Феномен древнерусского вечевогоя относится к разряду «вечных тем» исторической науки. От той или иной интерпретации данной темы напрямую зависит научная реконструкция истории русского средневековья и оценка роли и значения «земского начала» в последующей истории России.
Междоусобия древнего Новгорода открывают нам его внутреннюю организацию", — писал С. Ф. Платонов.1 В конечном итоге, именно общественно-политическое устройство вечевой столицы на Волхове составляет главный предмет настоящего исследования, а воссоздание картины функционирования этого устройства является главной его целью. Способом достижения поставленной цели послужило рассмотрение социальных конфликтов, которыми заполнена история Новгорода — и древнерусского периода, и XIV—XV вв. — во всем многообразии уникальных черт изучаемых явлений и сложности их религиозно-культурного контекста. Отталкиваясь от сделанного ранее 2 и по необходимости внося изменения в свои прежние взгляды, автор попытался проанализировать материалы источников, отразивших как столкновения среди новгородцев, так и их несогласия с князьями. (Разделение двух названных моментов — усобиц в строгом значении понятия и конфликтов, разгоравшихся по линии вече—князь, — является условным, ибо они были тесно связаны друг с другом).
С точки зрения развития вечевого народовластия история государственности Новгорода Великого XI—XV вв. представляет значительный ин.
1 Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 г. и после подчинения до Ништадтского мира 1721 г. 2-е изд. Новгород, 1916. С. 5.
2 Петров A.B. 1) Княжеская власть на Руси X—XII вв. в новейшей отечественной историографии (1970;1980) // Генезис и развитие феодализма в России. Проблемы историографии. Л., 1983; 2) К вопросу о внутриполитической борьбе в Великом Новгороде XII — начала XIII в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы социальной и классовой борьбы. Л., 1985; 3) Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине ХП в. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблетерес с точки зрения развития вечевого народовластия, новгородский вариант которого демонстрирует наиболее последовательное и завершенное воплощение начал древнерусского политического уклада. Если в других русских землях после монгольского нашествия вечевая жизнь постепенно замирает и демократический элемент государственного строя оттесняется на второй план элементом монархическим и, отчасти, аристократическим, 3 то на берегах Волхова народное правление совершенствуется, его институты дифференцируются, испытывают нарастающую регламентацию, и к исходу XV в. Новгородская республика подходит хорошо структурированным целым, к тому же, опирающимся на длительную историческую традицию.4 Конечно, Новгород XI — первой половины ХЗП в. отличался от Новгорода Х1У-ХУ вв., но дискретности политического развития, радикального изменения его характера, какое имело место на русском северо-востоке, здесь не было. Нередко пишут, что татары, сломав одну русскую судьбу, дали России другую.5 В целом с данным утверждением допустимо согласиться, если однобоко и пристрастно не видеть в этой другой судьбе лишь победное шествие деспотизма и бесправия. На примере же Новгородской республики можно до конца XV в. следить за той исконной русской исторической судьбой, которая явилась бы судьбою всей страны, не будь исторического «вызова», брошенного Руси нашествием монголов, и русского «ответа» на него, выраженного в московской централизации. мы истории города. Л., 1988; 4) Социально-политическая борьба в Новгороде ХП-ХШ вв. Автореф. диссертации. канд. ист. наук. Л., 1990.
3 Сергеевич В. И. 1) Вече и князь. М., 1867. С. 20−22- 2) Русские юридические древности: В 2 т. 2-е. изд. СПб., 1900;1902. Т. П. С. 34−50- Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. М.- Л., 1926. С. 153 и сл.- Вернадский Г. В. Монголы и Русь. ТверьМосква, 1997. С. 352−374- Фроянов И. Я. О возникновении монархии в России // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. С. 2046.
4 Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: В 2 т. СПб., 1863- Скрынников Р. Г. 1) Трагедия Новгорода. М., 1994; 2) История Российская. 1Х-ХУП вв. М., 1997; Петров А. В. Марфа Борецкая // ВИ. 1994. № 12. С. 163−167.
5 Эйдельман Н. Я. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 31−34.
История новгородского народовластия — это прежде всего история веча, его выборных органов, его отношений с князьями, его «партий» в их борьбе и сотрудничестве, история «усобных браней» и гражданского «одиначества».6 И в этом смысле она является частным случаем древнерусского правила, характеризуя которое В. И. Сергеевич писал: «.как необходимость соглашения всех, так и возможность междоусобной брани, в случае разделения, суть две стороны одного и того же явления. При господстве таких порядков, волость постоянно переходит из состояния мира в состояние розмирья и обратно" — «.начала единения и розни проникают.
•у всю нашу древнюю жизнь". Изучение истории новгородского народовластия, таким образом, сполна служит задачам изучения древнерусского вечевого уклада в целом.8.
Эта работа задумывалась как исследование социально-политическом истории. Автор предполагал необходимые выходы в религиозно-культурную проблематику, но не думал, что ей под силу образовать самостоятельный аспект рассмотрения заинтересовавших меня сюжетов. Как бы то ни было, междоусобия Новгорода, «открывая нам его внутреннюю организацию», 9 проливают свет и на традиционное сознание новгородцев, на борьбу Христианства и язычества в жизни русского вечевого города.
Старинный русский историк В. В. Пассек начал свою работу о древнем Новгороде со слов о том, что этот город «.своею историей представляет сильное, живое стремление вымолить благословение Неба на жизнь земную. Новгородец высоко ценит эту жизнь, дорожит ею, и его летописи.
6 Петров А. В. 1) Вечевой Новгород // История России: Народ и власть. СПб., 1997. С. 95−132- 2) О вечевом народовластии в древнем Новгороде (к постановке проблемы) // Исследования по русской истории. Сб. статей к 65-летию проф. И. Я. Фроя-нова / Отв. ред. В. В. Пузанов. СПб.- Ижевск, 2001. С. 57−70.
7 Сергеевич В. И. 1) Русские юридические древности. 1-е изд. СПб., 1893. Т. П. Вып. 1. С. 67- 2) Лекции и исследования по древней истории русского права. СПб., 1894. С. 67. о.
Источники, касающиеся истории земель-волостей, живущих, казалось бы, самостоятельной жизнью, дополняют друг друга, позволяя видеть то, что невозможно было бы увидеть, оставаясь в рамках локального материала" (Фроянов Я. Я, Дворни-ченкоА. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 4). наполнены сведениями о постройке храмов, об основании монастырейчувство религиозное было единственным утешителем новгородца в минуты неотразимого несчастия, во время междоусобных споров, внешних войн, голода, мора, пожаров. Внутренняя жизнь Новгорода, религиозная с одной стороны, с другой тревожна, исполнена ссоры, вражды, беспокойства." И хотя «новгородец» В. В. Пассека «.был религиозен по-своему, сообразно с общим духом своей жизни, .стремление Новгорода стать под покров Божий заметно всюду».10 В советское время «дворянско-буржуазная» историография, не говоря уже об историографии «клерикальной», была победно раскритикована. Но никто из советских историков не полемизировал с приведенными словами В. В. Пассека. Представители «подлинно-научного» знания проигнорировали замечание своего предшественника с такой же естественностью, с какой взрослые порою не придают значения лепету детей.
Автор не утверждает, что картина новгородской жизни 1Х-ХУ вв., созданная эмоциональным и своеобразным пером В. В. Пассека, во всем верна. Более того, его работа не принадлежит, по-видимому, и к разряду сколько-нибудь значительных произведений дореволюционного новгоро-доведения. Но затронутая В. В. Пассеком религиозно-нравственная тема новгородской истории может и должна быть продолжена.
В истории средневекового Новгорода дает ясно себя угадать нравственный прогресс, совершаемый в христианском духе. Преодоление усобиц и совершенствование вечевой государственности не могло оставаться только политическим творчеством, оно предполагало морально-волевое усилие новгородцев и возрастание морального регулирования сферы властных отношений. Коль скоро есть основания говорить о политическом прогрессе в Новгороде, об улучшении на протяжении XI — первой половины XV в. новгородского внутриполитического уклада, мы должны не.
9 Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 г. С. 5. пременно заключить и о состоявшемся в конечном счете в это время на берегах Волхова решении новгородцев в пользу «добра», ибо не существует неизбежного безморального прогресса, и прогресс (как утверждает уравновешивающая методологические крайности и упрощения недавнего прошлого персоналистская философия) всегда есть сознательный «выбор добра».11 Нравственные усилия, приведшие к политическому прогрессу в Новгороде, обуздывавшем свои языческие обычаи, не только летописцами истолковывались в христианском смысле, но действительно характеризовались христианскими акцентами. Поскольку эти нравственные усилия означали отрицание именно языческих порядков, постольку они требовали для себя четкой и надежной опоры, находимой в Христианстве. Проблема эволюции русской государственности (и шире политической культуры) в связи с христианизацией Руси и в контексте ее религиозно-культурной истории слабо разработана в научной литературе. Но на нынешнем уровне развития науки она настоятельно требует исследовательского внимания.
Новейшая отечественная историческая мысль, напряжённо ищущая и во многом переписывающая недавние ещё свои страницы, не стремится к единству мнений. По крайней мере относительно русского средневековья, такое единство вряд ли когда-нибудь будет достигнуто. Новейшая отечественная историческая наука строит себя как систему, но как систему особого рода. Насущной потребностью нашей историографии является разработка — вглубь и вширь — фундаментальных концепций русской истории, опирающихся на всё богатство исторического и методологического знания. Ныне, как, может быть, никогда ранее, необходимо четкое выявление исследовательских противоречий и единства взглядов по тем или иным вопросамнеобходимо возрождение научных школ, как заявивших о себе в дореволюционный период, так возникавших и в советские десятилетия,.
10 Пассек В. В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. М., 1869. Октябрь — декабрь. Кн. 4. С. 1−2, 85, 90.
11 Козловски П. Прощание с марксизмом-ленинизмом: Очерки персоналистской философии. СПб., 1997. С. 85−86 и др. равно как необходимо полноценное бытие школ, могущих возникнуть в наши дни. На символическом «Ярославовом дворе» современной русской науки идёт оформление больших «партий». Их конструктивная полемика — стержень исторического познания и стимул постановки новых исследовательских задач.
Настоящее исследование вписывается в историографическую традицию, возникшую ещё в XIX в. Это — традиция изучения вечевого народовластия, городов-земель, общинной самодеятельности Древней Руси, «земского начала» русского средневековья. Развивавшие в разное время данную традицию историки были едины в ряде важных концептуальных положений. Достаточно сказать, что политический строй Древней Руси с близких позиций оценивали: В. И. Сергеевич, М. Ф. Владимирский-Буданов, М. А. Дьяконов, А. Е. Пресняков, Г. В. Вернадский, а из современных ученых — И. Я. Фроянов, А. Ю. Дворниченко, Ю. В. Кривошеее, А. В. Майоров, И. Б. Михайлова и другие специалисты.12.
В значительной мере под влиянием работ представителей данной научной школы, в современной историографии постепенно уходят в прошлое «удревнение» процессов феодализации и рассмотрение всех без исключения общественных явлений под углом зрения феодальных отношений и классовой борьбы. В свою очередь, в современной историографии ставится.
1 «2.
Напр., см. Сергеевич В. И. 1) Вече и князь- 2) Русские юридические древностиВладимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995; Дьяконов М А. Очерки общественного и государственного строя Древней РусиПресняков А. Е. Княжое право в древней Руси. Лекции по русской истории: Киевская Русь. М., 1993; Вернадский Г. В. Киевская Русь. ТверьМосква, 1996; Фроянов И. Я. 1) Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. М., 1980; 2) Мятежный Новгород. СПб., 1992; 3) Древняя Русь. Опыт исследования истории социальной и политической борьбы. М.- СПб., 1995; 4) Киевская Русь: Главные черты социально-экономического строя. СПб., 1999; 2) Начала Русской истории. Избранное. М., 2001; Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней РусиДворниченко А. Ю. Русские земли Великого княжества Литовского: Очерки истории общины, сословий, государственности (до начала XVI в.). СПб., 1993; Кривошеее Ю. В. Русь и монголы: Исследование по истории Северо-Восточной Руси XI 1-Х!V вв. СПб., 1999; Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб., 2001; Михайлова И. Б. Служилые вопрос о «новгородском варианте развития русского феодализма». Даже если возникают сомнения в оправданности сведения специфики, о которой идет речь, к «архаическим, раннефеодальным чертам, давно изжитым в других русских землях», 14 само ее наличие представляется несомненным.15 Обращение исследователей к новгородским сюжетам и темам всегда подчёркивало сильные и слабые стороны историографических направлений, к которым они принадлежали: история Новгорода полнее обеспечена источниками, чем история других областей средневековой Руси. А в самое последнее время археологические открытия и вовсе способны превратить историю средневекового Новгорода в поле проверки на прочность важнейших концепций исторического процесса русского средневековья. То, что недавно казалось почти невероятным, становится явью на наших глазах. Берестяные грамоты — наиболее динамично пополняющийся комплекс источников по истории Новгорода. Никто не может сказать, какие еще подарки для исследователей таит в себе древняя Новгородская земля. Но результаты раскопок в Новгороде 1998 и 1999 гг. 16 признаны сенсационными с полным основанием. Сделанные коллективом Новгородской экспедиции под руководством акад. В. Л. Янина находки позволяют более конкретно представить деятельность древненовгородского суда и картину люди Северо-Восточной Руси в XIV — первой половине XVI века: Очерки социальной истории. СПб., 2003.
13 Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991. С. 15.
14 Там же. С. 15.
15 Интерпретацию особенностей процесса феодализации в вечевых городах-землях см.: Алексеев Ю. Г. 1) «Черные люди» Новгорода и Пскова (к вопросу о социальной эволюции древнерусской городской общины) //ИЗ. М., 1979. Т. 103. С. 242−274- 2) Псковская Судная грамота и ее время: Развитие феодальных отношений на Руси Х1У-ХУ вв. Л., 1980; 3) Под знаменами Москвы: Борьба за единство Руси. М., 1992. С. 97−100 и др.
16 Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1998 г. // ВЯ. 1999. № 4- Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из новгородских раскопок 1999 г. // ВЯ. 2000. № 2- Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 г. // Вестник РАН. 2000. Т. 69. № 7. С. 594−605- Янин В. Л. 1) У истоков новгородской государственности // Вестник РАН. 2000. Т. 70. № 8. С. 675−681- 2) Как устроен «вечевой строй». Становление новгородской государственноэволюции вечевой государственности Великого Новгорода в целом, давая творческие импульсы научному обсуждению и усиливая актуальность избранной темы. Прогнозы — вещь неблагодарная, но не послужат ли в конечном счете новые материалы объективным основанием для некоторого сближения позиций историков, которые вообще считают древнерусских князей изначально делящими правительственные прерогативы с представителями общин, и историками, которые теперь склоняются к признанию более раннего ограничения власти новгородских князей?
Наряду с чисто научной, затронутая тема обладает общественно-политической притягательностью. Поскольку усобицы на берегах Волхова, обычно начинавшиеся на вече и использовавшие формы вечевой законности, составляют один из аспектов изучения древнерусского вечевого народоправства, постольку обращение к ним затрагивает тему исторических судеб демократии в России. За последние 10−15 лет наша страна в сжатые исторические сроки совершила грандиозный поворот к демократическому государственному устройству. Разнообразная проблематика этого поворота в отечественной общественной мысли актуальна и поныне. Современность по-прежнему повелевает задумываться над вопросом об истоках и особенностях русской демократической традиции, ибо «не существует неисторического анализа текущего положения дел».17 Еще рано считать решенной задачу, в современном историографическом контексте поставленную лучшими историками России, — «напомнить о существовавших в русской истории началах политической свободы и общественной самодея.
1Я тельности". Действительно ли, как утверждали некоторые влиятельные авторы, нашему народу несвойственны демократические начала и присуща тяга к авторитаризму, способствовавшая, в частности, в недавние времена сти // Родина. 2002. № 11−12. С. 70−79- 3) У истоков новгородской государственности. Новгород, 2001.
17 Мизес Л. Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции. М&bdquo- 2001. С. 211.
18 Пушкарев С. Г. Самоуправление и свобода в России. Франкфурт-на-Майне, 1985. С. 6. торжеству сталинского режима, а вся отечественная история есть «парадигма тысячелетней несвободы», или, «перестраивая, оздоравливая, совершенствуя наш общественно-хозяйственный механизм, мы должны знать и помнить об отечественных, реально существовавших традициях народного экономического и политического самоуправления, народной демократии. Помнить и опираться на них»? 19 Правы ли были русские революционеры многих поколений, начиная с Радищева, когда предусматривали не создавать заново, а возродить свободу в России? (Причем декабристы сделали вечевой колокол символом своих тайных собраний, на коАЛ торых обсуждались планы государственного переворота.) Или — некоторые либералы, вдохновенно рассуждавшие о православной соборности, как веками воспитанном в русском народе органическом единстве общего и единичного, о своеобразии русской общины, вспоминавшие Земские соборы Московской Руси и веча киевского периода? 21 Древнерусский вечевой строй, воплотившийся в полную силу в истории Новгорода, при всем своем процедурном несовершенстве и архаическом традиционализме знаменовал собой самостоятельный и закономерный этап в истории народовластия в России. Вечевой демократизм предполагал и обуславливал постоянное соперничество, столкновение мнений и амбиций, делал явной конкуренцию тенденций общественного развития. Отсюда и напряженность повседневной жизни, зачастую чреватая конфликтами, которые образуют тему настоящей работы, как неотъемлемая часть вечевой действительности средневекового Новгорода. Наблюдая за борьбой вечевых группировок, пользовавшихся реальным правом выбора, видя многочисленные проявле.
19 Покровский Н. Н. Мирская и монархическая традиции в истории российского крестьянства // Новый мир. 1989. № 9. С. 231. — По словам П. А. Сорокина, авторы, рассуждавшие о русском деспотизме, так и не заметили, что «под железной крышей самодержавной монархии жило сто тысяч крестьянских республик» (цит. по кн.: Пуш-карев С. Г. Самоуправление и свобода в России. С. 60).
20 Волк С. С. Исторические взгляды декабристов. М.- Л., 1958.
21 Например, см.. Коялович М. И. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Минск, 1997. С. 307−335- Кошелев В. А. Эсния народной вольности и самостоятельности, автор разделяет убеждение своих предшественников, высказанное на самой заре российских перемен, в том, что исследование «традиций свободолюбия, демократизма и коллективизма народа», особо значимое во времена «демократических преобразований во всех сферах общественной жизни, .восхождение к их истокам являются актуальнейшей задачей современной исторической науки, ибо история неделима: она — не просто смена времен, чередование событий, а неразрывная связь эпох, поколений, она — единый поток, где прошлое живет в настоящем и переходит в будущее».
Хронологические рамки процессов и событий, рассмотренных в диссертации, охватывают целостный период истории новгородских общественных конфликтов и вечевой государственности в целом. С одной стороны, в конце X — начале XI в. на Руси окончательно завершается распад родоплеменных связей и открывается новый этап в истории древнерусских городов — Новгорода в том числе. Вскоре (на рубеже XI и XII столетий) начинается и история социально-политической борьбы как постоянного фактора внутренней жизни средневекового Новгорода. Это в большой степени связано с возникновением на берегах Волхова (в 80-е гг. XI в.) 24 должности выборного на вече посадника, явившегося своего рода «яблоком раздора» между различными новгородскими политическими группировками, а также с тем обстоятельством, что заметно ослабела над Новгородом власть Киева, сглаживавшая внутриновгородские противоречия25 С другой стороны, к началу XV века в Новгороде складывается боярская тегические и литературные воззрения русских славянофилов (1840−1850-е годы). Л., 1984.
22 Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 268.
23 Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. С. 3940.
24 Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. С. 54−62.
25 Фроянов И. Я. Становление Новгородской республики и события 1136−1137 гг. В 2 ч. // Вестник ЛГУ. 1986. Сер. 2. Вып. 4. С. 3−16. 1987. Вып. 1. С.3−15. олигархия и распространяется крупное феодальное землевладение в Новгородской земле.27 Последние десятилетия новгородской независимости, таким образом, предполагают отдельное исследование.28.
Источниковая база диссертации, являясь общепринятой для исследований по средневековой русской истории, отражает достигнутые к настоящему времени возможности изучения вечевого Новгорода. Первейший источник по истории Новгорода XI — начала XV в. — летописи. Работа с летописными материалами не может быть успешной без учета достижений отечественного летописеведения. Исследования и публикации А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова, Д. С. Лихачева, М. Н. Тихомирова, Н. Г. Береж-кова, А. Н. Насонова, Б. А. Рыбакова, Я. С. Лурье, А. Г. Кузьмина важны для каждого историка русского средневековья. Проблемам истории новгородского летописания специально посвящены работы А. А. Шахматова, И. М. Троцкого, Д. С. Лихачева, В. Л. Янина и других ученых, сделавших наши сведения о нем более полными и разнообразными. Наряду с летопи.
26 Янин В. Л. 1) Новгородские посадники. С. 370- 2) Новгородские акты Х11-ХУ вв. Хронологический комментарий. М., 1991. С. 77−78.
27 Алексеев Ю. Г. Под знаменами Москвы. С. 99- Андреев В. Ф. О генезисе феодальных отношений в Новгородской земле // Вестник Новгородского государственного ун-та. Серия: Гуманитарные науки. 1995. № 2. С. 30.
28 Алексеев Ю. Г. 1) «К Москве хотим»., 2) Под знаменами Москвы. С. 97 256- Лурье Я. С. Две истории Руси XV века. СПб., 1994. С. 123−167- Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. С. 8−42. — Суждения о самых последних страницах истории вечевого Новгорода предварительного характера, но согласующиеся с исследованиями событий и процессов XIV — начала XV в., высказаны и автором: Петров А. В. 1) Марфа Борецкая- 2) О вечевом народовластии. С. 63−67- 3) От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. Послесловие. С. 304−315.
29 Например см. Шахматов А. А. 1) Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; 2) Обозрение русских летописных сводов Х^-Х1 вв. М.- Л., 1938; 3) Киевский начальный свод 1095 г. // А. А. Шахматов. 1864−1920. Сб. ст. и материалов. М.- Л., 1947. С. 117−160- Троцкий И. М. Опыт анализа первой Новгородской летописи // Известия АН СССР. Сер. 7. Отд. общественных наук. 1933. № 5. С. 337−362- Лихачев Д. С. 1) Новгородские летописные своды ХП в.: Автореф. диссертации. канд. филол. наук// Известия АН СССР. Отд. лит-ры и языка. 1944. Т. 3. Вып. 23. С. 98−106- 2) Софийский временник и новгородский политический переворот 1136 г. // ИЗ. Т. 25. 1948. С. 240−266- Янин В. Л. 1) К вопросу о роли Синодального списка Новгородской I летописи в русском летописании XV в. // Летописи и хроники, 1980. М., 1981. С. 153−181- 2) К хронологии новгородского летописания первой трети ХШ в. //НИС. Л., 1984. Вып. 2 (12). С. 87−96- 3) Новгородские посадники. С. 14−44 (о списках сями автор стремился привлекать, где это оказывалось уместным и необходимым, сведения из актовых источников, этнографические и археологические материалы, данные сфрагистики, берестяные грамоты.
На текущей стадии разработки проблемы возможны и необходимы самые смелые гипотезы, основанные на объединении летописных известий о конкретных исторических событиях и деятелях, в них участвовавших, с данными берестяных грамот. Но отождествление лиц, упомянутых в берестяных грамотах, с теми или иными известными летописными персонажами делает пока только первые шаги.
Определяя степень изученности темы, необходимо признать, что любой исследователь средневекового Новгорода, пишущий на исходе XX в. и в начале века XXI, где бы он ни жил и к какой бы школе ни принадлежал, находится в сильной зависимости от трудов и концепций В. Л. Янина, составивших эпоху в новгородоведении. Базируясь на привлечении разнообразных источников, исследовательские позиции В. Л. Янина оперативно реагируют на новейшие археологические находки и непрерывно совершенствуются.31 Даже не соглашаясь с В. Л. Яниным, новейшие исследовановгородских посадников) — Бобров А. Г. Новгородские летописи XV в. СПб., 2001; Гиппиус А. А. К характеристике новгородского владычного летописания ХП-Х1У вв. // Великий Новгород в истории средневековой Европы: К 70-летию В. Л. Янина. М., 1999. С. 345−364.
В обобщающих источниковедческих трудах последнего времени получили подробный комментарий новгородские акты (Андреев В. Ф. Новгородский частный акт ХП-ХУ вв. Л., 1986; Янин В. Л. Новгородские акты ХП-ХУ вв.), подведены итоги археологического изучения Новгорода (например, см.: Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода / Под общей редакцией Б. А. Колчина и В. Л. Янина. М., 1982), систематизированы данные сфрагистики (Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси. М., 1970. Т. 1-ПЯнин В. Л., Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси. М&bdquo- 1998. Т. Ш), раскрыта специфика берестяных грамот как исторического источника (Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969; Янин В. Л. 1) Берестяная почта столетий. М., 1979; 2) Я послал тебе бересту. М., 1998; Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995), предложен опыт комплексного анализа разнообразных групп источников по истории новгородского средневековья (например, см.: Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения: Средневековый Новгород. М., 1974).
31 Янин В. Л. 1) У истоков новгородской государственности- 2) Новгородские посадники. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2003. тели Новгорода нередко оперируют его наблюдениями и на подготовленном им проблемном поле. Такова объективная реальность.
В то же время следует отметить, что новгородские усобицы давно привлекают внимание историков.32 В дореволюционной историографии данной проблематики касались такие ученые, как С. М. Соловьев, И. Д. Беляев, Н. И. Костомаров, В. В. Пассек, В. О. Ключевский, Д. И. Багалей, Н. А. Рожков, М. Н. Покровский и некоторые другие. Не ослабел интерес к новгородским социальным конфликтам и в послереволюционное время. О них писали Б. Д. Греков, И. М. Троцкий, А. В. Арциховский, А. А. Строков, М. Н. Тихомиров, В. В. Мавродин, А. Г. Захаренко, В. Н. Вернадский, В. Л. Янин, Ю. Г. Алексеев, А. С. Хорошев, Н. Л. Подвигина, И. Я. Фроя-нов, О. В. Мартышин, В. А. Буров и другие современные историки.
Анализируя обширную отечественную историографию проблемы, нельзя, в частности, не констатировать, что, по мнению большинства исследователей, внутренние столкновения в Новгороде, и в древнерусский период, и в Х1У-ХУ вв., чаще всего принимали формы столкновений между жителями разных городских территорий (сторон, концов). Однако в работах XIX — начала XX в. этот вывод, как правило, дополнялся положением, что на одной стороне Волховской столицы жили главным образом представители имущих классов и сословий, а на другой — неимущих. Данное положение позволяло считать столкновение сторон автоматическим следствием борьбы различных классов и сословий.
Так, еще в 1869 г. В. В. Пассек выступил с концепцией, согласно которой «Софийская сторона была стороною боярскою, а Торговая — млад.
32 Настоящие историографические замечания не ставят целью дать полный обзор литературы вопроса (это может служить задачей отдельного сочинения). Они призваны лишь выделить исходный пункт для его рассмотрения. Об историографии темы см.: Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 3−12- Цамутали А. Н. История Великого Новгорода в освещении русской историографии XIX — начале XX в. // НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 96−112- Коча Л. А. С. М. Соловьев о новгородской истории // НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 113−118- Андреев В. Ф. Проблемы социально-политической истории Новгорода ХП-ХУ вв. в советской историографии//НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 119−145- Хорошев ших торговцев — стороною купеческою или черного народа".33 В связи с этим, ученый видел в борьбе новгородских сторон борьбу боярства и простого люда. Наблюдения В. В. Пассека признали в целом верными многие крупные дореволюционные и некоторые советские историки, среди которых были: Н. И. Костомаров, В. О. Ключевский, Д. И. Багалей, М. Н. Покровский и другие.
В дореволюционной историографии была высказана и иная точка зрения на различный социальный характер новгородских сторон. Ее автором явился Н. А. Рожков. Этот исследователь также как и В. В. Пассек считал, что богатые и бедные в Новгороде жили на разных берегах Волхова. Однако, по мнению Н. А. Рожкова, «наоборот, Торговую сторону надо считать аристократической, а Софийскую демократической».34 Точку зрения Н. А. Рожкова поддержал М. К. Любавский.35.
Построения, основанные на попытках связать топографическое деление Новгорода с социальным расслоением новгородцев в настоящее время отвергнуты. Выполненный еще дореволюционными авторами (А. Г. Ильинским, В. В. Майковым, А. М. Гневушевым) анализ писцовых и раз-метных книг XVI в., позволил прийти к выводу о том, что обе стороны — и Софийская, и Торговая — были равномерно заселены представителями всех групп населения.36 Проведенные в советское время археологические раскопки (прежде всего работы А. В. Арциховского и В. JI. Янина) полностью подтвердили данный вывод. Во всех без исключения концах Волхов.
А. С. Периодизация новгородской историографии ХУШ — начала XX в. (к постановке вопроса) // Русский город. М., 1984. Вып. 7. С. 57−88.
3 Пассек В. В. Новгород сам в себе. С. 118.
34 Рожков Н. А. Политические партии в Великом Новгороде XII—XV вв.ека // Рожков Н. А. Из русской истории. Очерки и статьи. Петербург, 1923. Т. I. С. 140−141, 159.
35 Любавский М. К. Лекции по древней русской истории до конца XVI в. 3-е изд. М., 1918. С. 193.
36 Ильинский А. Г. Городское население Новгородской области // Историческое обозрение. 1897. Т. XIМайков В. В. Книга писцовая по Новгороду Великому конца XVI в. СПб., 1911; Гневушев А. М. Экономическое положение Великого Новгорода во второй половине XVI в. // Сборник Новгородского общества любителей древности. 1912. Вып. XI. ской столицы были обнаружены жилища как знати, так и рядовых горо.
37 жан.
Вместе с тем, в критике мнения о классовом антагонизме сторон Новгорода в 30−40-е гг. XX в. был допущен определенный перегиб. Некоторые историки, исходя из отсутствия в средневековом Новгороде классово-территориального деления, стали совсем отрицать факт, что внутриполитические распри на берегах Волхова в ХН-ХУ вв. облекались в форму конфликтов жителей различных городских территорий. Так, согласно А. А. Строкову, летописные известия о противостоянии двух половин города нельзя воспринимать буквально. При вспышках социальной борьбы бояре естественно собирались на Софийской стороне, так как именно там находился Кремль — резиденция владыки, где можно было укрыться от восставшего народа, а тот, в свою очередь, начинал восстание с захвата вечевой площади на Торговой стороне. Вот и получалось так, что основные классовые противники оказывались на разных берегах Волхова. А. А. Строков сводил к минимуму значение межбоярских «котор» и считал новгородские движения главным образом классовыми, с четкой поляризацией.
38 борющихся сил: в одном лагере — весь народ, в другом — все бояре.
С большей гибкостью к вопросу о внутриполитической борьбе в Новгороде подошли В. В. Мавродин и А. Г. Захаренко. Названные ученые оценили значение межбоярской борьбы в истории новгородских движений. Они отметили, что соперничавшие бояре вовлекали в свои распри многочисленных сторонников из числа рядовых горожан. Однако, как и А. А. Строков, В. В. Мавродин и А. Г. Захаренко не увидели, что возглавляе.
37 Арциховский А. В. Археологическое изучение Новгорода // МИА. М., 1956. № 55. С.7−43- Колчин Б. А., Янин В. Л. Археологии Новгорода 50 лет // Новгородский сборник: 50 лет раскопок Новгорода. М., 1982. С. 3−137- Засурцев П. И. Новгород, открытый археологами. М., 1967.
38 Строков А. А., Богусевич В. А. Новгород Великий. Новгород, 1939. С. 12−15.
39 Мавродин В. В. Очерки по истории Левобережной Украины. Л., 1940. С. 173— 182- Захаренко А. Г. Черниговские князья в Новгороде // Уч. зап. ЛГНИ. 1947. Т. 61. С. 156−158. мые боярами борющиеся группировки новгородцев связаны с определенными территориями города.
Эта связь была заново подтверждена в работах А. В. Арциховского, 40 В. Н. Вернадского, 41 M. Н. Тихомирова, 42 и особенно В. JI. Янина43 Только после их исследований важный тезис о том, что социальная борьба в Новгороде XI—XV вв. в значительной мере сохраняла черты борьбы между определенными районами города (сторонами и концами) окончательно укрепился в отечественной исторической науке.
Глубинные причины межрайонных конфликтов в средневековом Новгороде названные историки видят в классовых и внутриклассовых противоречиях новгородского общества, которое они, в соответствии с господствовавшими в советской историографии представлениями, считают феодальным уже в XI — начале XIII в.44.
По мнению этих историков, классовая борьба в Новгороде постоянно смыкалась с внутриклассовой борьбой за власть боярских кончанских группировок, была заключена в рамки внутрифеодальных столкновений. С одной стороны, рвущееся к власти боярство различных городских концов разными путями втягивало в свою внутрифеодальную рознь непривилегированных кончай. С другой стороны, в силу своей территориальной разобщенности и низкой классовой сознательности городской плебс обычно выступал только против наличных городских властей (представителей какого-либо одного конца), а не против всего боярства, в чем его охотно поддерживали «свои» кончай с кие бояре, оппозиционные данным властям.
40 Арциховский А. В. Городские концы в Древней Руси // ИЗ. 1945. Т. 16.
41 Вернадский В. Н. Новгород и Новгородская земля в XV веке. M.- JL, 1961. С. 32−33, 105−199.
42 Тихомиров M. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси XI—XIII вв. // Тихомиров M. Н. Древняя Русь. М., 1975. С. 205,214−215.
4 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 9−11- Янин В. Л. Социально-политическая структура Новгорода в свете археологических исследований // НИС. 1 (11). Л., 1982. С. 93- Янин В. Л. Берестяная почта столетий. С. 97−103.
44 В. Л. Янин подкрепляет данные представления дополнительной аргументацией. Янин В. Л. 1) Новгородская феодальная вотчина. М., 1981; 2) Археологический.
Таким образом, «смыкаясь с виутрифеодальной борьбой, новгородские социальные движения с самого начала оказывались противоречивыми, а результаты их ущербными».45 Отводя классовым и внутриклассовым противоречиям столь видное место среди причин столкновений сторон и концов в древнем Новгороде, историки последних десятилетий изображают социальную борьбу на берегах Волхова на всем протяжении вечевого новгородского средневековья явлением, присущим феодальному обществу, подчеркивают классовый характер массовых движений в Великом Новгороде.
Состояние источниковой базы, современный уровень методики ее использования, а также сложившаяся историографическая ситуация обязывают к осторожности в оценке темпов феодализации в средневековой Руси. Сомнений в справедливости широко распространенных одно время представлений о феодальном характере древнерусского периода и, соответственно, достигнутой степени зрелости феодальных отношений в Х1У-ХУ вв. теперь не избежать. Как итоги подобного рода сомнений и размышлений уже появились работы, иначе характеризующие социальные конфликты в Древней Руси в целом и в древнерусском Новгороде в частности. Предприняты попытки иного прочтения истории социальной борьбы и общественного строя в Х1У-ХУ вв. Речь прежде всего идет о трудах представителей историографического направления, сложившегося в 1980;90 гг. на историческом факультете С.-Петербургского университета.46 Вместе с комментарий к Русской Правде // Новгородский сборник. 50 лег раскопок Новгорода. С. 138−155. Ср.: Андреев В. Ф. О генезисе феодальных отношений.
45 Янин В. Л. Новгородские посадники. С. 11.
46 Об историографических предпосылках данного исследовательского направления см.: Фроянов И. Я. 1) Советская историография о формировании классов и классовой борьбе в Древней Руси // Советская историография классовой борьбы и революционного движения в России. Л., 1967. Ч. I.- 2) К вопросу о городах-государствах в Киевской Руси (историографические и историко-социологические предпосылки) // Город и государство в древних обществах / Отв. ред. В. В. Мавродин. Л., 1982. С. 126−140- 3) Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. Л., 1990; Пузанов В. В. Княжеское и государственное хозяйство на Руси Х-ХН вв. в отечественной историографии XVIII — начала XX в. Ижевск, 1995; Дворниченко А. Ю. 1) Русские земли Великого княжества Литовского. С. 5−29 и сл.- 2) Владимир Васильевич Мавродин. СПб., 2001; Кривошеее Ю. В. Русь и монголы. С. 6−22 и сл.- Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь. С. 10−88 и сл. тем, обоснованный вывод, согласно которому новгородские усобицы — это в значительной мере борьба сторон и борьба концов, прошел проверку временем и, на взгляд автора, служит отправным пунктом для новых исследований проблемы. Характеристика указанных структурных подразделений средневекового Новгорода, выяснение их генезиса и традиционных особенностей взаимоотношений, таким образом, приобретают первостепенную важность.
Методологическую основу диссертации определило убеждение в приоритете прав «источника и факта» над любыми теоретическими конструкциями, 47 а также убеждение в том, что у науки истории есть собственное теоретическое «самосознание"48.
Многозначность темы новгородских усобиц под стать широте предмета исторической науки. Наука история — «это сумма всех возможных историй, всех подходов и точек зрения — прошлых, настоящих и буду.
49 щих", она охватывает всю совокупность социальных явлении минувшего. Я не поддерживаю попыток лишить исторические занятия глубокого интеллектуального смысла и свести их к «описанию» прошлого (в то время как «объяснение» объявляется уделом социальной философии). Ошибочными кажутся и представления, ограничивающие историческое исследование реконструкцией только событийно-политической истории.50 Изучение истории предполагает наличие двух одинаково необходимых и взаимодополняющих точек зрения: «истории событий» и «истории культуры». Политические события, необязательно самые значимые для той или иной эпохи, но непременно «титульные» и обладающие свойством сплетать раз.
47 Ср.: Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. М., 1997. С.
11.
48 См.: Мизес Л. Теория и история. .С. 223−226.
49 Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории. М., 1977. С. 128. — Разумеется, «сумма» здесь — не простое арифметическое сложение, но предпосылка нового качества. В этом смысле любое обращение к прошлому с целью его научной реконструкции является задачей исторической науки. нопорядковые событийные ряды в единую повествовательную канву, находятся на переднем плане событийной истории. Общественные занятия, учреждения, верования, обычаи и нравы, идеи и художества etc. традиционно составляют материал культурной истории. В практике исторических описаний и исследований обе точки зрения сосуществовали всегда. Прошлое невозможно описать только в терминах развития, как его невозможно описать только под углом зрения результатов. Самые «событийные» из историков минувших времен не могли ограничиться повествованием о «событиях» и позади глав политической истории помещали главы, посвященные «быту» или «состоянию».51 Исстари ведется, что при рассказе о прошлом «история событий» чередуется с «историей культуры». Смена событий образует процесс, культура в первую очередь поддается изучению как проявляющая себя в развитии, но сложившаяся целостность.52.
Разумеется, сказанное нельзя абсолютизировать. Новейшая культурология в поисках философского определения культуры (таких определе.
53 ний на сегодняшний день — сотни), предпочитает избегать некогда весьма распространенные выражения — «совокупность результатов», «совокупный результат». Впрочем, к какому бы итоговому выводу не пришли философы, культура как историческая категория, существуя практически столько же, сколько и сама наука история, предполагает свои особенности. Исследовательская традиция, основанная на «культурно-исторической точке зрения», богата и разнообразна, а ее достоинства очевидны. Достаточно вспомнить, что «как бы ни решался вопрос о влиянии личности на создание «событий», «история культуры» вправе сделать то, чего не может.
50 Петров А. В. О двух ракурсах изучения истории II Мавродинские чтения. Сб. статей / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002. С. 12−17.
51 Например, см.: Ксрамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. М 1991. Т. П-Ш. С. 463−479- Соловьев С. М. История России с древнейших времен. В 15 кн. М., 1959. Кн. I. Т. 1−2. С. 222−275.
52 О понятиях «процесс» и «структура» см.: Варг М. А. Категории и методы исторической науки. М., 1984. С. 117. сделать повествовательная история: оставить в стороне случайный, а отчасти и индивидуальный характер исторических «событий» «.54.
Потребность в применении обоих взаимонеобходимых способов видения прошлого дала о себе знать и при изучении социально-политической истории средневекового Новгорода. С одной стороны, разработка темы требовала последовательного и непрерывного прослеживания линий социально-политической борьбы, сплетавшихся в единую событийную цепь, каждое звено которой — и большое, и малозаметное — тесно связано с предыдущим и важно для понимания явления в целом. С другой стороны, избранная тема требовала раскрытия и показа основных начал общинно-вечевого уклада, особенностей политической культуры и общественного сознания древних новгородцев.
Оставляя в стороне «случайный и индивидуальный характер событий», последний план исследования и позволяет ставить вопрос о том, что строй древнерусских вечевых собраний свою первоначальную санкцию получил в рамках дохристианского сознания и нес на себе его отпечаток. Важнейший принцип русского средневекового права — неделимость верховной власти, нераздельность действий ее форм 55 восходит к «одиначе-ству» вечевой эпохи, предполагавшему как христианскую, так и языческую трактовку. Вечевое «одиначество» имело не только политический, но и религиозный смысл, который Христианство стремилось переработать в своем духе.
Несмотря на то, что сделанные в диссертации наблюдения и выводы не претендуют на неопровержимость, результаты исследования могут по.
53 Например, см. Kroeber A. L., Clackhohn С. Culture. A Critical Review of Concepts and Definitions. Cambridge (Mass.). 1952; Каган M. С. Философия культуры. СПб., 1996. С. 10−18 и сл.
54 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М., 1993. Т. I.
С. 57.
55 Сергеевич В. И. Лекции и исследования. С. 57−58, 60, 62- Владимирский-БудановМ. Ф. Обзор истории русского права. С. 69, 78, 80, 200- Ермошин В. В., Ефремова Н. Н., Исаев И. А., Карпец В. И. и др. Развитие русского права в XV — первой половине ХУЛ в. М., 1986. С. 88, 99−100, 102, 106,109. служить отправной точкой для будущих разысканий в области истории русского средневековья. Они намечают подходы к решению ряда научных проблем, связанных с темой представленной работы. Например, ближайшей задачей автора, или его историков-единомышленников, может стать анализ проблемы соединения Новгорода и Москвы в едином государстве. Новейшие исследования, включая настоящую диссертацию, подготавливают для обсуждения, всесторонней аргументации и проверки на основании исчерпывающего привлечения имеющихся материалов, положение о том, что к московскому взятию вечевой Новгород приближался, не исчерпав своего исторического потенциала.
Материалы и выводы диссертации также могут быть использованы при создании обобщающих трудов по русской истории, при написании учебников, учебных и учебно-методических пособий, при подготовке общих и специальных курсов, читаемых в высших учебных заведениях, в научно-популярной и публицистической литературе.
Положения диссертации в наиболее полном и завершенном виде опубликованы в монографии56 и отражены в научных статьях автора за.
1991;2003 гг. Кроме того, на протяжении указанных лет отдельные по.
56 Петров А. В. От язычества к Святой Руси. Новгородские усобицы (к изучению древнерусского вечевого уклада). СПб., 2003. — Для обозначения авторского замысла в заглавии монографии, в нём использовано условное понятие. Под «Святой Русью» подразумеваются христианские начала в жизни русского средневекового общества, противостоящие традициям язычества. (В свою очередь, «усобицы» — наиболее характерное наименование внутриновгородских конфликтов Х1-ХУ вв. «Вечевой уклад» — древнерусское общественно-политическое устройство, основанное на непосредственной демократии, прежде всего выражавшейся в деятельности городских вечевых собраний.).
57 Петров А. А 1)0 борьбе «старейших» с «меньшими» и выступлениях «крамольников» в Новгороде второй половине ХШ в. // Вестник ЛГУ. 1991. Сер. 2. Вып. 1- 2) О некоторых спорных вопросах изучения социально-политической истории Новгорода начала ХШ в. // Актуальные проблемы историографии дореволюционной России / Отв. ред. В. В. Пузанов. Ижевск, 1992; 3) Несколько замечаний о городских сотнях Новгорода ХН-ХШ вв. // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1992. Вып. 4- 4) Данные этнографии и возможности исторической реконструкции некоторых моментов истории древнерусского Новгорода // Историческое познание: традиции и новации: В 2 ч. / Сост. и общ. ред. В. В. Иванова и В. В. Пузанова. Ижевск, 1993; 5) Марфа Борецкая- 6) Русь и варяги // Старые годы. 1994. № 2- 7) К изучению отношений с князьями и внутренней борьбы в Новгороде второй половины ХШ в. // Славяно-русские древности. Вып. 3: Проблемы истории Северо-Запада Руси / Под ред. И. В. Дубова, И. Я. Фроянова. СПб., ложения диссертации докладывались на научных конференциях различносо го уровня (включая международный) и публиковались в виде тезисов научных докладов.59 Диссертация была обсуждена, получила высокую оценку и рекомендована к защите на кафедре истории России с древнейших.
1995; 8) Сословная рознь и территориальное соперничество в Новгороде в первой половине XIV в. // Средневековая Русь: Сб. научн. статей к 65-легию со дня рождения проф. Р. Г. Скрынникова / Сост. С. В. Лобачев, А. С. Лавров. СПб., 1995; 9) «Оусобица бысть в Новегороде, и смири владыка Семионъ» (о борьбе новгородских сторон в 1418 г.) // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 1995. Вып. 1- 10) «Скърбь пожарная» 1442 г. в Новгороде // Петербургские чтения — 96: Материалы Энциклопедической библиотеки «С.Петербург — 2003» / Отв. ред. Т. А. Славина. СПб., 1996; 11) Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине XIV века // Средневековая и новая Россия: Сб. научн. статей к 60-летию проф. И. Я. Фроянова / Отв. ред. В. М. Воробьев, А. Ю. Дворниченко. СПб., 1996; 12) Традиционное членение и некоторые особенности внутриполитического развития средневекового Новгорода // Историческая этнография: Русский Север и Ингерманландия / Под ред. И. Я. Фроянова. СПб., 1997; 13) Вечевой Новгород- 14) О вечевом народовластии в древнем Новгороде- 15) Предварительные замечания о «грамотах Ярослава» // Университетские Петербургские Чтения / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002; 16) К вопросу о «грамотах Ярослава» // Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2002. Вып. 4- 17) О двух ракурсах изучения истории // Мавродинские чтения: Сб. статей / Под ред. Ю. В. Кривошеева, М. В. Ходякова. СПб., 2002; 18) Свв. сыновья князя Владимира и паракенотипические акценты в ранней русской историографии // Александр Невский: Проблемы истории России. Усть-Ижора, 2002; 19) События 1209 г. в Новгороде и грамоты Ярослава // Российская государственность. История и современность / Отв. ред. М. В. Ходяков. СПб., 2003.
58 Межвузовские научные конференции «Прошлое Новгорода и Новгородской земли» (Новгород. 10−12 ноября 1992 г.- 16−18 ноября 1993 г.- 15 ноября 1994 г.) — городские научные конференции «Петербургские чтения» («Петербург и Россия» 13−15 апреля 1994 г.- «Петербургские чтения — 96») — межвузовские научные конференции: «Мавродинские чтения: Исторический опыт русского народа и современность» (Санкт-Петербург, 10−12 октября 1994 г.), «Историческая психология и ментальность» (Санкт-Петербург, 27−28 апреля 2000 г.) — всероссийские научные конференции: «Университетские Петербургские Чтения» (Санкт-Петербург, 19−20 декабря 2001 г.), «Мавродинские чтения» (Санкт-Петербург, 23−24 апреля 2002 г.), «Российская государственность: История и современность. К 300-летию Санкт-Петербурга, 80-легию образования Союза ССР, 85-летию революции 1917 г.» (Санкт-Петербург, 10 декабря 2002 г.) — международная научная конференция «Женщина в гражданском обществе: История. Философия. Политика» (Санкт-Петербург, 6−7 июня 2002 г.).
59 Петров А. В. 1) Стороны, концы и сотни в Новгороде X1I-X11I вв. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Тезисы докладов и сообщений научной конференции / Отв. ред. В. Ф. Андреев. Новгород, 1992; 2) 1210-е годы в социально-политической истории Новгорода // Там же. 1993; 3) Усобная брань 1418 г. и владыка Семион // Там же. 1994; 4) К изучению эволюции политического строя Новгорода XII—XV вв. // Петербургские чтения: Петербург и Россия / Отв. ред. Т. А. Славина. СПб., 1994; 5) О новгородских событиях 1418 г. II Исторический опыт русского народа и современность / Отв. ред. И. Я. Фроянов. СПб., 1994; 6) Марфа Посадница и вечевой Новгород // Женщины в гражданском обществе: История, философия, социология / Сост. и отв. ред Г. А. Тишкин. СПб., 2002. времён до XX в. исторического факультета Санкт-Петербургского Государственного университета.
Основные выводы диссертации подкрепляют давно высказанное в историографии положение, согласно которому роковой и последний удар вечевому Новгороду был нанесён не изнутри, а извне.11 Выводы диссертации закладывают предпосылки нового обсуждения данного тезиса.
Вторая половина XIV, и особенно XV в., характеризовались нарастающими объединительными процессами в русских землях. В глубинной основе этих процессов лежали не столько усиливающиеся экономические связи между отдельными областями, сколько общенациональная потребность в политическом единстве перед лицом внешней угрозы. Наметились и центры, проводившие объединительную политику. Полюсами притяжения стали Литва и Москва. Деятельность их князей по расширению своих.
11 Костомаров Н. И. Северно-русские народоправства.- Скрынников Р. Г. 1) Трагедия Новгорода. М., 1994; 2) История Российская. 1Х-ХУП вв. М., 1997. владений объективно соответствовала стремлению русских земель к объединению. Вместе с тем, следует отметить, что формы присоединения у Москвы и Литвы были различными. Литовские князья оставляли на местах больше самостоятельности, чем московские, не ломали прежних порядков: земли и княжества входили в состав их владений на федеративной основе. Стиль отношений литовских князей с классом крупных землевладельцев отличался от московского. В то время, как в Московском государстве возрастала степень зависимости феодалов от государственной власти, в Литовском закладывались основы своеобразной «шляхетской демократии». Тесно связанный с другими областями древней Руси, Новгород не мог оставаться вне общерусского исторического процесса. XV в. поставил Волховскую столицу перед необходимостью выбора дальнейшей политической ориентации, по существу, выбора между Москвой и Литвой. «Литовская модель» в конечном счёте оказалась исторически бесперспективной, привела к упадку и гибели государства. Но новгородцам XV в. именно она виделась наиболее приемлемой, ибо позволяла сохранить древнюю вечевую вольность. Поэтому на берегах Волхова позиции литовской партии являлись сильнейшими. Усматривать в деятельности лидеров данной партии предательство общерусских национальных интересов преждевременно. Несмотря на то, что самые оживлённые отношения, прежде всего, в политическом и экономическом планах, Новгород традиционно имел с Ни-зовскою землёю и её центрами (Суздалем, Владимиром, Тверью, наконец, Москвой), не следует преувеличивать степень этнической близости Новгорода XV в именно к этой части древней Руси. Новгородско-псковский северо-запад позднее московско-владимирского северо-востока войдёт в регион формирующейся великорусской народности. В Новгороде долго сохранялись древнерусские формы жизни, не только с характерным для неё вечевым укладом, но и с традициями своеобразного «полисного патриотизма». Эти традиции придавали этническому самосознанию новгородцев специфические черты, усиливая его региональную окраску и ослабляя общенациональный фон. Сознание принадлежности к великорусской народности, идущей на смену менее консолидированной древнерусской народности, ещё не успело возобладать на берегах Волхова. Не успев стать Великороссией, Новгород Руси в древнем смысле этого понятия не изменял. Великое княжество Литовское и Русское на 90% состояло из восточнославянских земель, население которых даже считало Русью именно своё государство, а не «Московию». При таких условиях обращение новгородцев к великому князю Литовскому являлось прежде всего попыткой сохранить основы социально-политического строя республики, которые, как было очевидно, неминуемо подверглись бы демонтажу при московском варианте централизации. «Литовская партия» не хотела допустить данного варианта. Более того, борьба за сохранение вечевого строя означала для новгородцев XV в. борьбу за независимость Отечества. Поэтому Н. И. Костомаров в своём ярком очерке присоединения Новгорода к Москве имел все основания «патриотической» называть именно «литовскую партию».12.
14 декабря 1477 г. новгородцы приняли условия Москвы, ниспровергшие их народовластие и лишившие государственной самостоятельности. Новгород принёс присягу на верность великому князю Московскому, а Иван Ш целовать крест Новгороду отказался. При этом он следовал политическому порядку, стержнем которого являлась строгая централизация и безусловное подчинение верховной власти всех сословий. Московское государство не было «договорно-правовым». Зарождавшееся, по точному определению В. О. Ключевского, «под гнётом внешнего ига» и строившееся «среди упорной борьбы за своё существование», оно представляло собой «вооружённую Великороссию, боровшуюся на два фронта».13 В государстве — боевом стане на первый план неминуемо выдвигались не права.
12 Костомаров Н. И. Русская республика (Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: История Новгорода, Пскова и Вятки). М.- Смоленск, 1994. С. 102−154. сословий и корпораций, а их обязанности перед отечеством. Одни служили копьём и головой до последней капли крови, бессрочно, не думая о каких-либо договорно-правовых ограничениях своей службы и удивляя при этом заезжих западноевропейских наблюдателей, другие обеспечивали первых и платили подати в казну.14 И над первыми и над вторыми возвышалась власть московского государя, неизбежно большая по объёму, чем власть современных ей монархов Европы, имевшая религиозную санкцию и приобретшая своеобразный отечески-покровительственный оттенок.
Но строй Великорусского государства, ставшего историческим «ответом» на «вызов» внешней угрозы, нельзя мыслить лишенным предпосылок в предыдущем развитии. «Мирская» традиция никогда не прерывалась в русской истории.15 Неизменно возрождалось в России и земское самоуправление. Уничтожение новгородского веча «.не означало уничтожения Москвой северного народоправства как местного устройства. „Собирая“ русские земли, Москва „собирала“ и их уклады, включая их в уклад общегосударственный».16 Эпоху вечевого народовластия, высший взлет которого — в Великом Новгороде, и времена Московского самодержавия прочно связывает древнерусское начало «одиночества», неделимости власти. Вне учета данного принципа не получают адекватного объяснения ни характер самой московской монархии и ее религиозно-нравственное значение, ни характер Земских Соборов и Боярской Думы, ни взаимные отношения этих форм власти.
Строгая московская централизация была единственно возможным и необходимым условием сохранения благополучия и свободы Великорос-сии. Поэтому в борьбе Новгорода и Москвы столкнулись две исторические.
13 Ключевский В. О. Курс Русской истории, ч.2. // Соч. В 9 т. М., 1988. Т. П. С. 372 и др.
14 Нестеров Ф. Ф. Связь времен. М., 1980. С. 35.
15 Например, см. Покровский Н. Н. Мирская и монархическая традиции в истории российского крестьянства // Новый мир. 1989. № 9.
16 Ермошт В. В., Ефремова Н. Н., Исаев И. А., Карпец В. И. и др. Развитие русского права в XV — первой половине ХУП в. С. 109. правды, 17 Первая заключалась в том, что существование вечевой Новгородской республики в конце XV в. имело достаточные исторические оправдания. Но исторически оправданными были и действия Москвы по собиранию русских земель в единый боевой лагерь, ни будь которого, русский народ не смог бы отстоять свою независимость и обеспечить себе достойное будущее. При таком подходе, намеченном ещё Н. М. Карамзиным, обоснование исторической необходимости присоединения Новгородской земли к Московскому государству не исключает признания ценностей вечевой республики и сожаления об их утрате.
17 Петров А. В. 1) Марфа Борецкая // ВИ. 1994. № 12- 1) Вечевой Новгород // История России: Народ и власть. СПб., 1997. С. 95−132- 2) О вечевом народовластии в древнем Новгороде (к постановке проблемы) // Исследования по русской истории. Сб. статей к 65-летию проф. И. Я. Фроянова / Отв. ред. В. В. Пузанов. СПб.- Ижевск, 2001.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
В начале политической истории вечевого Новгорода как территориально-общинного образования стоит величавая фигура Ярослава Владимировича Мудрого. В ходе событий 1016 г., в интересах и с ведома широкого народовластия, князь избил старинную родовую «аристократию» и в Яро-славовых грамотах поклялся вместе с новгородцами в «одиначестве» («яко быти всемъ одинакымъ, казнить злыхъ, ласкать добрыхъ»). Обязываясь блюсти «однначество», новгородцы провозглашали демократическое единство веча, согласие и равенство частей города, а князь обещал не раскалывать городскую общину. Произошло рождение вечевого строя целой исторической формации XI — начала XV в. Конечно, впереди были десятилетия и даже века развития — князья, получавшие новгородский стол из рук великого князя Киевского, долго не решались составить одно властное целое с вечем и отрешиться от своих династических возможностей и претензий, — но начало было положено.
Принцип политического «одиначества», впервые в отечественной истории записанный в грамотах Ярослава, сам по себе не был изобретением Новгорода. Он составлял важнейшую сущностную черту древнерусского вечевого уклада. Без единодушия веча и нераздельности форм власти как нормы и правила этот уклад функционировать не мог. Выросшее из древности, «русское начало единомыслия» характеризовало политико-юридический быт и Московского государства.1.
Возникновение принципа «одиначества», вероятно, следует относить еще ко временам праславянских племенных собраний. Есть данные, что на этих собраниях царили несогласия, которые удивляли византийских наблюдателей. Дух противоречия был настолько силен среди архаического.
1 Ермошин В. В., Ефремова Н. #., Исаев И. А., Карпец В. И. и др. Развитие русского права в XV — первой половине XVII в. М., 1986. С. 88−109.
Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону, 1995. С. 76. славянства, что влиял даже на его военную культуру, сказываясь на способах ведения войны.3 Допустимо предположить, что начало соперничества, издревле характеризовавшее жизненный уклад славян, стимулировало поиски и особого действенного противовеса, который и был найден в форме интересующего нас принципа. Новое дыхание этот — не менее древний — принцип славянского жизнеустройства получил в эпоху перехода от племенного быта к строю земель-волостей.
В политическом «одиначестве» на Руси со временем воплотилось нечто большее, чем потребность в устроении власти. «Одиначество» заявило о себе и как религиозно-нравственный принцип народной жизни, готовый и способный к христианизации. В определенном и важном смысле традиционные институты дохристианской Руси становились теми «новыми мехами» для «вина нового, учения благодатного», о которых писал митрополит Иларион.4.
Давно известно, что научная реконструкция новгородского (и шире — древнерусского) средневековья невозможна без анализа тенденций исторических текстов, на основе которых она осуществляется. Вскрывая и объясняя авторскую позицию летописцев, необходимо отдать должное влиянию на летописную историографию идей и настроений русского религиозного кенозиса. В таком ракурсе анализа летописные источники приоткрывают новый пласт содержащейся в них информации. Учет дидактических, учительных задач летописцев, озабоченных внедрением и отстаиванием христианских смыслов и ценностей, и обнаружение в связи с этим полемической направленности текстов, повышает информативность источника и расширяет возможности исторического исследования. Древнерусская литература не единожды затрагивала мотивы, близкие к теме ре.
3 «Пребывая в состоянии анархии и взаимной вражды, они ни боевого порядка не знают, ни сражаться в правильном бою не стремятся, ни показываться в местах открытых и ровных не желают». («Стратегикон» Маврикия // Свод древнейших письменных известий о славянах. 2-е изд., испр. / Отв. ред. Л. А. Гиндин, Г. Г. Литаврин М., 1994. Т. I (I-VI вв.). С. 371. лигиозного кенозиса. Они заметны и в летописном рассказе о событиях в Новгороде в 1016 г., ив знаменитом Сказании о призвании варягов. У авторов более позднего времени эти мотивы также на слуху: текст, повествующий об «усобной брани» 1418 г., нацелен на разоблачение языческой морали мести и выстроен идеей христианского прощения. На мой взгляд, есть основания для постановки вопроса о своеобразной «паракенотипиче-ской» интерпретации в летописи событий древненовгородекой истории.5.
Антипод политическому «одиначеству» — междоусобия Новгорода XI — начала XV в. — не были беспорядочной борьбой, говорящей лишь о несовершенстве общественных порядков и остроте внутригородских противоречий. Вспыхивая на вече и затрагивая вопросы принадлежности посадничества и княжеского стола, они дают нам яркие свидетельства о специфике новгородского народовластия, признававшего большие права за составными частями города — его самоуправляющимися районами. В моменты социальных коллизий именно эти районы образовывали противостоявшие вечевые «партии». Неслучайно С. Ф. Платонов подчеркивал, что междоусобия древнего Новгорода открывают нам его внутреннюю организацию6 В этом замечании выдающегося знатока русского средневековья — главное оправдание темы настоящего исследования.
Важнейшая особенность новгородского народовластия заключалась в том, что оно было властью составлявших Новгород общинных корпораций (сторон, концов, улиц), которые образовывали самоуправляющиеся части города и придавали городской общине как целому федеративный характер. Общеновгородское вече в первую очередь являлось совещанием сторон и концов.
4 Слово о Законе и Благодати митрополита Илариона // Библиотека литературы Древней Руси: В 20 т. СПб., 1997. Т. I. С. 38−39.
5 Петров А. В. Свв. сыновья князя Владимира и паракенотипические акценты в ранней русской историографии // Александр Невский: Проблемы истории России. Усть-Ижора, 2002. С. 32−42.
6 Платонов С. Ф. Великий Новгород до его подчинения Москве в 1478 г. и после подчинения до Ништадтского мира 1721 г. 2-е изд. Новгород, 1916. С. 5.
Данное положение восходит к наблюдениям Н. И. Костомарова. По-видимому, в общей форме оно не способно вызвать больших возражений. О «неразвитой», но все же «федерации» в Новгороде пишут и те современные исследователи, которые при этом подчеркивают, что «принципиальный для федерации вопрос о соотношении власти центра и мест, об особой компетенции города и конца четко решен не был."8.
Представляется плодотворным рассмотрение истории новгородского вечевого народовластия в ракурсе сопоставления двух порядков интересов: городской общины как целого и отдельных самоуправляющихся районов города.
Социально-политическая история Волховской столицы отражала ключевой факт наличия федеративного устройства. Новгород всегда состоял из двух и более частей, и его государственное единство зависело от согласия данных составных частей. В то же время противоречия между ними были обычным делом. В связи с этим важнейшей задачей развития новгородского народовластия стало создание условий и порядков, способных сдерживать общественные конфликты и содействовать укреплению федерации.
В Х11-ХУ вв. концы Новгорода представляли собой территориальные общины, объединение которых образовывало городскую общину как целое. В этой общине шел процесс социального и имущественного расслоения, давало о себе знать корпоративное сплочение боярства, но на протяжении всего изученного периода рядовые общинники не теряли права и возможности активного участия в вечевой жизни. Показательно в этой связи, что внутригородские столкновения в XII — начале XV в. обычно оказывались борьбой территориально-общинных корпораций (сторон и концов).
Костомаров Н. И. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада: В 2 т. СПб., 1863. Т. 2. С. 7 и др.
8 Графский В. Г., Ефремова Н. Н., Карпец В. И. и др. Институты самоуправления: историко-правовое исследование. М., 1995. С. 140.
Вопреки распространенным взглядам на социальную борьбу в средневековом Новгороде как классовую и внутриклассовую на всех этапах развития, данное явление предстало перед нами многоплановым, несводимым к классовым и внутриклассовым противоречиям и постоянно меняющимся в избранных хронологических пределах. Оно далеко не сразу стало включать в себя конфликты, связанные с материальными и сословными различиями новгородцев.
Вопрос о генезисе территориальных подразделений Новгорода и происхождении их специфических взаимоотношений приводит к проблеме дуальной организации первобытного общества. По образному выражению А. М. Золотарева, подобно душе буддиста она продолжала жить перевоплощенной уже во вполне исторические времена в виде ряда элементов общественного устройства и сознания.9.
Стороны — наиболее архаический тип традиционного членения Новгорода, сложившийся на основе дуальных половин первобытного целого. На протяжении XIII — начала XV в. стороны, как когда-то самоуправляющиеся территории, сохраняли заметные черты прежнего значения в моменты усобицу в обычное время они оставались топографическими единицами. В результате окончательного распада родоплеменных связей в процессе преобразования сторон, из них стали развиваться концы — самоуправляющиеся районы, которые соответствовали территориально-общинному устройству и по содержанию, и по форме. Стороны и концы Новгорода как самоуправляющиеся районы, генетически связанные с дуальной организацией, знали многочисленные параллели в районных общинах целого ряда «докапиталистических» городов мира, как Старого, так и Нового света.
Уходящая корнями в глубокую старину городская структура способствовала длительному сохранению порожденного дуальной организацией первобытного общества института традиционной вражды и соперничества.
9 Золотарев А. М. Родовой строй и первобытная мифология. М., 1964. С. 291. между жителями городских членений. Новгородские усобицы — явление очень древнее, оно, несомненно, старше феодализма и социального расслоения новгородцев. Столь же древним рисуется и противовес усобицам — «одиначество». Летописцы недвусмысленно связывали столкновения сторон с языческими представлениями и обычаями. Традиционное соперничество унаследовали и концы. Зародившееся как ритуальное взаимоотношение дуальных половин архаического целого, традиционное соперничество прошло долгий исторический путь и со временем сказалось и на столкновениях территориальных корпораций Новгорода вокруг государственных должностей. Борьба за власть началась еще в конце XI в., когда на берегах Волхова, как показал В. Л. Янин, возник институт выборного на вече посадничества, ставший «яблоком раздора» между частями Новгорода. Отношения соперничавших городских районов, составлявших на вече различные «партии», не могли не затронуть и вопроса об обладании этой общинной магистратурой.10.
XII в. был для Новгорода временем высвобождения из-под власти великого князя Киевского. В этом плане большое значение имели события 1136−1138 гг., в ходе которых восторжествовал принцип «вольности в князьях». После событий 1136−1138 гг., прошедших под знаком общеновгородского единства, появилось больше возможностей для развития борьбы вечевых группировок, состоявших из жителей различных территориальных подразделений Новгорода, за государственные должности. Характерной чертой многих внутригородских конфликтов стала вовлеченность в них князей. Отсюда и связь княжеских смен со сменами посадников. До 80-х годов XII в. внутренняя борьба в Новгороде развивалась на основе соперничества сторон. С 80-х годов ее участниками выступили отдельные концы. Таким образом, оформление концов, как самостоятельных полити.
10 В определенном смысле, как и в случае с эволюцией института соперничества у других народов, «это лишь позднейшая трансформация традиционной ритуальной вражды между двумя половинами города» (Толстое С. П. Древний Хорезм. М., 1948. С. 284). ческих единиц внутри Новгорода, и закрепление за последним характера их федерации произошло на исходе XII столетия. В свою очередь, необходимо различать борьбу сторон и борьбу концов, поскольку сами эти корпорации возникли на разных стадиальных уровнях социальности. С началом кончанских столкновений противостояние сторон не уходит в прошлое. Поэтому борьба сторон и борьба концов — не два периода в истории новгородской межрайонной борьбы, но (с 80-х гг. ХП в.) — два сосуществовавших ее элемента, один из которых развился из другого, древнейшего. Борьба сторон должна рассматриваться как наиболее архаический пласт соперничества древних частей Новгорода ХП-ХУ вв.
В XIII в. в развитии новгородского народовластия усилилась тенденция к совершенствованию политического устройства республики, к сдерживанию непрерывной и ожесточенной межрайонной борьбы. Вместе с тем, в XIII в. возникли конфликты, сопровождавшие социальное расслоение новгородцев. С первой тенденцией связаны использование интегрирующих качеств сотенного устройства, кратковременная, но показательная практика занятия посадничества сообразно «старшинству», развитие консолидирующих сторон правового и морального сознания городской общины, изменения в посадничестве конца XIII в. Причем процессы сплочения боярского сословия, проявившиеся во второй половине XIII в., не должны мешать восприятию генерального процесса развития Новгорода как федеративного целого, совершенствовавшего равноправие и взаимное согласие своих составных частей. Вторая тенденция прежде всего сказалась в сословной розни «вятших» и «меньших», отличавшей события 1255−1259 гг. Впервые в новгородской истории рубежи социального конфликта размежевали не жителей отдельных территорий, но различные сословные группы, наметившиеся внутри городской общины. Процессы социального расслоения сказались и в выступлениях «крамольников», антивечевой характер которых виден уже в самом их названии. Как и открытое столкновение «вятших» с «меньшими», выступления «крамольников» порывали с традицией новгородских движений в русле вечевой законности, в то время как использование форм последней было присуще большинству общественных конфликтов XII — начала XV в.
Можно с полной уверенностью подтвердить аттестацию древнерусского веча как начального воплощения отечественной демократии. На протяжении всего рассмотренного в периода на новгородском вече (собрании корпораций прежде всего, и уже затем отдельных новгородцев) принцип большинства, составляющий основу всякой демократической системы, оборачивался принципом единогласия. Но новгородская демократия, с одной стороны, не оставлявшая места для волеизъявления меньшинства, с другой стороны, представляла уникальный пример и твердости его прав, доходивших до права на раскол. Главная причина ожесточенности и перманентности социально-политической борьбы на берегах Волхова — в трудности достижения компромиссов между вечевыми «партиями», усугубляемой традиционным соперничеством.
В середине XIII в. над Новгородом утвердился великокняжеский суверенитет. Это открыло новую главу в истории новгородской княжеской власти. Наметился отход князей от «одиначества» с вечем, стимулировавший формирование собственно вечевой администрации на фоне консолидации городской общины и сплочения боярства. Однако лишь на переломе XIV и XV вв. сформировался статус княжеской власти последнего периода новгородской независимости.
В XIV — начале XV в., как и в ХН-ХШ вв., рубежи внутригородских раздоров в первую очередь разделяли жителей разных территориальных подразделений Новгорода. Вместе с тем, со второй половины Х1П в. наблюдается отчетливый рост социальной и политической активности новгородского «плебса» — «меньших», «простой чади», «черных людей». Объединяясь по сословному признаку, «черные люди» осуществляли самостоятельные политические акции, шедшие вразрез как с принципами традиционного вечевого правопорядка, так и с позицией социальных верхов Новгорода. Кроме того, выходцы из плебейских кругов устраивали несанкционированные законным общегородским вечем грабежи имущества новгородцев во время пожаров. Кульминация сословной розни связана с событиями 1342 г. В дальнейшем она явно идет на спад. Всю вторую половину XIV в. о ней ничего не слышно. В событиях 1418 г. рознь между знатью и «плебсом» сказалась лишь косвенным образом. Эти события представляли собой ярчайший пример перерастания лично-бытового конфликта в городскую усобицу на фоне традиционных отношений вражды и соперничества между древними частями Новгорода. Обращает на себя внимание роль элементов языческого сознания в развитии внутренних коллизий в XIV — начале XV в. Языческое в своей основе понимание пожаров и стихийных бедствий, отношение к представителям соседских общин, традиции вражды и соперничества придавали социальной борьбе на берегах Волхова черты выраженного своеобразия.
Подъем социальной энергии «черных людей», питавший их «крамольные» действия внутри Новгорода, а с 20-х гг. XIV в. — движение «ушкуйников», не получил продолжения. На рубеже XIV и XV вв. обусловленная им линия развития внутригородских конфликтов была блокирована стабилизацией новгородского общества и государства. Эта стабилизация связана с достигнутыми к указанному времени успехами в регламентации посадничества и с превращением новгородских бояр в крупных землевладельцев-феодалов. Новгородская земля стала феодальной республикой. Но победа боярской олигархии не означала ни фактической ликвидации, ни вырождения вечевого народовластия. Имея перед собой пример событий 1418 г., трудно говорить о том, что бояре «подмяли» под себя вече. Изобильная парадоксами новгородская история не делала исключающими друг друга понятия «вече» и «боярская олигархия». На вершинах городской власти бояре являлись представителями своих общин-корпораций, в которые они входили вместе с рядовыми горожанами, и боярское влияние в которых во многом зависело от традиции. Установлением боярской олигархии, конституировавшейся в форме территориально-представительной структуры, решалась давняя и важнейшая проблема вечевой общины как целого. Посадничество перестало быть «яблоком раздора» между древними частями города. Поэтому важно подчеркнуть общегородскую заинтересованность в реформах посадничества, при анализе которых акцент обычно делается на их олигархической составляющей.
Политическая эволюция Новгорода была эволюцией древнерусской городской общины, успешно изживавшей недостатки своей «дофеодальной демократии» со слабо выраженной дифференциацией правительственных функций и успешно приспосабливавшейся к новым условиям, создаваемым процессом феодализации. В затронутом аспекте внутриполитическое развитие не подтачивало жизненные силы республики, приближая ее к краху, но стабилизировало ситуацию на берегах Волхова. К началу XV в. в Новгородской земле сложился особый тип феодального государства, сохранявшего не одну только видимость вечевого народовластия.
