Плоское ажурное литье Кулайской культуры: Стилистико-иконографический анализ

Во второй половине первого тысячелетия до новой эры на всей территории Западной Сибири начали проявлять себя процессы, имевшие прецеденты и в предшествующие эпохи — центробежные тенденции развития стали сменяться центростремительными. Множество небольших культурных образований и культурных типов, возникших в переходное время к железному веку и в начале эпохи железа, постепенно приобретали новые общие черты. Усиливавшийся процесс нивелировки привел к тому, что к IV веку до н.э. эпоха «культурной раздробленности» надолго сменилась эпохой культурных общностей. Итогом этого процесса явилось сложение в лесостепи Западной Сибири саргатской культурной общности, а в таежной зоне — кулайской культуры, за которой в последнее время также закрепляется термин «общность». Факторы и механизмы культурной консолидации, действовавшие в то время, до сих пор остаются для исследователей мало объяснимыми. Тем не менее, факт остается фактом. За короткое по историческим меркам время в степи и лесостепи распространились сходные формы оружия, конской упряжи и звериного стиля — сформировалась так называемая «скифская триада». Аналогичные в целом процессы происходили и в таежной зоне Западной Сибири. Здесь в роли составных частей «кулайской триады» выступили характерный набор вооружения, фигурно-штампованная керамика, специфическая бронзовая металлопластика. Показательно, что именно бронзовое литье явилось в свое время основанием для выделения кулайской археологической культуры.

Актуальность. В исследовании бронзовой художественной пластики железного века Западной Сибири на сегодняшний день сложились два основных направления, в целом характеризующие две тенденции в подходе к реконструкции архаического мировоззрения. Первое направление сформировалось в среде археологов и, отчасти, этнографов. В фокусе внимания этих исследований находятся семантические аспекты древней изобразительной деятельности. При истолковании образов и сюжетов первобытного искусства, авторы обращаются к этнографически зафиксированным представлениям и обрядам, учитывая возможную этногенетическую связь носителей разновременных культурных традиций. В основе этих сопоставлений — метод вертикальных аналогий в генетическом, либо ретроспективном виде. В целом это направление можно охарактеризовать как традиционное. Второе направление сформировалось в рамках московско-тартуской семиотической школы. Здесь методической основой реконструкций выступает структурный метод. Оба этих подхода в полной мере проявились при изучении бронзовой художественной пластики кулайской культуры. Наиболее полное воплощение они получили в монографических исследованиях Н. В. Полосьмак и Е. В. Шумаковой [1991] и Ю. В. Балакина [1998], посвященных, соответственно, семантике и прагматике кулайской металлопластики.

С позиции логики исследовательской процедуры сложившаяся ситуация парадоксальна, так как до сих пор кулайские изображения не подверглись специальному исследованию на формальном уровне. Это, безусловно, сказывается на качестве и достоверности предлагаемых исследователями се-мантико-ритуальных реконструкций. Отсутствие количественных данных по образам кулайской металлопластики приводит к переоценке одних образов и недооценке других. Отсутствие формализации морфологических признаков приводит к преобладанию визуально-интуитивного подхода при характеристике специфики изобразительной деятельности кулайцев. Все это не позволяет методически корректно сравнивать кулайскую металлопластику с изобразительной деятельностью предшествующих, синхронных и последующих культур.

Объектом нашего исследования явилась одна из составных частей ку-лайского художественной металлопластики — плоское ажурное литье. Вне нашего внимания оказались объемные полые художественные изделия, существовавшие в белоярско-васюганскую эпоху одновременно с плоскими ажурными поделками, а также весьма специфичное литье, появившееся на саровском этапе кулайской культуры. Это требует объяснений. Безусловно, взгляд на весь комплекс кулайской металлопластики как целостное историческое явление, оправдан. Вместе с тем, мы полагаем, что этот взгляд должен формироваться на основе дифференцированного источниковедческого анализа. Естественное разделение кулайской металлопластики на плоское «ажурное» и объемное литье обуславливает необходимость их персонального изучения. Характеристика любого многокомпонентного явления требует предварительного исследования «поведения» каждого из этих компонентов в отдельности.

Цель исследования — систематизация всего имеющегося корпуса источников и формирование на ее основе целостного представления об иконографии и стилистике бронзовой ажурной металлопластики кулайской культуры.

Задачи исследования:

1. Выявление основных направлений изучения бронзовой металлопластики железного века Западной Сибири в процессе их становления и развития.

2. Классификация плоского ажурного литья с целью выявления его базовых морфологических характеристик.

3. Анализ морфологии изделий с применением максимально возможной формализации признаков и количественной статистики.

4. Исследование стилистико-иконографических особенностей образов на основе использования статистических качественно-количественных методов. Выделение иконографических типов.

5. Выявление территориальных рамок и локальной специфики кулайской изобразительной традиции.

6. Исследование аспектов генезиса кулайской изобразительной традиции эпохи раннего железа.

Источники.

Основу источниковой базы исследования составили материалы более чем 40 памятников и отдельных находок, исследованных или полученных в разное время В. Б. Бородаевым, Е. М. Данченко, М. В. Елькиной, М. Ф. Косаревым, В. И. Матющенко, В. А. Могильниковым, В. И. Мошинской, И. М. Мягковым, JI.M. Плетневой, Г. А. Степановой, Т. Н. Троицкой, Р. А. Ураевым, Н. В. Федоровой, Ю. П. Чемякиным, В. Н. Чернецовым, JI.A. Чиндиной, Я. А. Яковлевым. Количество учтенных изделий составило около 350 экз. Коллекции хранятся в музеях и кабинетах археологии Барнаула, Екатеринбурга, Колпа-шево, Новосибирска, Омска, Томска. Мы глубоко признательны А. П. Зыкову, Л. И. Погодину, В. И. Стефанову, Н. В. Федоровой, Ю. П. Чемякину и Я. А. Яковлеву за возможность использовать в работе неопубликованные материалы.

Памятники, в составе которых были найдены исследуемые предметы, различны. Это — культовые места, «клады», поселенческие и погребальные комплексы. Специфика этих памятников хорошо известна специалистам: это либо массовые, но слабо документированные находки, либо хорошо документированные, но единичные изделия.

Территориальные рамки исследования определены географией распространения художественных изделий плоского ажурного литья раннего железного века, происходящих из Томско-Нарымского Приобья, Новосибирского Приобья, междуречья Оби и Енисея, Барнаульского Приобья, Среднего Прииртышья, Сургутского Приобья. В ландшафтном и гидрологическом отношениях — это зона лесостепи и тайги Обь-Иртышского бассейна. Для определения специфики западносибирского культового литья среди синхронных культурных явлений в работе использованы типологически близкие материалы Приуралья, Урала, Нижнего Приобья, Прибайкалья.

Хронологические рамки исследования достаточно условны. Нижняя граница определяется временем появления первых для эпохи железа бронзовых художественных изделий, т. е. приблизительно VI—V вв. до н.э. Верхняя граница менее определенна. Это во многом связано с тем, что изобразительные традиции, сложившиеся в васюганско-белоярскую эпоху, переживают свое время и продолжают существовать в саровское время, а также в виде остаточных явлений в релкинской и синхронной ей металлопластике, доживая, таким образом, до VIII в. н.э.

Кроме того, для выяснения аспектов генезиса западносибирских изобразительных традиций раннего железного века, нами использовались материалы по изобразительной деятельности населения эпохи бронзы изучаемого региона.

Методика исследования. Основной метод, используемый в работесравнительно-исторический. Как известно, сравнение не адекватно аналогии. Если аналогия подразумевает сравнение лишь изоморфных объектов, то сравнительный метод включает систематическое сравнение всего комплекса исследуемого культурного явления. Разумеется, это не означает, что мы полностью отказались от метода аналогий. В качестве основы для сравнительного изучения нами использовался морфологический анализ, позволивший формализовать признаки исследуемой металлопластики и, затем, выявить особенности ее иконографии, для чего мы использовали методы математической статистики: качественный, количественный и качественно-количественный. Кроме того, в работе использовался генетический метод и элементы ретроспективного.

Используемая терминология.

Объектом нашего исследования является бронзовая металлопластикатак называемое «плоское» «ажурное» художественное литье раннего железного века таежной полосы Западной Сибири.

Мы отдаем себе отчет в том, что далеко не вся кулайская металлопластика — бронзовая. В ее составе присутствует достаточно большое количество изделий из металлургически чистой меди. Термин «бронзовая» здесь и далее во многом носит характер условного обозначения, прежде всего потому, что химический состав большинства кулайских бронзовых изделий не определен.

Термин «плоское» особых комментариев не требует. В данном случае речь идет об изображениях без горельефных признаков, отлитых в двухсторонней литейной форме, одна из створок которой — плоская. Очевидно, что термин возник и применяется с целью противопоставить этот тип литья последующим во времени объемным изображениям. Слово «ажурный» В. Даль определяет как «.со сквозниною, сквозничный, прорезной, дырчатыйо золотой, серебряной работе: сквозной и узорочный, решеточкою, узорочными ячейками» [Даль, 1978, с. 7], что вполне соответствует облику ряда кулай-ских изделий. Впервые этот термин был применен И. М. Мягковым в публикации находок с горы Кулайки [Мягков, 1927, с. 66]. В. Н. Чернецов противопоставлял эти термины, увязывая термин «ажурное» с Кулайскими находками и Ишимской коллекцией, т. е. с восточным ареалом распространения бронзовых изображений, а термин «плоское» — с изделиями типа Лозьвин-ского и Истяцкого кладов, т. е. с западным ареалом.

Очевидно, что сложившаяся терминология не вполне корректна. Во-первых, она носит явно описательный, а не терминологический характерво-вторых, далеко не все «нарымское» (восточное) литье ажурное, в-третьих, ажурное литье тоже, несомненно, плоское. Вполне пригодные для описания отдельно взятого предмета, термины «плоские» и «ажурные» не всегда работают в ситуации, когда возникает необходимость терминологической характеристики технолого-стилистических особенностей изделий определенного региона. Не случайно, начиная с публикаций В. Н. Чернецова, и по сей день, оба термина часто приводятся в кавычках [Чернецов, 1957, с. 146,176- Соловьев, 1998, с. 344]. В данной ситуации мы сочли возможным использовать термины «плоский» и «ажурный» в качестве условных обозначений. Так или иначе, используемые вместе с термином «кулайская культура», они достаточно определенно обозначают облик изделий, наиболее характерных для ранней кулайской металлопластики.

Термин «культовое литье» тоже не вполне точен. С позиции последовательной логики он должен включать все изделия из бронзы, найденные на культовых местах: наконечники стрел, бляхи и т. д. Более корректна позиция Н. В. Федоровой, объединившей весь комплекс бронзовых изображений раннего железного века и средневековья понятием «художественная металло-пластика». Заметим, что это достаточно широкое понятие. Вместе с тем, выражение «плоское ажурное литье кулайской культуры» вполне определенно обозначает морфологические, технологические и культурные особенности данной категории металлопластики, одновременно локализуя ее во времени и пространстве. Термин «искусство», нередко применяемый для древних изображений тоже требует оговорок. Искусство в целом, как дифференцированная форма социокультурной деятельности человечества появляется достаточно поздно и, в любом случае, не в первобытную эпоху. Для нее более подходит нейтральный термин «изобразительная деятельность», которым мы и будем пользоваться. Употреблять термин «искусство» позволяет нам неизбежная для любого текста, в том числе научного, потребность в синонимии.

Понятия «иконография» и «художественный стиль» достаточно хорошо разработаны в искусствоведении. Однако искусствоведы вкладывают в эти понятия более широкое содержание, совпадающее с «археологическим» пониманием лишь в части, касающейся архаической изобразительной деятельности. Последняя, будучи продуктом коллективного творчества, вырабатывала систему канонизированных правил изображения какого-либо персонажа или события (сюжета), т. е. его иконографию. Стиль определяется как совокупность взаимосвязанных иконографических признаков, которые, являясь общими для определенного ряда изображений, отличают их изображений другого стиля.

Применительно к древним формам изобразительной деятельности понятия «иконография» и «стиль» были конкретизированы Я. А. Шером, разработавшим концепцию иконографического и стилистического инварианта.

Шер, 1979, с. 117- 1980, с. 28−32]. В структурированном И. В. Ковтуном виде, понятие «инвариант» включает три иерархических уровня:

1. Иконографический инвариант. Соответствует определенному стандартному блоку, представленному в устойчивой серии содержательно близких изображений.

2. Собственно изобразительный инвариант. Это иконографический инвариант, зафиксированный в серии содержательно отличных изображений.

3. Стилистический инвариант. Соответствует устойчивой серии изображений «.с тождественным способом сочетания стандартного набора иконографических вариантов» [Ков-тун, 2001, с. 6].

Принимая во внимание данную терминологию, и частично используя ее, отметим, что вопрос корректного использования данной терминологии, возникшей на основе изучения петроглифики, в других областях древнего искусства — дело будущего.

Считаем необходимым, также, затронуть вопросы терминологии археологических культур и периодов применительно к железному веку таежной полосы Западной Сибири. Прежде всего, это связано с неуниверсальностью периодизации кулайской культуры, предложенной в свое время J1.A. Чиндиной и примерно на 10 лет прочно закрепившейся в литературе. Речь идет о разделении кулайской культуры на два этапа — васюганский и саровский. Вполне приемлемая для Нарымского Приобья, эта схема не сработала за его пределами. Выяснилось, что на соседних территориях памятникам с керамикой саровского типа предшествуют оригинальные культурные образования, имеющие лишь эпохальное сходство с васюганскими комплексами. В связи с этим, в последнее время участились попытки пересмотра содержания понятия «кулайская культура». В частности, предлагается сохранить этот термин для памятников саровского типа с фигурно-штампованной орнаментацией керамики, а предшествующую эпоху, включающую васюганский, новочекинский, богочаговский, белоярский и другие культурные типы объединить понятием «васюганско-белоярская общность». Эти предложения появились относительно недавно и мнения исследователей по этому вопросу в западносибирской археологии не устоялись. Мы полагаем, что для темы настоящей работы данная проблема не носит принципиального характера. «Плоское» «ажурное» литье в раннем железном веке появляется в белоярско-васюганскую эпоху, развивается в саровское время и частично сохраняется в релкинское. На протяжении всего этого времени оно частично трансформируется, сохраняя, тем не менее, ту основу, которая дает возможность четко отличить кулайское литье от усть-полуйского или релкинского.

Новизна исследования состоит во введении в научный оборот новых неопубликованных материалов, систематизации всего корпуса источников по заявленной проблематике и формировании цельного представления о плоском ажурном литье как самостоятельном культурном явлении древней истории Западной Сибири. Впервые на основе методов математической статистики выделены иконографические типы изображений и определены геометрические основы изобразительной деятельности кулайцев. Результаты статистического анализа предоставили данные об удельном весе образов кулай-ского искусства и выявили закономерности их сочетания. Выявленные иконографические характеристики образов ажурной металлопластики позволили рассмотреть аспекты генезиса кулайской изобразительной традиции.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы при разработке общих и специальных курсов по древней истории Западной Сибири в системе высшего образования, при написании сводных и обобщающих работ по традиционному искусству и мировоззрению коренных народов Сибири. Разработанная терминология описания бронзовых изображений может быть применена при составлении музейных каталогов, а также в краеведческой работе.

Апробация. Основные положения диссертации апробированы на симпозиумах и конгрессах в Тобольске (1999 и 2001 гг.) и Ханты-Мансийске (2002 г.), а также в четырех публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и списка литературы. Приложения включают статистические таблицы, описание изделий, альбом иллюстраций и список иллюстраций.

Результаты исследования позволяют подойти к проблеме семантики ку-лайского искусства с позиций интерпретации результатов формальных исследований, а не путем конструирования кулайской мифологии на основе экстраполирования на ранний железный век этнографии угро-самодийцев.

Так, выяснилось, что образ хищника и образ травоядного (лося), выраженные в виде «самостоятельных» фигур, представлены в равном количественном соотношении и представляют единый стилистический инвариант. Внешне они представляют «исторически сложившуюся» оппозицию «травоядные — хищники». Вместе с тем, на фоне сходного количественного соотношения ряда морфологических признаков этих персонажей, и общности базовых характеристик их иконографических типов, можно предположить, что эта оппозиция носила характер симбиоза. В пользу этого предположения свидетельствует статистически прослеженная взаимосвязь между образами лося и хищника на полиморфных изображениях (табл. 106).

Несмотря на иконографическую разнородность орнитоморфных изображений раннекулайской металлопластики, зафиксирована взаимосвязь на полиморфных изображениях между антропоморфными и орнитоморфными образами (табл. 106). Это определенно указывает на то, что истоки антропо-орнитоморфного сочетания, характерного для раннего средневековья, восходят, по меньшей мере, к кулайскому времени. При этом ряд специфических признаков кулайских орнитоморфов указывает на их самусьские корни, которые, в свою очередь, связаны с переднеазиатским импульсом эпохи средней бронзы.

В целом кулайская изобразительная традиция, несмотря на стилистическое (в рамках инварианта) единство, неоднородна. Эта неоднородность может объясняться «внутрикулайской» дифференциацией персонажей и, одновременно, проявлением генетически разных культурных традиций. Так, антропоморфные персонажи, характеризующиеся показом выпуклых глаз и рта, можно считать генетически наиболее ранними. Их иконография восходит к изображениям эпохи средней бронзы, что мы попытались доказать, используя материалы раскопок могильника эпохи средней бронзы Боровянка XVII. Специфически кулайские признаки — Т-образная линия бровей и носа и изоморфные глаза и рот, при наличии возможных «прототипов» самусьско-сейминской эпохи, характеризуют особенность иконографии кулайских ан-тропоморфов. Это, взаимосвязанные, а потому, наиболее значимые признаки, определяющие специфику изображений раннекулайского времени. Они будут сопровождать антропоморфные изображения, сделанные руками аборигенов Западной Сибири на протяжении многих столетий, вплоть до современности. Собирательный образ фантастического хищника утратит конкретную иконографию, сохранится до наших дней и приобретет в сознании аборигенов Сибири образ «мамонта», обладающего, зачастую, морфологическими признаками лося.

Плоское ажурное художественное литье раннего железного века Западной Сибири уникально по многим показателям. Достаточно четко локализуясь в пределах таежной зоны Обь-Иртышья, оно имеет удивительные по близости восточные аналоги — в материалах Байкала и Прибайкалья. Данный факт, неоднократно отмеченный исследователями, до сих пор носит тезисный характер и, безусловно, намечает перспективы дальнейших исследований. Западный ареал плоского ажурного литья Обь-Иртышья испытал определенное влияние уральской (иткульской-?) изобразительной традиции. Его культурная атрибуция во многом сдерживается малой источниковой базой.

Имея глубокие исторические корни, плоское ажурное литье кулайской культуры «перешагнуло» свое время и сохранило свои наиболее характерные черты в последующие эпохи. Это в полной мере проявилось как в области технологии изделий, так и в области иконографии образов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

До недавнего времени понятия «кулайская изобразительная традиция» практически не существовало. Вряд ли можно было объединять этим названием совокупность «легко узнаваемых лосей», «сложных ребусовых изображений» и «антропоморфных фигур или личин и ребусов», «.созданных на основе каких-то (курсив наш — Ж.Т.) добавочных изображений» [Зыков, Федорова, 2001, с. 34]. Почти каждый исследователь, пытающийся на основе «личного знакомства» с изделиями или перелистывания иллюстраций создать собственный, как правило, обобщенный, образ кулайской металлопластики, создает МИФ. Миф не основан на знании, он основан на прецеденте. Если в работе, опубликованной в 1974 году, М. Ф. Косарев не выделял, каких бы то ни было особенных персонажей хищников, стало быть, эти персонажи «отсутствуют» в кулайской металлопластике. Мифы живучи и сопротивляются:

• в 1984 г. Л. А. Чиндина выделила в кулайском плоском ажурном литье подгруппу хищников, которую она охарактеризовала наличием открытой зубастой пасти [Чиндина, 1984, с. 40−41]. Заметим, что, несмотря на интуитивность наблюдений начала 80-х гг. XX в., сегодня это наблюдение подтверждается статистически;

• спустя более 15 лет в комментариях к публикации Холмогорской коллекции Н. В. Федорова вообще не упоминает о наличии образа хищника в «бронзовой художественной пластике начала железного века» Западной Сибири [Зыков, Федорова, 2001, с.34−35].

И только Я. А. Яковлев, статистически обработав коллекцию Саровского культового места, на основании изучения материалов этого памятника, подвел нас к статистически выверенному заключению о том, что образ хищного фантастического животного занимал значительное место в кулайской металлопластике [Яковлев, 2001, с. 185−190]. Это лишь один пример, иллюстрирующий преимущества формального подхода перед визуально-интуитивным восприятием.

Проведенный нами историографический анализ показал существенное отставание формальных исследований кулайской металлопластики по сравнению с культурно-типологическими, технологическими и семантико-ритуальными изысканиями. Полагаем, что настоящее исследование в известной степени заполняет эту лакуну.

Предложенная в работе классификация на основе формальных признаков выявила базовые морфологические характеристики плоского ажурного литья кулайской культуры. Выделенные классы изделий, несмотря на внешние различия, обладают во многом близкой «геометрией». Это дает возможность при последующих исследованиях выйти на изучение принципов организации пространства у кулайцев.

Выделенные и охарактеризованные в количественном отношении морфологические признаки изображений в пределах классов, с одной стороны, явились основой для выделения иконографических типов. С другой стороны, именно количественный морфологический анализ позволил дать документальную характеристику стилистики раннекулайской металлопластики. Ее объединяет ажурность, «скелетность», показ «линии жизни», преобладание изображений, смоделированных на основе полуовала. Полагаем, что продолжать этот перечень пока преждевременно. Вместе с тем, мы не сомневаемся, что последующее увеличение источниковой базы позволит существенно расширить представления о чертах, определяющих специфику стилистики кулайских изображений.

Выявленные иконографические типы изображений лосей, хищников, ан-тропоморфов, демонстрируют иконографическую неоднородность этих образов. Сравнение морфологических и иконографических характеристик кулайских изделий с изобразительными комплексами предшествующего и последующего времени, а также с условно синхронными традициями, при использовании единой методики их обработки, позволит поднять вопросы происхождения и развития изобразительных традиций Сибири на качественно более высокий уровень.