Благотворительная деятельность на протяжении нескольких веков развития Российского государства оставалась тем нравственным эталоном жизни общества, который менее всего был подвержен текущей политической конъюнктуре, классовым пристрастиям и социальным теориям. Эта, на первый взгляд, малозаметная сторона общественной жизни, практически забытая сегодня, оказала серьезное влияние на жизнь сотен тысяч российских людей, волею судьбы вовлеченных в водоворот гражданской войны и эмиграции.
Избранная тема актуальна по целому ряду причин. Во-первых, актуален собственно исторический аспект проблемы. Российское общество Красного Креста, Всероссийский Земский союз и Всероссийский Союз городов являлись общественными организациями, теснейшим образом связанными со всей структурой антибольшевистских правительств, в частности, Всероссийского временного правительства («Омского правительства») адмирала Колчакаих представители входили в состав многих государственных учреждений, которые, в свою очередь, направляли своих сотрудников для работы в благотворительные структуры. Результатом такой интеграции явилась ситуация, при которой РОКК, как наиболее организационно оформленная на тот момент времени общественная структура, объединившая в тот момент времени большинство работоспособных благотворительных организаций, стал неким связующим звеном между многочисленными общественными организациями, действовавшими под его флагом, и учреждениями.
Омского правительства, что оказало положительное влияние на судьбы многих тысяч беженцев, больных, раненых и бывших военнопленных, которыми была наводнена Сибирь в 1919 г.
Во-вторых, российские благотворительные организации в своей деятельности вынуждены были опираться на помощь иностранных краснокрестных и иных организаций, для чего поддерживали постоянную связь с миссиями Российского Красного Креста в Европе, Америке и на Дальнем Востоке. Документы, появившиеся в результате заграничной деятельности, позволяют во многом по-новому взглянуть на роль иностранных государств в деле оказания помощи России и, возможно, отчасти пересмотреть трактовки в существующем ныне толковании побудительных мотивов этой помощи, являвшейся, как показало исследование, частью единого плана по подчинению ресурсов Сибири и Дальнего Востока своим интересам.
В-третьих, — это возможность нового осмысления истории гражданской войны в области наименее известной — в области гуманитарной, нравственной и этической, как раз в той области, которая находилась под флагом российской благотворительности.
И, наконец, современные аспекты актуальности. Благотворительность в России — явление с глубокими историческими и нравственными корнями, которое на протяжении многих десятилетий бьщо обречено на забвение. Между тем, значение благотворительности в современном обществе, как гуманитарного и культурного фактора его жизни и развития, трудно переоценить. Особенно актуально на сегодняшний день — отделение политических и коммерческих интересов от благотворительной деятельности, проведение четкой границы между этими понятиями.
Существует и прикладной аспект проблемы. Появление на постсоветском пространстве государств, провозгласивших независимость, оказалось сопряжено с возникновением межэтнических и межнациональных конфликтов, породивших, в современном обществе уже почти забытую, проблему беженцев. Опыт российских благотворительных организаций в ее решении, накопленный за годы гражданской войны и эмиграции, может оказаться полезным и сегодня.
В диссертационном исследовании анализировались факты, относящиеся к вопросу о роли российских благотворительных организаций в процессе вывоза государственных и частных капиталов из России в период гражданской войны. Не менее важно и изучение влияния, которое было оказано этими организациями на судьбу российской эмиграции. Питание, лечение, правовая защита, обеспечение предметами первой необходимости и жильем, реабилитация инвалидов, сохранение национальной российской культуры и языка — вот далеко неполный круг проблем, входивших в сферу деятельности российских благотворительных организаций в эмиграции. С другой стороны, процесс самоорганизации российских беженцев получил начало и дальнейшее развитие именно с помощью благотворительных организаций российской эмиграции, явившихся своего рода «центрами кристаллизации», вокруг которых собирались «осколки разбитого вдребезги». Перечисленными причинами обусловлена и научная новизна работы — вопросы экономической интеграции российской эмиграции в хозяйственную жизнь иностранных государствее социальной адаптации и самоорганизации еще не нашли достаточного освещения в отечественной историографии. В то же время, тщательное изучение механизмов деятельности российских благотворительных организаций может стать ключом к решению этих задач.
Немаловажен и политический аспект вопроса. Российская эмиграция на протяжении целого ряда лет продолжала оставаться серьезным козырем в игре на европейской политической арене, в которую оказались вовлечены и организации российской благотворительности, как единственный реальный инструмент воздействия на разрозненные и плохо управляемые массы беженцев. Подобного рода воздействие являлось крайне важным и привлекательным фактором для многих политических сил, и, прежде всего, для тех, кто строил планы дальнейшей борьбы с большевистским режимом. С другой стороны, такая огромная масса беженцев, многие из которых в прошлом имели богатый военный опыт, могла стать дестабилизирующей силой для любого государства, на территории которого она находилась.
При разработке понятийного аппарата исследования возникли непредвиденные проблемы. Оказалось, что ни в советской, ни в российской энциклопедической или исследовательской литературе нет сколько-нибудь подробного и удовлетворительного определения понятия «благотворительность». Так, в Большой Советской энциклопедии трактовка данного термина отсутствовала вообщеобошли вниманием значение этого слова и философский, дипломатический, политэкономический, Большой энциклопедический и ряд других словарей. Первое упоминание о благотворительности удалось обнаружить в Словаре русского языка, составленном С. И. Ожеговым. Названный словарь толковал это понятие, как «оказание частными лицами материальной помощи кому-либо» .1.
Несколько большее внимание понятию благотворительность было уделено Словарем русского языка, подготовленным Институтом русского языка АН СССР. В этом издании давалась такая трактовка: «5 буржуазном обществе: оказание частными лицами л материальной помощи неимущимфилантропия». Как видно из определения, понятию «благотворительность» была придана откровенно политическая «окраска» — своего рода констатация, что подобное явление есть некий пережиток, в современном социалистическом обществе совершенно ненужный.
Такая «классовая» позиция получила свое развитие в Атеистическом словаре, приобретя одновременно религиозно-догматический оттенок: «.Христианство проповедью благотворительности пыталось примирить социально-классовый антагонизм между угнетателями и угнетенными и закрепить социальное неравенство между людьми. Генетически благотворительность своими корнями переплетается с таким у> 3 социально-психологическим институтом, как милостыня». (Здесь и далее курсив автора).
В процессе дальнейшей работы стало понятно, что подобная «теоретическая основа» никоим образом не подходит для использования в научном исследовании, — существовавшее в России явление не укладывалось в прокрустово ложе идеологических определений.
1 Словарь русского языка. М., 1949, с. 37.
2 Словарь русского языка. М., 1981, т. 1, с. 96.
3 Атеистический словарь. М., 1986, с. 60.
Приблизиться к предмету настоящего исследования позволило определение понятия «благо». Благо, в соответствии с трактовкой философского словаря, «одна из основных аксиологических теорий, обозначающая исторически исходный, подтверждаемый житейским опытом факт удовлетворения извечных потребностей, ожиданий и желаний людей при условии соединения их устремлений и усилий». По Платону, благо может быть осмыслено только через злокак его противоположность.4 Именно «факты удовлетворения извечных потребностей» людей в пище, крове, помощи больным, одежде, которые имели место в деятельности благотворительных организаций в условиях жестокого противопоставления «зло — благо», порожденного гражданской войной, позволяют использовать термин «благотворительность». Причем в данном случае речь идет о благе особомблаге, потребном в условиях экстремальныхособом виде внешнего блага, необходимость которого в мирное время могла никогда не ощущаться людьми, привыкшими к обеспеченной, благоустроенной жизни. Исходя из сказанного, следует значительно сузить изучаемую область названного явления. В «Политике» Аристотеля по этому поводу говорилось: «.нет такой единой науки или умения, которые рассматривали бы все благо в целом. Потому что свое благо есть для каждой категории, будь то сущность, качество, количество, время, отношение, место.» .5 Посему и настоящее диссертационное исследование посвящено лишь определенным аспектам благотворительной деятельности, касаемым, главным образом, сферы материальной жизни тех людей, которые в ней нуждались. Благотворительность, как проявление духовной жизни.
4 Современный философский словарь. М., 1998, с. 103.
5 Аристотель. Сочинения. М., 1984, с. 299. общества, изучалась лишь фрагментарно. По этой причине, в частности, в рамках исследования не была рассмотрена благотворительная деятельность церковных учреждений, имевшая место, но принимавшая, главным образом, формы морально-психологической помощи.
По сходным причинам не были рассмотрены и примеры частной благотворительности. Бывшая в дореволюционной России распространенным и почетным явлением, частная благотворительная деятельность в годы гражданской войны практически потеряла свое значение. Ее доля в формировании бюджета общественных организаций в 1918;1920 гг. не превышала, как это будет рассмотрено ниже, 5-ти процентов. Целью же настоящего исследования является анализ созданной в эти годы действенной системы благотворительной помощиблаготворительности, носившей массовый характер, от которой зависело физическое выживание многих тысяч людей.
Попытка автора сформулировать, с его точки зрения, более подходящее определение термина «благотворительность», нежели предложенные справочной литературой, привела к следующему результату: «Благотворительность — добровольная деятельность частных лиц, общественных и иных организаций, направленная на оказание безвозмездной материальной, социальной и психологической помощи всем нуждающимся вне зависимости от социальной, национальной или политической принадлежности объекта благотворительности с целью обеспечения минимально необходимого для него уровня материальной и духовной жизни «.
Из данного определения проистекает несколько следствий. Во-первых, не является благотворительностью оказание помощи по национальному признаку", то есть «только русским», «только украинцам» и т. д. Сам факт постановки субъектом благотворительности подобного условия предполагает наличие у него некой выгоды — политической, моральной или иной, которая может быть получена сразу или в недалеком будущем.
Второе следствие тесно граничит с первым: благотворительная деятельность, сопровождаемая активной пропагандисткой компанией, на самом деле, таковой не является. В данном случае можно говорить, скорее, о политической или коммерческой рекламе, использующей в качестве рабочего приема внешние признаки благотворительной деятельности.
И, наконец, следствие третье: деятельность, осуществляемая не добровольно, то есть вследствие должностных обязанностей, государственной подчиненности субъекта или иных причин, также не является благотворительной. Данное следствие будет иметь особое значение при анализе деятельности таких организаций, как, например, Лига Наций или военное командование держав Антанты, также, на первый взгляд, занимавшихся благотворительностью, но, на самом деле, проводивших в жизнь политику ряда государств и национальных правительств с совершенно конкретными практическими целями.
Сразу следует оговориться, что предложенное определение является идеальнымявление, изучавшееся в ходе диссертационного исследования, лишь отчасти соответствует установленным выше требованиям. Однако следует иметь в виду конкретно-исторические условия, в которых осуществлялась благотворительная деятельность в изучаемый период. «Неполное соответствие» обстоятельств этой деятельности очерченной схеме отнюдь не умаляло ее значение, и, самое главное, ее восприятие теми, кому она была адресована. Тот факт, что деятельность Российского Красного Креста, Земсоюза, Союза городова позднее Центрального объединенного комитета этих организаций воспринималась участниками изучаемых событий именно в качестве благотворительной, сомнений не вызывает. Возможное возражение о том, что перечисленные общественные организации финансировались, главным образом, за счет «казенных» средств, и, следовательно, являлись своего рода «министерствами по делам беженцев», на взгляд автора, не имеет права на существование по следующим причинам. Во-первых, подобная форма финансирования была продиктована экстремальными, ненормальными условиями деятельности, сложившимися на территории России в ходе гражданской войны и позднее, в эмиграцииусловия, которые разрушили все традиционные способы получения средств, как, например, частные пожертвования, кружечный сбор, доход от собственных предприятий и т. п., использовавшиеся благотворительными организациями на протяжении многих десятилетий. По этой причине «упрек» в том, что российская благотворительность в названный период оказалась, фактически, на «государственной дотации», представляется формальным, поскольку, — и это вторая причина, — остался в неприкосновенности моральный капитал, накопленный этими организациями за годы прошедшей деятельности. В источниках этого периода часто встречается словосочетание «деятельность под флагом благотворительности». Думается, что именно оно дает наиболее точное определение изучаемому явлению. Наконец, в-третьих, российские благотворительные организации в своей деятельности были практически независимы от «правительственных» органов. Об этом говорят, хотя бы, факты оказания Российским Красным Крестом медицинской помощи пленным красноармейцам, которые иногда получали работу санитаров в краснокрестных учреждениях. В пользу версии о высокой степени самостоятельности в политике благотворительных организаций говорят и факты активных международных контактов с иностранными общественными институтами, занимавшимися аналогичной деятельностью.
Предметом диссертационного исследования является совокупность перечисленных выше материальных, социальных и психологических аспектов благотворительной деятельности российских организаций на территории антибольшевистских режимов и в эмиграции.
Методологической основой исследования являются принципы историзма и системности.
Системность предполагает рассмотрение изучаемой проблемы в тесной взаимосвязи с событиями и явлениями, происходящими в обществе в данный момент временипредусматривает анализ фактов в качестве составных элементов целостной системырассмотрение исследуемого объекта с точки зрения целого. История российской благотворительности на территории Российского государства и в эмиграции рассматривается как неотъемлемая часть единого общеисторического процесса развития страны.
Историзм предполагает использование в процессе исследования хронологического метода, а также методов ретроспекции, периодизации и актуализации.
При разработке методологической базы диссертационного исследования необходимо было ответить на вопрос: в рамки какой методологической концепции она будет помещена? Какой теории, и каких принципов исторического исследования следует придерживаться при построении ее структуры?
Современные исследования в области теории исторического познания доказывают, что качественное развитие истории не завершено ни в одной из ее фазподобная незавершенность порождает необходимость переосмысления ее соотношения с развивающейся действительностью.6 Применительно к теме диссертационного исследования, приведенный выше тезис доказуем особенно наглядно: каждый этап развития отечественной историографии сопровождался появлением новых трактовок и взглядов на исследуемую проблематику, находившихся в русле современной им общественно-политической ситуации в стране. Возникновение явлений и процессов, в которых реализуется качественная незавершенность исторического процесса, может приводить к развитию, обогащению одних теоретических положений, к отрицанию других или же к возникновению иных вариантов теории, соотношение которых с существующим в каждый данный момент теоретическим наследием невозможно предугадать. История российской благотворительности в годы гражданской войны и в эмиграции может представлять собой в этом смысле типичный образец подобной незавершенности: миновав этап идеологизированности процесса исторического познанияпройдя через период временной «растерянности» в исторической науке из-за смены общественно-политических приоритетов, история российской благотворительности, как часть исторического полотна российского государства, поднялась на очередной этап своего развития. В ход исторического познания внесла свои коррективы и современность: изменившиеся социальные качества самих историков повлекли за собой появление большого количества точек зрения и трактовок в процессе изучения истории отечества. По этим причинам одной из методологических основ исследования неизбежно становится теоретический плюрализм, предполагающий не только осознание незавершенности качественного развития истории, но и наличие у самого историка, как субъекта исторического познания, активной позиции, делающей его подход к действительности избирательным. Возможность плюрализма интерпретаций — неизбежного спутника историка-архивиста, — налагает на последнего особую ответственность. Активная позиция историка, как составная часть теоретического плюрализма, неизбежно поднимает вопрос о его общественной позиции. Мера присутствия общественной среды в механизме исторического познания требует определения границ ее вмешательства в научный процесс: как бессмысленно говорить о некоем «безбрежном плюрализме», так и не будет иметь научной ценности результат, полученный в рамках одной устоявшейся и не подвергаемой критике методологической концепции.
Новые течения в современной методологии являются продолжением и развитием научного наследия, оставленного A.C. Лаппо-Данилевским. «Интеллектуальная активность исследователя» лежит в основе его методологии.8 Для Лаппо-Данилевского очевидно, что без интерпретации не бывает извлечения информации из исторического источника. Иными словами, «это не процессы,.
6 Смоленский Н. И. Проблемы исторического плюрализма. // Проблемы исторического познания. М., 1999.-С. 40.
7 Там же, с. 41.
8 Медушевская О. М., Румянцева М. Ф. Методология истории. М.(1997. — С. 56. которые надо соединять, а процессы, которые невозможно разъединить" .9.
Из сказанного выше проистекает несколько следствий. Во-первых, теневой стороной плюрализма в области исторического познания является возможность не признавать истину, замалчивать ее или делать вид, что ее не существует. Вследствие этого развитие общеисторических представлений идет не как неуклонный процесс изживания «неправильного», но как сочетание теоретических положений, признаваемых в той или иной мере для данного времени в принципе верными, с такими, которые можно отнести к числу своеобразных издержек плюрализма.10.
Следствие второе затрагивает проблему отбора. Применительно к историческому источнику, эта проблема приобретает особое значение. Каковы критерии отбора? Какова его конечная цель? Насколько достоверен выбранный комплекс источников и составляющие его части? Так, итальянский историк и философ Б. Кроче утверждал, что «помочь отбору можно, проведя логическое разграничение между общественными и частными фактами, основными и вспомогательными документами, .замечательными и незначительными памятникамино окончательное решение о том, что сохранить, а чем пренебречь, все равно принимают исходя из практических соображений. Эти практические соображения нельзя считать объективным качеством фактов: разделение фактов на «достойные» и «не достойные» войти в историю, на «исторические» и «неисторические» — это дело воображения, дело лексики и риторики, и к сути отношения не.
9 Медушевская О. М., Румянцева М. Ф. Методология истории. М., 1997, с. 57.
10 Смоленский Н. И. Проблемы исторического плюрализма. // Проблемы исторического познания. М&bdquo- 1999. — С. 45. имеет" .11 С другой стороны, С. О. Шмидт предостерегал об историческом источнике, созданном «специально и с целью сохранения в будущем памяти о чем-то или о ком-то. Этосвидетельства отбора современниками того, что следует, по их мнению, впоследствии знать и помнить о них и об их предшественниках. Это — всегда и ценностная категория, характеризующая общественное сознание, и уровень культуры эпохи создания памятника» .12.
При работе над проблематикой диссертационного исследования использовался синтез этих точек зрения. Мемуарные источники, составляющие значительную часть источниковой базымногочисленные «отчеты» и «обзоры деятельности», хранящиеся в фондах благотворительных организаций, представляют собой как раз образец «свидетельства отбора современниками того, что следует помнить» о них потомкам. По этой причине «практические соображения» при отборе фактов в процессе работы сочетались с активной критикой их носителя.
Наконец, еще одним основополагающим принципом, на котором базировалось диссертационное исследование, является принцип междисциплинарного синтеза, или, по терминологии Ю. Л. Бессмертного, принцип полидисциплинарности.13 История российской благотворительной деятельности оказалась теснейшим образом переплетена с целым комплексом смежных дисциплин: историей экономики, политологией, медициной, историей стран Западной и Юго-Восточной Европы и т. п. Кроне Б. Теория и история историографии. М., 1998. — С. 67.
12 Шмидт С. О. Путь историка. Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997.-С. 77.
13 Медушевская О. М., Румянцева М. Ф. Методология истории. М., 1997. — С. 54.
Хронологически работа охватывает период с 1918 по 1924 годы. Выбор таких временных границ объясняется следующими причинами. К 1918 г. относится декрет советской власти «О реорганизации Российского общества Красного Креста», фактически положивший конец организованной благотворительной деятельности на территории России. Выход в свет этого декрета принят за формальную точку отсчета в хронологических границах.
К 1924 году российская благотворительность постепенно потеряла свое значение для подавляющего большинства российских эмигрантов, уже миновавших к этому моменту первоначальный этап социальной адаптации и постепенно становившихся ассимилированной частью общественной жизни государств, предоставивших им убежище. Материальная зависимость беженцев от благотворительной помощи постепенно ослабевала, и к 1930;м гг. некогда весьма влиятельные общественные организации трансформировались в своего рода «клубы» для культурного и политического общения небольшой части эмигрантов.
Территориально рамки работы ограничены районами Сибири, Дальнего Востока и Украины в той части, которая посвящена рассмотрению деятельности благотворительных организаций на территориях антибольшевистских режимов. Несколько искусственное, на первый взгляд, включение в территориальные рамки исследования Украины объясняется тем фактом, что в границах этого государства в изучаемый период действовало именно Российское общество Красного Креста, являвшееся правопреемником «старой» организации.
Российская благотворительность в эмиграции изучалась на территориях Турции, Чехословакии, Югославии и Болгарии.
К сожалению, рамки настоящего исследования не позволяют рассмотреть вопросы российской благотворительной деятельности в государствах Западной Европы и Америки, поэтому диссертация ограничена вышеназванными рамками.
Другим мотивом, обусловившим подобный территориальный выбор, являлось стремление автора показать своего рода «вектор», пролегавший через годы и пространства гражданской войны и эмиграции, и объединивший единой гуманитарной традицией определенный этап в жизни «другой», «несоветской» России.
Такие территориальные границы исследования выбраны еще и потому, что явление российской благотворительности именно в рамках названных выше регионов раскрылось во всей своей полноте, пройдя исторический путь от мощных общественных организаций — носителей высокой гуманистической морали, до узких политизированных и «коммерциализированных» коллективов, активно участвовавших в расхищении государственных российских средств и ставших, фактически, инструментом политической борьбы и обогащения для немногих «избранных» .
Существенной особенностью настоящего исследования является полное отсутствие историографии по проблемам, рассмотренным в первой главе. Деятельность российских благотворительных организаций после октября 1917 г. не нашла отражения в научной литературе. Исключение составляют «Очерки деятельности» — официальные издания Российского общества Красного Креста и Земского союза, выходившие в начале 1920;х гг. за границей и содержавшие краткие исторические справки о деятельности этих организаций в период Гражданской войны и в эмиграции. Однако названные очерки ограничивались публикацией перечней местных учреждений и руководящего состава организаций и не содержали сколько-нибудь подробного описания событий.
Иначе шло формирование историографии российской эмиграции. В Советской России активное изучение белой эмиграции началось уже в первой половине 20-х гг. Работы названного периода не содержали сколько-нибудь системного анализа явления. Как правило, они содержали описательную сторону событийвопросы социальной адаптации, деятельности российских общественных организаций, путей самоорганизации русской эмиграции в странах «беженского рассеянья» в этих исследованиях не затрагивались. Среди авторов первых статей и брошюр были как профессиональные историки, так и возвратившиеся на родину эмигранты, бывшие военные и гражданские.14 Поэтому и труды по истории российской эмиграции являлись, в значительной степени, продолжением идеологической гражданской войны с соответственным уровнем искажений и интерпретаций.
С конца 70-х гг., когда после десятилетий забвения темы исследования, в советской историографии зародилась и набрала силу тенденция конкретного изучения Белого движения и эмиграции, вышло в свет несколько исследований по истории российского зарубежья.15 Однако, пытаясь с различной степенью подробности осветить политическую историю эмиграции в целом и доказать.
14 Мещеряков Н. Л. На переломе (из настроений белой эмиграции). М., 1922; Белов В. Белое похмелье. Российская эмиграция на распутье. М., Пг., 1923; Российская эмиграция в Дарданеллах // Военная мысль и революция. 1923. № 4- Гравицкий Ю. Военная эмиграция в Болгарии // Военная мысль и революция. 1923. № 3- Б-ой С. (Н. Алексеев). На службе у империалистов. М., 1923 и др.
15Комин В. В. Крах российской контрреволюции за рубежом. Калинин, 1977; Барихновский Г. В. Идейно-политический крах белой эмиграции и разгром внутренней контрреволюции (1921;1924 гг.). Л., 1978; Шкаренков Л. К. Агония обреченность ее политической и идейной борьбы, авторы не ставили своей целью обстоятельное изучение конкретных сторон жизни эмиграции в Турции, на Балканах и странах Восточной Европы, сосредоточив внимание на политических центрах эмиграции — Париже, Берлине, Праге и др. В исследованиях этого периода обходилась вниманием и социально-экономическая проблематика социальной адаптации эмигрантовнаучная и культурная жизнь русских колонийстановление и развитие эмигрантских образовательных учреждений. Тем не менее, названный период отечественной историографии крайне важен, поскольку в эти годы был осуществлен фактический прорыв «заговора молчания» вокруг истории российской эмиграции.
В последние годы тема российской эмиграции начала получать непредвзятое освещение, свободное от идеологических штампов.16 Однако и в этих работах, наиболее удачной из которых следует признать книгу В. В. Костикова, в соответствии со сложившейся традицией, российской эмиграции в Турции и славянских странах уделяется незаслуженно мало внимания.
Определенный шаг вперед в этом отношении представляют вышедшие в свет в конце 1980;х — начале 90-х гг. работы историков В.А. Тесемникова17, Н.Е. Соничевой18, М.В. Назарова19 и В. Пашуто20, белой эмиграции. М., 1981; Мухачев Ю. В. Идейно-политическое банкротство планов буржуазного реставраторства в СССР. М., 1982.
16 Башкирова Г. Б., Васильев Г. В. Путешествие в российскую Америку. Рассказы о судьбах эмиграции. М., 1990; Костиков В. В. Не будем проклинать изгнанье. Пути и судьбы российской эмиграции. М., 1990; Коваленко Ю. Москва-Париж. Очерки о российской эмиграции. М. 1991; Носик Б. Привет эмигранта, свободный Париж! М., 1992.
17 Тесемников В. А. Российская эмиграция в Югославии (1919;1945 гг.) // Вопросы истории. 1988. № 10.
18 Соничева Н. Е. На чужом берегу. М., 1991.
19 Назаров М. В. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992. Т. 1. для которых характерно стремление изучать историю российского зарубежья с самых истоков, в частности, с константинопольского периода и первоначального расселения эмигрантов по Балканским странам. Тем не менее, отсутствие среди использованных авторами источников архивных документов не позволило им всесторонне и конкретно осветить многие вопросы численности и состава эмигрантов, деятельности российских общественных и военных организаций, массового и политического сознания. В ряде работ история российской эмиграции представлялась авторами как непрерывная череда политических событий, борьбы, заговоров или съездов. Типичным примером такого взгляда является монография М. В. Назарова «Миссия русской эмиграции». Охарактеризованное автором как «первая попытка непредвзятого рассказа о русской эмиграции», названное исследование необоснованно большое внимание уделяет проблеме масонства в эмигрантской средеборьбе политических группировок и течений, и т. п. В то же время, повседневная жизнь, культура, социально-экономические проблемы русских колоний, несмотря на их значимость в процессе исторического исследования, затрагивались автором лишь фрагментарно. Вопросы российской благотворительной деятельности в перечисленных выше работах не исследовались.
По иному сложилась судьба эмигрантской историографии русского зарубежья. В 1920;х — 1930;х гг. во многих «столицах» «России № 2» были опубликованы обстоятельные работы, авторы которых на основании личных впечатлений и газетных публикаций, в той или иной степени, затронули вопросы численности и состава российских войск и гражданских беженцев в Константинополе и в.
ЛЛ.
Пашуто В. Т. Российские историки-эмигранты в Европе. М. 1992. лагерях на территории Турции, осветили их материальное положение, моральное состояние и политические настроения, процесс возвращения на Родину и переселение в другие страны, жизнь русских в Болгарии, Югославии и Чехословакии, деятельность общественных организаций различного профиля и различной политической ориентации, создание сети учебных заведений, которые облегчали жизнь эмигрантов и вносили в нее элементы стабилизации, помогая адаптироваться к новым, зачастую.
01 враждебным условиям жизни. Однако боль и горечь непосредственных участников событийлюдей, прошедших через гражданскую войну и изгнание, не позволили авторам анализировать происшедшее с ними с точки зрения сторонних наблюдателей. По этой причине историография названного периода подлежит всесторонней и углубленной критике, базирующейся на изучении всего комплекса доступных источников и современных исследований.
С течением времени поток работ российских авторов на эту тему значительно уменьшилсяиз увидевших свет в последние два десятилетия можно выделить труд П. Е. Ковалевского, 22 хотя он и носит более справочный, нежели исследовательский характер, и.
21Раковский Г. Конец белых. От Днепра до Босфора. Прага, 1921; Русские в Галлиполи. Берлин, 1923; Даватц В. Х., Львов H.H. Русская армия на чужбине. Белград, 1924; Русские в Праге. Прага, 1928; Казаки в Чаталдже и на Лемносе в 1920;1921 гг. Белград, 1924; Даватц В. Х. Годы. Очерки пятилетней войны. Белград, 1929; Краинский Н. В. Без будущего. Белград, 1931 и др.
22 Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия. История и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека (1920;1970). Париж, 1971; Ковалевский П. Е. Зарубежная Россия: дополнительный выпуск. Париж, 1973. опубликованные на английском языке обстоятельные труды биографов А. И. Деникина и П. Н. Врангеля.23.
Уже в 1930;е гг. за изучение истории российского зарубежья активно взялись западные историки, среди которых также были выходцы из России. Одни касались этой темы, изучая революцию и гражданскую войну в России, антибольшевистский лагерь и жизнь его лидеров, 24 другие, как уже говорилось выше, целенаправленно изучали российскую послереволюционную эмиграцию как социальный, политический и культурный феномен мировой истории XX века.25 Изучению вопросов социальной и культурной адаптации российской эмиграции посвящена монография.
OA американского исследователя Р. Виллиамса «Культура в изгнании». Большое внимание в исследовании уделено вопросам численности российских колоний в европейских государствах. Круг источников, на котором базировалось исследование Р. Виллиамса, включал в себя, в числе прочего, статистическую информацию различных международных организаций — Лиги Наций, Международного и национальных обществ Красного Креста, документы российских общественных организаций в эмиграции. Однако социально-экономические проблемы социальной адаптации в работе Виллиамса отражения не нашлиподробное рассмотрение получили лишь культурные, политические и демографические аспекты проблемы.
23 Lehovich D. White against Red. The life of general Anton Denikin. N.Y., 1974 (российское издание: Лехович Д. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. М., 1992) — Wrangel A. General Wrangel. Russia’s White Crusader. N.Y., 1987.
24 См., например, Rosenberg W. Liberals in the Russian Revolution. N.Y., 1974; Pipes R. Struve, Liberal on the Right, 1905;1944. Cambridge (Mass.), 1980.
25 Huntington W.C. The Homesick million. Russia-out-of-Russia. Boston, 1933; Simpson J.H. The refugee problem. L., 1939; Marrus M.R. The Unwanted-European refugees. N.Y., 1985; Jonston R.H. New Mecca, New Babylon. Kingston, 1988.
Социальная и политическая структура российских колоний в эмиграции освещена в монографии Д. Х. Симпсона «The refugee.
97 problem". Едва ли не первое столь подробное исследование, посвященное российской эмиграции, содержит подробную информацию о численности, социальном составе, политических течениях и процессе расселения эмигрантов по европейским государствам. В отличие от работ многих других исследователей, Д. Х. Симпсон подверг тщательному изучению «константинопольский период» в истории российской эмиграции, остановившись на материальных, медицинских и продовольственных проблемах российских беженцев, деятельности российских общественных организаций по их решению, а также произведя анализ взаимоотношений российского командования с представителями иностранных правительств. Особое внимание Д. Х. Симпсоном было уделено положению частей Добровольческой армии в военных лагерях в окрестностях Константинополя и роли иностранных организаций в процессе их расселения.
Из последних исследований необходимо выделить обстоятельный труд М. Раева, кратко осветившего жизнь российских эмигрантов в Турции и на Балканах в начале 20-х гг.28.
Процесс складывания комплекса архивных документов по истории российской эмиграции в архивах нашей страны и зарубежья, исследован в монографии A.B. Попова «Российское зарубежье и.
26 Williams R. Culture in Exile. Ithaca, N.Y., 1972.
9 7.
Simpson J.H. The refugee problem. London, 1939.
28 Raeff M. Russia abroad. A Cultural History of the Russian emigration, 1919;1939. N.Y., Oxford, 1990; а также издание на русском языке: Раев М. Россия за рубежом: история культуры русской эмиграции, 1919;1939 гг. — М., 1994. архивы" .29 В указанной работе были проанализированы закономерности складывания комплекса эмигрантских материалов в архивах Москвы, показан их состав и содержание, выявлены основные хранилища, определены методики работы с эмигрантскими фондами.
Вопросы численности, социального состава, материального положения, репатриации российских эмигрантов в Турции, Югославии и Болгарии были исследованы в учебном пособии «Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения)» .30 На богатом фактическом материале был изучен начальный и самый драматический этап российской эмиграции — константинопольскийпрослежена роль российских общественных организаций в вопросах оказания помощи беженцам, взаимоотношения военного командования генерала Врангеля с представителями «российской общественности», рассмотрено складывание российских образовательных учреждений в Чехословакии, Югославии и Болгарии, и т. д. В названном исследовании впервые была сделана попытка проанализировать социально-экономические аспекты адаптации российской эмиграции, а также определить то влияние, которое оказала эмиграция на общественную жизнь государств «беженского рассеянья» .
29 Попов А. В. Российское зарубежье и архивы. Документы российской эмиграции в архивах Москвы: проблемы выявления, комплектования, описания, использования. // Материалы к истории российской политической эмиграции. Вып. IV, —М., 1998.
30 Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные заведения). Учебное пособие. М., 1994.
В последние годы отечественная историография русского зарубежья поднялась на принципиально новый качественный уровень. История российской эмиграции исследуется сегодня в контексте общеисторического процессаизучается взаимовлияние социокультурной среды стран расселения и русских колонийвоздействие эмиграции на политику и экономику стран Западной Европыизучаются пути и закономерности социальной адаптации эмигрантовисследуется роль и место культуры русского зарубежья в общественном сознании современной России. Этим проблемам были.
•51 1Л посвящены работы Г. Я. Тарле, М. Г. Вандалковской, В. М. Селунской, 33 Ю. В. Бойко, 34 С. О. Шмидта, 35 A.A. Васильева, 36 Р. И. Александровой 37 и ряд других.
Цель диссертации: осуществить развернутый анализ явления российской благотворительности через показ основных этапов ее возрождения и развития на территориях антибольшевистских режимов и в эмиграции и доказать ее историческое, культурное и гуманитурное значение.
31 Тарле Г .Я. Об особенностях изучения истории адаптации российских эмигрантов в XIX—XX вв.еках. // История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов. М., 1996. — С. 19.
32 Вандалковская М. Г. Некоторые аспекты адаптации научной и политической эмиграции (1920;30-е гг.). Там же, с. 61.
33 Селунская В. М. Роль эмигрантских организаций 1920;1930;х гг. в процессе адаптации россиян за рубежом. (Историографический аспект). // Социально-экономическая адаптация российских эмигрантов (конец XIX—XX вв.). М., 1999. -С. 26.
34 Бойко Ю. В. О влиянии смешанных браков на процессы социальной адаптации россиян во Франции 1920;х годов. // История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов. М., 1996. — С. 105.
35 Шмидт С. О. Русское Зарубежье в системе общественного сознания и культуры России // Шмидт С. О. Путь историка. М., 1997. С. 339−341.
36 Васильев A.A. Красота в изгнании. — М., 1996.
37 Александрова Р. И. Русское зарубежье: духовность, философия, нравственность // Гуманитарные науки и образование: проблемы и перспективы. — Саранск, 1997. — С.210−228.
Достаточно широко к работе над диссертацией привлекалась многочисленная мемуарная литература, опубликованная как за рубежом38, так и в СССР39. «Стамбульское бродяжничество», «Галлиполийское сидение» и жизнь «в стране братушек» оставили глубокий след в памяти тех, кто прошел крестным путем эвакуации и беженства. С различной степенью информированности и объективности описывали они свою жизнь на чужбине в Турции, Болгарии, Югославии, Чехословакии и других странах. Эти мемуары, написанные хорошим литературным стилем, дают яркое представление о быте и психологии эмигрантов, их мироощущении и политических симпатиях и антипатиях. Этот источник, хотя и был наиболее доступным для исследователей, до сих пор использовался большей частью иллюстративно.
В основу настоящего исследования положены две группы архивных источников: материалы российских общественных организаций, военных учреждений и учебных заведений, существовавших в 20-х гг. XX в. в Турции, Болгарии, Югославии и Чехословакии, которые были переданы на хранение в Российский заграничный исторический архив в Праге (так называемый «Пражский архив», перевезенный из Чехословакии в СССР в 1946 г.), и документы разведорганов Красной армии.
38 Лукомский A.C. Воспоминания. Берлин, 1922. Т. IIЧебышев H.H. Близкая даль. Париж, 1933; Долгоруков П. Д. Великая разруха. Мадрид, 1964; Каратеев М. Д. Белогвардейцы на Балканах. Воспоминания белого офицера. Буэнос-Айрес, 1977; Душкин В. Забытые. Париж, 1983 др.
39 Будберг А. Дневник. М., 1990; Гуль Р. Ледяной поход. М., 1990; Врангель П. Н. Воспоминания. М., 1992; Калинин И. М. В стране братушек. М., 1923; Владимиров В. Возвратите их на Родину! Жизнь врангелевцев в Галлиполи и Болгарии. М., 1924; Калинин И. М. Под знаменем Врангеля. Л., 1925; Слободской А. Среди эмиграции. Харьков, 1925; Лунченков И. За чужие грехи. Казаки в эмиграции. М., Л., 1925; Федоров Г. Путешествие без сантиментов. Л., М., 1926.
Пражский архив", хранящийся ныне в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ, бывший ЦГАОР СССР), представляет собой богатейшую коллекцию документов штабов и войсковых частей, гражданских, правительственных, общественных организаций и учебных заведений, действовавших на территории белых режимов и в зарубежье, а также материалов военноначальников и политиков, деятелей науки, культуры и образования, сыгравших заметную роль в антибольшевистском движении и истории российской эмиграции в целом.
Для изучения российской эмиграции в Европе особую ценность представляют документы войсковых штабов, различных учреждений Российского общества Красного Креста, Всероссийского земского союза и Всероссийского союза городов, их статистические и аналитические материалы о численности, составе и положении воинских частей и гражданских беженцев, переписка с командованием вооруженных сил Антанты, правительственными и общественными организациями иностранных государств по вопросам оказания материальной помощи, передислокации войск и расселения беженцев, организации обучения студентов и учащихся средних школ.
Источниковой базой работы стали материалы фонда временного Главного управления Российского общества Красного Креста в Омске40. Всего было просмотрено, в общей сложности, более 300 дел. Из них больше половины использовано в работе. Документы данного фонда представляют собой протоколы заседаний Общего собрания и Исполнительной комиссии Временного главного управления РОККраспоряжения о кадровых назначениях;
40 ГАРФ, ф. 1845, оп. 1- 177 ед. хр. 1918;1920 гг. финансовые отчетыбалансовые ведомости по месяцам, кварталам и в целом за годпереписку ВГУ с зарубежными миссиями и иностранными Красными Крестами, а также очерк деятельности РОКК, составленный уполномоченным Красного Креста. Такой широкий спектр источников предоставил возможность дать развернутую картину организации и деятельности РОКК в рассматриваемый период. К сожалению, значительная часть документов, особенно рукописных, плохо сохранилась и прочтение их вызывало определенные трудности.
Помимо фонда ВГУ РОКК, были использованы также документы из личного фонда председателя Временного главного управления М.Л. Киндякова41, включающего в себя информационные бюллетени РОКК для Международного Комитета Красного Креста в Женевеотчеты и очерки ВГУ, попавшие в состав Пражского архива из Иокогамы, куда Киндяков эмигрировал в 1920 г.- и материалы фонда Центральной Коллегии советского Красного Креста42, которые использовались для описания процесса ликвидации старой организации РОКК советской властью.
Эти материалы дополняются хранящимися в Российском государственном военном архиве (РГВА, бывший ЦГАСА) документами разведорганов штабов Красной армии, рассматривавшими белую эмиграцию как источник военной угрозы из-за рубежа. Разведсводки за 1920;1923 гг., составленные на основе анализа материалов эмигрантской прессы, показаний возвратившихся в Россию лиц и донесений разветвленной сети агентов, а также.
41 Там же, ф. 6088, ед. хр. 19 1918;1932.
42 ГАРФ, ф. Р-3341, ед. хр. 1157 1918;1932. документов, полученных из стана противника, дают обширную и весьма близкую к истинному положению дел информацию.43.
Для достижения поставленной цели в диссертации решаются задачи: изучить пути восстановления деятельности российскими благотворительными организациями на территории Сибири, Дальнего Востока и Украиныпроанализировать роль и место организаций российской благотворительности в структуре Всероссийского временного правительства, определить схему управления и источники финансированияисследовать деятельность российских благотворительных организаций на территории Юга Россиирассмотреть роль российских благотворительных организаций в деле оказания помощи российским беженцам в Константинополе, обеспечившей их физическое выживаниеизучить процесс взаимодействия российских благотворительных организаций с российскими и иностранными государственными и общественными организациямипроследить основные этапы формирования российской эмиграции в Чехословакии и выявить роль благотворительных организаций в этом процессеисследовать российскую благотворительную деятельность в Югославии и Болгарии.
43 См. Подробнее: Карпенко C.B. Разведсводки штабов Красной армии как источник по истории внутренней контрреволюции и интервенции (на примере врангелевщины) // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1989. Т. XX.
Структурно работа состоит из трех глав, введения, заключения и справочного аппарата. В главе первой рассмотрена деятельность Российского общества Красного Креста и других благотворительных организаций в годы гражданской войны в Сибири, на Дальнем Востоке и Украине в 1918;1920 гг.
Вторая глава посвящена изучению российской благотворительной деятельности в Турции в 1920;1923 гг. Здесь рассматривались вопросы организации помощи прибывавшим из Крыма российским беженцам, борьбы с эпидемиями, взаимоотношения российских общественных организаций с командованием союзников, штабом Добровольческой армии, международными благотворительными организациямирепатриация и основные направления расселения российской эмиграции.
В третьей главе основное внимание было уделено российской благотворительности в эмиграции в Чехословакии, Югославии и Болгарии в 1922;1924 гг., в частности, проблеме создания рабочих мест для российских беженцев, восстановлению их юридических прав, российской школе в эмиграции.
Отсюда выводы комиссии: дальнейшие расходы из казны на оказание трудовой помощи беженцам в современной постановке дела должны быть прекращеныостаток наличных сумм из кассы Земсоюза незамедлительно сдан в казну. Земсоюз обязывался возмещать расходы на содержание его представительства в Болгарии.384.
Реорганизация Земсоюза, о которой говорилось выше, подтвердила, что выводы комиссии, по-видимому, оказались соответствующими действительности и были приняты во внимание и Врангелем, и болгарским правительством, осуществлявшими достаточно серьезный контроль за деятельностью российских беженских организаций.
Таким образом, Балканские государства стали крупнейшим регионом расселения российской эмиграции, в котором деятельность благотворительных организаций получила наиболее полное воплощение. Как и в Чехословакии, основным направлением в работе этих организаций являлась трудовая помощь. Создание рабочих мест для российских беженцев было признано наиболее эффективным способом их социальной адаптации.
383 Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции. М., 1981, с. 100.
1 ОД о.
Американские известия (Нью-Йорк), 1924, 18 марта.
Однако такое решение повлекло за собой появление целого ряда злоупотреблений, когда благотворительная помощь обращалась «на пользу» узкого круга руководителей благотворительных учреждений. Практика присвоения государственных российских средств, вывезенных заграницу в период гражданской войны в России и частично направлявшихся на финансирование Земсоюза и Российского общества Красного Креста, нашла свое продолжение и в Балканских государствах.
Тем не менее, эффект благотворительной помощи был несомненным: в Балканских государствах были созданы российские образовательные и лечебные учреждения, сыгравшие большую роль в процессе социальной адаптации российской эмиграции.
Заключение
.
Смогла бы выжить российская эмиграция без благотворительности? Смогла бы она самостоятельно оформиться в ту общность людей, которая и по сей день вызывает неподдельный и постоянный интерес исследователей в области культуры, истории, экономики и еще целого ряда других отраслей знания? Наверное, да. Но, тем не менее, роль и значение такого уникального явления как российская благотворительность трудно переоценить.
В период гражданской войны в России, когда такие понятия, как гуманность, милосердие, забота о ближнем, казалось, были уничтожены навсегда, Российское общество Красного Креста осталось едва ли не единственным их носителем. И было бы заблуждением рассматривать РОКК в качестве одной из структур, обслуживавших армии Колчака и Врангеля, подобно военно-санитарному ведомству. Социальная, гуманитарная роль благотворительности, вне зависимости от того, в рамках какого государства, режима или политической системы она ведет свою деятельность, является абсолютной величиной.
К концу 1918 г. на территории Сибири и Дальнего Востока была воссоздана деятельность наиболее сильной и авторитетной благотворительной организации — Российского общества Красного Креста.
Сделано это было в тот момент, когда оказание квалифицированной медицинской помощи стало условием физического выживания огромного количества людей, вовлеченных в боевые действия гражданской войны, а также гражданского населения, испытывавшего на себе все лишения военного времени.
Структурное построение и порядок деятельности благотворительных организаций были подчинены выполнению именно военных задач: оказанию помощи раненым на поле бояпредотвращению возникновения эпидемийконтролю за перемещениями и оказанию помощи гражданским беженцам.
Российскому обществу Красного Креста, объединившему под своим флагом практически всю благотворительную деятельность в районах боевых действий, удалось создать в Сибири и на Дальнем Востоке действенную систему медицинских, питательных, гигиенических и реабилитационных учреждений, сыгравших существенную роль в оказании помощи как действующей армии, так и гражданским беженцам.
Организации российской благотворительности периода гражданской войны в России выступали неотъемлемой частью антибольшевистских правительств, дублируя или полностью замещая деятельность некоторых «государственных» органов. Такое совмещение не противоречило идее благотворительности, поскольку являлось вынужденной необходимостью: политика советской власти и военные действия гражданской войны разрушили складывавшуюся десятилетиями систему финансирования и организационную структуру благотворительности в России. По всем остальным параметрам, деятельность Российского общества Красного Креста и других общественных организаций под его флагом на территории антибольшевистских режимов была, безусловно, благотворительной.
Российским благотворительным организациям в эмиграции удалось восстановить свою деятельность практически без подготовительного периода, что сыграло ключевую роль в проблеме первичной адаптации российских беженцев в Турции, прибывавших в эту страну, в большинстве своем, без средств к существованию.
За короткое время Центральным объединенным комитетом российских общественных организаций в Турции был создан целый ряд учреждений, предназначенных для помощи и скорейшей социальной реабилитации наших соотечественников, оказавшихся в изгнании.
С другой стороны, нередко именно благотворительные учреждения становились теми инструментами, посредством которых осуществлялись хищения средств, выделявшихся международными и иностранными организациями на оказание помощи российским беженцам.
Российская благотворительность в Чехословакии продолжала оставаться необходимым фактором социальной адаптации российской эмиграции. В Чехословакии благотворительная деятельность начала приобретать новые формы. Главный акцент в этой деятельности стала приобретать поддержка образования и трудоустройства российской эмиграции.
Широкое распространение получила система кредитования Земсоюзом создававшихся российскими эмигрантами производств и торговых предприятий, призванных создавать рабочие места для российской колонии и тем самым сокращать расходы самих общественных организаций. Подобная практика стала новым этапом в благотворительной деятельности и явилась важным фактором социальной адаптации эмигрантов.
Балканские государства стали крупнейшим регионом расселения российской эмиграции, в котором деятельность благотворительных организаций получила наиболее полное воплощение. Как и в Чехословакии, основным направлением в работе этих организаций являлась помощь в трудоустройстве. Создание рабочих мест для российских беженцев было признано наиболее эффективным способом их социальной адаптации.
Однако такое решение повлекло за собой появление целого ряда злоупотреблений, когда благотворительная помощь обращалась «на пользу» узкого круга руководителей благотворительных учреждений. Практика присвоения государственных российских средств, вывезенных за границу в период гражданской войны в России и частично направлявшихся на финансирование Земсоюза и Российского общества Красного Креста, нашла свое продолжение и в Балканских государствах.
Тем не менее, эффект благотворительной помощи был несомненным: в Балканских государствах были созданы российские образовательные и лечебные учреждения, сыгравшие большую роль в процессе социальной адаптации российской эмиграции.
Совершенно особое явление, единственное и уникальное в своем роде, — российская благотворительность в эмиграции, имело еще большее значение для судеб многих тысяч русских, волею судьбы оказавшихся за пределами своей родины. Физическое выживание российской эмиграции в значительной степени было обусловлено именно существованием действующей структуры благотворительных организаций. Но не менее важен и другой аспект — выживание духовное, сохранение национального самосознания, культурной традиции своего народа. Именно в этом вопросе роль российской благотворительности представляется неоспоримой.
С другой стороны, велика была доля «белой кости», проедавшей остатки государственных средств в «разных Земсоюзах» — чиновников от благотворительности, сумевших сделать карьеру и состояние на горе и нужде своих соотечественников. Благотворительная деятельность предоставляла людям подобного рода прекрасную возможность практически безнаказанно переводить значительные денежные средства в адрес «дружественных» фирм и банков, или финансируя заведомо убыточные коммерческие проекты, осуществляя таким образом расхищение вывезенных из России в годы Гражданской войны государственных денежных средств.
Перспективы дальнейшего исследования в рамках изучаемой проблемы широки и интересны. Участие российских благотворительных организаций в вывозе государственных капиталов за границу, «приватизация» казенных средств, правовая помощь российских организаций в деле наделения российских беженцев гражданскими правами стран пребывания, российская средняя и высшая школа в эмиграции, теоретические исследования в области экономики советской России и изучение возможных путей ее развития, проводившиеся под патронажем Земсоюза в эмиграции — вот лишь частичный перечень перспективных направлений дальнейшей научной работы.
