Нерефлексивные формы познания и проблема разделения всех вещей на phachomena и noumena

Актуальность диссертационного исследования во многом определяется его центральной темой — отношением субъекта и объекта в процессе познания.

В истории западной философии этот основной вопрос гносеологии интерпретировался по-разному, и теперь всякое новое обращение к нему обычно сопровождается указанием позиций, «силовых линий» и смысловых полей, задающих общий тон и направление философского дискурса. Таких направлений в современной философии существует множество и почти каждое из них предлагает свой вариант постановки и решения проблемы. Несовпадение векторов движения мысли исследователей, разнообразие непосредственных объектов анализа и некоторые другие факторы стали причиной превращения вопроса об основном гносеологическом отношении человека к миру в чрезвычайно сложную, многоуровневую и комплексную проблему, в рамках которой противопоставление одного из имеющихся направлений другому (или другим) как «правильного» и «единственно верного» не считается корректным.

Поэтому, не отрицая у разнообразных систем и течений современной философии, значительных и несомненных достижений в указанной сфере, я решил подойти к ней с некогда предложенных Кантом позиций, и остановив внимание на основном положении трансцендентального идеализма — тезисе о возможности разделения всех вещей на р11аепотепа и поитепа, предложить вариант, сочетающий классическую постановку вопроса с концепцией нерефлексивных форм познания (далее — НФП).

Если актуальность ключевого пункта теории познания для специалистагносеолога вполне очевидна, то концепция НФП, кажется, на страницах настоящей работы выдвигается и формулируется впервые, а потому требует, упреждающих основной текст, пояснений.

Под понятие «нерефлексивные формы познания» в диссертации подводятся магия, мантика и мистицизм. Исходной причиной объединения этих, столь разнородных явлений, под эгидой концепции НФП стало несоответствие используемых ими методов получения информации канонам европейской науки. Некоторое время назад казалось, что поразительные успехи научного знания, в том числе и создание искусственного интеллекта, окончательно подорвут престиж знания ненаучного и приведут к его полному вытеснению в область истории человеческой мысли. Однако последние два с половиной столетия развития европейской культуры, как раз наоборот, отмечены неуклонным возрастанием интереса к нерефлексивным формам познания.

Весьма условно начало этого процесса можно датировать второй третью 18 века, когда в одной из работ «докритического» периода Иммануил Кант выступил в печати с разъяснением своей позиции относительно мистических откровений Э. Сведенборга1. Его, полемическая по своей сути книга, почти полностью лишена категорических оценок, и кенигсбергский мыслитель, обосновывая преимущество философского и естественнонаучного знания перед мистикой, допускает существование феноменов, лежащих за пределами непосредственного чувственного восприятия, в сфере личного религиозного опыта.

С тех пор знание о магии, мантике и мистицизме существенно пополнилось введением в научный оборот значительного объема достоверной информации об их сущности, исторических и культурных формах. Этнография, этнология, психология, культурная антропология, сравнительное.

1 Кант И. Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика.-Спб., 1911. религиоведение, другие науки об обществе и человеке открыли материал, исключающий однозначно-негативную оценку НФП и пренебрежительное к ним отношение. Сопоставление некоторых ключевых положений релятивистской физики с архаическими и древнекитайскими представлениями выявило близость их позиций в истолковании движения, пространства и времени, субстанциальной основы сущего, а также других системообразующих параметров картины мира. В распоряжении философии оказался материал, позволяющий по-новому оценить место магии, мантики и мистицизма в структуре познавательного отношения человека к миру.

В соответствии с общим определением позиции гносеологии в отношении НФП, формулируется цель диссертации, заключающаяся в исследовании проблемы разделения всех вещей на р1тепотепа и поитепа2 в контексте концепции нерефлексивных форм познания.

В этой связи на передний план выдвигаются следующие задачи:

— определение границы рефлексии и обозначение сферы и признаков нерефлексивного;

— выбор и обоснование методологии и непосредственных объектов исследования;

— исследование процесса формирования представлений о ноуменальном в европейской философии;

— характеристика конкретно-исторических НФП и соответствующих им форм рефлексии, а также описание некоторых типов отношений между ними;

— сравнение различных НФП с целью выявления их общих признаков;

2 Термины р11аепотепа и поитепа употребляются в кантовской интерпретации. Под феноменальным (рЬаепотепа) понимается явление и производные от него конструкции, под ноуменальным (поитепа) -вещь «сама-по-себе», трансцендентальный субъект (душа) и высший сакральный объект (Бог).

— сопоставление ключевых теоретических позиций соответствующих НФП типов рефлексии между собой и с некоторыми современными представлениями о мироустройстве для решения вопроса о степени достоверности извлекаемой из НФП информации.

Степень разработанности проблемы. Из постановки вопроса ясно, что его исследование не могло быть начато до опубликования «Критики чистого разума», поскольку формулировка идеи разделения всех вещей на рИаепотепа и поитепа принадлежит Канту и изложена на страницах этого его трактата. И хотя исторические корни проблемы можно без труда обнаружить в глубокой древности, систематическое изучение различных ее аспектов следует датировать не ранее чем концом 18 века, когда в 1785 году Якоби в своей полемике с Мендельсоном о пантеизме Спинозы выступил против рассудочного рационализма Просвещения вообще, и философии Канта, в частности3.

С тех пор течение, названное «иррационализм» и обозначающее комплекс разнообразных философем и направлений, сосредоточилось на исследовании процессов и феноменов, выходящих за пределы рациональных структур ментальности. Из всего многообразия представленных в иррационализме концепций, идеям диссертации ближе всего интуитивизм А. Бергсона и Н. О. Лосского.

Формированию способа видения проблемы и организации ее концептуального каркаса в немалой степени способствовало знакомство с трудами Эдуарда фон Гартмана, Карла Дю-Преля, Уильяма Джемса, Семена Людвиговича Франка, последовательно развивавших идею соотнесения феноменальных и ноуменальных структур Универ

3 См. напр.: Якоби Ф. Г. О трансцендентальном идеализме / Новые идеи в философии. Сб. 12. — СПб., 1914; Фейербах Л. Якоби и философия его времени/ История философии. В 3 томах. Том 2. — М.: Мысль, 1967. — С.89−101. сума в предложенном Кантом ракурсе, а также разработавших основные направления в решении вопроса о способе постижения пошпепа.

Комплекс проблем, связанных с организацией внутреннего мира личности, детально разработан в трудах Зигмунда Фрейда (психоанализ), Карла Густава Юнга (аналитическая психология), Станислава Грофа (трансперсональная психология), где, несмотря на безусловную самостоятельность каждого из авторов и наличие в текстах значительного числа несогласующихся между собою позиций, четко прослеживается постепенное движение современной психологии от наиболее близких к осознанному структур внутреннего мира субъекта к его глубинам, что, например, явствует из сопоставления фрейдовской идеи о бессознательном как вытесненном (латентном) с юнгианским тезисом об архетипах коллективного бессознательного и исследованиями С. Грофом пренатального и перинатального опыта. Особой строкой здесь следует выделить идею Юнга о врожденных психических структурах личности (архетипах), безусловно согласующуюся с истолкованием Кантом трансцендентальных оснований личности, и, с точки зрения гносеологии, являющуюся дальнейшим развитием и конкретизацией кантовских идей4. Основные принципы организации интеллекта и его критерии были исследованы Ж. Пиаже и его соавтором Б. Инельдер в специально посвященных этой теме работах. Специфика измененных состояний сознания представлена в работе Ч.Тарта. Там же описаны способы превращения базовых состояний в измененные.

На формирование концепции НФП существенно повлияли труды, содержащие философское осмысление идей классической рациональности. Это работы по методологии науки^ принадлежащие перу А. Пу.

4 Влияние трансцендентального идеализма на аналитическую психологию неоднократно отмечалось ее исследователями. Говорил об этом и сам Юнг. анкаре, К. Поппера, Т. Куна, П. Фейерабенда, других современных представителей релятивизма, фаллибилизма, революционной эпистемологии и проч. Одним из последних достижений этого направления философии за рубежом стоит считать идеи К. Хюбнера, а в отечественной философии — формирование под эгидой ИФ РАН Центра по изучению немецкой философии и социологии (Т.И.Ойзерман, И. Т. Касавин, В. А. Лекторский, В. Н. Порус, В. С. Степин и др.) с момента своего основания в 1990 году подготовившего цикл материалов, содержащих как квалифицированные переводы древних, средневековых и современных авторов и комментарии к ним, так ряд основательных статей и докладов, посвященных соотношению научных и вненаучных форм мышления.

Проблема рефлексии, получившая самостоятельное звучание еще в трудах Аристотеля и отраженная во многих произведениях европейской философской классики (Локк, Лейбниц, Кант, Гегель и др.), в современной отечественной философии особенно активно разрабатывалась учеными СО РАН, подготовившими на протяжении последних лет ряд сборников научных статей («Проблемы рефлексии. Современные комплексные исследования», «Рефлексивные процессы и творчество», «Модели рефлексии» и др.). Ее изучали: Н. Г. Алексеев, В. В. Давыдов, Д. И. Дубровский, А. З. Зак, И. С. Ладенко, В. А. Лефевр, И. Н. Семенов, С. Ю. Степанов, В. А. Лекторский, А. Марк, Ю. А. Шрейдер, П. Г. Щедровицкий и др. Проблема нерефлексивного была разработана Т. П. Матяш в исследовании на тему «Сознание как единство нерефлексивности и рефлексивности».

Анализ категорий пространства, времени, субстанции и детерминизма в физике и философии содержится в работах М. Д. Ахундова, А. В. Ахутина, Г. В. Бондарева, К. Ф. Вайцзеккера, Т. С. Васильевой, П. А. Водопъянова, В. Гейзенберга, Д. П. Грибанова, А. Грюнбаума,.

В.Н.Дубровского, М. Дхавамони, В. Г. Иванова, О. В. Маслиевой, Б. А. Мигдала, Ю. Б. Молчанова, Д. В. Никулина, А. И. Панченко, Р. Пенроуза, Савы Петрова, И. Пригожина и И. Стенгерс, А. Пуанкаре, Г. Рейхенбаха, Дж. Тригга, В. А. Фок, М. Хайдельбергера, Э. Шредингера и др. Проблеме детерминизма посвящен также ряд сборников статей как в нашей стране, так и за рубежом («Современный детерминизм и наука», «Детерминизм: системы, развитие», «Determinismus, Indeterminismus: Philos. Aspecte phisikalischer Theoriebildung / Hrsg. Von Marx W. — Frankfurt а. M.: Klostermann, 1990»).

Следующая группа текстов содержит идеи, способствовавшие проникновению в суть конкретных НФП и соответствующих им исторических типов рефлексии.

Принципы первобытного мышления стали привлекать внимание европейских ученых со второй половины 19 века, когда в результате завершившейся эры великих географических открытий и активно разворачивающегося освоения колоний был накоплен богатый эмпирический материал по этнографии, религиоведению, антропологии, другим отраслям знания и начаты его систематизация и осмысление. Развитию этого процесса в немалой степени способствовали достижения археологии, сравнительного языкознания, мифологии, а его результатом стало создание многочисленных теоретических схем, из всего многообразия которых наиболее существенное влияние на формирование идейной структуры соответствующего раздела диссертации оказали: а) работы В. Вундта, выдвинувшего и обосновавшего идею мифологической апперцепции как некоторого среднего звена между ап-перцепциями интеллектуальной и эстетическойб) идеи Э. Дюркгейма о качественном отличии коллективных представлений от представлений индивидуальныхв) исследования Ф. Р. Леманом представлений о мана у народов Океанииг) концепция пра-логического мышления, принадлежащая перу Л. Леви-Брюляд) этнологический структурализм КЛеви-Строса, обладающий глубокой философичностью и методологической целостностью идейе) концепция И. М. Дьяконова о тропическом характере мифа.

Другая сторона первобытной культуры — магический ритуал, стала активно разрабатываться несколько позже, и здесь, в первую очередь, следует отметить работы Дж. Фрэзера и Б. Малиновского, начавших в первой трети 20 века исследование этой проблемы, а также труды В. Тэрнера, в которых сформулирована достаточно целостная концепция ритуала, отслежены его социальные функции, взаимодействие в ритуале ментальности и телесности. «Второе дыхание» разработка проблемы магии получила в исследованиях шаманизма (который и является первобытной формой магии), когда возрастание интереса к нему со стороны представителей самых разных профессий способствовало вовлечению в научный оборот значительного объема информации и было отмечено появлением работ М. Элиаде, М. Харнера, Р.Уолша. В целом, соединение современных представлений о специфике первобытной рефлексии с результатами исследований шаманских техник достижения экстаза позволило сформулировать существенные для всей концепции НФП тезисы: а) о единстве пространственно-временного континуума и его обратимостиб) о достижении в магическом ритуале единства психофизических структур личностив) о предельной относительности категорий «внутреннее» и «внешнее» и, как следствие, о возможности «внутренними» действиями изменять состояния «внешних» тел.

Общие и специальные проблемы магического ритуала, шаманизма и мифологии нашли также отражение в трудах В. Н. Басилова, Ф. Боаса, Дж. Галифакса, Ж. Дюмезиля, Э. Дюркгейма, М. Евзлина, Т. А. Елизаренковой, В. Б. Иорданского, К. Йеттмара, К. Кастанеды,.

Дж.Кэмпбела, Р. Лонэй, Е. М. Мелетинского, М. Мид, М. С. Полинской, A.B.Смоляк, А. Б. Спеваковского, Э. Б. Тайлора, С. А. Токарева, О. М. Фрейденберг, С. Г. Хук и др.

В разделе диссертации, посвященном мантическому ритуалу ши, сначала следует упомянуть переводы «Чжоу и» на немецкий (Р.Вильгельм) и русский (Ю.К.Щуцкий) языки, которые одновременно являются и фундаментальными исследованиями этого текста. Они содержат обоснованные и развернутые концепции канона, и уже приобрели в современной ицзинистике статус классических. И если в книге Рихарда Вильгельма наиболее привлекательной стороной является наличие перевода комментирующей части канона («И да чжуанъ») и разъяснений, выполненных на основании изучения произведений виднейших ицзинистов эпохи Сун — Чэн И-Чуана и Чжу Си, то в произведении Ю. К. Щуцкого более всего импонируют безукоризненный перевод памятника на русский язык с вэньяна, изложение истории ицзини-стики (как западной, так и восточной) с момента ее возникновения до начала 30-х годов 20-го века (т.е. более чем за двухтысячелетний период развития), рационалистическое истолкование канона.

В отличие от метафизической и натурфилософской стороны «Чжоу и», в западной синологии проблемы ахилеомантики (гадание на стеблях тысячелистника), скапулимантики (гадание на костях животных) и пластромантики (гадание на черепашьих панцирях) стали исследоваться значительно позже, и их систематическое изучение следует, вероятно, датировать началом семидесятых годов двадцатого века. С тех пор по этой теме был опубликован ряд научных трудов, состоялось несколько международных конференций (Чикаго, 2−4 марта 1982 г.- Беркли (Калифорния), 20 июня — 1 июля 1983 г.). В отечественной синологии обязательно стоит отметить статьи С. В. Зинина, в зарубеж ^ ной — работы Лю Дацзюня и Чжан Ячу в соавторстве с Лю Юй,.

Д.Н.Кейтли, М. Калиновского, Д. Хук, Дж. Ли, Лю Да. В этом ряду выделяется фундаментальное исследование Лю Дацзюня, содержащее богатейший материал по истории мантического ритуала ши и способам его интерпретации мыслителями эпох Хань, Тан и Сун.

Методологические особенности классической китайской философии и культуры, базирующиеся как и мантический ритуал ши на принципах «Канона Перемен» и позволяющие объяснить феномен его эффективного функционирования в смысловом поле традиционной идеологии и менталитета, являются основной темой произведений М. Гране, Дж. Нидэма, А. Грэма, Н. Сивина — на Западе, и В. С. Спирина, А. М. Карапетьянца, А. Е. Лукьянова, Г. В. Ткаченко и А. И. Кобзева — в России. Произведения последнего из названых авторов, особенно его монографию «Учение о символах и числах в китайской классической философии», следует выделить особо, поскольку, а) будучи созданными в 80-х — начале 90-х годов, работы А. И. Кобзева впитали в себя основные достижения этой сферы синологииб) они достаточно информативны и затрагивают различные проблемы ицзинистикив) выдвигаемая автором концепция об учении о символах и числах (сян шу чжи сюэ) как формальной методологии классической китайской философии весьма убедительна и, кажется, не вызывает среди специалистов сколь-либо существенных возражений.

Другой существенной особенностью текстов названных выше авторов является то, что они содержат реконструкцию традиционных китайских представлений об Универсуме, месте и роли в его структуре человека. Что же касается важнейшей для НФП проблемы времени в китайской культуре, то она, помимо уже обозначенных работ, весьма детально разработана в трудах ЮЛ. Кроля, Гельмута Вильгельма, КЛарра, Чжэн Чжунъина и других исследователей этого вопроса. И, конечно, важнейшими источниками по данной теме явились сами произведения древнекитайских авторов.

Помимо уже названных имен, проблемами китайской философии и культуры в близком к теме диссертации аспекте занимались: Л. С. Васильев, Г. Э. Горохова, К. И. Голыгина, А. Б. Говинда, Т. П. Григорьева, С. Д. Давыдов, Н. И. Конрад, В. В. Малявин, А. С. Мартынов, К. Месаксуди, Р. Нэвилл, Пань Шимо, А. А. Петров, Сэм Рейфер, Т. В. Степугина, Э. С. Стулова, М. Л. Титаренко, Е. А. Торчинов, А. И. Фалев, Э. М. Яншина и др.

Отличие текстологической базы раздела, посвященного генезису проблемы познания в Европе и христианскому мистицизму, заключается в преимущественной опоре на первоисточники: произведения античных авторов, отцов латинской патристики, средневековых мистиков и схоластов. В первую очередь, это фрагменты, приписываемые традицией Пифагору и ранним пифагорейцам, произведения Демокрита, Аристотеля, Платона, Диогена Лаэртского, Секста Эмпирика, Дионисия Ареопагита, Боэция, Рэйсбрука Удивительного и Мейстера Эк-харта, проповедям которого принадлежит ключевое значение в формировании представлений о существе мистического миросозерцания и пути мистика к Богу.

Теоретической опорой при разработке этой проблемы стали, во-первых, работы исследователей античной и средневековой философии, мифологии и культуры. К ним относятся произведения С. С. Аверинцева, В. Ф. Асмуса, Ж. П. Вернана, В. Виндельбанда, А. Я. Гуревича, Л. Я. Жмудя, Ф. Х. Кессиди, А. Ф. Лосева, С. Я. Лурье, Г. Г. Майорова, А. Б. Рановича, Р. В. Светлова, М. Г. Селезнева, К. А. Сергеева, Я. А. Слинина, В. В. Соколова, и др.

Во-вторых, религиозно-философские трактаты и исследования по философии религии. Здесь обязательно следует упомянуть имена.

Т.И.Буткевича, Г. В. Ф. Гегеля, Ж.-М.Гюйо, Ю. А. Кимелева, А. М. Клитина, Ле-Руа, М. В. Лодыженского, А. Меня, Макса Мюллера, Д. Робинсона, Сабатье, Б. Спинозы, П. Тиллиха, Л. Фейербаха, Р. Штейнера и др.

Научная новизна диссертационного исследования, по мнению автора, заключаются в следующем.

— в постановке вопроса и выборе направления исследования, что проявляется в изучении основного гносеологического отношения в контексте концепции нерефлексивных форм познания;

— в выдвижении и разработке концепции нерефлексивных форм познания, выделении их общих признаков, общекультурных и конкретно-исторических форм, а также в обосновании тезиса об НФП как альтернативе разделения реальности на рИаепотепа и поитепа;

— в обосновании положения, согласно которому непременным условием эффективного функционирования НФП является их соответствие исторически определенным типам рефлексии с доминирующим идеями субстанциального единства мира, подобия микрои макрокосмов, многомерности и неразрывности пространственно-временного континуума, относительности дихотомии внутреннее/внешнее и возможности их взаимопревращения;

— в выявлении особенностей процесса формирования в европейской философии представлений о трех типах ноуменальных объектов;

— в выделении двух универсалий первобытной культуры, структурирующих отношение индивида к Универсуму (прежде всего, — гносеологическое) на феноменальном и трансцендентальном уровнях;

— в обосновании необходимости применения в теории познания методологии компаративной философии, а также в реализации этой идеи, что проявляется в привлечении материала из области первобытной и древнекитайской культуры для решения основной проблемы гносеологии в ее интерпретации И. Кантом;

— в выделении традиционных и научных оснований достоверности НФП.

Положения, выносимые на защиту.

1. В основе разделения реальности на рИаепотепа и поитепа находится рефлексия, обособившая самосознание и противопоставившая его природе. Отчуждение сознания привело к возникновению в культуре представлений о раздвоенности мира и функционировании каждой из двух его частей по собственным законам: мир идей подчиняется законам логики, мир материи — законам природы. Одним из наиболее существенных последствий этого процесса стало возникновение проблемы гносеологического отношения двух аспектов реальности, которая, как и противопоставление субъекта и объекта в процессе познания, имеет исторический характер и не имманентна отношению человека к миру.

2. Существуют нерефлексивные формы познания, позволяющие преодолеть барьер между р1шепотепа и поитепа. Ими являются магия, мантика и мистицизм. Общей характеристикой НФП в контексте основной темы гносеологии является снятие ими субъект — объектных отношений. В культурах, где оппозиция субъект/объект имеет проявленный и устоявшийся характер (Европа), ее нейтрализация производится осознанно и целенаправленно. В системах, не разводящих объект познания с субъектом (первобытная культура) или полагающих европейский вариант интерпретации основного гносеологического отношения несущественным (Китай), осознаваемого снятия не происходит и нерефлексивные формы познания не противопоставляются рефлексивным.

3. Содержание понятия «нерефлексивное» близко по объему традиционным представлениям о бессознательном, которое в данном случае является сферой реализации процесса познания. Выхождение за пределы комплекса логических структур ментальности свидетельствует о незначительной степени воздействия осознанных представлений на достоверность получаемой в НФП информации. Поэтому существо магии, мантики и мистицизма определяются не интериоризацией совокупности общезначимых смыслов, а имманентными (природными) свойствами личности.- для человека способность к осуществлению магических действий является врожденноймантический ритуал по существу лишь помогает извлекать ответ на заданный оракулу вопрос из глубин собственного Я цель мистической практики заключается в нейтрализации осознанного и достижении адептом тождества с душой, ибо Бог и душа — одно, и постижение души есть постижение Бога.

4. Методом познания в НФП является интуиция, понимаемая и как непосредственное чувственное восприятие, и как интеллигибельное явление, внечувственное восприятие некоторого спектра реальности, и как мистическая способность проникновения в глубины индивидуального сознания, постижение самости, и как интуиция интеллектуальная. Форма интуиции зависит от историко-культурных типов НФП.

5. Основными способами выражения извлекаемой из НФП информации являются символ, знак и троп (метафора, метонимия), а не понятие и основанные на нем логические конструкции. Именно поэтому в подавляющем большинстве случаев существо магии, мантики и мистицизма не может быть эксплицировано в тексте и трансляция знаний и умений традиционно осуществлялась в процессе личного общения учителя с учеником.

6. Вышеизложенное означает, что нерефлексивные формы познания отличает от рефлексивных (наука, философия, теология, мифология и проч.), во-первых, сфера реализации процесса познания — бессознательное, а не осознанноево-вторых, метод познания — интуиция (а не дедукция, индукция и другие логически методы познания), обычно предполагающая особое состояние сознания — бессознателъное сосредоточениев-третьих, способ выражения — символ, знак, и троп, а не понятие, суждение и умозаключение.

7. В НФП наблюдается синтез чувственного и рационального моментов, о чем убедительно свидетельствует символизм, на языковом и знаковом уровне связующий ratio и sensus в нерасчленимое целое:

— в рамках структурной антропологии был выдвинут и обоснован тезис о символическом характере первобытного мышления;

— общефилософской методологией традиционной китайской культуры, в том числе и мантики, является «сян шу чжи сюэ» — «учение о символах и числах», что же касается самого текста «И Цзин», то его основным элементом является особый символ — гексаграмма, один графический образ которой (без сопутствующих парафраз) в древности и средневековье считался достаточным основанием для составления результирующего заключения;

— мистические учения — христианские, исламские (суфизм) и иные — буквально пронизаны разнообразной символикой.

8. НФП имеют как традиционные, так и естественнонаучные основания достоверности. В первом случае они органически вписываются в донаучные картины мироздания и извлекаемая информация, а также методы ее получения соответствуют общепринятым нормам. Во втором случае сопоставление ряда современных представлений о структуре и свойствах микрои макрокосмов с архаическими, древнекитайскими и теологическими свидетельствует об их непротиворечивости.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в применении методологии философского компаративизма к проблематике теории познания, выдвижении концепции нерефлексивных форм познания и определении их общих свойств, обосновании тезиса о возможности преодоления барьера noumena.

Практическая значимость. Положения и выводы, обоснованные в диссертации, имеют мировоззренческое и методологическое значение для конкретно-научного анализа нерефлексивных форм познания. Наряду с основным материалом диссертации они могут быть использованы при подготовке и чтении курсов по философии и истории философии, спецкурсов по первобытной и древнекитайской культуре, мистицизму, при составлении учебных программ и разработке методических пособий.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации изложены в публикациях автора, в том числе в монографии. Результаты исследования получили отражение в выступлениях на научных конференциях различных уровней: международных: «Познание и его возможности» (Москва, 24−25 мая 1994 года) — всероссийских: «Человек-Философия-Гуманизм» (Санкт-Петербург, 4−7 июня 1997 года) — межвузовских: Научно-теоретические конференции профессорско-преподавательского состава Камчатского государственного педагогического института и Петропавловск-Камчатского высшего морского училища в период с 1992 по 1997 годдоклад по теме диссертации «Non-reflective Forms of Cognition» принят к обсуждению на 20 Всемирном философском конгрессе (Бостон, США, 10−16 августа 1998 года), о чем получено официальное уведомление.

Некоторые положения диссертации включены в лекционные курсы, прочитанные автором в Камчатском государственном педагогическом институте и Петропавловск-Камчатском высшем морском училище. Заложенная в основу диссертации методология была использована при разработке учебного пособия «Практикум по философии», рекомендованного к печати Госкомвузом РФ (гриф № 196−124−100/07 от 03.06.1994) и опубликованного в том же году.

Выводы.

1. Микро-, макро-, и мегамиры функционируют по неодинаковым принципам, отраженным в постулатах и теоремах квантовой и классической физики, а также теории относительности, выводы и основные положения которых «работают» в соответствующих сферах природы.

2. Функционирование на различных уровнях реальности различных физических законов влечет за собой, во-первых, необходимость расширительного истолкования самой категории «реальность», диапазон значений которой уже нельзя ограничить жесткими рамками ньютоно-картезианской парадигмы, во-вторых, в современной физической картине мира есть место для самых разных концепций пространственно-временных отношений, предполагающих, в частности, существование на определенном уровне организации Универсума и при определенных условиях, единого пространственно-временного континуума, феномена обратимости времени, в-третьих, обязательная для классической науки противопоставленность субъекта и объекта в процессе познания, в физике микромира теряет смысл, поскольку о свойствах наблюдаемого объекта нельзя говорить, отвлекаясь от способа наблюдения.

3. Многообразие представлений о времени соответствует многообразию его модификаций. Все они (модификации) априорны субъекту в той мере, в коей имманентны Универсуму. И если различные уровни организации Вселенной функционируют по различным временным законам, то нет существенных оснований для полагания противной ситуации в отношении человека. На макроуровне организации телесности субъекта несомненно доминирует линейность, на микроуровне существуют феномены обратимости и цикличности времени. С другой стороны, принципиальное отличие нашего существа от иных тел, заключающееся в наличии сознания и воли, позволяет посредством волевого акта управлять телом, активизировать тот или иной уровень его структуры, преобразовывать их и тем самым переводить из одного временного состояния в другое. В этом смысле, магия — актуализация врожденной способности человека к произвольной модификации телесности по заранее установленным схемам.

4. Ближайшим следствием релятивизма в физике стало новое осмысление закона причинности, традиционной логики и диалектики. Одним из наиболее существенных изменений, произошедших в данной сфере, является формирование неклассических направлений, удовлетворяющих потребности современной науки и соответствующих предельно широкой концепции реальности. Рассудок применяет временной ряд к явлениям, следовательно, именно в нем, а не в гипотетическом пространстве поитепа находится исток каузальности. Поэтому вряд ли будет особенно натянутым предположение о том, что изменение состояния сознания, которое в свое время было названо Ч. Тартом «базовым» влечет за собой модификацию существа причинно-следственных связей. Отсюда следует, что если линейное время не является универсальной формой бытия, а функционирует лишь на определенных уровнях организации Универсума, и имманентно нашему существу и природе только в некотором ограниченном диапазоне их спектра, то при выхождении за его рамки, причинно-следственные связи становятся отличными от тех, которые фиксируются комплексом формально-логических положений.

5. И если в основании логики находится закон причинности (а это именно так и есть), то изменение представлений о нем является основой пересмотра части производной конструкции, что в данном случае означает ограничение сферы действия важнейшего из четырех основных законов формальной логики — закона противоречия.

6. Реальность едина, а противоречие имеет универсальный характер лишь в отношении к сознанию. Наряду с тотальностью противоречия, пронизывающего все известные науке формы культуры, универсально также стремление к его снятию путем гармонизации противоположностей, пронизывающее историю цивилизации с глубокой древности до наших дней.

7. Информация, полученная современной наукой о глубинах микрои макрокосма в целом соответствует комплексу традиционных и мифологических представлений. Поэтому знание, получаемое в результате нерефлексивных форм познания может быть признано истинным в той мере, в коей оно соответствует своему предмету, т. е. феноменам, лежащими за пределами классической науки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Теперь, после изложения основного материала темы, есть возможность а) подвести основные итоги исследования и сопоставить полученные результаты с исходным определением нерефлексивного, а также сформулировать отношение НФП к проблеме разделения всех вещей на рИаепотепа и поитепаб) резюмировать научные основания достоверности НФПв) наметить перспективы изучения проблемы.

А. Исходным методологическим тезисом в определении специфики нерефлексивного было его противополагание рефлексии как осознанию, и сближение с неосознанным (бессознательным). Рассмотрение конкретно-исторических форм познавательного нерефлексивного отношения человека к миру выявило справедливость начальной позиции, и бессознательное оказалось именно той сферой реальности, где укоренено нерефлексивное. Исследования мистицизма, первобытной и древнекитайской культуры установили связь, существующую между НФП и бессознательным. Постижение реальности в НФП происходит на уровне имманентных структур личности, интуитивно: а) еще в первой половине 20-го века Б. Малиновским был выдвинут и обоснован тезис о магии как врожденной способности человекаб) тщательный анализ примеров мантического ритуала «ши» в текстах «Го юй» и «Цзо чжуань» привел современного китайского иц-зиниста Лю Дацзюня к выводу о том, что в классическую эпоху древние мужи не были ограничены в своих действиях какими-либо формальными правилами, включая текст канона, и мантическая операция по существу лишь помогала извлекать ответ на заданный оракулу вопрос из глубин собственного Я «все вещи находятся в нас» (Мэн-цзы), следовательно, «Кто познает свою природу, тот познает небо» (там же). В даосизме тоже самое выражено следующими строками из «Дао дэ цзин»: «Не выходя со двора можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественное дао. Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познает [все]. Не видя [вещей], он проникает в их [сущность]. Не действуя, он добивается успеха" — в) цель мистической практики заключается в достижении адептом тождества с душой, ибо Бог и душа — одно, и постижение души есть постижение Бога.

Вместе с тем, нерефлексивные формы познания, особенно самая древняя из них — первобытная магия, не замкнуты исключительно в сфере бессознательного, а выходят за его пределы. Об этом свидетельствует комплексный характер магического ритуала, синтезирующего в себе основные элементы психофизических структур личности, а также определение магии и в качестве умозрения, и в качестве практики. В «чистом виде» разведение рефлексивного как осознанного с нерефлексивным как бессознательным оказывается возможным лишь при условии достаточно высокой степени обособления интеллекта от телесности и эмоций. Нерефлексивное не обособлено от рефлексии, и их взаимосвязь хорошо прослеживается во всех приведенных в диссертации примерах НФП.

В отличие от позиции Т. П. Матяш, в результате проведенных исследований оказалось, что нерефлексивное выражаемо, и основными способами его манифестации в осознанное являются символ, знак и троп — семантические структуры, способные совмещать специфику чувственного и сверхчувственного. Так, например, в символизме прослеживается синтез чувственного и рационального моментов, связь ratio и sensus в нерасчленимое целое: а) в рамках структурной антропологии был выдвинут и обоснован тезис о символическом характере первобытного мышленияб) общефилософской методологией традиционной китайской культуры, в том числе и мантики, является «сян шу чжи сюэ» — «учение о символах и числах», что же касается самого текста «И Цзин», то его основным элементом является особый символ — гексаграмма, один графический образ которой (без сопутствующих парафраз) в древности и средневековье считался достаточным основанием для составления результирующего заключения в мантическом ритуале шив) мистические учения — христианские, исламские (суфизм) и иные — буквально пронизаны разнообразной символикой. С другой стороны, в отношении нерефлексивного к логическим структурам ментальности Т. П. Матяш оказалась права, поскольку невозможно адекватное описание достигаемых в НФП состояний, знаний и свойств на стройном языке логических категорий. Специфика организации тропических и символических структур состоит в нарушении формально-логических законов вообще и закона противоречия, в частности. В отражающих НФП ментальных структурах логика либо вовсе не принимается во внимание, либо подчиняется интуиции, которая здесь является основным способом получения знаний. Поэтому существо мифологемы выражено тропом, мистический трактатпоэтичен, а смысл афоризмов «И Цзин» являлся загадкой уже для мыслителей эпохи Хань.

Совмещение в НФП двух основных уровней организации личности — ментального и телесного является основной причиной воздействия рефлексивного на нерефлексивное и наоборот. Нерефлексивное влияет на формирование комплекса осознанных представлений, прямо или косвенно отражающих содержания бессознательного, а рефлексия, систематизируя опыт бессознательного, фиксирует механизмы проникновения в его структуру, создает схемы деятельности в пределах нерефлексивного и определяет цель познания. В воздействии рефлексии на нерефлексивное целеполагание является основной причиной высокой роли в НФП волевого акта, актуализированного во всех описанных примерах:

• из общих для первобытного мышления представлений о силе как субстанциальной основе сущего (мана, вакан, оренда и проч.) логически следовал тезис о воле как основном элементе магического действования;

• согласно древнекитайской традиции, воля занимает среднее положение между субстанцией (ци) и духом (шэнъ): «Воля руководит ци, а ци наполняет тело. Воля — главное, а ци — второстепенное. Поэтому я и говорю: «Укрепляйте волю и не вносите хаоса в ци» (Мэн-цзы), а потому неудивительно, что результирующее заключение на заданный оракулу вопрос выносится свободной волей из центра личности;

• отрешение от собственной воли в угоду воле Божества (человек должен сделать это, дабы им завладел Бог) является конечным звеном в цепи мистической практики. К тому же сам процесс ухода от комплекса чувственных и рациональных структур ментальности основан исключительно на деятельности свободной воли субъекта.

В концепции Т. П. Матяш существенным признаком отличия нерефлексивного от рефлексии является отношение ко времени: нерефлексивное — континуально, рефлексивное — дискретно. Сейчас такое решение проблемы представляется не слишком верным.

В результате изучения конкретно-исторических форм нерефлексивного отношения человека к миру оказалось, что при наличии во всех соответствующих НФП типах рефлексии представлений о линейности и цикличности времени, идее цикличности принадлежит ведущее место. Для НФП время преимущественно циклично и дискретно: оно неоднородно (имеет качественную структуру) и обратимо. Эти признаки времени тождественны наблюдаемым свойствам трехмерного пространства, в каждую точку которого можно при соответствующих условиях возвратиться, а потому НФП функционируют при господстве представлений о единстве и целостности пространственно-временных отношений.

В начале диссертации было сказано, что непременным условием снятия разделения реальности на субъект и объект познания является выход за пределы рефлексии. Первобытная магия, древнекитайская мантика и христианский мистицизм — это нерефлексивные формы познания, где основной способ получения информации о сущем — не осознание, т. е. рефлексия, а интуиция. И как бы не были тесны связь и взаимовлияние в НФП рефлексивного и нерефлексивного, осознанного и бессознательного, именно интуиции принадлежит решающая роль в итоговой оценке их места по отношению к базовой оппозиции гносеологии: нерефлексивные формы познания представляют собой культурно-историческую альтернативу разделения реальности на объект и субъект познания, на ркаепотепа и поитепа.

Б. Согласование универсалий НФП с достижениями современной науки и решение вопроса о степени их достоверности в рамках естественнонаучного подхода к миру можно кратко сформулировать в четырех пунктах.

1. Целенаправленное погружение в глубины психики, а также переход от БСС к ИСС с помощью различных дестабилизирующих факторов открывает наблюдению картины, находящиеся за пределами непосредственного восприятия, а потому необычные. Ряд этих представлений и их универсализм объясняется существованием врожденных психических структур личности — архетипов коллективного бессознательного, другие — комплексом вытесненных содержаний ментальности, третьи — опытом внутриутробной жизни и рождения.

2. Некоторая часть феноменов внутреннего мира интериоризируется в восприятии мифологем, эффективность воздействия которых объясняется высокой социальной значимостью мифа и эмоциональным к нему отношением. Такие сюжеты тоже могут носить архетипический характер, но в этом случае достигается не «первоисточник», а близкая к оригиналу копия.

3. Эффективность первобытной магии и древнекитайской мантики имеет не только психологическое, но и естественнонаучное обоснование. Реальность многомерна, и воспринимаемый нашими чувствами макромир составляет лишь небольшую ее часть. Остальное скрыто от непосредственного восприятия, но тем не менее существует. Все в мире взаимосвязано и поэтому воздействие на «невидимое» влечет за собой изменение «наблюдаемого». В этом смысле магию можно рассматривать как комплекс средств воздействия на макротела через их невидимую основу. И поскольку природные связи отличаются устойчивостью, а процессы, в том числе и эффект воздействия на них, — повторяемостью, то магические способы воздействия на предметы закреплялись в опыте поколений и передавались по наследству. С другой стороны, комплексный характер магических действий и выхождение за пределы формальнологических отношений явились основной причиной их «ненаучности». И лишь в самое последнее время преодоление классической парадигмы позволило по-новому взглянуть на эти предметы.

4. А. Составляющее Универсум единство поля и вещества неразделимо. Одно не существует без другого и воздействие на энергетическую основу предмета влечет за собой изменение его формы и свойств. Это не противоречит ни первобытным, ни древнекитайским, ни христианским представлениям, каждое из которых полагало основой мироздания различные модификации энергетического компонента (.мана, ци, воля Бога). Б. В отличие от неодушевленных тел материального мира человек посредством воли обладает способностью управлять и энергией собственного Я, и, непосредственно или опосредованно, — энергией находящихся вне его существа объектов. В. Одной из наиболее существенных характеристик дойндустриальной эпохи был низкий уровень развития орудий трудасредств, помещаемых человеком между собой и объектом воздействия. Поэтому немаловажным способом влияния на окружающий мир являлась магия, минимизирующая механический контакт и максимально использующая имманентное свойство личности к управлению энергией.

В. Объяснимость НФП, отсутствие необходимости при их изучении прибегать к помощи идеи сверхъестественного, позволяет обозначить перспективы дальнейших исследований не выходя за рамки науки и философии.

Во-первых, совершенно очевидно, что постановка на страницах настоящей работы проблемы НФП и изучение ряда культурно-исторических форм нерефлексивного в контексте проблемы разделения всех вещей на phaenomena и noumena не означает завершения формирования целостной концепции нерефлексивных форм познания. Работа над ее созданием только началась, и пока не составлен даже полный перечень НФП. Нуждаются в уточнении также критерии, отделяющие рефлексивное от нерефлексивного. О том, что НФП не ограничены магией, мантикой и мистицизмом, свидетельствует нерефлексивная природа сновидений. Необходимость изучения этой сферы реальности именно с позиций гносеологии обусловлена и ее ролью в жизни людей, и глубокой культурной традицией.

Известно, что являющимся в снах образам издавна придавалось большое значение, и сложно назвать культуру, не имевшую собственной системы толкования сновидений и не использовавшую мотивов сна в живописи и литературе.

Одним из самых древних текстов, толкующих сновидения, считается древнеегипетский папирус Chester-Beautty 111 (около 2000;1790 гг. до н. э.). В нем излагаются сначала благоприятные, а затем неблагоприятные сны1. Толкования снов встречаются также в вавилонских, ассирийских, аккадских текстах, Библии («Бытие»: 20.3−7- 28.10−14- 31.24, «Судей» 7.13−14 и др.), и в наследовавшей ей талмудической и раннехристианской литературе. Тема символизма и сущности сновидений была обычной и для древнегреческой и древнеримской словесности. Она присутствует в 4 главе сочинения «О диете» Гиппократа (460−377 гг. до н.э.), в «О сновидениях» и «О предсказании по сну» Аристотеля (384−322 гг. до н.э.) и других, не менее почтенных произведений античных авторов, в том числе и в, несколько стоящем особняком, «Онейрокритиконе» Артемидора (2 век). В индийской культуре внимание сновидениям уделяется уже в Ригведе, Атхарваведе и ранних упанишадах («Брихадараньяка», «Чхандогья», «Айтарейя» и ДР-).

Существование на протяжении тысячелетий устной и письменной традиций толкования сновидений, привело в конце 19-го — начале 20-го века к появлению научных трактатов по этой теме. Они были созданы преимущественно в рамках психоанализа и производных от него концепций, что объясняется прорывом в области теоретической психологии, созданием обширной эмпирической базы, совершенствованием методик.

В классическом психоанализе одним из наиболее ярких и убедительных текстов до сих пор остается книга З. Фрейда «Толкование.

-" 2 «П О сновидении». В аналитической психологии, помимо многочисленных трудов последователей Юнга, этой теме посвящены целые разделы его собственных произведений3. В индивидуальной психологии отно.

Сыркин А.Я. О сновидениях и их индийском толковании / Джаггаде-ва. Волшебное сокровище сновидений. — М.: «Ладомир», 1996. — С.5−29.

2Фрейд 3. Толкование сновидений. — Обнинск, «Титул», 1992.

3 См. Напр.: Юнг К. Г. Психология и алхимия. — М.: «Рефл-бук" — К.: «Ваклер», 1997. — С.57−245 и др. шение к проблеме сновидений обозначено уже в работах ее основателя — А. Адлера4, в трансперсональной психологии — в трудах Станислава Грофа.

Не умножая перечень психологических школ и направлений, разрабатывающих проблему сна, замечу, что трудно отыскать среди них направление, игнорирующее столь мощный канал получения информации о глубинных слоях психики, как сновидения. Именно из анализа сновидений психология получает значительную долю информации о феноменах, в обычном, т. е. бодрствующем, состоянии сознания, блокируемых и логическими структурами ментальности, и непосредственными данными чувств, и нашим собственным Я, стремящимся к этому для сохранения в неприкосновенности своей целостности, и не желающим иметь дело с вещами, многие из которых находятся вне сферы его понимания и контроля.

Научные концепции сновидений разнообразны. В своем большинстве они не являются взаимодополнительными, и интерпретация символов сна находится в зависимости от теоретической схемы, контекста и культурной среды. К тому же в каждой конкретной ситуации наряду с общетеоретической установкой и особенностями субъекта, следует учитывать комплекс традиционных истолкований. При переходе от психотерапии к прогностике ситуация меняется и ее можно уподобить гаданию по «Книге перемен», находящейся за пределами формализации: из содержания являющихся в снах представлений человек получает информацию о грядущих событиях не прибегая к рефлексии.

Во-вторых, весьма перспективным и многообещающим представляются комплексные исследования отдельных аспектов НФП. В этом направлении, помимо решения чисто теоретических задач, могут.

4 Адлер А. Наука жить. — Киев, «Port-Royal», 1997. — C. l 11−124. быть получены и интересные практический результаты. Например, дополнение традиционных для европейской науки методов прогнозирования нерефлексивными может повлиять на уточнение результирующего заключения, сделанного на основе анализа эмпирических данных.

В целом, подводя итог проделанной работе, следует сказать, что нерефлексивные формы познания представляют собой канал непосредственной связи человека с реальностью, воздействие на который недолговечных факторов истории и культуры минимально. И систематическое изучение этого канала не менее необходимо, чем исследование логических структур ментальности и перцепций.