Символический интеракционизм и его познавательные возможности

Или же ответы будут тавтологичными. В противоположность символизму драматизм стремится рассматривать символические системы как медиум, посредством которого выявляются некоторые вне лежащие силы или явления.

Согласно этой точке зрения объект не отождествляется с его значением, явление не сводится к его символическому описанию, но значение объекта, явления состоит в отношении между явлением и символом. Значение есть способ связи символа и явления. Отсюда дефиниция «драматизма»: драматизм представляет собой технику анализа символических систем (прежде всего языка) «как в сущности своей скорее модусов действия, чем средств передачи информации».

Однако отличие символизма от драматизма заключается скорее в расстановке акцентов, чем в принципе подхода. Отношение явления и символа предполагает двустороннее воздействие: верно, что явления воздействуют на значения, но также верно и то, что значения воздействуют на явления. А. Бритен пишет, излагая позицию одного из сторонников «драматизма» X. Данкена: «…язык более, чем механизм для выражения какого-то содержания; в процессе выработки значения он является формирующим, конститутивным элементом». Можно сказать, таким образом, что в этом решающем пункте точки зрения «символического» и «драматического» подходов совпадают.

Так же как и символизм, драматизм ведет свое происхождение от теоретических построений Мида и Морено. Если основной вклад Мида заключается в выработке концепции рефлексивного социального «Я» как внутреннего диалога, «Я», не совпадающего с ролью, но предполагающего наличие «ролевой дистанции» (термин И. Гофмана), возможность сознательного «исполнения» ролей, принятия роли другого, то вклад Морено состоит в последовательном проведении драматической метафоры, наиболее полнo выразившейся в «психодраматической» модели социального мира. И. Гофман, следующий по пути, намеченному Морено, недвусмысленно отождествляет элементы сценического действия и социального взаимодействия: поведение рассматривается в терминах «актер», «аудитория», «представление» и т. д.

И последний элемент «пентады» понятие средства достижения поставленных целей. А. Бритен пишет: «Язык … является средством регуляции человеческого взаимодействия. Люди используют язык как средство, дабы произвести впечатление, обмануть, принудить, обнаружить истину, выработать новый смысл деятельности. Он представляет собой как средство кооперации, так и механизм конфликта». Для каждого конкретного взаимодействия существует «типичная риторика», соответствующая его специфическому содержанию.

В характеристике этого последнего элемента «пентады» в подчеркнутом виде выражена сама сущность «драматического» подхода. Несмотря на специфичность фразеологии, он не столь уж отличен от «символического». Язык вот, согласно точке зрения «драматизма», верховный арбитр и конечный критерий суждений относительно человеческой деятельности. «Пентада» полностью растворяет деятельность в символических системах в языке. И это именно так, несмотря на то, что в «пентаде» существуют элементы, «будто бы неизбежно требующие натуралистической характеризации. «Акт», как мы уже говорили, представляет собой взаимодействие символических «перспектив» (в мидовском смысле слова). «Сцена» для Бёрка не объективная среда действия, но ее феноменологический противочлен, изменяющий свой объем и содержание в зависимости от той или иной «перспективы» исследователя, зрителя, участника.

Казалось бы, категория «агент» позволяет ввести в анализ какие-то объективные, по крайней мере антропологические характеристики. Но Бёрк растворяет содержание этого понятия в двух предыдущих и двух последующих. Действующий индивид фактически здесь представляет собой… мотив. Мотив же (следующая категория) есть социально (т.е. в терминах соответствующей «перспективы») стандартизованное суждение от «сцены» к «акту» плюс его конкретно обусловленная рационализация («агент» «акт»). Последняя категория («средства») как бы охватывает собой все предыдущие.

Таким вот образом социологическое «драматическое» исчисление Бёрка вынуждено вращаться в заколдованном круге, ибо все реальное, относящееся к сфере объективного социального бытия остается у него за рамками анализа.

Отсюда возникает вопрос: возможно ли в рамках системы Бёрка действие действие как изменение с открытым концом, а не как бесконечное повторение замкнутой в себе круговой структуры? Бёрк отвечает утвердительно, в полном соответствии с фразеологией и духом «драматического» подхода. Для выявления действия следует искать «сценарий». Какова природа «сценария»?

Здесь следует отметить, что Бёрк, а вслед за ним и Данкен разрабатывали свою концепцию в первую очередь для цели анализа литературного произведения, для целей обнаружения «модели мира» автора, драматурга, скрытой за символической материей произведения. Сценарий при таком подходе оказывается продуктом творческой воли демиурга автора. Лишь впоследствии эта методология была приспособлена к целям социологического анализа. Не рассматривая вопроса о применимости (может быть ограниченной) метода «драматизма» Бёрка для специфических литературоведческих, критических задач, отметим, что его применение в социологии практически бесперспективно в силу глубокой теоретической порочности лежащей за ним «философии общества».

Выход на «сценарий» здесь не случаен. Понимание социального мира как драмы (если это не метафора, а теоретическая позиция) неизбежно требует «сценария». Для Морено «сценарий» задавали (сказывалось его психоаналитическое прошлое, реализовавшееся в психодраматическом настоящем) глубинные психологические структуры социального универсума. Для драматургического подхода в собственно социологии, представленного прежде всего в трудах И. Гофмана, характерно стремление обнаружить пути, способы приспособления индивидов к «сценарным» требованиям социальной системы.

Заключение

Теоретические концепции символического интеракционизма можно рассматривать как промежуточные между социально-психологическими теориями, ориентирующимися на естественнонаучную (в частности, бихевиористскую) методологию (теория социального обмена, взаимодействие как игра и т. д.), и крупномасштабными социологическими построениями наподобие структурно-функциональной теории Т. Парсонса.

Более индетерминистский характер имеют концепции символического интеракционизма, ориентирующиеся на теорию и методологию типа разрабатываемых Г. Блумером. Они подчеркивают творческий, активный характер опеределения индивидом ситуации взаимодействия, рассматривают деятельность не как предопределенный и неизбежный результат реализации психологически концептуализируемой «природы человека» и не как процесс адаптации к жестким, не допускающим возможности отклонения требованиям социальной системы, но как свободное «конструирование» актов, социальных объектов, социальных универсумов. Эта версия символического интеракционизма, на наш взгляд, более соответствует исходному видению человека и социального мира в трудах основоположников этого направления Мида и Морено.

Современный символический интеракционизм предполагает два различных «образа человека» целостный творческий, спонтанный человек Г. Блумера и фрагментированный, расчлененный «множественный» индивид, как он вырисовывается в работах Гофмана. Это соответствует наличной социальной ситуации западного мира, природе социальных отношений, отчуждающих человека от непосредственности его человеческого бытия, лишающих его смысла жизни, разбивающих человеческую жизнедеятельность на ряд мало связанных друг с другом фрагментов «ритуального» характера. Концепция Гофмана взгляд на социальную систему капитализма «изнутри». С «драматизмом» Гофмана (прежде всего с его теорией «множественных Я») тесно связаны теории так называемой экзистенциальной психиатрии, наиболее ярко представленной в работах Р. Лэнга.

Теоретический фокус исследований в рамках символического интеракционизма сосредоточивается на изучении различного рода символических систем, опосредствующих реальные социальные взаимодействия, в том числе языка как наиболее развитой универсальной символической системы. В теориях этого направления символический аспект взаимодействия абсолютизируется, что ведет к релятивизации, субъективизации социологической теории. Несмотря на то, что символический интеракционизм дал ряд тонких, остроумных описаний, детальных классификаций, он оказался неспособным проникнуть в реальные материальные процессы жизни общества, которые только и придают символическим системам их особую форму и специфическое содержание.

Бахитова М.Ш. «Об одной „новейшей“ социальной утопии». М., 1958.

Зиммелъ Г. Социальная дифференциация. М., Наука, 1990.

Ионин Л. Г. Критика социальной психологии Г. Мида и ее современных интерпретаций. «Социологические исследования», 1974, № 1.

Кон И.С., Шалин Д. Н. Джордж Г. Мид и проблема человеческого «Я». «Вопросы философии», 1969, № 12.

Парыгина Б.Д., «Социальная психология как наука». Л., 1967, с.55−57.

Becker Н.P. Deutsche Gedankengut in der amerikanischen Socialpsychologie und Sociologie. In: Jahrbuch für Amerikastudien, Bd. III. Heidelberg, I958, S.

16.

Blumer Н. What in Wrong with Social Theory? ASR, 1954, v.19, N1, p.

8.

Brittan A. Meanings and Situations. London, 1973, p.

34.

Burke К. A Grammar of Motives. BerkleyLondon — Amsterdam, 1969.

Cooley Ch. Human Nature and the Social Order. N.Y., 1964, p.

166.

Denzin N. Symbolic interactionism and Ethnometodology. In: Understanding Everyday Life. J. Douglas (Ed.). London, 1972, p.266−269.

Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. Garden-City (NY), 1959.

Goffman E. Relations in Public. N.Y., 1973, p.

187.

Hickman C., Kuhn M. Individuals, Groups and Economic Behavior. N.Y., 1956, p.224−225.

Frank A.P. Kenneth Burke. N.Y., 1969, p.

3.

Mead G.H. «American Journal of Sociology», 1966, v.71, N5, p.

535.

Mead G.H. Mind, Self and Society. Chicago, 1936, p.

90.

Natanson M. The Social Dynamics of George Herbert Mead. Washington, D.C., 1956, p.

6.

Meltzer В., Petras J. The Chicago and Iowa Schools of Symbolic Interactionism. In: Human Nature and Collective Processes. T. Shibutani (Ed.). N.Y., 1970, p.

9.

Moreno J. Psychodrama, v.

1. N.Y., 1947, p.

3.

Morris Ch. Foreword. n: Mead G.H. Mind, Self and Society. Chicago, 1936, p.XXI.

Bates R. Comment on H. Blumer’s paper. «American Journal of Sociology», 1966, v.71, N5, Ibid., p.

157.

P fnetze P.E. Self, Society, Existence. H uman Nature and Dialogue in the Thought of G.H. Mead and M. B

uber. N.Y., 1961; Winter G. E lements for a Social Ethic. N.Y., 1966.

The Social Psychology of G.H. Mead. A. Strauss (Ed.). Chicago, 1956, p. XVI). Sociological Methods. N. Denzin (Ed.). Chicago, 1970, p.

167.

Кон И.С., Шалин Д. Н. Джордж Г. Мид и проблема человеческого «Я». «Вопросы философии», 1969, № 12.

Кон И.С., Шалин Д. Н. Джордж Г. Мид и проблема человеческого «Я». «Вопросы философии», 1969, № 12.

Бахитова М.Ш. «Об одной „новейшей“ социальной утопии». М., 1958. С. 178.

Теории Морено стали приобретать более широкую известность после переезда его в 1927 г. из Австрии в США.

Becker Н.P. Deutsche Gedankengut in der amerikanischen Socialpsychologie und Sociologie. In: Jahrbuch für Amerikastudien, Bd. III. Heidelberg, I958, S.

16.

См.: Pfnetze P.E. Self, Society, Existence. H uman Nature and Dialogue in the Thought of G.H. Mead and M. B uber.

N.Y., 1961; Winter G. E lements for a Social Ethic. N.Y., 1966.

Цит. по: Brittan A. Meanings and Situations. London, 1973, p.

34.

Blumer H. Sociological Implications of the Thought of George Herbert Mead. «American Journal of Sociology», 1966, v.71, N5, p.

535.

Natanson M. The Social Dynamics of George Herbert Mead. Washington, D.C., 1956, p.

6.

Ионин Л. Г. Критика социальной психологии Мида и ее современных интерпретаций. «Социологические исследования», 1974, № 1.

Morris Ch. Foreword. In: Mead G.H. Mind, Self and Society. Chicago, 1936, p.XXI.

Mead G.H. Mind, Self and Society. Chicago, 1936, p.

90.

Moreno J. Psychodrama…, v.1, p.

86.

Ibid., p.

157.

Стросс А. (The Social Psychology of G.H. Mead. A. Strauss (Ed.). Chicago, 1956, p. XVI).

Moreno J. Psychodrama…, v. I, p.

8.

Moreno J. Psychodrama., p.

53.

Moreno J. Op. cit., p.

246.

М.Ш. Бахитова «Об одной „новейшей“ социальной утопии». М., 1958.

Moreno J. Phychodrama…, p.

247.

Blumer H. Sociological Implications…, p.

537.

Ibidem.

Ibid, p.

536.

Ibidem.

Ibid., p.

540. Ср. с аналогичной характеристикой общественного процесса у Морено (см. выше).

Sociological Methods. N. Denzin (Ed.). Chicago, 1970, p.

167.

Hickman C., Kuhn M. Individuals, Groups and Economic Behavior. N.Y., 1956, p.224−225.

Meltzer В., Petras J. The Chicago and Iowa Schools of Symbolic Interactionism. In: Human Nature and Collective Processes. T. Shibutani (Ed.). N.Y., 1970, p.

9.

Blumer Н. What in Wrong with Social Theory? ASR, 1954, v.19, N1, p.

8.

Denzin N. Symbolic interactionism and Ethnometodology. In: Understanding Everyday Life. J. Douglas (Ed.). London, 1972, p.266−269.

Denzin N. Op. cit., p.

269.

Harrel В. Symbols, Perception and Meaning. In: Sociological Theory: Inquires and Paradigms. N.Y., 1967, p.122−123.

Frank A.P. Kenneth Burke. N.Y., 1969, p.

3.

Brittan A. Meanings and Situations. London, 1973, p.

194.

Brittan A. Meanings…, p.

102.

Burke К. A Rhetoric of Motive. Berkley London Amsterdam, 1950.