадавшее из рук убитого Пушкина, встал на его место, Лермонтов уже обращался к своему современнику, поднимал перед ним «вопрос о судьбе и правах человеческой личности» и отвечал на него всем своим творчеством.

3. Война в кавказской теме М.Ю. Лермонтова

3.1 Война и Кавказ М. Ю. Лермонтов смог проникнуть в духовном же отношении в ментальность кавказцев: «Им бог — свобода, их закон война». Война для них становится законом по необходимости: на их свободу покушаются, ее приходится защищать. Войну они ведут не где-нибудь, а на своей земле, на которую посягнул захватчик — «…там поразить врага не преступленье». «Верна там дружба, но вернее мщенье. / Там за добро — добро и кровь за кровь, / И ненависть безмерна, как любовь». Великий русский поэт зашифровал в этих строках свой завет относительно Кавказа: добро может прийти лишь в ответ на добро, за кровь бывает только кровь.

В нашей литературе кавказские сюжеты — если учесть длительность войны — сравнительно немногочисленны. Прежде всего это — Пушкин, Лермонтов, Толстой. Их произведения покрывают едва ли не весь период активных боевых действий на Кавказе.

В творчестве М. Ю. Лермонтова мы обнаруживаем равновесие симпатий к людям, ведущим войну с той и с другой стороны. Если Пушкин ценил только экзотическую внешность кавказцев, то у Лермонтова всё по-другому. Структура, например, «Кавказского пленника» предвосхищает структуру «Медного всадника»: блестящий имперский пролог и — описание другого жизненного уровня, где железная машина государства выступает как сокрушитель простого человеческого счастья. В «Кавказском пленнике» вместо имперского пролога — имперский эпилог. Между эпилогом «Кавказского пленника» и самой поэмой такое же трагическое равновесие, как между прологом «Медного всадника» .

Завоевание Кавказа для России было в значительной мере шагом вынужденным. И Пушкин и Лермонтов это понимали. В одной из поэтических реплик Лермонтов сдернул убранство гордости, патриотизма и молодечества, которым украшал себя государственный разбой, и бросил резкий дневной свет на бандитский характер «романтики» колониальных походов:

Горят аулы; нет у них защиты, Врагом сыны отечества разбиты…

Как хищный зверь, в смиренную обитель Врывается штыками победитель;

Он убивает старцев и детей, Невинных дев и юных матерей…

Однако перед этими страшными строками, клеймящими зверства завоевателей, читаем и нечто противоположное:

Какие степи, горы и моря Оружию славян сопротивлялись?

И где веленью русского царя Измена и вражда не покорялись?

Смирись, черкес! и запад и восток, Быть может, скоро твой разделит рок.

Настанет час — и скажешь сам надменно:

Пускай я раб, но раб царя вселенной!

В основе взгляда Пушкина и Лермонтова на кавказскую драму лежала уверенность в неизбежности включения Кавказа в общероссийский мир. У Пушкина есть замечательное по своей простоте и фундаментальности выражение — «сила вещей». Это не фатализм, это понимание логики событий. Лермонтов, в свою очередь, тоже не сомневался, что «силою вещей» Кавказ обречен стать частью империи. Оба великих поэта старались вникнуть в сознание горца и объяснить особенности этого сознания русскому обществу, чтобы смягчить, гуманизировать тяжкий для обеих сторон, но неотвратимый процесс.

А если внимательно и непредвзято прочитать «Измаил-Бея», то окажется, что и эта поэма посвящена той же проблематике. Драма героя возникает на пересечении двух миров — мучительность выбора между ними и невозможность сделать единственный выбор. Лермонтов не фантазировал — это была реальная драма многих горских аристократов. И у персонажей «Измаил-Бея», как известно, тоже были прототипы. И Хаджи-Мурат, служивший то русским, то Шамилю, погиб, не в силах сделать единственный выбор.

Пушкина и Лермонтова, осознавших неумолимую «силу вещей», волновала прежде всего не степень вины того или другого народа. Они стремились не проклясть и обличить, но отыскать возможность совмещения двух глубоко чуждых миров, вид в этом единственный выход из трагических коллизий.

Можно ли найти хоть малейшие следы мук совести у русского офицера Лермонтова? Думается, что нет. Но это не означает морального уродства. Он был человеком военной империи, принадлежал к дворянству — касте, предназначенной для войны, и воспринимал войну как нечто совершенно естественное. Это был бытовой, неидеологизированный слой его существования.

Хотя в поэме, посвященной Кавказу, «Хаджи Абрек» М. Ю. Лермонтов вместе с описанием жестоких схваток полон нежности и лиризма в описании природы. Она, как будто, бунтует против нечеловечной войны, постоянно идущей в этом районе:

Взошла заря. Из-за тумановНа небосклоне голубомГлавы гранитных великановВстают, увенчанные льдом. В ущелье облако проснулось, Как парус розовый, надулосьИ понеслось по вышине. Тема войны и смерти яростно звучит и в произведении М. Ю. Лермонтова «Черкесы». Кровавые схватки для обеих сторон всегда кончаются плачевно:

Лишь редко крикнет черный вран Голодный, трупы пожирая;

Лишь изредка мелькнет, блистая, Огонь в палатке у солдат.

И редко чуть блеснет булат, Заржавый от крови в сраженьи…

Сложно сразу понять, что стихотворение «Кавказу» написано офицером, вынужденном воевать на Кавказе, так много жалости в нём к этому краю, как и несправедливости, против которой М. Ю. Лермонтов бессилен:

Кавказ! далекая страна!

Жилище вольности простой!

И ты несчастьями полна И окровавлена войной…

В другом стихотворении «Утро на Кавказе» он, кажется, понимает, как страшно нарушить эту красоту и эту тишину:

Светает — вьется дикой пеленой Вокруг лесистых гор туман ночной;

Еще у ног Кавказа тишина;

Но М. Ю. Лермонтов, конечно же, не ребенок, он — воин и вынужден защищать русские интересы. Он понимает воинственный дух горцев, но вместе с тем неизбежность кровавой схватки, видит их и как противников:

Как лезвиё кровавой стали, Глаза его, и в этот мигДуша и ад — всё было в них. Оборотясь, с улыбкой злобнойЧеркес на север кинул взгляд;Ничто, ничто смертельный ядПеред улыбкою подобной!

Поэт понимает, что здесь не только красота и жажда свободы, но и вечная борьба:

И так отмстит за униженьеЛюбезной родины своей."Я знаю вас, — он шепчет, — знаю, И вы узнаете меня;Давно уж вас я презираю, Но вашу кровь пролить желаюЯ только с нынешнего дня!" В другой своей поэме «Хаджи Абрек» поэт не менее резок, он понимает всю силу и неизбежность русско-кавказского противостояния:

Его свободные сыныВ огнях войны закалены, Дела их громки по Кавказу, В народах дальних и чужих, И сердца русского ни разуНе миновала пуля их.

Особенно тема этого неразрешимого противостояния народов в обрамлении темы страстной любви звучит в «Кавказском пленнике».

— Она на каменной скале:

" О, русский! русский!!!" восклицает. ;

— Плеснули волны при луне, Об берег брызнули оне…

И дева с шумом исчезает. ;

В своих произведениях, посвященных Кавказу, поэт воспевает не только дух вольнолюбивых мужчин, но и гордых женщин. Например, в своем стихотворении «Грузинская песня», посвященном молодой грузинке, которая «в гареме душном увядая» влюбляется и тем самым предает своего тирана-старого армянина. Итог типичен для Кавказа — «труп преступницы» предается волнам.

Заключение

До сих пор нет разъяснений многих черт личности Лермонтова и загадок его судьбы. И мне кажется, что ещё очень нескоро прольется некоторый свет на непостижимый творческий подвиг Лермонтова, который всего за четыре с небольшим года после гибели Пушкина создал величайшие творения романтической поэзии — «Демона», «Мцыри», эпическую «Песню про царя Ивана Васильевича…»., а также гениальный роман «Герой нашего времени», знаменовавший начало русской психологической прозы, сборник стихов, означивший целый период в истории русской лирики, и другой поэтический сборник, которого в печати увидеть Лермонтову не довелось. Не только гениальный поэтический дар, но и великая устремленность, могучая творческая воля, непрестанное горение помогли ему наполнить творчеством каждый миг его краткой жизни.

Его армейских товарищей, людей с немалой безудержной отвагой и пылким темпераментом, удивляла в Лермонтове ещё большая сила характера. Друзья давали ему такие характеристики: «По натуре своей горделивый, сосредоточенный и сверх того, кроме гения, отличавшийся силой характера, наш поэт был честолюбив и горд, скрытен». Железный характер Лермонтова, который впервые проявился в дни опалы за стихи на смерть Пушкина, стал опорой его творчества, духом всех последующих его произведений.

Как всякий настоящий, а тем более великий поэт, Лермонтов исповедался в своей поэзии, и, перелистывая томики его сочинений, мы можем прочесть историю его души и понять его как поэта и человека.

Страницы его юношеских тетрадей напоминают стихотворный дневник, полный размышлений о жизни и смерти, о вечности, о добре и зле, о смысле бытия, о любви, о будущем и о прошлом:

Редеют бледные туманыНад бездной смерти роковой, И вновь стоят передо мнойВеков протекших великаны…

Если смотреть на произведения М. Ю. Лермонтова как бы сверху, со стороны, даже спустя столько лет после написания им своих произведений, то иногда кажется, что поэт говорит лично со мной, делится самым сокровенным, самым любимым. А ведь Кавказ был таким самым любимым, не только территориальным, но и литературным пространством М. Ю. Лермонтова. Пожалуй, никто так не любил Кавказ, как этот русский поэт и писатель. Не случайно я взял эпиграфом эти его строки:

Нет, я не Байрон, я другой, Ещё неведомый избранник, Как он гонимый миром странник, Но только с русскою душой.

Его шотландские корни не помешали, а даже, скорее, помогли русской душе Лермонтова так точно отразить и другую душу — Кавказа и его загадочных, так и не понятых нами до сих пор, свободолюбивых жителей.

Поэтому вполне справедливо, что сейчас в Пятигорске и его окрестностях насчитываются десятки мест, которые связаны с именем поэта: это дом-музей Лермонтова, место последней дуэли и памятник поэту.

Литература

Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений (Герой нашего времени, Кавказские поэмы, Мцыри и др.).

М.Ю. Лермонтов // Современная иллюстрированная энциклопедия.

Литература

и язык. М.: РОСМЭН, 2007. — С. 260−264.

Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.

ред. совет изд-ва «Сов. Энцикл.»; Гл. ред. Мануйлов В. А., Редкол.: Андроников И. Л., Базанов В. Г., Бушмин А.

С., Вацуро В. Э., Жданов В. В., Храпченко М. Б. — М.: Сов. Энцикл., 1981. — 746 с.: ил.

Лермонтовская энциклопедия / под ред. Мануйловой В. А. 1814−1841. М., 1999. — 784 с.

Крупышев А. М. Герой в сюжете романа. М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени». — М., 1997.

Кулишова И. Русско-грузинский поэтический фестиваль // Звезда 2006. № 10. С.

34.

Мережковский Д. C. Лермонтов — поэт сверхчеловечества // Мережковский Д. С. Собрание сочинений: В 4 т. — М., 1990. — С.158−169.

Семенов Л.П. М. Ю. Лермонтов и Кавказ. — М., 1988.

Щеблыкин И. П., М. Ю. Лермонтов. — М., 2000.

Язькова А. Кавказ и Россия // Вестник Европы. 2004. № 11.

Кулишова И. Русско-грузинский поэтический фестиваль // Звезда 2006. № 10. С.

34.

Язькова А. Кавказ и Россия // Вестник Европы. 2004. № 11.

Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. — С.

644.

Там же. — С.

15.

Там же.

Там же. — С.

645.

Там же. С.

22.