Тело Фуко понимает как своего рода историческую фикцию, не обладающую никакими фиксированными структурами и потребностями. Оно берется в весьма необычной функции фиксатора социальных и политических коллизий своего времени, сферы наиболее локальных, минутных проявлений социальной жизни. Общество, отмечает Фуко, заинтересовано прежде всего в складывании социального тела, но осуществляет эту задачу через посредство сексуальной классификации индивидуальных тел. Одним из основных механизмов, которым пользуется общество для контроля над сексуальностью, является ситуация «признания» в сексуальности как в грехе. Она осуществляется по типу церковной исповеди, побуждающей индивида «проговаривать» то, что скрыто. Таким образом, секс понимается Фуко как исторический феномен, связывающий между собой индивида и исторические формы проявления «биовласти». Пока он понимался как нечто естественное, натуральное, «выполнять власть было трудно», но, когда возникает возможность создать и развернуть поле «говорения» о сексе, он становится социально небезразличным, в этот момент возникает новая сфера социальной манипуляции; раскрытию механизма этой манипуляции, который действует через косвенные каналы, и посвящены все усилия Фуко в поздний период. «Сама природа наделила живые существа этим „жалом“ с тем, чтобы, возбуждаякаждый из полов, соединять их друг с другом. Нет ничего более противногоестеству, ничего более пагубного, нежели попытка лишить aphrodisia природнойсилы желания; ни в коем случае нельзя допускать насилия над Природой, будьто блуд или попытка обмануть бессилие, свойственное возрасту».
Таким образом, мы видим здесь три трактовки отношения бессознательного и сознания: первая являет собой свидетельство борьбы Фуко с психиатризацией бессознательного; вторая служит тому, чтобы вывести исследование бессознательного из-под власти гуманитарных наук; третья вычленяет особенности бессознательного в контексте «история—власть—тело». Результатом последней трактовки является разоблачение научной активности как борьбы за власть и тем самым «открытие» некоторого нового образа бессознательного и его новой функции исторического apriori. Итак, сознание выступает у Фуко в двух видах: это либо обыденное, перцептивное сознание, либо особые структуры, полчаемые в анализе археологом или генеалогом и выступающие аналогом процедуры «становления сознательным» Фрейда. Надо сказать, что сам Фуко неоднократно заявлял при этом, что ни та, ни другая сферы в виде сознания анализироваться не могут, что они настолько «плотно пропитаны» влиянием среды, что сознанию просто негде вклиниться и, следовательно, говорить, с одной стороны, о человеке, осуществляющем сознательное функционирование, а с другой — об авторе-исследователе этих проблем не имеет смысла. Кэто значит, что в силу особого «самоуничтожащего» характера этой концепции становится бессмысленно говорить и о самой философии. Так что же связывает философию Фуко и философией античного философа Диогена? Естественно, основная часть реконструкции «эллинистической модели» практик себя у Фуко — конкретная дескрипция этих практик. В круг рассмотрения Фуко входят практики трех школ: кинические, стоические, эпикурейские. Диоген отказался от традиционных ценностей цивилизации и призыве обратиться к «природе». Так и Фуко уже в этой ранней работе Фуко пытается сделать объектом философского исследования не сознаниеа, наоборот, ситуацию, которая в пределе граничит с утратой разума. В этом заключается отказ Фуко от традиционной философии. Как и Диоген, Фуко обличал сексуальнуюневоздерженность, пропагандировал воздержание во всём, что касается телесных потребностей. Несмотря на совершенно разные эпохи, оба философа оказывали призрение к власти и всему, что с ней связано. Фуко, как и Диоген, предлагает противоположность цинизму — кинический смех. В кинизме осуществляется принцип «воплощения», который экспонирует единство тела и «чистой» теории, между жизнью и знанием.
Кинизм не дает абсолютизироваться какой-либо идее, он снимает ее посредством смеха. К сказанному необходимо прибавить следующее. Если мы ближе присмотримся к тому, на чем зиждется самоуничтожающая сила концепции Фуко, то обнаружим, что она существенным образом зависит от тех философских процедур самонаправленного анализа, на преодоление которых она претендовала. Но, как видно, от осознания несостоятельности тех или иных методов до способности их действительно пересмотреть — дистанция огромного размера. Действительно, тот медиум рациональности, который составляет питательную среду Фуко, постоянно выдает его «тайное тайных» — постоянное стремление укрыться под сенью рефлективной процедуры самонаправленности. Анализ Фуко воспроизводит, пусть на новом уровне, пусть с учетом архитектоники значений, все тот же общий схематизм, вызванный определенным состоянием философского знания на Западе. Именно поэтому Фуко все равно придется молчаливо смириться с оценкой своей работы как философской, причем на тех исходных основаниях, которые он сам пытался преодолеть. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫПроблема сознания в современной западной философии: Критика некоторых концепций / В. А. Подорога и др.
— М.: Наука, 1989. — 256 с. Фуко М. Интеллектуалы и власть (Избранные политические статьи, выступления и интервью) / под общей ред. В. П. Визгина и Б.
М. Скуратова. М.: Праксис, 2002
Фуко М. История сексуальности-III: Забота о себе. Киев-Москва, 1998
Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы: Электронный ресурс // Режим доступа:
http://www.litru.ruФуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / Пер. с фр. В. П. Визгина, Н.
С. Автономовой. СПб., A-cad, 1994.
