Братия Тевтонского ордена в Пруссии XIV — сер. XV вв.: трансформация психосоциальной идентичности в контексте специфики процессов «Перехода»

Острая потребность в изменении экономических и социальных реалий в современном мире приводит к растущему интересу в обществе к анализу опыта пути подобных изменений. Это проявляется и в особом интересе к процессам модернизации и выделении их в научном отношении в отдельный предмет исследования.

Западная Европа первой столкнулась с такими изменениями (вступила в эпоху Перехода)1, закрепив это позднее в собственном научном сознании в термине «модернизация». Этот период продлился по разным оценкам с конца XIV по XIX век, а с учетом европейского арьергарда по XX в., и завершился в Западной Европе демократизацией политической жизни, либерализацией общественного сознания, индустриализацией и рационализацией сознания.

Общий интеллектуальный путь постижения сущности процессов, позднее обозначаемых как модернизация, начинался с поиска единственной причины. В качестве примера можно привести концепцию К. Маркса, который видел модернизацию в развитии производственных сил, или М. Вебера — в религиозно-этическом факторе, распространении протестанткой этики2. Однако подобный монизм в объяснении природы модернизации скорее указывал на сложность протекавших процессов. Если раньше под модернизацией понимались процессы, связанные с накоплением технической базы, промышленной революцией и индустриализацией, то в последнее время утверждается понимание, что технический прогресс не возможен без комплекса социальных, политических, экономических изменений, накопления научного знания, а значит изменений представлений о мире, и, в конечном итоге, ментальности самого человека3.

1 В терминологии В. М. Ракова переход от Традиции к Современности. См. Раков В. М. «Европейское чудо» (рождение новой Европы в XVI—XVIII вв.). Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1999. С. 6. * Могильницкий Б. Г., Николаева И. Ю.

Введение

Междисциплинарный синтез в изучении модернизационных процессов. ОпытФ. Броделя//Полидисциплинарные технологии исследования модернизационных процессов. Томск, 2005. С. 7.

3 Подробнее о теориях модернизации см. Побережников И. В. Модернизация: теоретические и методологические проблемы // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л. И. Бородкина. Вып. 7. М., 3

Осознание многогранности этого процесса приводит к исследованию различных сфер жизни человека, будь то материальной, духовной, социальной или политической, к заключению, что изменения шли не изолированно друг от друга, а рука об руку.

Смена историографической парадигмы отразилась в трудах таких представителей школы «Анналов», как Ф. Бродель и П. Шюню4. В их исторических работах на уровне макроисторического анализа процесс модернизации рассматривается во всей его целостности в экономическом, политическом, социальном и культурном контексте. Однако при всем багаже конкретно-исторических и концептуальных исследований, следует отметить, что в историографии мало представлено подходов, сколько-нибудь системно интерпретирующих природу процессов.

В отношении процессов модернизации в Европе Нового времени, причин и особенностей резкого скачка, получившего в литературе название «европейское чудо», наиболее перспективным в теоретическом обосновании на макроисторическом уровне представляется концепция В. М. Ракова, используемая в данной работе5. Пермский исследователь выделил зоны и условия как успешного перехода от традиции к современности, так факторов тормозивших Переход.

По его мнению, начало Перехода относится к XIV в., и он прошел успешно в тех странах, где установился стабильный политический режим6. Такие страны он относит к первой субсистеме. В. М. Раков указывает на то, что в самой Традиции уже существовали элементы, которые и запустили процесс модернизации. Бытовавшая до XVI века автономная часть Традиции

2001. С. 163−169- Согрин В. В 1985;2005 гг.: перипетии историографического плюрализма/Юбщественные науки и современность. 2005. № 1. С.20−34.

4 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVI11 вв. Т. 1−3. М., 1986;1992. Шоню П. Цивилизация классической Европы. Екатеринбург, 2005.

5 В его работе предпринята попытка охватить и социально-экономическое развитие и культурное в модальном аспекте. См. Раков В. М. «Европейское чудо» (рождение новой Европы в XVI—XVIII вв.). Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1999.

6 Стабильный политический режим обеспечивал централизацию государства, меркантилизм и протекционизм. См. Раков В. M. «Европейское чудо» (рождение новой Европы в XVI—XVIII вв.) Пермь, 1999. С. 57. феодализма) отделилась и стала культурно-исторической параллелью7, подтверждением чему является многоукладность обществ Перехода, когда g наряду с буржуазными элементами сосуществовали феодальные. Эта же мысль встречается и у Пьера Шоню, что указывает на наличие точек корреляции в различных теориях9. Как результат, промышленная революция ю перестала оцениваться как «чудесная вспышка», а развитие мира-экономики стало пониматься «итогом революции, начавшейся с середины XII века и завершившейся к 1600 году»". Всем своим развитием европейское Средневековье готовило почву для этой «чудесной вспышки».

С определенным оговорками можно говорить о том, что специфика средневекового западноевропейского города привела к этому. Здесь ранее всего в рамках развития торгово-ремесленных практик экономической жизни начал формироваться рыночный сектор, стали укрепляться правовые позиции

I ^ бюргерства, что привело к появлению муниципальных свобод Своеобразие социополитической и религиозной ситуации выразилось в формировании нового типа политической культуры, с такими ее типологически важными для Нового времени чертами как система парламентаризма, свобода религиозной совести и сопряженная со всеми этими реалиями растущая секуляризация сознания — обретение ценности светской жизни, индивидуализация, словом всего того, что Ле Гофф обозначил емким выражением «спусканием с небес на землю"13.

7 Раков В. М. «Европейское чудо» (рождение новой Европы в XVI—XVIII вв.). Пермь: Изд-во Пермского унта, 1999. С. 30

8 Ким О. В. Синтез традиции и инноваций в переходных обществах раннего Нового времени// Полидисциплинарные технологии исследования модернизационных процессов/ Под ред. Б. Г. Могильницкого, И. Ю. Николаевой — Томск: Изд-во Том. ун-та, 2005. С. 268.

9 Шоню П. Цивилизация классической Европы. Екатеринбург, 2005. С. 10.

10 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв. -T.3. Время мира. М., 1988. С. 330.

11 Шоню П. Цивилизация классической Европы. Екатеринбург, 2005. С. 10.

12 Заметим, что все эти реалии Западной Европы эпохи зрелого феодализма обусловлены процессами, протекавшими в более ранее время, и связаны с его генезисом. Генезис феодализма, как убедительно показано в концепции отечественных историков, имел свои отличительные особенности, обусловленные наличием античного наследия (Удальцова 3.B., Гутнова Е. В. К вопросу о типологии развитого феодализма в Западной Европе. // Проблемы социально-экономических формаций. М, 1975. С.107—123- Люблинская

А.Д. Типология раннего феодализмав Западной Европе и проблема романно-германского синтеза//Средние века. 1968. Вып. 3. С. 9−17).

13 Ле Гофф Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентации на Христианском Западе XII-ХШвв.)// Одиссей. Человек в истории М., 1991. С. 25−47.

Здесь следует подчеркнуть, что политические изменения стали отражением более глубинных и менее проявленных процессов, связанных с социально-экономическим развитием, что было ранее отмечено историками-марксистами. Именно они способствовали появлению таких агентов социального поля, которые поддерживали «диалог» между властью и подданными, приведший в конечном итоге к рождению парламентаризма и к выработке новых стратегий политики.

Таким образом, под процессами модернизации в настоящем диссертационном исследовании понимаются многоплановые длительные взаимообусловленные системные изменения в экономике, общественно-политической сфере, культуре, связанные с защитой частной собственности, формированием парламентаризма, становлением гражданского общества, секуляризацией сознания, обретением ценностей светской жизни14.

Между тем, процесс модернизации шел не везде одинаково: некоторые государства и общества начинали Переход раньше, другие же присоединялись позже, что совсем не означало, что те, кто вступал первыми, обязательно сохраняли свое лидерство на протяжении всего этого пути. Некоторые государства так и не смогли дойти до этого финиша, исчезнув с политической карты Европы. А ведь многие из них обладали достаточным, на первый взгляд, капиталом: географическое положение, благоприятная экономическая конъюнктура и т. д.

Так, Италия с ее межгосударственной системой, которая в XV—XVI вв.еках была в авангарде экономическом и культурном плане, отличалась развитой политической культурой городов, наследников античной полисной традиции, казалось бы, имела больше шансов на успешный Переход. Но отсутствие централизованного абсолютистского государства привело к остановке ее развития. Или же Испания, получившая в результате Великих географических открытий огромные финансовые ресурсы, не смогла

14 Раков В. М. «Европейское чудо» (рождение новой Европы в XVI—XVIII вв.) Пермь, 1999. С. 21. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIIIначало XIX в.). СПб., 2000. T.2. С.304−305. воспользоваться этим капиталом в силу большой инерционной силы универсалистской политики.

Означенный корпус концептуальных положений был оформлен В. М. Раковым в теорию трех субсистем. Между тем различие судеб государств, относимых согласно теории ко второй и третьей субсистеме15, с необходимостью ставят вопрос о специфичности причин «замедления», или порой даже «срыва» модернизационных процессов, ответ на который не всегда удовлетворителен, поскольку лишен какой-либо системности.

Говоря о «замедлении» и «срыве» мы исходим из того, что существование в самой «Традиции» этих государств огромных ресурсов (будь то экономических, политических или культурных) предполагает удержание занятых позиций, прежде всего, на политической арене, ведь именно она определяет потенциал государства: быстрый прорыв или, соответственно, их исчезновение.

К числу таких государств, которым судьба пророчила значимое место на европейской арене, но эти пророчества оказались несбыточными, относится и государство Тевтонского ордена в Пруссии. Государство этой духовно-рыцарской корпорации, возникшей в Святой Земле во времена Крестовых походов, публицисты и историки XIX века относили к государствам новоевропейского типа (Etat moderne), однако оно прекратило свое существование после секуляризации его земель в 1525 г. последним великим магистром ордена Альбрехтом Бранденбургским.

После нескольких столетий забвения, которые прерывались лишь редкими упоминаниями о темной средневековой сущности этого ордена в эпоху Просвещения, его государство в XIX в. предстало как идеальное воплощение самой идеи государства. Для немцев того времени оно было необычным своей непричастностью к какому-либо княжескому роду.

15 Раков В. М. «Европейское чудо» (рождение новой Европы в XVI—XVIII вв.) Пермь, 1999. С. 57. 7

Появляющиеся публицистические работы по истории ордена представляют средневековую Пруссию как образец чиновничьей структуры государства16.

Квинтэссенцией всех этих идей, связанных с орденской Пруссией, стала работа Г. фон Трейчке, вышедшая в 1862 г., и пронизанная патетикой по отношению к ордену, как выразителю «немецкого духа». Г. Трейчке полагал, что государство ордена опережало другие страны в развитии социально-политической структуры, и на этом основании он даже не относил государство Тевтонского ордена к средневековым явлениям — «анахронизм своего времени», как сам его назвал Г. фон Трейчке17. Его утверждение ляжет в основу дальнейшей историографической традиции интерпретации характера государства ордена, которому историческая наука XX века по тем же основаниям отказывала хоть в сколь-нибудь заметных проявлениях процесса «Перехода».

Так, X. Бокман предостерегает от стремления видеть в высших сановниках ордена (гебитигерах) прообразы министров, поскольку их

18 функции были разграничены не четко. Зенон Новак в своей статье, специально посвященной вопросу характера государства Тевтонского ордена, основываясь на анализе уставных документов ордена, подчеркивает исключительно средневековую сущность его государства19.

Однако такая «феодализация» Тевтонского ордена упускает из виду весьма важный факт — Тевтонский орден был субъектом развития длительного исторического времени и был связан с общеевропейским социальным и экономическим пространством. Так, например, анализ системы ценностных ориентации его общины XV в., основанный на источниках XIII—XIV вв., как предлагает 3. Новак, ведет к отрицанию

16 Бокман X. Немецкий орден: Двенадцать глав из его истории. М., 2004. С. 193−197. Armgart М. Die Handfesten des preuBischen Oberlandes bis 1419 und ihre Aussteller: diplomatische und prosopografische Unterschung zur Kanzleigeschichte des Deutschen Ordens. Koln, Weimar, Wien Bohlau 1995 -S.l-2. Nowak, Z. H. Der Deutsche Orden in Preussen: War der Ordensstaat ein moderner Staat?// Medieval Spirituality in Scandinavia and Europe. Odense, 2001. P. 157.

17 Treitschke, H. Das Deutsche Ordensland Preussen// Ausgevvaelte Schriften von Heinrich von Treitschke, Bd. 1. Leipzig, 1907, S. 50.

18 Бокман X. Немецкий орден: Двенадцать глав из его истории. М., 2004. С. 154−157.

19 Nowak, Z. Н. Der Deutsche Orden in Preussen: War der Ordensstaat ein moderner Staat?// Medieval Spirituality in Scandinavia and Europe. Odense, 2001. P. 168. изменений в самой этой системе. При этом из поля зрения историка выпадают общеевропейские тенденции, которые оказывали влияние на состояние духовно-рыцарской братии ордена, поскольку его рыцарская община перманентно пополнялась из меняющейся Европы (Священной Римской империи). Что с необходимостью ставит задачу реконструкции возможных изменений этих ориентаций.

Причем, важно подчеркнуть, что критика тезиса о новоевропейском типе государства ордена исходит из анализа административных структур духовно-рыцарской корпорации, упуская из виду социально-экономическое и политическое развитие всей территории государства ордена — Пруссии. Между тем, именно в этом направлении в германской историографии имеется весьма существенный задел как в области конкретно-исторических исследований, так и в теоретических обобщениях.

Так, при анализе характера государства Тевтонского ордена Э. Вайзе, обнаруживает параллелизм путей развития орденского государства с европейскими, в связи с чем рассматривает секуляризацию орденских земель в Пруссии в 1525 году результатом развития социально-политических тенденций. Он полагает, что на начало XV века приходится формирование сословного территориального20 государства в Пруссии21. Об усилении роли сословий в государстве ордена говорит и К. Гурский, исследовавший генезис сословно-представительных органов в государстве ордена22.

20 В отечественной историографии часто используется термин «национальное государство». Однако территориальные государства, несмотря на протекавшие в нем процессы централизации, так и не эволюционировали в «национальные», что является их отличительным признаком. См. Таценко Т. Н. Укрепление территориальной власти и развитие централизованного государства в курфюршестве Саксонском во второй половине XVпервой половине XVI вв.// Политические структуры эпохи капитализма в Западной Европе VI—XVII вв. Л., 1990. С. 106−107.

21 Wcisc, Е. Entwicklungsstufen der Verfassungsgeschichte des Ordensstaates PreuGen im 15.//Jahrhundert Zeitschrift fur Ostforschung. 7. Jahrgang 1958, H. 1. S. 4- Эту идею поддерживают также Р. Венскус (Wenskus R. Das Ordensland Preussen als Territorialstaat des 14. Jahrhunderts//Der Deutsche Territorialstaat im 14. Jahrhunderts. Sigmaringen, 1970. S. 347−382) и В. И. Матузова, предполагая, что в первой четверти XIV в. Тевтонский орден уже «ощутил себя как автономное церковное государство». (Матузова В.И. Идейно-теологическая основа «Хроники земли Прусской» Петра из Дусбурга//Древнейшие государства на территории СССР 1982. M., 1984. С. 153).

22 Gorski, К: Die Anfange der stSndischen Vertretung der Rittershaft im Ordensland Preu6: en im 15. Jahrhundert. In: Der Deutschordensstaaat PreuBen in der polnischen Geschichtsschreibung der Gegenwart. Marburg 1982, S. 218−236.

Таким образом, Э. Вайзе прослеживает изменение форм государственного управления и тем самым выстраивает теорию среднего уровня, описывающую формирование территориального государства, которая охватывает локальные и общеевропейские процессы. Его теоретические предпосылки подтверждаются в более поздних исследованиях, что свидетельствует о глубинной теоретической проработке прусского материала. Отметим, что Э. Вайзе, не принимая во внимание развитие административного аппарата ордена, анализирует этапы становления его государства, учитывая общеевропейскую типологию.

За последнее время появилось значительное количество исследований, посвященных отдельным аспектам орденского государства и протекавшим на его территории социально-экономическим процессам, которые также позволяют проследить параллели с общеевропейскими тенденциями развития. Так, Ю. Сарновский проделал большую работу по изучению формирования налоговой системы в Пруссии". Новые данные о хозяйстве ордена вносит статья Р. Чаи, который на основе орденского и ганзейского актового материала показывает характер торгово-финансовый операций, осуществляемых орденской администрации, и, что наиболее ценно, влияние их на экономику всей Пруссии24.

В ряду работ, посвященных городам, стоят исследования Кульмского права, его генезиса и эволюции XIII—XVI вв.еков Р. Ю. Качанова и A.JI. Рогаче вского25.

Т.Ю. Игошина на основе орденских статутов, а также финансовой документации ордена сравнивает положение орденских официалов, начиная со времен основания ордена в Святой Земле и заканчивая правлением Альбрехта Бранденбургского. Рассматривая природу власти великого

23 Sarnowsky, J. Zolle und Steuern im Ordensland Preuf3en (1403−1454)//Zakon krzyzacki a spoleczeristwo paristwa w Prusach. Toruri, 1995. -S. 67−81.

24 Czaja R. Zwiqzki gospodarcze wielkich szafarzy zakonu krzyzackiego z miastami pruskimi na pocz^tku XV vvieku// Zakon krzyzacki a spoteczenstwo panstwa w Prusach. Toruri, 1995. -S. 9−33.

25 Качанов Р. Ю. Городское право орденских городов//Проблемы источниковедения и историографии: Сборник научных трудов. Калининград, 1999. C.4-I3- Рогачевский А. Л. Кульмская грамота — памятник права Пруссии XIII в. СПб., 2002. магистра, Т. Ю. Игошина приходит к выводу, что с XIV века, он воспринимается окружающими как сеньор, и сам постепенно начинает осознавать себя таковым. Изменение положения великого магистра подготовило основание для того, чтобы в 1525 г. он стал светским князем26.

Между тем, несмотря на уже выявленные эндогенные факторы, способствовавшие Переходу, государство Тевтонского ордена прекращает свое существование, что требует объяснения.

Следует заметить, что хотя секуляризация земель ордена произошла в 1525 г., исследователи сходятся во мнении, что поворотным событием в истории Пруссии стал Второй Торнский мир 1466 г., закончивший

0*7

Тринадцатилетнюю войну (1454−1466) между Польшей и орденом. Согласно условиям этого мирного договора орден лишался большей части своих земель, а избранный великий магистр был обязан приносить клятву верности польскому королю.

Тринадцатилетняя война разразилась в результате политического кризиса. В историографии указывается на систематическое нарушение орденом прав и привилегий его подданных, сопровождавшееся проявлением агрессии со стороны орденских рыцарей28. Это в большей мере усиливало процесс оформления сословно-представительского органа. Сословия требовали своего участия в управлении государством, чтобы противостоять насилию со стороны братьев-рыцарей, поскольку только они управляли государством. На собрании сословий и городов 14 марта 1440 г. был создан Прусский союз, в который вначале вошло 19 городов и часть рыцарства привислинских земель. Этот союз должен был учредить верховный суд, который бы занялся рассмотрением дел о нарушениях сословных прав и привилегий.

26 Игошина Т. Ю. Государь вопреки идеологии: верховный магистр Тевтонского ордена//Королевский двор в политической культуре Средневековой Европы: теория, символика, церемониал. М&bdquo- 2004. С. 133−156

27 Бокман X. Немецкий орден: Двенадцать глав из его истории. М., 2004. С. 169−173- Burleigh, М. Prussian Society and the German Order: An Aristocratic Corporation in Crisis. Cambridge, 1984. P. 6.

28 Ibid.

Первоначально орден снисходительно относился к сословной организации. Но следующий великий магистр — Людвиг фон Эрлихсгаузен (1450−1467), приложил все усилия для упразднения Прусского союза. По решению императора Священной римской империи, к которому обратились обе стороны как к третейскому судье, в 1453 г. Союз объявлялся вне закона. Решение суда спровоцировало отречение сословий от своего сюзерена и переход их на сторону польского короля, что и привело к началу военных действий.

Британский историк М. Бёрли посвятил отдельное исследование этому политическому кризису. Он видел основную причину падения государства ордена в нарушении консенсуса между духовно-рыцарской корпорацией и местными жителями29. Причины к этому, по его мнению, были комплексными. Одними из основных являются следующие: прием в братию выходцев из Германской империи, а не из Пруссии при условии, что' государственные посты были заняты именно орденскими официаламис изменением типа войны орден все больше был заинтересован в наемниках, а-этот интерес требовал финансового подкрепления, которое обеспечить могли только сословия. Последний фактор типологически важен, поскольку потребность в деньгах согласно современным теоретическим концептам приводила в Европе к усилению диалога между правителем и подданными30. Однако, несмотря на наличие в Пруссии предпосылок для выстраивания взаимоотношений сюзерена с сословиями, диалог был прерван, что свидетельствует об определенной специфике процессов Перехода.

В немецкой историографии также предпринимались попытки понять причины данного кризиса. X. Бокман считал, что кризис покоился на двух китах: конфликте внутри ордена, который проявился в манкировании

29 Burleigh, М. Prussian Society and the German Order: An Aristocratic Corporation in Crisis. Cambridge, 1984. P.6.

30 Раков В. M. «Европейское чудо» (рождение новой Европы в XVI—XVIII вв.) Пермь, 1999. С. 88. уставом, снижении числа рыцарей и конфликте между орденом и сословиями.31

Весьма важно то, что в последней интерпретации помимо собственно экономико-политического кризиса присутствует понимание значимости нравственного кризиса внутри ордена. Впрочем, сам X. Бокман полагал, что решение вопроса о кризисе внутри ордена сталкивается с методическими проблемами, связанными с интерпретацией и критикой различных источников32.

Здесь следует упомянуть о германской историографической традиции XIXнач. XX вв., в которой причина крушения ордена виделась в контексте дихотомии монашеского и рыцарского, «реального» и «идеального» в Тевтонском ордене как духовно-рыцарской корпорации (Э. Каспар, Э. Вейзе, Б. Шумахер)33. Однако, такой объяснительный формат вызывает сомнение, ведь ни в XIII в., ни в XIV в. орден не был на грани краха, несмотря на-расхождение между «реальным» и «идеальным», заложенное в самой природе ордена.

В этом контексте стоит указать, что и М. Бёрли уделил отдельное место в своем исследовании характеру повседневных взаимоотношений между орденскими официалами и представителями сословий. При условии, что британский историк подробно исследовал характер взаимодействия ордена как сюзерена со своими подданными в повседневности, кризис внутри братии был фактически им только констатирован. М. Бёрли интересовали последствия стилистики управления орденских официалов, которые и создавали атмосферу конфликта с сословиями. Несмотря на значительное количество привлеченных источников, приводимых в научной литературе впервые, факты, касающиеся нравственного падения в ордене, стилистики поведения братьев-рыцарей по отношению к представителям сословий, получили у него лишь характеристику психотических отклонений (psychotic

31 Бокман X. Немецкий орден: Двенадцать глав из его истории. М., 2004. С. 158.

32 Бокман X. Немецкий орден: Двенадцать глав из его истории. М., 2004. С. 158−159.

33 Матузова В. И. Идеология Тевтонского ордена в Пруссии в современной немецкой историографии//Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. М., 1997. С. 241−243.

13 aberration)34. Между тем, подобная оценка поведения братьев-рыцарей нивелирует условия и контекст их возникновения и вызвана, как мы постараемся показать, отсутствием соответствующего методологического инструментария.

Здесь необходимо отметить, что попытки выработать определенный методологический подход для анализа ценностных ориентаций братьев-рыцарей Тевтонского ордена уже предпринимались. Так, особый интерес для нас представляет статья польского историка Т. Ясиньского35, который первым анализирует в таком ключе три конфликта между орденскими сановниками и представителями сословий, разнесенных во времени: сер. XIII, сер. XIV и начало XV веков, с точки зрения эволюции отношений между враждующими сторонами. В том числе он разбирает факты агрессивного поведения братьев-рыцарей по отношению к бюргерам, но при этом рассматривает все случаи изолированно и считает зафиксированные факты агрессии проявлением «болезненной личности».

Тем не менее, вклад, внесенный Т. Ясньским в исследование стилистики и практики поведения брата-рыцаря, очень важен, поскольку долгое время в историографии при характеристике ценностей брата-рыцаря исходили из трактовки устава, а не из анализа поведения.

Весьма ценным в понимании и исследования ментальности братии ордена является сопоставление культов его святых-покровителей — св. Георгия и св. Елизаветы в XIII—XIV вв.еках, предпринятое У. Арнольдом36. Как выяснил немецкий историк, культ св. Елизаветы укрепляется в баллеях ордена в Священной Римской империи, а культ св. Георгия распространяется в Пруссии. Следуя рассуждениям У. Арнольда, можно даже сказать, что он

34 Burleigh, М. Prussian Society and the German Order: An Aristocratic Corporation in Crisis. Cambridge, 1984. P. 90.

35 Jasiriski T. Spory i konflikty miast z komturami krzyzackimi/ZZakon krzyzacki a spoleczeristwo paiistwa w Prusach. Torun, 1995. S.51−65.

36 Arnold, U. Georg und Elisabeth — Deutschordensheilige als Pfarrpatrone in Preussen// Die Rolle der Ritterorden in der Christianisierung und Kolonisierung des Ostseegebietes. Torun, 1983. S. 69−78. Arnold, U. Elisabeth und Georg als Pfarrpatrone im Deutschordensland Preul3en. Zum Selbstverstandnis des Deutschen Ordens/ZElisabeth, der Deutsche Orden und ihre Kirche: Festschr. zur 700jahrigen Wiederkehr d. Weihe d. Elisabethkirche Marburg 1983. -Marburg, 1983. S. 163−185. вытесняет культ основной патронессы ордена — св. Девы Марии. Различие в превалировании культов в разных регионах, как заключает У. Арнольд, связано с самовосприятием братии в Пруссии37. Преобладание войн над каритативной деятельностью в Прибалтике, а также формирование собственного государства отразилось в мировоззрении братии, которое в качестве идентифицирующего образа предпочла именно св. Георгия.

Предложенный подход связал воедино как мировоззрение братии, так и социально-экономические и политические реалии ее бытования. У. Арнольд полагал, что решающий импульс в появлении орденской историографической традиции дала именно Пруссия и образование на ее территории орденского государства. Можно говорить о том, что подход У. Арнольда открывает новый путь в исследовании ментальное&tradeорденской братии через анализ религиозного идеала, что расширяет исследовательское поле.

Также следует обратить внимание на целое направление в историографии Тевтонского ордена, связанное с просопографией. Как заметил один из виднейших немецких исследователей истории Тевтонского ордена Э. Машке, особое значение в судьбе прусской ветви Тевтонского ордена имело место происхождения его братии, но и в тоже время «понимание участи прусской ветви не может основываться в полной мере на происхождении братьев из Германии"38. Неоднозначная оценка Э. Машке была связана с его твердым убеждением, что клятва, которую приносил рыцарь, вступая в орден, и устав меняли ценностные ориентации, и, как бы, перечеркивали прошлую жизнь рыцаря39, что актуализирует вопрос о взаимодействии различных по своему происхождению психосоциальных установок.

37 Arnold, U. Georg und Elisabeth — Deutschordensheilige als Pfarrpatrone in Preussen// Die Rolle der Ritterorden in der Christianisierung und Kolonisierung des Ostseegebietes. Toruri, 1983. S .76.

38 Maschke E. Die inneren Wandlungen des Deutschen Rittersordens//Maschke E. Domus Hospitalis Teutonicorum. Quellen und Studien zur Geschichte des Deutschen Orden. Bd. 10. 1970. S.36.

39Maschke E. Die inneren Wandlungen des Deutschen Rittersordens//Maschke E. Domus Hospitalis Teutonicorum. Quellen und Studien zur Geschichte des Deutschen Orden. Bd. 10. 1970. S.44, 46.

Но вместе с тем чутье историка не позволяло Э. Машке пропустить социальные и экономические процессы, происходившие в Германии, которые сказывались на положении и поведении рыцарства, что прослеживалось во взаимоотношениях германских баллеев с набиравшими силу городами.

Идею значимости происхождения поддерживал и X. Бокман. Анализируя причины внутриорденского конфликта середины XV века, связанного с ломкой сложившегося соотношения представителей различных земель на высших должностях ордена, он также считает, что именно происхождение братьев могло послужить основой для внутриорденского кризиса40.

Можно также добавить, что независимо от немецких исследователей американский историк В. Урбан пришел в чем-то к схожему выводу, связывающему место происхождения братьев-рыцарей с их практиками поведения: суровость возмездия, обрушившегося на покоренных пруссов после их восстания, может иметь причиной, полагал он, принятый в месте происхождения рыцаря характер взаимоотношений между знатью и крестьянами41.

Поднятая в XIX веке проблема соотношения рыцарского и монашеского в ордене в последнее время решается в исследованиях спиритуалитета духовно-рыцарских корпораций. Под спиритуалитетом в германской медиевистике подразумевается религиозные и нравственные нормы поведения (Verhalten), духовные интересы и культурные достижения, а также все то, что с ними связано в политике, управлении, власти, войне, социальных структурах, ведении хозяйства Спиритуалитету духовно-рыцарских орденов был посвящен целый сборник, выпущенный в Торуне в 1993 г.43

0 Boockmann, Н. Deutsche Geschichte im Osten Europas, OstpreuBen und Westpreu (3en, Berlin, 1992. S. 125

41 Urban W. The Prussian Crusade. Chicago, 2000. P. 104.

42 Elm, K. Die Spiritualitat der geistlichen Ritterorden des Mittelalters. Forschungsstand und Forschungsprobleme// Die Spiritualitat des Ritterorden im Mittelalter. Toruri, 1993. S. 11.

43 Die Spiritualitat des Ritterorden im Mittelalter. Torun, 1993.

При всей важности исходной методологической предпосылки данного подхода приходится констатировать, что в его рамках рассматриваются отдельные проявления спиритуалитета братьев-рыцарей. При этом важно подчеркнуть, что само понятие спиритуалитет исключает из поля анализа поведение немотивированное, иррациональное, выходящее за рамки нравственных норм, т. е. те самые сюжеты, связанные с фактами притеснения братьями-рыцарями бюргеров, которые привели к рассогласованию диалога с сословиями и гибели государства Тевтонского ордена.

Приведенные стратегии анализа ценностных ориентаций Тевтонского ордена сконцентрированы на отдельных культурно-исторических феноменах и носят спорадический характер44. Также отметим, что в их границах не предпринималась попытка комплексного решения вопроса о причине фиксируемого возрастания конфликтов и агрессивного поведения братьев-рыцарей с представителями сословий, что, на наш взгляд, связано с недостаточностью теоретико-методологического фундамента. Однако следует признать, что все подобные исследования позволяют приблизиться к пониманию ценностных ориентаций братии Тевтонского ордена.

При рассмотрении развития историографии истории ордена мы целенаправленно отступили от сложившейся традиции исследования национальных школ по отельности, что объясняется несколькими причинами.

Прежде всего, отметим, что с 80-х гг. XX века в результате активной работы Международной исторической комиссии по изучению Немецкого ордена45 наблюдается сближение позиций историков различных стран в вопросах выбора тематики и методов исследований. С 1981 г. раз в два года в Торуне (Польша) проводится международная конференция, посвященная

44 Подробнее о направлениях см. Матузова В. И. Средневековый Немецкий орден в современной международной историографии// Древнейшие государства Восточной Европы 2002: Генеалогия как форма исторической памяти. М., 2004. С. 296−3 10.

45 Создана в 1985 г.

Тевтонскому ордену46, что также влияет на формирование общей исследовательской парадигмы, и, в свою очередь, позволяет характеризовать развитие современной историографии истории Тевтонского ордена в целом.

С другой стороны, как было показано, направлений, которые относятся к рассматриваемой проблематике, в историографии ордена столь много, что мы стремились указать общую точку их пересечений.

В таком отношении при решении проблем трансформации психосоциальных установок братии ордена нельзя пройти мимо тех серьезных подходов к анализу рыцарской ментальности, которые представлены в трудах А.Я. Гуревича47, М. Оссовской48, Ф. Кардини49. В них реконструируется целостный духовный мир рыцаря, важнейшими ценностными категориями которого являются благородство, честь, мужество, щедрость, служение даме.

Эти исследования важны с точки зрения объяснения природы ценностных ориентаций сословия, однако в них отсутствует интерпретация региональной специфики этих ценностей, равно как и остается за кадром целостный анализ природы трансформации идеала в позднее Средневековье.

Именно решению последней проблемы был посвящен классический ол труд И. Хёзинга «Осень Средневековья». Этот историк отмечает для позднего Средневековья девальвацию ценностных ориентаций, оформлявших идентичность рыцаря, редукцию их к игре. Он видел причину таких процессов в изменении стиля войны, оружия, и полагал, что «рыцарский идеал с его все еще полурелигиозным содержанием можно было исповедовать лишь до тех пор, пока удавалось закрывать глаза на растущую

46 Матузова В. И. Средневековый Тевтонскнй орден в современной международной историографии//Древнейшие государства Восточной Европы 2002: Генеалогия как форма исторической памяти. М&bdquo- 2004. С. 297−298.

47 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры//Избранные труды. Т. 2. Средневековый мир. М.-СПб., 1999. С. 17−260.

48 Оссовская М. Рыцарь и буржуа: Исследование по истории морали. Пер. с польск./Общ. ред. А.А. ГусейноваМ., 1987.

49 Кардини Ф. Происхождение средневекового рыцарства М., 1987.

50 Хёйзинга Й. Осень Средневековья. М., 1988. силу действительности, пока ощущалась эта все проникающая иллюзия"51. Но такого объяснения явно будет недостаточно, так как сам орден, как отмечают исследователи, следил за новинками вооружения и никогда не отставал в этом направлении52. Стало быть, причина изменения ценностных ориентаций не в изменении реальных практик жизни, связанных с вооружением. И все же, что-то заставляет прислушаться к мнению Й. Хёйзинги, который говорил, что в позднее Средневековье поведение рыцарей становится стилизованным, их ценности утрачивают свою силу53.

Этот процесс трансформации рыцарского поведения в связке с принятым и так или иначе транслируемым в жизни идеалом нельзя не рассматривать без подхода Ле Гоффа54. В небольшой, но методологически и историографически важной статье Ле Гофф одним из первых обозначил системную связь протекания обмирщения с трансформацией идеала и десакрализации сознания в эпоху расцвета городов в средневековой Европе (XII-XII вв.). При всей важности обозначенной французским историком реконструкции, она лишь указывает направление при решении проблемы изменения поведения и ценностных ориентаций братии ордена.

Таким образом, круг историографических проблем, связанных с историей ордена, сходится к нескольким тезисам. Объяснение природы «заката» самого ордена, равно как и срыва процессов Перехода на его землях невозможно, минуя такие механизмы, которые, А .Я. Гуревич обозначил следующим образом: «Между объективной материальной причиной и ее действием, выразившимся в поступках людей, существует не механическая и не непосредственная связь. Весь комплекс обстоятельств, подводимых историком под понятие причин данного события, не воздействует на людей просто как внешний толчок, а посему исследователю надлежит выяснить, как в каждом конкретном случае изученная им общественная жизнь отражалась в

31 Там же. С. 116.

32ЛависсЭ. Очерки по истории Пруссии. М., 1915. С. 141−142.

53 Хёйзинга Й. Осень Средневековья. М., 1988. С. 112.

54 Ле Гофф Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентации на Христианском Западе XII-ХШвв.)//Одиссей. Человек в истории М., 1991.-С. 25−47.

19 головах людей, откладывалась в их понятиях, представлениях и чувствах, как, подвергшись соответствующим субъективным преобразованиям, эти факторы предопределяли поступки людей, побуждали отдельных индивидов, а равно социальные группы и массы совершать те или иные действия"55.

При всей богатой палитре имеющегося конкретно-исторического материала интерпретация как «объективных» факторов кризиса в ордене, так и «субъективных» не дает возможности непротиворечиво целостно интерпретировать данный процесс. Вместе с тем имеющийся историографический багаж, а также корпус источников позволяет поставить задачу такой целостной интерпретации. Поскольку своеобразным «спусковым крючком» к упадку ордена и сопряженному с этим упадком срывом процессов, определяющих Переход, были изменения поведения рыцарской братии, приведшие к конфликту с сословиями, то мы ставим целью исследования анализ деформации психосоциальной идентичности братии ордена, посредством которого можно будет адекватно интерпретировать природу срыва «Перехода» в его землях.

Для этого, как представляется необходимым решить ряд задач:

— проанализировать эндогенные факторы процессов Перехода в Пруссии XIV

— сер. XV вв. в сравнительно-историческом сопоставлении их с макроисторической картиной;

— проанализировать конфликтные ситуации, возникавшие между орденом и представителями сословий, сквозь призму репрезентации властного и тендерного кода сознания и поведения;

— выявить причины совпадения кризисных явлений внутри ордена и во взаимоотношениях с его подданными;

— проанализировать деформацию психосоциальных установок братии Тевтонского ордена XIVсер. XV веков как политической элиты;

55 Гуревич А. Я. Некоторые аспекты изучения социальной истории// Вопросы истории. 1964. № 10. С. 55.

— провести экспертизу полученных данных при помощи анализа тендерного кода сознания и поведения братии Тевтонского ордена в Пруссии.

Таким образом, объектом исследования является специфика протекания процессов Перехода в государстве Тевтонского ордена в Пруссии периода XIVсер. XV вв., а предметом в таком ракурсе становятся трансформация психосоциальных установок братии ордена, определявших ее идентичность.

Поставленные задачи, связанные с ценностными установками, их эмоциональной насыщенностью, соблюдением или отступлением от них, затрагивают комплекс проблем бессознательного человека, что требует использование соответствующего методологического инструментария, который бы позволил реконструировать трансформацию идеологем, объяснить свидетельства, фиксируемые в источниках фактов практики и стилистики поведения братии ордена и их отношения к идеалу, которые, как правило, остаются за кадром. При этом технология такого анализа должна включать как собственно инструментарий исторического исследования, так инструменты социально-психологических теорий.

Однако в данном случае речь идет не о междисциплинарном подходе (использование методов исследования из различных наук), который теряет свою эвристическую ценность в отношении возможности верификации полученных данных ввиду отсутствия общего основания, а о синтезе теорий с фокусом на бессознательное, который взаимодополняют друг друга. Такая исследовательская стратегия выработана в рамках томской историографической школы56.

Этот методологический подход базируется на концепции габитуса П. Бурдье, теории идентичности Э. Эриксона, теории установки Д. Узнадзе, социального характера Э. Фромма, невротической личности К. Хорни, теорий смеха С. Аверинцева, JI. Карасева, А. Г. Козинцева и других

55 Николаева И. Ю. Проблема методологического синтеза и верификации в истории в свете современных концепций бессознательного. Томск, 2005. авторов57. Между тем сама методологическая стратегия остается открытой для использования дополнительного инструментария.

Так, в диссертационном исследовании применяется принцип центонного анализа, востребованный при текстологическом исследовании, который раскрыт в работе И.Н. Данилевского58. Данный принцип учитывает неоднократно отмечаемое свойство сознания средневекового хрониста соединять события действительности со смыслами предшествующих текстов, «в которых описывается существо и сущность происходящего». Таким образом, пользуясь центонно-парафразным характером текста, можно восстановить смысл «текстового поля» и, следовательно, выявить отношение к идеалу.

При анализе трансформации психосоциальных установок следует учитывать, что модернизационные процессы — это явление длительного времени, а при исследовании длительного времени вслед за И. Валлерстайном мы может повториться, что «расплывчатые сроки становятся преобладающими». Это не означает, что в своей работе мы отказываемся от четкого временного периода (XIVсер. XV вв.), но в тоже время, для понимания интересующих нас процессов необходимы будут определенные нити, уходящие дальше в прошлое, экскурсы, связанные именно с характером рассматриваемого процесса59.

При таком подходе нельзя обойтись без «постоянных „челночных“ движений-шагов», предложенных И.Ю. Николаевой60: от исследования явления на микроисторическом уровне с учетом политических, культурных реалий и психосоциальных установок к соотнесению с макроисторической

57 Подробнее см. Николаева И. Ю. Проблема методологического синтеза и верификации в истории в свете современных концепций бессознательного. Томск, 2005. С. 24−84.

58 Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVbb.): курс лекций. М. 2001. С. 11−13.

59 Валлерстайн И. Время и длительность: в поисках неисключённого среднего// Философские перипетии. Вестник Харьковского государственного университета. № 409. Серия: Философия. ХГУ, 1998, С. 189.

60 Николаева И. Ю Проблема методологического синтеза и верификации в истории в свете современных концепций бессознательного. Томск, 2005. С. 260. теорией. Такой постоянный режим челночного соотнесения полученных результатов позволяет верифицировать заявленную гипотезу.

Решению поставленных цели и задач подчинена и структура работы. Диссертационное исследование разбито на три главы. В первой производится анализ эндогенных факторов модернизационных процессов в государстве Тевтонского ордена. В частности, особое внимание уделяется ходу развития взаимоотношений между сюзереном и его подданными, т. е. тому процессу, который в государствах первой субстистемы способствовал качественному завершению кризиса. При этом большее внимание сфокусировано на исследовании влияния групповой идентичности на характер выстраиваемого диалога.

Во второй главе рассматривается развитие политического кризиса в государстве ордена через призму изменения психосоциальных установок братии, связанных с властью в контексте макроисторического процесса «спускания с небес на землю», что позволяет реконструировать ментальную матрицу братьев-рыцарей Тевтонского ордена.

И, наконец, в третьей главе анализируется тендерный аспект групповой идентичности братии ордена. Выделение этой темы в отдельную главу вызвано необходимостью получения верификации полученной гипотезы во второй главе, поскольку на уровне бессознательного тендерный код воспроизводит общую ментальную матрицу. Через проявления тендерного кода сознания анализируется и кризис групповой идентичности.

К диссертационному исследованию также сделано приложениеперевод двух источников на русский язык, выполненный автором настоящего исследования61. Оба источника ранее не использовались как самостоятельные историко-культурные произведения, и обращение к ним, и перевод были продиктованы ценностью этих источников, предоставляющих

61 Приложение содержит перевод с латинского на русский текста «Translatio et miracula Sanctae Barbarae (Перенесение и чудеса с. Варвары)», связанного с распространенным в Тевтонском ордене в Пруссии культом св. Варвары, а также перевод с средневерхненемецкого «Die Ermahnung des KarthSusers (Наставление картезианца)». Анализ источников представлен ниже. богатый материал психоэмоционального порядка и репрезентацию ценностной ориентации братии ордена.

Источники

Следует отметить, что корпус источников по позднесредневековой

62 истории Тевтонского ордена в Пруссии — огромный. В XIV—XVI вв.еках было создано большое количество хроник, но лучше всего представлен корпус актовых материалов, что связано с административно-хозяйственной деятельностью ордена.

Многие из источников изданы в собраниях и неоднократно анализировались в исторической литературе. Неопубликованные источники — в основном актовый материал, хранятся в Центральном архиве Тевтонского ордена в Вене, некоторые из них приводятся в исторических исследованиях.

Учитывая поставленные задачи и выбранный полидисциплинарный методологический подход, для анализа и реконструкции ментальности братии Тевтонского ордена были привлечены разные по типу источники, поскольку для такого исследования, как говорит Ле Гофф, «не существует каких-либо специфических источников. Историку ценностных ориентации, как и историку ментальностей и чувств, приходится исследовать самые разные по характеру тексты, относящиеся к различным областям, притом в пределах весьма обширного хронологического периода"63.

В результате использования широкого спектра источников возможно проведение наиболее полной модальной реконструкции психосоциальных установок: данные полученные из одних источников верифицируются другими, что также качественно отличает настоящее исследование, поскольку прежняя историография ограничивалась анализом определенного типа источника.

62 См. Sarnovvsky, J. Die Quellen zur Geschichte des Deutschen Ordens in Preulkn// Edition deutschsprachiger Quellen aus dem Ostseeraum (14.-16. Jahrhundert). Toruri, 2001, S. 171−199.

63 Ле Гофф Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентации на Христианском Западе XII-ХШвв.)// Одиссей. Человек в истории М., 1991. С. 31.

При этом внимание будет сконцентрировано на том типе источников, которые содержат информацию психоэмоционального порядка в связке с вербализацией тех или иных ценностей, а также подтверждение реальных практик жизни братии Тевтонского ордена. Такое сопоставление позволяет выявить устойчивое проявление в повседневной практики жизни ценностных ориентаций.

Материалы подобного рода обнаруживаются в критике внутренней жизни братии Тевтонского ордена в Пруссии, реакции на изменение во внутренней жизни братии, идеологемах. В результате, скептическая оценка X. Бокмана по поводу использования ряда источников64 для воссоздания подлинной картины, в силу того, что это критика на орден, которая преувеличивает недостатки65, снимается методологически.

Некоторые источники для фиксирования и анализа ценностей братии Ордена в Пруссии используются впервые, именно в силу выбранной методологии. Так, например, Житие св. Варвары не использовалось как источник для анализа ментальности братии. Или же «Наставление» Картезианца до сих пор не было предметом целостной интерпретации как единого текста.

В соответствии с принятой классификацией в диссертационном исследовании используется следующие группы источников: нарративные источники, актовый материал, агиографические, законодательные акты, публицистические произведения.

Нарративные источники

Важнейшим источником для исследования психосоциальных установок братии ордена в Пруссии XIV века, как впрочем, и важнейшим источником по истории ордена, ставшим основой для историографической традиции

64 В основном рецессов заседаний сословий и городов.

65 Бокман X. Немецкий орден: Двенадцать глав из его истории. М., 2004. С. 158−159. самой духовно-рыцарской корпорации в Пруссии66, является «Хроника земли Прусской» Петра из Дусбурга, написанная на латинском языке. f7

Имеется также перевод ее на русский язык, выполненный В. И. Матузовой .

Автор хроники — Петр из Дусбурга, орденский священник, который писал свою хронику, вероятно, по заказу гроссмейстера Вернера фон Орзельна

1324−1330), стремившегося реформировать орден. Хроника была завершена в 1326 г., и передает события от основания ордена в Святой Земле до походов Тевтонского ордена в Литву нач. XIV века. Содержащийся в ней конкретно-исторический материал позволяет реконструировать завоевание Пруссии в XIII в.

Особое значение для настоящей работы эта хроника приобретает ввиду того, что ее автор сконцентрировал свое внимание именно на братии ордена, тем самым представил комплекс ценностей присущих своим современникам (XIV в.). Акцент на самой братии ордена, а не героизации отдельных рыцарей, выделяет хронику на фоне других нарративных источников духовно-рыцарских орденов Прибалтики69 и позволяет выделить и проследить групповые ценностные ориентации братии ордена времени появления государства Тевтонского ордена, символическим выражением чему служит перенос в 1309 г. резиденции великих магистров из Венеции в Мариенбург (Пруссия). Развернутому анализу психосоциальных установок братии способствуют и часто используемые Петром из Дусбурга exempla, основанные на устной традиции ордена.

Следует отметить, что «Хроника земли Прусской» также оказала существенное влияние на формирование собственной памяти духовно

66 Матузова В. И. Видения в литературных памятниках Тевтонского ордена (XIII-XIV вв.)//Древнейшие государства Восточной Европы 2003: мнимые реальности в античных и средневековых текстах. М., 2005. С. 143−150- Матузова В. И. Идейно-теологическая основа «Хроники земли Прусской» Петра из Дусбурга/УДревнейшие государства на территории СССР 1982. М., 1984. С. 152−169- Матузова В. И. Создание исторической памяти: ранние исторические сочинения Тевтонского ордена в Пруссии.//Древнейшие государства Восточной Европы: 2001 год: Историческая память и формы ее воплощения. М., 2003. С. 272 277. Engels О. Zur Historiographie des Deutschen Ordens im Mittelalter// Archiv furKulturgeschichte. Koln, 1966. Bd. XLV1II. H. 3. S. 346

67 Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. М&bdquo- 1997.

68 Матузова В. И. Приложение//Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. М. 1997. С. 222.

69 Игошина Т. Ю. Государь вопреки идеологии: верховный магистр Тевтонского ордена//Королевский двор в политической культуре Средневековой Европы: теория, символика, церемониал. М., 2004. С. 136. рыцарской корпорации70. В середине XIV века капелланом ордена Николаем Ерошиным был сделан перевод этой хроники на средневерхненемецкий язык, чтобы быть более доступной рядовому братству ордена, которое в большинстве своем не владело латинским языком71. «Хроника» Николая Ерошина, скорее всего, использовалась на так называемых «застольных чтениях (Tischrede)». Застольные чтения впервые появились в августинском уставе и представляли собой зачитывание Святого писания во время трапезы. В Тевтонском ордене эта традиция приобрела несколько иную форму. Во время трапезы зачитывались как религиозные, так и историографические тексты72. В результате в рамках этой традиции зачитывание хроники Ерошина служило инструментом репродукции прежних ценностных ориентаций. Вместе с тем, несмотря на то, что «Хроника» Николая Ерошина представляет собой перевод, ее автор иногда вносит собственные сюжеты, сопровождаемые личной оценкой, что позволяет проследить изменения психосоциальных установок братии.

Более поздние хроники Тевтонского ордена в сопоставлении с уже рассмотренными менее репрезентативны в отношении реконструкции психосоциальных установок, поскольку представляют событийную историю, однако важны, так как передают существенные моменты его истории в Пруссии и воссоздают картину повседневных практик жизни. Последующие нарративные источники содержат некоторые казусы, анализ которых позволяет выделить общий тренд трансформации психосоциальных установок братии.

Так, «Хроника» Виганда Марбургского продолжает рыцарскую традицию хвалебных речей в честь героев, хотя эта традиция и. приняла особое выражение: автор стремился представить историю так называемых

70 Матузова В. И. Создание исторической памяти: ранние исторические сочинения Тевтонского ордена в Пруссии.//Древнейшие государства Восточной Европы: 2001 год: Историческая память и формы ее воплощения. М., 2003. С. 272−277.

71 Militzer, К. Die Aufnahme von Ritterbrudern in den Deutschen Orden. Ausbildungsstand und Aufnahmevoraussetzungen//Das Kriegswesen der Ritterorden im Mittelalter. Torun, 1991. S. 7−8.

72 Wenta, J. Studien Uber die Ordensgeschichtsschreibung am Beispiel PreuBens. Torun, 2000. S. 154.

Литовских рейзов периода 1293−139 473. Следуя традиции, Виганд Марбургский написал свою хронику в 1394 г. стихом на немецком языке. В XIX веке оригинал был утерян, и хроника была реконструирована ее издателем Т. Хиршем по нескольким спискам, сделанным в разное время. Основой для реконструкции послужил перевод этой хроники на латинский язык для польского историка Яна Длугоша (1415−1480). Важно оговорить, что Виганд Марбургский не являлся представителем общины ордена, но был герольдом великого магистра.

Историю второй половины XIV также охватывает «Хроника» Иоганна Поссильге. Несмотря на то, что в заглавие хроники вынесено имя ее создателя, на данный момент нет общепринятого представления об авторстве. Долгое время автором хроники считался некий Johannes Lindenblatt, названный так прусским хронистом конца XV — нач. XVI вв. Симоном Грунау74. Во введении к одному из списков XV в. имелась запись о том, что автором является Иоганн, официал ' в Ризенбурге (резиденция помезанского епископа)75. Издатели хроники выдвинули гипотезу, которую поддерживают ряд историков, что автором был Иоганн фон Поссильге (официал с 1376 по 1405 гг.), но после его смерти она была продолжена неизвестным автором или авторами. Вывод основан на разнице в стиле записей77.

И. Вента считает, что автором мог быть Иоганн из Реддена (официал в

Ризенбурге с 1411 по 1420 (?) гг.). Хроника охватывает события вплоть до 1419 года, а другие исторические работы этого же времени по тем же первоисточникам доводят события до 1410 г., что позволяет Й. Венте

73 Boockmann, Н. Die Geschichtsschreibung des Deutschen Ordens Gattungsfragen und «Gebrauchssituation» // Geschichtsschreibung und Geschichtsbewusstsein im spaten Mittelalters. Sigmaringen, 1987. S. 457.

74 Johann von Posilge//Allgemeine Deutsche Biographie, Bd. 26 (1888), S. 458−459.

75 Johanns von Possilge, Officials von Poimesanien, Chronik des Landes Preussens//Scriptores rerum Prussicarum Bd. Ill, S. 79.

76 Arnold, U. Geschitsschreibung im PrcuBcnland bis zum Ausgang des 16. Jahrhunderts// Jahrbuch fllr die Geschichte Mittelund Ostdeutschlands. Berlin, 1970. Bd. 19. S. 84- Boockmann, H. Die Geschichtsschreibung des Deutschen Ordens Gattungsfragen und «Gebrauchssituation» // Geschichtsschreibung und Geschichtsbewusstsein im spaten Mittelalters. Sigmaringen, 1987. S. 460.

77 Wenta, J. Studien Uber die Ordensgeschichtsschreibung am Beispiel Preufiens. Toruii, 2000. S. 238.

78 Ibid., S. 238−239. выдвинуть тезис о том, что работа над хроникой могла быть начата после 1410 г.

По мнению Й. Венты хроника представляет собой тип документа, связанный с возникновением практики поминания великих магистров и, как следствие, находится в ряду источников, отражающих положение великого

79 магистра: усиление его роли в ордене .

Период предшествовавший военному конфликту ордена с сословиями (пер. пол. XV в.) представлен как в орденской историографии, так и в историографии, зародившейся в бюргерской среде Пруссии, отражавшей ее самосознание. При этом имеется несколько нарративных источников, написанных современниками.

Так, о событиях XV века можно узнать из хроники Лаврентия Блюменау, который, будучи уроженцем Пруссии, находился на службе великого магистра в качестве советника и юриста.80 Его хроника начинается с древней истории Пруссии и доводит повествование до начала военного конфликта между сословиями и орденом (1449 г.). Historia Лавретия Блюменау отличается от других исторических произведений этого времени тем, что написана на латинском языке. По мнению X. Бокмана она претенциозна и не вписывается в прусскую историографическую традицию81. Между тем О. Энгельс полагает, что Блюменау был защитником позиций Тевтонского ордена в конфликтах с сословиями.

Одной из ценнейших хроник XV века остается «Данцигская хроника Союза (Die Danziger Chronik vom Bunde)» написанная горожанином Данцига Петером Брамберком, и представляет события с 1440 по 1466гг.: от образования Прусского союза до конца 13-летней войны Польши с орденом.

79 Ibid., S. 164−165.

80 Он значится по документам как советник и юрист с 1447 г. См. Historia de ordine Theutonicorum cruciferorum/VScriptores rerum Prussicarum Bd. IV. S. 36.

81 Boockmann, H. Die Geschichtsschreibung des Deutschen Ordens Gattungsfragen und «Gebrauchssituation» // Geschichtsschreibung und Geschichtsbewusstsein im spaten Mittelalters. Sigmaringen, 1987. S. 465.

82 Die Danziger Chronik vom Bunde // Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig, 1870. Bd. IV. S. 409−448.

83 У. Арнольд сомневается в его авторстве: Arnold U. Geschitsschreibung im Preussenland bis zum Ausgang des 16. Jahrhunderts//Jahrbuch fllr die Geschichte Mittelund Ostdeutschlands. Berlin, 1970. Bd. 19. S. 91.

Как полагает О. Энгельс, она была призвана подтвердить легитимность существования Союза и оправдать освобождение части Пруссии от власти ордена при помощи военных действий. Ее издатель, Т. Хирш, уточняет, что хроника создавалась для тех жителей теперь уже о с

Королевской Пруссии, которые осуждали клятвопреступление по отношению к своему сеньору — ордену. После подписания Второго

Торнского мира (1466 г.) некоторые города и представители сословий были не согласны с текстом договора. Королевская Пруссия присягала королю

86 вплоть до весны 1467 года .

Исходя из этого, Т. Хирш оценивает хронику как крайне тенденциозную. Достоверность и подлинность неизвестных документов, на которых основывается хроника, вызывает у издателя сомнения. Он подчеркивает, что основу хроники составляет устная традиция, которая была распространена среди приверженцев Прусского союза, а из широко известных источников времен тяжб между орденом и сословиями автор использовал только те сведения, которые представляют Прусские союз в выгодном свете87.

Однако представляется, что авторское недоверие вытекает из позитивистской оценки источника как носителя исключительно событийной информации, требующей верификации. Между тем, источник сам по себе как субъект — есть порождение контекста и этим именно устная традиция предоставляет исследователю огромный корпус данных, передающих психоэмоциональное отношение сословий к братии ордена. Прежде всего, это открывающий хронику список нарушений прав, о чем практически молчат орденские источники.

Интертекстуальный контекст может быть восстановлен также и по другим источникам, формально малоинформативным. Например, две

84 Engels О. Zur Historiographie des Deutschen Ordens im Mittelalter// Archiv fur Kulturgeschichte. Koln, 1966. Bd. XLVIII. H.3. S. 352.

85 Устоявшееся обозначение той части Пруссии, которая перешла под польскую корону.

86 Очерки истории Восточной Пруссии/Кретинин Г. В., Брюшинкин В. Н., Гальцов В. И. и др. Калининград, 2002. С. 74.

87 Hirsch, Th. Einleitung// Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig, 1870. Bd. IV. S. 406.

30 сохранившиеся песни предположительно 1456−1457 гг., которые высмеивают

88 орденских братьев. Песня о когге (vom Koggen) и об орденских господах

OQ

Ordensherren) .

Наиболее полно в самой орденской историографии время создания Прусского союза представлено в трех продолжениях Старшей гроссмейстерской хроники. Они описывают события с 1433 по середину 1455 гг. Первое продолжение90 — наиболее подробное из них. Сложно установить авторство Первого продолжения Старшей гроссмейстерской хроники. Безусловно, это был член Тевтонского ордена. Подробное изложение фактов говорит о том, что автор был в центре событий. Осведомленность во многих подробностях указывает на то, что он имел доступ к орденским архивам91.

Немаловажно в этой связи подчеркнуть, что орденская историография указывает в качестве причины появления Прусского союза нежелание сословий выплачивать фунтовые деньги92, при том, что хронист хорошо знает предъявляемые обвинения в адрес ордена. Он частично их воспроизводит далее по тексту, когда идет рассказ о заседании третейского суда при императоре: «что их привилегии нарушаются, что их ограничивают в правах, и что гроссмейстер не держит того, что приносил при присяге, а также что братья ордена их жен и дочерей насильно опозорили"93.

Законодательные акты и актовый материал

Большое значение при анализе ценностных ориентаций, в частности тех, что были рационализированы, представляют статуты Тевтонского ордена, которые создавались на протяжении середины XIII века и далее

88Ein lied vom Koggen auffrur// Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig, 1870. Bd. IV. S. 647−648.

89 Ein ander Iiedt von Ordensherren// Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig, 1870. Bd. IV. S. 649.

90 Die Erste Forsetzung der Alteren Hochmeisterchronik// Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig 1866, Bd. III. S. 637−700.

91 Toeppen, M. Einleitung//Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig 1866, Bd. III. S. 536−537.

92 «Mit dem selbigen bunde sazten sych dy Dantzker wider den selbigen meyster, und wolten in dem bundt zcoll zcu Danzk lang nicht geben», Die Erste Forsetzung der Alteren Hochmeisterchronik// Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig 1866, Bd. III. № 211. S. 648.

93 «wye in ire privilegien gebrachen wurden, auch an iren rechten verkurzt wurden, und yn der hoemeyster nicht hylde, was er in der huldigung gelobt hette, auch wye dy bruder des ordens yn ire weybe und tochter mit gewalt unerten», Die Erste Forsetzung der Alteren Hochmeisterchronik// Scriptores rerum Prussicarum. Leipzig 1866, Bd. III. № 217. S. 652. оформляли общинную жизнь братии. Языком оригинала был латинский, однако со временем появились переводы на средневерхненемецкий, старофранцузский и голландский, что отвечало потребностям отдельных общин94. На Генеральном капитуле, собиравшем представителей всех орденских отделений, должен был быть представлен экземпляр статутов, также статуты были востребованы в повседневной общинной жизни, о чем свидетельствует количество сохранившихся рукописей. В той или иной степени целостности статуты представлены в более чем 30 рукописях. На проятжении XIX в. статуты неоднократно издавались. Однако по праву академическим изданием статутов ордена считается публикация Макса Перльбаха, в которой был обобщен опыт прежних издателей и приведены параллельные тексты статутов ордена на разных языках95.

Статуты состоят из пролога, правил, законов, обычаев и календаря. Содержание пролога в разных рукописях варьируется. Правила базируются на трех монашеских обетах: послушание, бедность, целибат. Законы — это подробное разъяснение определенных пунктов из правил. И, наконец, обычаи представляют устройство, иерархию его официалов и их полномочия. Календарь содержи указания почитаемых дней и типов церковных служб на такие праздники.

Следует отметить, что при великом магистре Конраде фон Эрлихсгаузене в 1442 г. была проведена ревизия статутов. Также помимо основных законов с конца XIII века появляются собственные законы великих магистров. Их содержание позволяет выявить изменение и в отношении к заявленным ранее максимам96.

Неоценимое значение для изучения повседневных практик поведения братьев рыцарей Тевтонского ордена в Пруссии имеют источники административно-хозяйственного характера. Это переписка должностных лиц ордена по насущным хозяйственным делам, которая была необходима в

94 Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. М., 1997. С. 232−233. Die Statuten des Deutschen Ordens nach den Altesten Handschriften. Hrsg. M. Perlbach. Halle, 1890. S. IX.

95 Die Statuten des Deutschen Ordens nach den Altesten Handschriften. Hrsg. M. Perlbach. Halle, 1890.

96 Die Statuten des Deutschen Ordens nach den Altesten Handschriften. Hrsg. M. Perlbach. Halle, 1890. S. XXX.

32 условиях набиравшей силу централизации ордена, а соответственно и его государства, выражавшейся в отчетности перед вышестоящими должностями. Основной корпус таких источников охватывает отчеты-переписку между комтурами земель и гроссмейстером. Необходимо отметить, что эти отчеты не имели строго определенной формы, в результате, в отчетах часто передаются значимые части разговоров между должностными лицами ордена и представителями сословий. Сохранились не все первоначальные, оригинальные тексты грамот, многие грамоты представлены в виде кратких извлечений, сделанных в более позднее время и передают событийную сторону.

Значимую роль для исследования представлений жителей Пруссии также играют протоколы заседаний (рецессы) городских и сословных съездов, которые содержат петиции горожан или представителей сословий к великим магистрам, а порой также и ответы последних. Указанный корпус актового материала был собран и издан Максом Теппеном97.

Агиографические источники

Предложенный У. Арнольдом подход в реконструкции ментальности братии ордена через анализ культа святого покровителя, позволяет решить задачи, связанные с анализом тендерных практик поведения братии и идентичности его братии. Агиографические сочинения, ровно, как и развивающийся в среде «безмолвствующего большинства» культ самого святого, имманентно содержат принципиальные представления и установки

98 своего времени и социальной группы .

Особое внимание заслуживает Translatio St. Barbarae (перенесение мощей св. Варвары в Поморье и затем в Пруссию в Кульм99) и чудеса этой

97 Acten dcr Standetage PreuI3ens unter der Herrschaft des Deutschen Ordcns, hg. M. Toeppen, 5 Bande, Leipzig 1878−1886 (далее ASP)

58 Парамонова М. Ю. Культы святых и их социальные функции в средневековой Латинской Европе. Методическое пособие к спец курсу. М., 2001 г. С. 7−10.

99 Далее — Житие. святой, которые имели хождение в прусских конвентах100. С достоверностью можно утвержадать, что Translatio использовалось во время литургии в день самой святой — 4 декабря.

Датировка появления источника вызывает определенные трудности. Можно с уверенностью говорить, что Translatio появилось до создания великим магистром Лютером Брауншвейгским (1331−1335) своего стихотворения посвященного св. Варваре, ныне утерянного. Большое количество передаваемых событий в тексте дает основания полагать, что Translatio могло появиться сразу же после реального перенесения мощей св. Варвары в Кульм (1242 г.). С другой стороны, существует четкая корреляция между Translatio и текстом «Хроники» Петра из Дусбурга (нач. XIV в.)101. Автором предположительно был священник Тевтонского ордена102. Это Житие тиражировалось на протяжении всего XIV и начала XV вв. -сохранилось 8 копий103, что красноречиво свидетельствует о его востребованности.

Публицистические источники

Помимо рецессов существует еще один источник, содержащий подробные сведения о повседневной жизни братьев-рыцарей Тевтонского ордена в Пруссии, — это «Наставление картезианца (Die Ermahnung des Karthausers)», названное так его издателем Т. Хиршем104.

Наставление картезианца" - это обращение монаха картезианского ордена к великому магистру с наставлением по поводу нравов в Пруссии. «Наставление» было передано великому магистру Паулю фон Русдорфу в 1428 году. Фигура автора до сих пор остается спорной. По мнению издателя, это был монах Генрих Берингер, однако всё последующее источниковедение

100 Translatio et miracula Sanctae Barbarae// Scriptores Rerum Prussicarum Bd. II Leipzig, 1866. S. 399−411.

101 Wenta, J. Studien Uberdie Ordensgeschichtsschreibung am Beispiel PreuBens. Torun, 2000. S. 197−199.

102 Translatio et miracula Sanctae Barbarae// Scriptores Rerum Prussicarum. Bd. II Leipzig, 1866. S. 399.

103 Translatio et miracula Sanctae Barbarae// Scriptores Rerum Prussicarum. Bd. II Leipzig, 1866. S. 397−398.

104 Die Ermahnung des Carthausers// Scriptores rerum Prussicarum. Bd. IV. Leipzig, 1870. S. 450−465. ставит его авторство под сомнение105. Картезианец был хорошо осведомлен с происходящим в Пруссии, так как находился в монастыре картезианского ордена в Мариенпарадизе в Пруссии, основанном в 1381 году.

Содержание документа, а также его предназначение позволяет отнести его к ранней публицистике. Более того, по наличию конкретного адресата, нравоучительному содержанию, а также использованию устойчивых коннотаций этот текст можно отнести по типу к «княжескому зерцалу (Fiirstenspiegel)"106.

105 Arnold, U. Geschitsschreibung im PreuGenland bis zum Ausgang des 16. Jahrhunderts// Jahrbuch ftlr die Geschichte Mittelund Ostdeutschlands. Berlin, 1970. Bd. 19. S. 86−87- Engels, O. Zur Historiographie des Deutschen Ordens im Mittelalter// Archiv filr Kulturgeschichte. KOln, 1966. Bd. XLVIII. H. 3. S. 351−352.

106 Fiirstenspiegel// Lexikon des Mittelalters, Bd. 4, 1989, Sp. 1040−1058.

Заключение

Расцвет государства Тевтонского ордена в Пруссии, также как его ослабление и гибель пришлись на время больших перемен в Европе. Период XIV—XV вв. стал переломным в политическом, экономическом и социальном устройстве европейской ойкумены, сопровождавшийся оформлением централизованных абсолютистских государств, формированием новых стратегий политики с элементами меркантилизма, оформлением сословно-представительных органов.

Круг имеющейся источниковой и историографической информации дает основание заключить, что в Пруссии в это время протекали схожие процессы, которые могли стать залогом безболезненного преодоления Перехода. Оформление территориального государства, постепенная концентрация власти в руках великого магистра, первые попытки выстраивания диалога с сословиями — все эти процессы, как показывает анализ источников с помощью избранной полидисциплинарной технологии, протекали в режиме позитивной самоидентификации братии ордена в Пруссии. Позитивная идентичность подкреплялась реализацией братьями-рыцарями своих ценностных установок, в первую очередь, через проявления избыточного мужества, чему в немалой степени на первых порах способствовал ареал бытования ордена, когда эта духовно-рыцарская община могла вести «праведную» войну с язычниками (пруссами или литовцами). Подчеркнем, что групповая идентичность братии ордена была основана на базовых ценностях рыцарского комплекса установок сознания и поведения, сформировавшихся в европейской цивилизации, и дополнена религиозной компонентой, морально и культурно санкционировавшей естественное стремление к «земной» реализации в миру. Этот комплекс до поры до времени являл собой относительно устойчивую, хотя и противоречивую систему.

Позитивная идентичность закрепилась в культе св. Варвары, анализ которого при помощи синтеза психосоциальных теорий, фокусируемых в сфере бессознательного, свидетельствует об авторитарности ментальной матрицы сознания всего германского рыцарства. Этот тип сознания в силу обета безбрачия, который приносили братья-рыцари, приобретает в Тевтонском ордене особую значимость для исследования — культы патронесс ордена позволяют реконструировать идентичность его братии и проследить ее трансформацию.

Проделанный анализ источникового и историографического материала позволяет заключить, что диалог между братьями-рыцарями, как носителями власти в государстве ордена, и представителями сословий Пруссии не получил своего развития. Этому процессу мешали многочисленные нарушения прав и привилегий бюргеров, акты насилия и агрессии. Диалог «сословия-орден» был сорван асоциальным поведением братьев-рыцарей. Это поведение было продиктовано не одними только экономическими причинами, которые, конечно, также сыграли свою роль в качестве фактора, стимулировавшего срыва означенного диалога, но деформацией целостной психосоциальной идентичности братии ордена.

Асоциальное поведение, которое прежняя историография в большей мере расценивала как отражение рациональной политики, в действительности было отражением серьезного психоэмоционального дискомфорта, который испытывала община Тевтонского ордена с середины XIV века. Как было показано в диссертации, общеевропейские тенденции, связанные с процессом «спускания с небес на землю» сыграли в этом немалую роль. Обмирщение в ордене, начало которого связано с Литовскими рейзами европейской знати, сделало неотъемлемой частью жизни братии роскошь и деньги. Однако эти новые ценностные ориентиры были табуированы уставом, а, значит, противоречили идентичности брата-рыцаря. При этом сама структура ордена с предусмотренной ротацией лиц, занимавших должности, предоставляла официалам низовых ступеней орденской иерархии доступ к деньгам, поскольку в их должностные обязанности входили торговые или меновые операции. Стремление к обогащению подпитывалось и средой, откуда шло пополнение братии — из министериалов. Братья-рыцари брали в долг, присваивали орденское имущество, преодолевая при этом не только табу обета бедности, но, порой, и запреты светских законов. Из анализа различных типов источников следует, что личное обогащение нередко сопровождалось проявлением агрессии, что демонстрирует глубокое переживание противоречия прежних психосоциальных установок и новых, связанных с обмирщением.

Осознание ценности жизни в этом мире также повлияло и на восприятие смерти. Братья-рыцари стали более беречь свою жизнь: они уже не стремятся «высунуть и пятки"548 ради защиты вдов и сирот. Поскольку члены ордена, являвшиеся носителями важной социальной роли в Пруссии, перестали быть ее эффективными исполнителями, то это не могло в конечном итоге отразилось на восприятии братии представителями сословий, формируя негативный образ о них.

В Европе процесс «спускание с небес на землю» сопровождался развитием товарно-денежных отношений, десакрализацией сознания, выработкой новых социальных стратегий поведения. Этот процесс создавал своего рода общий язык, на котором говорил как монарх, так и сословия. Однако в Тевтонском ордене, основу которого составляло рыцарство по определению лишенное права притязания на мирские блага, любовь и т. п., что было зафиксировано в его религиозных идеологемах, этот процесс был обречен завершиться неудачей. Этим и определяется принципиальная особенность модернизационных процессов в государстве Тевтонского ордена. Как явствует из проделанного анализа изменений ментальности братии, противоречие между прежними и новыми ценностными ориентациями приводило лишь к психоэмоциональному дискомфорту, свидетельствуя о деформации идентичности братии.

548 ASP IV, № 23. S. 38.

При этом данное противоречие остается за рамками сознания большинства братии ордена, что было обусловлено общей неразвитостью рационального инструментария мышления, низкой грамотностью, которые бы позволили пусть и в категориях теологии отрефлексировать образовавшийся клубок ценностных противоречий. Лишь некоторые члены общины могли осознать это состояние (как это было выявлено в ситуации с великим магистром Паулем фон Русдорфом) или обрести благодаря накопленному социальному опыту новую личную позитивную идентичность (как в казусе с Георгом фон Вирсбергом).

В результате формируется спутанная, или смешанная идентичность с большим грузом диссонирующих всему комплексу позитивных ценностей негативных поведенческих практик. Тот дискомфорт, который испытывала личность брата-рыцаря в сложившихся условиях, находит отражение и в религиозном мироощущении, транслируемым культом святой Доротеи.

В этих условиях резкое обновление рядов братии, вызванное значительными потерями в войне 1409−1411 гг., лишь только усугубило общую ситуацию. Поскольку молодое поколение вступало в орден, который уже стал носителем негативной идентичности, то его среда не могла не влиять на процесс формирования соответствующей идентичности и у этого агента социального поля.

Анализ тендерного кода сознания и поведения братии ордена, предпринятый с целью верификации исследовательской гипотезы, также дает основания заключить, что на ранних этапах формирования психосоциальной идентичности братьев-рыцарей сексуальность, табуированная уставом, с неизбежностью витального закона проявляла себя в повседневной жизни общины, но, как правило, в социально приемлемых формах (к примеру, в конкубинате). С усилением ощущения психоэмоционального дискомфорта меняются установки, позволявшие преступить имеющиеся нормы, приводившие к сексуальному насилию, как формы снятия этого напряжения.

Деформация позитивной идентичности ордена находит косвенное подтверждение и в охлаждении к нему европейской знати. Постепенно поток пилигримов в Пруссию прекратился. Желающих пополнить его ряды становилось все меньше и меньше. В особенности это касается германских земель, потому что дальние страны были слабо осведомлены о происходившем с орденом. Если германская знать и намеревается отправиться в Пруссию, то только за звонкую монету, поскольку с принятием ценности мирской жизни и выработкой новых социальных стратегий она уже не стремится ограничивать себя в доступе к мирским благам.

К сказанному можно добавить, что сформировавшийся климат социально-психологических отношений ордена и бюргерства Пруссии, обусловленный, как было представлено, объективными социально-историческими противоречиями, имеет, как представляется, немалое отношение и к поражению ордена в Грюнвальдской битве (1410 г.). Общее психоэмоциональное состояние, обусловленное кризисом идентичности, не могло не сказаться на внутренней готовности к этой войне. Грюнвальдская битва стала той точкой бифуркации, которая выявила деформацию идентичности братии ордена. Следование главному императиву поведения рыцаря — беззаветному исполнению воинского долга — перестало быть на психоэмоциональном уровне действенным побудителем соотвествующего поведения. Утратившие силу на языке теории установки свою силу ценностные ориентиры не порождали необходимой для отваги энергии.

Итак, новые реалии жизни, связанные с развитием товарно-денежных отношений, с возрастанием принятия ценности мирской жизни, проникающие в среду ордена, не могли не трансформировать психосоциальные основания идентичности братии ордена. Старые идеалы, или ценностные ориентации, пришли в противоречие с набиравшими силу новыми ценностями этой среды и эпохи. Стремление к богатству, роскоши, веселому времяпрепровождению не санкционировалось морально-культурными нормами сообщества, более того, табуировалось самой t t природой ордена как религиозной организации и не могло быть легализовано. Это и было основой того духовного кризиса, который явился одной из причин краха ордена.

Сформированный негативный образ братьев-рыцарей в глазах бюргерских слоев, в свою очередь, также способствовал свертыванию возможности для социального диалога этих двух агентов социального поля, как сказал бы П. Бурдье. Образ государя — Тевтонского ордена — приобрел в глазах земств негативную социально-психологическую окраску, что и привело их под польскую корону в 1454 г., когда Прусский союз, образованный для отстаивания своих прав и привилегий городами и сословиями, попросил принять часть Пруссии в Польское королевство.

Но и сами братья-рыцари не могли выстроить этот «диалог» с «третьим сословием» в отличие от того, как он складывался в Западной Европе между бюргерами и прежней феодальной элитой. Именно то обстоятельство, что братья-рыцари являлись заложниками автоматизмов сознания, что было связано с самим религиозным статусом ордена, предполагавшим необходимость жесткого следования старым идеалам, и было решающим в процессе той неблагоприятной исторической динамики, которая не позволила тевтонскому рыцарству в целом обновиться так, как это произошло со светским рыцарством в Англии и Франции. В этой среде не мог сформироваться тот «новый дворянин» англо-французского типа, который готов был перейти через многие из прежних идеалов во имя земного успеха, если для такового имелись благоприятствующие исторические условия.

Таким образом, проанализированный с помощью избранной (исследовательской технологии материал открывает перспективу сведения реалий экономического ландшафта бытования ордена, его воинской деятельности и его тендерного поведения в некую общую картину. Она красноречиво свидетельствует, что духовный кризис, постигший орден в отмеченный период, являлся важным фактором, воспрепятствовавшим

171 модернизации" самого государства ордена. Этот кризис носил системный характер, что сказалось и в том, что богатства ордена, его административный ресурс и экономико-политический капитал оказались недостаточными для того, чтобы означенные процессы модернизации, стартовав в этих, казалось бы, благоприятных условиях, успешно завершились.

Подытоживая, можно добавить, что проделанный анализ позволяет внести коррективы и в избранную в качестве опорного концептуального подхода макроисторическую теорию Перехода. Выявленная специфика сознания основного агента социального поля — орденской братии — дает возможность более точно и пластично описать природу и характер срыва этих процессов в зоне так называемой полупериферии западноевропейской цивилизации.