Актуальность темы
исследования. Проблему познаваемости мира, несмотря на ее философский характер трудно назвать исключительно философской, она предполагает свою задачу в рамках каждой из наук. В то же время она касается проблем религии и повседневного бытия человека, понимание которого выходит за пределы как научного и философского, так и религиозного представления о мире, поскольку и философия и наука, и религия не имеют его в законченном виде, а вынуждены получать знание о нем в той или иной мере из повседневности. Поэтому проблема познаваемости, во-первых, сильно зависит от нового знания, и, во-вторых, отличается вариативностью и зависимостью от интерпретации в рамках того или иного способа понимания, который в свою очередь определяется используемой методологией и целями, которые приписываются субъекту познания его интерпретаторами. В силу указанных причин вопрос познаваемости имеет различные, нередко исключающие друг друга постановки. Например, есть мнение, что логические парадоксы и теоремы Геделя о неполноте и неразрешимости составляют содержание «познавательного пессимизма» [138]. В частности, это и мнение одного из первооткрывателей логических парадоксов Бертрана Рассела. И в то же время некоторые критики видят в геделевских теоремах залог «непредсказуемости мира», и как следствие большей новизны в получаемых знаниях, открытости универсума для более разнообразных исследований [155]. Как ни странно, минувший век показал, что обе крайности в оценке познавательных возможностей имеют один и тот же результат. «Познавательный пессимизм», отрицающий какую-либо надежную структуру знания, завершается крайним иррационализмом, с неисчерпаемостью смыслов и значений, которые возникают также быстро и бесцельно, как копии логических единиц в пораженном «вирусом» компьютере. С другой стороны, «оптимизм неисчерпаемости» быстро приводит к ситуации полного отсутствия в той или иной мере общезначимых или даже сколько-нибудь информативных решений какой-либо из философских проблем.
В естественных и точных науках дела обстоят значительно лучше, чем в философии и гуманитарных науках [29, с Л 72]. Однако данные математики и естествознания, с одной стороны, требуют метатеоретического подхода, то есть потребности в понимании и согласии относительного того, «как следует понимать», и, с другой стороны, систематического обобщения и потребности в совокупной науке о мире, которая сталкивается с проблемой различных парадигмальных сценариев, несопоставимости, и, в частности, несоизмеримости данных более специальных наук, в том числе изучающих один и тот же предмет.
Некоторые проблемы науки возникают не только при непосредственном изучении предмета исследования, но при сопоставлении полученных результатов этого исследования с другими результатами, и далее при необходимости делать единый вывод на основе всех этих данных. Примерами таких наук могут служить нейрофизиология, когнитивная психология и кибернетика [121], а примером единого вывода — теория сознания, которая не может принадлежать одной лишь философии, хотя бы потому, что сознание является повседневно наблюдаемым феноменом, гораздо более назойливым в своих эмпирических проявлениях, чем, например, электромагнетизм. Особенностью современной философии науки является нечеткость границы между философской и научной в узком смысле этого слова проблематикой. Другая особенность — обилие научной информации в контрасте с декларируемой скудностью решения философских проблем, позволяющей заявлять о «смерти философии». Вместе обе эти особенности составляют противоречие острой потребности в философских решениях и гораздо большей трудности по сравнению Х1Х-ХХ веками получения их в условиях новых требований к философии.
При развитой технике исследований «множественность» или «плюрализм решений» оборачивается своеобразной «модальной энтропией», когда никакое из решений невозможно признать хотя бы более заслуживающим внимание, чем другое. Как было отмечено выше, «познавательный пессимизм» приводит к возникновению иррациональных мировоззренческих систем, но познавательная результативность последних не может не привести обратно к «познавательному пессимизму». Чтобы разрушить этот порочный круг от философии требуется не «размывание» содержательных структур универсума, или, выражаясь языком Канта, его трансцендентальных составляющих, а максимально четкая их экспликация, в том числе и таких, которые приводят к «размыванию», хотя бы потому, что исследовательская позиция, какой бы она ни была, как нечто объективируемое, не бывает без структуры. Как минимум, она должна быть выражена, а значит руководствоваться синтаксисом.
Состояние «модальной энтропии» как разновидность «идеального хаоса» -тоже не прочное образование, хотя бы потому, что оно определятся одной смысловой доминантой, а именно тезисом о принципиальной или технической непознаваемости Вселенной, который имеет четкую структуру отрицания любого суждения. Крайним выражением тезиса о непознаваемости является так называемый агностицизм. Мы неспроста используем оборот «так называемый», потому что, как выяснится ниже, термин агностицизм не может иметь того содержания и прагматической роли, которая ему приписывается. Агностицизм является наиболее доступной для критики разновидностью тезиса о непознаваемости. В то же время он содержит универсальную оценку любого какого бы то ни было суждения, и оказывается удобной постановкой вопроса для решения философской задачи о «свойствах» познаваемости, без которых она была бы не мыслима.
Поэтому проблема интерпретации и критики агностицизма, экспликации его отношения к науке является чрезвычайно актуальной темой исследования. Во-первых, она актуальна как традиционная классическая проблема, которую так или иначе решала любая эпоха [90]. Во-вторых, она актуальна из-за теоретической важности проблемы познания. В-третьих, она имеет практическую значимость, как один из способов оценки достоверности исследования, который наряду с другими способами такими, как оценка валидности, является необходимым компонентом наиболее полной научной картины мира. В, четвертых, в рамках критики тезиса о непознаваемости решается вопрос о философских проблемах, методах, результатах нефилософского научного познания, и, в конечном итоге, вопрос о демаркации науки и философии, вопрос о ненаучной и строго научной философии, которые очень часто противопоставляются в популярной и псевдофилософской литературе. В-пятых, результаты исследования могут служить постановкой историко-философских проблем. В-шестых, решение проблемы дает начало более широкой исследовательской программе изучения объективного знания. В-седьмых, в сложившейся общественной ситуации, когда респектабельность научного мировоззрения и псевдонаук, таких как астрология или хиромантия оказываются едва ли не уравненными, возникает дополнительная потребность строгого определения научной познаваемости. Но самое главное от решения проблемы агностицизма зависит судьба философии как таковой.
Степень разработанности темы. Рассматриваемую нами тему следует оценить как недостаточно исследованную. Число работ, посвященных агностицизму по данным Института общественных наук в последние тридцать лет составляет чуть более сотни. Было защищено две диссертации — докторская (Туманян) и кандидатская (Сарматин), одна из которых (докторская) посвящена лишь социальному аспекту проблемы. На тему агностицизма в нашей стране в тот же период вышло всего две монографии Э. Тьерно-Гальван [135] и Р. А. Уилсона [137−138], авторы которых занимают агностическую позицию. Агностицизм исследовался как смежная тема и в монографии В. Л. Райкова [110], однако это исследование трудно назвать исчерпывающим хотя бы в аспекте полного изложения проблематики.
Особенностью исследуемой темы является большая степень повторяемости содержания, что, скорее всего, и определяет относительно малое количество посвященных ей работ. Другой особенностью является значительная вовлеченность в область смежных проблем философии и науки, таких, как отношение рационального и иррационального понимания мира, критика рационализма, статус «вещи в себе» и трансцендентного, трансцендентальное и эмпирическое, статус умопостигаемого в восприятии, статус философии, демаркация философского и научного знания, познаваемость мира. Проблема агностицизма примыкает к этим темам в соответствии с содержательным принципом всеобщей связи, но не совпадает с ними. Например, тема познаваемости включает в себя исследование возможности познания, но не исследование более узкого вопроса о радикальном тезисе непознаваемости мира. В соответствии с чем В. Л. Райкова рассматривает познание, уделяет агностицизму соответствующий раздел, но не занимается детальным его исследованием. Следует отметить также диссертацию Ю. И. Деревянченко [41], которая касается агностицизма лишь в рамках проблемы роли трансцендентного в понимании сущего. В своей диссертации В. С. Туманян [134] не исследует общую проблему агностицизма, а Е. С. Сарматин [114], несмотря на значительные результаты в аспекте классификации разновидностей агностицизма, все-таки упускает сложность и многосторонность проблемы.
Классический агностицизм определяется Сарматиным как субъективный идеализм [114, с.8], который не во всем равен агностицизму, а некоторые идеи первого при их критическом рассмотрении могут служить предпосылкой для опровержения второго, хотя нельзя не согласиться, что эти же самые идеи неминуемо приводят к агностицизму при метафизически односторонней их интерпретации. Кроме того, Сарматин опровергает агностицизм исключительно историческими методами, ссылкой на практическую деятельность. Однако такого опровержения недостаточно. Общественно-историческое исследование, несмотря на его значимость, по чисто методологическим причинам не может служить решающим аргументом в опровержении содержательных и логических тезисов о непознаваемости. Тезис о разумной деятельности вполне совместим с утверждением о том, что мир воспринимается нами лишь в прагматическом аспекте, позволяющем не погибнуть, но не позволяющем его познать. В соответствии с чем классики марксизма, на работы которых опирается Сарматин, пользовались не только историческими методами. В работе «Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленин определяет материю, исходя из данных естествознания и философии. Анализ товара в рамках марксизма предполагает структурный анализ общественных отношений, одинаково описывающий как исторически меняющееся, так и текущее положения вещей. Кроме того, в советской традиции как таковой существовало мнение о неопровержимости агностицизма чисто умозрительными средствами [127], что создало некоторый пробел в логической аргументации.
Объект и предмет исследования. В соответствии с изложенным, объектом исследования является проблема научной в том числе философской познаваемости мира, а предметом агностицизм, как идея радикальной концепции отрицания познаваемости мира, и его отношение к научному познанию.
Цели и задачи. Целями настоящего исследования являются систематическая деструкция термина «агностицизм», то есть строгое обоснование отсутствия его осмысленной интерпретации, и обоснование возможности научного и философского познания мира.
В рамках стратегического достижения указанных целей исследование ставит перед собой следующие задачи:
1) предельно уточнить термин «агностицизм» в аспектах значения, смысла и использования;
2) обосновать непригодность существующих классических и постклассических философских и в более широком смысле мировоззренческих систем в роли «теории агностицизма»;
3) добиться систематической деструкции самого термина «агностицизм»;
4) осуществить систематическое опровержение классических аргументов агностической философии (непознаваемость «вещей самих по себе», «энергия чувств», аргументы от бесконечности универсума, «невмещаемости» знания в пропозиции, логической неразрешимости, парадоксов и бессмыслицы");
5) продемонстрировать возможность решения философских проблем, иными словами, составить контрпример антифилософского содержания «Трансцендентальной диалектики» Иммануила Канта.
Общей рабочей гипотезой исследования является предположение об отсутствии какого бы то ни было релевантного содержания термина «агностицизм» и не относимость трансцендентного к предмету научного познания.
Теоретическая значимость работы. Исследование вносит новый вклад не только в философию науки и теорию познания, но уточняет и делает более стабильными значение важнейших категорий философии — таких, как познание, познаваемость, философия. Классическое понимание философии выводится из «зоны огня» недобросовестной критики постклассических и псевдонаучных мнений. Методология и содержательная часть исследования может быть развита в других исследованиях по смежным дисциплинам — таким, как онтология и теория познания, история философии, социальная философия, а также в других общественных науках.
Практическая значимость работы. Распространение агностицизма и эпистемологического нигилизма во многом является следствием неразрешенности теоретических проблем познания, преимущественной привязкой способа их решения к исторической и социальной проблематике. Поэтому опровержение агностицизма дает теоретический фундамент для радикальной критики псевдонаучных представлений не только в научных трудах, но и в общественной аудитории, которая пусть в популярной редакции и с опозданием прислушивается к результатам фундаментальных научных исследований. С другой стороны, опровержение радикального тезиса о непознаваемости мира дает дополнительный ориентир и стимул для всех наук.
Научная новизна. В соответствии с ранее сказанным новизной настоящего исследования является систематическая деструкция термина «агностицизм» и обоснование тезиса о возможности принципиального познания мира философией. Из-за того, что проблема агностицизма тесно связана с частными проблемами, в качестве таковой мы реконструируем решение проблемы «свободы воли». Одновременно это решение служит опровергающим контрпримером общего утверждения кантовской трансцендентальной диалектики о неразрешимости (пустой многократной разрешимости) проблем метафизики. Новизну составляет и использование идей Беркли для опровержения агностицизма, а не для его утверждения, что является традиционным. В работе используется принципиально новый, хотя и имеющий предпосылки в философии Гегеля, Маркса, Энгельса,.
Ленина, Витгенштейна, Гуссерля, Поппера, герменевтике, математике, метод альтернативных индексируемых интерпретаций, разработанный д.филос.н Е. М. Лысенко [87], представляющий аспектную актуализацию метода диалектического материализма в новых парадигмальных условиях. С другой стороны, метод альтернативных индексируемых интерпретаций вписывается в качестве локальной стратегии в общую ноосферную парадигму [126, с. 144−153].
В работе впервые развернуто исследуется агностические представления «постсовременных» авторов в контексте общего развития агностических идей.
Методологической основой исследования, кроме принципов объективности, системности, всеобщей связи явлений, каузальной замкнутости материального мира, релевантности (уместности и значимости), методологической доказательности и научной обоснованности, единства логического и исторического, диалектического учета всех сторон предмета, является важнейший принцип доступности исследования, суть которого была изложена в двух публикациях [86−87]. Суть этого принципа в том, что используемая методика должна применяться лишь к классу задач, которые можно с ее помощью решить. При всей кажущейся тривиальности этого принципа, он имеет нетривиальные противоположные тезисы, а именно, как будет показано ниже, философы-постмодернисты руководствуются скрытым постулатом о том, что все научные и философские проблемы должны решаться безотказным вне зависимости от содержания набором приемов (§ 4), и если он не работает, объявляют о бесполезности науки и «смерти философии», в то время как наука является не попыткой решить здесь и сейчас неразрешимое, а представляет из себя путь от малых разрешимых задач к большим. Общая идея принципа доступности имеет предпосылки в истории философии. Например, Шарль Серрюс в книге «Опыт исследования значения логики» высказывает мысль, что как бы ни мелки («измельчание мысли») были реальные достижения науки, они неминуемо приведут к ее содержательному усложнению и развитию [124, с. 188].
Основополагающую роль в используемой методологии играет принцип альтернативности, сам ход нашего исследования представляет из себя анализ альтернативных интерпретаций и установление их инвариантного содержания. Каждая интерпретация находится в строгом соответствии с теми содержательными маркерами, которые отличают ее от другой интерпретации, именно поэтому интерпретации квалифицируются как индексируемые. Метод нацелен на развитие объективного знания о мире, которое визуализируется (делается очевидным) в исследованиях, рассматривающих не только очевидные и достоверные данные, но и их относительно сложные соотношения и следствия. К сожалению, в философии есть достаточно примеров развернутого исследования ценою отрыва от объективности и достоверности [119]. В рамках нашей методологии любое положение или вывод не должны возникать ad hoc (кроме контрпримеров, не утверждающих новое положение, а демонстрирующих невозможность другого утверждаемого положения), в качестве «мудрости» или «высокого образа мыслей», но обязаны быть настолько же достоверны, как и те положения, которые они развивают.
Несмотря на критику Иммануила Канта, мы не можем не отметить, что в наиболее важных положениях являемся его последователями, а именно 1) с научно-философской точки зрения, любая произвольная фантазия, то есть недостоверность, не существует в качестве научно-философского утверждения- 2) для понимания и познания мира достаточно его позитивного исследования, то есть не обязательно создавать его «экспериментальную модель в мыслях» (систему философии). То, что, как отмечал Мераб Мамардашвили, Кант является философом без системы [89, с. 14], с нашей точки зрения, — не недостаток, а преимущество и элементарная отличительная сторона научного мышления от ненаучного. Биология, химия, математика и даже физика тоже не имеют «системы» в указанном смысле, но вероятнее всего, в том числе, благодаря этому, познают мир.
Следует подчеркнуть, что в рамках данного метода целью сравнения интерпретаций той или иной точки зрения является выявление ее возможных вариантов развития, поэтому все интерпретации не могут быть целиком аутентичны ее историческому варианту, хотя бы потому, что некоторые из них неминуемо окажутся взаимоисключающими. Такая установка оправдана: та или иная мировоззренческая система, имеющая тенденцию к деструктивному перерождению, с практической точки зрения интересна не благими целями и планами ее автора, а прежде всего тем, что может из нее получиться иногда вопреки его воле. И аутентичная интерпретация той или иной идеи не всегда сильнее или опаснее своего следствия.
Положения, выносимые на защиту:
1. Агностицизм не имеет теоретической научной базы в классических (Беркли, Юм, Кант) и постклассических (Деррида, Рорти) философских учениях (§§ 2,3,4, 5,7, 8).
2. Агностицизм является не просто самопротиворечивой мировоззренческой позицией, а не существует в качестве какой бы то ни было осмысленной точки зрения. Содержание агностицизма иллюзорно и возникает, благодаря некритическому пониманию проблемы научной познаваемости мира (§§ 5,6,7).
3. Положительное содержание агностицизма не является его эксклюзивным содержанием и составляет нейтральную, присущую любой исследовательской практике, проблемную позицию познания, которая предполагает критическое отношение к его результатам. Для формирования такой позиции тезис о непознаваемости мира не требуется (§ 6).
4. Умозрительные аргументы агностицизма (тезис о трансцендентном («вещи в себе»), тезис об «энергии чувств» И. Мюллера, аргументы от бесконечности универсума, «невмещаемости» знания в пропозиции, логической неразрешимости, парадоксальности и бессмылицы) имеют теоретическое опровержение (§ 7).
5. Ленинский тезис о существовании объективной реальности и его берклианский антитезис «Существовать — значит восприниматься» диалектически снимаются в принципе всеобщей связи явлений (§ 7).
6. Непознаваемость трансцендентного логически влечет за собой его абсолютную неотносимость к предмету познания и актуальному миру. Или в другой редакции непознаваемость трансцендентного равносильна его тривиальному несуществованию, выражающемуся в выпадении его из диалектических связей универсума (§ 7).
7. Категория познания предполагает всеобщую связь явлений, в связи с чем «невозможность познания абсолютно трансцендентного» не составляет содержания какого бы то ни было познания, и не является проблемой познания в целом (§ 7).
Апробация результатов диссертационного исследования.
Основные положения, выводы автора по общим и частным вопро-сам, а также рекомендации, содержащиеся в диссертации, докладыва-лись и обсуждались на заседаниях кафедры философии и методологии науки СГУ (2010), кафедры психологии, педагогики и акмеологии Смольного института РАО, на международных научных симпозиумах и конференциях 2004;2013 гг.: Четвертом Международном социальном конгрессе «Социальные процессы и социальные отношения в совре-менной России» (Москва, 2004) — «Ноосферное образование в Евразий-ском пространстве» (Санкт-Петербург, 2009, 2010, 2011, 2012), «Но-осферном Северном Форуме» (Санкт-Петербург, 2011), III Всероссий-ском социологическом конгрессе «Социология и общество: пути взаи-модействия» (Москва, 2008), всероссийских конференциях и конгрес-сах: «Стратегии и идеалы современного общественного развития» (Са-ратов, 2007), «Общество риска и человек в XXI веке: альтернативы и сценарии развития» (Саратов, 2006) — «Стратегии современного развития и управления общественными процессами» (Саратов, 2007) — Дни Петербургской философии- 2008,2010, 2011, 2012: «Человек познающий, человек созидающий, человек верующий» (СПб., 20−22 ноября 2008) — «Будущее России: Стратегии философского осмысления» (СПб., 18−20 ноября.
2010 г.), «Ценностные миры современного человечества» (СПб., 17−19 ноября.
2011 г.): «Философия и образование в современном мире» (СПб., 15 — 17 ноября.
2012 г.), Всероссийская научно-практическая конференция молодых ученых «Диалог культур в глобальном обществе риска» (СПб., 12 февраля 2013 г.) а также на российских региональных и межвузовских конференциях и семинарах, симпозиумах: «Современное общество: территория постмодерна» (Саратов, 2005).
Какие выводы можно сделать из наших рассуждений? Детерминизм не имеет ни малейшей возможности отрицать свободу, не говоря уже о «неопровержимости» такого отрицания (Дюбуа-Реймон). С другой стороны, свобода нисколько не подрывает научную детерминированность мира. То, что детерминированность «всего» отрицает свободу — не более чем обыденный предрассудок, закравшийся в научное мышление из-за некритического пользования философской терминологией. Мир «весь» детерминирован, но из этого следует лишь то, что вода замерзнет при 0 градусов по Цельсию (в нормальных условиях), перекрытия, рассчитанные на вес людей и бытовую мебель, выдержат давление их массы, в отсутствие непредвиденностей поезд с регламентированной скоростью придет на станцию в положенное время. Все эти обстоятельства могут детерминировать не более того, что могут детерминировать, а человек, обладающий, в свою очередь, разумом, способен сделать свою свободу большей, если будет знать, что следует из свойств перечисленных определенностей. Это и есть оговоренный выше комментарий особого положения гегелевской диалектики и марксизма в истории учения о свободе. В последнее время стала популярной точка зрения, сводящаяся к тому, что тезис «Свободаэто познанная необходимость» — по смыслу оксюморон. На самом деле, этот тезис не объявляет необходимость свободой, но говорит о том, что познание необходимости позволяет получить большую свободу по сравнению с некультивированной ситуацией. Еще можно сказать, что мир детерминирован, и свобода в нем детерминирована, как свобода.
Словосочетание «жесткий» детерминизм не имеет ни малейшего смысла, поскольку, если бы детерминизм стал менее «жестким» и, например, некоторые предметы не падали бы на Землю в условиях гравитации, они все равно где-нибудь бы оказались, и этот результат оказался бы не менее «жестким», но на другой манер. С другой стороны, исходя из интуиции подобного терминологического творчества, имеем ли мы право назвать существующий детерминизм «нежестким» из-за того, что в мире есть пребывающие вовремя поезда, не все автомобили, движущиеся по дороге поворачивают направо, не все жидкости замерзают при 0 по Цельсию и т. п.
Иными словами, для опровержения детерминизма нам ни в малейшей мере не требуется его. опровергать, речь идет лишь о ДОСВ, детерминизме как отрицании свободы, но не о детерминизме, как методологической установке научного освоения мира. Первый детерминизм даже не опровергнут, он просто не имеет смысла и никогда не существовал, опровергнуты были лишь иллюзии, создающие эффект его осмысленности. Второй детерминизм не только не отрицает свободу, но является частью ее описания.
ДОСВ оказался чрезвычайно живучей идеологией из-за возможности описания одного и того же события разными способами, что привело к известным тезисам о «недокомплекте причин» [181] или «сверхдетерминизме» [167]. С нашей точки зрения, эти эффекты возникают из-за иноприродности описания и описываемого, первое можно варьировать более жестким или менее жестким способом. Более того, пусть агент, А заведомо обладает «свободой воли», но для стороннего наблюдателя Б все желания первого окажутся детерминированными комплексом условий, который, А в себе воплощает. То есть по чисто интерпретационным причинам агент, обладающий «свободой воли», поддается совершенно корректному описанию как полностью детерминированный процесс. Мать, бросающаяся выручать побежавшего к проезжей части ребенка, -детерминирована любовью к нему. Сотрудник, намеревающийся пойти домой по окончании рабочего дня, — детерминирован желанием отдыха. «Если у нас есть свойство а, то о нем не говорят, как о не зависимом от Ь^сЦ,^., а говорят об анонимно „полностью определенных“ свойствах а, Ь, с, ёД, Г.» [129, с.291], хотя, а может быть, не зависимо от Ь, с, сЦ,? но, когда речь идет о «всеобщей детерминированности», то имеют в виду общую зависмость а, Ь, с, с1,1-, 1? от себя, а не автономность, а от Ь, с, с1,1,? Поэтому «всеобщая детерминированность», отрицающая относительную автономность возникает как эффект экспозиции. Несколько похожую произвольность, «основанную на игре слов» О. Н. Голубева и А. Д. Суханов усматривают в неклассической физике [28]. Поэтому описание чеголибо, как детерминированного, вообще говоря, не доказывает отсутствие у него свободы.
Проблема фатализма, рассмотренная в монографии А. С. Карпенко [66] является тематически иной проблемой, чем проблема свободы, хотя и связанной с нею. Существо можно осмысленно интерпретировать как фатально свободное. С нашей точки зрения, фатализм преодолим через познание необходимости. Тем более это ярко проявляется в учении Вернадского о реальности, формируемой уже при участии разума [71, с. 127−142]. В пределах темы настоящего параграфа особенно важно подчеркнуть, что биосфера, будучи полностью детерминированной в смысле научной детерминированности, как раз по смыслу последней предполагает в себе зоны разумного решения.
Г. Д.Левин считает самоопределение воли полностью опровергнутой гипотезой [79, с.20−22] из-за того, что она якобы должна воспроизводить структуру парадокса самореференции. Однако Г. Д. Левин не учитывает интерпретационной сложности проблемы. Во-первых, парадокс является парадоксом с точки зрения наблюдателя. В природе никаких «противоречащих мнений» не существует. Во-вторых, парадокс создается лишь в части описания какого-либо явления, как оно себя ведет, будучи не описанным, в это описание не вмещается. В-третьих, любой парадокс подобной структуры состоит из двух противоречащих онтологических картин, которые воспринимаются как одно и то же, и по способу своего определения они — как раз нечто, не укладываемое в одно. Чтобы воспользоваться парадоксами самореференции в качестве аргумента против свободы, требуется не избегать, а утверждать эти парадоксы в качестве непротиворечивых тезисов. То есть ссылка на парадоксы работает не за, а против критиков свободы. В-четвертых, самоопределение не обязательно должно реализовываться как определение «точечного Я этим же самым точечным Я». В реальности мы определяем себя как движение ноги или как себя, который через две недели будет сдавать экзамены. Ни одна вещь в мире не требует полного самоопределения, почему же «свобода воли», существование которой вообще отрицают, и, как следствие, не особенно представляют, «как она выглядит», должна обладать таким уникальным свойством? И, в-пятых, как мы уже видели, «свобода воли» остается свободой, будучи полностью детерминированной. Г. Д. Левин не учитывает, что свободный агент поддается корректному описанию как полностью детерминированный агент, и это описание не способно отобрать у него свободу.
Из-за того, что решение проблемы автономии следует из самой элементарной структуры мироустройства, а современные средства защиты свободы рассчитаны на победивший «жесткий» детерминизм, становятся невостребованными такие философские стратегии интерпретации «свободы воли», как компатибилизм [168] и инкомпатибилизм, теория промежутков свободы Джона Серля [123, с.28−32], кантовское решение проблемы с привлечением ноуменального мира. В то же время получают новое значение исследования Г. В. Ф. Гегеля, К. Маркса, Ф. Энгельса, И. М. Сеченова, М. Бунге, М. А. Абрамова, Г. Н. Гумницкого, Д. Дюпре [165] и Д.Деннета. Хотя Деннет не защищает свободу, и наш анализ делает излишней его теорию эволюции в аспекте объяснения феномена последней, нельзя не отметить, что замена детерминизма детерминацией Деннетом, то есть по сути тот же тезис об относительной автономии материальных образований, является основополагающим элементом нашей теории. Еще раньше на детерминацию вместо детерминизма обратил внимание Марио Бунге. Однако, в отличие от нас Деннет и Бунге, очевидно, не в полной мере оценили последствия этого тезиса, а именно, что из него следует безоговорочная совместимость неиллюзорной свободы и механистического (самого «кондового») детерминизма, иначе Деннету не пришлось бы подрывать детерминизм как таковой, ссылаться на новеллы Борхеса, и заниматься трудоемким эволюционным исследованием. Оно небезынтересно, но в случае Деннета, ситуация очень похожа на то, как если бы Ньютон, открыв законы бесконечно малых величин, отодвинул их исследования на неопределенный срок и занялся бы историей математики. Джон Дюпре находит интересное соотношение событий в макрои микромирах, однако оно не совсем свободно от их противопоставления, хотя это несомненный шаг в сторону от теорий догматически противопоставляющих квантовые явления событиям макромира.
Следует особо подчеркнуть, что результат настоящего параграфа демонстрирует, что онтологическая свобода не просто совместима с детерминизмом, но отрицание ее немыслимо. Если для «защиты свободы воли» к «очевидному положению» вещей прилепляли некоторое искусственное построение. Кант — ноуменальный мир, Деннет — эволюцию и наброски, Серльпромежутки, то теперь «очевидное положение вещей» стало абсолютно другим и уже придется защищать «рабство воли», возможно, с использованием таких же искусственных построений. Для того, кто понял содержание настоящего параграфа, попытка принять точку зрения о несовместимости детерминизма и онтологической свободы становится задачей реконструкции некогда впечатлившего его ошибочного мнения, которое определяется уже не положением вещей, а уникальной феноменологией преодоленного ложного понимания. Обычно в таких случаях говорят о попытке змеи заползти в ею сброшенную шкуру.
Однако еще более важный вывод заключается в том, что «проблема свободы» «рассасывается» безо всякой потребности в антиномиях, в рамках метафизического решения, которое пользуется исключительно внутренними представлениями философской теории «несовместимости свободы и детерминизма», и это опровергает главный тезис Трансцендентальной диалектики Иммануила Канта. Иными словами, философия возможна, как наука, оставаясь философией, в качестве строгой и систематической теории интерпретации.
Заключение
.
В результате нашего исследования, во-первых, выяснилось, что агностицизм не имеет теоретических оснований в классических и постклассичеких философских учениях. Для своего самого элементарного определения он должен утверждать специфическую структуру мира, с функционально выделенной и идеологически интерпретированной сущностью, объявляющей или делающей любое знание о мире «ненастоящим знанием». В соответствии с чем, агностицизм в любой редакции не способен быть даже агностическим учением, не являясь агностицизмом, в частности, и в том смысле, который сам себе приписывает, а представляет из себя позитивную необоснованную онтологию устройства «непознаваемого мира».
В качестве промежуточного рабочего определения агностицизма нами было использовано понимание последнего, как учения, содержащего один из тезисов — о «принципиальной непознаваемости мира» или о существовании «границ познания». В результате подробного анализа выяснилось, что оба эти тезиса не имеют смысла в агностической интерпретации, а в рациональной интерпретации присущи любой системе представлений о мире, следовательно, не способны конституировать особое «агностическое» учение. Оказалось, что агностицизм имеет смысл лишь в качестве «неопровержимого положения вещей» и лишается какого бы то ни было значения при любой утрате указанной «неопровержимости», что следует из атрибутивной радикальности тезисов о «непознаваемости мира» и «непреодолимости границ познания».
Таким образом, во-вторых, благодаря уникальному сочетанию бесполезности в качестве методологической установки, нерелевантности любых попыток определения, отсутствия какой бы то ни было теоретической структуры, способной выразить содержание, которое его сторонники склонны ему приписывать, агностицизм имеет столько опровержений, что наличие последних по счету из них равносильно пятому или шестому пожизненному сроку для приговоренного к пожизненному заключению, и в условиях достаточной экспликации его составных частей опровергается раньше, чем может быть сформулирован. Иными словами это гипостазируемое учение нельзя даже назвать самопротиворечивым, поскольку для этого ему пришлось бы решить теоретически неразрешимую задачу собственной формулировки.
Следует оговориться, что наличие неразрешимых задач ни в коей мере не является аргументом в пользу агностицизма. Полноценными примерами неразрешимых задач могут служить попытка положить жесткий шарик диаметром 10 см в ящик со стороной 5 см, не ломая его, или создать золото с помощью «философского камня», или составить биографию прадедушки легендарного Ромула, или любая другая задача, обреченная на неуспех. Попытки отнести такие задачи к научной проблематике, преодолеваются методологическим принципом доступности исследования Е. М. Лысенко. Наука определяется не тем, что она не может познать, а тем, что может.
В-третьих, позиция, допускающая возможность познания (проблемная позиция познания), наоборот оказывается установкой абсолютно не навязывающей миру какие-либо специфические и ничем не обоснованные свойства. Она приветствует любые альтернативные мнения при условии их научной обоснованности.
§ 8 демонстрирует разрешимость философских проблем и в то же время является опровержением трансцендентальной диалектики Канта с помощью контрпримера. Таким образом, философия возможна как научная теория интерпретации, имеющая непустой предмет исследования. Нефилософский агностицизм невозможен из-за того, что тезис о познаваемости мира требует рассмотрения вопроса об его «сущности» и структуре в сложных, не поддающихся даже формально-логическим экспликациям, контекстах. В то же время абсолютно любая позитивная наука вынуждена иметь теоретическое продолжение за рамками своего содержания, что неминуемо формирует философский способ освоения мира. Философия существует и способна решать содержательно не пустые проблемы. Важно отметить, что философия является научной практикой по философскому типу, то есть к ней нельзя предъявлять такие же требования как к естествознанию или математике. Наличие философских эссе, философской художественной прозы не отменяет научной и профессиональной философии так же, как наличие «психологического романа» не отменяет научной психологии.
В-четвертых, умозрительные аргументы агностицизма строго опровергнуты («вещи сами по себе», «энергия чувств», невмещаемость знания в пропозиции, аргументы от бесконечности универсума, от логической неразрешимости, парадоксов и бессмыслицы). В результате мы получаем несколько иное представление о строгой корреляции познания и его предмета. Любопытно, что этот тезис был выдвинут также Иммануилом Кантом, но предполагал сопутствующие контринтуитивные тезисы о конструировании знания познающим субъектом. В результате обоснования § 7 мы имеем доказательство строгой корреляции, освобожденной от этих тезисов.
В-пятых, философия Джорджа Беркли и теория объективной реальности В. И. Ленина в диалектическом единстве описывают две стороны одного и того же предмета.
В-шестых, в диалектико-материалистической интерпретации принцип Джорджа Беркли «Существовать — значит быть воспринимаемым» имеет следующее рациональное содержание: выпадение предмета из объективных связей мира равносильно тому, что этот предмет не существует.
В-седьмых, наоборот, существование вещи предполагает ее вовлеченность в потенциально познаваемые объективные связи, что равносильно положению об общей познаваемости мира. Принципиально непознаваемое, согласно результатам § 7, не имеет никакого теоретического, перцептивного или какого-либо другого, в том числе потенциального, выражения в актуальном мире, иначе говоря, не существует и не является предметом познания. Трансцендентное, «вещи в себе» по своему определению никак не связаны с природой и каким-либо другим предметом познания, поэтому они не создают проблем научной познаваемости позитивных наук и не имеют к ним никакого отношения. В рамках научной философии «вещи в себе» создают разрешимую проблему обоснования их беспредметности, неотносимости к научному, в том числе философскому, познанию. Строгая корреляция знания и его предмета предполагает всеобщую связь процессов и явлений окружающего мира, на которой правомерно настаивает диалектико-материалистическая традиция. Это представление является неотъемлемым следствием тезиса о познаваемости мира, и, при обращении доказательства наоборот служит его предпосылкой.
Список условных обозначений и сокращений.
ДОСВ — детерминизм, отрицающий свободу воли Критика — слово Критика, используемое с заглавной буквы, обозначает критический метод и критическую философию Иммануила Канта в целом ТА — трансцендентальная аналитика ТД — трансцендентальная дедукция ТЭ — трансцендентальная эстетика.
Формула" - знак обратных кавычек, навешиваемый на формулу обозначает ее содержание (значение, смысл, материальный референт) ¦ - знак завершения доказательства теоремы.
Список специальных терминов.
Детерминизм, отрицающий «свободу воли» (ДОСВ): специфическая разновидность детерминизма по своему построению, несовместимая с онтологической свободой.
Интегральное чувство: термин, обозначающий априорное созерцание, ощущения, впечатления, любые неинтеллектуальные способности в совокупностинеинтеллектуальные способности.
Конструирующая способность: априорное созерцание и рассудок.
Проблемная позиция познания: позиция науки или познающего субъекта, учитывающая исторически преходящую ограниченность или недостаточность способов и технических средств познания для решения той или иной задачиявляется осмысленной альтернативой агностицизму.
Теоретический трафик: идеальная количественная мера («измеряемая» во времени или единицах измерения информации) в промежуток между двумя экспериментамислужит для оценки кантовского тезиса выходе теории «за пределы возможного опыта».
