«Self» и «High Hume» – психоэкологические координаты власти человека и власти над человеком в эпоху постмодерна

Автор привлекает внимание к возникшим информационным «вызовам» для человека в современном обществе, использующем технологии формирования сознания и осуществляющем «биовласть». Отмечается значимость результатов современных нейропсихологических исследований для осуществления социальных практик и технологий, составляющих ядро информационно-психологической культуры. Выделяется ключевое значение концепта «Self» как базовой единицы мыслительного кода современного человека, основы его психологической культуры и созидающей, ответственной власти в «новые информационные времена» .

Ключевые слова: Self, социальные техники и практики, информационно-психологическая культура, концептосфера, принцип психоэкологического вектора.

В ходе развития информационного общества постмодерна возник по-настоящему уникальный феномен, который не проявлялся никогда раньше, за всю наблюдаемую историю человечества. Как отмечает известный отечественный исследователь, директор Института проблем глобализации Делягин М. Г. «те же самые информационные технологии, которые максимально упростили все виды человеческой коммуникации (что, собственно, и лежит в основе феномена глобализации), обеспечили превращение в наиболее выгодный из общедоступных видов бизнеса формирование человеческого сознания. «Общедоступный» и одновременно «наиболее выгодный» означает массовый и, строго говоря, основной вид деятельности если и не всего человечества, то, по крайней мере, его развитой и успешно развивающейся частей. Превращение формирования собственного сознания (или его фрагментов) в основной вид деятельности наиболее развитой и успешной частей человечества — фундаментальное явление. На наших глазах меняется сам характер человеческого развития: если раньше, на всем протяжении своего существования человечество выживало и развивалось за счет преобразования окружающей среды, то теперь оно впервые начинает, по крайней мере, пытаться выживать и развиваться за счет изменения самого себя. «High-hume» — современные эффективные технологии, направленные на преобразование человека, как его сознания, так и его тела. Термин введен по аналогии с «high-tech», под которым понимаются современные эффективные технологии, направленные на преобразование окружающей природы"[3].

Повсеместно наблюдаемым следствием стремительного и повсеместного распространения технологий формирования сознания является драматическое снижение социальной значимости знания.

На протяжении последних веков — как минимум с начала эпохи Просвещения — овладевание знаниями, получение новой информации об окружающем мире было если не непременным условием, то, во всяком случае, одним из ключевых и наиболее надежных способов повышения социального статуса.

Поразительно, но мы, похоже, не заметили, что уже почти два десятка лет назад глобализация отменила это правило.

Человеческая деятельность стала настолько специализированной, что достижение социального успеха отвлекает слишком много сил и времени и превратилось в отдельное самостоятельное занятие, уже почти не совместимое с осознанием окружающего мира.

Фундаментальная причина этого — резкая интенсификация коммуникаций, связанная с глобализацией: вы либо постигаете истину, либо реализуете уже постигнутое кем-то помимо вас, переводя его в материальные либо социальные ценности. Это два разных вида деятельности, и успешно совмещать их крайне сложно; немногие исключения, как обычно, лишь подчеркивают правило.

Это вызвано многими факторами, и один из них — изменение механизмов социального успеха. Его достижение в условиях упрощения коммуникаций и резкого роста их масштабов требует прежде всего грамотной социальной коммуникации, умения правильно вращаться в правильно выбранных сообществах, — а поиск истины как таковой лишь отвлекает, отнимает время и силы у этого ключевого занятия.

В результате происходит жесткий отбор: кто-то специализируется на постижении знаний, кто-то — на достижении социального успеха, которое не требует теперь даже простого паразитирования на добываемых кем-то знаниях. Подобная специализация слишком глубока — она отнимает у человека, являющегося по природе относительно универсальным существом, слишком много человеческого.

С другой стороны, мы видим, что знание усложнилось и специализировалось настолько, что процесс его получения и даже усвоения требует от человека слишком больших усилий, практически несовместимых с существенным повышением его социального статуса. Грубо говоря, вы тратите время либо на успех в обществе, либо на получение новых знаний. И на то и на другое одновременно по вполне объективным причинам более не хватает ни времени, ни сил.

Ситуация усугубляется изменением основной функции образования, в том числе и высшего. Ею становится обеспечение покорности, социальный контроль за основной массой населения развитых обществ[3].

Причина этого проста и фундаментальна — с началом глобализации человечество перенесло центр приложения своих сил с изменения мира на изменение самого себя — в первую очередь, своего собственного сознания.

Предметом труда, подлежащим изменению, все меньше становится окружающий мир и все больше — человеческое сознание. Соответственно, и производство во все большей степени — изготовление уже не материальных предметов или как переходного этапа услуг, но создание и поддержание определенных, в той или иной степени заранее заданных состояний человеческого сознания.

Сегодня актуальная задача — менять уже не весь мир, но его относительно небольшую и отнюдь не всеобъемлющую часть — самого человека. Причем на современном этапе пока еще даже не всего человека, а лишь его сознание. И соответственно, сфера первоочередной значимости резко сжалась с науки, изучающей все сущее, до относительно узкого круга людей, изучающих человеческое сознание и методы работы с ним.

Управление в информационном обществе формирует очень близкий, практически общий образ жизни у высокопоставленных представителей управляющих систем (как государственных, так и корпоративных), действующих на глобальном, общемировом уровне. Общность образа жизни и личных интересов (обусловленных общим положением в похожих управляющих системах) сплачивает этих представителей в единый глобальный класс собственников и высших управленцев (во многом освободившихся от контроля со стороны традиционных собственников).

Глобальный класс эпохи информационных технологий (интернациональная олигархия, или «новые кочевники») эксплуатирует не какие-либо классы и социальные слои — он эксплуатирует отдельные общества как таковые подобно тому, как класс собственников индустриальной эпохи эксплуатировал рабочих.

Глобальный класс противостоит разделенным государственными границами обществам не только в качестве владельца и управленца, но и в качестве глобальной, то есть всеобъемлющей структуры[3].

Этот глобальный господствующий класс не привязан прочно ни к одной стране или социальной группе и не имеет никаких внешних для себя обязательств. Он враждебно противостоит не только экономически и политически слабым обществам, разрушительно осваиваемым им, но и любой национально или культурно (и тем более территориально) самоидентифицирующейся общности как таковой[3].

Под влиянием формирования этого класса, попадая в его смысловое и силовое поле, государственные управляющие системы, сохраняя свои прежние формы, по сути перерождаются. Они переходят от управления в интересах наций-государств, созданных Вестфальским миром, к управлению этими же нациями в его интересах, в интересах «новых кочевников» — глобальных сетей, объединяющих представителей финансовых, политических и технологических структур и не связывающих себя с тем или иным государством. Соответственно, такое управление осуществляется в пренебрежении к интересам обычных обществ, сложившихся в рамках государств, и за счет этих интересов (а порой и за счет их прямого подавления).

Конкретные последствия этого с точки зрения традиционного государственного и корпоративного управления (а также самоуправления на глобальном и местном уровне) многообразны, однако наиболее значимыми представляются следующие:

самопрограммирование: управленец и система управления в целом, убеждая кого-то в чем-то (а управление при помощи формирования сознания — прежде всего убеждение), неминуемо убеждают в этом и себя — и теряют адекватность;

уверование в собственную пропаганду, даже если в начале ее осуществления управленцы и система управления в целом сознавали ее недостоверность;

переход от управления изменением реальности к управлению изменением ее восприятия:

отказ от восприятия реальности в пользу восприятия ее информационного отражения (в первую очередь в СМИ);

резкое снижение уровня ответственности: работая с телевизионной «картинкой» и представлениями, управленец неминуемо теряет понимание того, что его работа влияет и на реальную жизнь людей.

Последнее особенно важно, так как безответственность управляющих систем не остается их исключительным «достоянием»: она в полной мере воспринимается обществом и, более того, становится в нем нормой. Ведь эффективность технологий формирования сознания повышает влиятельность тех, кто их применяет, а «платы за могущество» нет — человек, формируя сознания других, чувствует себя творцом, близким к Богу. Эйфория творчества вкупе с безответственностью обеспечивает ему невиданное удовлетворение от повседневной жизни[3]. Безответственность, могущество и радость от работы становятся объектом подражания для обычных членов общества, не имеющих доступа к технологиям формирования сознания — им доступно лишь подражание безответственности, с соответствующими социальными последствиями.

При осуществлении технологий формирования сознания глобальный господствующий класс в качестве объекта управления достаточно давно фокусируется на коллективном бессознательном «масс», реализуя механизмы отключения рациональности.

Технологические решения, на основе которых возможно управление мировоззрением и мировосприятием человека, сводятся в настоящее время к нескольким принципиальным схемам (будем помнить, что «объект» здесь это мы с вами, наши мысли, воля, эмоции): 1) управление и контроль информационных каналов, посредством которых в сознание объекта поступают сигналы из материального мира (компьютерные технологии); 2) управление и контроль условий функционирования психических процессов, протекающих в объекте (психосоматическое программирование); 3) управление и контроль условий функционирования физиологических и биохимических процессов в центральной нервной системе (нейробиология и нейрофармакология); 4) управление и контроль структурно-функциональной организации центральной нервной системы объекта (нейрогенетика).

Возможности глобального манипулирования человеческим сознанием и страх перед ним оказываются гораздо более реальными, чем мы думаем о них. Эволюция человека становится элементом практической «биовласти» (М.Фуко). Имеются в виду конкретные биологические разработки, экспертные оценки, прогнозы и рекомендации, имеющие политическое значение в современную эпоху. Спектр этих направлений весьма широк: от увеличения темпов роста населения до его относительного старения, от загрязнения среды обитания до перспектив развития и социально-политических последствий генетической инженерии и связанных с ней биотехнологии, от проблем биотерроризма и биобезопасности до биологических, медицинских и социальных последствий всего спектра используемых современных технологий[10].

В настоящее время «high hume» технологии представлены уже не отдельными модификациями технологических схем, представляющих собой реализацию 2−3 базисных теоретических парадигм. В настоящее время они носят системный характер и затрагивают все сферы психосоматического бытия человека. Ф. Фукуяма выделил четыре сферы, где уде сейчас возможно широкомасштабное манипулирование человеческой природой :

нейрофизиология и эволюционная психология человека;

нейрофармакология и техника модификации эмоций и поведения человека;

геронтология и разработка технологий продления индивидуальной человеческой жизни;

генная инженерия Каждый из нас в своей личной жизни и профессиональной деятельности не может не подвергаться влиянию составляющих элементов практически всего спектра современных информационных технологий в качестве объекта воздействия. Мы живём, действуем и адаптируемся в таком информационном мире, который был практически не известен нашим предкам. Наша современность характеризуется как информационная революция, когда количество информации резко, взрывообразно увеличивается. В Средние века количество информации удваивалось за 100 лет, в начале ХХ века — за 10 лет, а с 1980 года — ежегодно. Такое взрывообразное увеличение количества информации свидетельствует не только об расширении способностей человека к восприятию, но и о взрывообразном расширении самого воспринимаемого человечеством мира. Наблюдая и воспринимая мир, человек тем самым расширяет его, творит ранее не существовавшие его элементы. И это увеличение, расширение происходит не столько за счёт первичной информации (основанной на прямом восприятии человеком существующего внешнего и внутреннего природного мира), сколько за счёт увеличения вторичной информации, основанной на восприятии информации, уже созданной другими людьми. Увеличение объёма вторичной информации сгущает между человеком и природным миром своего рода «информационное облако», — «информационный» или «виртуальный» мир, представляющий собой совокупность накопленных человеческих восприятий. Спецификой и результатом информационной революции становится погружение человечества в этот «информационный мир», во многом отгораживающий от него природную реальность.

Информационная революция приводит к тому, что человек реагирует на «информационный мир», то есть на накопленное и частично переработанное человечеством восприятие физического мира, значительно сильнее, чем на сам этот мир, в который он непосредственно погружен и в котором он физически живет. При этом рост количества информации и сгущение «информационного облака», являющееся неотъемлемой чертой информационной революции, все более отдаляет эти миры друг от друга. Превышая физические границы индивидуального восприятия (а следовательно, и возможности его познания), информационная революция делает мир все менее познаваемым для индивидуума, загоняя его в «информационный тупик», в кризис индивидуального сознания, утрачивающего способность справляться с растущим количеством информации[2].

Возникший информационный «вызов» порождает необходимость в развитой информационно-психологической культуре, культуре овладения силами информационного мира (первичного и вторичного) для организации полноценной свободной человеческой жизни в индивидуальном и социальном контекстах. Такая информационно-психологическая культура как часть социальной реальности реализуется, как и всякая культура вообще, через активную деятельность в этом информационном мире. Особое место в создании любой социальной реальности занимают социальные техники и практики. Этот аспекту много внимания было уделено в исследованиях М. Фуко[8]. Для него «техники» находятся в сердцевине «духовной» культуры и имеют центральное значение в воспроизводстве социального опыта. Эти техники в качестве социальных техник касаются не чисто ментальных трансформаций субъекта, но захватывают его целиком во всей телесной полноте. Социальные техники оказываются встроенными в культуру как образование, культивирование в человеке «заботу о себе». Фуко стремится как раз прояснить практические аспекты социально-культурного воспроизводства. Ведь ничто само собой не становится другим, необходимо участие опосредующих элементов. И именно это обстоятельство делает «техническое» по-особенному причастным процессу культурной трансформации. В традиционном обществе люди «заботу о себе» (epimeleia), которая подразумевала некое особое отношение к себе и другим, при котором происходит переключение взгляда с окружающего мира на то, что человек думает и что происходит внутри его мысли. И, наконец, самое главное, «забота о себе» означала определенный образ действий субъекта по отношению к самому себе, в ходе которого он изменяет, очищает, преобразует (transforme) и преображает (transfigure) себя. «Для достижения этого результата, отмечает Фуко, — необходима совокупность практических навыков, приобретаемых путем большого количества упражнений, которые будут иметь в истории западной культуры, философии, морали и духовной жизни долгосрочную перспективу. К ним относятся: техника медитации, техника запоминания прошлого, техника изучения сознания, техника контроля за любыми представлениями по мере их появления в сознании».

Мы видим вполне определенно, что для Фуко «техники» находятся в сердцевине «духовной» культуры и имеют центральное значение в воспроизводстве социального опыта. Видно также и другое, что эти техники касаются не чисто ментальных трансформаций субъекта, но захватывают его целиком и полностью в телесной полноте. Техническое оказывается не чуждым культуре как социальному институту.

«Забота о себе» обретает свою форму и завершение, во-первых, в самопознании, во-вторых, тем, что самопознание как высшее и независимое выражение своего Я обеспечивает доступ к истине; наконец, постижение истины позволяет в то же время признать существование «божественного» начала в себе. «Забота о себе» ведет к самореализации, которая становится необходимой на фоне ошибки, дурных привычек и всякого рода деформаций. Таким образом, речь здесь идет, скорее, об исправлении или освобождении, нежели о формировании знания. При этом следует обратить внимание на уточнение Ж.-Ф. Миле о том, что «трансформация» не означает превращения в другого: «Становясь собой, становятся другим; трансформирование, на наш взгляд, не предполагает переход от одного формирования к другому, трансформирование есть не что иное, как самоформирование, его развертывание, его пространство-время"[1]. Такое самоформирование само-пространства-времени происходит в конкретном социальном пространстве-времени, возникшем, в свою очередь, посредством техник и практик конкретного общества.

Социальные техники и практики овладения информационной реальностью, созидающие соответствующую информационно-психологическую культуру, своими следствиями не могут не соответствовать принципу психоэкологического генеративного вектора[2], т. е. их характер влияния на процессы жизнедеятельности человека — от сохранения через усиление к увеличению мощности, продолжению и разнообразию, порождению новых форм (лат. genus — порождать, вызывать).

Особое значение для современной информационно-психологической культуры имеют дискурс и практики Самости (Self), являющиеся важным феноменом, характерным для индоевропейской культуры в целом. Так, в ведических доктринах идея «Я», «Атмана» считается одной из форм проявления Божественного принципа — «Атман есть Брахман», т. е. «Я тождественно Абсолюту» (Веды, Упанишады). В греко-римском мире поиск самости или забота о себе был способом, каким индивидуальная свобода — или, до известной степени, гражданская свобода — осмыслялась как этика. У греков и римлян — особенно у греков, — чтобы вести себя достойно, чтобы практиковать свободу как подобает, необходимо было заниматься собой, заботиться о себе, и сразу для того, чтобы познавать себя. Возьмем пример с Сократом — именно Сократ окликает людей на улицах или юношей в гимнасии, задавая им вопрос: «Ты занимаешься собой?» Сократу поручил это бог, это миссия Сократа, он не перестанет задавать этот вопрос даже в момент, когда ему будет угрожать смерть. Такой импульс отображён также непосредственно в этимонах латинского языка. В подтверждение приведём пример со словом «discrimen"(лат.) — опасность, производное от «discerno» (со значением отделять, разделять). «Cerno» как форма «cresco» (со значением расти, превращаться) одного корня с «creo» (возвращаться к себе). Т. е. опасно все то, что связано с уходом и/или отказом от себя, от своей Самости.

Понятие «Self» в настоящее время занимает место одного из ключевых понятий в тезаурусе современной антропологии[7].

Теме «Self» отводил важное место в своем психологическом учении ещё Уильям Джеймс[12]. Развитию и содержательному наполнению понятию «Self» посвятили свои силы такие титаны аналитической психологии как К. Г. Юнг и Э. Нойманн, интегрировавшие результаты своей работы в теорию и практику центроверсии, основной движущей силы эволюции сознания, приводящей к раскрытию и реализации Самости (Neumann Erich, 1949). В этом же ряду находятся работы психоаналитиков с мировыми именами — М. Балинта «Базисный дефект», Х. Кохута «Анализ самости» и «Восстановление самости», заложившие основы нового направления — психологии Самости.

Аутентичность, реализация Самости является центральным понятием экзистенционализма или философии существования, — одного из крупнейших направлений философии 20 в. Экзистенционализм возник накануне Первой мировой войны в России (Шестов, Бердяев), после нее в Германии (Хайдеггер, Ясперс, Бубер) и в период Второй мировой войны во Франции (Марсель, Сартр, Мерло-Понти, Камю, С. де Бовуар). В середине 20 в. экзистенционализм. широко распространился и в других развитых странах, реализовавшись экзистенциальной психологией (экзистенциальная психотерапия И. Ялома, экзистенционально-аналитическая теория личности и практика экзистенциально-аналитической психотерапии С. Лэгле).

В рамках философии постмодернизма «Self» также занимает место структурообразующего, методологического элемента (М.Фуко, Р. Барт, Деррида, Хабермас, Ж. Делез, Ф. Гаваттари). В наше время такие представления о Самости реализуются в исследовательских направлениях «The Psychology of Language and Communication», «The Diological Self» (результаты которых опубликованы в материалах 26-го международного конгресса по прикладной психологии (Афины, 2006), 10-го Европейского конгресса по прикладной психологии (Прага, 2007), 11-го Европейского психологического конгресса (Осло, 2009)) и социологии глубин Жильбера Дюрана.

Теме «Self» также посвящена фундаментальная работа выдающегося нейропсихолога современности Antonio Damasio (Professor of Neuroscience, Psychology and Neurology, and director of the Brain and Creativity Institute, at the University of Southern California, USA) — «Self comes to mind: constructing the conscious brain» (2010 г.)[11]. Открытые им принципы пространственно-временной нейрональной организации человека не только обеспечили понимание и использование коммуникативных механизмов на топологических уровнях Proto Self, Cor Self и Discurs Self. Но и создали основу для возникновения и широкого использования Self Hume технологий и практик в современной информационно-психологической культуре, которая обеспечивает человеку дальнейшее раскрытие данного ему потенциала.

Мы рассматриваем «Self», «Самость» как один из центральных концептов родственной нам индоевропейской «концептосферы"[6], которая и является информационной базой мышления[ 5]. Такой концепт, как «Self», представляет собой результат познавательной (когнитивной) деятельности отдельных людей и целых обществ в исторической перспективе, несет комплексную, систематическую информацию о самом человеке и её интерпретацию коллективным сознанием, отражает культуру народов и является базовой единицей мыслительного кода современного человека, основой его психологической культуры и созидающей, ответственной власти в «новые информационные времена».

информационный революция преобразование общество

Список литературы

1.Азаренко С. А. Сообщество тела. — М.: Академический проект, 2007. — 2007. — 239 с., с.5−20.

2.Голубев В. Г. Рекреативные тенденции современных антропологических практик-психоэкологические координаты дискурса / приложение к ежемесячному научно-практическому журналу «Психотерапия», Материалы межрегиональной научно-практической конференции «Современное состояние и тенденции развития психотерапии и психологического кончультирования на Юге Российской Федерации» 26−28 ноября 2010 г., Краснодар, с.59−62

3.Делягин М. Г. Кризис человечества6 выживет ли Россия в нерусской смуте?- Мю: АСТ: Астрель; Владимир: ВКТ, 2010.-413[3]с., с.40−77

4.Западня: новые технологии борьбы с российской государственностью / Владимир Якунин, Вардан Багдасарян, Степан Сулакшиню — М.: Эксмо, 2010. 432с.-(Проект «АнтиРоссия»)., с. 18−53

5.Когнитивная лингвистика / З. Д. Попова, И. А. Стернин. — М.: АСТ: Восток-Запад, 2010.-314,[6]с. — (Лингвистика и межкультурная коммуникация. Золотая серия), с. 5−38

6.Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Изв. РАН — СЛЯ — 1993,№ 1. — с.3−9

7.Лурье С. В. Психологическая антропология: история, современное состояние, перспективы: Учебное пособие для вузов. — 2-е изд. — М.: Академический Проект: Альма Матер, 2005. — 624 с. — («Gaudeamus»), с. 565−573

8.Фуко М. Герменевтика субъекта // Социо-Логос. Социология. Антропология. Метафизика. Вып.1. — М.: Прогресс, 1991.

9.Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Пер. с англ. М.: АСТ, 2004. 343 с c. 3−7

10.Чешко В. Ф., Глазко В. И. High Hume (биовласть и биополитика в обществе риска). Учебное пособие. М., 2009. 319 с., с.12−127

11.Antonio Damasio «Self comes to mind: constructing the conscious brain» Published in the United States by Pantheon Books, a division of Random House, Inc., New York, 2010.,(Chapter 8−9).

12.James W. Princeples of Psychology. New York: H. Holt, 1890.

Размещено на