Актуальность темы
исследования. Стремительность распада Советского Союза явилась одной из основных причин обострения межнациональной и межконфессиональной напряженности на просторах бывшей сверхдержавы. В результате в ряде зон бывшей периферии СССР возникли настоящие ареалы конфликтов, имели место и ныне еще происходят локальные войны, появился ряд новых и очень нестабильных государств.
На волне эйфории победы либерального Запада в «холодной войне» с «советской империей», как очень точно замечает известный отечественный этнопо-литолог В. В. Тишков, родился «интригующий проект второго круга дезинтеграции постсоветского пространства за счет России как новой „мини-империи“. Он -'нашел много энтузиастов среди политиков, международной бюрократии и научного сообщества, в том числе и в среде новых соседей России, где ощутимо желание наказать бывшего „старшего брата“. В осуществление этой идеи вкладываются ощутимые интеллектуальные и материальные ресурсы, а также академические амбиции» [142, С.27].
В последние годы особенно активно эксплуатируется религиозно-пгнический фактор, который реально воздействует на политический процесс как $ мировом, так и в общероссийском масштабе. Однако в наибольшей степени щя нашей страны он находит свое отражение на Северном Кавказе, что обус-ювлено возросшим стратегическим значением данного региона в рамках Рос-ийской Федерации. После распада СССР Северный Кавказ получил статус [риграничного региона на южном направлении внешних интересов России, ко-орое ныне можно рассматривать в качестве главного источника потенциальной грозы безопасности страны в связи с активизацией исламских фундамента-истских и пантюркистских тенденций, проникающих сюда со стороны Саудов-кой Аравии, Иордании, Пакистана, Турции и других южных соседей. Другим) актором, повлиявшим на повышение роли Северного Кавказа для безопаснос-и России, является его выгодное географическое положение как района для ранспортировки нефти и газа из новых месторождений на Каспийском море и Центральной Азии.
В результате отмеченных обстоятельств на Кавказе, на Северном Кавказе частности, столкнулись и пришли в противоречие интересы ряда мировых США, Великобритания, Германия и др.), региональных (Иран, Саудовская фавия, Турция и др.) держав и России. Ситуация осложняется стремлением оп-еделенных кругов США и их партнеров по НАТО переориентировать экспан-ию исламского экстремизма на поликонфессиональную Россию с таким расче-ом, чтобы она оказалась на переднем крае противостояния христианской и му-ульманской цивилизаций. Предпринимаются попытки навязать нашей стране оль своеобразного громоотвода от «исламской угрозы», втянуть ее в военно-олитическую конфронтацию с мусульманскими государствами, с различными сламскими течениями.
Начало этому процессу положила нашумевшая теория «столкновения ци-илизаций», автором которой является американский политолог С. Хантингтон. Согласно ей, война между христианами и мусульманами неизбежна. Обе рели-ии претендуют на звание «единственно верной». Исторические примеры ис-амских завоеваний в форме «джихада» и крестовых походов отражали глобаль-ые устремления как ислама, так и христианства. Для распространения веры ак-ивно использовалась сила [157, С.33−57].
Если рассматривать проблему с этой точки зрения (геополитической кон-трукции «столкновения цивилизаций»), то апелляция к конкуренции «атлантиз-[а» (западные государства), «евразийства» (Россия) и «исламизма» (мусульман-кие страны) выглядит достаточно логичной. В этом случае исламский радика-изм, фиксируемый в специфических условиях Северного Кавказа, можно будет характеризовать как некий феномен, базирующийся на духовной базе мусуль-[анского фундаментализма, который перевел религиозные вопросы в полити-ескую плоскость, используя возрожденческие идеи (построение теократичес-ого исламского государства) в борьбе за власть. Причем отличительным мо-[ентом процесса такого «возрождения» на современном этапе является обост-ение конкуренции между двумя объединительными тенденциями — панисламжой и пантюркистской, которые основываются на противоположно декларируемых задачах. Панисламизм апеллирует к межнациональному уровню объеди-гения мусульман, а «мусульманский национализм», составляющий основу пан-поркизма, — собственно к национальному. Сторонники теории исламской солидарности в Иране, Саудовской Аравии призывают всех мусульман объединиться вне национально-географических рамок, тогда как идеологи «мусульманского национализма» в лице, в первую очередь, Турции выступают за обособление мусульман региона на этнорелигиозной основе и выделение данной общины в самостоятельное государственно-политическое образование.
Эти две ведущие тенденции в исламе в одинаковой степени ведут к появлению принципиально новых силовых величин в обширном регионе. При определенных условиях они могут стать центрами сближения мусульманских государств и народов и смогут оказывать влияние на возможный передел мира в интересах этого демографического большинства планеты.
Существенный аспект этих тюркско-исламских опасностей для нашей страны кроется в заинтересованности ее геополитических противников создать в северокавказском регионе антироссийское конфедеративное государственное образование «от моря до моря», как фактор вытеснения России с Кавказа и Причерноморья и кардинального изменения здесь этноконфессионального баланса.
В стремлении создать ядро будущего всеисламского союза, независимо от его основы, пантюркистской или панисламистской, Саудовская Аравия, Турция,.
Пакистан и др. не исключают возможности прямого вмешательства в дела не только «мусульманских» республик бывшего СССР, но и России, что наиболее явно проявилось и продолжает проявляться в Таджикистане и Чечне.
В результате их поддержки чеченский конфликт остается наиболее серьезным очагом социальной и межнациональной напряженности в стране и самым опасным с точки зрения сохранения целостности России. В условиях существовавшей фактически независимой «исламской» Чечни в последние годы наблюдалась активизация фундаменталистских исламских сил в Дагестане, что явилось одной из причин вторжения банд исламских экстремистов в августе 1999 г. на территорию некоторых районов Дагестана. Под их воздействием наблюдался фоцесс растекания практики исламского радикализма и в другие северокавказ-кие республики.
Изложенное выше свидетельствует о том, что исламский радикализм (как щеология и политическая практика) является существенным фактором совре-1енной политической жизни не только мусульманских государств Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки и Юго-Восточной Азии, но и СНГ, а таксе России. Во многих странах этих регионов движение исламских радикалов [ревратилось в серьезную силу. Однако наибольшую опасность этого движе-[ия представляет его экстремистское крыло, деятельность которого серьезно [естабилизирует международную обстановку. В то лее время феномен ислам-кого радикализма изучен явно недостаточно и нуждается в дополнительных: омплексных исследованиях.
Степень разработанности проблемы. Изучение проблемы радикализма исламе — относительно новое направление исследований в области политиче-ких наук, поскольку современный радикализм берет свое начало с момента об-«азования в Египте в 1926 г. мусульманской организации экстремистского тол-:а «Братья-мусульмане». Тем не менее, можно утверждать, что целая плеяда ченых Востока и Запада еще до указанного периода внесла свой вклад в освещение проблемы. Так, мусульманский теолог XII века аш-Шахрастани [23] ис-ледовал процесс и последствия расколов в исламе, которые в основном носили юлитическую подоплеку. Абу Хамид Ал-Газали [9] стал основателем ныне общепризнанной, эталонной* суннитской орто-доксии, получившей повсеместное распространение в мусульманском мире. Л. Бернард [173], Г. Э. Грюнебаум [43], 1дрис Шах [59], А. Массэ [91], А. Мюллер [103], Ф. Роузентал [128], Д.С. Три-[ингэм [147] в своих трудах ставили целью проследить историю возникновения [ развития ислама и его отдельных течений, а также составить наиболее полноеписание мусульманской доктрины в том виде, в каком она была доступна этим [сследователям. Работы вышеназванных ученых и сегодня считаются фунда-1ентальными трудами для тех, кто занимается проблемами ислама, в том числе казались полезными для понимания основополагающих основ мусульманства [ля автора настоящего исследования.
Значителен вклад в мировую науку немецкого ученого М. Вебера [34], который в своих трудах по социологии религии доказал, что поведение людей в различных обществах может быть понято лишь в рамках их общего концептуального представления о своем существовании, что религиозные догмы и их толкование — составная часть их видения мира, что необходимо выделить эти догмы, чтобы понять поведение индивидов и групп. Главным для Вебера является его анализ религиозного мировоззрения, т. е. той позиции, которую люди избрали по отношению к бытию, рассматривая свое существование в свете верований. Исследование Вебера открывает позитивное и научное понимание влияния ценностей и верований на человеческое поведение. Оно высвечивает характер выражения причинности религиозных идей в ходе истории. Так, например, в исламе война за веру (джихад) с самого начала являлась элементом жизни мусульманина. В основе Веберовской социологии лежит простая, но глубокая мысль. Чтобы понять общество и смысл человеческой жизни, необходимо извлекать из них внутреннюю логику, исходя из метафизических и религиозных концепций [18, С.537].
Нынешний интерес к религии в целом и к религиозному радикализму в частности в известной степени стимулируется получившей популярность в научном мире идеей о столкновении цивилизаций, высказанной американским ученым С. Хантингтоном [157]. Популярность концепции Хантингтона, определившим нарастание межконфессиональных противоречий как межцивилизаци-онное противостояние, может быть объяснена относительной легкостью ее восприятия, ее удобством как «ключа» для понимания конфликтов в СНГ, эффективностью подачи ее публицистами самых разных идеологических направлений, а также тем, что к идеям Хантингтона обращается немалая часть политических радикалов.
Отечественное исламоведение также имеет давнюю историю и накопило солидный запас знаний. Значительный вклад в его освоение внесли поколения отечественных ученых-востоковедов. Так, первый перевод Корана был сделан еще в 1716 г., а в 1850 г. Н. Торнау было составлено «Изложение начал мусульманского законоведения» [146].
Неоспорим вклад в науку отечественных ученых-исламоведов В. В. Бар,-тольда [25, 26], А. Е. Бертельса [29], И. Гольдциера [41], исследовавшихПэщные пласты мусульманской культуры и отмечавших в своих трудах склонность ислама к политизации. H.A. Смирнов [132] детально рассмотрел проблему радикализации ислама в условиях Кавказской войны, назвав это религиозно-политическое движение «кавказским мюридизмом». Идеи этих ученых широко использовались в ходе осуществления настоящего исследования.
Среди современных отечественных ученых, исследовавших различные аспекты арабо-мусульманской цивилизации, исламского права, а также политизации этой религии можно назвать JI.C. Васильева [32, 33], A.B. Малашенко [60, 101], Г. М. Керимова [66], Н. С. Кирабаева [68], Л. Р. Полонскую [121], Л.Р. Сю-кияйнена [102]. Так, исследователь движения радикального ислама Л. Р. Полонская указывает на такие особенности возрождения фундаментальных основ религии как теологические и политические. Если в первом случае речь идет о теории возрождения идеального исламского государства, обеспечивающего возможность существования такого общества, то во втором следует говорить о борьбе фундаменталистов за захват власти насильственным путем и утверждение политической модели государства, основанной на шариате. Известнейший исследователь политизированного ислама A.B.Малашенко, в свою очередь, рассматривает фундаментализм как мысль, теорию, в то время как исламизм, по его мнению, является практическим воплощением фундаментализма, то есть действием [89]. Такой подход к изучению проблемы, на наш взгляд, представляется позитивным. В то же время, следует подчеркнуть, что вышеназванные ученые в своих трудах не определяют термин «исламский радикализм», довольствуясь понятиями «фундаментализм» и «исламизм». Поэтому введение нами в научный оборот четко очерченной категории «исламский радикализм», понимаемый в качестве доктрины и основанной на ней практики, как представляется, более продуктивно с точки зрения организации всестороннего исследования явления и противодействия ему.
На региональном уровне не остались незамеченными разработки ученых-исламоведов М. А. Абдуллаева [1], A.B. Авксентьева [3], М. В. Вагабова [31],.
М.Б. Мужухоева [100], P.A. Ханаху [156], А. Р. Шихсаидова [167, 168]. Среди них и ростовские ученые-кавказоведы, востоковеды и правоведы — Г. С. Денисова [46], Ю. Е. Милованов [96], В. Н. Рябцев [129], Л. Л. Хоперская [159], Д. Ю. Шапсугов [111], В. Н. Шевелев [165]. Работы названных ученых ценны тем, что в них содержатся интереснейшие сведения, отражающие специфику этнокон-фессиональной ситуации на Северном Кавказе.
Однако следует подчеркнуть исключительно верную мысль председателя СКНЦ ВШ Ю. А. Жданова о том, что, несмотря на крупные достижения в области исламоведения и кавказоведения в дореволюционный и советский периоды, «в последние десятилетия советской власти изучение гуманитарных проблем Кавказа в основном сосредоточивается в руках местных ученых, а собственно русское кавказоведение утрачивает свою энергию» [136, С.5].
Тем не менее, в последние годы в Москве, Санкт-Петербурге, Краснодаре, Пятигорске, Ростове-на-Дону, Ставрополе, Майкопе, Махачкале, Нальчике, Владикавказе идет восстановление и формирование новых востоковедческих и кавказоведческих центров в академических институтах и вузах. Однако этого на сегодня явно недостаточно. Так, например, когда в настоящее время в исламских районах страны идет бурное возрождение исповедуемой религии, остро ощущается некоторая односторонность развития в нашей стране исследований по исламской проблематике. Так, подавляющее большинство ученых региона делали упор на изучение доисламского наследия, на выявление домонотеисти-ческих элементов в ныне бытующих верованиях: H.H. Великая [36], Г. А. Гаджи-ев [39], Л. И. Лавров [80] и др. Только в последние годы появились исследования, непосредственно касающиеся современных процессов в исламе на Северном Кавказе и воздействии их на политику. Среди этих ученых можно назвать В. Х. Акаева [6], С. А. Ляушеву [83], A.A. Ярлыкапова [172] и еще немногих других. Их работы содержат анализ этноконфессиональной ситуации в различных регионах Северного Кавказа, в них как фактор негативного воздействия на развитие политического процесса называется пришедший извне фундаментальный ислам в форме «ваххабизма» .
В отношении данного явления (ваххабизм) следует отметить следующее: зачастую большинством отечественных авторов он идентифицируется с 'фундаментализмом", «радикализмом» и его более «узкими» проявлениями -'экстремизмом" и «терроризмом». Против такого вольного подхода к терминам — «страшилкам» давно выступают зарубежные политологи — М. Эткин [170], Ц. Эспозито [175], Д. Волл [196], а также отечественные ученые — З. С. Арухов [20], Д. Макаров [87], A.B. Малашенко [89] и другие. Мы разделяем такую точку фения.
Что касается авторов, опубликовавших серьезные работы по проблемам исламского радикализма и экстремизма, то их в целом немного, например: A.B. Коровиков [75], С. Кургинян [79], Н. В. Жданов и A.A. Игнатенко [52], Л. И. Медведко и A.B. Германович [94], В. А. Тишков [144], P.M. Шарипова [164]. Этими авторами рассматриваются проблемы радикализма в различных мусульманских странах, однако, как правило, не изучается вопрос проецирования теории и практики исламского радикализма, сложившихся там, на 'мусульманские" регионы России.
В самое последнее время, после событий в августе-сентябре 1999 г. в Дагестане, появились новые работы по проблеме. Среди них следует отметить дагестанского ученого З. С. Арухова [20], рассмотревшего проблему экстремизма в современном исламе. Однако, его методологические установки и понятийный аппарат базируется, в основном, на трудах A.B.Малашенко. Поэтому, кроме представляющих интерес фактических данных, продвижения в концептуальном рассмотрении проблемы не усматривается. Аналогично можно охарактеризовать работы Э. Кисриева [71], Е. М. Прошиной [123] и некоторых других авторов.
Эти проблемы также освещаются в многочисленных публикациях зарубежных и российских СМИ, однако степень их проработки невысока.
Несколько лучше изучены вопросы, связанные с терроризмом. Однако и здесь до сих пор не разработана единая методология подхода к адекватному пониманию на международном уровне таких феноменов, как «террор», «терроризм» и «международный терроризм» [106].
По проблеме исламского национализма, в частности пантюркизма и пан-уранизма, имеется ряд зарубежных и отечественных исследований: Зареванд 56]- С. Кургинян [79], Э. Оганесян [112], К. Паноракис [114] и другие, однако) ни, как правило, слабо адаптированы к реальной политической ситуации на Неверном Кавказе.
В большинстве работ отечественных авторов и публикаций СМИ, посвя-ценных исламскому фундаментализму и экстремизму, затрагиваются, как правило, глобальные проблемы политического, религиозного и социально-экономического плана. В то же время, конкретные вопросы исламизации социально-толитической жизни в некоторых регионах России, в частности на Северном Кавказе, а также связанные с этим угрозы национальным интересам нашей лраны остаются в стороне и подробно не освещаются. Комплексного же исследования феномена политического исламского радикализма в специальной литературе до сих пор нет.
Объектом исследования данной работы является исламский радикализм, рассмотренный в качестве целостного феномена, в котором сложившиеся в определенных исторических условиях доктринально-догматические концепции носят интегративный характер и включают ценностно-мировоззренческие, политико-идеологические и даже культурно-психологические основания. (Последние в своей исторической эволюции вышли за рамки конкретно-исторических условий и составили самостоятельный пласт в политической культуре современного ислама).
Предметом исследования в этом случае становится прагматический аспект феномена, именно та его сторона, которая обусловливает по-своему уникальную политическую практику исламского радикализма в условиях Ближнего, Среднего Востока и Северного Кавказа. Последняя превращает радикальную идеологию во вполне конкретный политический интерес, который в специфических реалиях Северо-Кавказского региона принимает сегодня экстремистские формы вооруженной борьбы.
Цели и задачи научного исследования. Относительно широкая в общетеоретическом плане тема исследования в прикладном отношении носит достаточно конкретный и специализированный характер. Последнее проявляется в том, что нами рассматривается не исламский радикализм вообще, а только его специфический аспект, связанный с реальным проецированием теории и практики политического исламского радикализма, сложившихся в мусульманских странах Ближнего и Среднего Востока, на Северо-Кавказский регион.
В этой связи автора исследования интересует генезис тех схем, по которым под воздействием вышеназванных факторов осуществляется трансформация национально-государственных институтов на Северном Кавказе, а также то, каким образом это повлияет на формирование внешней и внутренней политики России в регионе в краткосрочной и среднесрочной перспективе.
Такова в общем плане цель исследования. Сформулированная в таком виде, она предусматривает решение следующих задач:
1. Посредством историко-социологических реконструкций выявить, что именно в исламском радикализме, взятом в качестве определенного вида политической идеологии, носит конкретно-исторический характер, а что молено рассматривать как закономерное в плане выделения структурно-функциональных составляющих доктрины.
2. Решение первой задачи позволяет ответить на вопрос о том, каким образом локальная, конкретно-историческая практика сочетается с базовыми политико-мировоззренческими постулатами основных доктринальных течений в исламе. И, далее, что представляют собой идеологические конструкты, возникающие в результате своеобразного синтеза двух описанных выше составляющих (то есть синтеза локальноисторической практики и доктринальных положений в различных течениях ислама).
3. Следующей задачей становится выяснение того, как идеологемы, возникшие в результате такого рода синтеза, становятся обоснованием специфической политической практики в различных геополитических условиях.
4. Дальнейшее продвюкение к цели исследования потребовало решение еще одной задачи — через анализ политической практики и стандартов поведения мусульман-радикалов выявить мобилизационный потенциал исламского политического радикализма в регионе.
5. Исходя из результатов, полученных при решении вышеобозначенных щач, нами была сформулирована и заключительная задача исследования — вы-вление перспектив исламского национально-государственного строительства в егионе и их соотношение с геополитическими интересами России.
Теоретическая и методологическая основа диссертации. Поскольку в сследовании были поставлены как задачи теоретико-аналитического осмысле-ия доктринальных истоков исламского радикализма, так и задачи прикладного нализа его прагматики (то есть проявлений в действии) в международной по-итике, то и исследование базировалось на различных методологических пред-осылках.
Прежде всего необходимо отметить, что в плане теоретико-аналитических еконструкций доктринальных истоков исламского радикализма использова-ось веберовское учение об «идеальных типах». Опираясь на него, мы попыта-ись построить своего рода понятийный аналог «идеального типа» примени-ельно к исламскому радикализму — то есть была предпринята попытка выявить юдель доктринально-идеологического и мировоззренческого исторического интеза, который в итоге дает достаточно стройную и внутренне последователь-:ую фундаменталистскую «картину мира». В ней изначально заложена возмож-ость различных вариантов ее идеологического расширения применительно к ютребностям практики. Разумеется, изложенные концептуальные конструкты |бладают значительно меньшей степенью общности по сравнению с веберов-ким «идеальным типом», однако и методологическая задача исследования за-лючалась исключительно в использовании идеально-типического реконструи-ювания как эвристического приема. В работе также используется основанная [а подходе М. Вебера типологизация политических процессов, предложенная.Ю.Шутовым, в соответствии с которой выделяются харизматический, идео-:ратический и технократический типы [169].
По мере решения поставленных задач нам пришлось использовать элементы структурно-функционального анализа при выявлении повторяющихся шементов идеологии радикализма. Структурный анализ и позволил выявить соотношение единичного и особенного в функционировании фундаменталистских идеологем в различных исторических и геополитических условиях.
В процессе работы над идеологическими и программными документами, а также над агитационно-пропагандистскими материалами радикальных политических организаций и движений исследователю пришлось обратиться к контент-анализу изучаемых текстов для того, чтобы выявить механизмы их мобилизационного воздействия на широкие слои верующих.
И, наконец, в заключительных разделах работы используется факторный анализ перспектив развития геополитической ситуации на Северном Кавказе в связи с влиянием исламского радикализма.
Научная новизна диссертационного исследования. На основе осмысления эмпирического материала, а также теоретической проблематики, представленной в специальных работах, в настоящем исследовании сформулированы положения, которые составляют приращение знания в данной области. Такие положения, присутствующие в тексте диссертационной работы, могут быть обозначены следующим образом:
Построено рабочее определение понятия «исламский радикализм», который понимается как коллективистский способ социальной мобилизациив его основе лежит прокламация политико-идеологической иерархии, стратифицирующей общество в целом на ряд религиозных ассоциаций от приходской общины до государства, трактуемого как община мусульман (умма).
Выяснено, что в основе исламского радикализма, как способа социальной мобилизации, лежат своеобразные архетипические идеологемы, рассматривающие повседневное бытие адепта в виде миссии борьбы за «истинную веру», которая в политическом плане предполагает теократическую форму политической организации общества.
Выявлено, что на основе архетипических идеологем в практике деятельности радикальных организаций формируются асоциальные модели политического поведения, которые являются несовместимыми с общественно-политическими институтами традиционного ислама и требуют создания принципиально новых форм социальной организации, начиная от повседневных форм общежи^ тия и заканчивая институтами государственной власти. /'.
Установлено, что в настоящее время, наряду с Афганистаном, ряд территорий Северного Кавказа используется исламскими радикальными и экстремистскими организациями в качестве своеобразного полигона для апробации новых институциональных форм политической власти, которые конституируются в рамках политического процесса как идеократического, так и харизматического типов.
Положения, выносимые на защиту.
Результаты проведенного исследования дают основание полагать, что исламский радикализм — это способ определенного и достаточно специфичного религиозно-мировоззренческого отношения к миру. Его специфика заключается в своеобразной коллективистски ориентированной форме социальной мобилизации. Община единоверцев — главная мировоззренческая ценность в восприятии мусульманина-радикала. Все общество (в практике некоторых течений, на-1ример шиизма, оно отождествляется с государством) предстает как своеобразия иерархия общин: от непосредственного повседневного окружения его чле-тов — через религиозно-политическую организацию — к исламскому государству от него — к солидарности исламского мира в целом.
Такое отношение к миру отливается в идеологические конструкты (кото-)ые тождественны по своему содержанию независимо от конкретно-историчес-сих условий), провозглашающие необходимость бескомпромиссного противостояния миру «неверных» вовне и миру «неистинной веры» внутри ислама.
Построенные по такому типу идеологемы используются как в доктриналь-юм обосновании действий, так и в религиозно-мировоззренческой мотивации [рактической деятельности членов фундаменталистских организаций на между-[ародной арене.
На этой основе культивируются определенные модели социального поведения в исламских обществах, такие модели нередко оказываются несовмести-1ыми с политико-государственными институтами умеренного ислама, а потому своем развитии требуют формирования новых институтов власти, форм обще-штия и социальной организации.
В краткосрочной и среднесрочной перспективе Северо-Кавказский реги->н, в случае нерешительной позиции федеральных властей по отношению к ис-[амскому экстремизму, мог бы стать вторым после Афганистана полигоном институционального строительства и плацдармом международного исламского ерроризма, основанных на идеологии радикализма, что поставило бы под угро—у геополитические интересы России в регионе.
Разрешение проблем политико-институционального строительства в Се-$еро-Кавказском регионе, связанных с экспансией идеологии исламского ради-сализма и политической практикой экстремистских организаций, требует дора-ютки и развития политико-правовых принципов федерализма, а также концеп-щи защиты национальных геополитических интересов России.
Научно-практическая значимость работы. Научно-практическая ¡-начимость диссертационного исследования состоит в том, что оно представляет собой одну из немногих работ по теории и практике политического ислам-жого радикализма в контексте геополитических «вызовов» России на Северном Кавказе со стороны мировых и региональных государств.
В ходе исследования привлечен богатый фактический материал из отечественных и зарубежных оригинальных источников (в том числе на дари, персидском и турецком языках). Были также использованы личный опыт, наблюдения автора в период его пребывания в течение ряда лет в Афганистане, изучены многочисленные материалы по проблеме.
В работе содержится не только теоретический анализ темы исследования, но и некоторые разработки, которые могут представить интерес для практических работников, осуществляющих непосредственную деятельность в условиях республик Северного Кавказа (сотрудники администраций, властных и силовых структур и так далее). Результаты диссертации могут быть использованы в лекционных курсах, при разработке учебных программ по проблеме радикализма в исламе.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на кафедре политологии и этнополитики СКАГС. Основные положения, полученные в ходе исследования, изложены в 9 научных публикациях, докладах и выступлениях на нескольких научных конференциях. В марте 2000 г. вышла в свет монография «Исламский радикализм в международной политике», получившая положительные рецензии в научной среде, а также позитивные отзывы руководства СКВО и СКО ВВ МВД России.
Структура диссертационного исследования определяется поставленными целями. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка литературы, использованной при написании диссертационной работы, и приложений.
Выводы:
1 .Исламский радикализм на Северном Кавказе — явление не новое. В первые он проявился в XIX в. в годы Кавказской войны и вошел в историю под на—ванием «кавказского мюридизма». Вторичный его всплеск был зафиксирован тосле Октябрьской революции и в ходе гражданской войны. В течение многих 1ет исламский радикализм в регионе ассоциировался с суфизмом. В постсоветский период данное явление идентифицируется с фундаментальным исла-лом в форме ваххабизма.
2.0сновной целью исламского радикализма является изменение места и) оли религии в жизни общества, в результате чего представители данного те-шния отвергают господствующую идеологию, политическую практику существующего светского режима и государственное устройство как не соответст-?ующее нормам мусульманской религии. Таким образом, исламские радикалы треследуют следующие цели: установление в обществе основ исламского тео-сратического государства, введение в общественную практику норм шариата и, гаконец, восстановление халифата в качестве единого государственного обра-ювания всех мусульман.
Исламский экстремизм, как крайнее проявление радикализма, преследует те же цели, но «здесь» и «сейчас», не отвергая применения для этого таких форм и методов, которые выходят за рамки законных с точки зрения междуна-. родного права (в том числе террористических). /.
3.Исламский радикализм, рожденный в условиях Северного Кавказа, представляет собой квазиислам, далекий от ценностей истинного ислама. Причины появления в регионе очередного всплеска исламского радикализма, который здесь получил название «ваххабизм», основываются как на внутренних, так и на внешних факторах. Целью исламских радикалистских сил является образование в регионе федеративного или конфедеративного исламского теократического государства «от моря до моря», что, по замыслам геополитических противников России, позволит вытеснить ее с Кавказа, ослабить ее и даже, возможно, в перспективе расчленить.
В таком случае Северный Кавказ неизбежно превратится во второй после Афганистана полигон институционального строительства в духе идей радикального ислама, в прибежище международных мусульманских террористов, торговцев оружием и наркотиками. Разумеется, такое нежелательное развитие событий поставило бы под угрозу геополитические интересы России, как, впрочем, и ее целостность.
4.Как свидетельствует обширная мировая практика, радикальный ислам не остановится в фиксированных границах географического проживания определенной общности мусульман, поскольку для них заветная мечта состоит в объединении всей мусульманской уммы мира в рамках единого политического государственного образования — халифата. В этом случае неизбежным представляется процесс «растекания» исламской радикальной идеологии и практики на другие «мусульманские» территории, как в рамках России, так СНГ и других государств мира.
5.Чтобы воспрепятствовать процессу радикализации и политизации ислама, необходимы объединенные усилия мирового сообщества, включая и государства с преобладающим мусульманским населением. В этих целях представляется необходимым решение следующих стратегических задач: в контексте борьбы с международным терроризмом совместно с зарубежными партнерами обеспечить неприятие и противодействие исламскому экстремизмуна всероссийском уровне выработать гибкую политику в «мусульманском вопросе» — активно сотрудничать с «умеренным» исламом как внутри страны, так в ближнем и дальнем мусульманском зарубежьеуважительно относиться к исламу как к мировой религии, ни в коем случае не идентифицируя его с фундаментализмом, а тем более с исламским экстремизмом и т. д.
Тактические методы парирования угроз национальным интересам и безопасности России со стороны исламского фундаментализма и экстремизма должны основываться на конкретных политических или иных решениях, принимаемых на уровне руководства страны и республик, при возникновении долгосрочной и конкретной опасности, создаваемой активностью исламских фундаменталистских и экстремистских организаций, структур и движений.
6. В случае непринятия согласованных и выверенных мер на международном и всероссийском уровнях, представляется неизбежным растекание идеологии исламского радикализма и экстремистской практики в другие регионы мира, даже такие, где не наблюдается преобладания мусульманского населения, а имеются лишь их группы или анклавы. Весьма характерным является то обстоятельство, что исламизм демонстрирует наличие в нем достаточно сильных антизападных (и прежде всего антиамериканских) тенденций. В этой связи в случае реализации своих целей на территории России, исламский экстремизм неизбежно повернет острие своего оружия против Запада. Данное обстоятельство должно настфйчиво использоваться российскими политиками и дипломатами в работе с западными оппонентами, которые сегодня активно пытаются разыграть исламскую карту против России.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Исламский радикализм, как социально-политическое явление, становится одним из важнейших факторов, непосредственно воздействующим на мировой политический процесс. Его недооценка может обернуться нежелательными для России последствиями как в плане ее внутриполитической дестабилизации, так и ослабления ее политических, экономических и геостратегических позиций в мире.
В то же время, хотя само словосочетание «исламский радикализм» активно используется в политической лексике, до сих пор этот феномен изучен явно недостаточно. Нечетко определены в политологии и других общественных науках и такие понятия как «фундаментализм», «исламизм», «экстремизм» и «терроризм». Зачастую эти явления понимаются как идентичные радикализму, что в теории ведет к расширительному пониманию, например, «экстремизма» и «терроризма». В свою очередь нечеткость теоретического осмысления феномена исламского радикализма влечет к осуществлению соответствующей практики, зачастую неадекватной реальной угрозе (в основном силового характера), что в условиях, скажем, Северного Кавказа чревато самыми нежелательными последствиями.
Настоящее исследование в определенной мере призвано разрешить существующие в современных научных подходах противоречия в определении исламского радикализма, особенно в его конкретных проявлениях в нынешних специфических условиях Северного Кавказа. Тем не менее затронутая проблема многогранна, требует дальнейшего осмысления и исследования, особенно, в контексте политико-правового строительства федерации, разработки процедурно-правовой квалификации экстремизма и соответствующих санкций против него и т. д.
Истоки исламского радикализма кроются в буквалистской интерпретации канонизированных догм, содержащихся в Коране и Сунне. Среди них — тотальность и аутентичность ислама личности мусульманина, идея «завершения про-эочества», идеализация и мифологизация государственно-политической системы периода правления пророка Мухаммеда и первых четырех «праведных» халифов, фатализм, фанатизм и мусульманский энтузиазм, нацеленность на борьбу с «неверными» вовне ислама и внутри него, предубежденное отношение к представителям других религий и конфессий и ощущение своего превосходства над ними, безоговорочная готовность к войне за веру (джихаду).
Рассмотрение истории основных расколов в исламе, носивших как правило политический характер, свидетельствует о том, что стремление «очистить» ислам, возвратиться к его незамутненным истокам в мусульманстве носит перманентный характер, начиная с первого хариджитского раскола и завершая появлением современных фундаменталистских течений.
Именно фундаментализм, который перевел религиозные вопросы в политическую плоскость, используя возрожденческие идеи в борьбе за власть, стал духовной базой идеологии современного исламского радикализма во многих мусульманских государствах, в том числе на Северном Кавказе. Однако отличительным моментом «возрожденческого» процесса на данном этапе является обострение конкуренции между двумя его объединительными тенденциямипанисламистской и пантюркистской.
Исследование феномена исламского радикализма на примере регионов Ближнего и Среднего Востока (Саудовская Аравия, Турция и Афганистан) свидетельствует о том, что как фундаментализм, так и национализм в исламе представляют собою определенный доктринальный синтез идеологии и политики государств, партий и иных политических союзов, которые в качестве главного средства для достижения своих целей используют религиозные и национальные чувства народа или народов.
Как идеологии исламский фундаментализм и национализм формируют коллективное сознание в заданном направлении, мобилизуют общественную золю на решение выдвигаемых политикой религиозных или национальных требований, утверждают в обществе националистические и исламистские ценностью установки, возбуждают общественное мнение против мнимых и реальных 1репятствий и врагов, стоящих на пути реализации «чаяний» народа, нации, 'уммы" и т. д.
Как политика мусульманский национализм и фундаментализм, опираясь на соответствующие идеологии, практически стремятся решить цели кондгру-ирования и политического самоутверждения народа (народов), либо защитить так называемые национальные и конфессиональные интересы. Для этого они располагают всем арсеналом средств, имеющихся в распоряжении всякой политики.
Таким образом, коренными качествами национализма и фундаментализма, а также развивающегося на их основе исламского радикализма, можно считать то, что они — явления социально-политические, располагающие достаточным многообразием средств для реализации поставленных целей.
В этой связи нами сделан вывод о том, что специфика исламского радикализма выражается в своеобразной коллективистски ориентированной форме социальной мобилизации, где община единоверцев (мусульманская умма) предстает в качестве главной мировоззренческой ценности в восприятии мусульманина-радикала. При этом все общество представляется своеобразно выстроенной иерархией общин: от первичных исламских «джамаатов» — через формирование исламского государства — к панисламистской концепции, предусматривающей солидарность исламского мира в целом. Как свидетельствует практика, такое отношение к миру отливается в идентичные идеологические конструкты, провозглашающие необходимость бескомпромиссного противостояния миру «неверных» вовне и миру «неистинной веры» внутри ислама.
На основании такого подхода нами дается следующее определение понятию «исламский радикализм»: это — идеологическая доктрина и основанная на ней политическая практика, которые характеризуются нормативно-ценностным закреплением идеологического, политико-мировоззренческого и даже вооруженного противостояния мира «истинного ислама» по отношению к «неверным» и «неистинно верующим» и требуют абсолютного социального контроля и мобилизации своих сторонников.
На этой основе, как свидетельствует обширная мировая и отечественная практика, культивируются определенные модели социального и политического поведения в исламских обществах. При этом такие модели зачастую оказываются несовместимыми с государственно-политическими институтами (в том числе и с институтами традиционного, умеренного ислама), а потому в своем развитии требуют формирования новых институтов власти, форм общежития и социальной организации.
Исходя из таких посылок мы и приступили к рассмотрению проблемы исламского радикализма в современных условиях Северного Кавказа и характера его воздействия на общероссийский и региональный политические процессы. Характерным является тот факт, что сам феномен исламского радикализма в регионе не является чем-то новым. Он уже фиксировался здесь и раньше: в XIX в. (Кавказская война), а также в период гражданской войны. Однако отличительной особенностью прошлых всплесков радикализма является то, что они были связаны с суфизмом. Нынешняя же угроза исламского радикализма в регионе выступает в большей степени в форме «ваххабизма», политического движения в рамках фундаментального ислама, далекого и даже противостоящего суфизму. В результате в настоящее время суфизм воспринимается как умеренная форма ислама, противостоящая радикализму тех, кого считают ваххабитами [170, С. 127].
Распространению идеологии и практики «ваххабизма» в регионе способствовала слабость традиционного ислама, в результате чего исламское движение здесь весьма разобщено и представляет собой несколько конкурирующих групп. Первую из них составляет административно-управленческий аппарат религиозных организаций — духовные управления мусульман (ДУМ).
Все другие ''исламские" структуры (институализированные организации типа всероссийской «Исламской партии возрождения» с ее филиальной сетьюнациональные движения, использующие «исламский фактор» — «ваххабитские» организации) стоят в оппозиции к традиционалистам.
Необходимо отметить что так называемое «ваххабитское» движение в регионе, как и в других мусульманских государствах, неоднородно и условно подразделяется на умеренное и радикальное направления (для последнего характерны экстремистские и даже террористические проявления). Характерно, что «ваххабизм» в различных северокавказских субъектах Федерации получил неодинаковое развитие. Наибольшее его распространение наблюдается в Дагестане и Чечне, особенно в горных районах этих республик, где фиксируется «ваххабизм» радикального толка. Там же ощущается воздействие пантюркист-:кого фактора, в результате чего периодически фиксируются вспышки местного национализма, который здчастую смыкается с фундаментализмом. Таким збразом, специфической особенностью этноконфессиональной ситуации на Неверном Кавказе выступает то обстоятельство, что здесь «исламский фактор» шедует рассматривать в тесной увязке с «пантюркистским фактором», как продлением наиболее агрессивной формы национализма, насаждаемого Турцией.
В контексте вышесказанного представляется уместным провести опреде-генные параллели между ситуацией на Северо-Восточном Кавказе и в Афгани-тане (родо-племенное строение общества, суннитский ислам в форме суфизма, вободолюбивый нрав и нежелание подчиняться кому бы то ни было, насажде-ие радикального ваххабизма и т. д.). Как известно, в настоящее время власть в гой стране узурпировало религиозно-националистическое пуштунское движе-ие «Талибан». В этой связи в период, предшествовавший событиям августа-знтября 1999 г., представлялась реальной «талибанизация» исламистского вижения и на Северном Кавказе, прежде всего в Дагестане и Чечне.
В других северокавказских республиках «ваххабизм» не получил анало-тчного Дагестану и Чечне развития. Тем не менее фиксируется организацион-э-идеологическая деятельность сторонников «ваххабизма», в основном уме-шного толка, среди карачаевцев, балкарцев, а также ногайцев. Среди черкесах народов фундаментализм ощутимого развития не получил.
В исследовании наглядно показано, что исламский радикализм, рождений в условиях Северного Кавказа, представляет собой квазиислам, далекий от ¡-нностей истинного ислама. Причины появления в регионе «ваххабитского» ижения, хотя и имеют внешнюю составляющую, все же в большей степени новываются на внутренних факторах — социально-экономических, идейно-литических и др. Следует также отметить просчеты федеральной и регио-льных правящих элит, первоначально недооценивших, фактически проигно-ровавших угрозы, связанные с негативными последствиями политизации исламского движения, оставившими без внимания предупреждения духовных управлений мусульман об опасности растекания в регионе идеологии и практики «ваххабизма» .
Только со второй половины 90-х годов на уровне регионального руководства оформляется процесс, противодействия исламскому экстремизму, однако эти действия носят бессистемный и не согласованный даже в рамках Северного Кавказа характер. Определенный положительный опыт в этом вопросе накоплен в Ингушетии, только в последние годы принимаются действенные меры по пресечению распространению фундаментализма в Дагестане.
По нашему убеждению, чтобы воспрепятствовать процессу радикализации и политизации ислама, необходимы объединенные усилия в рамках Российской Федерации, а также и мира в целом. В этих целях представляется целесообразным решение следующих стратегических задач: в контексте борьбы с международным терроризмом совместно с зарубежными партнерами обеспечить неприятие и противодействие исламскому экстремизмуна всероссийском уровне выработать гибкую политику в «мусульманском вопросе» — активно сотрудничать с «умеренным» исламом как внутри страны, так в ближнем и дальнем мусульманском зарубежьеуважительно относиться к исламу как к мировой религии, ни в коем случае не идентифицируя его с фундаментализмом, а тем более с исламским экстремизмом и т. д. Видимо, следует внести доработки в Концепцию государственной национальной политики Российской Федерации на Северном Кавказе, разработать комплексную научно обоснованную программу по локализации агрессивных устремлений исламского фундаментализма и экстремизма.
Тактические методы парирования угроз национальным интересам и безопасности России со стороны исламского фундаментализма и экстремизма должны основываться на конкретных политических или иных решениях, принимаемых на уровне руководства страны и республик. Эти меры противодействия, как представляется, должны быть строго дифференцированы и выступать в правовой, политической, организационной, административной и только в последнюю очередь в силовой формах.
Необходимо также устранить причины, способствующие радикализации и политизации ислама. Надо надежно перекрыть каналы финансирования радикальных исламских организаций, особенно экстремистской направленности, решить проблемы восстановления экономики, обеспечения населения работой, настойчиво изыскивать пути по урегулированию действующих политических конфликтов и недопущения появления новых. Конечно же, необходимо вернуть Чечню в правовое поле российской государственности, только силовыми методами эту задачу не решить. Надо наполнять ее системой политических, социально-экономических и других мер.
Необходимо также подчеркнуть, что процесс «исламского возрождения» носит в основном объективный характер, поэтому любое непродуманное силовое воздействие на него не только бесперспективно, но и чревато негативными последствиями. В этой связи, с учетом накопленного в мире опыта по противодействию распространению исламского фундаментализма, представляется целесообразным дифференцированно подходить к двум главным течениям в самом радикальном исламе. С одной стороны, необходимо привлекать «умеренных» к участию в политической (в том числе парламентской) борьбе, интегрировать их в сферу экономики, органы управления всех уровней и т. п. при сохранении контроля со стороны властей за проводимой ими деятельностью [143, С. 7], ас другой стороны — применять жесткие административные, даже репрессивные, меры против исламских экстремистов.
В случае непринятия согласованных и выверенных мер на международном и всероссийском уровнях, представляется неизбежным растекание идеологии исламского радикализма и экстремистской практики не только в границах России, но и в другие регионы мира, даже такие, где не наблюдается преобладания мусульманского населения, а имеются лишь их группы или анклавы.
