Архитектоника и поэтика лирических циклов в книгах стихов М. Кузмина 1910-х годов

Поэтическое наследие Михаила Алексеевича Кузмина (1872 — 1936) на протяжении многих десятилетий претерпевает разнообразное толкование. Творчество поэта в разные периоды истории литературы расценивалось весьма необъективно: то это были экзальтированно-восхищенные отзывы, то слишком непримиримо-осуждающие и, по сути, всегда искаженные. Поэзия Кузмина по сей день незаслуженно находится «в тени» литературного процесса и, к сожалению, не оценено по заслугам.

Уже при жизни Кузмина сформировались составляющие того индивидуального мифа, точнее поэтической репутации, которая стала основой для восприятия писателя как современниками, так и читателями и критиками последующих поколений. В первое десятилетие XX века даже на фоне таких поэтов, как В. Брюсов, А. Блок, Вяч. Иванов, Н. Гумилев, имя Михаила Кузмина было одним из первых. В отзывах современников и критике мы находим непременное упоминание Кузмина в ряду значимых для литературного процесса этого времени писателей (характерный пример — статья Иннокентия Анненского «О современном лиризме"1). В частности, когда в 1910 году в Киеве Алексей Вознесенский готовил книгу «Поэты, влюбленные в прозу», он отметил, что «не было почти знакомого, который бы с дружеской заботой не осведомился: «включаете ли вы в свою лекцию Кузмина: это всех заинтересует!» «.

Известно, что А. Блок исключительно уважал и почитал Кузмина как большого поэта. Такое мнение вытекает из переписки Блока и его статей разных лет. «Кузмин — в настоящий момент — писатель единственный в своем роде. До него в России таких не было, и не зншо, будут ли»" *, — утверждал он.

1 Аполлон. — 1909. -№ 2. — С. 3−29.

2 Вознесенский А. Поэты, влюбленные в прозу. — Киев, 1910. — С. 47. ъБлокА.А. Собр. соч. в 8 т. Т.5. Проза 1903 — 1917. -М.: Художественная литература, 1962.-С. 182. в статье «О драме» (1907) и продолжал: «Имя Кузмина, окруженное теперь какой-то грубой, варварски-плоской молвой, для нас — очаровательное имя"4.

Вячеслав Иванов считал Кузмина чуть ли не единственным поэтом послереволюционной современности, о чем сохранил свидетельство лично знавший и не однажды беседовавший с метром символизма П. А. Журов: «По дороге В. И. [Вячеслав Иванович — ЛЛ.~ говорил: «Всё незначительно, всем я недоволен. Ну, скажите, кто есть в поэзии? Один Кузмин. Кузмина люблю. Немного Мандельштам. Ходасевич прекрасно овладел пушкинской формой. Ахматову уважаю.» «5.

Частое упоминание имени поэта в статьях, обзорах и даже пародиях десятых годов говорит о том, что Кузмин рассматривался в ту пору в качестве одной из ключевых фигур русской литературы.

В отзыве на одну из первых стихотворных публикаций, «Александрийские песни», Максимилиан Волошин вопрошал о Кузмине: «.Не есть ли он одна из египетских мумий, которой каким-то колдовством возвращена жизнь и память"6. «Я не верю (искренно и упорно), что вырос он в Саратове и Петербурге, — вторил Волошину Э. Ф. Голллербах. — Он родился в Египте. родился сыном эллина и египтянки».7 Практически одновременно с вхождением писателя в литературу — в 1910;х годах — нашло определение ещё одно качество его лирики, ставшее составляющей мифа о Кузмине, — анахронизм. Многим современникам виделась в этом неестественность, иным представлялось это модной экзотикой. Так, Вячеслав Иванов посвятил Кузмину следующее стихотворение, названное «Анахронизм»:

За твой единый галлицизм Я дам своих славизмов десятьИ моде всей не перевесить.

4 Там же.-С. 183.

5 Цит. по: Субботгт С. И. «.Мои встречи с вами нетленны.» (Вячеслав Иванов в дневниках, записных книжках и письмах П. А. Журова) // Вячеслав Иванов: материалы и публикации //HJIO. — 1994. — JVk Ю. Исгорико-лит. серия. — Вып. I. С. 229.

6 Волошины. Лики творчества.-JI, 1988.-С. 471, 473.

1 Голлербах Э. Радостный путник: О творчестве М. Кузмина // Аполлон. — 1917. — № 4/5. -С. 26−27.

Твой родовой анахронизм8. Еще одним штрихом к образу Кузмина молено назвать «загадочность». «Местами подлинная загадочность"9 виделась в творчестве М. Кузмина И. Анненскому. «Понятным молено было бы его назвать, если бы его понимали"10, — заключал Вяч. Иванов. «По-своему загадочной"11 представлялась критикам и литературная позиция Кузмина. Самого Кузмина эта «непоня-тость» не пугала. В частности, в письме Вячеславу Иванову он замечал:

Блок пишет, что я сам виноват, что «большая публика» не видит моего на.

12 стоящего лица. Но кто хочет, кто может, — видит, и не довольно ли этого?". Возмолсно, автор «Крыльев» имел в виду следующие высказывания А. Блока: «Кузмин теперь один из самых известных поэтов, но такой известности я никому не пожелаю. Кузмин, одевший маску, обрек себя на непонимание большинства"13. А. Блок рассуждал о поэтической «маске» Кузмина, которая «немного портит его слишком печальное для всяких масок лицо"14. Своеобразный, чуждый открытости, артистичный характер кузминского творчества наблюдал и И. Анненский: «тут не без лукавства"15.

Однако такое пристальное внимание и неподдельный интерес поэзия Кузмина вызывала только в начальные годы его литературного пути. Чем более муза удалялась от первой триумфальной книги «Сети», тем менее стихи были близки современнику, увы, не всегда способному понять всю сложность возрастающего кузминского таланта. Ответственно и критично относившийся к своим произведениям поэт, пользуясь гимназической системой оценок, ставил «Сетям» с некоторым колебанием всё-таки «пятерку». Вышедшие в 1912 году «Осенние озера» получили от автора лишь тройку, «Во.

8 Иванов Вяч. Cor ardens. — М&bdquo- 1911.-Ч. 1. С. 148.

9 Анненский К О современном лиризме// Аполлон. — № 2. — 1909. — С. 11.

10 Иванов Вяч. О прозе Михаила Кузмина// Аполлон. — № 7. — 1910. — С. 46.

11 Леденев А. В. Творчество М. Кузмина и русские модернистские течения начала XX века // Время и творческая индивидуальность писателя: Сб. статей.-Ярославль, 1990. — С. 80.

12 Цит. по: Богомолов И. А. Русская литература начала XX века и оккультизм. — М., 1999. -С. 215.

13 Блок А. А. Собр. соч. В 8 т. -М., 1962. — Т. 5. С. 289.

11 Там же.

1S Анненский И. О современном лиризме // Аполлон. 2- 1909.-С. 11. жатый" и «Нездешние вечера» — по «четверке», а «Глиняные голубки» 1914 года оценены и вовсе отрицательно — безнадежной двойкой16. И многие исследователи вполне соглашаются с самооценками поэта, впрочем, сознавая большую значимость отдельных стихотворений. Так, современные авторитетные ученые во втором и третьем сборнике стихов видят «прямое продол.

1″ 7 жение «Сетей» по всем принципам построения", отказывая и «Осенним озерам», и «Глиняным голубкам» в целостности.

Отдельные циклы также остались непонятыми еще современниками поэта, в частности, И. Анненский в статье «О современном лиризме» писал: «<.>Для нас-то, когда мы осуждены вращаться среди столь однообразных книэюных, надуманных попыток вернуть веру или ее очистить, — разве не должна быть интересна и эта попытка опроститься в религиозном отношении, найти в себе свой затертый, но многовековой инстинкт веры. Я расстаюсь с лиризмом Кузмина вовсе не потому, чтобы его стихи были так совершенны. Но в них есть местами подлинная загадочность. А что, кстати, Куз-мин, как автор «Праздников Пресвятой Богородицы», читал ли он Шевченко, старого, донятого Орской и прочими крепостями, соловья, когда из полупомеркших глаз его вдруг полились такие безудержно нежные слёзы — стихи о Пресвятой Деве? Нет, не читал. Если бы он читал их, так, пожалуй, сжег бы.

1R свои «праздники» ." .

Неудивительно, что внимание критиков весьма привлекали и последние, считающиеся самыми загадочными и темными — «Параболы» и «Форель разбивает лед». Промежуточные же поэтические книги в литературоведении и в критике середины XX века оставляли лишь незначительные, поверхностные, по сути, разборы. Исследования, предпринятые в конце XX века, показывают, что программная «ясность» Кузмина скрывает за собой особое, мно.

16 НЛО. — 1994. — № 7. — С. 177.

Богомолов Н.А. «Любовь—всегдашняя моя вера» // Кузлиш М. Стихотворения / Вступ. ст., сост., подгот. текста и примечания Н. А. Богомолова. Изд. 2-е, исправленное. — СПб.: Академический проект, 2000. — С. 28.

18 Анненский И. Книги отражений. —М.: Наука, 1979. —С. 365−366. госложное интеллектуальное общение с читателем. Частично исследователи приблизились к разгадке уникального поэтического дара Кузмина.

Человека, вступившего в волшебный мир кузминских стихов, попавшего под обаяние его личности, повсюду подстерегают загадки и неразрешимые противоречия: это и дата рождения, неверно указанная писателем в автобиографии19, и загадочный князь Жорж, реальный прототип которого пока не установлен, и скрывающийся за доступным содержанием произведений потайной слой.

Как отмечал Г. Шмаков, в творчестве Кузмина «реальный мир и его «элементы» незамедлительно порождают культурных двойников, дублеров, подобия, вступают с ними в сложнейшие «семантические блоки, которые «герметичны», ибо рассчитаны на способность читателя к дешифровке «культурного кода», разгадка которого обусловливает смысл поэтического произведения"20.

Некоторые особенности творчества Кузмина позволяют говорить о его принадлежности к семантической поэтике, эстетика которой исходит из представления о смысловом единстве мира, реализуемом в построении текстов и всей жизни поэта как единого «смыслового пространства"21, поэтому И. Паперно закономерно выявляет черты семантической поэтики в художественном мире Кузмина22.

В кузминоведении постепенно сложилось множество противоречий, касающихся трактовки стихов разных периодов. Так, позднее (после 1916— 1917 годов) творчество принято считать «герметичным», раннее — «автобио.

19 СувороваН. К. Архивист ищет дату // Встречи с прошлым. Вып. 2. -М., 1976. -С. 119.

20 Шмаков Г. Блок и Кузмин (Новые материалы) // Блоковский сборник. Вып. 2- Тарту, 1972.-С. 350.

21 Левгт Ю. И., СегалД. М. и др. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. -1974. — Vol. 7/8. — S. 47−82.

Паперно И. Двойничество и любовный треугольник: поэтический миф Кузмина и его пушкинская проекция // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin. — Wiener slav-istischer Almanach. — Sb. 24. — S. 57−82. графическим", «бытоописательным». Однако, с другой стороны, признается и то, что уже в ранних его произведениях, как прозаических, так и поэтических, активно функционирует «потайной» слой. Н. А. Богомолов обращает внимание на то, что особая смысловая глубина присуща уже роману «Крылья"24 (1906 год). В.Ф. Марков25 и вслед за ним С.Ю. Корниенко26 указывают на «многослойность» книги «Сети» (1908). EJVL Гаспаров выявил в программной статье «О прекрасной ясности» (1910) «образные элементы, символическая ценность которых вырабатывалась на протяжении всего его творческого пути» и проследил их воплощение в поэме «Форель разбивает лед» (1929)27.

В последние десятилетия существенно изменилось отношение к наследию Кузмина. Издано с научными комментариями собрание его прижизненных книг под одной обложкой, двумя изданиями вышло собрание стихотворений Кузмина в серии «Новая библиотека поэта».

Появились новые работы об особенностях художественной системы Кузмина, изменились взгляды на принципы периодизации его творчества. Наиболее продуктивным оказался такой метод исследования, как целостное изучение отдельных произведений. В то же время многие стереотипы, «критические шаблоны» в восприятии Кузмина в почти неизменном виде присут.

Отмеченная В. Марковым «периодизация» прозаического творчества Кузмина («если сильно упрощать< .>, то ее молено разделить на периоды стилизаторский,, халтурный<. >, неизвестный <.> и экспериментальный», Марков В. Беседа о прозе М. Кузмина// О свободе в поэзии. — С. 166−167) во многих исследованиях воспринимается a priori.

24 БогомоловН. А. Михаил Кузмин //Эрос. Россия. Серебряный век. — М., 1992. — С. 85.

25 Марков В. Ф. О свободе в поэзии. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. — СПб., 1994.-С. 65.

26 Корниенко С. Ю. В «Сетях» Михаила Кузмина: семиотические, культурологические и тендерные аспекты. — Новосибирск, 2000 — 147с.

27 Гаспаров Б. Еще раз о прекрасной ясности: эстетика М. Кузмина в зеркале ее воплощения в поэме «Форель разбивает лед"// Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin. — S. 83−114.

Кузмин M.A. Избранные произведения / Сост., подгот. текста, вслуп. ст., коммент. А. Лаврова, Р. Тименчика. — JL: Худ. лит., 1990. — 576 с.

29 Кузмин М. Стихотворения / Вслуп. ст., сост., подгот. текста и примечания Н. А. Богомолова. — СПб.: Академический проест, 1996. — 832 е.- КузминМ. Стихотворения / Вступ. ст., сост., подгот. текста и примечанияН.А. Богомолова Изд. 2-е, исправленное. — СПб.: Академический проект, 2000. — 832 с. ствуют и в энциклопедиях, и в литературоведческих обзорах, и в новейших учебниках по истории русской литературы. Так, в учебных пособиях по русской литературе XX века для старших классов средней школы творчество поэта рассматривается как акмеистическое30. Высшая школа придерживается в вопросе отнесения творчества Кузмина к акмеизму разных точек зрения, более склоняясь все же к тому, что поэт не причислял сам себя ей к каким направлениям, течениям в литературе31.

Состояние современного кузминоведения обусловливает актуальность темы предпринятого исследования, направленного на изучение стихотворных циклов Кузмина 1910;х годов с точки зрения их архитектоники и поэтики. До сего момента лишь «Александрийские песни» относились исследователями к лучшему у Кузмина. Утвердилось мнение, что именно эта книга занимает особое место и в раннем творчестве Кузмина, и в последующем фор1 мировании его поэтики^. В литературе о Кузмине, безусловно, есть намеки на то, что его поэтические книги создавались непроизвольно, чуть ли не случайно. Так, в мемуарах Георгия Иванова «Петербургские зимы» есть сценка, в которой на вопрос автора воспоминаний, включать ли какое-то стихотворение в книгу или нет, Кузмин отвечает: «Почему же не включать? Зачем же тогда писали? Если сочинили — так и включайте."33 Складывается впечатление, что сам Михаил Алексеевич любое стихотворение, не задумываясь, как попало вставлял в сборник или книгу. Подобная точка зрения, по сути, разделяется и Н. А. Богомоловым: «.Всё написанное казалось безусловно.

Русская литература XX века. 11 кл.: Учеб. для общеобразоват. учебных заведений. В 2 ч. Ч. 1. — М.: Дрофа, 1998. — С. 40- Чшшаеа В. А., Зитш С А. Учебник для 11 кл.: В 2 ч. Ч. 1.-М.: ООО «ТИД «Русское слово — РС», 2007. — С. 205.

31 История русской литературы XX века: в 4-х кн. Кн. 1. 1910 -1930 годы. Учебное пособие / Под ред. JL Ф. Алексеевой. — М.: Высшая школа. 2005. — С. 36. Смирнова JT.A. Русская литература конца XIXначала XX века: Учеб. для студ. пед. ин-тов и ун-тов. — М.: Лаком-книга, 2001. — С. 250.

32Неганова О. Н. «Александрийские песни» М. Кузмина: композиция, поэтика, жанр.: Дисс. на соискание уч. степ. канд. филол. наук. — СПб., 2004 — 134 с.

33 Иванов Г. Петербургские зимы // Иванов Г. В. Собр. соч.: В 3 т. Т.З. — М.: Согласие, 1994. — С. 103. удачным, а раз напечатанное неуклонно включалось в книгу стихов"34. Об особой архитектонике лирических книг как единого поэтического организма вопрос практически не был поставлен.

Первой попыткой рассмотреть произведения Кузмина и, в частности, «Александрийские песни» с точки зрения циклостроения является рецензия Максимилиана Волошина, который обратился к первоначальной редакции «Александрийских песен», опубликованной в «Весах», и воссоздал «подробности биографии Кузмина, — там, в Александрии, когда он жил своей настоящею жизнью в этой радостной Греции времен упадка» 35. Речь шла о биографии художественной, вымышленнойВолошин отождествлял автора «Александрийских песен» и персонажей цикла. Он выделил в стихотворениях единого героя, считая именно это началом, объединяющим цикл. Так, в интерпретации Волошина циклообразующим фактором обозначен биографический сюжет.

Интересный пример обращения к «Александрийским песням» представляет собой разбор, предложенный С. Ильинской, где выделены некоторые основные мотивы текста и обозначено их сходство с «александрийской моделью», представленной и в поэзии Константиноса Кавафиса, где Александрия — «символ любви, красоты, человечности, терпимости, учености, художественной утонченности"36. Исследовательница не ставила перед собой задачи более подробного рассмотрения цикла. В её исследовании элемент, определяющий целостность произведения, — это создание единой картины мира.

Н.А. Богомолов, выделяя в цикле сходные мотивы, тем не менее, отказывает ему в какой-либо сюжетности или упорядоченности, хотя они заклю.

34 Богомолов Н. А. «Любовь — всегдашняя моя вера» // Кузмин М. Стихотворения / Вступ. ст., сост., подгот. текста и примечания Ы. А. Богомолова. Изд. 2-е, исправленное. — СПб.: Академический проект, 2000. — С. 34.

35 Волошин М «Александрийские песнш> Кузмина // Волошин М. «Средоточье всех путей». -М., 1989. — С. 389−395.

36Ильинская С.Б. К. Кавафис-М. Кузмин, александрийцы//Знаки Балкан. -М., 1993. -Т. 2. — С. 347. чены «в рамку одного культурно-исторического типа сознания, тесно связанного со своеобразием александрийской культуры, какой она представлялась автору"37. Рассматривая «Александрийские песни», ученый дал подробную характеристику причин их популярности. «<.>Цикл очень точно попал (вряд ли осознанно для Кузмина, не слишком пристально следившего в то время за современной литературой) в самый центр художественных искаоо ний»: и стихотворная форма (верлибр, основанный на регулярном синтаксическом параллелизме), и сюжеты стихотворений (основанные на изображении далеких стран и времен), и намеренная их недосказанность, — всё это соответствовало тенденциям поэзии символистов, но в то же время читатель оказывался «почти непосредственным участником всего происходящего, автор делал его равным себе и героям как отдельных стихотворений, так и всего цикла"39. Последнее замечание связано с субъектной структурой цикла, но более подробно Н. Богомолов эти тезисы не прояснил.

M.JI. Гаспаров анализировал три цикла из сборника «Сети» и продемонстрировал возможность описания «художественного мира писателя», исходя из функционального тезауруса текста. Однако результат получился в большей степени констатирующий: «мир «Александрийских песен» — более конкретный, более вещественный, более живой, более внешний, более созерцательный"40. Предпринятое ученым исследование, по его собственному заключению, лишь «подтверждает и уточняет интуитивное впечатление"41.

Труд В. Ф. Маркова «Поэзия Михаила Кузмина» — это крупное исследование, рассматривающее все его поэтические сборники. Здесь впервые, как никогда до этого, дан анализ всех лирических книг поэта. Природу цикло.

37 Богомолов Н. А. Михаил Кузмин: статьи и материалы. — М.: Новое литературное обозрение. Научн. приложение. Вып. 3. — 1995. — С. 29. зх БогомоловН. А. «Любовь — всегдашняя моя вера» //Кузмин М. Стихотворения. — СПб., 2000.-С. 18.

39 Там же.

40 Описание метода см. в работе: ГаспаровM.JI. Художественный мир писателя: тезаурус формальный и тезаурус функциональный: М. Кузмин, «Сеггн» // Гаспаров M.JJ. Избр. труды. — Т. 2. О стихах. — М., 1997. — С. 416.

41 Там же. С. 417. творчества М. Кузмина исследователь объяснял как «тоску по роману в стихах"42. Кроме того, ученый прокомментировал расположение стихотворений в заключительном цикле первой книги стихов «Сети» «Александрийские песни»: «Хронологическое нанизывание сочетается с почти дантовской архитектоникой"43. Склонность к циклизации произведений Кузмина заметила и С. Ю. Корниенко: «.Текстовое мышление М. Кузмина явно стремится к мышлению циклостроительного типа. В 1907 году максимальное количество текстовых презентаций в журналах представлено именно циклами, со всеми особенностями данного текстообразования: числовая кодировка, наличие.

44 внутреннего сюжета и пр." .

Обратимся к остающейся для многих читателей зашифрованной статье М. Кузмина «О прекрасной ясности»: «Когда твердые элементы соединились в сушу, а влага опоясала землю морями, растеклась по ней реками и озерами, тогда мир впервые вышел из состояния хаоса, над которым веял разделяющий Дух Божий"45. Даже эти первые строки напрямую говорят о понимании автором стройности всего сущего, о необходимости иерархии. Это принципиальный постулат кузминского взгляда на искусство. Далее в статье поэт развивает эту мысль: «<.> Мы считаем непреложным, что творения хотя бы самого непримиренного, неясного и бесформенного писателя подчинены законам ясной гармонии и архитектоники"46. В поисках закономерностей жизни высшей, духовной и существования человека в земной жизни поэт выдвинул свое понимание истории и культуры, определяющим законом которого стала «архитектура». Слово мыслилось им в системе смысловой иерархии, порождающей образ мира и его судеб. В таком видении художественного.

А2 Марков В. Ф. О свободе в поэзии. О свободе в поэзии: Статьи, эссе, разное. — СПб., 1994. — С. 66.

43 Там же — С. 65.

44 Корниенко С. Ю. Цикл в журнале: Михаил Кузмин в периодике начала XX в. // Европейский лирический цикл. Материалы международной научной конференции. — М., РГГУ, 2003.-С. 207.

45 Кузмин МЛ* Проза и эссеистика: В 3-х т. Т. 3. Эссеистика. Критика / Сост., подгот. текстов и коммент. Е. Г. Домогацкой, Е. А. Певак. — М. Аграф, 2000. — С. 5.

4G Там же. — С. 6. творчества Кузмин был не одинок, однако, молено сказать, что он предвосхитил дальнейшее развитие концепции «архитекуры» и «архитектурности» как основополагающих культурфилософских понятий. Он чутко уловил и возрастание интереса к изобразительным и пластическим искусствам. Вслед за Кузминым ратовал за возращение слову «архитектурности» акмеист С. М. Городецкий в статье «Музыка и архитектура поэзии» (1913), имея в виду вещественное, конкретное значение слова. В материальной оформленное&tradeвещей другой акмеист — В. И. Нарбут видел залог единства мира. В акмеизме архитектура, относящаяся в типологическом плане к области живописи, выполняла лишь роль универсального кода. Поэт ассоциировался с зодчим: «будьте искусным зодчим, .молитесь, чтобы ваш хаос просветился и устроился», — пишет все в той же статье Кузмин"47. Созвучно этому прозаическому высказыванию стихотворное: «Ведь я же — Божий зодчий // Как приказал мне Ты."48. Цитированное стихотворение — с «архитектурным» построением. Язык архитектуры использовался для обоснования акмеистической позиции: Гумилев считал, что акмеистом быть труднее, чем символистом, и сравнивал труд акмеиста с постройкой собора. Слово-камень — анаграмматически и этимологически связывалось акмеистами с названием школы, во главу угла его положившей.

Для Мандельштама слово, с одной стороны, — аналог камня, с другой стороны, — Божественный Логос, предшествующий акту творения. В свете такого понимания акт творения оборачивался для него актом именования. Отсюда — сакрализация Слова. С одной стороны, поэт уподобляется Богу, сотворившему мир из Слова, с другой стороны, — строителю. Как зодчий воздвигает храм, собор, используя камни, так поэт выстраивает свое художественное мироздание посредством слов.

47 Там же.-С. 10.

18 Кузмин М. Стихотворения / Вступ. ст., сост., подгот. текста и примечания Н. А. Богомолова. Изд. 2-е, исправленное. — СПб.: Академический npoeicr, 2000. — С. — С. 418. Далее стихи Кузмина цитируются по этому изданию с указанием страниц в скобках.

Имманентно присущая творчеству М. Кузмина цикличность привлекала к себе внимание ученых. На сегодняшнем этапе развития литературоведческого и общенаучного знания мы можем предпринять попытку более основательно изучить многообразие реализации принципов цикла и цикличности в творчестве М. Кузмина. Структура кузминских циклов и элементы цикличности в его творчестве при современном состоянии кузминоведения могут быть изучены более обстоятельно и системно, чем в прежние годы.

Объектом исследования являются книги стихов «Осенние озера», «Вожатый», «Нездешние вечера» М. Л. Кузмина в прижизненных публикациях и публикациях последних десятилетий.

В качестве объекта изучения (анализа и сопоставления) используются поэтические сборники, а также дневники писателя, опубликованная переписка, кроме того, периодическая печать, журналы и газеты начала XX века («Весы», «Аполлон», «Золотое руно», «Новый путь», «Вопросы жизни», «Жизнь искусства» и др.), критические работы современников Кузмина, где получает осмысление феномен его творчества в соотнесении с особенностями литературной, музыкальной культуры той эпохи.

Обращение к дневнику писателя в качестве материала наряду с художественными текстами представляется нам и возможным, и необходимым, так как исследования поэтики Кузмина показывают, что для самого писателя «дневник был художественным произведением», а некоторые эпизоды дневника оказываются «иногда единственным источником для проникновения в смысловую структуру его произведений"49.

Целью диссертационного исследования является рассмотрение циклов поэтических книг как метажанрового единства, установление циклических связей между стихотворениями, обнаружение внутренних безымянных субциклов в составе именных, а также своеобразие лирического хронотопа цик.

49 См.: Богомолов НА., Шумнхгш С. [ Предисловие] Ч Кузмин М. Дневник. 1905 — 1907. -С. 5 — 17. Ср.: «Чтение было пленительно. Дневник—художественное произведение» // Иванов Вяч. Собр. соч.: В 2 т. — Брюссель, 1974. — Т. 2. — С. 749. ла и книги, в котором проявляются особенности формирования художественной системы Михаила Кузмина.

Поставленная цель обусловила рад конкретных задач:

— Исследовать принципы организации текста и создания картины мира в лирических книгах Кузмина «Осенние озера», «Вожатый», «Нездешние вечера».

— Изучить семантическое наполнение разных уровней в структуре книг стихов.

— Установить самобытный характер циклических скреп внутри циклов.

— Рассмотреть специфику развития циклических мотивов в лирике Кузмина, выявить их связь с мотивами русской лирики первых десятилетий XX века.

Задачи исследования определяют структуру и содержание диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В данном исследовании были рассмотрены три лирические книги М. Кузмина: «Осенние озера», «Вожатый», «Нездешние вечера». Мы рассматриваем книгу стихов как метатекст, то есть, осуществляем разбор на всех уровнях этого единого художественного свершения, анализируя как отдельные стихотворения, так и их «сумму», семантическое целое.

Смыслообразуюгцую роль в каждой из книг выполняют различные уровни: субъектно-объектная организация лирического произведения, хронотоп, интертекстуальные связи, уровень жанра, уровень языка и речи,. Закономерности, выявленные на отдельных уровнях организации текста, являются циклообразующими при условии, что они находят отражения на другом/других его уровнях.

При изучении построения и поэтики книги стихов «Осенние озера» сделаны следующие выводы: перед нами книга стихов с четко продуманной общей концепцией духовного преображения. Для лирического героя оно оказывается возможным благодаря влиянию Божественного искусства Слова, одним из духовных «солнечных» центров которого стал Пушкин, другим, и, безусловно, приоритетным — Священное Писание, житие и образ Пресвятой Богородицы. Концептуальным центром книги следует признать именно завершающие ее «богородичные» циклы. Поэт иллюстрирует в архитектонике книги иерархию непреходящих ценностей человеческого духа, идеал его на земле.

Книга «Вожатый» (1913;1917) — самая малая по количеству включенных в нее стихотворений по сравнению с другими поэтическими книгами М. Кузмина, но и она по-своему реализует тему восхождения человека к высотам Духа. Вероятно, именно камерностью молено объяснить идейную, художественную и структурную цельность книги. В построении «Вожатого» Кузмин придерживается свойственной ему и ранее манеры: стихотворения, включенные в пять малых циклов, безымянные, написанные в разные годы. Это типичная для Кузмина схема циклостроения. Его монтажные циклы связывает главная мысль, в каждом цикле развивающаяся по-разному. Роль объединяющей скрепы берет на себя метафорическое заглавие, образующее центр поэтического комплекса. В свою очередь каждый из циклов — этап обретения «вожатого», духовного руководителя. Мировоззренческая система поэта в пору создания поэтической книги достаточно устоялась во взглядах на человеческое земное бытие как обретение высшего подвига, который сочетал бы в себе любовь и творчество. В этом смысле идея «вожатого» предстает как Божественная благодать, являющаяся опорой, столпом веры для современного человека.

Впервые в архитектонике «Вожатого» просматривается явление мини-цикла, субцикла, то есть такие внутренние группы стихов в цикле, которые либо представляют собой смысловое ядро звучания всего цикла, либо являются его так называемой «увертюрой». У Кузмина мы наблюдаем второе: его субциклы всегда находятся в начале большого цикла, задают тональность, намечают развитие главной мысли, включают разворачиваемые в дальнейшем художественном пространстве образы. Подчас субцикл порождает особый хронотоп, варьирующийся и изменяющийся впоследствии. Такой пример развертывания хронотопа «порога и предела» мы находим в субцикле-увертюре (состоящем из трех лирических композиций, датированных 1915 г.) первого большого цикла книги «Нездешние вечера» «Лодка в небе». Причудливо изменяясь, в цикле «Фузий в блюдечке» он становится закрытым гротескным хронотопом <счужого мира" и затем снова постепенно превращается в открытое пространство порога-«крыльца». Свершившийся круговой путь лирического героя выражен с помощью циклического хронотопа.

В книге «Нездешние вечера» обнаружены особые отношения между стихами, их своеобразный диалог с другими. Думается, автор не случайно создавал именно такую композицию стихов в циклах.

Говоря об архитектонике книг Кузмина в целом, отметим эволюцию в построении циклов поэтом: иерархия становится явнее, четче благодаря тому, что Кузмин в 1920;е годы вполне осознанно и целенаправленно соблюдает хронологический принцип уже во второй части «Нездешних вечеров»: в циклах «София», «Стихи об Италии» и «Сны». Эта тенденция, думается, возникла не спонтанно, а вполне обдуманно: в соблюдении хронологии стихов в циклах выражалось стремление поэта к стройности поэтической мысли, порядку, ясности и чистоте художественного замысла, изначально открытого для авторского сознания.

Сюжет, включая изображение внешнего мира, строится не на эпических событиях, а на развертывании авторской мысли, чувств и переживаний. Связь между произведениями, включенными в цикл, — не причинно-следственная и не хронологическая, а ассоциативная, сюжетообразующими элементами становятся проблематика, развитие лейтмотивов, субъектная организация. Сюжет и композиция держатся на сложной системе ассоциаций, при этом пространственно-временное или ритмическое единство стихотворений является фактором, объединяющим их только в пределах микроциклов. В структуре книг стихов сюжетообразующим элементом является, главным образом, единство авторского сознания.

Не все циклы нашли отражение в диссертационном исследовании. Так, намеренно не анализировался цикл «Венок весен» (газэллы) из книги «Осенние озера» по причине специфичности их жанра, обособленности в книге. В диссертации не освещен вопрос о межцикловых произведениях Кузмина, таких, как кантата «Святой Георгий» и поэма «Всадник». В изучении жанра первого и функции и построения второго видится задача дальнейшего исследования избранной темы.

За пределами замысла остались также лирические книги М. Кузмина 1920;х годов: «Глиняные голубки» (1914, 1923), «Эхо» (1921), «Параболы» (1923), «Форель разбивает лед» (1928). В их подробном изучении — перспектива будущего кузминоведения.