Образы пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского

Творчество Арсения Александровича Тарковского — одно из наиболее значительных явлений в русской поэзии XX века. Между тем, в силу многих причин и при жизни поэта, и за двадцать лет, прошедших после его смерти, творчество А. Тарковского не исследовано в полной мере в литературоведении. При всем многообразии литературно-критических статей, рецензий, обзоров следует, однако, признать, что творчество Арсения Тарковского не стало предметом углубленного литературоведческого исследования по следующим причинам: отсутствие научного, академического издания поэта1- нет научного комментария к текстам поэтане опубликован архив (письма, записные книжки, черновики)2- не изучено мировоззрение поэта, его эстетические и философские взглядыне формализована система мотивов его поэтического мираотсутствуют работы о формах авторского сознания А. Тарковского. Художественная значимость творчества поэта диктует сегодня необходимость определить роль и место его произведений в литературном процессе, рассмотреть поэтический мир автора в его целостности и развитии.

Время, в котором выпало жить А. А. Тарковскому, — сложное и противоречивое. Не однажды сменялась «поэтическая иерархия», изменялась система ценностей, но, тем не менее, однажды настал черед тех,.

1 Публикация всего наследия А. Тарковского, подготовкой части которого (том в «Библиотеке поэта») занимается Д. П. Бак.

2 Архив еще не собран и не систематизирован, часть его находится в ИРЛИ («Пушкинский дом»), две другие части у дочери Марины Тарковской и семьи Андрея Тарковского. в чьем творчестве не прерывалась связь времен, кто не заглушил в себе «пророческого дара» и не изменил заповеди совести.

Проблема смысла человеческой жизни, места человека в мире всегда оставалась одной из самых актуальных для мыслителей и философов, она также может быть отнесена к числу доминирующих в сознании русских поэтов начала XX века. Эта проблема обретает ряд устойчивых аспектов в поэтических и философских текстах — это, прежде всего, явная абсолютизация высших человеческих целей, предназначений. Трагическая эпоха безверия вносит новые смыслы в их семантику, возникает убежденность во внутренней бесконечности человека, мысль о зыбкости границ (или полном их отсутствии) между человеческим Я и окружающим его природным или вещным миром. Человеческая личность предстает как микрокосм, особенный мир со своими имманентными составляющими.

Для лирики А. Тарковского проблема пространства и времени всегда оставалась крайне актуальной. С. Чупринин отмечал: «Отношения, складывающиеся между поэтом и миром в лирике А. Тарковского, справедливо было бы — помня всю условность метафоры — назвать „средневековыми“. <.> Ни о каком равноправии и речи быть не может: слишком велика иерархическая дистанция, разделяющая мир и человека, слишком несоизмеримы их уделы» (Чупринин 1983: 71). Сам А. Тарковский считал, что «поэт не должен давать себе поблажки ни в чем, и замысел должен быть полностью воплощен — несмотря ни на трудности выполнения, ни на соблазны сложности поэтического мышления. Приблизительность выполнения — тот Рубикон, который должен быть перейден, преодолен непременно. <.> Не давайте себе поблажки: поэт только тогда поэт, когда не уступает ни в чем ни себе, ни давлению извне» (Тарковский 1997:129).

Возникшая в обществе новая система ценностей, иные подходы к известным проблемам и темам потребовали нового взгляда поэта, отражающего его иное понимание. Сама категория времени в лирике поэтов начала XX века связана с темой ответственности за все сущее и происходящее, тогда и возникает в сознании творящего субъекта недовольство пространственно-временной системой на земле, затем предлагаются альтернативы из взаимодействующих в сознании пластов времени — космического, реального, социального, экзистенциального, исторического и мифологического.

Большая часть жизни А. Тарковского-поэта была отдана переводческой деятельности, собственные стихи писались «в стол», отсюда во многом и особое положение в литературной жизни, и одновременная законченность, зрелость творческого метода. В. Каверин писал: «Он был тогда в отчаянии — это была трудная полоса в истории нашей литературы и его почти не печатали. Я ни минуты не сомневался в том, что он будет признан, потому что его поэзия нужна и, стало быть, он отвечает не только за себя, а за нас всех <.> читая Тарковского, с радостью убеждаешься, что русская поэзия — чудо .» (цит. по: Тарковский 1997: 129). По мысли К. Ковальджи, миссия А. Тарковского заключалась в попытке «уравновесить преемственность с современностью <.> Тарковский <.> совершал свое восхождение без резких поворотов, отвлечений и увлечений» (Ковальджи 1989:11).

Стихи и поэтические переводы Арсения Тарковского публикуют в различных сборниках, но первая книга собственных стихов А. Тарковского «Перед снегом» выходит в 1962 в издательстве «Советский писатель». Затем в 1966 — книга «Земле — земное», 1969 год — «Вестник», 1974 -«Стихотворения», далее почти прорывом, одна за другой выходят книги: 1980 — «Зимний день», 1982 — «Избранное», 1983 — «Стихи разных лет», 1987 — «От юности до старости» (Государственная премия за эту книгу была присуждена автору посмертно).

Особое положение поэта в контексте русской литературы вызвало немногочисленные отзывы критиков на его произведения — прежде всего, статьи С. Чупринина. К настоящему моменту издано значительное число мемуаров о А. Тарковском (М. Алигер, 3. Валынонок, С. Липкин, И. Лисня-нская, А. Кривомазов). В настоящее время творчеству Тарковского посвящен ряд работ. К ним относятся исследования, связанные с его биографией (А.Лаврин, П. ПедиконеП. Волкова). Труды о поэзии А. Тарковского, включая диссертационные исследования Е. Джанджаковой «Семантика слова и поэтической речи: (Анализ словоупотребления в лирике А. Тарковского и А. Вознесенского)» (1976), С. Н. Русовой («Поэзия Н. Заболоцкого и А. Тарковского») (1992), С. А. Манскова («Поэтический мир А. А. Тарковского (Лирический субъект. Категориальность. Диалог сознаний)») (2001).

Творчество А. Тарковского стало в русской поэзии XX века зримым воплощением идеи художественной преемственности. Традиционность стихов А. Тарковского — показатель не только эстетических убеждений автора, но и той этической доминанты, которая является духовным средоточием культурного наследия. Стремление восстановить «распавшуюся связь времен», раздвинуть тесные границы современности побуждает художника экспериментировать со временем и пространством, искать новые формы их соотношения.

Сложность в осмыслении этой проблемы определяется такой характерной особенностью русской поэзии начала XX века, как «многозахватность культурных традиций» (Павловский, 1974: 6). «Культура в целом может рассматриваться как текст. Однако исключительно важно подчеркнуть, что это сложно устроенный текст, распадающийся на иерархию «текстов в тексте и образующий сложное переплетение текстов» (Лотман, 1981: 142). И тогда в центре поэтического внимания оказывается категория «памяти культуры». Одним из исходных положений, раскрывающих суть этого понятия, может служить диалогическая концепция культуры М. М. Бахтина. По мнению ученого, каждое произведение создается как компонент момента диалогического дискурса на произведения предшественников, в свою очередь, аккумулируя новые ответные реплики. При таком подходе неизбежно возникает вопрос о соотношении современности и памяти культуры. «Большая память» культуры, по мысли М. Бахтина, не тождественна памяти о прошлом в отвлеченно-временном смысле: время здесь относительно. «То, что возвращается вечно и в то же время невозвратно. Время здесь не линия, а сложная форма тела возвращения» (Бахтин 1986: 519).

По проблеме пространства и времени в литературе существует обширнейший ряд исследований. Так, в работе по теории литературы Е. Фарино рассматривает пространство и время как важнейшие характеристики художественного мира произведения: «Мир произведения может обладать некоторой материальной протяженностью, которую мы называем здесь пространством, и некоторой продолжительностью как отдельных состояний этого мира, так и интервалов между отдельными состояниями, которую мы называем здесь временем <.>. Пространство и время всегда тесно сопряжены друг с другом, хотя <.> оба эти аспекта мира поддаются также разделению и могут получать самостоятельное выражение <.> любое произведение <.> являет собой физически закрепленный, материальный объект. Поэтому оно само является некоторой материальной протяженностью (пространством) и продолжительностью (временем). Разумеется, что данный тип пространства и времени не принадлежит миру произведения, хотя и является существенным моделирующим средством искусства» (Фарино 1991: 367). М. М. Бахтин высказал идею о связи временных и пространственных отношений в художественном хронотопе:

В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримымпространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысляется временем" (Бахтин 1986: 121).

При воссоздании индивидуально-авторской картины мира анализируется пространственная картина мира, которая отражает совокупный опыт автора, его представления о мире, а также имеет явное выражение в пространственной организации текста. При таком подходе художественное пространство выступает как структурная модель, передающая мир, воспринятый и переосмысленный художественным сознанием. В образной системе лирики А. Тарковского особую значимость обретают художественные категории пространства и времени, «трактовка пространства и времени имеет и изобразительный и выразительный смыслы» (Каган 1974: 31). Именно обращение к поэтике хронотопа позволяет наиболее отчетливо выявить особенности творческой индивидуальности и основные этапы художественной эволюции поэзии А. Тарковского.

Сказанным выше определяется актуальность темы исследования.

Таким образом, объектом исследования является поэтическое творчество Арсения Тарковского как важное явление в литературном процессе XX века.

Сказанное ранее также позволяет обозначить предмет исследования: художественная семантика образов пространства и времени поэзии А.Тарковского.

Материалом диссертационного исследования послужило творчество А. Тарковского: поэтические произведения, созданные поэтом в период с 1926 — по 1978 гг., поэма «Слепой», поселковая повесть «Чудо со щеглом».

За пределами данной работы остались переводные тексты, являющиеся переосмыслением «чужих» картин мира (третичная концептуализация), строящихся на отличных от оригинального авторского текста основаниях и использующих иные средства выражения образной картины мира. Отсутствие академического издания поэтического наследия А. Тарковского в известной степени затрудняло работу над текстами, поэтому, в процессе исследования, использовались издания, составленные дочерью поэта Мариной Тарковской (Тарковский, 1993), издания, в подготовке которых она принимала участие (Тарковский, 1997), и трехтомное собрание сочинений поэта (Тарковский, 1991).

Цель настоящего диссертационного исследования — выявить художественный смысл образов пространства и времени в поэзии Арсения Тарковского.

Достижение поставленной цели предполагает решение ряда задач:

1. установить теоретическую основу исследования пространственно-временных образов в лирическом и в лиро-эпическом тексте;

2. рассмотреть функционально-смысловые особенности исторического хронотопа в поэзии А. Тарковского;

3. выявить своеобразие биографического хронотопа в поэзии Арсения Тарковского;

4. определить особенности художественной структуры мифопоэтической модели пространства в поэзии Арсения Тарковского.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые предпринята попытка с помощью системного анализа образов пространства и времени поэтических текстов А. Тарковского выйти на обобщенное представление о специфике художественного мира поэта, раскрыть значимые принципы художественного мышления автора. Новизна исследования также определяется тем, что в работе прослеживается динамика пространственно-временной образности в поэзии А. Тарковского и предпринимается попытка определения концепции художественного мира А. Тарковского как Слова, специфика которого предопределена соотношением культуры и текста.

Можно отметить, что категории пространства и времени стали объектами плодотворных научных исследований относительно недавно, ряд исследователей рассматривает эти концепты в тесной взаимосвязи, предполагая соотнесение пространственных и временных категорий (М.Бахтин, А. Гуревич, В. Хализев), тогда как ряд авторов допускает независимое существование данных аспектов и анализирует их особенности в отрыве друг от друга (Ю. Лотман, В. Топоров, Д. Замятин — говорят о пространстве без связи с категорией времени, также и Д. Лихачев, Б. Успенский, В. Ярская рассматривают проблему времени как вполне самостоятельную).

Методологическую основу настоящей работы составляют фундаментальные исследования в области теории и истории лирики (В.В.Виноградова, М. Л. Гаспарова, Л. Я. Гинзбург, Б. О. Кормана, В. М. Жирмунского, М. Ю. Лотмана, В. Д. Сквозникова, Ю. Н. Тынянова, В. Е. Хализева) — исследования в области художественного пространства и времени (работы М. М. Бахтина, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, А. Я. Гуревича, Вяч. Вс. Иванова) — труды отечественных и зарубежных ученых в области теории мифопоэтики и семиотики культуры (труды А. Н. Веселовского, М. Элиаде, А. Ф. Лосева, Е. М. Мелетинского, М. Л. Гаспарова, А. Ханзен-Леве, В. Н. Топорова) — мотивного анализа (исследования Ю. К. Щеглова, А. К. Жолковского) — исследования в области теории архетипов (Дж. Фрэзера, М. Элиаде), а также сочинения русских религиозных мыслителей — Н. А. Бердяева, П. А. Флоренского,.

С. Н. Булгакова. Особое место в свете современного интегративного подхода к гуманитарному знанию занимает методология моделирования культурно-географических образов (работы Д. Н. Замятина, О. А. Лавреновой, В. JI. Каганского, И. Т. Касавина).

Методы исследования обусловлены его целями и задачами, а также определяются опытом, накопленным литературоведением при изучении специфики пространственно-временной структуры художественного текста. В работе использовались сравнительно-сопоставительный, функционально-типологический методы литературоведческого анализа, а также элементы мотивного анализа поэтического текста и целостного анализа лирического стихотворения.

Теоретическая значимость работы состоит в углублении принципов анализа пространственно-временных образов в лирическом произведении, а также в дальнейшем развитии принципов интерпретации художественного текста в культурно-историческом и мифопоэтическом аспектах.

Практическая значимость. Материалы и результаты исследования могут быть использованы при разработке лекционных курсов по современной русской поэзии, спецкурсов по русской литературе XX, проблемам пространства и времени в поэтическом тексте, а также при подготовке научных изданий произведений Арсения Тарковского.

На защиту выносятся следующие положения:

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В процессе размышления о вечном и преходящем в поэзии, о роли поэта и его слова в культурном наследии, Д. С. Лихачев отметил: «Я считаю, что Арсений Тарковский — крупнейший поэт. Есть два вида поэтов. Одни блистают какое-то время, другие остаются в веках «(цит. по: Тарковский 1997: 274).

Образы пространства и времени являются важной составляющей поэтического мира Арсения Тарковского. Основными в лирике А. Тарковского стали образы модели хронотопа, в которых актуализируются общефилософские вопросы, связанные с поиском себя и своего места в мире. Ведущим принципом художественно-эстетической парадигмы творчества А. Тарковского можно считать особый, над-временный образ взаимоотношений человека и бытия, попытки созидать гармоничное начало из хаоса, внеся собственным словом/творчеством духовный смысл в пространство.

А. Тарковский декларирует свою, отличную от поэтов начала XX века точку зрения, провозглашая надвременность бытия, вечность Слова как универсума культуры и творчества, как залог бессмертия творца.

Поэт в своих произведениях создает не моментальные, не развернутые во времени картины, любое событие у него наполняется вневременной значимостью, благодаря тому, что любая временная точка обладает потенциальной возможностью совмещать несколько временных планов, динамика же при этом создается столкновением образов, а также «сосуществованием времен в одной точке пространства» (Бахтин 2000: 173). Размышляя о времени и эпохе, А. Тарковский сам дает им характеристику, утверждая значимость культурного наследия предшествующих эпох для поэтического слова: «Знает это художник или не знает, хочет он этого или нет, но если он художник подлинный, время — „обобщенное время“, эпоха наложит свою печать на его книги, не отпустит его гулять по свету в одиночку, как и он не отпустит эпоху, накрепко припечатает в своих тетрадях» (Тарковский 1997: 87).

Для эстетики А. Тарковского характерно принятие изменений времени в его векторности и необратимости. Векторное движение времени запечатлено в произведениях поэта таким образом, что видно его обратимость, в основном, в идеальном мире чувств, мысли душевного состояния лирического субъекта. Усилием воли, посредством памяти можно заставить время остановиться, вернуть ощущения прежнего — такая характеристика времени отчетливо видна внутри исторического топоса. Но при объективном понимании — событиям и фактам нет возврата на отрезке человеческой жизни: от рождения до смерти. Тем не менее, на философском уровне, возврат времени, его цикличность в психологическом локусе, как поступательное развитие духовной сути лирического субъекта, существует, подтверждение этому также можно найти в философии Платона о перевоплощении душ, в идеи «вечного возвращения» Вл. Соловьева.

Само существование времени в контексте настоящего, прошедшего и будущего по мысли А. Тарковского никогда не должно и не может рассматриваться как наказание Божье. Объективные причины хода времени заключаются в смене культурно-исторической ситуации, ускорении процесса движения, увеличении объема объективной информации в сознании лирического субъекта. Лирическому субъекту А. Тарковского тяжело выносить только безвременность бытия, ему невыносим также и разрыв в пространстве и времени, возникающий в момент разлуки с любимыми в темпоральном выражении «навеки».

Одним из главных типов хронотопа у Тарковского является культурно-исторический хронотоп с присущими ему устойчивыми особенностями.

Свойства пространства и времени в топосах лирического субъекта и объекта отличны друг от друга по ряду параметров и свойств. Структурно-тематические модели топоса образуют в поэзии А. Тарковского сложное диалектическое единство и соотносятся по ряду положений. С одной стороны, пространственный образ, воспринимаемый зрительно, динамичен: лирический субъект видит, как меняется предметный мир собственного пространства и пространства лирического объекта. Сформированность динамичного образа мира определяется непосредственно лирическим субъектом посредством употребления глаголов, входящих в тематическую группу глаголов движения: идти, бродить, лететь, ходить, уходить и др. С другой стороны, в художественном пространстве А. Тарковского многое приобретает характеристику недвижности, причем в тексте идея неподвижности репрезентируется различными средствами: от прямой номинации статических состояний до общетекстового эффекта абсолютной статики мира. В ряде текстов противопоставление динамики и статики становится критерием смыслои сюжетообразующим.

В художественном мире А. Тарковского можно рассматривать следующие типы пространства, наделенные собственными свойствами и характеристиками, определяющими перцептивную сущность и категориальность топоса:

1) психологическое пространство — представлено в виде двух топосовс «обитающими» в них лирическим субъектом и объектом, -обязательно отграниченных и изолированных друг от друга посредством границы-преграды, время в пространстве лирического субъекта динамично, в пространстве объекта — статично. Субъект обладает мыслительными способностями, анализирует и постигает, наблюдает за событиями. Объект — просто вовлечен в деятельность помимо своей воли — страдательный залог, совершение против воли.

2) историческое пространство — векторная модель мирозданья, ее прообразом в поэтической системе А. Тарковского служить древо мировоевертикальная модель пространства — от прошлого к настоящему и будущему. Лирический субъект/объект уже не акцентированы, скорее лирический объект — это именно сам субъект в прошлом, здесь возникает характерный мотив памяти, культурной связи, утверждающий собой некую надвременность, скорее всего, именно время становится лирическим объектом. Время представляет такой же вектор, между полярными точками: начальной и конечной, воплощая собой суть векторного, необратимого с точки зрения законов экзистенционального бытия, времени. Проблема даты в произведениях А. Тарковского восходит к нумерологическому коду: выводятся на первый план этапы и временные отрезки, обладающие значимой для автора семантикой — начало/конец событий, исторические даты, творческие вехи, личные даты.

3) мифологическое пространство — характеризуется прочным сращением пространств лирического субъекта/объекта, сами субъект/объект практически неразводимы. Наблюдается их полная идентичность, выражаемая посредством сравнительных оборотов и уподоблений («сам я стал как Марсий «, «я Прометей»), Время в мифо-локусе не выходит на первый план, оно «спациализовано и экстенсифицировано» (Топоров 1983: 232) пространством, становиться сутью и частью его. Идет возращение к мифологическим претекстам, демиургия, творение мира.

4) библейский хронотоп — заключен в мифологеме «лестница», начальная и конечная ступени которой представляют собой реализацию мотивов «нулевой уровень» и Страшный суд. Лирический субъект, созерцая бытийность пространства лирического объекта (чаще всего героя библейских претекстов, хотя в некоторых текстах А. Тарковского появляются герои других мировых религий), выстраивает собственную онтологию, возвращая непосредственное звучание библейским формулам: «не убий» (Каин и Авель), «в начале было Слово» (демиургическая роль поэтического творчества). Пространственные локусы лирического субъекта и объекта ограничены, как и в психологическом пространстве, и такой же аксиологической динамикой наделяется время в топосе субъекта (тогда как время лирического объекта статично и порой «картинно» в своей константности).

Как было отмечено ранее, в поэзии А. Тарковского могут бинарно сочетаться психологический и исторический, мифологический и библейский тип хронотопа, со свойственными им проявлениями и разделенностью на топос лирического субъекта и топос лирического объекта, каждый из которых (топос) характеризуется наличием собственного центра в образе субъекта или объекта, а также индивидуальным временем — развивающимся, динамичным в локусе субъекта и константно-статичной неизменностью пространства объекта. Значит, лирический субъект/объект обладает индивидуальным пространственным локусом, временем в нем, собственным восприятием хода времени, осознания и мотивации преодоления преграды.

Своеобразным рубежом и преградой между пространствами лирического субъекта и лирического объекта выступает граница, роль которой обычно выполняет субстанция визуально прозрачная, но физически непреодолимая, такая как стекло, зеркало и др. То есть, художественное пространство А. Тарковского определяет ситуация границы, которая неразрывно связана с темой творчества как некоего переходного состояния, провидения, прорыва, второго рождения. Другими словами, в лирике.

А.Тарковского граница присутствует не только как вполне осязаемая пространственная или временная реалия, но и как категория, которая и во всем творчестве поэта сохраняется как принцип пограничности.

Стремление преодолеть замкнутость психологического, исторического, библейского, мифологического пространства и времени, расширить пространство до масштабов вселенной, характерное для поэтического мировоззрения А. Тарковского реализовано в рамках тематического комплекса, определяемого как некая тема перехода/движения. В результате, выделение границы и пограничного состояния в качестве ориентира в художественной и метафизической системе существенно дополняет и конкретизирует осмысление пространственного универсума А.Тарковского. Таким образом, можно резюмировать, что граница в поэтическом топосе связана с метаморфозами субъектно-объектных и пространственно-временных отношений.

Лирический субъект в поэзии А. Тарковского выступает не только как выразитель авторской аксиологии, пространственного/временного сознания, но и сознания над-прострнственного и над-временного. Аспект лирического субъекта следует рассматривать как воплощение универсальных устремлений личности, ее готовности к творческому акту, к преодолению хаоса и преображению мира путем гармонизации словом.

Образы-символы, реализующие пространство, являются константными моделями. Они образуют устойчивые мифологемы, репрезентирующие отдельные свойства топоса. Так, образами-символами психологического пространства становятся образ границы-преграды и мотив экзотического мироощущения, переходящего в мотив терпенья в ходе развития пространственно-временного континуума. Сакральное мифологизированное начало самой природы слова выводит его на уровень мифологического субкода. Вместе с тем, мифологическое пространство выражено и в антропоморфичных образах природы: растительном, животном, минеральном. Символом исторического пространства, с его приверженностью идеи центральности и важности даты, становится архетип дерево, который в аксиологии А. Тарковского декодируется как «земная ось», Axis mundi. Суб-коды библейского локуса выходят на претекстовый уровень, обретая новый смысл и визуальный локус прочтения: образ свечи-жизни, мотив горения сращивается с мифологемой бабочка в семантике краткости и суетности человеческой жизни. Образ Страшного суда решается в двух тематических пластах — традиционном (божий суд, наказание грешных и поощрение праведных) и обновленном (любая конечность, финальность жизненных событий: старость, угасание сил, подведение итогов).

Пространственная интерпретация универсума, понимаемая как рассмотрение явлений взятых не изолированно, а именно в связи с идеей духовного развития и изменения, и, следовательно, располагающихся преимущественно в пространственной плоскости, определяет специфику художественного времени в поэзии А. Тарковского. Полнота времени при этом достигается либо синхронизмом сосуществования в одной пространственно — временной точке нескольких времен, по принципу «контрапункта» (Б. М. Гаспаров), либо происходит по принципу нейтрализации оппозиции «моментальность — длительность», вследствие чего уплотненное и концентрированное время отдельного мгновения приобретает характер чистой длительности. В целом, в поэтической системе А. Тарковского время преимущественно представлено как длительность, вневременное время. При этом движение во времени, временная динамика присуща лирическому субъекту А. Тарковского в полной мере, можно говорить о ее топологическом осмыслении и отражении. По мысли поэта именно отражение, а не изображение или копирование, мгновенное, улавливающее все изменения в объекте и изменяющееся вместе с ним и может быть моделью творчества.

Для аксиологической системы Арсения Тарковского причастность поэтического слова к миру культуры эквивалентна власти над временемнекое созидательное бессмертие слова, вопреки конечности земного бытия творца. Центральным образом творчества при таком мироощущении становится именно образ культуры: «чувство истории восстанавливалось благодаря чуткости к культурным ассоциациям, сокрытым в гуще узнаваемой повседневности, к архетипам, проступающим в мимолетных реакциях, в случайных воспоминаниях, в дневниковых записях <.> в устойчивом сочетании архетипичности образного языка, тяготения к созданию художественных символов целых культурных систем с „прозаикой“, подробностью рисунка повседневной судьбы, интимной или дружески-непосредственной интонацией, отсутствием ораторской позы» (Лейдерман 2003: 299).

В осмыслении концепций времени и пространства творческий опыт А. Тарковского реализовался в особенностях его поэтического мира в виде дивергентности мировой культуры различных эпох в едином пространстве. «Мнемозина — искусство искусств, божественная первооснова, — считает поэт. — Она одаривает бессмертием и обрекает на забвение, соединяет миг и бесконечность, продлевает жизнь» (Тарковский 1997: 283). Лирический субъект поэзии А. Тарковского воспринимает настоящее сквозь культурную память о минувших эпохах, которые оказываются в его сознании настолько заметно открытыми друг другу, что поэт включается в диалог сквозь века.

По глубокому убеждению поэта, «культура дает человеку понимание не только своего места в современности, но устанавливает еще тесную связь между самыми разными эпохами. <.>У меня есть стихотворение, где я говорю, что мог бы оказаться в любой эпохе в любом месте мира, стоит мне только захотеть. Путем понимания»" (Тарковский 1997: 241):".Я вызову любое из столетий, / Войду в него и дом построю в нем. / Вот почему со мною ваши дети / И жены ваши за одним столом" («Жизнь, жизнь», 1965). Художник становится живым свидетелем и участником мировой культуры, соотносит собственную биографию с творческим и личностным опытом своих великих предшественников, испытывая при этом готовность разделить с ними их трагическую участь. «Понимание», о котором говорит в своем стихотворении А. Тарковский, своеобразным образом сближается со словами М. М. Бахтина о «творческом понимании», которое «не отказывается от себя, от своего места во времени, от своей культуры и ничего не забывает. Великое дело для понимания — это вненаходимость понимающего — во времени, в пространстве, в культуре — по отношению к тому, что он хочет творчески понять» (Бахтин 1986: 507).