Актуальность темы
исследования. Радикальная трансформация российского общества, продолжающаяся уже более десяти лет по ходу рыночных реформ, выдвинула на передний план обществоведческой науки такие понятия, категории и проблемы, которые прежде не только не вызывали глубокого интереса исследователей, но и просто порой отсутствовали в отечественном научном тезаурусе. Фактическое введение в научный оборот подобных понятий и последовавшая за этим вспышка всеобщего интереса к их содержанию и связанными с ними проблемами обусловлено, вне всякого сомнения, возникшей у общества потребностью в более глубоком и реалистичном самопознании, нарастанием рефлексивности. К числу таких понятий, бесспорно, относится и понятие экономического поведения.
Слом прежней командно-административной системы регулирования экономики и стратегическая ориентация на развитие рыночных отношений обусловили необходимость развития стихийной экономической инициативы индивидов, иными словами, аспектов мотивации и поведения, связанных с достижением в конечном счете материальной выгоды. Пет нужды отдельно останавливаться на том, что долгие десятилетия «реального социализма» эти аспекты человеческой психологии и поведения тщательно замалчивались и подавлялись. Сам термин «поведение» с несомненно присутствующим в нем семантическим нюансом спонтанности и естественной неотрефлексированности почти не употреблялся.
В настоящее время судьба российского общества и успех реформ зависят прежде всего от того, приживется ли в России рыночный тип экономики, окажется ли он жизнеспособным. А это напрямую связано с процессом формирования у населения соответствующих поведенческих ориентаций, что и определяет актуальность и значимость исследований, посвященных проблемам экономического поведения.
Причем речь идет не только об экономическом поведении предпринимателей и вообще лиц, вовлеченных в систему предпринимательской деятельности, которых в первую очередь считают носителями экономической инициативы, но и о поведении индивидов и групп населения, никак не связанных с бизнесом.
Особую актуальность тема приобретает применительно к наблюдающемуся в современном российском обществе процессу теневизации экономики и других сфер жизнедеятельности. Поскольку развитие этого процесса предполагает и соответствующие изменения в поведении и моти-вационных ориентадиях масс населения, возникает необходимость детального анализа сущности этих изменений, а такой анализ возможен только в более широком контексте исследования экономического поведения.
Наконец, помимо социально-практической стороны актуальности темы диссертации имеет место и научно-теоретическая сторона. В последнее время в отечественной социологии бурно развивается направление, восходящее в своих корнях к новой институциональной теории и оперирующее разработанным Д. Нортом понятием институциональной матрицы. Если, как это делается в неоинституционализме, под институциональной матрицей понимать некую архетипическую форму структурной организации общества, включающую определенные присущие именно этому обществу ценности, нормы и идеи, то приходится признать, что должна существовать корреляция между институциональной матрицей и доминирующим типом экономического поведения акторов, базирующимся на этих ценностях и нормах. С этой точки зрения представляется актуальным детально остановиться на исследовании институциональных детерминант экономического поведения россиян.
Итак, подытоживая сказанное, можно заключить, что актуальность темы настоящей диссертационной работы обусловлена значимостью проблем развития рыночноориентированного экономического поведения широких масс населенияпроисходящими изменениями в экономическом и в делом социальном поведении жителей современной России, сопряженными с процессом теневизации обществатеоретической возможностью и необходимостью исследовать экономическое поведение россиян с помощью разработанных в рамках отечественной институциональной школы концептуальных средств.
Степень научной разработанности проблемы. Экономическое поведение как частный вид человеческого поведения издавна вызывает интерес экономистов, психологов, социологов. Как экономический феномен, тесно связанный с проблемой предпринимательской инициативы и формирования рыночных отношений, оно традиционно находится в предметном поле экономической науки. Классики экономической мысли начиная с А. Смита, не прибегая к использованию самого термина, фактически обосновали и разработали исторически первую модель экономического поведения в концепции homo economicus как абсолютно рационального, ориентированного только на получение максимальной выгоды существа, и именно эта модель легла в основу классических представлений о рыночной экономике.
В то же время поведение человека и возможности направленно воздействовать на него, будучи предметом психологических и социально-психологических исследований, изучалось в трудах физиологов — Г. М. Бехтерева, Н. П. Бехтеревой, психологов — Д. Аткинсона, J1. Выготского, Ю. Кагана, И. Кона, J1. Курта, А. Леонтьева, А. Маслоу, Б. Скиннера, Д. Узнадзе, Д. Уотсона и др. Исследование экономического поведения в конечном счете не может не опираться на общенаучные представления о психофизиологических основах человеческих поведенческих реакций, в силу чего работы указанных авторов сохраняют свою значимость и при обращении к нашей конкретной теме.
Переходя к обзору трудов, непосредственно посвященных экономическому поведению, необходимо учитывать, что традиционный интерес социологов и экономистов вызывает, как правило, в первую очередь поведение предпринимателя. Особенности и параметры предпринимательского поведения как вида экономического поведения исследовались и описывались В. Зомбартом, Т. Вебленом, а позднее Г. Беккером, Д. Бурстином, Я. Корнай, X. Лампертом, П. Самуэльсоном, Р. Фрэнком, Ф. Хайеком, Р. ХайлбрОнером, Л. Харрисом. П. Хейне, П. Шумпетером, К. Эрроу, А. Эт-циони и др. Роль социокультурных и в первую очередь религиозных факторов в формировании определенного типа экономического поведения была вперые выявлена и обоснована М. Вебером в знаменитой работе «Протестантская этика и дух капитализма». Серьезный вклад в разработку методологических оснований социологического изучения экономического поведения внесли П. Бергер, Т. Парсонс, исследователи бихевиористского направления в социологии, в частности, Дж. Хоманс. Большой эвристичностью обладает направление экономической психологии, представленное Дж. Катона, Д. Канеманом, А. Тверски, В. Смитом, П. Лунтом и др. Глубоко и в новом ракурсе проблемы генезиса и направленности экономического поведения, его связи с институциональной структурой общества рассматриваются и решаются в рамках неоинституционализ-ма, в частности, в трудах Д. Норта. Особо нужно отметить работы отечественных классиков экономической и социальной мысли, обращавшихся к исследованию экономического поведения применительно к специфике российского хозяйственного менталитета, этносоциокультурных особенностей россиян: С. Булгакова, К. Леонтьева и др. Во всех названных нами столь разных источниках раскрывается многоаспектность, неоднозначность экономического поведения1, обилие объясняющих его трактовок и концепций.
В постперестроечное время понятие экономического поведения вошло и в отечественный обществоведческий дискурс. Среди современных российских исследователей этой проблематики следует выделить Э. Афанасьева, Ю. Бородая, В. Верховина, Ю. Давыдова, Е. Гайдара, А. Глаголева, ГХловели, М. Гуревичева, А. Ионову, А. Леусского, Е. Майминаса, С. Марее-ва, В. Костецкого, Н. Зарубину, А. Радыгина, Д. Фурмана, Ф. Шамхалова, Н. Шамшурина, В. Шаповалова и др.
Особо необходимо остановиться на том, что, хотя экономическое поведение преимущественно исследуется применительно к активным агентам хозяйственной жизни, то есть предпринимателям, в отечественной социологии продуктивно изучаются в этом аспекте и не связанные с бизнесом слои и группы населения. В предметное поле таких исследований входят процессы адаптации различных слоев и социальных групп к реалиям рыночной экономики, мотивационные особенности экономического поведения россиян, поведение в связи с формированием рынка труда. Изучает.
1 См., напр.: Беккер Г. С. Экономический анализ и человеческое поведение// Теория и история экономических и социальных институтов и систем. М., 1993; Бергер П. Капиталистическая революция (50 тезисов о процветании, равенстве и свободе). М., 1994; Бурстин Д. Американцы. В 3-х томах. М., 1993; Вебер М. Избранные произведения. М., 1990; Верховин В. И. В поисках предмета экономической социологии // Социологические исследования. 1998, № 1. Гайдар Е. Государство и эволюция. М., 1995; Гуревичев М. М. Государственное регулирование в условиях рыночной экономики. Харьков, 1993; Езловецкий В. Ф. Социальные устои рыночного общества: история, современность, перспективы. Ростов-на-Дону, 1995; Корнай Я. Дефицит. М., 1990; Ламперт X. Социальная рыночная экономика. М., 1993; Леусский А. И. Экономическая теория: предмет науки // Известия Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. 1995. № 1- Мареев С. Н.
Введение
в пострыночную экономику. М., 1993; Сорос Дж. Алхимия финансов. М., 1996; Хайек Ф. Пагубная самонадеянность. М., 1992; Харрис Л. Денежная теория. М., 1990; Эрроу К. Информация и экономическое поведение //Вопросы экономики. 1995. № 5- Лунт П. Психологические подходы к потреблению: вчера, сегодня, завтраУ/Иностранная психология. 1997, № 9- Клейнер Г. Б. Homo economicus и Homo institutius в российской институциональной среде //Общественные науки и современность. 2003. № 3- Павлов К. Национальные особенности экономического поведения// Человек и Труд. 2003. № 10 и др. ся экономическое поведение новых для России социальных групп, таких как безработные, наемные работники приватизированных предприятий и частных фирм (3. Голенкова, Е. Игитханян, Л. Щербакова). Предметом анализа является также трудовое и потребительское поведение как виды экономического.
Этносоциальные особенности экономического поведения россиян анализируются такими авторами как Н. Горин, Л. Горичева, Е. Майминас, В. Марьяновский, Ю. Ольсевич, Ю. Осипов, Ю. Яковец, Н. Зарубина, К. Павлов, А. Соболевская и др. Его социокультурная специфика и обусловленность ценностными ориентациями, характер мотиваций и динамика их изменения, устойчивые поведенческие модели и стереотипы исследуются в работах Л. Абалкина, Р. Апресяна, В. Ганжина, В. Давыденко, В. Дементьева, Т. Долгопятовой, Н. Дряхлова, Л. Дунаевского, Л. Душацкого, Н. Зарубиной, Л. Косалса, С. Кирдиной, А. Кравцовой, А. Кравченко, О. Крыштановского, М. Лапусты, Ю. Левады, М. Левитана, Е. Малинина, М. Мацковского, С. Пол-зикова, А. Поршнева, А. Пригожина, Л. Скамая, Ю. Старостина, В. Фальцма-на, К. Фотеевой, И. Юрченко, В. Ядова и др.
В связи с необходимостью обращения в диссертации к анализу теневых составляющих экономического поведения в условиях современного российского общества следует отметить и научную значимость разработок Л. Косалса, Р. Рыбкиной в области исследования теневой экономики и те-невизации других сфер общественной жизни, работы В. Радаева по экономической социологии, в частности, по развитию неформального сектора в российской экономике, публикации В. Верховина, Т. Заславской, Л. Тимофеева, Г. Силласте и др.
Несмотря на обилие имеющихся в отечественной научной литературе разработок по различным аспектам экономического поведения в исследовании этой темы все еще существуют определенные лакуны, среди которых главными, на наш взгляд, являются недостаточная изученность этносоциальных особенностей экономического поведения россиян, теневого поведения в экономике. Несомненная актуальность этой проблемы для современного российского общества определяет необходимость нашего обращения к исследованию экономического поведения в институциональном аспекте, в связи с глубокими институциональными изменениями, имеющими место в современной России.
Объектом данного диссертационного исследования является экономическое поведение россиян в контексте развертывания трансформационных процессов.
Предмет исследования составляют институциональные и этносоцио-культурные детерминанты, ценностно-ориентационные и мотивационные составляющие, базовые характеристики экономического поведения россиян в динамике социетальных изменений.
Цель исследования заключается в осуществлении социологического анализа институциональных и этносоциокультурных оснований, характеристик и тенденций формирования экономического поведения россиян в современном российском обществе.
Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих промежуточных исследовательских задач:
— вскрыть и проанализировать основные коннотации понятия экономического поведения в границах социолого-экономического дискурса;
— рассмотреть в ракурсе сравнительного анализа имеющиеся теоретические модели экономического поведения;
— выявить и показать преимущества когнитивной модели экономического поведения;
— обосновать присутствие факторов влияния на экономическое поведение субъектов в институциональной структуре современного российского общества;
— исследовать в аспекте формирования мотиваций экономического поведения этносоциокультурные и аксиологические особенности российской хозяйственной ментальности;
— проанализировать механизмы габитуализации в социальном пространстве современной России теневого экономического поведения и очертить видовые характеристики последнего.
Теоретико-методологическую основу диссертации составляют идеи и труды крупнейших социологов и экономистов классической и современной эпох: М. Вебера и В. Зомбарта, обосновавших влияние социокультурных, религиозных, мировоззренческих факторов на формирование специфики экономического поведенияГ. Зиммеля, развившего теорию ар-хетипических форм социальной жизни, накладывающих свой отпечаток на человеческое, в том числе и хозяйственное, поведениеЙ. Шумпетера П. Дракера, Ф. Хайека, исследовавших мотивационно-поведенческие и лич-ностно-типологические характеристики предпринимателяДж. Хоманса и П. Блау, разработавших бихевиоральную концепцию экономических отношенийпредставителей институционального направления от Т. Веблена до Д. Норта, рассматривавших социальные институты как устоявшиеся нормативные траектории поведения акторовП. Бурдье, вскрывшего механизмы габитуализации тех или иных поведенческих структур в социальной жизни. Важными методологическими ориентирами для настоящей диссертационной работы послужили концептуальные разработки известных отечественных социологов — Т. Заславской, В. Радаева, Р. Рыбкиной, Л. Ко-салса и др. В целом исследование строилось в парадигме институциона-лизма, на основе использования понятия институциональной матрицы в качестве базового, и здесь автор опирался в первую очередь на работы С. Кирдиной.
По ходу исследования применялись элементы сравнительного анализа, структурно-функционального метода. Принципиальным для автора было следование системному подходу в понимании природы экономических феноменов, в том числе и экономического поведения, как вписанных в широкий социетальный контекст и обусловленных им.
В процессе исследования были достигнуты определенные результаты. в которых присутствуют следующие элементы научной новизны:
— показано, что понятие экономического поведения превышает рамки экономического дискурса, поскольку его референт является результатом действия социокультурных, когнитивных и институциональных факторов;
— дан сравнительный анализ теоретических моделей экономического поведения и обоснованы методологические возможности институциональной модели, позволяющей вскрыть зависимость характеристик экономического поведения от широкого социетального контекста;
— очерчены контуры когнитивной модели экономического поведения и показаны ее преимущества в анализе формирования мотивационных механизмов с учетом действия габитусных факторов и этносоциокультур-ных стереотипов;
— обосновано влияние на экономическое поведение субъектов специфики присущей конкретному обществу институциональной матрицы как исторически устойчивой комбинации нормативных траекторий социальной практики и соответствующих ожиданий;
— проанализированы в качестве факторов влияния на экономическое поведение россиян специфические этносоциокультурные и ценностные характеристики отечественной хозяйственной ментальности;
— выявлены видовые характеристики, исследованы институциональные и социокультурные механизмы формирования у современных россиян теневого экономического поведения как доминирующего типа включенности в экономические взаимодействия.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Категория экономического поведения, функционируя в рамках не-окласической модели как необходимая абстрактно-идеальная конструкция, тем самым является зауженной по своему содержанию и не охватывает всей полноты своего референта. В реальности экономическое поведение субъекта является многоуровневым образованием, определяемым взаимным наложением как экономических, так и внеэкономических мотивацион-ных комплексов и целей, и осуществляется преимущественно по сложившимся в конкретном социальном пространстве габитусным и институциональным траекториям. Тем самым оно является социально обусловленным, входит в предметное поле социологического анализа и требует применения социологической методологии исследования.
2. Наиболее эвристически продуктивной из имеющихся теоретических моделей экономического поведения представляется институциональная модель, объяснительные возможности которой позволяют осуществить синтез объективистского (с точки зрения структуры) и субъективистского (с точки зрения социального действия) подходов и вскрыть механизмы влияния на экономическое поведение как базовых институциональных конфигураций, так и этносоциокультурных и ценностных факторов, опре-делемых спецификой институциональной матрицы.
3. Ни одна из имеющихся теоретических моделей экономического поведения тем не менее не является самодостаточной ввиду комплексного характера самого феномена, требующего помимо экономической и социологической интерпретации глубокого исследования когнитивных механизмов формирования тех или иных поведенческих мотиваций на уровне личности. Институциональная модель должна для оптимизации понимания предмета быть дополнена применением когнитивной модели, интерпретирующей экономическое поведение как продукт социально структурированного восприятия информации экономического содержания, осуществляемого в конкретном символическом поле на основе ранее интериоризиро-ванных этносоциокультурных реалий и ценностей.
4. Экономическое поведение субъектов, будучи всегда вписанным в определенный социетальный контекст, обусловлено в своих основных характеристиках типологическими чертами доминирующей институциональной матрицы, однако эта обусловленность специфически преломляется сложившейся этносоциокультурной средой и сформированными последней особенностями понимания. Период глубинной институциональной трансформации, переживаемый современным российским обществом, связанный с вторжением извне в институциональную матрицу, естественным образом продуцирует множественные девиации экономического поведения, возникающие в силу расструктурирования и хаотичной перекомбинации элементов институциональных траекторий.
5. Социокультурные и ценностные особенности российской хозяйственной ментальности, а также специфика характерного для россиян типа рациональности социального действия — ценностно-рационального по классификации М. Вебера, накладываясь на сложившуюся институциональную ситуацию, определяют своеобразие экономического поведения субъектов. Механизм этого влияния можно описать в терминах когнитивной модели экономического поведения как механизм формирования качественно конкретного понимания экономико-институциональной среды через структурирование соответствующего символически-интерпретативного поля с определенными ценностными ориентирами и локусами габитуали-зации. Экономическое поведение современных россиян с этой точки зрения характеризуется как внутренне противоречивое в своих мотивациях и ориентирах, раскладывающееся на два плана — легальный и теневой. Теневое экономическое поведение составляет главную специфическую особенность сложившегося в России социального пространства.
6. Анализ теневого экономического поведения в аспекте социального генезиса соответствующих мотиваций, механизмов габитуализации соответствующих траекторий действия, видовых поведенческих отличий составляет ключевой пункт исследования социально-экономических реалий современной России. Габитуализация и институционализация теневых форм экономического поведения может рассматриваться как конститутив пореформенного социального пространства, а теневая экономика — как доминирующий уклад хозяйственной жизни. Основными характеристиками модели теневого поведения россиян можно считать преобладание коррупционных мотиваций, ориентацию на неформальные правила игры и селективные формы контроля.
Теоретическая и практическая значимость работы определяется необходимостью глубокого исследования специфики изменений экономического поведения в современном российском обществе. Полученные результаты могут быть использованы в преподавании общих и специальных курсов по экономическим дисциплинам, экономической социологии, социальной психологии, при чтении бизнес-курсов начинающим предпринимателям, а также учитываться в практической деятельности по экономическому контролю, в разработке моделей управления экономическим поведением.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на кафедре социологии, политологии и права ИППК при Ростовском государственном университете. Основные ее положения были изложены на 169 страницах и отражены в 3-х публикациях общим объемом 3,1 печатных листа.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав (по три параграфа в каждой), заключения и списка использованной литературы.
Результаты исследования Хофстеда позволяют, на наш взгляд, по другому взглянуть на некоторые особенности экономического поведения в России. В России, если следовать терминологии Хофстеда, ярко выраженная коллективистская, с высоким неприятием неопределенности, женственная культура. На «вечно бабье» в русской душе обратили внимание еще дореволюционные отечественные философы.
Отсюда вытекают многие поступки, ожидания, ценностные приоритеты людей.
Так, отношение к предпринимателям в России — это опосредованное отношение к герою, то есть проявление мужественности или женственности нашей культуры. К сожалению, в российской культуре человек, зарабатывающий деньги, никогда не был героем. К нему отношение у большинства людей настороженное. Симпатии россиян скорее на стороне обиженных, преследуемых.
Сильный коллективизм в российской культуре — это, возможно, объяснение многих явлений и настроений людей, таких как «ждать и надеяться», ожидание защиты со стороны руководителя, низкая личная ответственность за решение проблем, с которыми люди сталкиваются в повседневной жизни. Возможно, если следовать буквально по Хофстеду, в этом одна из причин бедности страны и медленное движение в сторону улучшений. Сильное неприятие неопределенности, на наш взгляд, одна из причин боязни перемен, желание сохранить статус-кво, а для некоторых людей — вернуться в прошлое.
Хофстед предлагает взглянуть на культуру как на элемент экономической жизни. По-видимому, трудно или практически нельзя изменить экономическую среду, поведение не изменяя (и развивая) ценностные установки людей, определяющие их «ментальную запрограммированность» .
В изучении культурно-ценностной детерминации экономического поведения следует учитывать следующие моменты.
Во-первых, любой поведенческий акт детерминируется не одной ценностью, а несколькими, и поскольку смысловые связи между терминальными ценностями (абстрактными понятиями очень высокого уровня) практически не изучены, невозможно понять, как ценности «склеиваются» между собой, образуя не просто легко выявляемую иерархию, а настоящую структуру. Во-вторых, существующие ценностные системы должны, по идее, обладать внутренней динамикой, проявляющейся в смене иерархии связанных между собой ценностей в зависимости от ситуационного контекста в момент выбора линии поведения или принятия решения о конкретном поступке. И, наконец, в-третьих, связь ценностей и конкретных актов поведения не может быть прямой и линейной, поскольку между ценностными системами человека и выбором им поведенческой альтернативы «вклинивается» множество более локальных факторов, таких, например, как конкретные жизненные цели, существующие нормы и традиции, конкретные обстоятельства, в контексте которых принимается решение о том или ином поступке, и даже просто физиологическое состояние действующего индивида, которые накладываясь на систему ценностей, заставляют людей совершать (заявлять) поступки, не только напрямую не вытекающие из существующей системы ценностей, но в ряде случаев даже противоречащие ей.
Менее значимыми факторами, затрудняющими анализ взаимосвязи поведения и ценностей, являются также плохое осознание людьми своих ценностных систем, декларирование социально ожидаемого, а не «истинно правильного» поведения, трудности с рефлексией своего возможного поведения в необычных для индивида ситуациях и т. п. Все эти обстоятельства сильно затрудняют изучение взаимосвязи ценностных структур и экономического поведения людей.
Необходимо, однако, помнить, что ориентация на полезность составляет главную отличительную черту экономических отношений, а рассмотрение любого объекта, процесса или отношения в качестве средства удовлетворения потребности является отличительным признаком экономического поведения. Признавая это неоспоримое обстоятельство, социологический подход выдвигает приоритет ценности как регулятора более высокого порядка по сравнению с интересом в структуре мотивации экономического поведения. Означает ли это, что индивид всякий раз уступает требованиям и соображениям ценностного порядка в ущерб возможностям извлечения пользы, получения законной выгоды? Разумеется, дело не обстоит таким образом, иначе экономическое поведение и основанная на нем хозяйственная жизнь были бы попросту невозможны.
В социологии ценности представляют собой внутренний стержень культуры, концентрированное духовное выражение потребностей и интересов социальных общностей, центры мотивации человеческого поведения. «Различия в ценностях являются ключом к пониманию культур» 89.
Ценностью для людей становится любое явление и предмет окружающей действительности, любое человеческое качество, если оно приобретает значение для удовлетворения потребностей и реализации интересов. Ценности можно рассматривать с двух сторон: предметной (значимые свойства реальных объектов) и нормативной (требования к поведению людей). Ценностями являются не сами по себе предметы окружающего мира, а их свойства, важные для людей. В первом значении ценности — это «объекты, вызывающие благоговейное отношение» (Т. Парсонс), во втором -" общепринятые убеждения относительно целей, к которым человек дол.
89 Гидденс Э. Социология. М., 1999. С. 674. жен стремиться" (Н. Смелзер), и средств, которые он может использовать для достижения этих целей.
Во втором значении ценности делятся на терминальные (ценности-цели) и инструментальные (ценности-средства). В предметной форме ценности транслируются из поколения в поколение и составляют элемент традиции. В личностном воплощении они представляют собой усвоенные человеком социальные стандарты мышления и поведения, Парсонс называет ценности высшими принципами социального действия, которые обеспечивают объединение индивидов в сообщество и согласие внутри этого сообщества. Структура и характер ценностей, принятых, в конкретном сообществе, зависят от господствующих в нем представлений (понятий). Понятия обосновывают ценности. Система ценностей одновременно интегрирует и дифференцирует индивидов, способствуя возникновению социальных классов, слоев, этнических групп, наций и народов. Она формирует «коллективный портрет» любой из этих общностей, обусловливает их своеобразие, отличие друг от друга. То, что приемлемо для одних общностей, оказывается неприемлемым для других. Ценности выражают специфику способа адаптации социальных общностей, групп, индивидов к условиям внешней среды, способа их выживания и воспроизводства.
Ценности устанавливаются нормативно и поддерживаются всей системой социальных институтов и культурой в качестве внешних ограничений социального действия. Вследствие этого интересы реализуются в рамках и на базе принятой в том или ином обществе ценностной системы. И в упорядоченной (более или менее стабильной) социально-культурной системе проблема соотнесения ценности и полезности в качестве коллизии массового поведения, как правило, не возникает.
Однако в современной России ситуация складывается иначе. Ключ к объяснению поведения человека в переломные эпохи следует искать не в простой переориентации интересов, но в ломке или глубокой трансформации ценностно-нормативных комплексов, «ценностных приверженностей». Если учитывать высокий уровень генерализации ценностей, их интегриро-ванность, то становится ясно, что коренные изменения в поведении человека опосредованы преобразованием всей ценностно-нормативной системы, а не являются простой функцией от изменения условий.
Ценности так или иначе очерчивают поле действия экономических интересов, задают его границы, определяют специфическую конфигурацию мотивов поведения. В какой мере универсальные оппозиции любой деятельности, такие как сущее и должное, идеал и реальность, ценность и польза, позволяют выявить социальную обусловленность экономического поведения?
Любая хозяйственная система не может черпать цели своей деятельности из самой себя, — напротив, они задаются тем социальным целым, к которому она принадлежит, принятой в нем ценностной системой, получающей специфическое преломление в рамках хозяйственного поведения. Ценностные системы в большинстве случаев носят национально-культурный либо более широкий, наднационально-культурный характер. В основе ценностных систем лежат фундаментальные ценности мировых религий (христианские, исламские, буддистские, конфуцианские).
Система ценностей и базирующийся на ней комплекс норм, стандартов и образцов поведения выступают интегративной основой деятельности социума и индивида. Высшим выражением ценностных смыслов на индивидуальном уровне оказывается смысл жизни, воплощающийся в жизненной стратегии личности, или модусе бытия, а на уровне группы и социума — общественный идеал (идеология в широком смысле слова).
Уяснение регулятивной роли ценностей в экономическом поведении тем более актуально, что в целом ряде публикаций, основанных на результатах социологических исследований90, содержится вывод о преобладании в экономическом поведении россиян мотивации преимущественно ценностно-рационального характера.
Вебер писал, что «чисто ценностно-рационально действует тот, кто без оглядки на вполне предвидимые последствия следует своей убежденности в том, что долг, — достоинство, красота, религиозное предписание, благочестие или значимость отдельного «предмета» какого-либо рода представляются ему ведущими"91.
Традиционно доминирующая в России приверженность ценностно-рациональному типу действия обусловливает (в сочетании с выраженной инновационностью) постоянно вопроизводящееся нарастание непредсказуемости и низкий уровень упорядоченности и стабильности социальной системы: общество движется от одной непредсказуемости к другой через периоды стагнации либо упадка. Последствия такого типа социального развития многообразны. С одной стороны, это неразвитость устойчивых структур гражданского общества, угроза постоянного сползания к хаосу. С другой стороны, хаос и беспорядок выступают как творческий источник порождения новых смыслов, поэтому постоянно воспроизводятся условия для расширения «символических универсумов», для обогащения и расширения поля культуры.
Убежденность наших реформаторов в возможности трансформации сложившихся ценностных систем в самой их глубокой основе в «нужном» направлении покоится на вере в «надстроечный» характер ценностной сфе.
90 Душацкий Л. Е. Ценностно-мотивационные доминанты российских предпринимателей //Социологические исследования. 1999. № 7. С. 91−95- Лапыгин Ю. Н., Эйдельман Я. Л. Мотивация экономической деятельности в условиях российской реформы. М.: Наука, 1996; Радаев В. В. Внеэкономические мотивы предпринимательской деятельности: По материалам эмпирических исследований //Вопросы экономики. 1994. № 7. С. 85−97.
91 Weber М. Wirtschaft und Gesellschaft: Grundriss der verstehender Sociologie: Studienausgabe. 5., rev. Aufl. Tubingen: Mohr, 1980. XXXIII, 948 S. 12−13. ры, в ее зависимость «в конечном счете» от преобразований социально-экономического порядка. Так, например, экономист В. Соколов считает, что сторонники цивилизационного подхода преувеличивают устойчивость различных типов культур, «культуры. без достаточных оснований рассматриваются как нечто более долговечное, чем социально-экономический строй"92. Согласно данной позиции, культура максимально глубоко меняется в зависимости от изменения как раз социально-экономического строя. Это типичное для экономизма непонимание того обстоятельства, что, однажды сложившись, система ценностей той или иной цивилизации, народа приобретает колоссальную устойчивость и подчиняется в своем развитии собственной неустранимой логике — ничуть не менее неустранимой и объективной, чем логика развития экономических, социальных или политических структур, движение технических систем или демографических общностей. Возможно, именно эта неподатливость и предопределила напряженность того выбора между ценностными основаниями рыночной экономики и традиционного хозяйствования, который — осознанно или бессознательно — совершается сейчас большинством россиян.
Обратимся теперь к анализу другой стороны ценностно-рационального действия — характерного для него способа рациональности. М. Вебер отмечал, что с позиций целерациональности ценностно-рациональное поведение — и тем в большей степени, чем сильнее оно ориентировано на конечные, абсолютные ценности — всегда выступает как иррациональное, в высшей степени нерациональное и неразумное, поскольку оно вообще не ориентировано на достижение осмысленной цели. Нерациональность всегда отождествляется в этом аспекте с нецелесообразностью, непрагматичностью, неинструментальностью, в конечном счете — с неэффективностью действия. Вместе с тем ценностно-рациональное действие является рацио.
Соколов В. Современный мир и национальная экономическая политика //Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 10. С. 9. нальным в качестве осмысленного, осознанного, рефлектированного. В связи с этим он выделял промежуточную форму рациональности: ценностной в своих целях, но целевой в применяемых средствах. Стало быть, когда привычно, вскользь упоминают об «иррациональности» хозяйственного поведения россиян, следует всякий раз различать, к чему именно относится иррациональность как характеристика поведения: к нерациональности самих целей (в смысле их недостижимости) или к неадекватности применяемых для достижения вполне реальных целей средств. Целерацио-нальное действие, в свою очередь, также не может рассматриваться как абсолютно нейтральное в ценностном отношении, ибо оно по большей части ориентировано на инструментальные ценности (стремление к выгоде, власти, комфорту, гедонистические ориентации и т. п.), которые Вебер всецело относил к области средств.
Экономическое поведение по своей природе сугубо инструментально, так как ориентировано на полезность объектов. Широко распространенный в обществе со зрелой рыночной экономикой феномен так называемого поведенческого трансфера, т. е. перенесения свойственных лишь определенному виду социального поведения принципов на другие сферы социальной жизни, разрушает иерархию социальных ценностей и создает весьма драматичные отношения между экономической целерационально-стью, с одной стороны, и ценностями внеэкономического (более высокого) порядка — с другой.
Уже говорилось об определяющем влиянии религии на ценностные установки, трудовую мотивацию и экономическое поведение. Основные типы региональных хозяйственных культур считаются совпадающими с главными религиозными конфессиями: выделяют протестантскую экономическую этику, католическую, православную, исламскую, индо-буддий-скую и конфуцианскую. Общепризнанно, что эти хозяйственные культуры, формирующие национальные типы экономической ментальности, оказывают очень разное влияние на процессы рыночной модернизации — одни ее ускоряют, а другие тормозят. Даже внутри христианства четко прослеживается определенная иерархия: если протестантизм наиболее благоприятен для развития капиталистических отношений, то католицизм умеряет их крайности, а православие, наоборот, препятствует их развитию93.
Специфика российской экономической ментальности состоит в том, что она формировалось на почве православия. В отличие от кальвинистского протестантизма, православие рассматривает труд как неприятную необходимость, наказание человека за первородный грех. Хозяйственная этика и трудовая мораль в русском православии заняли подчиненное место по сравнению с трудом духовным. Главным в деле спасения души было терпение. Самоутверждение было направлено внутрь себя, на «устроение» собственной личности. Подобные факторы обусловливали сдержанное отношение к накопительству и собственности. Конфессиональные нормы православия идеализировали бедность как тип культуры. Гипертрофированны аскеза и культ святыхсчитается, что богатство — грех, а бедностьдобродетельпомогать бедным и убогим, подавать милостыню нищим рассматривается как одно из самых богоугодных дел94.
Православие и протестантизм имеют разные подходы к определению богоизбранности человека. Протестантизм полагает, если человек много работает и имеет результат, значит, с ним Бог. Православие утверждает, если человек усердно молится и вдруг — результат, это означает, что он божий избранник. Трудовых моделей в житиях святых русской православной церкви практически нет. Несмотря на то, что в реальной (в том числе и монашеской) жизни они безусловно должны были присутствовать, в фольклорном религиозном сознании трудовые модели почти не закрепились, так.
93 Латова Н. В., Латов Ю. В. Российская экономическая ментальность на мировом фоне //Общественные науки и современность. 2001. № 4.
94 См.: Жижко Е. В. Россия и рынок: православная этика и дух капитализма. Красноярск, 1995. как не были ни «престижны», ни «перспективны» с точки зрения православной концепции спасения души: монах, ищущий духовного совершенства, на начальном этапе своего пути превращает труд в средство духовного воспитания и укрощения плоти, но затем оставляет трудовую деятельность как таковую и целиком предается созерцанию.
Кроме того, православное христианство усиливает фаталистические и неагентивные черты национального характера («все в воле Божьей»). Не-агентивность проявляется в недостаточной активности индивида как автономного агента на социальной арене, а также в абсолютизации моральных измерений человеческой-жизни, приверженности крайним и категоричным моральным суждениям. Люди выступают не как «деятели», а, скорее, как «претерпеватели». Такие черты национального характера обусловливает низкие ранги активно-достижительских ценностей и в современной России, в то время как ценности, связанные с возможностью не работать, имеют в России значительно более высокие ранги, чем в западных странах95.
Подобная специфика мировосприятия обусловливает смысловое наполнение таких терминальных ценностей, .как свобода, труд, успех. Так, если для западной культуры типично понимание успеха как результата собственных усилий, то в русской культуре успех — это следствие везения96. Аналогично по степени субъектности различаются западное и российское понимание свободы. В отличие от либеральной трактовки свободы.
95 Магун В. Российские трудовые ценности в сравнительной перспективе // Социологические чтения. Вып. 2 / Отв. ред. Е. Н. Данилова. М.: ИС РАН, 1997. С. 150.
96 По данным социологических исследований, среди причин богатства 88% россиян называют связи, 78% - «правильную» экономическую систему, 76% - нечестность и только 39%) думают, что разбогатеть можно благодаря упорному труду. Кроме того, большое количество россиян причиной богатства считают везение. Это говорит о том, что люди не очень представляют себе механизм приобретения богатства: ему повезло, а мне нет. И очень многие считают: система устроена так, что не позволяет людям иметь равные стартовые возможности. Поэтому имущественное неравенство, которое они видят перед собой, считают несправедливым. Они признали бы его «правильным», если бы всем были понятны пути, как двигаться наверх. http://www.izvestia.ru/community/article31480) как независимости и ответственности, свобода в русской культуре в сочетании с правовым нигилизмом как неотъемлемой чертой национальной общественной традиции выглядит как вольница, анархия, возможность делать «все, что хочется». Бессубъектность «свободы по-русски'» фиксируется, и-в-сегодняшних опросах общественного мнения, согласно которым материальный достаток выступает наиболее распространенным условием свободы97.
Возможно, что религиозное (православное) восприятие мирской сферы со всеми ее законами как тотально греховной, обусловило нигилистическое отношение к государственным законам. Такая религия выстраивает нормативно-ценностную систему по принципу иерархии, которую увенчивает высший богоданный Закон. Позиция, когда высший Закон трансцен-дируется и практически невыполним, а земные законы, которые «от мира сего» и не могут претендовать на ту степень императивности, присущую религиозному Закону, такая позиция способствует развитию девиантного крена в экономическом поведении.
В частности, это подтверждается современными исследователями считающими вместе с Вебером, что религия как важный культурный фактор, оказывает существенное влияние на экономическое поведение, а также на развитие теневой экономики и коррупции. При помощи статистических методов ряду исследователей удалось измерить взаимосвязь между иерархичностью преобладающей в какой-либо стране религии и уровнем коррупции. Анализ 33 стран, проведенный группой исследователей из Всемирного банка во главе с P. JIa Портой, показал, что страны с высокоиерархическими религиозными системами (католичество, православие, ислам) гораздо сильнее подвержены коррупции, чем страны с менее иерархиче.
97 Шабанова М. А. Социология свободы: трансформирующееся общество. М: МОНФ, 2000. скими религиями (протестантизм)98. В дальнейшем эти результаты были подтверждены на выборке из 114 государств99. Аналогичные исследования проводились и другими учеными. Так, Д. Трейсман сравнил уровень коррупции с долей протестантов в населении каждой из 64 стран и выявил устойчивую отрицательную корреляцию между этими двумя показателями1″ 0. В работе М. Палдама установлено, что в странах с такими религиями и конфессиями, как католицизм, православие, ислам, буддизм и индуизм, уровень коррупции выше, чем в странах с племенными религиями и реформированным христианством (протестантизм и англиканство)101.
Наиболее последовательно и глубоко проблема культурной обусловленности коррупции рассмотрена в работе Б. Хастида. Используя статистический анализ корреляций между индексом коррупции и культурными измерениями 50 стран, он убедительно доказал, что следует ожидать высокого уровня коррупции в странах с такими культурными характеристиками, как большая дистанция власти, высокий уровень коллективизма и маску-102 линности.
Поскольку главным фактором теневизации экономики начинают считать национальную культуру, то и главным направлением ее сдерживания становятся мероприятия на «культурном фронте», причем специфичные для различных культур. Так, Хастид предлагает, например, в борьбе с коррупцией учитывать культурную специфику каждой страны следующим образом: в культурах с высокой маскулинностью предоставление инфор
98 La Porta R., Lopez-de-Silanes F., Shleiffer A., Vishny R. W. Trust in Large Organizations // The American Economic Review. 1997. № 2. P. 333−338.
99 La Porta R., Lopez-de-Silanes F., Shleifer A., Vishny R. W. The Quality of Government // The Journal of Law, Economics and Organization. 1999. № 1. P. 251−252.
100 Treisman D. The Causes of Corruption: A Cross-National Study. Unpublished Manuscript, University of California. Los Angeles, 1999, June.
101 Paldam M. Corruption and Religion. Adding to the Economic Model. Unpublished manuscript, Aarhus University. Denmark, 1999, September.
102 Hasted B. Wealth, Culture and Corruption I I Journal of International Business Studies. 1999. № 2. мации о фактах коррупции должно изображаться как личные достижения, увеличивающие материальный статуса в культурах с высоким избеганием неопределенности институциональные реформы должны проводиться так, чтобы неопределенность ассоциировалась с теневой практикой, а снижена ние тревоги и риска — с чистыми, законными трансакциями.
В самой России изучение проблемы взаимосвязи между теневой экономикой и культурными институтами делает лишь первые шаги. Одной из первых разработок такого рода можно считать «Теневую Россию» И. Клям-кина и JI. Тимофеева. Результаты проведенного ими широкомасштабного экономико-социологического исследования показывают, что в современной России предубежденно-подозрительное отношение к теневому экономическому поведению сменяется чувством понимания и солидарности. Подавляющее большинство россиян (86%) считает проблему борьбы с теневой экономикой и коррупцией самой важной или одной из важнейших, однако при этом почти у 40% сохраняется положительное или нейтральное отношение к прямому или косвенному участию в теневой практике104.
Исследования показывают, что, участвуя в теневой экономической деятельности, индивиды вынуждены усваивать модели экономического поведения, субкультуру теневого образа жизни. Они не могут не учитывать ее законы и нормы поведения, вынуждены находить способы разрешения противоречий между интересами неофициальной и официальной экономики.
В настоящее время в обществе сформировалось двойственное ценностное отношение к теневой экономике105. С одной стороны, абсолютное.
103 Ibid. Р. 355.
104 Клямкин И., Тимофеев Л. Теневая Россия. Экономико-социологическое исследование. М., 2000. С. 217, 225.
105 Неформальный (теневой) сектор российской экономики в мае 2002 года охватывал 15,4% общей численности работающего населения. Среди сельских жителей в неформальном секторе экономики были заняты 29% всего работающего населения, среди городских жителей — 11%. Из них 7,909 млн. человек (в мае 2001 года — 7,556 большинство опрошенного населения и предпринимателей считает, что она приносит обществу вред и только 2−3% одних и других усматривают ее полезность для общества. А, с другой стороны, теневая экономическая деятельность оправдывается:
• 57,4% опрошенного в 2001 г. населения и 33,7% предпринимателей считают нормой то, что выполняется «левая» работа в рабочее время;
• две трети первых и вторых оправдывают оплату работы, товаров и услуг из рук в руки, минуя кассу;
• 64,3% опрошенного населения считают допустимым уклонение от налогообложения тех, кто занимается индивидуальной трудовой деятельностью106.
Притягательная сила теневой экономики состоит в том, что она в настоящее время более эффективно, чем официальная экономика способствует реализации ситуативных экономических интересов предпринимателей и менеджеров, сочетающих легальный и теневой бизнес. Сказанное иллюстрируют данные опроса, проведенного в феврале 2001 г. На вопрос «Такие люди, как Вы имеют возможность увеличить свои доходы и повысить уровень жизни, не нарушая законов?» занятое население и предприниматели, работающие в секторах экономики разных форм собственности, ответили следующим образом. млн.), или соответственно 77,7% (76,4%) были заняты только в теневом секторе экономики, а для 2,265 млн. человек (2 млн. 337 тыс.), или соответственно 22,3% их общего числа (23,6%) работа в неформальном секторе была дополнительным источником заработка. В каком-то смысле теневая экономика — это образ жизни современного россиянина. Такова статистика Госкомстата РФ, которая можегг представлять собой только вершину айсберга, http ://www. pravda. ru/economics/2002/08/28/46 364. html).
106 Бойков В. Э. Российское общество: некоторые итоги 10-летнего реформирования в социологическом измерении// Социологические исследования. 2001. № 7.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Теперь настало время подвести итоги предпринятого нами исследования и сформулировать некоторые выводы. Прежде всего хотелось бы подчеркнуть, что экономическое поведение как явление жизни общества и как категорию обществознания нельзя рассматривать как нечто автономное, замкнутое в границах экономической сферы отношений. Такой подход правомерен лишь как попытка создания идеальной модели экономического взаимодействия, которая, в свою очередь, должна пониматься как намеренно упрощенная, редуктивная абстракция. Принцип понимания природы экономической активности человека, лежащий в основе классической и неоклассической концепции homo economicus, хотя и позволяет в известных пределах вероятности прогнозировать направленность экономического поведения субъекта в той или иной ситуации, все же оставляет за гранью внимания исследователя важные мотивационные составляющие. Это становится очевидным сразу, как только мы от идеальной модели пытаемся перейти к анализу эмпирических форм экономического поведения людей в конкретном обществе.
Отсюда вытекает, что реальное экономическое поведение неизмеримо богаче и сложнее предложенной классической моделью абстракции, и что его исследование на конкретном уровне требует расширения методологических рамок и включения социологических средств анализа. Рассмотрев имеющиеся теоретические подходы к изучению сущности экономического поведения, мы пришли к выводу, чо оптимальными эвристическими возможностями в этом плане обладает модель, разработанная в рамках неоинституционального подхода. Ее преимущества заключаются прежде всего в том, что это комплексная экономико-социологическая парадигма, допускающая синтез представлений, принадлежащих каждой из этих дисциплин. Институциональная модель экономического, поведения трактует его как оппортунистическое поведение, то есть такое, которое сообразуется с имеющимися обстоятельствами и направлено на оптимизацию результата в зависимости от последних. Значительную роль при этом играет сложившаяся в обществе институциональная среда, образуемая совокупностью принятых и закрепленных на уровне формальных и неформальных правил игры траекторий социальной практики. Так понимаемые институты, образующие нормативные фигуры, привлекательные для большинства акторов и формирующие конкретные социальные ожидания, обладают значительной силой воздействия на мотивации и действия акторов, создавая стимулы к определенному типу и качеству экономического поведения и делая непривлекательным поведение другого типа.
В частности, на основе институциональной модели можно попытаться проанализировать природу и истоки беспрецедентного распространения в современном российском обществе теневых форм экономического поведения, что составляет актуальную задачу отечественной социологической науки на сегодняшний день.
Тем не менее институциональный подход, являясь, на наш взгляд, оптимальным, требует дополнения, поскольку, исходя из представления об универсальном характере институциональных закономерностей, не дает возможности глубоко проникнуть в социокультурную специфику мотиваций экономического поведения. Мы оставляем в стороне в данном случае теорию институциональной матрицы, поскольку последняя предлагает лишь предельно широкую типизацию социокультурных и ценностных факторов, влияющих на экономическое поведение. Искомым дополнением, с нашей точки зрения, может служить когнитивная модель экономического поведения, позволяющая рассматривать его как продукт интериоризации определенных символических структур, принадлежащих к конкретному социокультурному смысловому полю. Согласно когнитивному подходу экономическое поведение представляет собой прежде всего результат индивидуального процесса освоения специфической информации, образцов и ценностей, сформированных в ходе исторического процесса социокультурной средой.
Обосновав в первой главе нашей работы возможности теоретико-методологического инструментария, мы перешли к непосредственному рассмотрению темы, попытавшись осуществить комплексный, отчасти институциональный, отчасти когнитивно-социокультурный подход к предмету своего исследования. Экономическое поведение субъектов в пространстве современной России имеет, с одной стороны, типологические черты, роднящие его с экономическим поведением представителей других обществ. С другой стороны оно обладает специфическими характеристиками, в значительной степени отличающими его, составляющими его уникальность и особенность.
Проанализировав влияние исторически сложившегося в России типа институциональной матрицы на особенности экономического поведения, мы пришли к выводу, что современные россияне в целом характеризуются наличием ряда специфических черт экономической активности, вытекающих из качества матрицы. Доминирование институтов редистрибутивной экономики исторически предопределило сохранявшееся в течение длительного времени уникальное положение государства как единственного владельца средств производства, собственника совокупного общественного продукта и единственного в стране работодателя. Это привело к формированию у акторов сложного комплекса долговременных поведенческих мотиваций, в которых наличествует и страх перед силой государства, и отчужденность от него, и фактическое непризнание государственной собственности как имеющей владельца. Несмотря на то, что в настоящее время доля государственного сектора в экономике существенно сократилась, исторически сложившиеся стереотипы отношения к государству в значительной мере сохранились и способствуют распространению экономико-поведенческих девиаций. С другой стороны, эксклюзивное положение бюрократии в системе хозяйствования и фактическое отсутствие институтов обеспечения гласности способствовало формированию коррупционного типа экономического поведения в среде чиновников всех уровней и в конечном счете — тому небывалому развитию теневых отношений, которое мы наблюдаем в российском обществе в настоящее время.
Социокультурные отличия российского общества, проявляющиеся в специфике хозяйственного менталитета, также накладывают отпечаток на характер экономического поведения. Так, присущий России фемининный тип культуры по классификации Г. Хофстеда предопределяет относительно низкий уровень экономической активности населения, патерналистские ожидания. Социалистическая трудовая этика, основанная на имплицитном понимании труда как «работы не на себя», способствовала формированию, относительно низкого статуса труда как ценности, и в то же время предпринимательская деятельность из-за такого отношения понимается скорее не как труд, а как нетрудовая форма обогащения. Существенную роль сыграла православная религия, ориентировавшая на нестяжательство и равнодушие к мирским занятиям, в отличие от протестантизма, роль которого в формировании мотиваций к труду и предпринимательству исследовал М. Вебер.
Мы считаем, что необходимо глубокое изучение влияния социокультурных и этнометальных структур на экономическое поведение, а также процессов модернизации и распространения американо-европейских моделей экономического поведения на стереотипные хозяйственные представления россиян.
В настоящее время, несмотря на растущее имущественное и социальное расслоение российского общества происходит относительная унификация экономического поведения, принявшая форму теневизации последнего. Действительно, все большее число людей, экономически не только активных, но и пассивных, не только богатых, н и бедных, не только занятых в бизнесе, но и не имеющих к нему отношения, становятся так или иначе связанными с теневыми экономическими отношениями. Можно, как нам представляется, говорить о теневом экономическом поведении как специфической форме экономического поведения современных россиян. В силу действия ряда исследованных и описанных нами факторов как институционального, так и социокультурного ряда теневые формы экономической активности на всех уровнях становятся доминирующими, приносят большее воздаяние и в силу этого обладают большей привлекательностью. Рост теневого сектора происходит в геометрической прогрессии, вовлекая в те или иные виды теневого поведения все больше акторов. Габитуализация и институционализация теневых форм экономического поведения, формирование на этой основе базовых траекторий действия означают качественную трансформацию социального пространства современной России, превращение ее в «теневое общество».
Изучение этого процесса средствами социологической науки составляет необходимое условие преодоления этой деструктивной тенденции. Поэтому исследование теневого экономического поведения представляет собой актуальную задачу современной отечественной социологии и открывает широкие перспективы познания происходящих с российским обществом изменений.
