Енисейские вечёрочные песни в контексте региональной традиции

Изучение переселенческой фольклорной традиции предполагает её всестороннее комплексное рассмотрение на первом этапе исследования, а также требует сопоставления с подобными традициями других регионов Сибири. В настоящей диссертации такой подход применяется по отношению к репертуару традиционных зимних собраний молодёжи Енисейского района. В своей работе мы стремились показать необходимость изучения фольклорной традиции Енисейского района, акцентировав те особенности, которые определяют её самобытность: раннее формирование, высокая степень сохранности общинного уклада и коренных традиций колонистов, прибывших на Енисей, в основном, с Русского Севера. Этому во многом способствовала обособленность исследуемого района, так как сложившаяся фольклорная традиция Енисейского района с середины XVIII века оказалась вдали от путей продолжающейся миграции русского населения на восток.

Каждая фольклорная традиция формируется под воздействием определённых факторов, и немаловажную роль среди них играют исторические условия, в которых складывалась эта традиция. При исследовании фольклора того или иного региона всегда важно знать особенности заселения местности, специфику протекания в данном регионе тех или иных исторических процессов. Поэтому, прежде чем характеризовать енисейскую фольклорную традицию, обратимся к истории заселения Сибири и, в частности — Енисейского округа.

Процесс присоединения Западной Сибири к Российскому государству приходится на начало XVI века (Приложение I, I. 1 Карта освоения Сибири). В конце XVI века происходит постепенное переселение русских в Зауралье. В 90-е годы XVI века начался массовый приток переселенцев. К началу XVII века почти вся территория Западной Сибири от Оби до Тары и Кузнецка стала частью России, к этому времени основаны остроги и поселения на месте будущих городов (Тюмень, Тара, Тобольск, Сургут, Нарым, Томск, Кузнецк).

Присоединение к России территории Восточной Сибири, происходило, в основном, в первой половине XVII века1, но район северной части Енисейского края был хорошо известен русским промышленникам, занимавшимся пушным промыслом, задолго до присоединения [6- 20- 24- 44]. «Проникновение промышленников в северную часть Енисейского края проходило по сложившимся традиционным путям, связывавшим Поморье с Обской губой и бассейном нижнего течения Енисея» [6, с. 24].

Наиболее употребительный в XVII веке путь с Оби на Енисей вёл через Маковский волок, связывавший приток Оби — Кеть непосредственно с Енисеем близ города Енисейска. Для того чтобы укрепиться на Енисее, иметь надёжные пункты сбора ясака, в 1605 году был срублен Кетский.

1 В начале XVII века из Тобольска по Оби отправились воеводы Мирон Шаховской и Дмитрий Хрипунов, положив начало государственной деятельности по присоединению Восточной Сибири [6, с. 17]. Вскоре после этого боярский сын из города Пелыма Пётр Албычев и тобольский стрелецкий сотник Черкасс Рукин с казаками пришли на Енисей по реке Кеть [20, с. 150].

2 Ясак — пушно-меховой налог, которым были обложены местные племена (кеты, селькупы, тунгусы и др.). острог, в 1618 — Маковский, в 1619 — Енисейский. В дальнейшем город Енисейск стал крупнейшим административным центром Восточной Сибири, губернским городом.

В ходе беспрецедентно быстрого продвижения русских людей на восток с последующим хозяйственным освоением, уже в начале XVII века Приенисейский край стал неотъемлемой частью Российского государства.

Массовый приток русского населения в эти места начался с 1620 года. В документе, адресованном царю в 1616 году в Москву, значится: «А Енисея де глубока, кораблями ходить по ней мочно же, и река угодна боры и чёрный лес и пашенные места есть, и рыба в той реке всякая, такова ж что и в Волге, и твои государевы сошные и промышленные люди на той реке живут многие» (Цит. по: [175, с. 105]).

Так как деревни и заимки возникали на основных промысловых и торговых путях, тянувшихся из Западной Сибири через Маковский острог к острогу Енисейскому, то наиболее ранними, видимо, были селения на волоке от реки Кеть к Енисею, а также под самым Енисейским острогом3. «В Енисейском уезде поселенцы начали осваивать, прежде всего, еланные и луговые места в низовьях реки Кеть ниже Енисейского острога и выше его по Енисею до устья р. Ангары» [6, с. 112].

Земельные участки енисейские казаки получили в 1628—1629 годах. Фактором, имевшим определяющее значение для формирования состава русского населения в Енисейском уезде во второй половине XVII века,.

К этой группе относятся поселения, в которых работали участники фольклорных экспедиций Красноярской государственной академии музыки и театра (далее КГАМиТ) в 1989;1990 годах: Ворожейка, Маковское, Малобелая, Чалбышево, Ялань, Нижнешадрино, Ярцево, Никулино и др. (Приложение I, I. 3 Карта экспедиций КГАМиТ 19 891 990гг.) следует признать усилившийся с 40-х годов приток «вольных людей» (главным образом, русских крестьян).

К середине XVII века в Енисейском уезде численность крестьян и посадских людей превысила численность служилых [6, с. 113]. В 60−70-е годы XVII века русскими колонистами были освоены земли по берегам реки Кеми и её притока — Белой (Приложение I, I. 2 Карта Енисейского района) В это же время началось заселение нижнего течения реки Ангары и её южных притоков [6, с. 116].

Не только крестьяне, но и большинство посадских людей по социальному прошлому были крестьяне, что наложило известный отпечаток на их расселение и хозяйственные занятия в Енисейском уезде. По данным таблицы из писцовых книг 1685−1691 годов, около половины (300 из 609) енисейских государевых крестьян были устроены на пашню в период между 1647—1690 годами [187, с. 5]. Несмотря на временные неудачи, земледелие в рассматриваемом районе успешно развивалось, и к концу XVII века за Енисейским округом укрепилась слава хлебородного и богатого края. «Енисейская страна вельми хороша. И дал Бог изобилие всякое хлеба много и дешев и иное всякое ж многолюдство», — писал Н. Г. Спафарий-Милеску, который в 1675—1678 годах совершил путешествие через Сибирь в Китай в качестве русского посла [125, с. 89].

Уже во второй половине XVII века был завершен первоначальный процесс сельскохозяйственного освоения русскими крестьянами равнины Среднего Енисея. Формирование постоянного старожильческого населения предопределило оформление самосознания и мироощущения, характерного для потомственного крестьянства Приенисейского края [31- 40- 138- 171- 180].

При рассмотрении местного фольклора важным является вопрос генезиса русского населения, затрагивая который необходимо выяснить, откуда в данный регион были привнесены те или иные культурные традиции. Данные Сибирского приказа свидетельствуют, что состав енисейских государевых крестьян сформировался, преимущественно, за счёт поморских поселенцев (перепись 1637 года), в меньшей степени — за счёт крестьян, посадских и служилых людей из других частей страны [76, с. 44]. Подобная ориентация состава переселенцев не является специфичной лишь для Енисейского региона. Переписи сибирского населения второй половины XVII века показали, что Восточная Сибирь в целом, хотя и колонизировалась выходцами из различных областей России (центральных, поволжских и других уездов), но большинство колонистовпришельцы из Поморья: Двинского, Важского, Устюжского и Яренского уездов, охватывающих бассейны рек Пинеги, всей Северной Двины и её основных притоков — Ваги и Вычегды с Вымью и Сысолой [187, с. 5]. Перечисленные районы Поморья были наиболее экономически развитыми. Миграцию многих семей из Поморья в Сибирь обусловили многие причины:

— давнее знакомство поморских промышленников с Зауральем;

— развитие в Поморье промыслового предпринимательства;

— усиление в XVII веке налогов, возникновение тесноты земельной;

— сходство природных условий [107, с. 18].

Признание Поморья как основной области, откуда прибывали в Енисейский район русские крестьяне и служилые люди, ещё не исчерпывает вопроса об этническом составе населения рассматриваемого региона, так как само по себе Поморье не было однородным с этой точки зрения4.

4 Известно, что культура Поморья возникла в результате ассимиляции традиций коренных жителей региона (народов финно-угорской языковой семьи: финнов, карел, вепсов, коми-зырян) привнесёнными традициями русских колонистов (по большей части — новгородцев) [27, с. 68−69].

К сожалению, не удалось установить фамилий енисейских старожилов из Поморья, как не удалось выяснить точную географию исконного обитания их предков. Во всех списках начала XVIII века промышленные люди не указывали своего происхождения, что было характерно для документов XVII века. Видимо к этому времени уже не считалось нужным подчёркивать свои родственные связи с населением Пинеги, Сухоны, Северной Двины и проч.

Енисейский уезд становился своеобразным резервуаром, где собирались русские беженцы, одни из них оседали здесь, другие — следовали далее на восток. Миграции населения не прекращались, постепенно происходило формирование постоянного русского населения. Об устойчивости населения Енисейского округа свидетельствуют фамилии коренных жителей, совпадающие в большинстве своём с именами пашенных крестьян XVII века и названия населённых пунктов, часто по имени или фамилии первых поселенцев: Погодаево — Погодаевы, Паршино — Паршины, Ерыкалово, Нифантьево, Назимово, Шадрино и др. (Государственный архив Красноярского края, далее — ГАКК, ф. 277, опись 1, дела 2, 8, 24,25- ф. 891, 892). Уже к 80-м годам XVII века основная часть осевших на постоянное жительство русских колонистов (основной костяк старожилов составился примерно к этому времени) образовала семьи, постепенное увеличение которых и являлось основным фактором дальнейшего роста численности местного населения. Состав населения в этот период стабилизировался, вместе с навыками обработки земли русские крестьяне принесли с собой весь общинный уклад жизни, устойчиво сохраняя и фольклорную традицию, фрагменты которой сохранились до наших дней. «В Сибири уже очень давно укоренились русские: их фольклор и бытовой уклад жизни сохранили в себе много подлинной народной старины» [91, с. 1].

Русские поселенцы продолжали свой путь, постепенно продвигаясь вверх по Ангаре, Подкаменной Тунгуске к Лене. Подробно описал крестьянскую колонизацию бассейнов Лены и Илима Ф. Г. Сафронов [177], старожильческие ангарские поселения в Иркутской области — В. М. Рудых [163]. В начале 90-х годов XVII века у берегов Ангары образовался новый очаг русского земледелия. Продолжались миграции из разных российских уездов, но население часто селилось целыми сёлами по признаку землячества [168, с. 4].

Постепенно водный путь утратил своё значение: с 1734 года началось устройство трактовой дороги на территории Томского и Красноярского уездов. Московский тракт к середине XVIII века был доведён до Иркутска и примерно соответствовал современной сибирской магистрали [187, с. 6]. Жители рассматриваемого региона (деревень по Кетскому волоку, долины среднего Енисея, Приангарья и др.) оказались вдали от основных дорог, по которым теперь проходила миграция населения на восток и юг страны. Вследствие этого возникли условия для консервации уже сложившейся фольклорной традиции.

В XIX веке основной поток переселенцев охватил южные районы Енисейской губернии. Районы Среднего Енисея и Приангарья не вошли в число активно заселявшихся территорий. Отдалённые от основных транспортных путей, с суровыми климатическими условиями, эти места не привлекали переселенцев [187, с. 6].

Вопрос об организации управления краем, отдалённым от центра России, на протяжении XVII — XIX веков решался по-разному. Обширность территории требовала образования небольших самостоятельных делений, но также должна быть создана единая власть на месте. Отсюда следуют частые пересмотры административного деления Сибири [50- 179- 188]. Енисейский уезд (или воеводство) был образован в 1623 году, до 1637 года он входит в один из четырёх сибирских разрядов с административным центром в Тобольске. С 1708 года — Российская империя делится на 8 губерний, в числе которых Сибирская. В 1719 году Сибирская губерния разделена на 5 провинций, во главе Енисейской — Тобольск. В 1804 году Томская губерния делится на 8 округов — один из них — Енисейский. В 1822/1823 годах Сибирь разделена на Западную и Восточную. В Восточной Сибири учреждена Енисейская губерния, в составе округов — Енисейский, в который до 1925 года входил Туруханский край. В 1899 году Енисейский округ переименован в уезд. С 1924 года Енисейский уезд слит с Красноярским, за исключением Приангарских волостей, отошедших в Канский уезд. В 1925 году Енисейский уезд входит в Красноярский округ, в 1930 — в ВосточноСибирский край. С 1934 года Енисейский уезд переименован в район и входит в Красноярский край до настоящего времени [179, с. 19].

Существование внутри Енисейского бассейна различных уездных единиц не лишает возможности рассматривать этот бассейн как единый историко-культурный, земледельческий район. Регион объединяет система путей сообщения (Енисей с его притоками), сходство природных условий и общность экономическая [223, с. 97]. Территория современного Енисейского района в XVII — XX веках входила в разные административно-территориальные единицы Сибири, поэтому различные административные определения территории Енисейского района (указанные в Таблице I) употребляются в работе как равнозначные.

Особенности освоения русскими Енисейского региона, специфика экономического развития, обусловленная географическим положением и климатическими условиями — способствовали устойчивости населения района, формированию и укоренению на его территории фольклорной традиции (в частности — народной песенности). Таким образом, в течение полутора веков на территории Среднего Енисея и Приангарья сложилось стабильное ядро русского старожильческого населения, сохранившее этническую и культурную однородность и специфические черты фольклорно-песенной традиции.

Таблица I. Административно-территориальные определения Енисейского района в XVII — XX веках.

Год Административный статус Центр

1623 у.е.зд (или воеводство) Енисейск.

1637 у.е.зд (в разряде) Тобольск.

1719 провинция (в губернии) Тобольск.

1804 округ (в губернии) Томск.

1822/1823 округ (в губернии) Енисейск.

1899 у.е.зд (в губернии) Енисейск.

1934 район (в крае) Красноярск.

Изучение этнографии Енисейского округа началось с 30−40-х годов XIX века. До этого времени известны лишь отрывочные сведения по летописным источникам и описаниям путешественников.

Материалы XIX-начала XX веков представлены в неопубликованных и опубликованных источниках. Группу неопубликованных источников составляют историко-архивные документы. В первую подгруппу архивных источников входит делопроизводительная документация второй половины XVIII — начала XX века фондов волостных и сельских органов власти, хранящихся в Государственном архиве Красноярского края (ф. 277, 819). В описях по крестьянским вопросам среди других содержатся данные о динамике миграции сельского населения. Вторая подгруппа включает ряд документов церквей (ф. 198, 427), уточняет фамилии коренных жителей поселений Енисейского уезда, раскрывает особенности религиозного сознания сибиряков. Третья подгруппа представлена документами личных фондов: материалы краеведов С. М. Мамаева (ф. Р-1675, опись 1). А. А. Савельева (ф. Р-793), А. В. Гуревича (ф. Р-1839), П. Н. Павлова (ф. Р-2308), А. А. Савельева из архива Красноярского краеведческого музея (ф.7886/9). Данные материалы помогли составить первоначальное представление о традиционной культуре крестьян Енисейского района.

К группе опубликованных источников можно отнести работы историков, этнографов, общественных деятелей (А. П. Степанова, М. Ф. Кривошапкина, А. А. Макаренко, В. С. Арефьева), а также публикации периодической печати XIX — начала XX веков («Живая старина», «Сибирский сборник», «Енисей», «Сибирская жизнь», «Ежегодник Тобольского губернского музея», «Известия Восточно-Сибирского отделения Императорского Русского Географического Общества», открытого в Иркутске в 1851 году).

В первых книгах о Сибири внимание авторов сосредотачивалось на освещении административных и экономических вопросов. Однако все работы в той или иной мере касались описания быта, культуры, нравов и обычаев русских старожилов края [203]. К таким работам относятся книги первого енисейского губернатора А. П. Степанова «Енисейская губерния» [191]- енисейского врача, этнографа М. Ф. Кривошапкина «Енисейский округ и его жизнь» [83]. Описания быта жителей Приенисейского края с сообщением этнографических сведений, несомненно, очень важны: в них содержатся первые записи обрядов и поэтических текстов народных песен. В двухтомном издании А. П. Степанова собраны и обобщены обширные сведения исторического, статистического и этнографического характера. Во втором томе книги в разделе «Этнография» автор коротко описывает русских старожилов Енисейской губернии: их происхождение, наружный вид, наречие, а также жилища, одежду, пищу. В главе «Браки» указаны основные этапы свадебного обряда. В главе «Забавы» даны краткие описания праздников: Масленицы, Семика, Троицы. В этой же главе упоминаются игры: Ящер, Просо, Горелки, Драгуны, Фантыпоцелуи и пляски на вечеринках, святочные гадания. М. Ф. Кривошапкин посвящает отдельную главу своей книги описанию свадьбы в Казачинской и Маклаковской волостях. Характерной чертой народных обычаев и обрядов исследователь считал смешение в них христианских элементов с языческими, особенно в свадьбе.

В ряде работ сибирских историков, этнографов данного периода находятся первые описания обрядов, некоторые из них содержат записи поэтических текстов народных песен (зачастую без указания фамилий исполнителей, мест их рождения, времени записи и др.). Такие исследования предназначались для общего ознакомления с бытом и культурой сибирских крестьян, поэтому опубликованные песни не являлись в них объектом специального рассмотрения, а приводились лишь как иллюстрации традиционного уклада жизни [72- 152- 220].

Основные проблемы этнографии сибирского крестьянства в методологическом аспекте органично связаны с вопросами общности русской народной культуры на всей территории, заселённой русским народом. Период изучения собственно культуры и быта русских в Сибири отражён в работах П. А. Ровинского, А. П. Щапова, Г. Н. Потанина, Н. М. Ядринцева и др. [224- 230] (подробный анализ работ дан в книге М. К. Азадовского «Пути этнографических изучений Восточно-Сибирского отдела РГО» [3]). Публикации исследователей второй половины XIX века положили начало острому спору о сибиряке как новой разновидности русского народа. Настойчиво высказывалась мысль о «самобытном» развитии Сибири после её присоединения к России. Существовало представление о якобы полном отрыве русских переселенцев от метрополии, в результате чего русские старожилы утратили принесённые их предками культурные традиции, «общерусскую способность к устнопоэтическому творчеству, большей частью забыли всю древнерусскую старину, народные верования, обряды» [79, с. 15]. Возникла теория об образовании в Сибири «особого этнического типа, с присущими именно ему специфическими чертами культуры семейного быта и психологии» [65, с. 204]. А. П. Щапов рисовал яркую, но подавляющую картину постепенного обеднения и вырождения славяно-русского населения. На вопрос П. А. Ровинского о цивилизирующей роли русского населения А. П. Щапов отвечал категорически отрицательно: «Русско-сибирская народность, значительно изменившаяся от неблагоприятных физико-географических и этнологических условий, представляет относительно немного привлекательных и достойных уважения черт» [3, с. 41]. Большим недостатком этого периода была недостаточность источниковой базы, публикаций с подробным описанием обрядов и праздников, их музыкального наполнения. Хотя редкие издания некоторых авторов (Е. А. Авдеевой [1], С. И. Гуляева [43], Н. А. Кострова [77]), изданные в то время, позволяли представить состояние и степень сохранности традиции русских сибиряков, не делая столь категоричного вывода об отсутствии культуры русского населения Сибири.

Негативная точка зрения исследователей второй половины XIX века (А. П. Щапова, П. А. Ровинского) на русских сибиряков и их традицию сыграла отрицательную роль в изучении сибирского фольклора русских поселенцев. Жизнь и быт русско-сибирского населения не привлекали к себе внимания, что надолго предопределило судьбу их познания и изучения.

Исследователям рубежа XIX—XX вв.еков потребовалось приложить немало усилий, чтобы подвергнуть выводы учёных предыдущего периода основательному пересмотру и установить реальную картину бытования фольклора в Сибири и в Енисейском округе в частности. Исследование ведётся длительно и подробно, когда к нему привлечены местные силы, лица, в силу тех или иных причин близко связанные с краем и населением. Такими лицами были, прежде всего, представители политической ссылки (А. А. Макаренко, В. С. Арефьев, А. А. Савельев и др.) — вся их жизнь проходила в тесной связи с местным населением. Описывая жизнь крестьянской общины в Сибири, исследователи нашли уровень её сохранности таким же, как и у крестьян во многих российских деревнях [5- 80- 81- 118- 119- 120- 122- 170- 192- 193]. Благодаря изоляции региона, традиция в Енисейском районе сохранилась дольше, чем в центре страны, поэтому сибирский материал, может быть ретроспективно, показывает ряд общерусских явлений.

А. А. Макаренко выполнил комплексное описание жизни общины в течение календарного года (Канун по сибирским селениям [90], Сибирский народный календарь в этнографическом отношении [91]). Описывая традиционные календарные обряды, автор отмечал, что среди старожилов «редко встречаются безголосые и неумеющие петь» [92, с. 5]. Он же говорил об обширности песенного репертуара молодёжи. Собиратель имел собственные записи текстов, а также получал их от различных корреспондентов. Так, например, известный исследователь фольклора и этнографии Енисейского округа В. С. Арефьев перед смертью передал А. А. Макаренко весь свой архив. Ответом на вопрос о сохранности и особенностях бытования русской народной поэзии в Сибири стала работа А. А. Макаренко «Сибирские песенные старины» [92]. В ней автор устанавливает типы песен, их приуроченность, степень распространения и делает вывод, что народная песня в Сибири не только не изучена, но даже и не собрана. Большое внимание собиранию и изучению фольклорной традиции Енисейского округа уделял В. С. Арефьев. К сожалению, в полном объёме тексты песен, собранные им в деревнях Енисейского уезда, не были изданы. Лишь немногие из них присутствуют в его работах:

Материалы по этнографии Енисейского уезда", «Крестьянские вечёрки в Енисейском округе» и др. [7−13].

Исследования XX века постепенно формируют другой более профессиональный дифференцированный подход к изучению проблем по истории и культуре русских сибиряков. Поэтапное освоение территории Приенисейского края отражено в трудах В. А. Александрова [6], Г. Ф. Быкони [34- 64]- становление и развитие сибирского земледелия в работах В. И. Шункова [222- 223]- формирование старожильческого населения Сибири, особенности юридических обычаев, трудовых традиций, норм общинных отношений, семьи и брака в исследованиях М. М. Громыко [42- 84], Е. И. Соловьёвой [35- 117] и др.- учёные-филологи Красноярского государственного педагогического университета Г. Г. Белоусова, Л. А. Юмаева и др. ведут полевые исследования, изучают русские говоры северных районов Красноярского края [187]. Учёные-фольклористы рубежа XX—XXI вв.еков используют в своих трудах ряд теоретических разработок сопредельных наук — социологии, исторической психологии, этнологии и др. [57- 69- 88- 146- 195].

При изучении наследия исторически сложившейся русской национальной культуры, важно знать общую направленность в исследовании культуры русского населения Сибири. Она заключается в стремлении установить наиболее типичные черты фольклора, степень общности общерусских и сибирских традиций, а также их своеобразие, порождённое местными условиями жизни. На современном этапе исследований можно отметить новый подход к определению состояния народной культуры в Сибири. Для такого подхода характерно определение судеб привнесённых культурных традиций и степень их адаптации в Сибири.

Изучение истории и культуры русского населения Сибири прошло длительный путь, что способствовало формированию базы источников для изучения и помогло выяснить состояние русской фольклорной традиции в Сибири [36- 68- 105- 136- 181- 182- 201- 207- 208- 226-].

Из трудов исследователей, обращавшихся к культуре Енисейского района, явствует, что некогда там существовала развитая, богатая песнями фольклорная традиция. Песенный фольклор Сибири в целом отражён в публикациях исследователей второй половины XX века. В некоторые сборники наряду с песнями других жанров включены и хороводные [14- 43- 49- 58- 78- 96]. Иногда в сборниках опубликованы только поэтические тексты [67- 106- 165- 213]. Ряд сборников ориентирован на самодеятельные коллективы [93- 103- 132- 153- 154- 166- 167- 180- 183], поэтому содержат не расшифровки всей многоголосной фактуры, а сольные мелодии с гомофонно-гармоническим сопровождением, в традициях сборников конца XVIII — первой половины XIX века [17]. Специальных же публикаций по хороводным и игровым песням Енисейского района крайне мало [10, 110, 169], ни в одной из работ нет целостного описания этой традиции.

Основным источником для написания диссертации является музыкально-этнографический материал, записанный в поселениях Енисейского района экспедициями Красноярской государственной академии музыки и театра в 1989 и 1990 годах. В 2005 году состоялась фольклорная экспедиция Новосибирской государственной консерватории (академии) им. М. И. Глинки5, целью которой было выяснение современного состояния традиции.

5 Состав экспедиции 1989 года: руководитель — И. В. Федоренко, участники — Г. Аминова, Е. Бачурина, О. Колпецкая, М. Шарифзянов- 1990 года: руководитель — И. В. Федоренко, участники: В. В. Чайкина, Н. Гамидова, Е. Ивлева, О. Ярко- 2005 года: руководитель — Н. В. Леонова, участникиО. В. Крахалёва, А. Журба, А. Мицкая.

Значительная часть песенного материала представлена фонозаписями экспедиций, что потребовало большой предварительной работы с ним. Нотации экспедиционных записей выполнены автором работы, некоторые из них опубликованы в сборнике Традиционные зимние собрания молодёжи Енисейского района [199]6.

В качестве равноправного по значимости материала привлекаются опубликованные песенные образцы. Особенно важным материалом является издание сборника Русские народные песни Красноярского края [169]. В сборник вошли нотации песен, записанных в селениях Маковское, Малобелая, Ялань и др. в 1956 году. В этих же деревнях работали экспедиции 1989;1990 годов, что позволило сравнить варианты вечёрочных песен традиции Енисейского района и сделать выводы о цельности и сохранности енисейской песенной традиции (некоторые варианты песен напеты теми же исполнителями). Сбором материала, публикацией, изучением енисейской и смежной с ней ангарской традициями занимались фольклористы К. М. Скопцов [156, 183], Н. А. Новосёлова [110, 145], JI. А. Мухомедшина [100], А. И. Мельник [94]. Русские народные песни и танцы Иркутской области исследовали А. А. Пруссак [151], С. И. Пушкина [168], Э. К. Филиппов [206]. Сборники песен зачастую предварены обобщающими исследовательскими статьями по этнографии русского населения Сибири, включающие материалы из Енисейского района. Западносибирские традиции отражены в публикациях: Ф. Ф. Болонева, М. Н. Мельникова, А. М. Мехнецова, Н. К. Пархоменко, Л. В. Дёминой и др. [56- 85- 86- 95- 96- 127- 128- 144- 156- 213]. Семейно-обрядовый фольклор северо-востока Кемеровской области описал и исследовал В. Ф. Похабов [141−143]. Сравнение енисейской и.

6 Песни, анализируемые в настоящей работе, помещены в Приложении II. коренной северорусской традицией можно провести по опубликованным сборникам [19- 82- 104- 129- 131- 133−135- 189- 202- 214]. В целом объём песенного материала, привлекавшегося для рассмотрения в аналитических главах диссертации, составил более 300 образцов.

Опираясь на полевые наблюдения экспедиций, и учитывая суждения местных жителей, фольклорная традиция деревень Енисейского района представляется достаточно однородной. Общение с уроженцами деревень Ворожейка, Маковское, Малобелая, Чалбышево, Ялань и др. позволило представить некогда существовавшую здесь жанровую систему песенного фольклора, выявить сохранившийся репертуар, зафиксировать народную терминологию.

Вспоминая обряды, жители деревень зачастую не помнят песен. Они только упоминают о том, что когда-то давно пелись специальные песни на проводы Масленицы, в Троицу, во время жатвы, в процессе святочных гаданий о судьбе (подблюдные). Во время погребального обряда в местной традиции причитали говором, не распевали (экспедиция 1989 г., Т. Н. Рукосуева, д. Никулино, подробные паспорта местных жителей даны в Приложении II). В местной традиции музыкальная часть свадьбы, к сожалению, сохранилась плохо: в экспедиции удалось выяснить общую структуру свадебного действа и записать отдельные свадебные песни (последовательное описание местного свадебного обряда дано в Приложении III). Песни, сопровождавшие свадебный обряд, почти стёрлись в памяти исполнителей (записи их единичны). Однако исполнители вспоминают, что весь ритуал сопровождался специальными песнями (пели их приглашенные старухи, которых за пение одаривали). Песни звучали при расплетении косы, выкупе невесты, поезжанам, свахе, невесте-сироте и т. д. Во время застолья в доме жениха специальных песен уже не пели, а звучали там любые песни, лишь бы весело было (1989г., Т. Н. Кузьмина, д. Ялань).

К наиболее полно представленным количественно и достаточно хорошо сохранившимся в памяти исполнителей относятся напевы традиционной (и поздней) лирики, а также «вечёрочные» песни. Благодаря сравнению последних с публикациями песен данного жанра конца XIX века, можно говорить о хорошей сохранности этих напевов в исследуемом регионе. Описывая местную традицию в 1898 году, В. С. Арефьев отмечал в общем песенном репертуаре большое количество вечёрочных: «одних вечёрочных сибирских песен мне удалось записать свыше 300» [12, с.22]. Показательно и то, что самими исполнителями жанры лирических и вечёрочных песен осознаются как более значимые, нежели песни остальных жанров. По вечёркам-то соскучимся за Филипповку, лён мяли, да пряли, так уж на Святках душу-то отводим, и всяки песни да игры вспомним. Я их до пропасти знала, первая заводила была, до смерточки любила петь да заводи водить (1989 г., А. Н. Одинцова, с. Маковское). Может быть, потому так дороги для каждого были эти песни, что исполнялись они на вечёрках в рамках того непродолжительного праздничного периода жизни-«игры» крестьянской молодёжи, который предшествовал свадьбе и последующему трудоёмкому жизненному процессу. Этот краткий период навсегда оставался в памяти деревенских жителей, и всё связанное с ним осознавалось как более значимое и важное.

Таким образом, вечёрочные песни в качестве объекта исследования выбраны не случайно, а в силу того, что это — наиболее сохранившийся к настоящему времени пласт музыкального фольклора Енисейского района. Жанр вечёрочных песен (наряду с лирикой) выступает центром местной жанровой системы, благодаря как хорошей сохранности этих песен в памяти исполнителей, так и по удельному весу в общем корпусе традиционного енисейского фольклора.

В современном состоянии (по результатам экспедиции 2005 года) фольклорно-этнографического комплекса заметны инновационные элементы. Кроме коренных жителей в певческих группах закрепились приезжие из разных мест, со смешанным составом коллективов связана жанровая и стилевая неоднородность репертуара. Многие из традиционных вечёрочных песен, бытовавших прежде, утрачены, некоторые были исполнены по просьбе. Городская ориентация вошла в жизнь традиционной деревни, и теперь деятельность фольклорных групп поддерживают сельские дома культуры. Народная песня продолжает звучать, но уже в другой среде [Леонова, Н. В. Народная песня в современной культуре Енисейского района / Н. В. Леонова, А. В. Журба, А. А. Мицкая // Народная культура Сибири: Материалы XIV научного семинара Сибирского РВЦ по фольклору. — Омск, 2005. — С. 95—97].

Актуальность темы

диссертации определена как её связями с ведущими направлениями современной отечественной музыкальной фольклористики в целом, так и с потребностями и перспективами развития сибирского этномузыкознания. Во-первых, изучение фолыслорно-этнографических традиций зимних молодёжных собраний способно дополнить существующие представления о сравнительно слабо исследованном песенно-танцевальном пласте восточнославянского фольклора. Во-вторых, рассмотрение избранного жанрового комплекса на материале отдельной локальной традиции (Енисейского района, Красноярского края) относящейся к числу наиболее ранних (старожильческих) культурных образований русского населения сибирского региона включает работу в круг современных исследований, разрабатывающих проблемы региональности традиционной культуры.

Значение исследования состоит, прежде всего в том, что это первое научное описание фольклорной традиции Енисейского района Красноярского края.

Основная цель работы заключается в многоаспектном исследовании репертуара традиционных молодёжных собраний Енисейского района, с привлечением обрядового и регионального контекстов.

Для достижения поставленной цели были определены следующие конкретные задачи:

— охарактеризовать енисейскую историко-этнографическую традицию;

— определить место молодёжных зимних собраний в общинном календаре и семейно-обрядовом комплексе;

— реконструировать структуру енисейской вечёрки, классифицировать репертуар с учётом хореографии, сюжетных и жанровых особенностей вечёрочных песен;

— установить музыкальную типологию вечёрочных песен, провести последовательный анализ репертуара с выделением основных структурных компонентов: стиха, слогоритма, звуковысотности и мелодики;

— сравнить этнографический и песенный материал Енисейского района с аналогичными комплексами других регионов Сибири;

— выяснить типологические и региональные свойства сибирского фольклорного материала для обнаружения дополнительных качеств, характеризующих региональную традицию и определения динамики её развития.

В процессе комплексного описания вечёрочных песен русских старожилов Сибири использованы методы анализа, апробированные в научной практике фольклористов (филологов и музыковедов) и адаптированные к изучаемому материалу и задачам настоящей работы.

Музыковедческий анализ енисейских вечёрочных песен опирается на достижения отечественной музыкально-фольклористической школы структурно-типологического направления. Научная традиция изучения ритма народных песен начавшаяся работами П. П. Сокальского, С. П. Людкевича, Ф. М. Колессы, была продолжена К. В. Квиткой, Е. В. Гиппиусом [4- 70- 221]. Основные методические принципы анализа ритмики русских традиционных песен изложены в монографии Б. Б.

Ефименковой [51]. В соответствии с принципами этой школы [29- 33- 5255- 159- 196−198- 229] проанализированы формы поэтических текстов, стихосложение, ритмический и звуковысотный склад напевов, результатом анализа стала классификация песен (Приложение II).

Основные параметры этнографической и жанровой классификации песенно-танцевального материала сформулированы в исследованиях А. В. Рудневой [161- 162], Н. М. Владыкиной-Бачинской [22- 23- 38], А. А. Климова [71], А. М. Мехнецова [95], А. И. Мельник [94], Н. А. Новосёловой [108- 110- 111- 113- 114], JL А. Мухомедшиной [100]- в сборниках и исследованиях по русской народной [164- 178], лирической [102- 205], бытовой [73] и протяжной [59] песне.

Комплексная характеристика традиционных молодёжных собраний в контексте годового цикла обрядов и праздников произведена с учётом идей, подходов и материалов, содержащихся в работах А. К. Байбурина [15- 16], Т. А. Бернштам [25−28], А. ван Геннепа [41], М. М. Громыко [42- 62], Н. А. Миненко [97], В. Я. Проппа [148- 149- 150], К. В. Чистова [173- 216].

Историко-культурная характеристика региона опирается на труды М. К. Азадовского [2- 3], В. А. Александрова [6- 228], С. В. Бахрушина [20], Г. Ф. Быкони [34], И. С. Гурвича [44], В. И. Зоркина [60], А. Н. Копылова [74−76], Я. Р. Кошелева [79], В. И. Шункова [223].

Структура и объём работы. Диссертация состоит из Введения, пяти глав и Заключения. В Первой главе рассматриваются традиционные собрания молодёжи деревень Енисейского уезда в контексте годового цикла обрядов и праздников. Вторая глава посвящена исследованию структуры и репертуара енисейской вечёрки. В Третьей и Четвёртой главах проведён структурный анализ ритмической стилистики и звуковысотной организации енисейских вечерочных песен. Пятая глава содержит сравнение песенно-танцевального репертуара сибирских традиций.

Заключение

.

Основным объектом исследования является изучение традиционных зимних собраний молодёжи Енисейского района и сопоставление с подобными традициями других регионов Сибири. Историко-этнографическая характеристика выявляет основные особенности традиции: раннее формирование преимущественно, за счёт поморских поселенцев и высокую степень сохранности вследствие консервации.

В общинном календаре енисейских крестьян преобладают традиционные общерусские обряды, праздники и ритуалы им сопутствующие. Лишь климатические условия жизни сибирского крестьянина влияли на сроки проведения некоторых праздников. Рассмотрение годового цикла жизни енисейских крестьян помогает выяснить приуроченность традиционных собраний молодёжи к календарноземледельческому циклу обрядов и праздников. Молодёжный календарь открывался весенним периодом общения в рамках хоровода, который в местной традиции значительно сокращён в силу климатических условий. Вторым, осенне-зимним периодом общения молодёжи были вечёрки — общение в закрытом помещении. Вместе два периода общения составляют годовой цикл «игры». Для общего цикла характерно выделение группы молодёжи весной, выбор и закрепление пар с направленностью на свадьбу во время зимних собраний. Традиционные собрания молодежи, возможно, являлись частью свадебного чина, так как проводились перед свадебным сезоном (в зимний Мясоед). Поэтому традиционная молодёжная культура Енисейского района является частью семейно-обрядового цикла.

Жанровая система песенного фольклора Енисейского района представлена достаточно хорошо сохранившимися в памяти исполнителей вечёрочными" песнями, а также напевами традиционной (и поздней) лирики. Благодаря существующей публикации В. С. Арефьева [199] можно сравнить напевы данного жанра и говорить о сохранности традиции (на протяжении ста лет) в исследуемом регионе.

Многоэлементность песни усложняет её внутрижанровое деление. Каждый пример представляет собой пучок функций (текст, напев, форма исполнения). Взаимосвязь между элементами подвижна (в разных традициях основой для жанровой номинации может стать одна из перечисленных функций), поэтому отсутствует унифицированность в определении отдельных жанров песенно-танцевального фольклора в целом. Ключевое значение для жанрового определения песенного образца часто имеют обстоятельства исполнения (приуроченность).

Вечёрочный репертуар относится к области песенно-танцевального фольклора, включает в себя различные жанры наряду с вечерочными, поэтому можно предположить, что вечёрочные песни — это не отдельный жанр, а жанровый комплекс, вобравший в себя многие разновидности молодёжного песенного репертуара. Структура вечёрки не стала хаотичным явлением, в её драматургии присутствует логика развития. Единство в ней создаётся сочетанием и взаимовлиянием жанров. При ослаблении календарной функции хоровод органично вошёл в репертуар зимних собраний. В енисейских исполнительских определениях отсутствует понятие хоровод и хороводная песня (возможно подобного жанра не было в традиции). Основной репертуар вечёрки енисейские исполнители разделяют на проходячи, игровые и круговые. Жанровым центром енисейской вечёрки является проходячая песня.

При сравнении традиционного годового круга обрядов и праздников с циклом молодёжных собраний намечены компоненты развития молодёжной игры: выделение группы молодёжи, подготовка к переходу в иной статус, свадьба — возвращение в общину в новом качестве. Структура вечёрки состоит из подобных составляющих этапов: а) представление всех участников, б) выбор пары, в) «женитьба».

Компоненты сценария вечёрки, выявляются:

— в сюжетно — развитых игровых блоках,.

— в каждой вечёрочной (проходячей) песне.

Изоморфия на уровне одной песни, блока, структуры всей вечёрки, сопоставление с молодёжным циклом, возможно, указывает на унифицированность средств для реализации смысла собраний молодёжи.

Последовательный анализ песенного репертуара, типологическая характеристика вечёрочных песен проведён с выделением основных структурных компонентов: строфики, ритма, лада, звуковысотности и мелодических композиций. Основу стилевого анализа составляет анализ ритма. Именно ритм становится связующим звеном между текстом, напевом и движением в песенно-танцевальном фольклоре, его основным стабилизирующим уровнем и главным выразительным элементом. Своеобразным инвариантом ритмического строения музыкального материала местной вечёрки является восьмивременной период музыкального ритма напевов. Кроме этого группы песен объединяют ритмические типы просо, коломьгйка, сени, камаринская и капустка. Ритмический анализ упорядочивает весь корпус напевов выделяя два основных типа: цезурированных и сегментированных образцов.

Анализ ладовой структуры, мелодической композиции и многоголосной организации базируется на разделении песен по группам, образованным в результате ритмического анализа. При соотнесении напевов и СМРФ выявляется, что мелодическое построение вечёрочных песен не всегда координировано со слоговым ритмом. Ритм и мелодика в некоторой мере автономны. Разделы мелодической композиции напевов с цезурированным и неравномерно сегментированным ритмом сохраняют связь между ритмической и мелодической формой. В напевах, объединённых равномерно сегментированным ритмом, подобная связь нарушена: одни из них объединяют слоговые ритмоформулы, другие напротив делят их на более мелкие мелодические ячейки. Воздействие не только ритма на мелодику, но и мелодики на ритм приводит к модификации типовых ритмических структур в некоторых мелодических ячейках. В енисейских вечёрочных песнях данный принцип проявляется в периферийной группе напевов ориентированных на лирику, а также в начальных построениях смешанного ритмического типа (с припляской). Этим обусловлена взаимосвязанность и взаимозависимость ритмического и мелодического строя в напевах исследуемых песен.

Внутри енисейской традиции функционирует определённый набор мелодических оборотов, повторяющихся из напева в напев, составляющих интонационный словарь изучаемой традиции. Комбинаторика мелодических построений, состоящих из малых составных единиц (ячеек), выявляет принцип «игры» на всех уровнях общего репертуара песен, как на уровне строфики, так и на уровне слоговых музыкально-ритмических форм. Композиция традиционных напевов выявляет последовательность мелодических ячеек. Мелодическая структура с унифицированными начальными и каденционными мелодическими оборотами напевов подобны структуре вечёрки, которая строго маркирована начальной и заключительной песней, внутри же структуры нет строгой приуроченности песен.

Многоголосная фактура напевов представлена двухголосием в терцию, трёхголосие возникает с выделением подголоска, тонкого голоса, дублирующего один из нижних голосов. Напевы реализованы в 5−7 ступенных диатонических ладах со срединным и нижним положением главной опоры. Мелодика енисейских вечёрочных песен опосредована терцовыми созвучиями двух комплексов: I и 2 ступени, которые образуют ладовую оппозицию. Смена комплексов образует уровень ладовой структуры песен. Составление общего звукоряда и схемы ладовой структуры енисейских вечёрочных песен помогает сделать вывод о ладоинтонационной общности напевов разной ритмической организации, всех жанров песенно-танцевального комплексапозволяет предположить ладоинтонационное единство традиции в целом.

Для обнаружения дополнительных свойств, характеризующих локальную традицию, и определения динамики её развития в работе проводится сравнение этнографического и песенного материала Енисейского района, с аналогичными комплексами других регионов Сибири. Выяснение типологических и региональных свойств сибирского фольклорного материала позволяет поставить енисейскую вечёрку в контекст сибирской традиции.

Обобщая основные результаты исследования можно наметить перспективы дальнейшего исследования. Установив (в кратком виде) связи с северно-русской традицией, продолжить сравнение енисейской вечёрки с восточно-славянскими аналогами традиционной молодёжной культуры, а также выявить соотношение песенно-танцевального молодёжного комплекса с обрядовыми и внеобрядовыми жанрами местной традиции.