Актуальность темы
исследования. Изучение феномена власти, бесспорно, представляет собой одно из важнейших направлений современной философии. Исследования различных аспектов этого многогранного явления представляют собой один из наиболее эффективных способов постижения природы общественных отношений.
Кардинальная смена парадигм, осуществившаяся в философии XX столетия, привела к формированию нового рассмотрения феномена власти, принципиально отличающегося от классических воззрений. Круг философских интересов в XX веке сместился от метафизических изысканий, господствовавших в классической философии, к проблемам повседневности, дискурсивности, телесности.
В середине XX века был открыт новый пласт существования властвующих сил — так называемый «микрофизический» уровень власти. По отношению к формам власти, существующим на макроуровне — на уровне государств или мировых корпораций, «микрофизический» уровень власти представляет собой явление, поддерживающее и обеспечивающее их существование. Он включает в себя отношения сил, вызывающие к жизни, структурирующие, упорядочивающие, ранжирующие цепочки мельчайших социальных актов, составляющих в совокупности повседневный фон жизни социума. Как социальные институты, так и приоритеты развития науки и культуры неизбежно являются следствиями и итогами тенденций развития общества, основы которых формируются на этом уровне взаимодействия социальных сил.
Специфическими качествами «микрофизического» пространства власти являются, прежде всего, его всеохватность, обусловленная тем, что он представляет собой фоновую структуру человеческого бытия, и его бессубъектность — следствие того, что он существует в качестве некоего, господствующего в определённую историческую эпоху, набора правил видения и понимания окружающего мира и способов взаимодействия с ним. Формой «микрофизического» уровня власти выступает так называемая «семиосфера» человеческого бытия — знаковое пространство, предписывающее определённый способ прочтения и истолкования окружающей действительности. Концентрация внимания на этой специфической форме существования феномена власти по-новому вводит его в поле исследования социальной философии.
Изучение власти как универсального момента взаимоотношений социальных сил предполагает особый взгляд на этот феномен, отличный от господствующего в политической философии представления о власти, как о той или иной форме насилия, подавления, запрета. Власть, рассматриваемая в таком ключе, предстаёт как универсальный организующий принцип, обеспечивающий базовый уровень порядка, благодаря которому становится возможным существование цивилизации. Такое изучение природы власти проливает свет на множество латентных процессов самоорганизации общества. Также очень важным является понимание власти как конструктивного феномена, производящего, поддерживающего, упорядочивающего различные явления социальной жизни, следствием воздействия которых является формирование соответствующего исторического типа человека. Таким образом, можно констатировать, что власть, посредством продуцирования различных практик, производит субъективность. В качестве анонимного информационно-организующего пространства человеческого бытия, власть не субъективируется, но субъективирует. Этот процесс, осуществляющийся постоянно в течение всей жизни человека и человеческого сообщества, ещё не отрефлексирован современной российской наукой в достаточной мере.
Всестороннее изучение в контексте современности этого процесса позволит получить информацию о том, что представляет собой современный тип социальности. Также исследование конструктивных аспектов функционирования феномена власти неизбежно приводит к постижению оснований мировоззрения, присущего человеку рассматриваемой исторической эпохи. Следовательно, социально-философское изучение власти является, в определённой степени, исследованием самого философского дискурса, поскольку оно предполагает рассмотрение тенденций, протекающих на фоновом уровне социального бытия и предопределяющих направления, приоритеты и формы философской рефлексии.
Степень научной разработанности проблемы. Феномен власти находится в поле пристального внимания философской мысли практически с момента её зарождения и до наших дней. Первыми философами, чьи интересы непосредственно связывались с различными моментами осуществления власти, были софисты. Они были первыми теоретиками и исследователями власти дискурса и дискурса власти.
В дальнейшем в античной философии можно выделить два направления интерпретации власти. Власть, во-первых, понималась как господство человека над самим собой, которое предписывалось каждому свободному гражданину, в то время как рабствование у своих привычек и пороков осуждалось, как явление недостойное. Эта точка зрения разделялась всеми античными философами, как базовый момент культуры человека. В качестве примера её приверженцев можно назвать Платона, Марка Аврелия, Сенеку. Во-вторых, власть истолковывалась как свойство, присущее обществу свободных образованных людей, которое необходимо структурировать и рационализировать посредством институтов государства и суда. Вторая точка зрения на власть была разработана Платоном и Аристотелем в их трудах, посвященных государственному устройству. Основу античного понимания власти можно определить как властвование человека над самим собой, поскольку способность человека к управлению домохозяйством, полисом или государством выводилась философами из этого его качества. Но, вторая интерпретация власти в силу различных историко-культурных обстоятельств сыграла решающую роль в развитии последующих философских представлений о власти.
В Средние века господствовала теократическая концепция власти, приписывающая этому явлению божественное происхождение. Основы такого понимания власти были заложены апологетами, развиты и теоретизированы Тертуллианом и Аврелием Августином. Максимум власти средневековыми философами полагался принадлежащим Богу, земная иерархия властителей оправдывалась незыблемостью иерархии небесной. Человек, выступавший субъектом власти в античном философском дискурсе, в средневековой философии трактовался как объект подчинения множеству господ — Богу, священнику, сеньору, правителю города, отцу семейства и т. д. Средневековое представление о власти устойчиво связывается с понятием священного долга человека перед множеством инстанций.
На рубеже Средневековья и Нового времени Н. Макиавелли десакрализовал представления о власти и концептуализировал государство как единственного носителя и источник власти. Он выделил политику как автономную дисциплину, отграничив сферу её действия от религии и морали.
В философии Нового времени, в частности, в теориях Т. Гоббса и Дж. Локка, существование власти истолковывалось как следствие существования народного суверенитета. Но, при этом, носителем власти, практически её осуществляющим, представало государство, как структура, которой делегировался суверенитет. Формой осуществления власти представлялось насилие, и государство как выразитель народной воли, оправдывалось в своём праве совершать насилие. Хотя, в качестве исключения, осмысливалась возможность оправданного бунта подданных — то есть их право на насилие по отношению к государству, (что предполагало связывание максимума силы и власти с народом), всё же в теориях общественной жизни в фокусе внимания в качестве носителя власти выступало государство, и его функции властителя получали подробное рассмотрение, описание и легитимацию. Впоследствии, в трудах И. Канта и Г. Гегеля эта точка зрения на власть обрела своё дальнейшее развитие и завершение. И. Кант сформировал теорию правового государства, в которой власть выступает как некий рационально определяемый ресурс управления. Максимумом власти наделяется государство, поскольку оно представляет собой совокупность властвующих структур. Г. Гегель также представлял государство как явление, обладающее монополией власти. Поскольку государство в его воззрениях есть единственно возможный максимум свободы, ему принадлежит свобода выбора, в том числе выбора по отношению к осуществлению насилия, то есть право отправления власти.
В рамках традиции научных воззрений на государство и власть, основы которых были заложены Платоном и Аристотелем в их теориях государства, затем развиты в философии Нового времени и в классической философии, сформировалась современная философия политики, которая и поныне истолковывает власть как «легитимное насилие».
Иррационалистским направлением развития европейской философии была сформирована принципиально иная концепция власти. Представление о «мировой воле» как движущей силе всякой жизни и всякого развития, выработанное А. Шопенгауэром, в философии Ф. Ницше обрело форму «воли к власти» как универсального принципа, лежащего в основании мира.
Власть отождествляется Ф. Ницше с жизнью, выступая как её сущностное свойство. Таким образом, если в классической философии власть лишь эффект социального действия, то в философии иррационализма власть есть универсальная форма, в которую облекается жизненная сила, воля к власти возводится в ранг всеобъемлющего и необходимого условия, поскольку и развитие и сам факт существования чего-либо представляются эффектами борьбы за власть.
В XX веке развитие лингвистической философии привело к осмыслению того факта, что язык представляет собой своеобразный бессубъектный носитель социальной власти. Л. Витгенштейн, впоследствии Р. Барт, Ж. Бодрийяр исследовали властвующие аспекты языка.
Трактовки мира как своеобразного текста, формирование аналитики знакового пространства существования человека обусловили открытие властвующих сил, присущих знаку как маркирующему, объясняющему и побуждающему моменту человеческого бытия. У. Эко в семиологических исследованиях уделял большое внимание процессам властвования знаков в социальном пространстве.
Также в XX веке в фокусе философских интересов оказался феномен масс, поскольку массы начали играть значительную роль в социальной жизни. Э. Канетти, X. Ортега-и-Гассет констатировали и исследовали факт появления особой формы власти, распылённой в массовости, нелокализуемой где-либо, но оказывающей огромное влияние на образ жизни общества.
Аналитика власти М. Фуко включает в себя исследование таких черт этого феномена как дискурсивность, семиотическая оформленность, массовость и распылённость, но всё это обретает новый смысл в контексте его концепции «знания — власти». Также М. Фуко, посредством введения принципа телесности и рассмотрения оптической организации пространств осуществления власти, исследует недискурсивные аспекты практик власти. Анализируя формирование исторического типа социальности, М. Фуко приходит к утверждению о том, что система «знание — власть» посредством организации социального пространства создаёт субъективность. Таким образом, власть предстаёт своеобразным «творцом» субъекта и социальности, и её сущностиым^свойствами предстают не традиционные для классических исследований запрет и насилие, а продуктивность и организация. М. Фуко был открыт «микрофизический» уровень взаимоотношений сил власти, базовый для всех прочих, на котором дискурсивные и недискурсивные моменты практик власти тесно переплетаются между собой, оформляют и поддерживают друг друга, формируя специфичность жизненного мира, а следовательно, и мировоззрения человека. Последователями Фуко, анализирующими власть как всеохватный производительный феномен, были Ж. Делёз, Ж. Бодрийяр, В. А. Подорога, Д. В. Михель, О. В. Хахордин.
Хотя «микрофизический» уровень власти развёртывается именно в повседневности, аналитика функционирования власти в пространстве человеческой обыденности лишь намечена в трудах этих учёных, но не получила должного рассмотрения и осмысления.
Сформированное в XX веке Э. Гуссерлем, А. Шютцем, Ю. Хабермасом философское осмысление повседневности позволяет проанализировать зарождение, функционирование и развитие практик власти, формирующих контекст обыденных социальных действий. Результатом такого исследования должно явиться получение информации о том, каким образом практически осуществляется формирование субъективности и социальной организации силами власти.
Цели и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является аналитика власти как явления, имманентного каждому социальному акту, которая предполагает рассмотрение семиотического пространства как феномена, организующего современный социальный мир, и исследование повседневности как поля и эффекта действий практик власти.
Это обусловливает выделение следующих задач диссертационного исследования:
1. историко-философское исследование аналитики власти;
2. рассмотрение феномена повседневности как пространства осуществления власти;
3. выявление и исследование дискурсивных форм власти;
4. рассмотрение оптической организации социальной реальности как поля власти;
5. осмысление телесных форм как эффектов и диспозитивов практик власти;
6. описание и анализ семиократического момента повседневности;
7. осмысление власти как субъективирующего феномена.
Методология и источники исследования. При разрешении задач исследования используются: фукольдианский метод аналитики практик, методы семиотики и философии языка, элементы структурно-функционального подхода, феноменологические приёмы, метод идеальных типов.
Важным методологическим основанием является метод продвижения от общего к частному, — первоначально исследуются общие закономерности появления, функционирования и развития дискурсивных и недискурсивных практик, затем анализируются их конкретно-исторические проявления.
Также осуществляется анализ современной социальной реальности с целью выявления и описания специфических ¦ действий повседневных практик власти, характерных для современного общества.
Диссертант в целях формирования представления о неполитических аспектах практик власти опирался на ряд работ, в числе которых исследования Р. Барта, Ж. Бодрийяра, П. Бурдье, Ф. Гваттари, Ж. Делёза, С. Жижека, Ж. Лакана, Б. В. Маркова, В. А. Подороги, М. Фуко, У. Эко. Для создания методологической основы аналитики повседневности использовались работы Ф. Броделя, Э. Гоффмана, Э. Гуссерля, Ж. — Ф. Лиотара, М. Мосса, X. Ортеги — и — Гассет, Г. Г. Почепцова, М. Хайдеггера, А. Шютца.
Научная новизна данного диссертационного исследования заключается в следующем:
— производится исследование практик власти в свете феноменологического анализа повседневности;
— власть рассматривается как момент обыденного социального взаимодействия;
— власть исследуется как производительный феномен;
— семиократия рассматривается как форма власти, наиболее характерная для современности;
— пространство языка изучается как властвующий феномен;
— оптическая организация социального пространства исследуется как визуальные формы власти;
— осмысляются тела как эффекты и диспозитивы власти.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Поскольку пространство микрофизических отношений власти является новой сферой социально-философских интересов, оно представляет собой малоизученный аспект человеческого бытия. При этом, его исследование и выявление различных закономерностей протекающих в нём процессов очень важны, потому что понимание специфики этого явления предоставит возможность предопределять особенности развития всех сфер жизни общества.
Результаты данной работы, во-первых, позволяют разнообразить концептуальный аппарат современной социальной философии, во-вторых, обеспечат возможности формирования более эффективных политических и управленческих технологий, а также масс-медийных и коммуникативных стратегий в области РЯ, рекламы, маркетинга.
Положения и выводы диссертации могут быть использованы при составлении общих и специальных курсов по социальной философии, а также по социологии, культурологии, философской антропологии.
Положения, выносимые на защиту:
— власть — явление, имманентное каждому социальному действию, и представляет собой необходимое условие его существования;
— пространство языка представляет собой властвующий феномен;
— оптическая организация социального пространства представляет собой визуальные формы власти;
— семиократия является ведущей стратегией самоосуществления власти в современном обществе;
— телесные конструкции представляют собой эффекты и диспозитивы власти;
— власть является субъективирующим феноменом.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры социальной философии и философии истории СПбГУ и была рекомендована к защите. Теоретические положения и выводы диссертационного исследования были представлены в сообщениях на конференциях «Социальный кризис и социальная катастрофа» (Санкт-Петербург, 2002 г.) и «Философия старости: геронтософия» (Санкт-Петербург, 2002 г.) Содержание работы также отражено в публикациях.
Структура и объём диссертационной работы. Диссертация состоит из введения, четырёх глав, разделённых на параграфы, заключения и библиографии. Работа изложена на 199 страницах, библиография включает в себя 180 наименований.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Проведённый в диссертационном исследовании анализ феномена власти позволяет описать это явление следующим образом.
Власть в своей первичной, изначальной форме представляет собой феномен, имманентный каждому явлению социальной реальности. Её истоки коренятся в необходимых элементах человеческого восприятия и мышления, поскольку эти явления содержат в себе классифицирование, ранжирование и оценивание явлений окружающего мира, что представляет собой организацию окружающего мира, то есть момент властвования над ним.
Момент восприятия является ситуацией обоюдного воздействия человека и мира, один из аспектов которой — это взаимодействие человека и мира как взаимнонаправленных сил, а власть, как известно, представляет собой эффект взаимодействия сил. Результатом восприятия является определённым образом структурированный социализированный мир и человек, принявший образ, соответствующий миру, в который он «вписан». Этот процесс взаимного структурирования мира и социальности, социальности и человека, есть процесс самоосуществления власти, поскольку в нём, в зависимости от совокупностей сил, присущих тому или иному факту, знаку, мыслительной конструкции, осуществляется их взаимная иерархическая расстановка, в результате которой возникает определённая картина мира, её соответствующее истолкование, и человек, наделённый специфическими качествами.
Итак, власть представляет собой явление, имманентное способу бытия человечества в мире, необходимое условие устройства и обживания мира, и способ достижения человеком соответствия требованиям, предъявляемым социумом.
Любое взаимоотношение мира и человека является кратическим, но этим свойством оно не исчерпывается. Взаимное властвование сил, присущих любому явлению — это условие и возможность существования, субстрат и необходимый эффект, на который наслаиваются последующие смыслы.
Из существования этих свойств власти следует, что её первичная сфера действия — это первичная система обживания человеком мира. Следовательно, начальным пространством зарождения и функционирования практик власти является мир повседневности. Сами по себе практики власти таковы, что представляют собой устойчивые системы взаимодействий человека и мира, которым присущ определённый мировоззренческий аспект и рациональная направленность, посредством которых они структурируют или же производят какую-либо часть ментального и физического пространств человеческой действительности в их неразрывном единстве. Таким образом, совокупностью повседневных практик, играющих в формировании человеческой обыденности решающие роли, производится историческая действительность вкупе с соответствующим типом субъективности.
Рассмотренный тип отношений власти характеризуется децентрацией и всеобщностью. Его невозможно подразделить на центр и периферию, определить его истоки, поскольку он существует как энергетическое пространство всех социальных отношений и коренится в самом факте их присутствия. Вследствие этого, власть локальна, но нелокализуема. Она локальна, поскольку существует как иерархия сил, имманентная конкретному социальному факту, и нелокализуема, потому что невозможно рассматривать её как некое самостоятельное явление в отрыве от социальной ситуации, в которой она протекает.
Власть, существующая в форме силового и информационного пространства, субъективирует, но не субъективируется. Она представляет собой локальные игры социальных сил, формирующие совокупности специфических свойств, интериоризация которых индивидами является условием их существования в качестве социальных субъектов. Присвоение каким-либо человеком или группой людей такого дискурса субъекта невозможно потому, что сам определённым образом мыслящий субъект является эффектом какого-либо дискурса и его действия изначально продуцированы этом дискурсом, даже если (особенно, если) он не отдаёт себе в этом отчёта.
В диссертации были рассмотрены три аспекта реальности, формирующие социальность и субъективность. Результатом их совместного действия является уникальный стиль мировосприятия и мышления, который лежит в основании специфики исторической эпохи. Этими аспектами социальной реальности — её визуальной, вербальной и телесно-органической составляющими, создаются способы и предметы мышления — его лингвистические конструкции и матрицы зрительного восприятия, и его телесный субстрат, необходимый для ментальных актов. Также ими продуцируется и повседневная внешняя среда совместного существования индивидов — языковая среда, визуальная организация пространства, психофизические возможности тела. Таким образом, их воздействие интегративно, поскольку они организуют и внутреннее и внешнее социальное пространство. Все повседневные практики вербального, визуального и тактильного взаимодействия с миром раньше или позже были произведены властвующими конструкциями, будь то система «знаниевласть», существующая в форме позитивной науки или какая-либо традиционная мифология общественного сознания. Они в значительной степени являются властвующими феноменами, поскольку структурируют реальность. Они властвуют, во-первых, играя роль своеобразных «посредников» между человеком и миром, которые представляют, вернее, предоставляют ему мир социально обустроенный, поскольку сами произведены обществом, во-вторых, формируя самого социального субъекта как существо с лингвистически организованным сознанием, набором визуальных матриц узнавания предметов, и телом, особым образом приспособленным для жизни в этой социальной среде. Также, они представляют собой структуры подвластные, поскольку сами они — явления производные. С этой точки зрения их можно рассматривать как беспроигрышное оружие власти, моделирующее мир. При этом, они являются существенной частью властвующей системы.
Повседневные практики власти, продуцирующие в качестве своих актуально действующих форм, вербальные конструкции, визуальные образы или техники тела, можно сравнить с сетью, представляющей собой одновременно и каркас и поверхность социальности, мутациями которой обуславливаются перемены в жизни социума, смены мировоззрений.
В диссертации было проделано подробное исследование того, как непосредственно действуют «микрофизические силы» власти, каким образом они формируют контекст повседневности и как обеспечивают её существование.
Структуры языка представляют собой мощнейшие механизмы производства социальности. Человека формирует, фактически выговаривает, язык. Субъективность представляет собой совокупный продукт взаимодействующих лингвистических практик, она существует как конфигурация языковой игры, собирающей субъективность по-новому в зависимости от аспекта продуцируемой ею реальности. Субъективность в лингвистическом пространстве представлена цепочкой «плавающих означающих», значение которых варьируется в зависимости от специфики языковых игр, творящих социальную реальность «здесь — и-сейчас».
Язык порождает дискурсивность, то есть связную систему представлений о чём-либо, — мировоззренческую конструкцию, продуцирующую какой-либо значительный аспект социальной реальноститакже, язык постоянно производит свои новые уровни коннотаций, то есть свою идеологическую составляющую. Дискурсивность, представленная высказываниями, а высказывание, как известно, организовано по вертикали, создаёт глубинное измерение общественной жизни, формируя такие феномены как «субъект», «сексуальность», «производство» и т. д. Идеологию можно сравнить с горизонталью лингвистического пространства, она представляет собой покров, истолкование внешних аспектов реальности, то есть существует как своеобразная поверхность социального бытия, непрозрачная плёнка, окружающая собой каждое явление повседневности и придающая ему определённый колорит. Таким образом, формируется ментально-лингвистическое поле повседневности.
Язык можно образно назвать «творцом социальности», поскольку он — феномен, сгибающий складку бытия, овнешнивая внутреннее и представляя внутреннее вовне. Такое его функционирование представляет собой его постоянную, непрекращающуюся деятельность, перманентное обеспечение контекста социальной жизни, поэтому всю совокупность рассмотренных лингвистических практик власти можно повседневностью языка.
Каждая культура, в качестве одного из своих базисных аспектов, содержит в себе так называемое «умение видеть», то есть различать в цветовых пятнах и линиях, которые представляет человеку визуально данное пространство, наделённые значением предметы. Зрению человека по природе присуща классификаторская деятельность, при этом идеальные типы, то есть те матрицы узнавания, посредством которых человек опознаёт предметы, он заимствует в культуре. Она порождает как визуальные образы, — предметы зрительно представленного пространства, так и различные символы, коды и сигналы, замещающие эти предметы или придающие им новое вторичное значение, маркирующие реальность. Визуальное мышление отдельного человека также можно рассматривать как складку внешней реальности, поскольку его идеальные типы формируются в процессе взаимодействия с ней. Но сама визуальная организация реальности, будь то архитектурное пространство современного города или представленный на телеэкране видеоряд, является продуктом совокупности матриц зрительного узнавания, мутации которых также осуществляются под воздействием сил власти, способных организовать как новый угол зрения, то есть новый способ видения реальности, так новые объекты, присутствующие в поле зрения людей.
Телесные феномены представляют собой одно из материальных воплощений ментальных вербально-визуальных конструкций, формирующих представление о мире. Индивидуальное человеческое тело — явление по природе недовоплощённое в силу своей пограничности, укоренённости в ментальном и физическом мирах, и поэтому оно всегда являет собой результат функционирования какого-либо концепта человеческой телесности. Система представлений о том, что есть тело человека, формируется вербально-визуальными феноменами — научными практиками и техниками, порождёнными обыденным опытом, который также ранее был сформирован на базисе материала культурных кодов системой «знание — власть», поскольку повседневность есть постепенная ассимиляция рационального. Тип человеческой телесности можно рассматривать как третье измерение социальной реальности, если взять её вербальную и визуальную организацию за два первых, как материальное воплощение складки вербально-визуальных информационных полей, результат и глубинное измерение их действия. Тело функционирует как своеобразный резервуар информации, который затем, будучи оформлен системой представлений, порождённой социальным миром, соответствующим образом оформляет дух, непосредственно участвуя в каждом акте мышления.
Задействование в играх сил власти телесных удовольствий позволяет экономными и эффективными средствами формировать соответствующее поведение в массовом масштабе. Дискурс удовольствия, дающий возможность спроецировать на представленное в нём благо какие-либо нереализованные желания, представляет собой серьёзную альтернативу рациональным стратегиям «власти — знания», поскольку заставляет людей действовать, не считаясь с доводами разума.
Также действиями властвующих сил продуцируются своеобразные общественные феномены, обладающие специфическими качествами телесности. Они характеризуются наличием поверхностей — границ, агрегатностью, собственным организующим принципом, и воплощены либо в широких массах людей, либо включают в систему своих элементов какой-либо материальный носитель, представляющий собой из необходимых элементов существования человеческого общества, либо лишены материального носителя, но тем не менее облекают собой всю поверхность социальности. В качестве примеров такого рода конструкций можно привести «массовое тело», «тело капитала» и «лингвистическое тело». Функционируя по принципу телесности, они обретают возможности более плотной внутренней организации, и ареального структурирования внешнего пространства, которое, по отношению к ним, выступает своеобразной социоэкологической средой. Социальные явления, рассматриваемые о точки зрения телесности, предстают самодостаточными конструкциями, которые, существуя, производят «сборку» и организацию социального тела, задействуя для этого свой организующий принцип, включая в себя массы индивидуальных тел в качестве элементов, предписывая им необходимые правила поведения, воззрения, и формируя соответствующие психобиологические свойства. Поэтому, такого рода общественные тела, рассмотренные в качестве властвующих конструкций, предстают как механизмы производства унифицированных свойств социальности, регулирования поведения масс, внедрения в большое количество индивидуальных человеческих тел необходимой информации и свойств.
Таким образом повседневные практики власти существуют в трёхмерном пространстве, представленном вербальным, визуальным и телесным измерениями социальности. Результирующая этих трёх измерений, возникающая на их пересечении, представляет собой явление подвижное и, в тоже время, устойчивое, обеспечивающее плотный каркас и стимулирующее движение социальности. Сеть практик власти облекает собой и внутреннее и внешнее пространства социальности, поскольку она «сгибает» поверхности, формируя глубину. Повседневные практики власти играют роль своеобразного «стержня» социальной жизни, обеспечивающего жизнеспособность составляющих её явлений, продуцирующего как субъективность, так и внешнюю среду обитания субъектапри этом они существуют как нелокализованная сеть микроструктур, оформляющая и наделяющая силой всякое социальное явление или процесс, существующая как некий всеобщий организующий и упорядочивающий принцип, обеспечивающий монолитность общества и формирующий и поддерживающий уникальный уклад его жизни, создающий специфику исторической эпохи.
Феномен человеческой повседневности сам по себе является амбивалентной структурой. Повседневность, с одной стороны, рациональна, информативна, организована иерархиями действий, имеющих сугубо практическую направленность, с другой стороны, она в значительной степени мифологизирована и многие составляющие её действия дорефлексивны в силу своей привычности и общепризнанности. Эти взаимно противоречивые свойства во многом объясняются тем, что она есть специфическое пространство власти. Повседневность производится системой «знание — власть», поскольку ни один из её актов не является бессмысленным. Каждый из них представляет собой способ упорядочивания мира с какой-либо целью, которая имеет мировоззренческую основу. Сам способ взаимодействия с миром также является производным от господствующих в данную эпоху представлений о том, каков человек, каковы окружающие его явления и как следует с ними соотноситься. Учитывая то, что акты повседневности играют коммуникативную роль не только в системе «человек — мир», но и в системе «человек — человек», поскольку представляют субъекту специфику различных социальных ситуаций, их можно трактовать как знаковое пространство, образующее постоянный фон человеческой жизни. Подобно прочим знаками, акты повседневности стремятся оторваться от референта — системы, которая когда-либо произвела их, и обрести самодостаточность, восполняя недостаток смысла избытком социальных сил, которые черпаются из привычности, всеобщности, иерархического положения в знаковом контексте социальной реальности, привлекательности, комфорта и т. д. Теряя референт, который утрачивает актуальность в силу отдалённости во времени, смены научной или идеологической парадигмы, моды, установки масс-культуры, акты повседневности стремятся образовать собственное самодостаточное знаковое пространство. Такими тенденциями формируются иррациональные аспекты повседневности.
Тотальная семиотизация, выступающая в качестве одной из наиболее эффективных современных стратегий власти, поскольку знак является универсальным моментом и дискурсивной, и визуальной и телесной практик власти, усиливает иррациональные тенденции повседневности, её замыкание в локальных, слабо связанных между собой знаковых пространствах, формирующих различные типы социальности. Возникновение «мозаичной культуры» как одной из характерных черт современного образа жизни, в значительной степени является следствием этих тенденций.
Повседневный уровень мировосприятия в силу своего базового положения предопределяет специфику прочих явлений культуры. Социальные силы, структурирующие повседневность, объединяются в сингулярности, создавая своеобразные узловые моменты мировоззрения человека определённой эпохи, которые ложатся в основу его научного и культурного творчества. По такому же принципу формируются соответствующие социальные структуры. Затем наукой и культурой вкупе с социальными структурами создаются новые представления о том, каков человек, каков мир и каким должно быть взаимодействие человека и мира, закладывающееся в основу новых практик, которые либо внедряются в повседневность и обретают в ней своё устойчивое положение, тем самым изменяя её, либо отвергаются ею. Культурные явления и социальные структуры, претендующие на масштабность, стремятся сформировать свою «прирученную повседневность» — свою базу в человеческой повседневности, то есть систему практик, тесно соотнесённую с их существованием, дабы обрести корни в социальном контексте, оправдывающие их бытие.
Повседневный уровень мировосприятия в силу своего базового положения предопределяет специфику прочих явлений культуры. Социальные силы, структурирующие повседневность, объединяются в сингулярности, создавая своеобразные узловые моменты мировоззрения человека определённой эпохи, которые ложатся в основу его научного и культурного творчества. По такому же принципу формируются соответствующие социальные структуры. Затем наукой и культурой вкупе с социальными структурами создаются новые представления о том, каков человек, каков мир и каким должно быть взаимодействие человека и мира, закладывающееся в основу новых практик, которые либо внедряются в повседневность и обретают в ней своё устойчивое положение, тем самым изменяя её, либо отвергаются ею. Культурные явления и социальные структуры, претендующие на масштабность, стремятся сформировать свою «прирученную повседневность» — свою базу в человеческой повседневности, то есть систему практик, тесно соотнесённую с их существованием, дабы обрести корни в социальном контексте, оправдывающие их бытие. Повседневностью и начинается и заканчивается движение культурного развития эпохи.
Итак, повседневные практики власти представляют собой универсальное властвующее явление социального бытия формирующее его историческую уникальность.
