После торгов Гаев появляется в гостиной, плача, но стоит ему услышать стук шаров в биллиардной, как «у него меняется выражение, он уже не плачет». Да и когда плакал, то левой рукой утирал слезы, а в правой держал анчоусы и керченские сельди, которые купил в городе. У Гаева эта быстрая, как у ребенка, смена настроения иногда приобретает почти фарсовый характер, и тогда мы перестаем понимать, кто перед нами — изящный барин, аристократ, большой ребенок или паяц, шут гороховый. Он одновременно оплакивает старый вишневый сад и гордится своим новым званием банковского служаки — плачет-смеется.
Впечатление подвижности и легкости действия в «Вишневом саде» возникает не только из-за непоседливости и беспечности действующих лиц, склонных к перемене мест и настроений.
Воля к движению, заменяющая волю к действию, летучая светотень имеют своим источником сокровенную сущность натуры действующих лиц, плотную в своей сердцевине, размытую в очертаниях.
В «Вишневом саде» есть прошлое, настоящее и есть живая нить, которая тянется от прошлого к настоящему. Фирс, старый и верный слуга, — вот прошлое, существующее в настоящем.
Если бы не Фирс и не последняя сцена, где его забывают в заколоченном доме, все рассуждения о крепостничестве, прошлых грехах, которые придется искупить страданиями и трудом, остались бы словами. О нем как будто бы помнят, и заботятся, а все-таки забывают из-за барской небрежности и лакейского равнодушия.
Вопрос о необходимости «перевернуть жизнь» возникал перед многими героями Чехова. К новой жизни уезжает Аня с Петей Трофимовым в «Вишневом саде». На слова Ани: «Прощай, старая жизнь!» Петя бодро и радостно отвечает: «Здравствуй, новая жизнь!»
Помимо традиционного для чеховской драматургии ровного будничного движения жизни, открытого вечности и быстротекущему мгновению, в «Вишневом саде» возникает драматическое событие, имеющее свой точно обозначенный срок — день, когда имение будет продано с торгов.
Время в «Вишневом саде» течет не совсем так, как в других пьесах Чехова: «ровное, гладкое» действие пересекается событием, которое должно произойти — и происходит — в точный, заранее определенный день и час.
Герои последней чеховской пьесы следуют привычному естественному ходу своей жизни и вместе с тем движутся навстречу важному событию, которое не ими назначено и не ими, как выясняется, может быть отодвинуто или отменено.
Происходит своего рода отчуждение времени от человеческой личности; время приобретает самодовлеющий, внеличный, посторонний человеку характер, проявляя себя через неумолимое насильственное событие, которое надвигаеся на драматических героев вместе с заранее известным числом календаря.
Пьеса заканчивается переходом вишневого сада в руки купца-промышленника.
…В Лопахине живут два человека: один сострадает Любови Андреевне, делает все, чтобы спасти ее от разорения, другому, купцу из мужиков, на роду написано купить барское имение, как Раневской и Гаеву на роду написано лишиться его.
Есть одно почти дословное совпадение в горячем антикрепостническом монологе Пети Трофимова и монологе Лопахина, полупьяной похвальбе нового хозяина вишневого сада.
Петя внушает Ане, как ужасно владеть живыми душами, жить «на счет тех людей, которых вы не пускаете дальше передней», а Лопахин хохочет и топает ногами, не веря своей удаче: «Я купил имение, где дед и отец были рабами, где их не пускали даже на кухню».
«Возможно, первоначальное желание Чехова разделить события «Вишневого сада» на три акта и тем самым изменить своему многолетнему опыту работы над четырехактными пьесами, осуществилось бы в этих необычных для него сюжетах. И, выражаясь его словами по другому поводу, они бы ударили читателя «в нос своей новизной»…
Оба замысла — словно струны в творческом инструменте автора: уже натянутые, готовые к тому, чтобы исполнить новую мелодию, они оборвались…
И этот звук, сродни мистическому звуку «лопнувшей струны» в «Вишневом саде», до сих пор отдается в нашем сознании. Он напоминает, что при всей завершенности чеховской драматургии в ней были возможности, осуществившиеся в искусстве будущего.
О «конце» и «начале» — как и его последняя пьеса, написанная с ощущением дыхания наступившего нового века".
«Вишневый сад» — это и вся сущность европейской новой драмы, постигнутая в ее глубочайшей серьезности, в наивысшем выражении ее поэтических возможностей, и шутливое расставание с новой драмой.
Гибель прекрасного сада под лопахинским топором, непритворное горе людей, навеки расстающихся с родным гнездом, наконец, участь больного Фирса, забытого в покинутом и запертом доме — вроде бы впопыхах при отъезде, но еще и от какой-то душевной глухоты героев, их занятости собой, — все это придает происходящему трагические черты.
Судьба вишневого сада заставляет задуматься о драматичных поворотах истории и цене наступающих перемен.
Заключение
Творчество А. П. Чехова рассматривалось как высший этап в развитии классического реализма. Писатель не искал ответа на традиционные вопросы «кто виноват?» и «что делать?», но показывал, насколько современная ему жизнь отклоняется от нормы.
В чеховских произведениях мы можем погрузиться в повседневную обывательскую атмосферу. Показывая житейскую нескладицу, писатель воссоздавал сложность жизни, в которой зло присутствовало распыленно и молчаливо, пронизывало быт. Чехов занимался не «моральным расследованием», а выявлением причин взаимного непонимания людей далеких и близких.
Одна из ключевых чеховских фраз — «Никто не знает настоящей правды». Автор подводил героев и читателя к отказу от категоричности суждений, к пониманию сложности каждого человека.
В пьесах Чехова важно не только то, что случается, но и то, что так и не происходит, — осталась в мечтах сестер Прозоровых Москва. Сюжетные ситуации помогают обнаружить меру заблуждения каждого из персонажей. При этом Чехов верил в возможности человека изменить свою жизнь.
Исследователи подчеркнули содержательную значимость структуры чеховских произведений.
Сюжеты «прозрения» — герою открывается смысл его существования, внутренняя потребность противостоять пошлости. Сюжеты «ухода» — необходимость и осуществление поступка, шага в неизвестность, поворота судьбы. Непонимание, разделяющее персонажей, осознается читателями не только как подтверждение разобщенности людей, но и как толчок к развитию самосознания.
Главная сторона чеховского новаторства — то, что можно назвать новаторством методологическим. Это одна из функций творца: дать первоначальный толчок дальнейшему бесконечному движению и развитию творения во времени. Чеховым утверждался сам принцип непрерывного обновления искусства.
№ 1. Бердников Г. П. А.
П. Чехов. — Ростов н/Д.: Изд-во Феникс, 1997. -
640 с. — (След в истории).
№ 2. Бердников Г. П. Чехов. — М.: Мол.
гвардия, 1974. — 512 с. — (Жизнь замечательных людей).
№ 3. Вишневый сад: Жизнь во времени / Э. А. Полоцкая; науч. совет по истории мировой культуры. — М.: Наука, 2003. — 382 с.
№ 4. Гиляровский В. Москва и москвичи. — М.: Худож.
литература
1981. — 384 с.
№ 5. Гитович Н. И. Летопись жизни и творчества А. П. Чехова. -
М.: Гос. изд-во худож. литературы, 1955. — 568 с.
№ 6. Громов М. П. Чехов.
— М.: Мол. гвардия, 1993. — 396 с.: ил. — (
Жизнь замечат. людей).
№ 7. Дерман А. О мастерстве Чехова. — М.: Советский писатель, 1959. — 208 с.
№ 8. Ермилов В. Антон Павлович Чехов. — 2-е изд., перераб. -
М.: Мол. гвардия, 1949. — 440 с.
№ 9. Ермилов В. Драматургия Чехова. — М.: Советский писатель, 1948. — 272 с.
№ 10. Зингерман Б. Театр Чехова и его мировое значение. — М.: РИК Русанова, 2001. — 432 с.: ил.
№ 11. Канунникова И. А. Русская драматургия XX века: Учеб. пособие. — М.: Флинта; Наука, 2003. — 208 с.
№ 12. Катаев В. Б. Чехов плюс…: Предшественники, современники, преемники. — М.: Языки славянской культуры, 2004. -
392 с. — (Studia philologica).
№ 13. Паперный З. Чайка Чехова. — М.: Художественная литература, 1980. — 160 с.
№ 14. Ревякин А. И. Вишневый сад А. П. Чехова.
— М.: Гос. учебное педагогическое изд-во министерства просвещения, 1960. — 356 с.
№ 15. Роскин А. А.
П. Чехов. Статьи и очерки. -
М.: Гос. изд-во художественной литературы, 1959. — 432 с.
№ 16. Творчество А. П. Чехова: Сборник статей. — М.: Просвещение, 1956. — 384 с.
№ 17. Турков А. А. П. Чехов и его время. — 2-е изд.
доп и испр. — М.: Сов. Россия, 1987. — 528 с.
№ 18. Чепуров А. А. Александринская Чайка. — СПб.: Прилож.
К альманаху Балт. сезоны, 2002. — 352 с.
№ 19. Чехов и его время. — М.: Наука, 1977. — 354 с.
№ 20. Чехов М. П. Вокруг Чехова: Встречи и впечатления / Подг. текста и коммент. С.
М. Чехова; пред. Е. З. Балабановича.
— М.: Моск. рабочий, 1980. — 256 с.: ил.
№ 21. Чудаков А. П. А.
П. Чехов: Книга для учащихся. — М.: Просвещение, 1987. — (Биография писателя).
Канунникова И. А. Русская драматургия XX века: Учеб. пособие. — М.: Флинта; Наука, 2003. — С. 5.
Громов М. П. Чехов. — М.: Мол. гвардия, 1993.
— С. 361.
Зингерман Б. Театр Чехова и его мировое значение. — М.: РИК Русанова, 2001. — С. 364.
Ермилов В. Антон Павлович Чехов (1860−1904). — М.: Изд-во Мол. гвардия, 1949. — С. 317.
Ермилов В. А. П. Чехов. — М.: Мол.
гвардия, 1949. — С. 339.
Катаев В. Б. Чехов плюс…: Предшественники, современники, преемники. — М.: Языки славянской культуры, 2004. — С. 316.
Зингерман Б. Театр Чехова и его мировое значение. — М.: РИК Русанова, 2001. — С. 351−352.
Вишневый сад: Жизнь во времени / Э. А. Полоцкая; науч. совет по истории мировой культуры. — М.: Наука, 2003. — С. 7−8.
