Архетипы русской культуры

Информация от отправителя данной работы

Уникальный Сборник Видео «Совершенно Секретно» 28 DVD дисков — 128 Гигабайт Информации, Которая Изменит Всю Вашу Жизнь! Теперь Все Тайные и Сверхсекретные Материалы Доступны и Вам. — Внимание! Весь Видеоматериал предоставляется Бесплатно!

Web: http://mega.ladrod.ws/

Архетипы Русской Культуры

Проблема выделения архетипов культуры весьма непроста. Действительно, на сегодня трудно говорить о каких-либо четких критериях, по которым можно отличить один архетип от другого. И все-таки, применительно к русской культуре такие архетипы выделить можно.

Нам кажется, что одним из таких критериев является господствующая идеология. И в зависимости от нее в русской культуре можно выделить несколько архетипов.

Советская культура. Сейчас, когда мы из нее вышли и стремительно удаляемся куда-то в непонятном пока направлении, советская культура обозначилась весьма отчетливо, отделилась от нынешней постсоветской, и тем самым обозначилась как нечто цельное, что может стать предметом культурологического анализа.

Массовая культура. Доминантой советской коммунистической идеологии было желание построить новое общество, какого еще не видывала история — общество наиболее полной социальной справедливости, когда основной состав населения чувствовал бы осуществление своей вековой мечты. Сопричастность с этой величайшей исторической задачей скрашивала существование основной массы населения в течение многих поколений, а отклонение от данного основного курса развития советского общества в силу тех или иных объективных причин воспринималось людьми весьма болезненно.

Основными результатами на этом пути было создание мощной милитаризованной экономики и превращение СССР в сверхдержаву, что прежде всего болезненно воспринималось промышленно развитыми странами, но также имело сильное воздействие и на население, хотя и двоякое: с одной стороны способствовало подъему патриотизма, с другой — вело к обнищанию населения. Эта сторона деятельности советского государства сейчас осуждается как на Западе, так и в России. Но была и другая сторона — весьма сильный подъем культурного уровня всех жителей России, а тем более СССР. Была решена задача огромной важности, которая до сих пор остается серьезной проблемой в ряде других стран, например, в Индии: за годы советской власти не только была ликвидирована безграмотность, но и сам уровень образования поднялся с начального до обязательного среднего. А огромное количество людей получило высшее образование; каждый крупный город обзавелся своим собственным вузом, и подчас не одним. Степень кандидата наук в СССР соответствовала степени доктора на Западе, диплом специалиста с высшим образованием был выше степени магистра, а докторская степень СССР могла соответствовать разве что званию доктора honoris causa, почетного доктора стран Европы и США.

Этот период характеризуется мощным подъемом культуры широких слоев населения. Театры, концертные залы, картинные галереи, цирк и кино стали доступны массам, а спортивные сооружения добровольных спортивных обществ и библиотеки, в том числе и национальные, вообще освобождались от входной платы. Развернулась мощная сеть домов культуры, клубов, дворцов пионеров, существовавших либо полностью, либо частично за государственный счет. Самые дорогие книги стоили не выше 1/70 минимальной зарплаты. Государство предоставляло населению и бесплатное жилье, хотя процесс этот затягивался на долгие годы и в ряде случаев получения городской квартиры приходилось ждать четверть века — но и тут государство предоставляло ссуду с минимальным процентом для строительства кооперативного дома. Тем самым обеспечивался гарантированный минимум жизненных условий, при котором было возможным усвоение национальной культуры. При этому крупные предприятия предоставляли своим сотрудникам дополнительные льготы не только по части обеспечения жилой площадью, летним отдыхом в ведомственном пансионате или снабжение продовольственными и промышленными товарами, в том числе и импортными, но и в отношении обеспечения их культурным досугом: существовали ведомственные дома культуры, клубы, спортивные сооружения.

За годы советской власти получила развитие массовая песня: прекрасные мелодии с понятным и доступным патриотическим или лирическим текстом широко транслировались по радио, разучивались дома, звучали на праздничных концертах. Немногочисленные кинофильмы считались событиями в культурной жизни страны, и люди стояли в очередях, чтобы лишний раз посмотреть полюбившуюся кинокартину. Советская литература считалась продолжением великой русской литературы XIX века и изучалась в выпускном классе средней школы. Предполагалось существование особого художественного метода страны победившего социализма, «социалистического реализма», который сочетал в себе черты, как критического реализма, так и революционного романтизма. Было создано немало интересных произведений и в области изобразительного искусства. Балет советского периода на фоне модернистских исканий мирового хореографического искусства считался лучшим в мире. Имелись попытки, правда, не очень успешные, создать и собственный стиль архитектуры, скажем, в виде «высотных домов» в Москве.

Иными словами, массовая культура за годы советской власти дошла до максимально возможного за такой короткий исторический срок уровня и, вероятно, находилась очень высоко по международным меркам — на наш взгляд, едва ли не на самом высоком месте в мире.

Элитарная культура. Здесь достижения не столь заметны, хотя ряд областей превышал мировой уровень. Прежде всего, речь идет о науках, а среди них о тех, которые были связаны с обслуживанием оборонных отраслей.

Наиболее впечатляющими были успехи в освоении космоса. Когда был запущен в 1957 году первый советский искусственный спутник Земли, большинство западных государств совершенно не были готовы к признанию лидерства России в области целого комплекса наук и промышленных технологий, связанных с системотехникой. Средствами обработки информации, с химией топлива, баллистикой и небесной механикой, производством новых конструкционных материалов, например, титановых сплавов и с другими не менее впечатляющими достижениями. Но к этому времени Советский Союз был второй страной в мире по созданию атомной бомбы (после США), первой — по созданию водородной бомбы, и первой же по созданию атомной электростанции. Подводные корабли страны Советов бороздили воды всех морей и океанов планеты, а по количеству танков СССР превышал все страны мира, вместе взятые. Когда американские конгрессмены попытались разобраться в причинах такого удивительного скачка в области науки, они пришли к выводу о превосходстве системы школьного и вузовского образования русских относительно других мировых систем. Тем самым было официально подтверждено лидерство России и еще в одной области культуры. К великому сожалению, переход к демократии в политической области оказался связанным с утратой завоеваний, прежде всего, в этих ведущих отраслях.

На автора данных строк произвело огромное впечатление следующее не слишком известное обстоятельство: в 1996 году был признан лучшим в своем классе советский пассажирский самолет ТУ-144, созданный более 15 лет назад. Этот сверхзвуковой лайнер по многим параметрам превзошел более позднюю коллективную европейскую разработку — сверхзвуковой самолет того же класса Concorde. До сих пор являются выдающимися советские истребители Су-27 и Миг-29. Советская школа авиастроения до сих пор не утратила своего лидирующего положения, о чем свидетельствуют совместные российско-американские проекты.

К большому сожалению, многие великолепные советские разработки не смогли найти применения в нашей стране по чисто политическим или бюрократическим причинам. Так, непрерывная разливка стали, получение отлично шерстяной ткани из обрывков шерстяных волокон за счет приклеивания их к полиацетатной растворимой основе, создание кровезаменителей из кремнийорганических соединений и многие другие открытия или изобретения наших ученых были успешно реализованы за рубежом, и в ряде случаев нам приходится платить немалые средства за покупку изделий, созданных по нашим технологиям. Но это уже свидетельство отставания элитарной культуры в другой области, социальной, где вместо явно провозглашенного принципа социализма был реализован негласный и прямо противоположный принцип полного подчинения личности государственному или партийному чиновнику. У подлинного творца культуры — ученого, технолога, автора, разработчика — в советский период не было никаких прав на отстаивание собственных разработок, поскольку средствами производства распоряжались совсем другие люди. Да и стимулирование деятелей культуры носило преимущественно моральный характер.

По большому счету эти недостатки могли быть легко устранены введением частной собственности на средства производства для наиболее талантливой части российского населения, для тех же разработчиков. Однако в силу логики развития партийно-государственной бюрократии, монополия на власть привела эту группу населения к монополии и экономической, так что министерский или райкомовский чиновник обладал правами распоряжения собственностью того или иного предприятия в большей степени, чем его творческие работники. Партийная частная собственность на государственную власть, подавление любых политических конкурентов и вытравливание даже намеков на политическую оппозицию привели постепенно к застою во всех областях, в том числе и в культуре. Теперь талантливый ученый, изобретатель, художник тратил весь свой талант не на создание нового, не на продвижение вперед мировой культуры, а на преодоление чиновника, самим социальным строем СССР поставленного над творцом в качестве начальника или контролера. И постепенно, по мере укрепления и консолидации партийно-государственного аппарата, такая борьба все чаще заканчивалась в пользу чиновника. И тем самым самоутверждение чиновничества означало нанесение все большего ущерба интеллектуальной элите нации.

Подобный процесс чем-то напоминает «борьбу с природой» — за каждую свою «победу» человечество расплачивается очередной потерей. Превращение национального достояния в частную собственность бюрократии позволило чиновничеству сформироваться в самостоятельный класс, который уже тяготился господствующей социальной доктриной, ставящей некоторые ограничения, как на политическое, так и на экономическое влияние. Воспользовавшись условиями очередного невежественного социального экспериментирования, пришедшимися на времена Горбачева, чиновничество, ставшее уже влиятельной социальной силой, сбросило верховное руководство ЦК КПСС, а позже распустило и саму КПСС, превратив свое косвенное экономическое владение в прямое. При этом только ничтожная часть подлинных представителей творческой интеллигенции вроде офтальмолога Святослава Федорова смогла получить средства производства в свои руки — в подавляющем большинстве случаев остальные предприятия были сняты с государственного финансирования и по бросовым ценам предоставлены тем же бывшим чиновникам, которые стали теперь руководителями вновь возникших коммерческих предприятий и банков. Чиновники обогатились и составили основу нового класса частных собственников, творцы культуры стали едва сводить концы с концами. Культурный потенциал нации оказался подорванным, вместе с импортными продуктами главным образом легкой промышленности и продовольствием в Россию хлынул поток изделий и идей западной культуры. Постсоветский период стел тем, чем он и должен был оказаться по всем законам социальной и политической логики: не государством идеализированных «рабочих и крестьян», а государством обогатившихся партийно-государственных чиновников и подкармливающих их и прежде криминальных структур, теперь полностью легализованных, со всеми их нереализованными прежде идеалами «сладкой жизни»: западными товарами, всеми этими «Mars'ами», «Bounty», «Tampax'ами», программой «клубничка» по 31-му каналу ЦТВ и отдыхом на Канарах. Места для отечественной культуры тут практически не осталось — разве что в рамках культурных подачек со стороны фонда Сореса, платящего от 1/100 до 1/1000 доли мировых расценок отечественным талантам для поддержания их физического существования и получающего возможность иметь полную информацию обо всем, что может представлять конкуренцию западной культуре. Победившее чиновничество не испытывает особого беспокойства по поводу того, что духовная элита России в массовом порядке в поисках сносных условий существования или просто в целях выживания вынуждена эмигрировать в Европу или США, или заниматься несвойственными ей видами деятельности в России. Ведь произведенные изменения, хотя они и производились якобы в интересах интеллигенции, были направлены, прежде всего, на легализацию собственности «новых русских» — бывшей партийно-хозяйственной и государственной номенклатуры.

Этот период понижения как массовой, так и элитарной культуры продлится еще некоторое время, пока интересы частных собственников не придут в противоречие с интересами чиновников и не подчинят себе чиновничество.

Господствовавшая идеология. Марксизм-ленинизм как господствовавшая идеология считал рабочий класс с одной стороны могильщиком капитализма, а с другой — строителем нового социалистического общества. В этом был определенный смысл, так как в XVIII—XIX вв.еках наибольшей эксплуатации подвергались именно рабочие, и социальный протест ярче всего проявлялся именно у них, так что против капитализма и его техники выступали именно городские наемные работники (достаточно вспомнить восстание луддитов). Вместе с тем, если возможно стихийное разрушение накопленных ценностей, то стихийного созидания их не бывает, так что строительство нового общества оказывается возможным только под руководством опытных наставников, то есть той же интеллигенции. Тем не менее в период советской власти всячески приветствовалось пролетарское происхождение (или, на худой конец, рабоче-крестьянское), так что «очень тонкий слой профессиональных революционеров» во главе России, в основном достаточно образованных, постепенно размывался и заменялся людьми с прекрасной биографией, но совершенно некомпетентных в вопросах государственного управления. Поэтому экспериментирование со строительством нового государства и общества, заложенное еще «Манифестом коммунистической партии», расцвело в невиданных масштабах и, несмотря на колоссальные природные богатства России, помноженные на трудовой энтузиазм нескольких поколений «строителей коммунизма», не только не вывело СССР в ряды зажиточных стран, но сильно понизило даже дореволюционный уровень жизни населения. Это расходилось с предписаниями коммунистической идеологии, и постепенно привело к охлаждению населения, которое во многом ей сочувствовало.

По сути дела коммунистическая идеология заменила религию на идею построения коммунистического общества, Священное писание — на книги основоположников марксизма-ленинизма, а церковь — на партийные комитеты. С одной стороны, извечная христианская проблема богочеловека здесь была решена в пользу человека, коммунистические «боги» Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин стали доступнее для масс, но с другой стороны, учение оказалось весьма уязвимо с точки зрения соответствия жизни. И если религия не дает точных сроков прихода Страшного суда (хотя каждое столетие напоминает о его скором наступлении), то ленинизм отважился их назвать в отношении построения коммунистического общества или хотя бы основного его этапа (В.И.Ленин в 1921 году называл 1941 год, И. В. Сталин — послевоенные годы, Н. И. Хрущев — 1984 г.). Между тем, по мере продвижения на этом пути намеченные результаты не только не достигались, но по ряду показателей ситуация выглядела даже хуже, чем десятилетия назад. Религия не претендует на научность, но всячески подчеркивает, что если уделом науки является нечто преходящее, сиюминутное, то религия учит о вечном. Коммунистическая же идеология, стремясь идти в ногу со временем, объявила себя «научной», и как только ее предписания перестали соответствовать реальности, они были отброшены, как это и подобает делать любой уважающей себя науке. Разумеется, эти отходы от марксизма, получившие название «ревизионизма», совершались втайне, чтобы основная масса населения их не знала, однако со временем различия между коммунистической доктриной и повседневной жизнью стали настолько очевидными, что замечались уже всеми. Перестав быть «научной», коммунистическая идеология не смогла существовать в качестве «ненаучной», запасной путь ею не был предусмотрен. Когда выяснилось, что коммунистическое общество не только не построено, но путь к нему оказался еще более длительным, чем до революции, когда спохватились, что результаты научно-технической революции, якобы направленные на благо трудящихся в СССР и против человечества на Западе, как нас учил любой учебник по обществоведению, уже вошли в плоть и кровь западной цивилизации, а у нас они еще представляют собой диковинку, когда убедились, что наше «обобществленное», «коллективизированное» сельское хозяйство не в состоянии прокормить нашу страну, которая до революции была житницей всей Европы, а наша «индустриализированная» промышленность, которую благодаря особым заботам партии и правительства мы строили самым «научным» способом, то есть от тяжелой к легкой, а не наоборот, как в капиталистических странах, по всем параметрам уступает «ненаучно построенной» западной индустрии, когда мы стали отступать по всей линии фронта в первые месяцы Великой Отечественной войны 1941 года, хотя к войне готовились и разрабатывали исключительно наступательные сценарии ведения войны на чужой территории, когда мы стали стремительно проигрывать региональный войны, шедшие с нашей помощью (корейскую, арабскую, афганскую), когда практически все страны Африки и Латинской Америки, пошедшие по нашим советам и с нашими консультантами по пути «некапиталистического развития», в той или иной степени развалили свою экономику, стало ясно, что коммунистическая идеология как стержень всей советской культуры более не способна претендовать на роль государственной.

Правда, изживая ее, мы ничего не получили взамен, так что наступил мрачный период бездуховности.

Христианская культура. Советской культуре, по-видимому, предшествовал период господства христианской культуры, бытовавшей на Руси в течение почти тысячи лет. И даже светская культура XVIII—XIX вв.еков являлась логическим продолжением христианской, ее мирской версией, а в чем-то и ее отрицанием.

Можно привести множество параллелей между процессом христианизации русичей и процессом вовлечения России в учение Маркса. И та, и другая идеология были созданы вне Руси: первая — в античном Риме (и пришла на Русь в ее византийском облике), вторая — в охваченной буржуазной революцией республиканской, то есть антифеодальной и антимонархической Франции (и пришла в Россию после ее философского осмысления Гегелем, Фейербахом, Марксом и Энгельсом в Германии). По большому счету обе идеологии явились для русской цивилизации типичным западничеством, и означали довольно большой разрыв с исконно русскими традициями. Спустя некоторое время после насильственного насаждения привнесенные извне духовные новации пропитывались остатками наиболее важных черт древних русских традиций, и в этом сплаве иноземного и отечественного постепенно формировалась новая собственная культура. А чуть позже Русь или Советская Россия претендовали на лидерство, обосновывая свои притязания как бы возвратом к «подлинным» истокам: Русь считала Москву третьим Римом, более близкой к учению раннего христианства, чем Константинополь, а советские марксисты полагали себя более верными последователями Маркса, чем своих европейских коллег. На почве христианства на Руси появляется институт старчества, как бы христианский вариант деятельности языческих волхвов; на почве марксизма — институт чиновничества, воскресивший худшие черты государственной власти периода русского абсолютизма. Эти новые социальные институты, такие русские по своим духовным истокам, и такие чуждые по породившим их идеологиям, внесли свою лепту в разрушение этих самых идеологий. Ибо с позиций старчества как церковная, так и тем более светская иерархия перед лицом Бога — не более чем политическая надстройка над удовлетворением личностью своих религиозных или гражданских потребностей, и мысль об отказе от власти чиновников от религии или чиновников от государства вовсе не казалась кощунственной. Тем более не казалась чуждой и антимарксистская идея об отказе от всесилия партийно-государственной машины; в марксизме говорится прямым текстом о том, что в условиях победившего социализма должно происходить постепенное отмирание государственного аппарата, что вовсе не предполагало замену его на аппарат партийный. Тем самым пережиточные черты более ранней культуры, которые в новых культурно-исторических условиях стали пониматься как чисто национальные отличия соответствующих идеологий, постепенно приводили общественное сознание к пониманию недостатков реально построенного общества и к необходимости его реформирования.

Массовая культура. На западе, в Западной Европе принятие христианства в массовом масштабе последовало за эпохой великого переселения народов, то есть за эпохой нашествия германских племен на Западную Римскую империю и завоевания ее варварами. По сравнению с образованными римлянами германские завоеватели выглядели весьма примитивно, и этот эталон отношений был ошибочно перенесен на сопоставление культуры древних славян с культурой Византии. Между тем, древние руссы не уничтожили Константинополь и не привели к падению Византии, а на территории «Великой Скифии» не возникло несколько русских королевств, различающихся языком и византизированных на юге настолько, чтобы перейти на общение на вульгарном греческом языке. Иными словами, русичи не враждовали друг с другом в такой степени, чтобы создавать самостоятельные государства с другими языками, их языки не разошлись дальше некоторых местных диалектов общеславянского, а чуть позже — восточнославянского, а воздействие Византии не простиралось дальше принятия кирилловской, греческой в своей основе письменности; никакого воздействия на живую разговорную речь руссов Византия не оказала. Но и стремления подавить, а тем более уничтожить Византию у Руси не было. Не было и стремления полностью истребить своих соседей и в ходе дальнейшей экспансии России на восток, на Волгу и за Уральский хребет. Уже из этого видно, что германцы и русичи были весьма различны не только по своему поведению, но и по мировоззрению, то есть по одной из важнейших черт духовной культуры. Однако были и другие духовные отличия, которые мы подробнее рассмотрим ниже.

Весьма вероятно, что средневековые русичи еще до образования Киевской Руси обладали письменностью и значительной литературой (об этом ниже), так что христианизация не привела к созданию новой культуры на пустом месте, но лишь к некоторому обновлению языческой культуры в направлении единобожия. Подобно этому ведь и переход от «серебряного» XIX века к эпохе социалистического реализма означал некоторый упадок элитарной культуры при общем подъеме культуры массовой. Следовательно, если данная параллель справедлива, христианизация означала для Руси деградацию элитарного уровня, почти полное исчезновение языческого жречества, слоя волхвов. Но одновременно допустимо предположить и существование параллельного процесса повышения массовой культуры за счет втягивания широких народных масс в орбиту новой государственной идеологии — христианства. Правда, новая идеология налагалась на уже существовавшую культуру, так что наряду со славянской мифологией появилась и сосуществовала мифология христианская, а наряду с еще бытовавшим слоговым общеславянским письмом в церковных школах изучалось и второе, более прогрессивное для данной эпохи — буквенное, кирилловское.

Теперь центрами новой христианской культуры становятся монастыри, создающие богословскую, богослужебную и патристическую литературу, а также переводящие на славянский и русский язык многие литературные произведения Византии. Вселенская идея мирового христова воинства сплавляется с идеей русского патриотизма; она не реализуется посредством создания монашеских орденов, как это было в Западной Европе, но любой русский воин считает себя прежде всего воином-христианином. Своеобразие русского христианства проявляется в появлении множества русских подвижников, проповедников и святых, причем культура овладения этими святыми тонким миром оказывается высочайшей. Для массовой же культуры характерна достаточно широкая информированность населения об этих руских духовных деятелях, а также очень широкая грамотность населения, умевшего читать и писать слоговые знаки вплоть до XVII века. Здесь, однако, мы находимся в настоящее время в не лучших условиях исследования, поскольку два последних века набожность и крепкие нравственные устои населения не относили к чертам его высокой духовной культуры, а о грамотности в области славянской слоговой письменности ученые вообще не имели представления, ибо статистика религиозности или грамотности в средние века на Руси не производилась. Так что сравнение русской и западноевропейской массовой духовной культуры оказывается весьма сложной задачей. Во всяком случае не только русский этнос в целом, но и отдельные области сохраняли свой несколько отличный от других образ жизни, декор одежды, вид и убранство жилища, особенности праздников, свой фольклор, свидетельствовавшие о высокой и древней народной культуре и своим богатством не уступавшие материальной и духовной культуре других европейских народов.

Элитарная культура. На основе народного творчества в христианский период выросла и богатая профессиональная культура русского народа. Так, христианские старцы как волхвы языческой культуры довели практику общения с тонким миром до весьма высокой ступени, намного превосходящей возможности западноевропейских монахов. Эти люди умели предсказывать будущее, то есть были прорицателями, умели находить потерянные вещи или пропавших людей, то есть были ясновидящими, общались друг с другом на большом расстоянии, то есть были телепатами, но в то же время они приобщались к божественной истине, становясь посвященными, вели праведный образ жизни, и тем самым были не только праведниками, но и наставниками.

Следует заметить, что на Западе тоже существовали лица, ориентирующиеся в культуре тонкого мира: тамплиеры, розенкрейцеры, масоны, однако их взаимоотношения с господствующей церковью и государством были более сложными, чем на Руси. В то время как эти лица часто существовали лишь в рамках тайных обществ, а их учения лишь с большой натяжкой вписывались в доктрины католицизма, святые старцы Руси рассматривались русской православной церковью как глас самого неба. Им незачем было создавать тайные общества. Иными словами, духовная первооснова русской версии православного христианства была вполне легальной и прямой, тогда как на Западе это были лишь полупризнанные островки не вполне ясной духовности.

Что же касается светской культуры, то она тоже существовала, и была связана прежде всего с проблемами созидания и укрепления государственности того периода, Киевской Руси, а также в укреплении самобытности входящих в нее княжеств — Новгородского, Черниговского и других. Так появляется средневековая русская литература, дошедшая до нас лишь отчасти, вроде «Слова о полку Игореве», прославлявшая подвиги русского воинства и русских дружин, боровшихся за святую Русь против многочисленных врагов, иногда и не вполне удачно. Этому типу элитарной культуры в массовой культуре соответствовал героический эпос, различного рода былины и сказы, изображавшие русских богатырей. Появляется самобытная церковная архитектура, до высокого уровня доходит искусство иконописи. Монастыри в своих библиотеках сосредотачивают много интересных книг, как переводных, так и отечественных, переписывают русские летописи. Вместе с тем, светская культура на Западе была представлена гораздо полнее и шире, чем на Руси. Более того, в эпоху Возрождения Европа попыталась вернуться к светским идеалам языческих Греции и Рима. Тем самым, стремление возродить культуру понималось там как-либо как возврат к язычеству, либо как переход к атеизму, который в конце концов и стал господствующим в науке, а отчасти и в искусстве Европы к концу XIX века. Совсем не тот характер имеет Возрождение в России, понимаемое как пробуждение интереса к русскому язычеству, что только начинает развертываться в наши дни: в нем русские как бы припадают к истокам своей древней духовности.

Борьба с Ордой во многом не позволила реализовать творческий потенциал русского народа в период позднего средневековья. Но переход к царизму означал вместе с тем и усиление контактов с Европой, которые в XVII веке приняли систематический характер. Российские самодержцы все чаще поглядывали на Запад, все более тяготились русской самобытностью, пока в конце концов Петр I лично и инкогнито не поселился в Голландии, избрав ее местом своего социального ученичества. А XVIII век стал столетием вторжения западной культуры в культуру российскую, веком мощного социального и культурного экспериментирования, когда были утеряны многие исконно русские традиции. Правительственный чиновник занял место старца Оптиной пустыни, церковь подчинилась правительственному синоду, государственный аппарат стал контролировать многие стороны духовной жизни России. Не имея возможности развиваться в традиционных направлениях, русская национальная культура стала развиваться в понятных Западу формах, в которые она постаралась отлить свое славянское, приобретенное тысячелетиями, содержание. И когда период усвоения, занявший весь XVIII век, закончился, Россия смогла создать удивительную, наиболее психологичную, глубокую и светлую светскую культуру, вошедшую в мировую сокровищницу. Без глубокого народного начала не было бы ни Достоевского, ни Толстого, ни передвижников, ни «могучей кучки» с Чайковским. Но было и мощное западноевропейское влияние, без которого трудно себе представить появление «Писем русского путешественника» Карамзина (первого произведения русской словесности, ставшего известным на Западе), или «Арагонской хоты» Глинки, или итальянских полотен Иванова. Это не просто западные веяния в русской культуре — это именно Запад глазами русских. Социальный заказ поменялся: теперь предстояло творить культуру национальную по содержанию, но общеевропейскую по форме. Признав за русской культурой значительное место в XIX веке, Запад признал за ней близкую ему форму (по аналогии можно сказать, что культура Советской России была западноевропейской по содержанию, ибо исходила из франко-германских идей свободы, равенства и братства, но российской по форме, что и обусловило в конечном итоге ее отторжение Западом).

Господствовавшая идеология. Христианство возникло в Римской империи, и совсем не было рассчитано на особенности славянской национальной психологии. Во всяком случае, так считается сейчас (хотя мои исследования показывают иное). Однако идея личного бессмертия, свободного общения с богом, торжественность основных религиозных церемоний были весьма близки сердцу славянина. Вместе с тем, в христианстве заключались одновременно идеи смирения, спокойной праведной жизни, устремления всех творческих сил только к небу, что не вполне соответствовало мятежному и воинственному духу русичей. Поэтому христианство с необходимостью должно было уживаться на Руси с остатками язычества, сохранившимися и до наших дней. Хотя на Руси была весьма популярна идея Москвы как третьего Рима, но превзойти своей святостью страну-родоначальницу для Руси было задачей почти невыполнимой, а национальный характер требовал постановки какой-то глобальной цели, которую христианство дать не могло. Угасание христианской религиозности в последние два века объясняется наступлением государства лишь отчасти, ибо христиане привыкли к гонениям, однако их идеалы праведной социальной жизни могли реализоваться разве что в монастырях, которые, к сожалению, уводили человека из его привычной общественной среды и рвали социальные связи, да и на монаха накладывали массу ограничений. К еще большему сожалению, страна, целиком состоящая из монахов, обречена на вымирание, ибо в ней не может быть ни детей, ни промышленности, ни торговли, ни банков. А религиозный консерватизм, сопротивляющийся любым нововведениям, и религиозная нетерпимость к любому свободомыслию оттолкнули от русской православной церкви многих людей, носящих бога в себе, но не желающих мириться с часто невежественным мнением многих пастырей, ставших обычными чиновниками от религии.

Языческая культура. Этот архетип мы знаем очень приблизительно, и далеко не достоверно, ибо тысячелетнее господство христианства весьма исказило естественный вид этого типа культуры. Здесь можно только догадываться и судить по более чем скромным дошедшим до нас останкам.

По аналогии с только что рассмотренными архетипами можно сказать, что историческая память в виде русских летописей застала лишь последний этап язычества, период его разрушения. С точки зрения религиозного культа это проявилось в господстве в пантеоне богов русичей Перуна, бога-громовержца, известного и ранее, но не выходившего на роль верховного божества. Самым почитаемым божеством в народе был, разумеется, бог охоты, позже — бог скота и богатства Велес. Историки объясняют это противоречие тем, что культ Перуна как верховного божества утвердился вместе с укреплением великокняжеской власти Киева, то есть этап лидерства Перуна маркировал по сути дела отход от национальных традиций и явное западничество, ибо Перкунас был главным божеством балтов. Правда, это было северное западничество, в отличие от чуть более позднего, южного, связанного с христианизацией Руси. Следовательно, подлинно русское язычество с его культурой осталось для историков «за кадром», то есть за границей исторической видимости.

Вместе с тем становится понятным, почему население Руси, хотя и под большим давлением князя, но все же приняло христианство. Очевидно, что идеалы этого вида монотеизма, особенно в его византийской, православной версии были чем-то очень близки идеалам славянского язычества в его велесовской версии. Тем самым принятие христианства было отчасти антиперуновской акцией, что укрепляло позиции Велеса, ослабляя в целом язычество. Недаром в последующем христиане Руси гораздо больше Христа чтили Николая-Чудотворца, в котором, как полагают исследователи, воплотился языческий культ Велеса (см., напр., книгу Б. А. Успенского «Филологические разыскания в области славянских древностей», М., МГУ, 1982, глава III, «Никола и Велес»). Так что принятие христианства, скорее всего, не было простой антиязыческой сменой господствующей религии, а выражало возврат в новой, византийской форме культа древнего народного бога русичей. Правда, источников для такого вывода у нас слишком мало, и он сделан в значительной мере по аналогии.

Как свидетельствуют отечественные слависты В. В. Иванов и В. Н. Топоров (Энциклопедический словарь «Славянская мифология», М., 1975, с. 74), название Бояна «Велесовым внуком» может отражать древнюю связь Велеса с обрядовыми песнями и поэзией. А это означает, что массовая культура последнего языческого культа была связана с фольклором и крестьянскими земледельческими обрядами, в то время как элитарная культура начальной Киевской Руси ориентировалась на культ Перуна, на придворные сочинения типа более позднего «Слова», на летописи и легенды, и провоцировала создание героического эпоса о первых русских князьях и близких к ним героях. Вместе с тем, сведения о языческом времени у нас очень скудны, ибо источники частично погибли (в пожарах, войнах, при стихийных бедствиях), частично были уничтожены (хазарами, христианами и т. д.). Так что пока единственной возможностью понимания этой культуры является ее реконструкция.

Такие попытки были предприняты Александром Игоревичем Асовым, переведшем и прокомментировавшим «Велесову книгу», а затем объединившим мифы и легенды славян в «Звездную книгу Коляды». Пока трудно понять, где кончается подлинный исторический материал и начинается собственное творчество этого исследователя, однако если реконструированная мифология действительно такова, как она представлена в этих двух книгах, то об элитарной культуре славян можно говорить как о весьма высокой, ничуть не уступающей по крайней мере в мифологической части древнегреческой. А поскольку культура является системой, то невозможно иметь весьма развитым один элемент системы и совершенно неразвитыми другие. Кроме того, мы со своей стороны можем свидетельствовать, что в докиевской и в Киевской Руси была широко распространена слоговая письменность, причем в VI—VII вв.еках н.э. она имела весьма своеобразный, орнаментальный вид, представляя собой замечательные памятники не только письменного, но и изобразительного творчества. Тем самым предположения о высокой культуре славян языческого периода постепенно находят подтверждения, хотя до полной реконструкции тут еще очень далеко.

Возможно, что само имя главного славянского бога Велеса не исконное, а заимствованное. На это наталкивает тот факт, что словом «welsh» или «Walles» римляне, германцы, а возможно и славяне называли различные кельтские племена; в частности, отсюда происходит название местности в Англии Уэллс, название племена валвхов, реки Волховы и жрецов-волхвов бога Велеса. (Примечательно, что множественное число от слова «волхвы» произносилось по-древнерусски как «волсви», то есть «волос-ви»). У кельтов, как известно, существовали очень влиятельные и могущественные жрецы-друиды, последним из которых был великий Мерлин, прекрасно владевшие всеми видами первобытной магии и ведущие свое учение чуть ли не из самой Атлантиды. Иными словами, кельты несли с собой самую сильную духовную культуру Европы, и если действительно эта культура была воспринята русичами, то это было очередной формой западничества. Если учесть, что кельты распространились по Европе где-то по разным данным в IX—VI вв.еках до н.э., и предположить, что друиды-волхвы распространили свое влияние в конце рассматриваемого периода, то можно придти к выводу, что русичи не менее тысячи лет исповедывали языческую религию, где основная роль отводилась богу Велесу, который мог быть известным и раньше, не составляя, однако, основы религии. А позже, в связи с развитием княжеской власти и государственности, примерно в течение двух веков насаждался культ Перуна, связанный с контактом русичей со странами Балтийского бассейна — прежде всего балтийскими славянами, но также скандинавами и балтами.

Правда, в середине первого тысячелетия до н.э. уже не приходится называть данный этнос русичами или даже славянами — эти имена появляются позже. У Геродота мы встречаем имя «сколоты» для обозначения современных древним грекам протославян. Но это были наши предки, жившие в тех же местах, где проживали и Киевские русичи, то есть на Днепре, и говорившие, как показывают наши дешифровки надписей того периода, на протославянском языке.

Раннеязыческая культура. В последнее время некоторые исследователи приходят к выводу о том, что еще раньше, в доскифское время, существовало протославянское государство Аратта со столицей Артанией (южнее Киева, вблизи Канева). Возможно, что частично его остатками являются слои так называемой трипольской археологической культуры, которая в целом располагалась западнее, в районе современной Одесской области и в Молдавии. Что же касается самого восточного подтипа Трипольской культуры, а именно керамики так называемого усатовского типа, то нам удалось прочитать на ней несколько надписей бытового содержания, вполне понятных современному русскому человеку, например, «Попей водицы!». Это позволяет предположить, что в трипольскую культуру была вовлечена и определенная часть протославянства. В ту пору, судя по нашим исследованиям, протославяне назывались соколовы или соколы. Вообще говоря, роспись трипольских сосудов очень красочная, витиеватая, совсем не характерная для гораздо более строгих и тусклых славянских сосудов более позднего времени. Археологи полагают, что родоначальниками такого вида керамики являются племена средиземноморцев, особой расы, практически исчезнувшая к настоящему времени, но распространившая свою материальную, а, возможно, и духовную культуру до общеевропейских масштабов. В таком случае ее заимствование соколами было типичным западничеством.

На одной из найденных скульптурок среднетрипольского времени, выполненной в форме креста, нам удалось прочитать имена трех богинь — Живы, Лели и Кубелы. Как известно, культ богинь-женщин предшествовал культу богов-мужчин, следовательно, культ Живы как главы пантеона был старше культа Велеса. Косвенным доказательством этого является то, что с одной стороны, имя Живы имеет несколько вариантов — Дзива, Дива, Дева, Майя, а с другой стороны, мужской аналог Живы, бог Зевс, являлся главой греческого пантеона богов. У гревов, видимо, мы встречаем более поздний вариант культа, поскольку Зевс имеет мужскую ипостась. Следовательно, в троице (или, как обычно говорили славяне, в Триглаве) Жива-Леля-Кубела верховным богом, богиней-матерью является Жива; это следует не только из аналогии Жива-Зевс, но и из первого места, которое занимает имя этой богини в надписи на кресте. По аналогии же с христианской троицей Живу можно считать богиней-матерью, богоматерью (имя Живы нам удалось прочитать и на одной фигурке богини культуры Винча, относящейся к пятому тысячелетию до н.э.), но тогда Лелю следует считать богиней-дочерью. К нашим дням имя Живы стерлось в народной памяти, что можно считать косвенным признаком его вытеснения другими именами, но зато сохранилось имя Леля — в мужской ипостаси. Из этого можно сделать вывод, что более поздним вариантом общеиндоевропейского культа Живы стал культ Леля, и этот переход вполне сопоставим с переходом от иудаизма (с культом Иеговы-Яхве) к христианству (с культом сына Яхве — Христа). Иными словами, вполне возможно, что культ Живы, бытовавший у протославян с пятого по третье тысячелетие до н.э., сменился ко второму тысячелетию на культ Леля, чтобы затем перейти в культ Вышеня-Даждьбога и Крышеня-Коляды, солнечных богов, а затем претерпеть замену на культ Велеса в первом тысячелетии до н.э. и культ Перуна в конце первого тысячелетия н.э.

Такой видится непростая история протославянской и славяно-русской культуры за последние 7 тысяч лет, причем уже сейчас ясно, что культ Живы тоже не был первой протославянской религией.

Общий вывод. Изложенное позволяет понять общий алгоритм развития советской, русской, славянской и протославянской культур. Этот алгоритм довольно прост: в результате контакта с западом устанавливается наиболее влиятельная на тот период форма идеологии у наших предков и поддерживается широкий обмен информацией с единоверцами. Но затем эти связи рвутся, а господствующая идеология становится все более национальной по содержанию за счет все более сильного воздействия традиций предшествующей идеологии. В конце концов национальная версия превращается в сугубо национальную идеологию, и контакт с единоверцами других стран становится уже принципиально невозможным. А затем на относительно небольшой период устанавливается новый культ примерно того же типа, но связанный с иной социальной ситуацией: либо с победой сословия воинов (бояр, дружинников, государственных чиновников) над жреческим сословием, либо с секуляризацией (переходом к мирской разновидности) духовной культуры и заменой ее духовных пастырей на представителей науки и искусства. Этот исторически короткий отрезок времени заканчивается расшатыванием духовных устоев нации и стремлением народа к возрождению старых традиций в новой форме, связанной с усвоением западного опыта. Это вовсе не означает, что культура Франции-Германии, Византии, кельтов, средиземноморцев или более ранних народов оказывалась для наших предков более притягательной по сравнению с собственной, но свидетельствует лишь о том, что длительное отсутствие контактов с западной цивилизацией не проходит даром. Общение, в том числе и с наиболее культурно развитым на данный момент этносом, есть безусловное культурное благо, и отсутствие его по тем или иным политическим мотивам мало по малу обращается против господствующего социального слоя. Это — великолепный исторический урок, который следовало бы помнить многим претендентам на долгое историческое господство.

Из этого краткого рассмотрения следует также и другой вывод: Россия последних веков является наследницей культур, по меньшей мере, четырех исторических архетипов, где каждый из них формировал свои черты русского этноса. Каждый период был строго закономерен, ни один из них не может быть вычеркнут из нашей истории без существенного искажения ее характера. И в этом смысле каждый период важен, существенен, а главное — необходим, так что призыв полностью порвать с предшествующим типом духовности, предать ее забвению и наказывать ее приверженцев как вероотступников, всегда неглубок и исторически обречен. Новый исторический период обязательно вбирает в себя какие-то черты изгоняемой культуры и воскрешает их в новом обличии.

Мы можем гордиться своей историей; она столь же велика и многообразна, как и щедрая русская природа. И на всех исторических этапах культура славян и их предков вбирала в себя самые прогрессивные веяния эпохи, и сама оказывалась на высоте самых ярких образцов мировой культуры спустя несколько веков — но теперь уже это были образцы собственной и неповторимой духовности.