Актуальность темы
исследования. В связи с переосмыслением и выходом на новый уровень методологической основы гуманитарных наук в последние десятилетия XX — начала XXI вв., в российском эпосоведении складывается качественно новая ситуация, которая нуждается в анализе и осмыслении. Необходимость изучения и осмысления данной ситуации обусловлено, прежде всего, тем, что в ее рамках происходит процесс качественного изменения представлений о фольклорном тексте, как о предмете исторических и культурных исследований, и это является своего рода ключевым и переломным моментом в фольклористике вообще, и в русском былиноведении в частности. Кроме этого, при переориентации историографического дискурса на новую постмодернистскую философско-эстетическую парадигму, интерпретация памятников былинного эпоса в ее классической форме, сложившаяся в рамках второй половины XIX — XX вв., не отвечает новым представлениям о природе формирования и функционирования фольклорного текста, возникшим в русле современного эпосоведения.
Текст былины в рамках новой познавательной ситуации теряет свои четкие очертания устоявшегося текста и смещается в сферу «плавающих означающих», где текст является подвижной, функционирующей системой, имеющей бесконечное множество форм реализации. В основном, это происходит за счет признания статуса устного дискурса (дискурса фольклорной культуры) наравне со статусом дискурса письменного. Подобное изменение представлений о тексте, что еще более важно, влечет за собой и трансформацию подходов к нему. В рамках историко-культурных исследований конца XIX — XX вв, эпический текст традиционно играл большую роль. Он являлся материалом для реконструкции в качестве дополнительного или вспомогательного по отношению к летописи и к обрядовому материалу, а порой использовался и наравне с ними. Будучи в рамках подобных исследований историческим источником, в настоящее время былинный текст практически полностью выведен из этого статуса. В рамках российской историографии данный процесс характеризуется постепенным затуханием.
I дискуссии исторической и мифологической школ, являющейся классической для русского былиноведения второй половины XIX — XX вв.
Проблема датировки памятников эпического творчества, являясь основной базовой задачей в изучении памятников былинного эпоса в рамках методологии классической интерпретации, в современной ситуации полностью утрачивает свои позиции. Методики, разработанные в рамках предшествующей историографии, теряют свою эффективность, так как не учитывают некоторых существенных моментов, связанных с функционированием эпического творчества как устной традиции, что существенно важно для сегодняшнего понимания эпического творчества.
Современная трактовка данного феномена сводится к тому, что, поскольку фольклорная традиция предполагает существование в устном исполнительском пространстве, то любое ее закрепление в форме записи и публикации является * всегда в определенной степени случайностью и условностью. Из этой специфики эпоса вытекает и особый способ его фиксации, обуславливающий существенное влияние сознания людей на создание письменного, текстового воплощения каждой отдельной былины. Сказитель и собиратель, — один, исполняя эпическую песню, другой, закрепляя ее на бумаге, — сознательно или несознательно вносили долю своего участия в формирование текста. Эпическая песня, записанная на бумаге, рождалась в процессе своего рода сотворчества нескольких людей, причем людей, условно говоря, современной эпохи (вторая половина XIX — первая половина XX вв.). Кроме того, исследователи, реконструирующие исторические реалии той или иной эпохи на былинном материале, в большинстве случаев, объектом своего % изучения делали не один отдельно взятый текст, а реконструировали один сводный сюжет" из ряда вариантов, объединенных одной сюжетной линией, что противоречит сегодняшнему пониманию уникальности отдельно взятого акта исполнения традиционного текста.
В современной ситуации намечается размывание привычного эпического дискурса именно вследствие размывания самого текста фольклорного произведения. Текст былины теряет свои четкие очертания, собственно говоря, текста как такового, в классическом его понимании уже и нет. Повышенное внимание к проблемам вариативности, обусловленное устным характером сохранения и передачи эпического материала, а, следовательно, множественность реализаций фольклорного текста, поднятое в 90-е гг. Б. Н. Путиловым лишает классическую интерпретацию смысла. Она теряет само свое основание в виде четкой текстовой базы, сформированной за годы собирательской деятельности, на которую можно было бы опираться. Изучение особенностей записи текста, при которой выяснился фактор потери информации из-за разной специфики и скорости письменной и устной культур поднимает вопрос об адекватности записанного текста его устному оригиналу.
Для исследователей, занимающихся интерпретацией текстов русской былины, подобная постановка проблемы означает потерю предмета исследования, поскольку кроме огромного числа эпических текстов, которые теперь являются равнозначными друг другу и не могут быть упорядочены за счет комбинирования сходных вариантов в единый «прототекст», возникает и еще один фактор, при котором размывается система представлений, связанная с наиболее авторитетным параллельным письменным источником, на основании которого осуществлялась датировка былинных сюжетов. Летописная традиция приобретает своеобразный пульсирующий контекст, в рамках которого смысловое наполнение кодов также не может считаться устоявшимся. Соответственно, «поле выбора», которым может распоряжаться исследователь, принимает вид пространства «плавающих означающих», любой набор которых в любой момент времени может быть структурирован по самым разнообразным принципам.
Актуальность настоящей работы обусловлена изменением историографического контекста, в рамках которого современное былиноведение переживает своего рода ситуацию кризиса интерпретаций. Данный феномен нуждается в изучении и осмыслении с точки зрения ответа на ряд принципиальных вопросов, а именно, как меняет ракурс проблемы современная историографическая ситуация в целом, в какую именно сторону трансформируется исследовательская стратегия, связанная с памятниками русского эпоса, а также, какую именно эволюцию претерпела система представлений, связанная с былинами, как с источниками исторической и культурной информации.
Степень изученности проблемы. Изучению историографической ситуации в рамках русского эпосоведения посвящены исследования М. К. Азадовского, С. Н.
Азбелева, В. П. Аникина, А. И. Баландина, В. А. Бахтиной, Е. В. Гусева, С. И. Дмитриевой, Т. Г. Ивановой, А. М. Лободы, А. В. Морозова, Б. Н. Путилова, А. Н. Пыпина, А. П. Разумовой, А. П. Скафтымова, А. Д. Соймонова, A. JI. Топоркова.
Условно, спектр историографических трудов по русскому эпосоведению можно подразделить на два основных типа: работы обобщающего характера, в рамках которых освещается деятельность основных научных направлений, работающих с русскими былинами, и подводится некий итог развития науки на данный момент, и работы, посвященные отдельным вопросам, связанным с тем или иным аспектом историографической традиции русского былиноведения. К первой категории относятся такие монографии, как сочинения А. Н. Пыпина «История русской этнографии» (1890−1892) в четырех томах, А. М. Лободы «Русский богатырский эпос» (1896), М. К. Азадовского «История русской фольклористики» (1958;1963) в двух томах.
Наиболее авторитетной и масштабной из вышеперечисленных обобщающих трудов является работа М. К. Азадовского. Он рассматривает достаточно обширный материал, касающийся формирования русской фольклористики как науки, начиная с XVIII века. В сфере его внимания оказываются не только научные труды, связанные с изучением русского фольклора, но и собирательская деятельность отдельных ученых, которую он прослеживает, начиная с 30-х гг. XVII в. М. К. Азадовский опровергает существовавший до него подход о делении русской фольклористики на два периода: так называемый «донаучный» (XVIIIпервая половина XIX вв.) и собственно научный, который открывается с имени Буслаева1. Автор считает, что «эта схема не соответствует фактическому движению науки о фольклоре и, в сущности, опровергается даже простыми хронологическими фактамисамое же существенное заключается в том, что она совершенно извращает действительный процесс научного развития». Согласно его мнению, деятельность Буслаева нельзя рассматривать вне связи с предыдущим развитием русской науки и всего литературного процесса в целом. Ко времени появления трудов Буслаева русская наука уже накопила значительный фактический материал,.
1 Лобода А. М. Русский богатырский эпос (Опыт критико-библиографического обзора трудов по русскому эпосу). Киев, 1896.
2 Азадовский М. К. История русской фольклористики. М., 1958. Т. 1. С. 25. и в ней уже сложились определенные точки зрения, отразившиеся и на дальнейшем изучении русской народной словесности3. Несмотря на определенный идеологический подход к анализируемому материалу, вызванному тем, что работа была написана в рамках советской историографической ситуации, она до сих пор, на мой взгляд, является достаточно ценной и актуальной. В сочинении М. К. Азадовского очень подробно приводится богатый фактический материал, касающийся не только изучения русского фольклора, но и его собирания и публикации.
Помимо обобщающих трудов существует ряд исследований, посвященных отдельным вопросам. Важными в данном контексте являются работы, специально посвященные проблемам записывания и издания памятников былинного эпоса. Особое внимание в ряде данных работ занимает рассмотрение персоналий основных собирателей, занятых деятельностью по фиксации русских былин в конце XIX — начале XX вв. Среди таких исследований следует отметить монографии И. И. Земцовского, Т. Г. Ивановой, А. П. Разумовой, а также статью А. JI. Налепина4.
Большое внимание в историографической литературе уделяется различным вопросам, связанным с собранием П. В. Киреевского, поскольку оно явилось одним из первых и играло очень большую роль в формировании источниковой базы для былиноведческих исследований. Особое внимание исследователей в изучении собрания П. В. Киреевского привлекают вопросы, связанные с текстологическими проблемами. В частности, А. Д. Соймонов посвящает несколько своих работ рассмотрению эдиционной деятельности П. В. Киреевского5. Он анализирует так называемую «Песенную прокламацию» П. В. Киреевского, в которой были.
3 Азадовский М. К. Указ. соч. С. 25.
4 Земцовский И. И. Искатели песен. Рассказы о собирателях народных песен в дореволюционной и советской России. Л., 1967; Иванова Т. Г. А. Д. Григорьев. Биографический очерк// Русский фольклор: Материалы и исследования. СПб., 1995. С. 62−75- Она же. Русская фольклористика в биографических очерках: Е. В. Аничков, А. В. Марков, Б. М. и Ю. М. Соколовы, А. Д. Григорьев, В. Н. Андерсон, Д. К. Зеленин, Н. Е. Ончуков, О. Э. Озаровская. СПб., 1993; Разумова А. П. Из истории русской фольклористики. П. Н. Рыбников, П. С. Ефименко. М.- JL, 1954; Налепин A. JI. Н. Е. Ончуков и русская школа фольклорных экспедиций// Русский фольклор: Материалы и исследования. СПб., 1995. С.76−83.
5 Соймонов А. Д. Вопросы текстологии и публикации фольклорных материалов из собрания песен П. В. Киреевского// Принципы текстологического изучения фольклора. М.- JI., 1966. С. 5−36- Он же. Песни, записанные Языковыми, в собрании П. В. Киреевского// Собрание народных песен П. В. Киреевского. Л., 1977. Т. 1. С. 8−39- Он же. П. В. Киреевский и его собрание народных песен. Д., 1971. оговорены необходимые требования к записи фольклорных песен, являющиеся весьма прогрессивными для того времени. Вместе с этим А. Д. Соймонов вскрывает существенные недочеты в фиксации и издании песен в рамках данного собрания. П. В. Киреевскому посвящена также статья М. К. Азадовского, где он рассматривает его политические мотивы для собирательской деятельности, которые заключались в необходимости опровержения той ненавистной для него системы мыслей, которую он окрестил словом «чаадаевщина"6. Однако вместе с этим М. К. Азадовский подчеркивает, что именно с данного собирателя «обычно и начинают историю научного собирания русского фольклора. Отказ от любительства, применение методов западноевропейской науки, огромный плановый захват материала, осознание его исторического значения и важности, -все это характеризует деятельность Киреевского, в отличие от других аналогичных 7 опытов его предшественников и современников» .
В ряде историографических работ освещается деятельность различных школ и направлений в русском былиноведении. Здесь, в частности, необходимо отметить исследования А. И. Баландина и А. Л. Топоркова, касающиеся русской о мифологической школы. Монография А. Л. Топоркова посвящена истории осмысления мифологической проблематики в филологических концепциях Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, А. А. Потебни и А. Н. Веселовского. Данный автор, признавая критику в отношении мифологической школы убедительной и обоснованной, в то же время призывает к дифференцированному подходу к их наследию. А. Л. Топорков подчеркивает достижения и своеобразные прорывы, которые совершила именно эта школа в рамках русской фольклористики. Он пишет о том, что «Ф. И. Буслаев, А. А. Потебня и А. Н. Веселовский, работая в основном на фольклорном материале, совершили фундаментальные открытия в области теории художественного текста и художественного творчества. Они осмыслили текст как многоуровневое, гетерогенное образование, в котором наиболее глубокие слои связаны с надэтническими и метаисторическими.
6 Азадовский М. К. Кирееевский и Языков//Литература и фольклор. JL, 1938. С. 150.
7 Там же. С. 133.
8 Баландин А. И. Мифологическая теория и проблемы поэтики// Проблемы фольклора. М., 1975. С. 155−131- Он же. Мифологическая школа в русской фольклористике. М., 1988; Топорков A. JI. Теория мифа в русской филологической науке 19 века. М., 1997. мифологическими значениями («первообразами или архетипами). Они показали, что художественный текст не ограничивается теми значениями, которые в него вкладывает автор или исполнитель, но представляет собой диалектическое единство индивидуального и всеобщего, субъективного и объективного, актуального и традиционного"9. А. И. Баландин также подчеркивает вклад мифологической школы в становление русской фольклористики как науки и говорит о том, что в наследие мифологов вызывает большой интерес со стороны представителей структурно-семиотических методов исследования (В. В. Иванова, В. Н. Топорова)10.
Большое количество историографических исследований посвящено изучению деятельности отдельных ученых, занимавшихся теми или иными вопросами, связанными с русскими былинными текстами. Преимущественное внимание в таких работах уделяется наиболее крупным представителям русской фольклористики, таким как А. Н. Веселовскому, В. Ф. Миллеру, О. Ф. Миллеру, Ф. И. Буслаеву, В. Я. Проппу, П. Г. Богатыреву, Б. М. и Ю. М. Соколовым и др11. Особо в историографической литературе отмечается советский период в исследовании фольклора и влияние марксизма на складывание подходов и методик12.
9 Топорков A. JL Указ. соч. С.'406.
10 Баландин А. И. Указ. соч. С. 21.
11 Азадовский М. К. Литературное наследие Веселовского и советская фольклористика// Советский фольклор. 1941. № 7. С. 1−31- Азбелев С. Н. История эпоса в неизданных рукописях А. Н. Веселовского// Русская литература. 1988. № 1. С. 129−139- Азбелев С. Н. Веселовский и историческое изучение эпоса// Наследие Александра Веселовского. Исследования и материалы. СПб., 1992. С. 6−30- Он же. Эпосоведческое наследие А. Н. Веселовского в современности// Русский фольклор. СПб., 1995. Т. 28. С. 33−44- Дмитриева С. И. В. Ф. Миллер о географическом распространении былин и современное состояние проблемы// Русский фольклор: Материалы и исследования. СПб., 1995. Т. 28. С. 45−61- Липец Р. С. Идея о восточных влияниях в былинах (книга В. Ф. Миллера «Экскурсы в область русского народного эпоса»)// Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М., 1974. Вып. VI. С. 69−95- Азбелев С. Н. Ф. И. Буслаев и его ученики об историко-бытовых основах народного эпоса// Русская литература. 1991. № 4. С. 3−17- Селиванов Ф. М. О. Ф. Миллер — исследователь эпоса// Русский фольклор: Материалы и исследования. СПб., 1995. С. 20−31- Аникин В. П. А. П. Скафтымов — критик «исторической школы» и его теория эпоса в книге «поэтика и генезис былин"// Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М., 1974. Вып. VI. С. 96−116- Бахтина В. А. Фольклористическая школа братьев Соколовых (Достоинство и превратности научного знания). М., 2000; Она же. Б. М. Соколов и историческая школа// Русский фольклор: Материалы и исследования. СПб., 1995. Т. 28. С. 84−96- Сорокина С. П. П. Г. Богатырев и В. Я. Пропп: два взгляда на проблему специфики фольклора// Этнопоэтика и традиция. М., 2004. С. 357−363.
12 Гусев Е. В. Марксизм и русская фольклористика конца 19 — начала 20 века. М.- Л., 1961; Морозов А. В. Историография русской фольклористики (1917;1941). Минск, 1999.
В ряде монографий освещается ряд вопросов, связанных с методологией исследования русских эпических текстов. Принципиальное значение в данном контексте имеют работы В. П. Аникина, касающиеся методологии исторического изучения русской былины в свете теории фольклорной традиции13. Кроме того очень важной для формирования методик былиноведения является постановка вопроса о сопоставлении типических мест как приема исследования устных текстов, осуществленная Т. Г. Ивановой14. Типические места (повторяющиеся, однотипные эпизоды), теория которых была сформулирована одним из первых собирателей, А. Ф. Гильфердингом, традиционно считались важным элементом в рамках былинного текста именно с методологических позиций. Вследствие этого, анализ типических мест с точки зрения их записи собирателями и постановка проблемы о степени их вариативности является ключевой для сравнительного метода, используемого для анализа эпических текстов. Отдельно в историографии рассматривается формирование структурно-семиотических методов исследования фольклора. В связи с этим следует отметить работы С. Ю. Неклюдова, в которых рассматривается становление исследования устной словесности в качестве отдельной гуманитарной области и формирование структурной фольклористики15.
Методология сравнительно-исторического изучения фольклора подробно разбирается в монографии Б. Н. Путилова, где он, анализируя работы Е. М. Мелетинского, В. М. Жирмунского, В. Я. Проппа и др., приходит к выводу о новых возможностях, которые открывает историко-типологический подход для изучения фольклора16. Он особенно подчеркивает, что применение сравнительно-типологического анализа имеет определяющее значение для постановки новых задач и выработки новых путей исследования истории фольклора. На первый план выдвигаются задачи изучения генезиса, ранних форм истории, закономерных этапов развития фольклорных жанров и жанровых комплексов. Историко.
13 Аникин В. П. Теория фольклорной традиции и ее значение для исторического исследования былин. М., 1980.
14 Иванова Т. Г. Сопоставление типических мест как прием исследования былин// Русский фольклор: Материалы и исследования. JL, 1981. Т. 21. С. 127−154.
15 Неклюдов С. Ю. Российская фольклористика и структурно-семиотические исследования // Славянская традиционная культура и современный мир. Сб. материалов научно-практической конф. Вып. 3. М., 1999, с. 54−62.
16 Путилов Б. Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. Д., 1976. С. 87. типологический метод имеет особенно принципиальное значение для исторического изучения фольклора, связанные с характером источниковой базы, поскольку он позволяет эффективно использовать в целях реконструкции разностадиальный материал фольклора различных народов. Не менее важными являются и его работы, посвященные формульной теории, которая была разработана в русле американской эпосоведческой школы Пэрри — Лорда, и, во многом, с его подачи оказала огромное влияние на складывание современного.
17 русского былиноведения. В рамках этих работ раскрывается специфика фольклорного текста с точки зрения передачи традиции от учителя к ученику, при которой наблюдаются весьма сложные процессы не просто запоминания текстов, а своеобразного «вживания» в традицию, и воспроизведение новой песни сопряжено с не менее сложным процессом монтирования текста по определенным сюжетным схемам, которые в традиции являются не статичными, а подвижными структурами.
Интерпретация былинных сюжетов как отдельная историографическая проблема поставлена только в рамках одной монографии, это работа А. П. Скафтымова «Поэтика и генезис былин» (1924). Данный автор подверг сомнению не только методику исторической школы, которая заключалась в раскрытии смысла эпического текста через сопоставление его с письменными источниками, но и саму возможность существования «науки о былинах» в таком виде. Комментируя методы основателя исторической школы В. Ф. Миллера, А. П. Скафтымов говорит о том, что он «часто оставляет сюжет в стороне, вне своих исследовательских интересов, стараясь уловить лишь тот голос истории, который слышался ему в повествовании былины"18. А. П. Скафтымов доказывал историческую непознаваемость былин, и отстаивал необходимость изучения поэтики жанра, которая определяет ориентацию автора, сказителя и аудитории на особый тип воспроизведения той же исторической реальности.
В целом освещение методики интерпретации в рамках русской историографии чаще всего осуществлялось в рамках критики одного научного направления другим. К примеру, во введении и в примечаниях к работе В. Я. Проппа «Русский.
17 Путилов Б. Н. Школа Пэрри — Лорда в современном мировом эпосоведении// Живая старина. 1994 № 2. С. 26−29, Он же. Эпическое сказительство. 1997.
18 Скафтымов А. П. Поэтика и генезис былин. М.- Саратов, 1924. С. 4. героический эпос" (1958) осуществляется анализ методологии исторической школы, а в работе его главного оппонента Б. А. Рыбакова «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» (1963) также с критических позиций рассматривается система интерпретации, предложенная в рамках школы В. Я. Проппа. Интересна с этих позиций работа В. П. Аникина «Былины: Метод выяснения исторической хронологии вариантов» (1984). Данная монография опять же не носит чисто историографического характера, но в ее рамках, в первых главах первой и второй части достаточно подробно освещается практика интерпретации двух былин: о Добрыне-змееборце и о Ставре. В. П. Аникин анализирует основные методы интерпретации данных двух сюжетов, сложившихся на тот момент, преимущественно в рамках исторической школы, и предлагает свою интерпретацию, с методологических позиций не существенно отличающуюся от его предшественников. в®В данных работах, в основном, осуществлялась критика метода интерпретации, который был разработан в рамках исторической школы, то есть доказывалась несостоятельность одного из методов интерпретации. Однако в них не ставился вопрос, актуальный с позиции сегодняшнего дня, об интерпретации былинного текста как об особом способе его прочтения, который неизменно осуществлялся с опорой на ряд параллельных текстов и в методологическом плане был одинаков в рамках всех быпиноведческих направлений.
Объект диссертационного исследования — русское эпосоведение как историографическое и культурное явление, возникшее в качестве научной теории ф, во второй половине XIX века и представленное рядом классических направлений: мифологической и исторической школами, школой заимствований (миграционная теория), советской исторической школой и сравнительно-типологическим направлением (школа В. Я. Проппа), в рамках которых, с различных методологических позиций разрабатывались концепции описания эпического текста, версии его происхождения, распространения и функционирования, а также трактовки его содержания.
Предмет исследования. В рамках данной диссертационной работы предметом исследования является интерпретация былины в рамках культурноисторического контекста XX века. В центре нашего внимания находится интерпретация как феномен прочтения и осмысления былинных текстов в рамках русской историографической практики, осуществляемая в категориях письменной культуры и с опорой на параллельные тексты, а также как феномен описания былинного текста, эволюционирующий в течение XX века в связи с изменением представлений о построении фольклорного текста. Система интерпретации и описания былинного текста в рамках русской историографии представлена двумя основными дискурсами.
Во-первых, это комплекс историографических концепций былиноведения, посвященных историческому изучению памятников русского эпического творчества, раскрытию связи развития эпоса с ходом развития русской истории и установлению этой связи. В рамках данного дискурса интерпретация разработана как основной метод изучения памятников былинного эпоса и сопряжена с толкованием фольклорных текстов, главным образом, как исторических источников. Принципиальное значение в данном контексте имеют работы представителей дореволюционной исторической школы, в частности исследования В. Ф. Миллера, который явился знаковой фигурой для формирования теории исторической интерпретации былин, а также исследования представителей советской исторической школы, в особенности Б. А. Рыбакова, Д. С. Лихачева, Б. Д. Грекова, В. П. Аникина, С. Н. Азбелева, В. Г. Мирзоева, М. М. Плисецкого, В. Г. Смолицкого и др. Здесь же рассматривается комплекс концепций, сложившихся в рамках сравнительно-типологического направления и принадлежащих таким исследователям, как В. Я. Пропп, и его последователям И. Я. Фроянову и Ю. И. Юдину.
Во-вторых, предметом исследования является комплекс работ, посвященных описанию былинного текста как части дискурса устной культуры. Зачатки такого описания присутствуют в собирательских заметках таких авторов, как П. Н. Рыбников, А. Ф. Гильфердинг, А. В. Марков, А. Д. Григорьев, А. М. Астахова и др. В полной мере описание такого типа представлено в работах таких исследователей, как Т. Г. Иванова, Б. Н. Путилов и С. Ю. Неклюдов.
Основная цель диссертационной работы. Целью данной работы является исследовать, как эволюционировал феномен описания и интерпретации былины на протяжении XX века.
Данная цель предполагает постановку и решение следующих задач:
— исследовать проблему эволюции описания эпического текста, которая проявилась в зарождении и формировании научных концепций, акцентирующих внимание на устной природе эпического текста и поднимающих проблему адекватности записанного текста его устному оригиналу.
— изучить основные историографические концепции, рассматривающие былины с исторической точки зрения и использующие ее в качестве исторического источника.
— проанализировать формирование новых концепций интерпретации, связанных с постмодернистской философией. проследить зарождение фольклорного текста нового типа, который появляется вследствие взаимодействия письменной и устной культур и трактовку такого текста в рамках историографической практики.
Теоретические и методологические основы исследования. В диссертации нашла свое применение система методов научного познания, предложенная современным гуманитарным знанием. В первую очередь, это совокупность методов, сформированная в русле западного постструктурализма, в частности, методики, связанные с чтением текстов культуры, акцентирующих внимание на позицию читателя в смысловом постижении текста: концепция означивания Юлии Кристевой и «смерти автора» Ролана Барта. Принципиальное значение имеет работа Хейдена Уайта, также возникшая в русле постмодернистской парадигмы и вскрывающая методику написания текста исторического сочинения. Кроме того, в работе использованы общие труды, посвященные поиску метода в контексте постмодернистского мировоззрения19. Работа в целом построена на комплексном.
19 Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М, 1989; Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М., 2004; Она же. Силы ужаса: эссе об отвращении. ХарьковСПб., 2003; Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX в. Екатеринбург, 2002; Зверева Г. И. Реальность и исторический сочетании различных исследовательских подходов и приемов. Критический анализ с опорой на принцип междисциплинарности, позволяющий осмыслять различные культурные тексты в рамках общекультурной парадигмы, дополняется использованием компаративного метода с целью сопоставления основных изучаемых интерпретационных и описательных историографических моделей как культурных текстов, находящихся в диалоге между собой.
Принципиальное значение с методологических позиций в данном контексте имели работы исторической науки, поднимающие важнейшие вопросы понимания и интерпретации текстов средневековой культуры, в частности, работы, принадлежащие И. Н. Данилевскому и А. Л. Юрганову20. Важными в отношении методов исследования явились также труды Ю. М. Лотмана о семиосфере, работы М. М. Бахтина о диалоге культур и исследования С. Ю. Неклюдова, связанные с авантекстовыми элементами в устной традиции 21.
Источниковая база исследования. Для исследования феномена интерпретации русской былины был проанализирован основной комплекс историографических концепций былиноведения, посвященных историческому изучению памятников русского эпического творчества.
Принципиальное значение в данном контексте имеют работы представителей дореволюционной исторической школы, в частности исследования В. Ф. Миллера «Экскурсы в область русского народного эпоса» (1892), «Очерки русской нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории// Одиссей: Человек в истории, 1996. М., 1996. С. 11−24. Она же. Понятие новизны в «новой интеллектуальной истории"// Диалог со временем: Альм, интеллектуальной истории, Вып. 4: Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории. М., 2001. С. 45−54- Репина JI. П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интеллектуальной истории// Одиссей: Человек в истории, 1996. М, 1996. С. 25−38- Ястребицкая А. Л. О культур-диалогической природе историографического // Выбор метода: Изучение культуры в России 1990;х годов. М., 2001. С. 3759- Ионов И. Н. От неклассического к постнеклассическому историческому знанию: предпосылки и направления перехода// Историческое знание и интеллектуальная культура: Матер, науч. конф. Москва, 4−6 декабря 2001 г. М, 2001. С. 15−17- Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Он же. Постмодернизм от истоков до конца столетия: Эволюция научного мифа. М, 1998.
20 Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.) М., 1998; Он же. Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIV вв.). М., 2000; Юрганов A. JI. Категории русской средневековой культуры. М., 1998.
21 Лотман Ю. М Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек — Текст — Семиосфера — История. М., 1996; Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986; Он же. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979; Он же. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990; Неклюдов С. Ю. Авантекст в фольклорной традиции// Живая старина. 2001. № 4. С. 2−4. народной словесности" (1897−1924) в трех томах, «Лекции о народной словесности» (1909), который явился основателем и знаковой фигурой для формирования теории исторической интерпретации былин, а также работы Майкова Л. Н. «Былины Владимирова цикла» (1863), Маркова А. В. «Миколаугодник и святой Николай» (1892), «Из истории русского былевого эпоса» (19 051 907) в двух выпусках- «К вопросу о методе исследования былин» (1907), а также его статью, посвященную проблеме исторических реалий в текстах русского эпоса: «Бытовые черты русских былин» (1903).
При рассмотрении интерпретации памятников былинного эпоса в рамках мифологической школы были привлечены работы таких авторов, как О. Ф. Миллер «Илья Муромец и богатырство киевское. Сравнительно-критические наблюдения над слоевым составом русского эпоса» (1869) и первая часть его работы «Опыт исторического обозрения русской словесности» (1863) — Ф. И. Буслаев * «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» (1861) в двух томах, «Народная поэзия. Исторические очерки» (1887) и современное издание его работы «Русский богатырский эпос. Русский народный эпос"(1987) — А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» (1865−1869) в трех томах.
При анализе школы заимствования особое внимание диссертанта привлекли работы А. Н. Веселовского, в особенности, статья «Мелкие заметки к былинам» (1885) и его основополагающая работы «Историческая поэтика» (1989).
Особое внимание в работе уделяется представителям советской исторической школы, в частности Б. А. Рыбакову, внимательно анализируется монография данного автора «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» (1963), и его статьи, посвященные интерпретации былин: «Исторический взгляд на русские былины» (1982) и «Русский эпос и исторический нигилизм» (1985). Здесь же рассматриваются ряд работ других видных представителей данного научного направления, Д. С. Лихачева «Человек в литературе древней Руси» (1970), «Поэтика древнерусской литературы» (1979) и его статья «Единичный исторический факт» и художественное обобщение в русских былинах" (1968) — Б. Д. Грекова «Киевская Русь» (2004), современное изданиеВ. П. Аникина «Русский богатырский эпос» (1964) — С. Н. Азбелева «Историзм былин и специфика фольклора» (1982) — В. Г. Мирзоева «Былины и летописи — памятники русской исторической мысли» (1978) — М. М. Плисецкого «Историзм русских былин» (1962) — статьи В. Г. Смолицкого «Былина о Дунае» (1965) и «Былина о Добрыне и змее» (1971) и др.
Отдельно рассматривается комплекс концепций, сложившихся в рамках сравнительно-типологического направления и принадлежащих таким исследователям, как В. Я. Пропп «Русский героический эпос» (1999), современное издание, его сборник статей «Фольклор и действительность» (1976), а также статья, посвященная полемике с крупнейшим представителей советской исторической школы «Об историзме русского эпоса (ответ академику Б. А. Рыбакову)» (1962). Особое внимание также уделяется работам его последователей И. Я. Фроянову и Ю. И. Юдину, в особенности их статьям «Об исторических основах русского былевого эпоса» (1983) и «Историческая реальность и былинная фантазия» (1997).
Также, предметом исследования являются работы, посвященные анализу * былинного текста как части дискурса устной культуры, затрагивающие, в частности, такие проблемы, как взаимодействие книжной и традиционной культур: Астахова А. М. «Русский былинный эпос на Севере» (1948), «Былины: Итоги и проблемы изучения» (1966), Новиков С. Ю. «Сказитель и былинная традиция» (2000), проблему перехода устной традиции в письменную форму Т. Г. Иванова «Классические собрания былин в свете текстологии» (1982), проблемы сохранения и передачи эпического знания: Путилов Б. Н. «Эпическое сказительство» (1997), а также проблемы вариативности, применительно к эпосу, и соотношения традиции с письменным знанием: Неклюдов С. Ю., его статьи «Авантекст в фольклорной традиции» (2001), «Вариант и импровизация в фольклоре» (2001), «О слове устном I* и книжном» (1994), «Традиции устной и книжной культуры: соотношение и типология"(1999);
При анализе отдельных фольклорных сюжетов, были использованы тексты опубликованные в основных сборниках русской эпической поэзии, также, при рассмотрении вопросов, связанных с советской былиной — новиной — были.
22 Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым в 1899—1901 гг.: В 3 т.: Т. 1. М., 1901; Т. 2. Прага, 1939; Т. 3. М., 1910; Беломорские былины, записанные А. Марковым. М, 1901; Былины Пудожского края. Петрозаводск, 1941; Былины Севера: В 2 т. М.- JL, 1938;1951; Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1977; Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 г.: В 3 т. М.- JL, 1941;1951; Онежские былины. М., 1948; Песни, собранные П. Н. Рыбниковым: В 3 т. Петрозаводск, 1989; Печорские былины. СПб., 1904;Собрание народных песен П. В. Киреевского. Л., 1977. использованы основные сборники советского фольклора23. Кроме того, при разборе вопроса описания фольклорного текста, использовались собирательские заметки основных исследователей, занимавшихся фиксацией русских эпических текстов24.
Основные положения диссертации, выносимы на защиту:
1. С середины XIX и на всем протяжении XX вв. наблюдается своеобразная эволюция описания текста устной традиции в категориях письменной культуры. Изменение системы описания характеризуется переходом от стиля собирательских заметок, где устный текст трактуется как не отвечающий запросам письменной культуры до описания через различие письменного и устного текстов и постановки вопроса об адекватности описательной терминологии, используемой в отношении фольклорного произведения. В трактовке собирателей фольклорная культура описывается посредством негативной оценки роли сказителей в сохранении традиции. Характерная для письменности точность передачи информации через постоянство слова не соблюдается в рамках устного дискурса, что вызывает множественные упреки со стороны собирателей и исследователей по поводу неточности текстов, путаницы в сюжетах, именах, фактах, и в безответственном отношении сказителей к информации, которой они владеют. Дальнейшая эволюция системы описания связана с текстологическими исследованиями второй половины XX века, в рамках которых ставится вопрос о неполной или некачественной фиксации устного текста. С этих позиций начинает критиковаться собирательская и издательская деятельность. Данное преобладание.
Былины М. С. Крюковой//Летописи государственного литературного музея. М., 1941. Кн. 8. Т. 2-Былины П. И. Рябинина-Андреева. Петрозаводск, 1940; Крюкова М. С. О богатырях старопрежних и нынешних. Архангельск, 1946; Она же. Растревожилась да вся земелюшка// Звезда. 1943. № 1. С. 12−15- Она же. Северное сказаньице// Крестьянка. 1942. № 23−24. С. 18- Она же. Тридцать три морских богатыря// Краснофлотец. 1944. № 4. С. 25−30- Она же. Сказ про то, как храбрый помор Фока с немецкими злодеями воевал// Краснофлотец. 1943. № 16. С. 19−22- Новины Марфы Семеновны Крюковой. Архангельск, 1939; Сказания Марфы Семеновны Крюковой. М., 1937.
24 Гильфердинг А. Ф. Олонецкая губерния и ее народные рапсоды// Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. М.- Л., 1949. Т. 1. С. 29−84-Григорьев А. Д. Пинежский край и былинная традиция в нем// Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Ф. Григорьевым в 1899—1901 гг. Т. 1. М., 1907. С. 127−152- Марков А. В. Былинная традиция на Зимнем берегу Белого моря// Беломорские былины. М&bdquo- 1901. С. 1−26- Рыбников П. Н. Заметка собирателя// Песни, собранные П. Н. Рыбников. Т. 1. Петрозаводск, 1989. С. 47−83. критических оценок в трактовке процесса перехода устного текста в фиксированную форму может быть объяснено осознанием глубоких и фундаментальных процессов, связанных с взаимодействием письменного и устного дискурсов, как явлений разнопорядковых, основанных на существенно разном построении повествовательных стратегий.
2. Стиль классической интерпретации (конгломерат теорий, принадлежащих виднейшим представителям дореволюционной и советской исторических школ, а также отчасти сравнительно-типологическому направлению) применительно к памятникам былинного эпоса характеризуется поиском исторических реалий в эпических текстах и их датировкой. Основное содержание классической интерпретации на всем протяжении ее существования составляют дискуссии по вопросам локализации прототипов и толкование связанных с ними смысловых рядов. Такая методика датировки обусловлена самой ситуацией доминирования и преобладания письменного дискурса (по отношению к устному), она обеспечивает понимание фольклорных источников в наиболее актуальных для письменного дискурса категориях. Кроме того, данная методика имеет более высокий статус по сравнению с другими за счет использования в качестве параллельного текста наиболее авторитетного исторического источника — летописи.
3. Письменность при соприкосновении с традицией начинает сразу изменять и деформировать традиционную культуру, поскольку в сознании и собирателей и сказителей письменность является культурой более совершенной и авторитетной. В результате взаимодействия письменной и устной культур появляется новый тип текста, рождающийся на стыке двух дискурсов. Доминирующее в научном сообществе отношение к новому типу устного текста как к побочному продукту является очень показательным феноменом, поскольку демонстрирует мнение собирателей и исследователей XX века о возможности записи без вмешательства. Запись в данном случае оказывается гораздо большим явлением, чем просто метод фиксации. Письменность, с одной стороны, способна взять из устной культуры только небольшой ее фрагмент, что было показано в первой главе настоящей работы, с другой стороны, она при взаимодействии с фольклором начинает оказывать на него влияние, приближая к своему формату. Но при всем при этом письменная культура априори исходит из возможности постижения истинной традиции во всем ее многообразии и, оказывая влияние на устный, она одновременно пытается устранить из него все, что оказывается в нем сопряженным с письменностью.
Научная новизна исследования состоит в том, что в диссертационной работе впервые.
— поставлен вопрос о формировании фольклористики как науки на основе взаимодействия и диалога двух типов дискурса — письменного и устного.
— рассмотрена система описания фольклорного текста с точки зрения эволюции представлений о его природе и принципах построения.
— проведен анализ историографических концепций русского былиноведения как культурного феномена своей эпохи, сопряженного с прочтением текста былины как источника исторической и культурной информации с опорой на параллельные тексты.
— проанализировано такое явление, как возникновение устного текста нового типа, появившегося в результате взаимодействия письменной и устной культур и его оценка в рамках историографической практики.
Теоретическая и практическая значимость работы. Детальное исследование проблем описания и интерпретации былинного текста в рамках историографической практики XX века, предпринятое в данной диссертации, позволит лучше осмыслить современную ситуацию, связанную с изменением представлений о природе фольклорного текста и с кризисом системы его интерпретаций. Материалы исследования могут быть также использованы при разработке общих и специальных курсов по культурологии, истории русской культуры, фольклористики, истории исторической науки и источниковедения.
Апробация результатов исследования, выносимых на защиту. В ходе работы над диссертационным исследованием его отдельные положения и главы обсуждались на заседаниях кафедры истории и теории культуры РГГУ. Выводы работы нашли свое отражение в выступлениях и докладах на научных конференциях «Фольклор и художественная культура: Традиционная культура в архаических и современных формах» (Государственный республиканский центр русского фольклора, ноябрь 2003 г.) и «Дискурс локальной культуры» (РГГУ, декабрь 2003 г.). По теме диссертации опубликованы четыре статьи, указанные в конце автореферата. По теме диссертации опубликованы четыре статьи, указанные в конце автореферата. Три статьи по теме диссертации приняты к печати: «Фольклор как искусство памяти: взаимодействие традиции и не-традиции (на материале русского богатырского эпоса)» в коллективную монографию «Традиционное и нетрадиционное в культуре России» (М., 2006) — «Русская былина в советскую эпоху: стиль взаимодействия традиции и новации» в научный журнал «Традиционная культура» (2006. № 2) — «Русская былина в культурно-историческом контексте: проблемы интерпретации в XX веке» в сборник статей «Источниковедение культуры» (М., 2006).
Заключение
.
В настоящем диссертационном исследовании был проведен анализ интерпретации русской былины в рамках ряда русских эпосоведческих направлений, главным образом, исторической, мифологической школ и сравнительно-типологического направления (школы В. Я. Проппа), как метод, основанный на приоритетном статусе письменной культуры. Одним из очень важных выводов здесь является то, что письменная культура при знакомстве с фольклором и попытках его описать и познать исходила из представлений о характеристиках, свойственных письменному тексту. К фольклорному материалу предъявлялись требования, заведомо обусловленные этими представлениями. Предполагалось, что варианты каждого устного сюжета исходят из некоего прототекста, что определило как саму технику записи фольклорного материала, так и его интерпретацию. При фиксации эпической песни приоритетное внимание уделялось сюжету, а не варианту. Поиски прототекста определили и негативную трактовку вариантной информации в рамках собирательских заметок, которая воспринималась как путаница и забывчивость со стороны носителей традиции. То же представление о единичном источнике каждого сюжета реализовалось и в прямых попытках реконструировать прототекст, которые имели место при интерпретации былинного материала.
К устному источнику предъявлялись требования, характерные для письменного текста и в плане информативности. Считалось, что былинный эпос несет в себе древнюю историческую информацию, сопоставимую по объему и ценности с летописной литературой. Прочтение русской былины осуществлялось с опорой на летопись, поскольку считалось, что они несут одинаковую информацию, но историческая информативность былинного текста скрыта под слоем сказочных мотивов, которые появились в процессе длительного бытования традиции в народной среде.
Интерпретация осуществлялась через снятие данных наслоений. Из текста былины вычленялись исторические реалии (имена персонажей, географические названия, описание утвари, одежды, окружающей обстановки и т. д.), аналоги для которых искались в рамках летописного контекста. Совокупность исторических реалий для каждого сюжета определяла его датировку и привязку к тому или иному событию, отраженному в летописи. Таким образом, былина наделялась смыслом, который в рамках письменной культуры был наиболее понятен и востребован. В отдельных случаях основой для датировки мог являться не летописный, а обрядовый материал, но традиционно интерпретация с опорой на летописный контекст считалась наиболее обоснованной, поскольку летопись считалась самым авторитетным историческим источником. Письменность, следовательно, явилась не просто техникой записи, а способом восприятия устного текста.
Помимо этого, письменная культура при соприкосновении с устной породила определенные процессы, при которых традиция начала подвергаться существенным изменениям. Во-первых, на фольклор стали оказывать влияние опубликованные тексты. Они начали использоваться наряду с традиционными и существенно деформировали прежнее функционирование традиции, введя в оборот новые сюжеты и персонажи, с которыми сказители ранее не были знакомы. Во-вторых, активное вторжение в традиционный фольклор происходило в связи с идеологическими запросами сталинской эпохи, что также наложило существенный отпечаток на эпическое творчество. Исторически складывается так, что письменность, пытаясь спасти живую традицию и перевести ее в фиксированную форму, одновременно способствует вырождению ее живого бытования. Сказители очень быстро осознают преимущество записанного текста и сами включаются в письменную культуру, одновременно деформируя привычное функционирование традиционного знания, и видоизменяют тексты, приближая их к запросам письменности.
В целом, в связи с проблемой взаимодействия устного и письменного дискурсов, мы можем говорить о своеобразном феномене присвоения эпической культуры за счет ее адаптации к формам и запросам письменной культуры. Изначальные методы работы, связанные с фиксацией фольклорного материала основываются на письменном дискурсе. Наиболее ярким примером здесь является собирательская методика, не рассчитанная на импровизацию, и игнорирование факторов, связанных с функционированием эпических текстов как произведений устной культуры. Редакторская правка при подготовке к публикации произведений устного народного творчества, равно как и собирательская методика служит в данном контексте инструментом приведения к форме, адекватной требованиям письменного дискурса. Феномен включения устной культуры в письменную также оказывается сопряженным с процессами изменения, деформации, а впоследствии и исчезновения устной эпической культуры в том виде, в котором она находилась до начала взаимодействия с культурой письменного слова.
