Почти весь спектр основных политических партий, а значит — и политических взглядов России до 1917 г. обозначился в 1920;е и последующие годы. После расселения первой волны эмиграции можно говорить о формировании центров Русского зарубежья: Берлина, Парижа, Белграда, Праги, Константинополя, Харбина и Шанхая.
Выходцы из России создали за рубежом, по выражению П. Е. Ковалевского, «Россию вне границ». По-разному восприняли представители интеллигенции свое новое положение. Но главную задачу русская культурная элита видела в духовном служении России. «Мы не в изгнании, мы в послании», — писал И. Бунин.
Политические лидеры, журналисты, ученые размышляли об утраченной родине, ее прошлом, настоящем и будущем, собирали информацию о жизни соотечественников, не одинаково интерпретировали ее в конкретных исторических ситуациях. По-разному трактовали и ключевые проблемы отечественной истории и государственной политики. Важнейшим фактором, связавшим эмигрантов воедино, стала культура. Являвшаяся ценностью сама по себе, она стала одновременно и средством выживания российских эмигрантов за рубежом. Представители Русского зарубежья оставили богатое духовное и культурное наследие. На современном этапе развития отечественной историографии ученые признали, что характеристика культурного наследия Русского зарубежья должна базироваться на представлении о единстве русской культуры22.
Поэтому, говоря об эмигрантской культуре как о важнейшей составляющей понятия «Русское зарубежье», следует иметь в виду, что это та же самая русская культура, но развивавшаяся в особых условиях. И само зарубежье следует называть Русским, а не российским, так как в основе явления лежит этнокультурное, а не национальное или политическое начало. Ряд исследователей, например М. Раев, считают 1945 год концом истории Русского зарубежья. По их мнению, «молодое поколение эмигрантов, принявшее участие в войне против Гитлера, и их дети оказались полностью интегрированными в общества тех стран, где они проживали». После войны, даже не отказываясь от русского языка и культуры, они ощущали себя гражданами стран своего проживания.
Но многие, пользуясь преимуществами, которые давала им языковая и культурная двойственность, способствовали развитию интереса к русской истории и литературе. Вторая волна эмиграции охватывает период Второй мировой и Отечественной войн и продолжается некоторое время после 1945 г. Ее точные хронологические рамки не определены: окончание обозначают и 1950;ми, и началом 1960;х гг. В целом тема второй волны эмиграции — одна из самых малоизученных в истории Русского зарубежья. В последние годы наметился некоторый рост интереса исследователей к этому этапу российской эмиграции, приведший к изменению устоявшихся оценок, например, вывода о слабой причастности эмигрантов второй волны к исторической судьбе России. Российская миграция продолжалась и в последующие десятилетия ХХ в. Были еще два этапа исхода российских граждан за рубеж: 1960—1970;е гг. (самая многочисленная после
1917 г. волна эмиграции вследствие насильственного лишения гражданства интеллигенции за оппозицию к официальной власти) и с 1986 г.(постперестроечная волна, вызванная ухудшением социально-экономического положения и появлением очагов войны в регионах). С 1 января 1993 г. было законодательно закреплено право на выезд как основополагающее право личности. С течением времени проблемы эмиграции не стали для нашей страны менее острыми.
Так, важным следствием выезда граждан остается потеря Россией высококвалифицированных профессиональных и научных кадров, так называемая «утечка мозгов». В юридическом определении Конвенции ООН от 1967 г. «беженцы» — это люди, оказавшиеся за пределами своей страны из-за опасений преследования по расовым, национальным, религиозным, политическим мотивам или же из-за своей принадлежности к той или иной группе. Источник этого явления в ХХ в. — не столько непосредственные формы дискредитации, сколько само включение инонациональных групп в преобладающий массив населения данного района.
Поэтому понятия «беженцы» и «эмигранты» следует различать. Хотя в зависимости от исторического контекста, можно определить часть эмигрантов как беженцев. С рассмотренными понятиями связан и термин «диаспора», который стал применяться практически ко всем национальным и религиозным группам, живущим вне своей этнической колыбели на положении этнического меньшинства. Этот термин часто так же оказывается созвучным и даже идентичным понятию «Русское зарубежье». Теоретическим проблемам изучения диаспор посвящен сборник «Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX— ХХ вв.» (М., 2001).
Один из авторов сборника В. А. Тишков на основании богатого материала делает вывод о том, что диаспора — это явление прежде всего политическое, в то время как миграция —социальное. Основой диаспорообразования служит не этническая общность, а так называемое национальное государство. Выводы В. А. Тишкова представляются вполне обоснованными и, следуя им, можно утверждать, что понятия «Русское зарубежье» и «русская диаспора» вполне сопоставимы и взаимозаменяемы по своему содержанию, однако не могут быть равнозначны по объему. В связи с вопросом о соотношении понятий «диаспора» и «Русское зарубежье» внимание ученых сейчас привлекают сравнительно новые в отечественной историографии проблемы адаптации, денационализации, абсорбации и идентификации эмигрантов, каждая из которых требует самостоятельного рассмотрения. Заключение
Сегодня главная задача исследований видится в обобщении и систематизации накопленных обширных сведений по истории Русского зарубежья. Анализ историографической традиции позволяет сделать вывод о том, что объективный научный взгляд на проблемы изучения этого явления возможен только на основе объединения всех потоков исторического знания: зарубежной, эмигрантской и отечественной историографии всех ее периодов и этапов. Однако если говорить о российской эмиграции как об историческом феномене, то можно констатировать, что на сегодняшний день ее история в том смысле, в каком это явление определяется наукой, завершена. Тем более существенно, что вопросы периодизации российской эмиграции и истории Русского зарубежья по-прежнему остаются открытыми. На современном этапе особое внимание исследователей акцентируется также на отдельных дефинициях понятия «Русское зарубежье» и их соотношении с другого рода категориями, такими, например, как «эмигранты», «беженцы» и «диаспора». Интересно, что многие эмигранты первой послереволюционной волны называли себя беженцами. Подобное разграничение обсуждается в научных кругах.
Список литературы
Издательское и библиографическое дело Русского Зарубежья/ Г. В. Михеева, И. А. Шомракова, П. Н. Базанов, И. Л. Полотовская. — СПб., 1999.-134 с. Исаков С. Г. Русские в Эстонии (1918;1940):Ист. — культ.
Очерки. — Тарту: Компу, 1996.-440с.Казнина О. А. Русские Англии. — М.: Наследие, 1997.-415сКишкин Л. С. Русские эмигранты в Праге: печать, образование, гуманитарные науки 1920;1930;е гг. // Славяноведение.
— 1996. — № 4. — С. 3−10.Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия: История и культурно-просветительная работа русского зарубежья за полвека (1920;1970).-Париж, 1971;1973; ч.
1.-355с.; ч.2−147с. Костиков В. А. Не будем проклинать изгнанье … (Пути и судьбы русской эмиграции). — М., 1990. — 464 с. Культура Российского Зарубежья/ Отв. ред. А. В. Квакин, Э. А. Шулепова. — М., 1995.-219с.Культурное наследие российской эмиграции, 1917;1940.-М.: Наследие, 1994; Кн.
1.-520с.; Кн.
2.-519с.Михайлов О. Н.
Литература
русского зарубежья. — М.: Просвещение, 1993.-431с.Михеева Г. В. Журнал А.С. Ященко «Русская книга» // Книга. Исслед. и материалы. — М., 1992. — Сб.
64. — С.99−114.Назаров М. В. Миссия русской эмиграции. — 2-е изд., испр., т.I.-М.:Родникъ, 1994.-416с.Наука и культура русской зарубежья: Сб.
науч. тр. СПбГАК. — СПб., 1997.-309с.Омельченко Н. А. В поисках России: общ. — полит. мысль рус. Зарубежья о революции 1917 г., большевизме и будущих судьбах российской государственности (ист.-полит.
анализ). — СПб.: изд-во РХГИ, 1996.-560с.Осоргин М. Судьбы русской зарубежной книги // Русский Париж. — М., 1998. — С.268−286.
