— Нет. Я остаюсь, — проговорил Сатс.
— Ну почему?
— Я никогда тебя ни о чем таком не просил, но сейчас молю лишь об одном…
В глубине голубых глаз задрожали слезы. Казалось, что в этот момент наружу полезет та самая правда, которая таилась в глубине души. Которая спала, наверное, на протяжении всей жизни, если бы не приближающаяся катастрофа.
— Ты ведь меня любишь?
— Прошу тебя, уходи! Любовь… Я не понимаю, что такое любовь, — произнес Сатс, крепко обняв жену, — Была страсть, но она умерла… давно умерла…
Оставшись в полном одиночестве, Сатс подошел к загону. Лошади фыркали и волновались. На небе сгущались тучи, где-то далеко слышались раскаты грома. Поднялся сильный ветер.
— Тихо… Тихо, — произнес Сатс, открывая калитку загона. Лошадиное ржание разносилось по окрестности, — Свободны! Вы свободны!
Лошади резво побежали по зеленой траве в сторону леса. Доктор смотрел им вслед и понимал, что «Мертвое время» уже на подходе.
Пройдя по комнате, Сатс взял в руки книгу по медицине и, сев в кресло, закурил.
— А ты вновь куришь? — раздался тихий голос со стороны входа в комнату. Он резко обернулся, книга упала из рук.
На пороге стояла девушка, в белом одеянии и золотыми крыльями, аккуратно сложенными за спиной. Солнечный свет запутался в ее волосах, и словно бриллианты, блестели на ресничках росинки. Браслеты, что были на руках, издавали легкий звон, подобный звону колокольчика. Она сделала шаг вперед, постепенно продвигаясь вглубь комнаты. Сатс с головы до ног окинул ее взглядом. На щиколотке правой ноги он увидел тоненький золотой браслет с кулоном. На данном кулоне был изображен дельфин.
— А ты вновь куришь? — она повторила вопрос, поднимая упавшую книгу.
— А мы разве знакомы?- слегка оттягивая ворот рубашки, словно он мешал ему дышать, произнес Сатс.
— Хмм… А разве это важно? — положив книгу на край журнального столика, сказала девушка.
Сатс смотрел на нее, пытаясь вспомнить, видел ли он ее, знакомы ли они. Но в голову ничего не лезло. Девушка подошла к окну и, отодвинув тюль, левой ладонью коснулась стекла. Небо приобретало темно-синий оттенок, грозовые облака становились все ближе и ближе. Крылья, что были аккуратно сложены за спиной, начали светиться.
— Думаю, в этом нет смысла, — произнесла она, затем, теплотой дохнув на стекло, нарисовала на нем сердце. Звон золотых браслетов на ее запястье был настолько нежен, что Сатс испытал жуткое желание ее обнять. Он подошел к окну, но девушка от него ускользнула. Тогда Сатс коснулся пальцем нарисованного сердца, но только крупная капля, что подобна слезе, стекла вниз, по запотевшему стеклу.
— Так кто ты? — спросил Сатс, повернувшись к ней, — почему у меня нет страха перед тобой. А только легкая дрожь, где-то в области сердца…
Разговор длился около часа. Они говори о многом и в то же время ни о чем. Они смеялись и молчали. Сатс впервые был настолько счастлив, что приближающаяся катастрофа его совсем не пугала.
От стен исходила легкая дрожь. Хрусталь, что стаял в шкафу, издавал легкий звон. Начиналось что-то похожее на землетрясение. Они подошли к окну. Небо, казалось, было черным, всюду сверкали молнии. И жуткий ветер, подобно урагану, начал крушить все, что было на его пути.
— Почему мне так хорошо с тобой? — произнес Сатс и легонько коснулся ее ладони. Девушка впервые не убежала от него и не пыталась вырваться из его рук.- Кто ты?
— Бывает так, что души людей настроены на одну струну, на одно звучание, и им от этого хорошо вместе! Они вдвоем словно создают биение одного сердца. И это прекрасно!- прошептала она, — а бывает, что кому-то из них надоедает данная гармония, и в поисках нового звучания одна струна просто рвется…
Сатс смотрел на ее лицо. В ее волосах искрило солнце, на ресничках сверкала роса. И сладкий запах сводил его с ума. Он не понимал своих чувств. Не знал, что сейчас происходит в его душе. Но то, что он чувствовал сейчас, с ним было впервые.
— Как твое имя?- спросил он, касаясь ее подбородка ладонью, чтобы взглянуть ей в глада.
— Атина, — ответила девушка.
Он впервые увидел ее глаза. Таких глаз он никогда раньше не видел. В них отразилась бесконечная глубина. Они были бездонны. Блеск, нежность, и какое-то свечение, словно звали за собой. И хотелось идти не думая. Тонуть в них, оживать в них и вновь тонуть. И так до конца своей жизни.
Резкий порыв ветра выбил стекло, и нарисованное на нем сердце разлетелось на сотни мелких осколков. Стены рушились. Потолок почти обвалился. Атина обхватила себя и Сатса крыльями, что излучали какой-то божественный свет. Раздался взрыв. Земля исчезла, и весь мир странным образом растворился.
Вокруг было темно и тихо. Пришло то самое «Мертвое время». Только миллиарды ярких звезд сияли во Вселенной.
— Так кем ты была на самом деле? — раздался голос звезды и растворился в бесконечности…
Дарья Серединская — Свет Печать E-mail
На улице шел дождь. Под деревом сидел крохотный пушистый котенок. На его маленькой мордочке, с большими ушами, сияли зеленые глаза. Он печально глядел перед собой и дрожал. Было холодно, мокро и страшно.
Впрочем, нет, ему уже давно не было страшно. И вовсе не потому, что он был такой большой храбрец, а потому, что ему было уже все безразлично. Когда его выкинули на улицу из тепла и уюта дома — день, неделю, месяц тому назад? Удивительно, как быстро привыкаешь к хорошему. И как быстро его забываешь, когда оно проходит. Ведь он уже почти не помнит того, что другие называют домом.
Единственное воспоминание, что там было тепло и не надо было заботиться о пропитании. Да, чудесное было время — мягкая подстилка, мама всегда рядом, сбоку копошатся братья и сестры. А потом… Он задрожал, когда вспомнил. Грубые руки двуногого хватают его, потом куда-то несут и вот он уже в каком-то незнакомом месте. Повсюду лишь огромные дома. Мимо с визгом проносятся разноцветные коробки, в которых ездят двуногие.
Он был растерян, испуган и абсолютно не знал, что ему делать. Он куда-то шел, звал маму, кого-то искал. Когда он проголодался, он нашел в какой-то канаве немного еды. С какой жадностью он на нее набросился! Глупые двуногие, как они могут выкидывать столь восхитительные лакомства. И тут он услышал шипение позади себя.
Рядом с ним сидел огромный черно-белый сородич! С радостным визгом бросился он к нему. Он старше, он мудрее был уверен он. Поэтому для него было полной неожиданностью, когда тот с яростным воплем располосовал ему когтями всю его хорошенькую мордочку. Дикая боль, а главное обида, пронзили его. За что?!!
Ведь он ничего не сделал, он только хотел, чтобы ему объяснили, что происходит. Он увидел, что черно-белое чудовище изготовилось снова напасть на него, и постарался поскорее унести лапки из этого чертового места. Но позже, куда бы он ни пошел, ему нигде не было покоя. Ему всегда встречались либо его разъяренные сородичи, либо двуногие маленькие сорванцы, которые гонялись за ним с яростными воплями. Поначалу его мучили вопросы: Что с ним происходит? Почему он здесь оказался?
За что все его так не любят? Но вскоре он понял, что для того чтобы выжить, ему надо держаться подальше от двуногих, своих бродячих сородичей и всеми силами пытаться найти еду. Времени и сил на вопросы уже не оставалось. Он пытался следовать этим правилам, но чаще всего, вместо еды ему доставались одни побои. Как вот, к примеру, сейчас. Он не помнил, сколько уже не ел, в желудке было пусто, лапки подкашивались, да еще и этот дождь.
Он с тоской поглядел на небо. Тучи постепенно рассеивались. Появившееся теплое солнышко залило все окрестности золотистыми солнечными лучами. Теплело.
Он осторожно выбрался из-под дерева. Там, на другой стороне лужайки, была небольшая яма, в которую иногда выкидывали мусор. Конечно, он проверял, не появилось ли там что-нибудь новенькое, не так давно. Но, тем не менее, проверить следовало. Осторожно перебирая лапками, стараясь не задеть подсыхающие лужи, он двинулся в свое недолгое путешествие. И тут он заметил неожиданно вынырнувших из кустов двуногих. Он остановился.
Конечно, ему надо было повернуть обратно, но так хотелось, есть, а эти двуногие казались вполне безобидными. Там были две девочки вместе с взрослой женщиной. И, наконец, он решился и подошел к ним. Увидев его, девочка вскрикнула.
— Ой, мам, посмотри какой прелестный котенок! — воскликнула она.
— Действительно, симпатичный, — согласилась она, — только не трогайте его руками.
Младшая девочка ничего не сказала, только с интересом покосилась на него.
Двуногие пошли через небольшой мостик, проложенный через яму. Он же пошел к цели его путешествия, к мусору, лежавшему на дне ямы. Он с надеждой принялся искать еду, но там ничего не было. Он почувствовал, как отчаяние захлестывает его. Эта яма была его последней надеждой, идти искать пищу больше не было сил.
Он посмотрел в спину недалеко еще ушедших двуногих. Решение было быстрым и таким же неожиданным: надо идти за ними! Он не понимал, почему его так тянет к ним, ведь им подобные так часто обижали его. Но он знал, что ему надо было идти за ними. Непонятно почему, но это было так.
Он решительно бросился за ними, старательно семеня короткими лапами. Девочки оглянулись назад и удивленно вскрикнули:
— Мама, он идет за нами!
Женщина обернулась.
— Не смотрите на него, и он отстанет, — слегка раздраженно сказала она.
Спустя еще некоторое время он почувствовал, что у него уже нет сил, и остановился, с тоской глядя им вслед.
— Мам, погляди, как он смотрит, — не выдержала одна из девочек.
Все трое подошли к нему.
— И что мы с ним будем делать? — рассерженно поинтересовалась женщина, — мы не можем же взять его домой! Это понимали все.
— Ну, мам, — чуть не заплакала девочка, — погляди какой он грустный. И, наверное, очень голодный. Давай хотя бы покормим его.
Он с безразличием слушал их. Все кончено, у него уже нет сил, ему уже все равно. Но тут его чуткие уши уловили слова, которые его насторожили.
— Ну ладно, пошли в магазин, — сердито сказала женщина.
С радостным криком девочки подхватили его на руки. А он все никак не мог поверить. Не может быть, это не могло быть правдой! Вскоре они уже оказались около огромного красного дома. Таких прежде он не видел. Девочки с ним на руках остались на улице, женщина пошла в магазин.
Когда она вышла, в руках у нее был пакет. Они отошли чуть подальше от этого дома, и женщина осторожно высыпала перед ним темно-коричневые восхитительно пахнувшие горошины. Он набросился на них, никого и ничего не замечая. И тут… Он услышал какой-то странный шум. Не отрываясь от еды, он увидел спины уходящих двуногих. Он бросился за ними, стараясь догнать появившуюся было надежду.
— Мама, мама, — изумленно воскликнули оглянувшиеся девочки.
Они встали вокруг и молча глядели на него. Наконец девочка отнесла его обратно к еде и пошла назад. Даже не посмотрев на еду, он бросился за ней. Так повторялось несколько раз. Он с завидным упорством бежал за двуногими! Ведь они были его единственной надеждой, и их уход означал конец.
— Ну, и что с ним теперь делать? — растерянно спросила женщина.
— Давай возьмем его домой, мама, — робко предложили девочки.
Снова споры, но на этот раз он задержал дыхание, слушая их — ведь решалась его судьба. Наконец женщина сдалась.
— Хорошо, мы возьмем его, — вздохнула она.
Но, увидев ликование на лицах девочек, мгновенно нахмурилась:
— Но естественно, только на время. Вы немедленно найдете ему другого хозяина.
Девочки яростно закивали. Его подхватили и понесли куда-то. Стало страшно. Но все же это было лучше, чем сидеть под деревом.
Когда они, наконец, пришли, он не смог поверить своим глазам. Дом! Его внесли в дом! Пошли дни, ставшие для него самыми счастливыми в жизни. Его кормили несколько раз в день, играли с ним и страшно представить — разрешали спать в кровати. Но он все время был настороже. Ведь в любой момент сказка могла обернуться ужасом и его в любой момент могли вернуть обратно на улицу.
Но однажды он стал свидетелем разговора матери с дочкой:
— Но мама, зачем нам искать ему другого хозяина? Ведь ему так хорошо у нас — его все любят, и ты тоже! — с жаром убеждала мать дочка.
— Ну, хорошо… Мы можем оставить его, — после некоторого раздумья сказала мать.
Он не стал слушать дальше. Это был самый счастливый момент в его жизни. А самое главное, он знал, что в его жизни теперь будет много таких моментов. В его жизнь пришел свет.
Монолог лампы Я лампа. Я не чеховская чайка, я всего лишь старая лампа…
Из собственных размышлений
За окном темно. Холодно. Фонарь подмигивает мне с улицы щербатым глазом. Опять пытается выманить к себе.
Хам! За столько лет знакомства мог бы уже понять, что не по его честь я здесь стою. Ан нет, стоит только отвернутся, как опять начинаются эти его ужимки и призывы. Один раз поддалась, да. Молодая была, неразумная, только — только вышла сюда на работу. А он, еще не до такой степени щербатый и поэтому еще более наглый, обрадовался нежданному знакомству и принялся зазывать поближе к окну. Поговорить о прекрасном, ага. Я, тогда еще наивная и глупая, не знала пока всех ужасов жизни.
Всю свою недолгую жизнь я провела на прикроватной тумбочке, занятая обсуждением творчества Лермонтова и Тютчева вместе с книжными полками. Да, я тогда еще совсем не знала жизни. Весь мой мир заключался в этой маленькой комнатке, до тех пор, пока не случился этот ужасный день. Суматоха, шум, гвалт, толпа чужых незнакомых мне людей.
Все говорили о каком-то странном и непонятном переезде. Переезд! Череда грязных пыльных ящиков, тряска в машинах, и наконец, финальная точка, грязная, позабытая всеми крохотная комнатка. Как в итоге выяснилось, мне просто не нашлось места в новой квартире. О, что это было!
Я столько лет служила этой семье верой и правдой, подсвечивала им темными ночами, помогая разбираться в хитросплетениях сюжетов очередных книг, и тут… Душа моя была разбита, гордость втоптана в грязь, все самое лучшее осталось позади…
Нас, несчастных изгнанников, среди которых были и прелестные занавески, и старый добрый диван, и многих, многих других оставили трястись здесь от холода и страха. Мы не знали своей участи, не знали, что нас ждет в будущем. Особенно было ужасно это незнание, когда уходили наши товарищи. Первым забрали диван.
Зашли несколько человек и мы, освещенные лучом надежды, потянулись к свету, в ожидании, когда нас отсюда вынесут, но… Люди забрали нашего соратника, и сурово, совершенно не заботясь о его чудесной вишневой обивке, спотыкаясь и ругаясь почем зря, вынесли его. Больше мы не виделись. Так уходили они один за другим. Сколько я простояла там? Неведомо. Может день, а может год. В этой темноте теряется счет времени, мы уже не воспринимаем реальность как что-то подлинное.
Наконец пришла и моя очередь. Схватили, сунули в пропахшую чем-то странным коробку и понесли. Не знаю сколько прошло времени, но конечный пункт назначения все же пришел. Это комната не была похожа ни на одну другую, которую я видела в своей жизни.
Большая, светлая, но очень странно меблированная. Множество столов и стульев маленьких размеров и ни одного кресла. Книжные полки стояли в отдалении, кое-где виднелись горшки с цветами, на этом в принципе все и заканчивалось. До сих пор не могу забыть это чувство, когда я стояла смущенная и растерянная, в их окружении.
Через некоторое время нам всем удалось преодолеть первую растерянность, и мне было поведано о том, что я нахожусь в школе, в кабинете литературе, в этой колыбели культуры нашего района. Невозможно описать чувства, охвативши меня. Радость, восторг, все смешалось вместе. Я попала туда, куда даже и не мечтала попасть! Именно здесь я могла найти то, общество которого мне так не хватало дома. Общение с будущим российской литературы не могло не радовать меня. Да и контингент здесь наверняка должен быть знающим и много читающим.
Надежда долго не хотела меня покидать. Даже когда я сумела лицезреть это «будущее» воочию, в виде толпы шалопаев, не умеющих связать двух слов. Даже когда я прочитала их сочинения на тему «Взяточничество в комедии Н. Гоголя „Ревизор“». Даже когда поняла что беседы о прекрасном с фонарем, на деле обернулись простыми приставаниями. Не скоро мне удалось понять и то, что это не далеко не колыбель культуры, а всего лишь сборище не самых удачливых вещей, попавших в рабство к детям этой школы.
Одиночество это наш удел. Не только нас, нашего класса, но и вообще всех предметов обихода у людей. Нас не замечают, на нас не обращают внимания. Мы нужны им, но они не понимают этого, пользуюсь нам как воздухом, пусто и безразлично. Я была одинока и там, у себя в квартирке, пытаясь забить это чувство болтовней, отгородившись ото всех в своем мире. Но только тут я увидела настоящую правду жизни. Только здесь я по-настоящему оценила все тяготы нашего существования. Но как ни парадоксально, только здесь я смогла почувствовать себя нужной хоть кому-то и пригодной для дела.
Здесь не знают тепла и уюта. Не знают человеческого тепла. Но здесь знают что такое быть НУЖНЫМИ. Нужными не просто для развлечений, а для настоящего дела. Холодными зимними вечерами, подсвечивая Марь Митрофанне, читающей очередные сочинения, я чувствую себя усталой, но, тем не менее, самой счастливой лампой на Земле.
Светает. Скоро уже начнут открываться ворота школы и сюда вновь заспешат ученики вперемешку с учителями. А пока… Что ж, пожалуй, стоит все же поболтать с фонарем. Вон он как старается обратить на себя внимания бедняга. Устал за ночь непрерывной работы. Эй, подвиньтесь, я иду!
