Становление древнерусской государственности: социально-политические и этнокультурные трансформации общества в контексте восприятия современников (VIII — начало XII в.)

Актуальность темы

исследования. Научная актуальность проблемы определяется рядом факторов. Прежде всего, это одна из наиболее «наукоемких» тем с точки зрения методологического наполнения, объектов и подходов рассмотрения, вариантов построения концептуальных схем, междисциплинарной составляющей. Процессы политогенеза воздействуют практически на все сферы общественной жизни. Они, с одной стороны, обусловливаются и сопровождаются глубинными социальными, экономическими, этнокультурными, и ментальными трансформациями, а с другой — сами являются при: чиной таких трансформаций. Кроме того, гносеологическая значимость проблемы определяется ее первостепенной важностью в общеисторическом ракурсе: изучение процессов зарождения того или иного социального института или явления для историка всегда представляет особую ценность с точки зрения понимания механизмов и закономерностей исторического развития, выработки и апробации методологических и концептуальных схем. Вряд ли погрешим против истины, если скажем, что от того или иного решения проблемы генезиса древнерусской государственности во многом зависит понимание характера и природы общественного и государственного строя Древней Руси, особенностей и закономерностей отечественного исторического процесса.

Начиная с противостояния киевской и новгородской летописных традиций, вопрос становления древнерусской государственности остается одним из наиболее значимых в общественно-политическом плане. В истории России, в жизни нашего общества, государство играет огромную роль. Поэтому каждый новый этап в истории российской государственности сопровождается всплеском интереса к ее прошлому. Особую значимость эта проблема приобретает в настоящее время, когда в науке и обществе усиливается интерес к вопросам отечественного политогенеза, своеобразию российской политической традиции, вырабатываются новые методологические подходы к осмыслению прошлого. Поэтому научные разработки по истории древнерусской государственности, прямо или опосредованно ретранслируются в общество и оказывают воздействие на формирование коллективного исторического сознания, этнополитической идентичности и, как следствие, на процессы дальнейшего государственного строительства.

Объектом исследования является становление древнерусской государственности (политогенез). Предметом — процессы политогенеза и их восприятие современниками. Государственность рассматривается как сложное социокультурное явление, в исторической динамике и неразрывном единстве его трех основных элементов: власти, территории, народа. Такое понимание следует в русле классического подхода1, наиболее соответствующего древнерусским реалиям. Правомочность такого подхода никем не отрицается, так как «государство — это многоаспектное явление, которое выступает, с одной стороны, как особый аппарат управления обществом, а с другойкак ассоциация всех членов общества, расположенных на государственной территории"2. Иными словами, государство не сводится к узкой группе лиц, монополизировавшей право на управление, и к институтам, обеспечивающим это право. К тому же в древности связь главы государства с населением и территорией не ограничивалась административными связями. Последние да7 же не являлись основными, обеспечивая лишь внешнюю сторону взаимоотношения между субъектами взаимодействия. Главной являлась сакральная связь правителя с народом и территорией, что обеспечивало и сакральную защиту территории и населения, и легитимность обладателя власти.

Государство это не только юридические или социальные институты — это система отношений. По словам Х.Дж.М. Классена, «государство» — продукт «социальных отношений», «особый вид социальной организации, выражающий специфический тип общественного строя. Оно является выражением социальных, экономических и политических отношений, существующих в данном обществе, и идей, касающихся силы, власти, принуждения, правосудия и собственности"3.

Хронологические рамки исследования охватывают период VIII — начала XII столетия. Исходный пункт — оформление восточной ветви славянства, в ходе расселения которой в Восточной Европе закладывались предпосылки формирования особой модели восточнославянского социои политогенеза. Конечный этап — киевское правление Владимира Мономаха, когда завершается оформление городов-государств, что предопределило, несмотря на временное восстановление господствующих позиций Среднеднепровской Руси и Киева, переход к новой форме политического существования русских земель. В условиях скудости источниковой базы по истории восточных славян VIII—.

1 См.: Кистяковский Б. А. Философия и социология права. СПб. 1999. С. 451−452- Вла-димирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. 4-е изд., доп. Киев, 1905.

Головко О. Б. Корона Данила Галицького: Волинь i Галичина в державно-полггичному розвитку Центрально-СхщноТ Свропи раннього та класичного середньов1ччя. Ки’ш, 2006. С. 14.

Классен Х.Дж.М. Было ли неизбежным появление государства? // Раннее государство, его альтернативы и аналоги / Под ред. JI.E. Гринина, Д. М. Бондаренко, H.H. Крадина, A.B. Ко-ротаева. Волгоград, 2006. С. 73.

IX вв., для более глубокого осмысления особенностей их расселения в Восточной Европе, межэтнических контактов, закономерностей социои полито-генеза использовался материал по истории склавинов и антов VI—VII вв. Такой подход правомочен, учитывая высокую степень консервации общественных институтов у восточных славян VIII-IX столетий.

Степень изученности проблемы. Научное изучение проблемы образования древнерусской государственности уходит корнями в XVIII столетие. Русская историография того времени являлась, за небольшим исключением, монархической как по своей идейной направленности, так и по основному предмету исследований. Историки писали историю государства, на которую смотрели сквозь призму деятельности государей. И структура работ, и периодизация исторического процесса строились обычно по временам правления представителей правящей династии. Сам ход истории как бы «окняжи-вался». Было принято отождествлять начало русской истории с началом монархии, истоки которой большинство авторов возводили к приходу Рюрика С братьями1, а некоторые даже к более раннему времени. И хотя в определении реального характера власти великих и удельных князей оценки исследователей расходились, они были согласны в том, что в Древней Руси существовало правление монархическое, самодержавное, и исключение делалось, да и то не всегда и не всеми, лишь для Новгорода. Как правило, история России в историографии XVIII — начала XIX в. сводилась, к истории монархии: ее образованию (со смертью братьев Рюрика), потом раздроблению (со смертью Ярослава Мудрого или Мстислава Великого) и новому соединению под властью уже великих князей московских эпохи образования Русского единого государства. Эти представления оказались настолько живучими, что Ф.И. Леон-тович с полным основанием мог заявить, что вплоть до 40-х гг. XIX в. в русской историографии был «один политический культ — монархии Киевской и республики Новгородской"3.

С внедрением в исторические исследования социологических схем, совершенствованием методики научных изысканий, расширением объектов исследования историки начинают смотреть на государство, как результат дли.

1 Историографию «норманнской проблемы» см. в гл. 2.

2 См.: Пузанов В. В. Княжеское и государственное хозяйство на Руси X—XII вв. в отечественной историографии XVIII — начала XX в. Ижевск, 1995. С.8−9, 58−59- Он же. К вопросу о княжеской власти и государственном устройстве в Древней Руси в отечественной историографии // Древняя Русь: новые исследования. Вып. 2 / Под ред. И. В. Дубова, И. Я. Фроянова. СПб., 1995. С. 204−205.

Леонтович Ф.И. Задружно-общинный характер политического быта древней России // ЖМНП. 1874. Ч. 174. С. 206. тельного развития общества, обусловленного внутренней связью явлений. Важную роль в становлении новых подходов к изучению исторического процесса, как естественного хода развития рода человеческого, сыграли работы И.Ф. Г. Эверса. В его трактовке государство и другие общественные институты представали продуктом длительной эволюции общества, а не результатом деятельности отдельных личностей, которые сами, как показал автор, дейстг вуют под влиянием господствующих в обществе отношений и представлений1. На базе направления, заложенного И.Ф. Г. Эверсом и его последователями (А.М. Ф. Рейц, Ф.Л. Морошкин2), выросла знаменитая «государственная школа», у истоков которой стояли С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин и Б.Н. Чичерин3. Они довели до совершенства схему длительного процесса становления государственных отношений через родовые, семейные (или вотчинные), однако так и не смогли выйти за рамки «культа монархии Киевской и республики Новгородской». Такой отход был осуществлен в работах Н. И. Костомарова, Ф. И. Леонтовича, В. И. Сергеевича, М.Ф. Владимирского-Буданова, С. А. Корфа и других исследователей. Древняя Русь стала рассматриваться как совокупность «волостей-земель», во главе со старшими городами. В историографию того времени прочно вошли понятия «вечевое государство», «вечевой период"4. Однако это направление не получило развития после победы Октябрьской революции5.

1 Ewers I.Ph.G. Geschichte der Russen. Dorpat, 1816- Ewers I.Ph.G. Studien zur grundlichen Kenntnis der Vorzeit Russlands. Dorpat, 1830. Он же. Древнейшее русское право в историческом его раскрытии: Пер. с нем. И. Платонова. СПб., 1835. — См.: Рубинштейн H.JI. Русская историография. М., 1941. С. 223−233- Шевцов В. И. Густав Эверс и русская историография // ВИ. 1975. № 3. С. 55−70- Пузанов В. В. Княжеское и государственное хозяйство. С. 15.

2 Рейц А.М. Ф. Опыт истории российских государственных и гражданских законов: Пер. с нем. Ф. Л. Морошкина. М., 1836- Морошкин Ф. Л. О владении, по началам российского законодательства. М., 1837- Он же. Гражданское право по началам Российского законодательства // Юридический вестник. 1861−1862. Вып. 15−17,19−24.

3 Кавелин К. Д. Взгляд на юридический быт древней России // Современник, 1847. Т. 1. Отд. 2. С. 1—52- Соловьев С. М. История отношений между русскими князьями Рюрикова дома. М., 1847- Он же. История России с древнейших времен: В 29 т. // Он же. Соч.: В 18 кн. М., 1988;1995. Кн. 1−15- Чичерин Б. Н. Опыты по истории русского права. М., 1858 и др.

Костомаров Н. И. Мысли о федеративном начале Древней Руси // Костомаров Н. И. Исторический монографии и исследования. СПб., 1872. Т. 1. С. 1−49- Ф. И. Леонтович. Указ. соч.- Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч.- Сергеевич В. И. Вече и князь. Русское государственное устройство и управление во времена князей Рюриковичей: Исторические очерки. М., 1867- Корф С. А. История русской государственности. СПб., 1908. Т. 1 и др. — См.: Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. С. 8−12- Пузанов В. В. К вопросу о княжеской власти и государственном устройстве в Древней Руси. С. 208.

5 Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Указ. соч. С. 13.

В 1930;е гг. окончательно складывается марксистская концепция русской истории1. В изучении проблем Древнерусского государства в то время особый упор делался на работу К. Маркса «Секретная дипломатия» «, в которой проводилась мысль «о невысоком уровне социально-экономического и политического развития восточных славян IX — первой половины XI в.». Киевская Русь X—XI вв. рассматривалась одними исследователями (Б.Д. Греков) как единое государство с сильной княжеской властью, а другими (C.B. Бахрушин, H.JI. Рубинштейн, В.А. Пархоменко) — как «непрочное», «эфемерное», «лоскутное» объединение, с примитивными отношениями «вассалитета без ленов». При этом C.B. Бахрушин, H.JI. Рубинштейн и, в известной степени, C.B. Юшков вели речь о дофеодальной природе восточнославянского го2 сударства на начальном этапе его развития .

В 1940—50-е гг. в советской историографии изменяются приоритеты в использовании методологического наследия классиков марксизма-ленинизма. «Секретная дипломатия» К. Маркса предается забвению, а приоритеты в осмыслении процессов становления восточнославянской государственности и классового общества отдаются работам Ф. Энгельса («Происхождении семьи, частной собственности и государства») и В. И. Ленина («О государстве» и др.)3. Наиболее заметным исключением из общих тенденций и ярким явлени-, ем в научной жизни рассматриваемого времени стала первая обобщающая монография, посвященная проблеме образования Древнерусского государства, написанная В. В. Мавродиным, увидевшая свет в 1945 г. Исследователь, в какой-то мере, отдавал дань наметившимся в науке тенденциям и углублялся в поисках начального этапа истории русского народа и русской государственности в эпоху антов4. «Далекими предшественниками Киевского государстваписал он, — были первые примитивные политические образования антских времен. Это были огромные межплеменные объединения, объединения не родовые, а политические». Союзы десятков племен, возглавляемые Бозом, Ида-ризием, Ардагастом, Мусокием, по мнению В. В. Мавродина, «смело можно.

1 См.: Алексеев Ю. Г., Пузанов В. В. Проблемы истории средневековой Руси в трудах И .Я. Фроянова // Исследования по Русской истории и культуре: Сб. статей к 70-летию проф'. Игоря Яковлевича Фроянова / Отв. ред. Ю. Г. Алексеев, А. Я. Дегтярев, В. В. Пузанов. М., 2006. С. 3−4.

См.: Шишкин И. Г. Проблемы образования Древнерусского государства в отечественной историографии (1917;1990;е годы). Автореф. канд. дисс. Екатеринбург, 1997. С. 1314- Он же. К вопросу о становлении марксистской концепции образования древнерусского государства в отечественной историографии 1920;1930;х гг. // Государство и общество. 1999. № 3−4. С. 23−40.

3 См.: Он же. Проблемы образования Древнерусского государства. С. 18.

4 Мавродин В. В. Образование древнерусского государства. Л., 1945. С. 33−43. назвать предтечами «варварских государств», а в отдельных случаях, повиди-мому, даже больше того, самими «варварскими государствами» «. В стоящем «особняком» мощном политическом объединении «прикарпатских дулебов У1-УП вв.» (Валинана Масуди) В. В. Мавродин увидел «восточнославянскую предшественницу державы Само"1. «Первым крупным государственным образованием древней Руси» исследователь считал «Русский каганат Вертинских анналов», который он локализовал в Среднем Поднепровье. Образованием же собственно «древнерусского Киевского государства» исследователь связывал с полным слиянием «двух центров древней Руси — Новгорода и Киева, двух областей — «Славии» и «Куявы» «при Олеге3. В то же время, исследователь отмечал, что покорение Олегом племен «было в значительной степени условным» и выражалось «в несистематическом сборе дани и в участии их воинов в войнах и походах киевского князя. Зачастую это были скорее. союзники."4. Завершение «успешного окончания создания древнерусского государства» и расцвет «Киевской державы» В. В. Мавродин относил к периоду правления Владимира Святославича5.

Показательно, что В. В. Мавродин не стремился к удревнению классового строя у восточных славян, полагая, что в IX—X вв. «древнейшие центры Руси» были окружены морем общин, а класс феодалов «во всем своем разнообразии» сложился в XI столетии6. Однако работа В. В. Мавродина подверглась критике как со стороны партийных структур, так и со стороны коллег7. В отечественной историографии взяла верх тенденция на удревнение процессов становления классового общества и государственности у восточных славян8.

В 1940;50-е гг. сложился, в основных чертах, тот взгляд на генезис и природу древнерусской государственности, согласно Древнерусское государство, являясь продуктом классового общества, сформировалось в форме раннефеодальной монархии, а в XII в. распалось на независимые или полунезависимые.

1 Там же. С. 175−177.

2 Там же. С. 202.

3 Там же. С. 221−226.

4 Там же. С. 227.

5 Там же. С. 289.

6 Там же. С. 173. у.

См.: Дворниченко А. Ю. Владимир Васильевич Мавродин. Страницы жизни и творчества. СПб., 2001; Юсова H.H. Генезис концепцй' давньорусько1 народносп в ¡-сторичнш наущ СРСР (1930;ti-перша половина 1940;х рр.). 2-е вид. Кшв, 2006. С.314−316.

8 См.: Фроянов ИЛ. Киевская Русь: Очерки отечественной историографии. JL, 1990. С. 263−279 и др.- Шишкин И. Г. Проблемы образования Древнерусского государства. С. 15−19. княжества1. В. И. Довженок, В. Т. Пашуто, JI.B. Черепнин, И. Б. Греков и П.П. То-лочко внесли коррективы в эту схему. В. И. Довженок первым выступил против противопоставления единой Руси IX—XI вв., русским княжествам периода фео: дальной раздробленности. Последние, по его мнению, возникли вместе с Киевским государством, являлись структурными его составляющими и не могли заменить собой единого государства. Киев сохранял роль общерусского центра и в период феодальной раздробленности.2 Однако, наибольший резонанс получила точка зрения В. Т. Пашуто. По его мнению, «и после триумвирата Ярослави-чей, и после Мономаха на Руси сохранялась общерусская форма правления, при которой киевский стол стал объектом коллективного сюзеренитета наиболее сильных князей».3 Эти взгляды, в основных чертах, принял JT.B. Черепнин. Исследователь полагал, что о раннефеодальной монархии можно вести речь лишь применительно к княжениям «Владимира, Ярослава, Святополка, Мономаха, Мстислава». С распадом этой формы «Русь представляет собой средневековую федерацию — союз князей, оформленный договорными отношениями на началах сюзеренитета-вассалитета"4.

Советские историки, ведя речь о межкняжеских отношениях X—XI вв., наполняли их феодальным содержанием. С таким подходом не согласился.

A.B. Назаренко. Модифицируя теорию семейно-родового владения Русью Рюриковичами, он пришел к выводу, что на Руси, как и в других феодализи-рующихся государствах, власть князя/короля являлась «прерогативой не одной личности, а всего правящего рода». Это вытекало из традиционных представлений о сакральной природе княжеской власти и праве «всякого сонаследника на часть наследства». Поэтому уделы эпохи родового сюзерени.

1 Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 368, 450−514- Юшков C.B. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 67, 139−144, 391−403- Мавро-дин В. В. Образование древнерусского государства. С. 395−396- Он же. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 144 и др.- Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества ХП-ХП1 вв. М., 1982. С. 403−589- Рогов В. А. Государственный строй Древней Руси: Учебное пособие. М., 1984. С. 5−6, 44, 62−70, 79. — Советские историки, на ином методологическом уровне, вернулись к старой «татшцевско-карамзинской» схеме «монархии Киевской и республики Новгородской» (См.: Пузанов В. В. К вопросу о княжеской власти и государственном устройстве в Древней Руси. С. 208−211).

2 Довженок В. Й. Кшв — центр Pyci в перюд феодально'1 роздробленосп // У1Ж. 1959. № 6. С. 89−98.

Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П., Пашуто.

B.Т., Черепнин JI.B., Шушарин В. П., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 76 и др.

4 Черепнин JI. В. К вопросу о характере и форме Древнерусского государства X — начала Х1П в. // ИЗ. М., 1972. Вып. 89. С. 353−408- Он же. Пути и формы политического развития русских земель XIIначала XIII в. // Польша и Русь: Черты общности и своеобразия в историческом развитии Руси и Польши XII-XTV вв. М., 1974. С. 23−50. тета (до конца XI в.), и уделы эпохи феодальной раздробленности, «явления совершенно различные как по происхождениютак и по государственно-политической сути"1.

Однако эти новации следовали в русле, проложенном предшествующей историографией, рассматривавшей генезис государственности сквозь призму становления и развития классового общества. Между тем, уже со второй половины 1960;х гг. в советской науке наметились новые методологические подходы. Это было время, когда, с одной стороны, доминировало убеждение в незыблемости официальных научных концептов, превратившихся в совокупность догматов, а с другой — все больше и больше исследователей начинали тяготиться избыточной детерминированностью и жесткостью пяти-членной формационной схемы. Следствием этого явились попытки ее корректировки, выражавшиеся в выделении межформационных периодов, поиске новых формаций и т. п. В рамках таких поисков возобновляется прерванная на рубеже 1920;1930;х гг. дискуссия об азиатском способе производства, а А. И. Неусыхин, на новом уровне осмысления, вновь поднимает вопрос о существовании особого «дофеодального» периода, предшествующего классовому обществу. Не остались без внимания и «надстроечные явления», в частности проблема генезиса государственности. А. И. Неусыхин высказал мысль о том, что т.н. «варварские королевства» в Европе представляли своеобразную форму доклассовой государственности («варварское государство»). Тогда же М. А. Виткин пришел к выводу о возникновении государственности на Древнем Востоке еще до оформления классового общества. Важную роль в понимании процессов становления раннегосударственных образований сыграли наблюдения советских этнографов, выделивших т.н. «потестарные институты», предшествовавшие государственным (Ю.В. Бромлей, JI.E. Ку-бель и др.)2.

В изучении Древней Руси революционное значение имели труды И. Я. Фроянова, которые не укладывались в рамки догматического марксизма и содержали элементы цивилизационного подхода. Исследователь выступил против устоявшихся взглядов о классовой природе древнерусского общества и государства. В Киевской Руси X в. он увидел грандиозный суперсоюз племен с центром в Киеве. Государственность на Руси XI-начала XIII в. имела доклас.

1 Назаренко A.B. Родовой сюзеренитет Рюриковичей над Русью (X-XI вв.) // Древнейшие государства на территории СССР: 1985 год. М., 1986. С. 149¹⁵⁷.

См: Пузанов В. В. Феномен И.Я. Фроянова и отечественная историческая наука И Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси. Ижевск, 2003. С. 6−11- Алексеев Ю. Г., Пузанов В. В. Указ. соч. С. 3−23. совый характер и была представлена городами-государствами, оформившимися на обломках племенных союзов1. Вследствие этого исследователь выступил против господствовавшего в историографии тезиса о феодальной раздробленности на Руси Х11-ХШ вв. По его мнению, главной причиной «раздробленности Руси XII в.» стало образование городов-государств.

Работа, написанная совместно с А. Ю. Дворниченко окончательно оформляет концепцию городов-государств. В ней, придавая логическую завершенность научной конструкции, делается еще один принципиальный вывод: «социально-политическое развитие Руси XI— начала XIII вв. протекало в едином русле», что, конечно, не исключало местных особенностей.

В наиболее методологически законченном и несколько откорректированном виде, процесс генезиса государственности показан И. Я. Фрояновым в статье 1991 г. В ней генезис государственности представляется как длительный, «с VI по XI или XII вв.», последовательный процесс становления основных его элементов (признаков). Еще в племенную эпоху, на стадии суперсоюзов племен, появляются два элемента государственности — публичная власть и налогообложение в виде даней.4 «С крушением родоплеменного строя публичная власть сбрасывает с себя племенную оболочку, покрываясь общинной. К двум элементам государственности добавляется третий и последний — размещение население на территориальной основе. Это означало, что складывание государства на Руси в главнейших его чертах», и в форме города-государства, «завершилось"5. Применительно к «Х1-ХН вв. мы можем говорить о наличии трех признаков государства."6.

И.Я. Фроянов первым из советских историков7 начал широко применять на древнерусском материале результаты палеопсихологических исследований, рассматривая, например, многие социальные катаклизмы в Древней Руси как проявление первобытной психологии, а не как акты «классовой борьбы». Учитывал он особенности первобытной психологии и при комплексном анализе системы социальных связей, содержания политических процессов в домонгольской Руси (княжеские пиры и раздачи, сущность княт.

1 Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л., 1980.

2Там же. С. 236 и др.

3 Фроянов И. Я., Дворниченко А. Ю. Указ. соч. С. 252,265−267 и др.

Фроянов И. Я. К истории зарождения русского государства // Из истории Византии и византиноведения. Л., 1991. С. 61−93.

5Там же. .С. 83−84,92−93.

6 Там же. С. 92.

На данное обстоятельство уже обращалось внимание в литературе (Писаренко Ю. К поиску смысла посмертного ограбления правителей // У13. Вип. 10. 2007. Кшв, 2007. С. 9−13). жеской власти и представления о ней, место и роль знати в обществе, представления о собственности и т. п.).

В 1980;е гг. начинается научная деятельность ряда учеников И.Я. Фроя-нова, развивавших положения новой концепции, главным образом, на материале отдельных регионов Древней Руси1. К числу новационных по интересующей нас проблеме следует отнести статью А. Ю. Дворниченко, представлявшую собой удачную попытку реконструкции образа города в традиционной картине мира восточных славян.2 На основе новейших методологических подходов, сравнительно-исторического анализа, использования широкого круга самых разнообразных источников автор показал сложность и многообразие представлений древнерусского человека о городе. В общественном сознании того вре: мени город, как в целом, так и отдельные элементы его структуры, не только нес мощную сакральную нагрузку, но и представлялся сценой, на которой протекала драма жизни, сопереживаемая горожанином, местом, с которым «связан и такой важнейший элемент общественного сознания, как представления о богатстве». Но город, «в представлении древнерусского человека, — это еще и „гражане“, городская община», не только самоуправляющаяся, но и правящая, это неразрывное единство главного города, пригородов и волости. Автор пришел к выводу, «что понятия, символы и т. д., связанные с городом, были системообразующими в традиционной восточнославянской модели мира», и это неудивительно, поскольку «основой социально-политической структуры Древней Руси были города-государства"4.

Несомненный интерес представляли и попытки представителей «ленинградской университетской школы» выйти за рамки домонгольского периода, проследить эволюцию социальных и политических институтов в.

1 Дворниченко А. Ю. Городская община и князь в древнем Смоленске // Город и государство в древних обществах. JL, 1982. С.140—146- Он же. Эволюция городской общины и генезис феодализма на Руси // ВИ. 1988. № 1. С. 58−73- Кривошеев Ю. В. Социальная борьба в Северо-Восточной Руси и проблемы генезиса феодализма // ВИ. 1988. № 8. С. 49−63- Пашин С С. Галицкое боярство XII—XIII вв. // Веста. Ленингр. ун-та. 1985. Сер. 2. Вып. 4. С. 15−21- Петров A.B. Социально-политическая борьба в Новгороде в середине и второй половине XII в. // Генезис и развитие феодализма в России. Вып. 11. Проблемы истории города / Отв. ред. И.Я. Фроя-нов. Л., 1988. С. 25−41, и др.

2 Дворниченко А. Ю. Город в общественном сознании Древней Руси EXXII вв. // Генезис и развитие феодализма в России: Проблемы идеологии и культуры: К 80-летию проф. В. В. Мавродина. Л., 1987. С. 20−30.

3 Там же.

4 Там же. С. 30. — А. Ю. Дворниченко близок к истине. В некоторых русских источниках начало Русской земли связывается с возникновением городов и, как следствие, волостей (См., наприм.: «.Летописание князей и земля Русския, и како избра богъ страну нашу., и грады почаша бывати по местом, преже Новгородчкая волость и потом Кыевская, и о поставлении Киева.» (ПСРЛ. Т. 3. М. 2000. С. 103). сложных условиях ордынского ига, формирования «русско-литовской» и московской государственности1.

Новые веяния в науке не обошли стороной белорусскую и украинскую науку. Показательны взгляды белорусского исследователя Н. И. Ермаловича, который отказался рассматривать развитие феодализма в качестве главной, и даже серьезной причины генезиса Древнерусского государства. По его мнению, «трудно говорить» о наличии феодализма даже в середине X в. «Скорее всего в это время существовала еще военная демократия, приспособленная прежде всего для организации набегов на другие, обычно более богатые земли с целью захвата добычи». «Империю Рюриковичей» исследователь считал «искусственным и потому недолговечным военно-административным объединением», в которое «наспех и вопреки их воли и интересам включались племенные земли». В' этой связи он пытался оспорить тезис о существовании единой древнерусской народности. Взгляды Н. И. Ермаловича оказали существенное влияние на изучение Древней Руси в последующей белорусской историографии3.

Украинский историк Ю. В. Павленко в 1980;е гг. использовал элементы цивилизационного подхода к изучению древних обществ и вел речь о раннеклассовых городах-государствах как всемирно-историческом явлении, в том.

Дворниченко А. Ю. Эволюция городской общины. С. 58−73- Он же. Русские земли Великого княжества Литовского: Очерки истории общины, сословий, государственности (до начала XVI в.). СПб., 1993; Кривошеев Ю. В. О средневековой русской государственности (К постановке вопроса). СПб., 1995; Пашин С. С. Боярство и зависимое население Галицкой (Червонной) Руси XI—XV вв.: Автореф. канд. дисс. Л., 1986; Он же. Каланные и ордынцы в Червонной Руси XV в. (к вопросу о происхождении королевских слуг) // Вестн. Ленингр. ун-та. 1986. Сер. 2. С. 90−93- Петров A.B. О борьбе «старейших» с «меньшими» и выступлениях «крамольников» в Новгороде во второй половине XIII в. // Вестн. Ленингр. ун-та. 1991. Сер. 2. Вып. 1. С. 20−27 и др.

2 Ермалов1ч M.I. Старажытная Беларусь: Полацга i новагародск1 перыяды. 2-е выд. Мн., 2001. С. 55−56.

3 Это проявляется: в отрицании существования древнерусской народностив тенденции рассматривать формирование белорусской государственности сквозь призму Полоцкого и Туровского княжеств, объявляемых «первыми белорусскими государствами" — в изображении Киевской Руси конгломератом разных племен и народов, искусственным и кратковременным военно-политическим образованием и т. п. — См., наприм.: Псторыя Беларуси У 6 т. Т. 1. Старажытная Беларусь: Ад першапачатковага засялення да сярэдзшы XIII ст. Мн., 2000. С. 215−222, 323−330- Тарасау C.B. Полацкая зямля X-XI стст. Перадумовы утварэння Полацкай зямл! // Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 1. Проблемы славянской археологии / Отв. ред. В. В. Седов. М., 1997. С. 92−98- Крауцэв1ч А. Асноуныя храналапчныя ру-бяжы этшчнай ricTopbii Беларуа // Пстарычны Альманах. 2002. Т. 7 и др. — Впрочем, среди белорусских ученых имеют место и другие мнения (См., напр.: Загарульсш Э. М. Заходняя Русь'. IX—XIII стст. Мшск, 1998; Лысенко П. Ф. Туровская земля IX—XIII вв.: 2-е изд. Минск, 2001. Марзалюк I. Пстарычная самащэнтычнасць насельшцтва Беларуа у 11−17 стст. // Пстарычны Альманах. 2001. Т. 5 и др.). числе в отношении Восточной Европы1. Вместе с тем, он жестко увязывал процессы формирования городов государств и «перехода от первобытности к цивилизации» с процессом становления классовых обществ, пути формирования городов-государств «с той или иной формой становления классового о общества» .

В начале 1990;х гг. отход от признания классовой обусловленности образования древнерусского государства становится массовым. Изменяются подходы к пониманию характера ранней государственности, трактовке сущности и этапов политогенеза. Русь X в. все больше видится историкам доклассовым образованием, разновидностью «варварского» государства, пред-государственным образованием более близким к суперсоюзам племен, чем к государству. Например, А. П. Новосельцев, охарактеризовал Русь X века, как «типичное варварское государство», представлявшее по форме «федерацию о княжеств, возглавляемую Великим князем Киевским» .

Ряд исследователей в поиске новых методологических ориентиров обратился к идеям представителей западной политантропологии. Речь идет-, прежде всего, о теории вождества, (Э. Сервис, М. Фрид и др.4) получившей широкое признание на Западе. С конца 1970;х гг. эти идеи стали распространяться в советской историографии, но особое развитие получили в постсоветской науке5. Однако проникновение термина вождество (сЫеГс!от) в понятийный аппарат исследователей восточнославянского политогенеза затянулось на два десятилетия. При этом на начальном этапе инфильтрация новых идей осуществлялась посредством работ представителей «потестарно-политической» этнографии (Л.Е. Кубель и др.). Показательный примертруды киевского археолога А. П. Моци, который одним из первых попытался использовать теорию вождества в изучении восточнославянского политогенеза. Так, касаясь проблемы союзов племен и племенных княжений, А. П^.

1 Павленко Ю. В. Основные закономерности и пути формирования раннеклассовых городов-государств // Фридрих Энгельс и проблемы истории древних обществ. Киев, 1984. С.169−217.

2 Там же. С. 183−184 и др.

3 Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990 и др.

4 Service E.R. Primitive Social Organization: An Evolutionary Perspective. N.Y., 1962; Idem. Origins of the State and Civilization. The Process of Cultural Evolution. N.Y., 1975; Fried M.H. The Evolution of Political Society: An Essay in Political Anthropology. N.Y., 1967.

5 См.: Крадин H.H. Вождество: современное состояние и проблемы изучения // Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности / Отв. ред. В. А. Попов. М., 1995. С. 11−61- Крадин Н. Н., Скрынникова Т. Д. Империя Чингис-хана. М., 2006. С. 35−36.

Моця соотнес их с «двумя историческими периодами: военной демократии и вождества» — промежуточным этапом «от первобытного общества к классовому». Методологической основой для этих построений послужили труды JI.E. Кубеля и В.П. Алексеева1. В более поздних работах автор, не изменяя сути своих выводов, ссылается уже на труды JI.C. Васильева и Э. Сервиса. Эти идеи А. П. Моця синтезировал с традиционными наработками советской историографии об этапах становления и раннефеодальной природе Древнерусского государства.

Однако с распадом СССР и кардинальными социально-экономическими, политическими и идеологическими изменениями на постсоветском пространстве столбовая дорога постсоветской историографии проблемы восточно-славянского политогенеза пошла в несколько ином направлении. Важным рубежом в изучении генезиса древнерусской государственности стали «Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто» (апрель 1992 г.), посвященные спорным проблемам образования Древнерусского государства. Они положили начало не только прямому переносу теории вождества на восточнославянскую почву непосредственно из трудов представителей западной политантропологии, но и массовому отказу исследователей от классового подхода к проблеме восточнославянского политогенеза .

Особую роль, как в плане методологических новаций, так и в плане влияния на последующую историографию вопроса сыграли доклад и статья Е. А. Мельниковой.4 Она выступила против доминировавшей в советской науке тенденции проводить прямую и тесную связь между такими явлениями как формация, классовое общество, государство. «Переход от родового к классовому (феодальному) обществу в Восточной и Северной Европе», по ее мнению, «осуществлялся через несколько последующих типов социально.

1 Моця А. П. Давньоруська народшсть // У1Ж. 1990. № 7. С. 5.

2 Там само. С. 5- Його ж. Населения твденно-русысих земель IXXIII ст. Кшв, 1993. С. 54- Його ж. Схщнослов’янське суспшьство напередодш утворення КиГвско!' Pyci // Давня ieropifl Украши. Т. 3. Слов’яно-Руська доба. Кит, 2000. С. 477.

3 Подр. см.: Пузанов В. В. О спорных вопросах изучения генезиса восточнославянской государственности в новейшей отечественной историографии // Средневековая и новая Россия: К 65-летию проф. Игоря Яковлевича Фроянова/ Отв. ред. В. М. Воробьев, А.Ю. Дворни-ченко. СПб., 1996. С. 148−167.

4 Мельникова Е. А. К типологии становления государства в Северной и Восточной Европе (Постановка проблемы) // Образование Древнерусского государства. Спорные проблемы: Чтения памяти чл.-кор. АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 13−15 апреля 1992 г. Тез. докл / Отв. ред. А. П. Новосельцев. М., 1992. С. 38−41- Она же. К типологии предгосударственных и раннегосударственных образований в Северной и Северо-Восточной Европе (Постановка проблемы) // Древнейшие государства Восточной Европы (далее — ДГ): 1992;1993 годы. М., 1995. С. 16−33. политических систем: вождийство, являющееся еще догосударственным образованием, дружинное государство, в котором потестарные структуры представлены военной организацией, и раннефеодальное государство". Дружинное государство в концепции Е. А. Мельниковой заняло место так называемого военного государства, выделяемого в работах ряда зарубежных авторов. Основной особенностью политической системы этого «зарождающегося государства — по Е. А. Мельниковой — является то, что его функции выполняются главным образом военной организацией — дружиной», или аналогичной ей организацией. При этом и воэюдеству, и дружинному государству Е. А. Мельникова придает универсальный характер.

Идеи Е. А. Мельниковой о дружинном государстве развил украинский историк Н. Ф. Котляр. Основные положения Е. А. Мельниковой и Н.Ф. Котля-ра приняли Е. В. Пчелов, С. М. Никольский, К. А. Соловьев, украинские исследователи В. М. Рычка, JI.B. Войтович, А. П. Моця и др.1.

На разработку концепции дружинного государства известное влияние оказали работы A.A. Горского. В 1980;е гг., в рамках концепции «государственного феодализма», он выдвинул положение, согласно которому дружина — корпорация, объединявшая всю светскую часть господствующего класса, во главе с князем. Дружина играла ведущую роль в обществе, являлась корпоративным верховным собственником земли, осуществлявшим корпоративную у эксплуатацию населения посредством полюдья. Особо важное положение для формирования новой концепции имели выводы автора, согласно которым «в раннее средневековье военнослужилая знать» (дружина) «и государственный аппарат совпадали"3. Сам A.A. Горский, анализируя выводы исследователей о.

1 Котляр Н. Ф. О социальной сущности Древнерусского государства IXпервой половины X в. // ДГ. 1992;1993. С. 33−49- Он же. Древнерусская государственность. СПб., 1998; Иого ж. Останнш князь дружинноТ Pyci // У1Ж. 1999. № 2. С. 134—141- Пчелов Е. В. К вопросу о времени возникновения Древнерусского государства // Альтернативные пути к ранней государственности. Междунар. симпозиум / Отв. ред. H.H. Крадин, В. А. Лынша Владивосток, 1995. С. 117−127- Соловьев К. А. Властители и судьи: Легитимация государственной власти в Древней и Средневековой Руси: ЕХ-первая половина XV в. М., 1999. С. 29−30- Никольский С. Л. О дружинном праве в эпоху становления государственности на Руси // Средневековая Русь. Вып. 4 / Отв. ред. A.A. Горский. М., 2004. С. 5, 41- Ричка В. М. Кишська Русь: проблеми, пошуки, пгтерпретацш // YDK. 2001. № 2. С. 26−28- Войтович Л. В. Середт виси в У крапп: хронолога, проблеми перюдизацп // У1Ж. 2003. № 4. С. 138- Моця А. П. Поляни-руси та шил лггописш племена швдня СхщноТС Свропи // А се его сребро: 36. праць на пошану члена-кореспондента HAH Украши Миколи Федоровича Котляра з нагоди його 70-р1ччя / Вщп. ред. В. Смолш. Ки’Св, 2002. С. 17—18- — Подр. см.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск, 2007. С. 11−14.

2 Горский A.A. Дружина и генезис феодализма на Руси // ВИ. 1984. № 9- Он же. Древнерусская дружина. М., 1989.

3 Он же. Древнерусская дружина. С. 33,59−74 и др. дружинном государстве, считает, во-первых, что «подобное определение. правомерно лишь в качестве одного из условных обозначений государства — по типу организации в нем элитного слоя. Во-вторых, если исходить из данного признака, о „дружинной государственности“ на Руси можно говорить не до начала XI в., а примерно до второй половины XII в.», поскольку «даже во второй половине XII столетия» встречаются «указания на „дружину“ как на совокупность представителей знати того или иного княжества». И «лишь в конце XII—XIII вв. дружину в этой роли заменяет двор"1. Кроме того, A.A. Горский не использует категорию вождество, предпочитая племенные княжения, 2 союзы племенных княжении или — славингш .

Вместе с тем, историографические предпосылки взглядам A.A. Горского и Е. А. Мельниковой можно найти еще в дореволюционной историографии, например, в работах Ф.Л. Морошкина3 и, особенно, Н.П. Ламбина4.

Концепция «дружинного государства» встретила возражения со сторо: ны ряда исследователей5.

Имеется пример, как представляется, и вторичной, независимой постановки проблемы «дружинного государства». Так, Л. Е. Гринин, со ссылкой на А. Я. Гуревича, писавшего о взаимосвязи между могуществом правителя и размером его дружины, отмечал: «Русь, Норвегия и другие страны являли.

1 Он же. Русь: От славянского Расселения до Московского царства. М., 2004. С. 109−114.

2 Он же. О «племенной знати» и «племенах» у славян // Florilegium: К 60-летию Б. Н. Флори. М., 2000. С. 65−66 и др.

3 Ф. Л. Морошкин выделял следующие государственные элементы («стихии»): дружины, кровнородственные объединения (семейства, роды, племена), городские общины. Государство — следствие союза первых двух элементов: «Семейства и роды составляли материальный элемент государствадружина — формальный элемент» (Морошкин Ф. Л. Гражданское право по началам Российского законодательства // Юридический вестник. 1862. № 1. С. 2−4). Городские общины были представлены вольными городами — Новгородом и Псковом (Там же. С. 5−6).

4 Н. П. Ламбин первым в отечественной историографии выступил с концепцией о существовании в Древней Руси верховной дружинно-корпоративной собственности, основанной на феодальных началах (Ламбин Н. П. Объяснение сказаний Нестора о начале Руси. На статью профессора Н. И. Костомарова «Начало Руси», помещенную в «Современнике» № 1, 1860 г. Возражения учителя Н. Ламбина. СПб., 1860- Он же. Источники летописного сказания о происхождении Руси // ЖМНП. 1874. Ч. 173, отд.2. С. 225−263- Ч. 174, отд. 2. С. 53−119). — Подр. см.: Пузанов В. В. Княжеское и государственное хозяйство. С. 39−40.

5 Пузанов В. В. О спорных вопросах. С. 160−162- Тимонин А. Н. Проблемы генезиса Древнерусского государства. Уфа, 1997. С. 59−60- Свердлов М. Б. Становление и развитие правящей элиты на Руси VI-XTV вв. // Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII в.: Очерки истории / Отв. ред. А. П. Павлов. СПб., 2006. С. 40, примеч. 58- Майоров A.B. Галицко-Волынская Русь: Очерки социально-политических отношений в домонгольский период: Князь, бояре и городская община. СПб., 2001. С. 30. — Подр. см.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность. С. 15−16. пример дружинного государства, в котором могущество правителя «измерялось в первую очередь размерами его дружины» «1.

Достаточно прочно в постсоветской историографии Древней Руси утвердились и представления о вождестве, как универсальной форме социальной организации, непосредственно предшествующей государству. Помимо уже рассматривавшихся исследований, следует отметить работы украинского археолога Я. В. Барана, а также представителей «школы И.Я. Фроянова» -Д.М. Котышева и А.Ю. Дворниченко2. Я. В. Баран, вслед за Л. С. Васильевым, полагает, что «племя как социальное образование совпадает с понятием «чиф-дом» «3. Со временем у славян появляются сложные чифдомы, свидетельства о которых он находит уже в известии Иордана об антском вожде Боже4. В «Русской земле», выделенной в трудах А. Н. Насонова и Б. А. Рыбакова, Я. В. Баран видит «классический пример возникновения и все большего усложнения чиф-дома, который эволюционировал в сложное вождество, а впоследствии стал государством"5. «В феномене чифдома с характерной для него системой власти-собственности — по словам Я. В. Барана — было заложено по-меньшей мере два пути дальнейшего развития. Там, где власть-собственность оставалась недифференцированной, после появления8 легализованного аппарата принужде1 ния создавались государства типа восточных деспотий. Если же происходила дифференциация власти и собственности, то возникали государства европейского типа, каковым и являлось первое государство восточных славян — Киевская Русь"6.

Д.М. Котышев попытался совместить наработки представителей западной политантропологии с концептуальными построениями И. Я. Фроянова и.

1 Гринин JI.E. Раннее государство и демократия // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 340.

2Дворниченко А.Ю. О восточнославянском политогенезе в VI—X вв. // ROSSICA ANTIQUA: Исследования и материалы. 2006 / Отв. ред. А. Ю. Дворниченко, A.B. Майоров. СПб., 2006.С. 184−195- Котышев Д. М. Княжеские элиты и городские общины в Южной Руси XI—XII вв. // Eni™ i цившЬацшш процеси формуванння нацш / Головн. ред. О. О. Рафальский. Киш, 2006. Т. 1. С. 235−240- Баран Я. В. Суспшьний лад та сощальш вщносини // Давня icTopk Украши. С. 145−163.

Баран Я. В. Вказ. пр. С. 145−163. — «В славянское время простые вождества археологически отодествляются с гнездами поселений» (Його ж. До проблеми сощально! штерпретацп слов’янських градов // Роль раншх мюьких центр1 В в становленш КшвськоТ Pyci / Вщп. ред. О. П. Моця. Суми, 1993. С. 14).

4 Баран Я. В. Суспшьний лад та сощальш вщносини. С. 157. — Как сложные вождества Я. В. Баран рассматривает также «летописные племена» (Його ж. До проблеми сощальноТ нггерпретаци слов’янських 1рад1 В. С. 14).

5 Його ж. Суспшьний лад та сощальш вщносини. С. 160.

6 Там само. С. 145−163.

A.B. Назаренко1. На представления И .Я. Фроянова о Киевской Руси X в. как грандиозном суперсоюзе племен, возглавляемом полянской общиной, Д. М. Котышев наложил построения H.H. Крадина о суперсложном вождестве2. Путем такого совмещения суперсоюз (Киевская Русь) превратился в суперсложное вождество — переходный этап «от родовой эпохи к раннегосударствен-ной"3. По мнению исследователя, термин суперсложное вождество {территориальное раннее государство или мультиполития) «близок определению «суперсоюза племен», но представляется. более корректным и точным"4.

А.Ю. Дворниченко, напротив, солидаризируется с теми исследователями, кто ставит под сомнение правомочность использования понятия «племя"1. По его мнению, на смену военной демократии (VI—VIII вв.) у славян приходит вождество, развивающееся «от более ранней, примитивной, формы к более развитой (IX-X вв.). Если использовать терминологию Р. Карнейро, это было движение от простого вождества через компаудное к консолидированному». Последнее «предшествовало формированию гражданской общины, которое приходится на XI — первую половину XII в.». Сформировавшиеся города-государства (гражданские общины) являлись лишь по форме государствами.

Выведенная на этнографических материалах Океании, теория вождества логично объясняет процессы политогенеза в большинстве регионов Азии, Африки и Америки. Однако этнографические материалы в отношении европейского континента отсутсвуют5. Попытки выделения археологических критериев вождеств вряд ли можно считать убедительными. Создается впечатление, что ученые ухватились за очередную «универсальную теорию», вносящую методологическую стройность и упорядоченность в исторические сочинения, но имеющую те же недостатки в плане применения к конкретному историческому материалу, что и другие «универсальные» теории. Понимая уязвимость такого «универсализма», отдельные исследователи отказываются.

1 Котышев Д. М. Указ. соч.С. 235−240.

Необходимо иметь ввиду, что о суперсложном вождестве H.H. Крадин ведет речь применительно к кочевым империям. Например, в одной из последних работ H.H. Крадина, написанной совместно с Т. Д. Скрынниковой подчеркивается, что «те общества, которые ранее интерпретировались как зачаточные ранние государства [речь идет о типологии ранних государств Х.Дж.М. Классена и П. Скальника. — В.П.], правильнее было бы определять как сложные или (если речь идет о кочевых империях) суперсложные вождества» (Крадин H.H., Скрынни-кова Т. Д. Указ. соч. С. 504).

3 Котышев Д. М. Указ. соч. С. 235.

4 Он же. Киев-Белгород-Вышгород: из истории взаимоотношения города и пригородов Киевской земли // Слов’янсыа обрй. Кшв, 2006. Вип. 1. С. 119.

5 Крадин H.H. Указ. соч. С. 13−15. от использования теории вождества, а другие усматривают в вождествах лишь один из возможных путей политогенеза.

На древнерусском материале такой подход характерен для Е.А. Шина-кова. Исследователь принял положение Е. А. Мельниковой о дружинном государстве, но лишь как одном из возможных путей политогенеза.1 Вождества, по его мнению, также не являлись единственным и универсальным потес-тарно-политическим организмом, предшествовавшим государственности. Он выделяет в Восточной Европе IX—X вв. 5−6 зон потестарности, соответствующих если не форме, то этапу вождеств. «Империю Рюриковичей» второй половины IX—X вв. Е. А. Шинаков представляет как двухуровневое государство, «верхний („федеральный“, „имперский“) уровень которого образует правящая военно-торговая корпорация „Русь“, нижний — князья, вожди, старейшины отдельных подчиненных ей субгосударств — территориальных вож-деств-княжеств и протогородов-государств». «Для Руси конца Хсередины XI в. основной являлась корпоративно-дружинная* форма ранней государственности с элементами (в регионально-, или структурно-политическом плане) линий развития к городам государствам (не только Новгород, Псков и Полоцк, но и такой институт как „вече“, во многих городах,.а также боярско-аристократические тенденции в Ростове, Галиче и др.). Эта основа дополнялась некоторыми, элементами „политарной“. и феодально-иерархической. л форм государственности» .

Попытка многолинейного и сравнительно-исторического подхода к решению проблемы генезиса Древнерусского государства, синтеза концептуальных положений и элементов основных современных теорий («вождеств», «потестарных обществ», «дружинного государства», «городов-государств», «государственного феодализма» и т. д.) предпринятая Е. А. Шинаковым, весьма интересна и нашла сторонников в историографии4. Вместе с тем, трудно признать удачной разработанную им методику «использования археологических источников с целью выявления признаков. тех или иных.

1 Шинаков Е. А. Образование древнерусского государства. Брянск, 2002. С. 12, 30−33.

Он же. Племена Восточной Европы накануне и в процессе образования Древнерусского государства // Ранние формы социальной организации: генезис, функционирование, историческая динамика / Сост. и отв. ред. В. А. Попов. СПб, 2000. С. 309−314,333−334.

Он же. Образование древнерусского государства. С. 297.

Так, по словам A.C. Щавелева, «бурный и кровавый процесс складывания „лоскутной империии Рюриковичей“ (К. Маркс) завершается во второй половине X в. рождением „двухуровневого дружинного государства“ (Е.А. Мельникова, Е.А. Шинаков). .Своего рода золотым веком этой политической системы» стала эпоха Владимира Святого (Щавелев A.C. Родовой сюзиринитет династии Рюриковичей в системе политического устройства Древней Руси // Проблемы славяноведения. Вып.2 / Отв. ред. С. И. Михальченко. Брянск, 2000. С. 13). элементов, этапов, линий процесса государствообразования и форм потес-тарно-политических структур". В этой связи в очередной раз возникает вопрос об эффективности использования археологических методов при изучении сложнейших процессов социо-культурной эволюции. Даже при наличии параллельной базы письменных источников, археологический материал, в силу своего характера, малоинформативен при рассмотрении указанной проблемы. Для анализа потестарных общностей не отраженных в письменных источниках он оказывается просто бессильным. О том, насколько упрощенными могут являться наши представления о реалиях глубокой древности, свидетельствует история изучения строительства монументальных объектов. Едва ли не аксиомой считалось положение, согласно которому возводить подобные сооружения могли лишь сложные, иерархически устроенные цивилизации. Однако, открытие К. Шмидтом монументального комплекса Гобекли-Тепе на территории Турции (датируется приблизительно серединой 10 тысячелетия до н.э.) переворачивает устоявшиеся представления: эти монументальные сооружения возведены охотникамине знавшими земледелия и ведшими полукочевой образ жизни.

Новые веяния не обошли стороной и историков права1. Однако говорить о сколько-нибудь выверенной современной историко-правововой концепции становления древнерусской государственности, видимо, преждевременно2.

Восточнославянские вождества" стали результатом не столько изучения конкретного материала, сколько следствием механического переноса готовых теоретических схем на отечественную почву. Как следствие — методологическая неопределенность, наложение новой дефиниции на традиционные: «племенное княжение» = простое вождество и «союз племен или племенных княжений» = сложное вождество (Е.А. Мельникова) — «племенное княжение» = вождество (Н.Ф. Котляр, Е. В. Пчелов, А.Н. Тимонин3), суперсоюз племен = суперсложное вождество (Д.М. Котышев) и т. д. Е. В. Пчелов, фактически, отождествляет понятия, «военная демократия» и «вождество», 4 «княжеская власть» и «вождество».5 Украинский археолог Я. В. Баран, вслед.

1 К. А. Соловьев. Указ. соч.- Тимонин А. Н. Указ. соч.- Момотов В. В. Формирование русского средневекового права в IX-XTV вв. М., 2003.

2 Подр. см.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность. С. 13−14- 19−21.

3 Тимонин. А. Н. Указ. соч. С. 102.

Пчелов Е. В. Указ. соч. С. 119, 121. — На принципиальное различие этих понятий указывал H.H. Крадин (Крадин H.H. Указ. соч. С. 19).

5 Пчелов Е. В. Указ. соч. С. 121. за JI.С. Васильевым, полагает, что «племя как социальное образование совпадает с понятием» воэ/сдество1 и т. п.

Более логичной, на первый взгляд, выглядит позиция А.Ю. Дворничен-ко, последовательно проводящего взгляд на вождество, как универсальное явление, и не менее последовательно отказывающегося от традиционных для отечественной историографии дефиниций. Вместе с тем, А. Ю. Дворниченко, как и другие сторонники универсализма вождества, не может внятно объяснить, почему однолинейная эволюция на этапе от эгалитарных обществ к вот ждеству, в итоге, не дает однолинейного же развития на последующих стадиях развития. Не логичнее ли исходить из положения о том, что общества изначально подвержены многолинейной эволюции. Как показывают исследования, «нет ни одной пары значимых эволюционных показателей, между которыми наблюдалась бы 100%-ная корреляция. По крайней мере за более чем 100 лет поисков подобных корреляций ни одной реальной функциональной зависимости между какими-либо социоэволюционными показателями обнаружено не было"2.

Конечно, не все исследователи находят место. вождеству в качестве одного из звеньев в цепи политогенеза. Например, И. Н. Данилевский, на основании летописного сказания о призвании варягов, приходит к выводу о том, что первоначально народное вече «было источником власти князя».3 Принимая точку зрения И. Я. Фроянова онераздельности «военной силы и общественной власти» у восточных славян в период зарождения древнерусской государственности, И. Н. Данилевский предполагает существование «более или менее» устойчивого равновесия сил «между властью князя», опиравшегося на дружину, и «властью веча, за которым стояла военная организация горожан"4. Исследователь соглашается с все больше распространяющимся в историографии мнением о «общенародном» характере раннего государства, главной функцией которого являлась защита интересов граждан (подданных)5. Отвергая господствовавшие в отечественной историографии «жесткие» характеристики государства, И. Н. Данилевский, опираясь на положения Р. Вольфа, Ю. В. Бромлея и Ю. И. Семенова, выделяет «две общие.

1 Баран Я. В. Суспшьний лад та сощальш вщносини. С. 156,157,160.

2 См.: Бондаренко Д. М., Коротаев A.B. Политогенез, «гомологические ряды» и нелинейные модели социальной эволюции (К кросскультурному тестированию некоторых полиантропологических гипотез) [Электронный ресурс] - Режим доступа: http // ons.gfns.net/1999/5/12.htm.

3 Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (1Х-ХП вв.). М., 1999. С. 78.

4 Там же. С. 80.

5 Там же. С. 164. характерные черты" государства: 1) использование силы, «с целью добиться подчинения своим командам" — 2) претензия «на право командовать и право подчинять, т. е. на то, чтобы быть легитимным"1.

И.Б. Губанов предпринял попытку решить проблему типологии Киевской Руси X в. опираясь на признаки государства, разработанные Х.Дж.М. Классе-ном, с использованием сравнительно-исторического материала. Проведенный анализ убедил автора в том, что «Древняя Русь первой половины X в. имела. примитивную и архаичную структуру, которой всякая придворная иерархия и чиновная система была органически чужда, это было рыхлое образование из множества славянских и древнефинских племен, с которых скандинавская дружина князя-конунга собирала дань посредством полюдья». Позднее, «некоторые элементы древнескандинавской системы управления вошли. и в структуру раннефеодального христианского государства — Киевской Руси». Немного погодя, это «зародышевое государство» И. Б. Губанов характеризует как прото-государственное многоплеменное образование, и датирует трансформацию последнего в «раннесредневековое государство» серединой X в.3 Таким образом, понятия «раннефеодальное» и «раннесредневековое» государство используются автором как синонимы.

Кардинальные изменения претерпели взгляды М. Б. Свердлова. В начале 1990;х гг. он ввел в свою схему восточнославянского политогенеза понятие «варварское государство"4, против которого активно выступал в 1980;е гг.5. В последнее время вместо понятия «варварское государство» в его работах фигурирует «потестарное государство"6. «Потестарными» он считает го1.

7 8 сударство Само и Русь до середины X в. (которые еще недавно считал «вар

1 Там же. С. 163.

Губанов И.Б. X век на пути к раннему государству (Возникновение Древней Руси — о гипотетическом и очевидном в современном норманнизме) // Скандинавские чтения 2000 года: Этнографические и культурно-исторические аспекты. СПб., 2002. С. 88.

3 «.В середине X столетия происходит коренная трансформация протогосударствен-ной многоплеменной структуры с преобладанием даннических отношений, описываемой Константином Багрянородным, в Древнерусское раннесредневековое государство» (Там же. С. 89).

4 См.: Пузанов В. В. О спорных вопросах. С. 151−153.

5Свердлов М. Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983. С. 88−89. — См.: Пузанов В. В. О спорных вопросах. С. 149—153.

6Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси У1-первой трети XIII в. СПб., 2003. С. 84,657 и др.

7 Там же. С. 84.

8 Там же. С. 657 и др. варскими")1. Реформы Ольги «имели следствием создание средневекового государства» с раннефеодальной княжеской монархической властью2.

Следует отметить некорректность использования термина «потестарт.

3 4 ное государство" как с методологической точки зрения, так и с терминологической5.

Белорусский исследователь Г. Саганович полагает, «что определенный тип государственности у восточных славян сложился уже в доваряжский период. Первоначальная Русь представляла. видимо, неустойчивую конфедерацию государствообразующих центров», вокруг которых «объединялись другие восточнославянские племена» и их данники. «В середине IX в. восточнославянское государственное объединение распалось на «Русскую землю» «(Среднее Поднепровье) и «Верхнюю Русь» — полиэтничную конфедерацию на северо-западе Восточной Европы. В 882 г. Олег окончательно объединил эти две Руси, а Владимир Святославич «реформировал восточнославянскую конфедерацию, превратив ее в единое государство». Однако, «более-менее единой Русь была только в государственно-политическом плане, однако государство не могло ликвидировать племенных границ"6.

Другой белорусский историк, Г. Семенчук, считает, что на этапе существования «племенных княжений» создаются предпосылки для зарождения раннефеодальных отношений и формирования межплеменных государственных образований". «Княжество Рогволода», «государство Рюрика"4 и «государство Аскольда и Дира» он рассматривает как самостоятельные политико-административные образования, подобные «варварским королевствам» в Западной Европе. Образовавшееся в 80-е гг.1Х в. «государство с центром в Киеве» исследователь, используя терминологию А. П. Новосельцева и Л.В.

1 См., наприм.: Свердлов М. Б. Образование Древнерусского государства (историографические наблюдения) // Образование древнерусского государства. С. 65- Он же. Образование Древнерусского государства (историографические наблюдения) //ДГ. 1992;1993. С. 12−13- Он же. Становление феодализма в славянских странах. СПб., 1997. С. 50−51, 123 и др.

2 Он же. Домонгольская Русь. С. 657−658. См. также: Он же. Становление и развитие правящей элиты на Руси VI-XTV вв. С. 30−31,40, примеч. 58.

3 Пузанов В. В. К вопросу о политической природе древнерусской государственности в постсоветской историографии // Вестник С.-Петерб. ун-та. 2006. Вып. 3, август. Серия 2 история. С. 9.

4 Т. е., «догосударственное государство»?

5 Буквально — «властное государство». «Не слишком удачным» показалось это «понятие», введенное М. Б. Свердловым, также П. В. Лукину и П. С. Стефановичу: Лукин П. В., Стефанович П. С. [Рецензия] // Средневековая Русь. Вып. 6 / Отв. ред. A.A. Горский. М., 2006. С. 380. Рец. на: Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI-первой трети XIII в. СПб.:Академический проект, 2003. 736 с.

6 CaraHOBiq Г. Нарыс псторьи Беларуа ад старажытнасщ да канца XVIII ст. Mihck, 2001.

Черепнина, считает или федерацией княжеств (А.П. Новосельцев), или ассоциацией «светлых и великих князей» (JI.B. Черепнин) во главе с великим князем киевским.1.

Менее заметны новации в изучении последующих этапов развития государственности. Например, по мнению Е. А. Мельниковой и Н. Ф. Котляра, на смену дружинному государству в конце X в. приходит раннефеодальная монархия. К кругу раннефеодальных монархий относит Русь («семейное владение Рюриковичей») и A.B. Назаренко2. Напротив, В .Я. Петрухин склонен считать Киевскую Русь «генеалогической» «федерацией», которая, после Любечского л съезда 1097 г., превращается в «политическую». Как «политическую конфедерацию» рассматривает Русь X—XI вв. украинский исследователь А.Б. Головко/ С точки зрения И. Н. Данилевского, Киевская Русь — зыбкое и довольно аморфное объединение, «которое громко именуется Киевской Русью или Древнерусским государством». «.B качестве рубежа существования» оного «принято считать рубеж первой-второй четвертей ХП в.». Однако эта «эфемерная конструкция» начала «рассыпаться на „составляющие“. гораздо раньше», когда «еще в самом начале XI в.» из ее состава выпало Полоцкое княжество5.

В трактовке политической природы древнерусской государственности XII — первой трети XIII в., в значительной степени, сохраняются подходы, выработанные еще в советской науке. Особо жизненными оказались идеи В. И. Довженка, В. Т. Пашуто и JI.B. Черепнина (П.П. Толочко, Н. Ф. Котляр и др.), И. Я. Фроянова (А.Ю. Дворниченко, Ю. В. Кривошеев, A.B. Майоров, A.B. Петров и др.), присутствующие в современных исследованиях как в прямом, так и в трансформированном виде. С одной стороны, речь ведется о «феодальной раздробленности», которая, однако, не привела к разрушению Древнерусского государства, а лишь изменила его форму, превратив из еди.

1 Семянчук Г. Полацкая зямля у спстэме палпычных адносш Усходняй Еуропы IX—XI стст. // Беларусь пашж Усходам i Захадам: Праблемы м1жнацыян., пжрелтйн. i пжкультур. узаемадзеяння, дыялогу i антэзу. Мшск&bdquo- 1997. Ч. 2. С. 11−12- Он же. Усяслау i Яраслашчы'. Спецыфжа палпычных адносшау Полацка i Юева у другой палове XI ст. // Укрш’на в Централь-но-Схщнш Сврот (з найдавшших час1 В до XVIII ст.). Вип. 2. Кшв, 2002. С. 42−43.

2Назаренко A.B. Указ. соч. С. 149−157- Он же. Порядок престолонаследия на Руси X—XII вв.: Наследственные разделы, сеньорат и попытки десигнации (типологические наблюдения) // Из истории русской культуры. М., 2000. Т.1 (Древняя Русь). С. 500−520.

Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1.С. 195−198.

4 Головко О. Б. Формування державних утворень у Схщшй Сврош в EX — nepuuiu половши XIII ст. // Украша в Центрально-Схщшй Сврот. 2004. № 4. С. 78−79. — Подр. см.: Пузанов В. В. Древнерусская государственность. С. 26−27.

5 Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII-XTV вв.): Курс лекций. М., 2001. С. 21−22. ноличной монархии в федеративную1, а с другой — о «дофеодальном периоде» и городах-государствах, как форме древнерусской, доклассовой по природе, государственности. Однако у большинства представителей «санкт-петербургской школы» в последнее время наблюдается значительный спад интереса к рассматриваемой проблеме, преобладает стремление выйти за рамки домонгольского периода, проследить эволюцию социальных и политических институтов в сложных условиях ордынского ига, формирования «русско-литовской» и «московской» государственности. Собственно древнерусской тематикой в последние годы наиболее активно занимается A.B. Майоров.

Некоторые историки придерживаются традиционной схемы. Например, М. Б. Свердлов ведет речь о трех основных типах социально-политических систем второй трети XII — первой трети XIII в.: «1) княжеской монархической власти в княжествах Северо-Восточной, Юго-Восточной и Западной Руси (с различиями в мере полновластия) — 2) Новгородской боярской республики с избираемыми магистратами и. договорными отношениями с князьями- 3) княжеств Юго-Западной и Южной Руси, где в равно мере оказались воздействующими на политический процесс княжеская власть, городское население и местная знать — бояре"4.

Рядом исследователей были предприняты попытки рассмотреть проблемы государственного устройства домонгольской Руси в терминологии рассматриваемого времени (A.A. Горский), и в соответствии с представлениями той эпохи (И.Н. Данилевский, А. П. Толочко, В. М. Рычка, В.В. Долгов). Например, по мнению A.A. Горского, сформировавшееся государство «состояло из волостей», управлявшихся князьями. «В XII в. на основе волостей. формируется система самостоятельных политических образованийземель.5.

1 Разновидностью «федеративной теории» являются представления о «конфедерации земель-княжеств» (Головко О. Б. Формування державних утворень у Схщнш Сврош. С. 79−80- Коваленко В. П. Полтине становище гпвденноруських земель в XII—XIII ст. // Украша в Цен-трально-Схщшй Сврот. Вип. 2. С. 77. — Ср.: Коваленко В. П. Полщентризм давньорусько1 icTopii ХП-Х1П ст. // Rus Kiyowska i Polska w Sredniowieczu (Х-ХП1 w.). Киевская Русь и Польша в Средние века (Х-Х1П вв.): Materialy konferencji Instytutu Historii PAN. Warszawa, 6−7. X. 1998 / Pod. red. S. Byliny. Warszawa, 2003. S. 94) и др.

2 Данная тенденция наметилась уже в 80-е гт. в работах А. Ю. Дворниченко и С.С. Па-шина (см. выше). В настоящее время — это исследования самого И. Я. Фроянова, А. Ю. Дворниченко, С. С. Пашина, Ю. В. Кривошеева, A.B. Петрова, И. Б. Михайловой.

3 Майоров A.B. Указ. соч.- Он же. Великая Хорватия: Этногенез и ранняя история славян Прикарпатского региона. СПб., 2006 и др.

4Свердлов М. Б. Домонгольская Русь. С. 659−660.

5 Горский A.A. Русь. С. 130−146, 334−335 и др.- Он же. О древнерусских «землях» // ОИ. 2001. № 5. С. 144−150.

И.Н. Данилевский, исходя из представлений о теологическом по преимуществу характере «древнерусского «государства» «(и вообще милленари-стского характера русских государств, «от Руси Киевской и. до Российской империи»), 1 пришел к выводу, что «Русь как единое целое» сохраняется в период «раздробленности» 2. «Новая «модель» существования единой «Русь-ской земли», представляющей теперь систему множества суверенных «государств», была найдена и легитимирована» во второй половине XI в. «Прежняя «государственная» идея была сохранена: все князья отныне держали «отчину свою», но при этом над «Русьской землей» «была рука Божия, даровавшая им единое сердце, чтоб исполнить повеление царей и князей, по слову Господню». Связующим звеном при этом. выступала церковная организация, глава которой носил титул митрополита Киевского и «всея Руси» «.

По мнению А. П. Толочко, отрицание существования древнерусского государства противоречит источникам: «.для современников такое государство существовало». Более того, «образ государства, то, как оно себя мыслило на самом деле» в науке был найден давно, «благодаря разным вариациям так называемой родовой теории». Однако ее представители искали государство за пределами «родового быта». «Между тем, государство уже существовало. Семья — это и была «форма» государства. Рюриковичи. были сакральным княжеским родом, для которого власть является имманентной сущностью, а государство — единым возможным способом существования. Государство. является самим этим родом, оно непосредственно индентифициру-ется с ним"4. Другими словами — «государство Русь является формой сожительства одной семьи, которая является и историческим собственником этого государства, и эмпирическим ее отождествлением, и, что самое главное, идеальной формой существования этого государства».5.

Положения А. П. Толочко принял В. М. Рычка. По его мнению, о Киевской Руси, как государстве, можно вести речь со времен княгини Ольги. Ее переговоры в Константинополе имели «определяющее значение для легитимации Киевского государства в тогдашнем христианском мире. Став крестницей императрицы Елены, киевская княгиня продемонстрировала. свое духовное родство с византийским императорским домом. Соответственно с.

1 Данилевский И. Н. Древнерусская государственность и «народ Русь»: возможности корректного описания// Ab Imperio. 2001. № 3. С. 147−168- Он же. Древняя Русь. С. 180−181.

2 Он же. Руссские земли. С. 26−27.

3Там же. С. 39.

4 Толочко О. П. Русь: держава i образ держави. КиТв, 1994. С. 9−10 и сл.

5Там само. С. 30−31. тогдашними представлениями восточных и южных славян их государственность будто-бы происходила из Византии". Принятие христианства при Владимире «окончательно закрепило эту легитимность или угосударствило государственность» 1.

Тенденции, заложенные в трудах И. Я. Фроянова и А. Ю. Дворниченко развил В. В. Долгов. По его мнению, каждая городовая волость воспринималась древнерусским населением в качестве «своеобразной коллективной личности», в каковом качестве они «сменили в общественной психологии л древние племена». Касаясь восприятия Руси глазами современников, автор отметил, что «пути осмысления феномена Руси летописцем. отличались от того шаблона, с которым часто подходят к его произведению» современные исследователи. В центре внимания летописца «не народ и не государство», а «земля/страна», в неразрывном единстве территории, общности (этниче-ской?-В.П.), культурного и политического пространства .

Упорно пытаясь взглянуть на древнерусскую1 государственность «глазами современников» исследователи, на наш взгляд, не учитывают в должной мере тот факт, что восприятие того, что они сами понимают под государств вом не было единым у «современников». Поэтому корректнее рассматривать такие «образы» по отдельным источникам (ведь здесь отражается индивидуальное восприятие автора) и в контексте полисемантичности самого восприятия. Не следует также забывать, что попытки «подстраиваться» под мироощущения далеких предков, стремление их глазами посмотреть на современную им действительность эффектны с точки зрения постановки исследовательской задачи. Однако, в любом случае, это будет восприятие современным человеком (да простится такой литературный прием) восприятия человека древнего.

Совсем недавно были опубликованы статьи Е. А. Мельниковой, Б. Н. Флори и A.A. Турилова, В. Я. Петрухина. Е. А. Мельникова рассмотрела проблему возникновения восточнославянской государственности в представлениях древнерусских летописцев, в контексте «сказания о призвании» Рюрика. По ее мнению, «составитель ПВЛ связал происхождение Древнерусского государства с вопросом, «кто в Киеве нача первее княжити». Объединение.

1 Ричка В. М. КшвськаРусь. С. 26−28- Його ж. Витоки державносп на Pyci очима Pyci // Ruthenica. Т. 2. Кигв, 2003. С. 93−108.

2 Долгов В. В. Очерки истории общественного сознания Древней Руси Х1-Х1П веков. Ижевск, 1999. С. 222 и др.

Он же. Древняя Русь: мозаика эпохи. Очерки социальной антропологии общественных отношений XI—XVI вв. Ижевск, 2004. С. 7−17. обеих проблем было естественным результатом, с одной стороны, «династического» восприятия государства, свойственного средневековому политическому сознанию, и «киевоцентризма» летописца, с другой. В его представлениях Древнерусское государство (Русь, Русская земля) возникает тогда, когда в Киеве утверждается легитимная княжеская династия"1.

В.Я. Петрухин посвятил свою работу проблеме становления государств и власти правителя в германских и славянских традициях. Исследователь рассмотрел в соответсвующем ракурсе генеалогические и переселенческие сказания, репрезентации власти и культ усыпальниц, скандинавскую и древнерусскую «социологические системы"2. Обзорная статья Б. Н. Флори и A.A. Турилова, посвященная представлениям «древнерусского общества о государстве и власти», выдержана в классическом для работ по истории общественной мысли стиле3.

Нередко в отношении Руси X-XI, и даже XII—XIII вв. применяется понятие «империя"4. Более осторожен Г. Семенчук, согласно которому «государственно-политическая история народов Восточной Европы IX—XIII вв.» развивалась в «диалектическом разнообразии форм. Так, моментами существовало средневековое государство-империя с центром в Киеве, так же существовали лоскутные конфедерации, дуумвираты, и триумвиратыв другие периоды мы наблюдаем яркие факты конфронтации между политическими субъектами и бесспорную государственную самостоятельность этносов и территорий"5. По мнению А. Н. Тимонина, «Древнерусское государство так и.

1 Мельникова Е. А. Рюрик и возникновение восточнославянской государственности в представлениях древнерусских летописцев XI — начала XII в. // ДГ. 2005 год. Рюриковичи и Российская государственность / Отв. ред. Е. А. Мельникова. М., 2008. С. 47.

2 Петрухин В. Я. Становление государств и власть правителя в германо-скандинавских и славянских традициях: аспекты сравнительно-исторического анализа // Общественная мысль славянских народов в эпоху раннего средневековья / Отв. ред. Б. Н. Флоря. М., 2009. С. 81−150.

3 Флоря Б. Н., Турилов A.A. Общественная мысль Древней Руси в эпоху раннего средневековья // Там же. С. 60−64.

4 Саганов1ч Г. Нарыс псторьп Беларусь.- Семянчук Г. Полацкая зямля. С. 10 и др.- Моця О. 3 «MicJjiB народ1 В свггу» // Ruthenica. Т. 1. Кшв, 2002. С. 67- Даркевич В. П. Происхождение и развитие городов Древней Руси // ВИ. 1994. № 10. С. 43−60- Баран В. Д., Затоняк JLJI., Зубар В. М., Имчук В. В., Отрощенко В. В., Сегеда С. П. Етшчна та етнокультурна icTopbf Украши. Т. 1, кн. 2. Кит, 2005. С. 279- Щапов .Я. Н. Очерки русской истории, источниковедения, археографии. М., 2004. С. 122- Мельникова Е. А. К типологии становления государства в Северной и Восточной Европе. С. 41- Перхавко В. Б. Этнические, политические и конфессиональные особенности «империи Рюриковичей» // Ad fontem / У источника: Сб. статей в честь Сергея Михайловича Каштанова. М., 2005. С. 205−207- Федака С. Д. Полггична icropk Украши-Pyci доби трансформаЩ1 iwnepii Рюрикович1 В (XII столтя). Ужгород, 2000. С. 291−292- Головко А. Б. Формування державних угворень у Схщшй Сврош. С. 81−82.

Семянчук Г. Полацкая зямля. С. 10. не смогло развиться в настоящую империю — оно представляло собой нечто среднее между конфедерацией и ранней империей"1.

Взгляды на Древнюю Русь как империю подверглись обоснованной критике со стороны A.A. Горского. По его мнению, «серьезных оснований видеть в Киевской Руси государство имперского типа нет. Типологически она ближе не Византийской империи и империи Каролингов, а моноэтнич2 ным европейским государствам средневековья» .

Важное значение для понимания раннего этапа восточнославянского поли-тогенеза имеют работы археологов, изучающих проблемы скандинавско-славянских отношений и истории раннегородских (протогородских) образований в Восточной Европе (Д.А. Авдусин, И. В. Дубов, А. Н. Кирпичников, Г. С. Лебе7 о дев, E.H. Носов, В. В. Седов, B.JI. Янин, C.B. Белецкий, В. А. Булкин и др.) .

Динамичность историографической ситуации на постсоветском пространстве, обусловленная сменой научных парадигм, активизацией тенденций на многолинейный подход в изучении процессов социогенеза и политогенеза, обострением национальных, социальных и политических противоречий (которые, увы, не могли не сказаться на исторической науке), не располагает к серьезным обобщающим выводам. Можно вести речь лишь о предварительных итогах и тенденциях развития.

Новые направления в изучении восточнославянского политогенеза, наметившиеся в 1960;е гг. и нашедшие логическое завершение к началу 1990;х гг., представляли собой, с одной стороны, отход от ортодоксального марксизма в его советском варианте. С другой стороны — это была попытка, не.

1 Тимонин А. Н. Указ. соч. С. 179.

2 Горский A.A. Русь. С. 115−120.

3 Авдусин Д. А. Актуальные проблемы изучения древностей Смоленска и его ближайшей округи // Смоленск и Гнездово (к истории древнерусского города) / Под ред. Д.А. Авдуси-на. М., 1991. С. 3—20- Он же. Об изучении археологических источников по варяжскому вопросу // Скандинавский сборник. Вып. 20. 1975. С. 146−157- Он же. Происхождение древнерусских городов (по археологическим данным) // ВИ. 1980. № 12 С. 24−42- Дубов И. В. СевероВосточная Русь в эпоху раннего средневековья (историко-археологические очерки). Л., 1982; Кирпичников А'.Н. Каменные крепости Новгородской земли. Д., 1984; Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы: Пер. с нем. / Общ. ред. Е. А. Мельниковой. М., 1986. С. 189−297- Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Археологические памятники Древней Руси IX—XI вв.еков / Под ред. В. В. Мавродина. Л., 1978; Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе: Историг ко-археологические очерки. Л., 1985; Он же. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005; Носов E.H. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990; Седов В. В. Древнерусская народность: Историко-археологическое исследование. М., 1999; Янин В. Л. Алешковский М.Х. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы) // История СССР. 1971. № 2. С. 3262- Янин В. Л. Средневековый Новгород: Очерки археологии и истории. М., 2004; Он же. Очерки истории средневекового Новгорода. М., 2008; Белецкий C.B. Начало Пскова. СПб., 1996. J отрываясь от глубинной сущности системообразующего учения, использовать другие системы познания (например — элементы цивилизационного подхода). По сходному сценарию, но с хронологическим «запаздыванием"1, развивалось другое направление в изучении политогенеза, начало которому положило проникновение на отечественную почву неоэволюционистской схемы развития социальной организации, с ее теорией вождества. Новые идеи, в принципе, не противоречили основополагающим выводам советских ученых, полученным в ходе изучения т.н. потестарных и позднепотестарных обществ и, на определенном этапе, как и последние, следовали (или пытались следовать) в русле творческого развития марксизма (наглядный пример — работы А.П. Моци). Эта тенденция, направленная на синтез, а не на противопоставление отечественных и зарубежных традиций, в известной мере, присутствует и на современном этапе изучения древнерусского политогенеза. (Е.А. Мельникова, Н. Ф. Котляр, Е. А. Шинаков и др.), несмотря на то, что в работах отдельных представителей данного направления наметился полный (как правило, более демонстративный, чем сущностный) разрыв-с марксистской традицией (например: Е. В: Пчелов). Помимо прочего, такому положению вещей способствует то, что теориявождества, родившаяся' в недрах западной историографии, не является антимарксистской по своей направленности и коррелируется с наработками советской «потестарной» этнографии. •.

Наибольший интерес в западной историографии, традиционно, вызывает норманнская проблема2 и сопутствующая ей тематика: история варяжского с" -3 вопроса (И.П. Нильсен, А. Латвакангас и др.), деятельность норманнов в Восточной Европе (А. Стендер-Петерсен, X. Арбман, Т. С. Нунан, А. Стальсберг, К. Хеллер, П. Сойер, Э. Роэсдаль, И. Янсон4), происхождение названия Русь .

1 Как следствие — в новых социальных и общественно-политических условиях, со всеми вытекающими отсюда нюансами.

Историографический анализ состояния проблемы на первую половину 1960;х гг. см.: Шаскольский И. П. Норманнская теория в современной буржуазной науке. М.- JL, 1965; Шуша-рин В. П. Современная буржуазная историография Древней Руси. М., 1964.

3 Rahbek Schmidt К. The Varangian Problem. A Brief Histoty of the Controversy // Varangian Problems. Report on the first International Symposium on the Theme «The Eastern Connections of the Nordic Peoples in the Viking Period and Early Middle Ages». Aarhus, 7л-11th Octoberl968 (Scando-Slavica. 1970. Supl. 1). P. 10−17- Нильсен Й. П. Рюрик и его дом: Опыт идейно-историографического подхода к норманнскому вопросу в русской и советской историографии. Архангельск, 1992; Latvakangas A. Riksgrundarna: Vaijagproblemet i Sverige fran runinskrifter till enhetlig historisk tolkning. Turku, 1995.

4 Stender-Petersen A. Das Problem der altschen byzantinisch-russisch-nordlischen Beziehungen // Relazioni del X Congress Internationale di Sciente Storiche. Firenze, 1955. Vol. 3. S. 165−188- Арбман X. Викинги. СПб., 2003; Heller К. Die Normannen in Osteuropa. Berlin, 1993; Т. С. Нунан. Зачем викинги в первый раз прибыли в Россию // Американская русисти.

Даже в работах, посвященных непосредственно истории Руси, ранний ее период, обычно, рассматривается сквозь призму деятельности норманнов (X. Пашкевич, С. Франклин, Д. Шепард, Г. Шрамм и др)2. И хотя большинство исследователей согласны в том, что «государство это комплексный процесс, з который нельзя свести только к деятельности воинов, пришедших извне», особая роль варягов в исследованиях проступает достаточно отчетливо, а роль восточных славян, порой, нивелируется в рассуждениях о полиэтничном балт-ско-финнско-славянского конгломерате, на базе которого сформировалась Киевская Русь4. Ряд исследователей считают возможным вести речь о земледельческой скандинавской колонизации в Восточной Европе5.

Большой интерес к хазарской проблеме обусловил внимание к хазарскому фактору в древнерусском политогенезе, в изучении которого «возмутителем спокойствия» в последние десятилетия является О. Прицак. Особый интерес вызывает трактовка известий еврейско-хазарских источников, расходящихся существенно с древнерусскими свидетельствами, на основе которых и ка: Вехи историографии последних лет. Период Киевской и Московской Руси: Антология / Сост. Дж. Маджеска. Самара, 2001. С. 22−64- Stalsberg А. The Scandinavian Viking Age finds in Rus'. Overview and analysis // Oldenburg — Wolin — Staraja Ladoga — Novgorod — Kiev: Handel und Handelsverbindungen im sudlichen und ostlichen Ostseeraum wahrend des fruhen Mittelalters: Bericht der Romisch-Germanischen Kommission. Bd. 69. MainzFrankfurt, 1988. P. 448 471- Idem. Skandinavisk handel i Austerveg: to aspekter arkeologisk belyst // Норна у источника Судьбы: Сб. статей в честь Елены Александровны Мельниковой / Отв. ред. Т. Н. Джаксон. М., 2001. С. 384—389- Она же. О скандинавских погребениях с лодками эпохи викингов на территории Древней Руси // Историческая археология: Традиции и перспективы. К 80-летию со дня рождения Д. А. Авдусина / Отв. ред. B.JT. Янин. М., 1998. С. 277−287- Роэсдаль Э. Мир викингов. СПб., 2001. Сойер П. Эпоха викингов. СПб., 2002; Янссон И. Русь и варяги // Викинги и славяне: Ученые, политики, дипломаты о русско-скандинавских отношениях. СПб., 1998. С. 19−55 и др.

1 Rahbek Schmidt К. The Varangian Problem. Р. 10−17- Schramm G. Die Herkunft des namens Rus': Kritik des Forschungsstandes // Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Berlin, 1982. Bd. 30. S. 1-A9 Idem. Altrusslands Anfang: Historische Schlusse aus Namen, Worten und Texten zum 9. und 10. Jahrhundert. Freiburg, 2002; Прицак О. Происхождение имени Rus/Rus' // Вопр. языкознания. 1991. № 6. С. 115−131- Stang Н. The Naming of Russia // Meddelelser. Universiteteti Oslo, Slavisk-baltisk avdeling. 1996. № 77. Oslo, 1996; Он же. Наименование Руси (герульская версия): Тезисы. СПб., 2000 и др.

2 Paszkiewicz Н. The Origin of Russia. London, 1954. Р. 107−181- Франклин С., Шепард Д. Начало Руси: 750−1200. СПб., 2000; Schramm G. Altrusslands Anfang.

3 Янссон И. Указ. соч. С. 24- Stokl G. Russische Geschichte: Von den Anfangen bis zur Gegenwart. Stuttgart, 1973. S. 42.

4 Такой подход, например, характерен для К. Герке (Goehrke С. Fruhzeit des Ostslaven-tums. Darmstadt, 1992), который учитывает роль и варяжского, и автохтонного (балтского, финнского и славянского) элементов (Подр. см.: Назаренко A.B. [Рецензия] // Средневековая Русь / Отв. ред. A.A. Горский. Вып. 1. 1996. С. 154−185. Рец. на: Goehrke С. Fruhzeit des Ost-slaventums. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgeselschaft, 1992.273 s).

5 Stender-Petersen A. Die alteste russische Staat // Historische Zeitschrift. Bd. 71. H. 1. Munchen, 1960. S. 1−17. выстроено большинство современных концепций генезиса древнерусской государственности. Последнее обстоятельство обусловило высокий эмоциональный накал дискуссиям (О. Прицак, Н. Голб, М. Эрдаль, П. Голден, К. Цу^ керман, С. Шварцфукс' и др.). Важную роль в изучении торговых путей, их роли в создании Хазарской «даннической империи» и Русского государства обосновывал Т. С. Нунан .

К числу вопросов, традиционно разрабатываемых зарубежными исследователями следует отнести историю древнерусской литературы и христианизации Руси (А. Стендер-Петерсен, Л. Мюллер, Г. Подскальски, С. Франклин, Д. Оболенский, А. Поппе, Р. Пиккио и др.3), института княжеской власти и межкняжеских отношений (М. Димник, Д. Шепард, С. Франклин, М. Мил-лард4), взаимоотношения государства и церкви (А. Поппе1), социальной структуры (К. Рабек Шмидт, Ю. Корпела).

1 Golb N., Pritsak О. Khazarian Hebrew Documents of the Tenth Century. IthacaLondon, 1982; Они же. Хазарско-еврейские документы X века / Науч. ред., послесловие и коммент. В. Я. Петрухина. МоскваИерусалим, 1997; Они же. Хазарско-еврейские документы X века / Науч. ред., послесловие и коммент. В. Я. Петрухина: 2-е изд., испр. и доп. МоскваИерусалим, 2003; Голб Н. Значение древнееврейских рукописей для исторических исследований, в особенности для истории хазар // Евреи и славяне. Т. 16. Хазары / Ред. кол. В. Петрухин, В. Москович, А. Федорчук, А. Кулик, Д. Шапира. ИерусалимМосква, 2005; Эрдаль М. Хазарский язык // Там же. С. 125−139- Golden Р.В. A New Discovery: Khazarian Hebrew Documents of the Tenth Century // Harvard Ukranian Studies. 1984. VIII. № Ъ-А. P. 474—486- Цукерман К. Про дату навернення хо-зар до ¡-удаому // RUTHENICA. Т. 2 / Наук. ред. В. Ричка, О. Толочко. Кшв, 2003. С. 53−84- Schwarzfuchs S. [Рец. Ha:]Golb N., Pritsak О. Khazarian Hebrew Documents of the Tenth Century. IthacaLondon: Cornel University Press, 1982 // Revue de l’Histoire de Religions. 1984. Vol. 201. P. 433—434- — См. также: Голден П. Достижения и перспективы хазарских исследований // Евреи и славяне. Т. 16. С. 27−68.

2 Noonan T.S. Why Dirhams First Reached Russia: The Role of Arab-Khazar Relations in the Development of the Earliest Islamic Trade with Eastern Europe // Archivum Eurasiae Medii Aevi. 1984. № 4. P. 151−282- Idem. Fluctuations in Islamic Trade Into Eastern Europe During the Viking Age // Harvard Ukranian Studies. 1992. XVI. № P. 237−259.

3Stender-Petersen. A. Die Variigersage als Quelle der altrussischen Chronik. Aarhus, 1934; Idem. Geschichte der russischen Literatur. 2 Bde. Miinchen, 1957; Poppe A. Chronologia utworow Nestora hagiografa // Slavia orientalis. 1965. Rocz. 14. № 3. S. 287−305- Franklin S. Some Apocryphal Sources of Kievan Russian Historiographi // Oxford Slavonic Papers. 1982. New series. Vol. 15. P. 615- Obolehsky D. Chrzest Olgi, ksi^znej kijowskiej. Problem zrodel // Teologia i kultura duchovva starej Rusi / Red. W. Hryniewicz, J.S. Gajek. Lublin, 1993. S. 23¹⁰- Poppe A. Rrzyj^cie chrzescijan-stwa na Rusi w opiniach XI wieku // Teologia i kultura duchowa starej Rusi. S. 89—105- Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988−1237 гг.). 2-е изд., испр. и доп. Перев. с нем. А. В. Назаренко / Под ред. К. К. Акентьева. СПб., 1996. Мюллер JI. Значение Библии для христианства на Руси: (От крещения до 1240 года) // Славяноведение. 1995. № 2- Пиккио Р. История древнерусской литературы. М., 2002.

4 Millard М. Sons of Vladimir, brothers of Iaroslav // Cahiers du Monde Russe et Sovietique. 1971. Vol. XII. P. 286−287- Франклин С., Шепард Д. Указ. соч.- Dimnik М. The Dynasty of Chernigov, 1054−1146. Toronto, 1994; Idem. The Dynasty of Chernigov, 1146−1246. Cambridge, 2003; Idem. The First Grand Prince in Kievan Rus' // Русь на nepexpecTi свшв (МЬкнародш впливи на.

Отдельно следует остановиться на трудах русских историков эмигрантов, трактовка которыми государственного устройства Руси не утратила научного значения и оказала влияние на зарубежную историографию. В'.Г. Вернадский, Е. Ф. Шмурло, М. Т. Флоринский развивали идеи дореволюционной историографии об удельно-вечевом строе Древней Руси. В. Г. Вернадскому Кит евская Русь представлялась в виде федерации, с тремя взаимно уравновешивающимися элементами власти: монархическим (князь), аристократическим (боярский совет), демократическим (народное вече) По его мнению, завещание Ярослава Мудрого устанавливало иерархию политического старшинства городов для соотнесения с генеалогическим старшинством князей4. Даже когда единство Руси рухнуло (со смертью Ярополка в 1139 г.), «оставалось слабое ощущение изначального единства Руси как таковой». Оставалось «нечто вроде. очень непрочной федерации», а за князьями стояли «более могущественные силы» — города и княжества5. В виде рыхлой федерации городов-государств представлялась Древняя Русь М. Т. Флоринскому6.

Е.Ф: Шмурло считал варягов, основателями Русского государства. После смерти Ярослава Мудрого выделял два периода в домонгольской историй Руси — Киевский (1054−1169) и Оуздальско-Волынский (1169−242). Внутренняя история Руси в это время определялась «взаимодействием двух сил: населения и княжеской семьи — это преимущественно времявечевой деятельности и отчинно-родовых отношений». В-1169−1242 гг. «единство Русской земли еще держится — однако с перенесением великокняжеского стола на северо-восток оно уже дает некую трещину», и ."центробежные силы-начинают брать перевес." .

Необходимо также указать на ставшие классическими работы В. А. Мошина, в которых, он дал подробный историографический обзор и библиоформування ДавньоруськоТ держави). IX-X ст.: Матер1али кпжнар. польового археолопчного семшару (Черншв-Шестовиця, 20−23 липня 2006 р.) / Голов, ред. П. П. Толочко. Чершпв, 2006. С. 57−64.

1 Poppe А. Panstwo i kosciol na Rusi w XI wieku. Warszawa, 1968.

2 Rahbek Schmidt K. Sociale Terminologie in russischen Texten des fruhen Mittelalters (bis zum Jahre 1240). Kopenhagen, 1964; Korpela J. Beitrage zur Bevolkerungsgeschichte und Prosopog-raphie der Kiever Rus' bis zum Tode von Vladimir Monomah. Iyvaskyla, 1995.

3 Подр. см.: Пашуто B.T. Русские историки эмигранты в Европе. М., 1991. С. 105−107.

4 Вернадский Г. В. Киевская Русь / Под. ред. Б. А. Николаева. ТверьМосква, 1996. С. 93.

5 Там же. С. 235−236.

6 Florinsky М.Т. Russia // А History and an Interpretation. 1953. Vol. 1. Р. 8.

Шмурло Е. Ф. Курс русской истории: Возникновение и образование Русского государства (862−1462). СПб., 1998. С. 68−76,104−155. графию варяжского вопроса1, а также попытался решить проблему «нор2 маннской колонизации» Восточной Европы .

Среди зарубежных работ, посвященных рассматриваемой проблеме особо значимы исследования по проблеме генезиса раннегосударственных образований (Э. Сервис, М. Фрид, X. Классен, Р. Карнейро и др.). Они не касаются непосредственно восточнославянского политогенеза, но имеют 4 важное методологическое значение .

В данном историографическом обзоре основное внимание было сосредоточено на методологических аспектах политогенеза, общих направлениях и тенденциях изучения проблемы становления древнерусской государственности. Историографические обзоры по конкретно-историческим вопросам, поднимаемым в диссертации, даются в основной части исследования. При этом автор руководствовался принципом «достаточности», иначе существовала угроза «утонуть» в историографических нюансах, в ущерб собственно историческому исследованию.

Усилиями поколений отечественных и зарубежных исследователей восстановлены и прочитаны многие страницы ранней истории Руси. Однако многие вопросы остаются остродискуссионными: соотношение внутреннего и внешнего факторов в образовании Древнерусского государства, формы социально-политической организации на разных стадиях социальной эволюции восточнославянского общества, факторы и особенности формирования древнерусской правящей элиты, роль личности на переломных этапах развития государства и общества и др. По ряду вопросов традиционные подходы и методы практически исчерпаны, что требует выработки новых исследовательских дискурсов. Историко-антропологический аспект изучения проблемы ед.

1 Мошин В. А. Варяго-русский вопрос // Slavia. 1931. Т. 10. С. 109−136, 343−379, 501—.

537.

Мошин В. А. Начало Руси. Норманны в Восточной Европе // Byzantinoslavica. Praha, 1931. R. 3. Sw. 1. С. 33−58- Sw. 2. С. 285−307. — Обе статьи являлись частями одной большой работы, которая так и не была опубликована полностью.

3 Service E.R. Primitive Social Organization.- Idem. Origins of the State and CivilizationFried M.H. The Evolution of Political Society.- Ciaessen H.J.M. The Earle State: A Structural Approach // The Earle State. The HagueParisNew York, 1978. P. 533−596- Idem. Lawgiving and the Administration of Justice in Some African and Other Early States [Электронный ресурс], African Studies Quartely. The Online Journal for African Studies. Режим доступа: http // web.africa.ufl.edu/asq/v2/v2i3a4.htmОн же. Было ли неизбежным появление государства? С. 7184- Карнейро P.JI. Было ли вождество сгустком идей? // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 211−228- Он же. Процесс или стадия: ложная дихтомия в исследовании истории возникновения государства // Альтернативные пути к цивилизации: Кол. монография / Под ред. H.H. Крадина, A.B. Коротаева, Д. М. Бондаренко, В. А. Лынши. М, 2000; Он же. Теория происхождения государства// Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 55−70.

4 См. ниже. ва намечается, но на этом пути уже получены интересные результаты. Дальнейшее развитие этого перспективного направления должно осуществляться как за счет расширения объектов изучения, так и ракурсов их рассмотрения.

Целью настоящего исследования является анализ процессов становления древнерусской государственности в социально-политическом, этнокультурном и историко-антропологическом ракурсах.

Поставленная цель определила необходимость решения следующих исследовательских задач: выявление и анализ факторов политогенеза у восточных славянпериодизация и характеристика основных этапов становления древнерусской государственноститипологический анализ предгосударственных и раннегосударствен-ных образований у восточных славянанализ места и роли межкультурного взаимодействия в процессах со-циои политогенезаисследование факторов и механизмов формирования древнерусской правящей элитыреконструкция, на основе письменных и фольклорных источников, восприятия современниками процессов расселения славян в Восточной Европе, социально-политических, этнокультурных и социокультурных трансформаций, связанных со становлением государственности и усложнением социальной стратификацииизучение процессов идеологического оформления социально-политических трансформаций в обществехарактеристика индивидуальных стратегий и способов мышления конкретных людей «первого плана» для выявления не замеченных ранее тенденций или явлений в жизни изучаемой эпохи.

Источниковая база исследования достаточно традиционна для исследований по истории Древней Руси. В основной своей массе эти источники не только хорошо известны, но и досконально изучены. Вряд ли уместен поэтому подробный источниковедческий экскурс во введении. Ограничимся лишь кратким обзором, перенеся детальный источниковедческий анализ и обоснования методов интерпретации источников непосредственно в ткань исследования. Это целесообразно сделать и потому, что каждый конкретный источник, в каждом исследовательском случае может требовать особого методологического подхода.

Важнейшим источником по теме диссертации являются летописи. Особую ценность для рассматриваемой темы представляют Лаврентьевская, Ипатьевская летописи (й их. группы) — Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Также были задействованы Новгородская IV летопись, Софийская первая летопись старшего извода,. Никоновская летопись, Московский летописный свод конца XV века, Рогожский летописец и Тверт ской сборник.

Важное значение для реконструкции социальных и политических процессов рассматриваемого времении, особенно, менталитета древнерусского населения, формирующихся идеологических конструктов имеет учительная (Слово о законе и благодати Иларионапроизведения Кирилла Туровского), агиографическая (Сказание о Борисе и Глебе, Чтения о святых мучениках Борисе и Глебе, Сказание-0'чудесах святых стратостерпцев Христовых Романа и Давида, Память и похвала, князю русскому Владимиру Иакова, Мниха, Жития. Феодосия Печерского, Авраамия Смоленского, князя ВладимираАлександра Невского, Киево-Печерский патерик), аскетическая1 (Послание митрополита Никифора Владимиру Мономаху о посте), торжественные проповеди (Слово о князьях), каноническая- (Ответы митрополита Киевского Георгия на вопросы игумена ГерманаВопрошание Кириково) литература, молитвы (Молитва Илариона)" Особое: местозанимает Поучение Владимира Мономаха — единственный памятник древнерусского времени подобного рода как по композиции, так и по происхождению.

Ценная информация для реконструкции. процессов социои политогене-за содержится в средневековых законодательных актах (Русская Правда Краткой и Пространной редакций, княжеские уставы и грамоты, ставленническая запись митрополита Илариона, документы международного права, /Русско-византийские договоры X в.- договоры Смоленска с Ригою и Готским берегом, Новгорода с Готским берегом конца XII — первой трети XIII в./).

Наиболее демократическим видом древнерусских письменных источников являются берестяные грамоты (написанные представителями различных социальных слоев), которые, в силу этого, наиболее адекватно отражают жизнь и настроения широких масс населения, общественное сознание того времени. В настоящем исследовании за основу была взята сводная публикация берестяных грамот А.А. Зализняка1, использованы также отдельные тома 2 серииного издания грамот .

Интересные сведения по рассматриваемым в работе вопросам дает ретроспективный анализ документов «ордынского» и «московского» периодов русской истории (Повесть об убиении князя Михаила тверского в Орде царем Озбяком, Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским, «Состояние Российской империи» Ж. Маржерета), в том числе законодательных актов (Псковская судная грамота, Судебники 1497 и 1550 гг., Новгородские и псковские договорные грамоты).

Для реконструкции ранних периодов истории славян и Древней Руси, с целью сравнительно-исторического анализа активно использовались сочинения античных (Корнелий Тацит), византийских (Иордан, Прокопий Кесарий-ский, Псевдо-Кесарий, Иоанн Эфесский, Агафий Миринейский, Маврикий, Феофилакт Симокатта, Менандр Протектор, патриарх Никифор, Чудеса св. Дмитрия Солунского, Феофан Исповедник, Пасхальная хроника, Патриарх Фотий, Константин Багрянородный, Лев Диакон, Иоанн Скилица, Хроника Георгия Амартола и др.), западноевропейских (Григорий Турский, Беда Достопочтенный, Павел Диакон, Хроника Фредегара, Анналы королевства франков, Рихер Реймский, Видукинд, Адам Бременский, Гельмольд, Титмар Мер-зербургский, Генрих из Ливонии, Гервазий Тильберийский и др.), западнославянских (чешские /Козьмы Пражского/ и польские хроники /Галла Анонима, Великопольская/) авторов. Особое место среди источников европейского происхождения занимает «Оррозий короля Альфреда», в котором содержится запись доклада норвежского хевдинга Отара о характере и составе дани4. Эти известия имеют, имеют огромное значение для реконструкции системы даннических отношений в Древней Руси. Из скандинавских источников были задействованы исландские саги (Сага о Ньяле, Сага об Ингваре Путешественнике, Сага об Эймунде, Сага об Эгиле, Красивая кожа, Прядь об.

1 Зализняк А. А. Древненовгородскии диалект. 2-е изд., перераб. с учетом материала находок 1995;2003 гг. М., 2004.

Янин В.Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977;1983 гг.). М., 1986; Янин B. JL, Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1990— 1996 гг.). М, 2000.

Анализ известий польских источников о Руси см.: Головко О. Б. Русь i русыа кшшвства на сторшках польських наративних джерел // Terra Cossacorum. Студи з давньо!" i hoboi icTopii Украши. Ки" ш, 2007. С. 358−382- Щавелева Н. И. Польские латиноязычные средневековые источнки: Текст, перевод, комментарий. М., 1990.

Орозий короля Альфреда // Матузова В. И. Английские средневековые источники IX—XIII вв. Тексты, перевод, комментарий. М., 1979; Valtonen I. The Nortn the Old English Orosius: A Geographical Narrative in Context. Helsinki, 2008.

Эймунде Хрингссоне, Легендарная сага об Олаве Святом, «Круг земной» Снори Стурлусона), географические сочинения1, рунические надписи" .

Среди восточных источников большой информативной ценностью обладают известия мусульманских авторов3. Особо важны для темы настоящего исследования известия Ибн-Фадлана и ал-Гарнати, как непосредственно кон4 тактировавших с русалш и восточными славянами .

Все большее значение в современной историографии приобретает интерпретация хазарско-еврейских документов (Письмо еврейского сановника Хасдая ибн-Шафрута к хазарскому царю ИосифуОтветное письмо хазарскот го царя Иосифа. Краткая редакцияОтветное письмо хазарского царя Иосифа. Пространная редакциятекст ШехтераКиевское письмо) ввод которых в научный оборот поставил под сомнение сообщения традиционных источников. Для иллюстрации уровня этнической солидарности евреев в эпоху средневековья привлекалось известие Эльдада Дашта.

Важнейшим резервом для изучения древнерусской истории, как показали исследования И. Н. Данилевского, являются цитирующиеся в древнерусской литературе тексты и «переводы Священного Писания, богослужебной, святоотеческой и апокрифической литературы» 5. При анализе древнерусских текстов в диссертации использовалась тексты Ветхого и Нового заветов, экзегетическая литература (толковые Псалтири Афанасия, Василия Великого, Евфимия Зигабена, Чудовская).

При исторических реконструкциях применялись также этнографические, археологические и лингвистические материалы.

1 Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения. М., 1986.

2Она же. Скандинавские рунические надписи: Новые находки и интерпретации. Тексты, перевод, комментарий. М., 2001.

3 Публикации источников: Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VII до конца X в. по Р.Х. СПб., 1870- Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI—IX вв. // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин JI.B., Шушарин В. П., Щапов Я. Н. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965 (ссылки даются по изданию: Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI—IX вв. // ДГ: 1998 г. М., 2000; Коновалова И. Г. Ал-Идриеи о странах и нарог дах Восточной Европы: текст, перевод, комментарий. М., 2006 и др.

4 Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу / Перевод и коммент. А. П. Ковалевского, под ред. акад. И. Ю. Крачковского. M.-JI., 1939; Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131−1153 гг.) / Публ. О. Г. Большакова, А. Л. Монгайта. М., 1971.

Данилевский И. Н. На пути к антропологической истории России // Историческая антропология: место в системе социальных наук, источники и методы интерпретации: Тез. докл. и сообщ. науч. конф. Москва, 4−6 февр. 1997 г. / Отв. ред. О. М. Медушевская. М., 1998. С. 4748- Ои же. Повесть временных лет: Герменевтические основы источниковедения летописных текстов. М., 2004. — См. также ниже.

Принципы формирования методологической базы исследования вырабатывались на основе выводов, полученных автором в результате многолетних занятий историографической проблематикой1: 1) о преемственности двух этапов развития отечественной исторической науки: дореволюционного и советского- 2) о непродуктивности жесткого деления исторической науки на дореволюционную и советскую, марксистскую и немарксистскую', 3) о том, что наука, несмотря на меняющиеся методологические подходы, стереотипы, историографические традиции едина в своей основе, и между отдельными периодами ее развития (равно как и между отдельными системами познания) не существует жесткой непроницаемой стены. Поэтому более продуктивно для исследователя акцентировать внимание не на противопоставлении, а на синтезе различных систем исторического познания. Ведь каждая из таких систем и подсистем обеспечивает определенный исследовательский ракурс, обладает «родовыми» эвристическими возможностями и, следовательно, открывает исследователю дополнительные возможности для научного поиска3.

Сформулированное видение проблемы весьма близко позиции тех исследователей, которые считают, что современный методологический синтез, «плюралистический по определению», основывается «на использовании различных исследовательских стратегий. Игнорирование очищенного от догматических и идеологических извращений учения Маркса. как и любой другой обладающей эвристической ценностью методологии социально-исторического исследования, обедняет познавательные возможности нашей науки в создании плюралистического образа истории и поиска путей его по.

1 В том числе вопросами историографических предпосылок современных научных концепций древнерусской истории.

2 Пузанов В. В. К вопросу о верховной собственности на землю в Древней Руси в дореволюционной историографии //Вести. Ленингр. ун-та. 1988. Сер.2. Вып.4. С.7−14- Он же. Проблема верховной княжеской собственности на землю в Древней Руси в русской историографии второй половины XIX — начала XX в. // Вестн. Ленингр. ун-та. 1989. Сер.2. вып.З. С. 20−25- Он же.

Введение

II Актуальные проблемы историографии дореволюционной России / Отв. ред. В. В. Пузанов. Ижевск, 1992. С. 3—4- Он же. Проблема верховной земельной собственности в Древней Руси в отечественной историографии // Там же. С. 7−27- Он же. Княжеское и государственное хозяйство.- Он же. К вопросу о княжеской власти и государственном устройстве в Древней Руси. С. 204−211.

3 Он же. О спорных вопросах. С. 163−164- Он же. Некоторые методологические аспекты изучения проблемы генезиса восточнославянской государственности в постсоветской историографии // Историки в поиске новых смыслов: Сб. науч. ст. и сообщ. участников Всерос. науч. конф., посвященной 90-летию со дня рождения проф. A.C. Шофмана и 60-легию со дня рождения проф. В. Д. Жигунина. Казань, 1−9 октября 2003 г. Казань, 2003. С. 199−200. стижения"1″. Возможно, следует стремиться к такому идеалу, согласно которому «изучению каждого аспекта развития общества должна максимально соответствовать своя методологическая система». В то же время наука не может обходиться и без «синтезных историософских систем», таких, например, как марксистская или неоэволюционистская. Более того, в период необычайного увеличения числа объектов исследования, «раздробления истории"3 вопрос о «синтезных» методологических схемах становится все более актуальным. По наблюдениям В. Д. Жигунина, современная «западная историософия приближается к пониманию компонентов «синтезного подхода» к исторической реальности. В современных условиях ядром этого «синтезного подхода» является культурный детерминизм."4. Видимо, отмеченные тенденции взаимосвязаны с усилением в мировой науке интереса к общим закономерностям исторического процесса5.

Настоящая работа генетически связана с исследовательской традицией т.н. «ленинградской (санкт-петербургской) школы университетских истори7 ков», основы которой были заложены трудами И. Я. Фроянова. Концепция И .Я. Фроянова формировалась в рамках марксистской научной традиции. Но традиции не догматической, а творческой. Важное методологическое значение для становления фрояновской концепции истории Древней Руси имели исследования А. И. Неусыхина (и его последователей, прежде всего, А.Я. Гу-ревича и С.Д. Ковалевского) о «дофеодальном периоде» и наработки представителей «потестарно-политической этнографии» (JI.E. Кубель, и др.)6. Концепция «дофеодального периода» имеет важное методологическое значе.

1 Мопшьницкий Б. Г. О марксистской традиции в отечественной историографии // Историки в поиске новых смыслов. С. 64−65. — См. также: Келле В. Ж. Проблема многомерности в методологии социально-исторического познания // Проблемы исторического познания. М., 2002. С. 28−41.

Менщиков В. В. Использование методов синергетики в цивилизационной интерпретации российского исторического процесса // Историческая наука на пороге третьего тысячелетия: Тезисы докл. Всерос. науч. конф. Тюмень, 2000. С. 31. вследствие чего «беспорядочно множащиеся объекты исследования не складываются в ясную картину» (История и социальные науки: поворотный момент? // Анналы на рубеже веков — антология / Пер. с франц.- Отв.ред. А. Я. Гуревич, сост. С. И. Лучицкая. М., 2002. С. 11−12).

Жигунин В. Д. Древность и современность. Человечество на пути к синтезу. Казань, 2000.С. 48−49. — «. .С экономическим детерминизмом, — полагает В. Д. Жигунин, — нам все-таки придется расстаться, — по крайней мере, в тех формах, в которых этот детерминизм у нас существовал» (Там же).

5 По наблюдениям И. М. Дьяконова, широко распространенное в западной науке XX в. отрицание общих закономерностей в развитии человечества в настоящее время уходит в прошлое (Дьяконов И. М. Пути истории: От древнейшего человека до наших дней. М., 1994. С. 6).

См: Пузанов В. В. Феномен И. Я Фроянова. С. 6−11- Алексеев Ю. Г., Пузанов В. В. Указ. соч. С. 3−23. ние для изучения предпосылок, этапов, форм и путей складывания раннеклассовых обществ, их типологии. Она также создает возможности более углубленного изучения т.н. рабовладельческого и феодального обществ как в региональном, так и во всемирно-историческом аспектах1. Исследования E.JI. Куббеля и его последователей позволили выделить пути и этапы политогене-за, показали, что государственная организация, в большинстве случаев, возникает на основе уже существовавших позднепотестарных форм управления л обществом. Особое значение для понимания процессов социогенеза и поли-тогенеза имело появление обобщающего трехтомника «История первобытного общества"3, в котором нашли отражение новые подходы к пониманию со-циои политогенеза и самой формационной теории. Важную роль в окончательном оформлении новой концепции восточнославянского политогенеза, разработанной И .Я. Фрояновым, сыграли методологические положения (развивающие идеи Ф. Энгельса) ряда советских востоковедов (М.А. Виткина, JT.C. Васильева, Г. Ф. Кима, К. Х. Ашрафяна и др.) согласно которым государство на древнем Востоке возникло еще в доклассовую эпоху4.

В настоящее время не возможно заниматься проблемами политогенеза без учета достижений «американского неоэволюционизма» (труды М. Салин-за, Э. Р. Сервиса, М. Х. Фрида, Р. Карнейро, Р. Н. Адамса и др.5), оказавшего ог.

1 См.: Пузанов В. В. К вопросу о «дофеодальном» периоде // Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики: Матер, науч. конф. / Отв. ред. Л. П. Репина. М., 2006. С. 437−439. л.

Куббель JI.E. Очерки потестарно-политической этнографии. М., 1988; Ранние формы социальной стратификации: генезис, историческая динамика, потестарно-политические функции. М., 1993; Ранние формы политической организации.- Ранние формы социальной организации. о.

История первобытного общества: Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза / Отв. ред. Ю. В. Бромлей. М., 1983; История первобытного общества: Эпоха первобытной родовой общины / Отв. ред. Ю. В. Бромлей. М., 1986; История первобытного общества: Эпоха клас-сообразования / Отв. ред. Ю. В. Бромлей. М., 1988.

4 См.: Фроянов И. Я. К истории зарождения русского государства. С. 59- Он же. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия. СПб., 1992. С. 8−9. — С началом 1990;х гг. такой взгляд стал преобладающим и в историографии древнерусской государственности (см.: Пузанов В. В. О спорных вопросах. С. 148−167- Он же. Некоторые методологические аспекты изучения проблемы генезиса восточнославянской государственности в постсоветской историографии. С. 193−200- Он же. .К вопросу о политической природе древнерусской государственности в постсоветской историографии. С. 3—17 и др.

5Салинз М. Экономика каменного века. М., 1999; Service E.R. Primitive Social OrganizationIdem. Origins of the State and CivilizationFried M.H. Op. cit.- Carneiro R.L. The Muse of History and the Science of Culture. N.Y., 2000; Он же. Было ли вождество сгустком идей? // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 211−228- Он же. Теория происхождения государства //Там же. С. 55−70- Adams R. Energy and Structure. A Theory of Social Power. AustinLondon, 1975 и др. ромное влияние на развитие политантропологических исследовании в мире (Х.Дж.М. Классен и Э.Ч.Л. ван дер Влит /Нидерланды/, Э. Саутхолл /Франция/, П. Скальник /Чехия/2) и в нашей стране (Д.М! Бондаренко, A.B. Коротаев, H.H. Крадин, В. А. Попов, JI.E. Гринин и др.3). Особое значение для изучения ранне-государственных образований имеет теория раннего государства, разрабатывавшаяся под руководством Х.Дж.М. Классена4. Вначале Х.Дж.М. Классен оперировал понятием «примитивное государство», но затем остановился на термине «раннее государство», который предложил П. Скальник. По словам последнего, «это была реакция на неадекватность российского марксистского термина «раннеклассовые государства» «5. В то же время, построения представителей неоэволюционизма весьма близки к идеям представителей «потестарно-политической этнографии», о чем неоднократно говорилось в историографии6. В настоящее время это два основных направления в осмыслении проблем поли-тогенеза в традиционных обществах.

Использование методологических схем, возникших в рамках марксистской историографии, но, во многом, избавленных от жесткой детерминированности и однолинейной заданности ортодоксальной формационной теории,.

1 О возникновении и развитии неоэволюционизма см.: Классен Х.Дж. М. Эволюционизм в развитии // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 37−52- Карнейро P. J1. Процесс или стадия: ложная дихтомия в исследовании истории возникновения государства // Альтернативные пути к цивилизации. С. 84—94- Крадин H.H. Указ. соч. С. 11−61.

2 Ciaessen H.J.M., Skalnik P. Theories and Hypotheses // The Early State. The HagueParis-New York: Mouton, 1978. P. 3−29- Ciaessen H.J.M., Skalnik P. The Early State: Models and Reality // The Early State. The HagueParisNew York, 1978. P. 637−650- Влит ван дер Э.Ч. Л. Полис: проблема государственности // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 387−412- Саутхолл Э. О возникновении государств // Альтернативные пути к цивилизации. С. 130−136- Чэбел П., Фейнман Г. М., Скальник П. По ту сторону государств и империй: вождества и неформальная политика//Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 229−243.

3 Бондаренко Д. М., Гринин JI.E., Коротаев A.B. Альтернативы социальной эволюции // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 15−36- Гринин JI.E. Раннее государство и его аналоги // Там же. С. 85−163- Он же. От раннего к зрелому государству // Там же. С. 523 556- Он же. Политический срез исторического процесса. Государство и исторический процесс. М., 2007; Коротаев A.B. Становление и развитие государственных структур в евразии и Северной Африке (VI-I тыс. до н.э.): мир-системный контекст // Раннее государство, его альтернативы и аналоги. С. 267−279- Крадин H.H. Кочевники, мир-империи и социальная эволюция // Альтернативные пути к цивилизации. С. 314−336- Крадин H.H., Скрынникова Т. Д. Указ. соч. -JT.E. Гринин дополнил эволюционную теорию концепцией «аналогов раннего госудасрства».

4Claessen H.J.M. The Earle State. P. 533−596- Классен Х.Дж.М. Было ли неизбежным появление государства? С. 71- 84.

5 Skalnik Р. Chiefdoms and Kingdoms in Africa: why they are neither States nor Empires [Электронный ресурс], African Studies Quartely. The Online Journal for African Studies. Режим доступа: http // web.afiica.ufl.edu/asq/v2/v2i3a4.htm.

0 См., наприм.: Крадин H.H. Вождество: современное состояние и проблемы изучения. С. 12−13 и др.- Крадин H.H., Скрынникова Т. Д. Указ. соч. С. 503- Данилевский И. Н. Древняя Русь. С. 161−162 — Пузанов В. В. Древнерусская государственность. С. 22,36 и др. позволяет корректно вписать процессы социои политогенеза, реконструи7 рованные на восточнославянском материале, в региональные, общеевропейские и, шире, мировые процессы. Понимание же общих закономерностей (регионального и более широкого масштабов) позволяет реконструировать отдельные, недостающие «детали» соответствующих процессов в восточнославянском обществе. То же самое можно сказать и об эволюционистском направлении, которое, как и марксистские схемы исторического процесса, претендует на универсализм. По мнению Б. Г. Могильницкого, ценность марксистской методологии, потенциал которой отнюдь не исчерпывается советской версией марксизма, предоставляет «в распоряжение исследователя некоторые опорные пункты, необходимые для широких историко-социологических обобщений, что особенно важно для современной науки с ее трудным поист ком баланса между микрои макроисторией"1. Поиск путей достижения такого «баланса» — актуальнейшая задача современной историографии2.

Однако, ведя речь о закономерностях исторического процесса и используя «универсальные» методологические схемы для их выявления и описания, следует признать, что разработка «универсальной теории, объясняющей все стороны общественной жизни», принципиально невозможна. Не следует забывать ни об уязвимости «универсальных теорий» при применении их к конкретному историческому материалу, который всегда богаче любой теории, ни об имевших место исторических альтернативах и случайностях. Кроме того, изучение многих вопросов под традиционным углом зрения, фактически, исчерпало себя. В качестве примера, возьмем изучение социальной структуры древнерусского общества, которому уделяли пристальное внимание и дореволюционные, и советские исследователи, и которое важно не только для понимания природы общественного строя домонгольской Руси, но и процессов политогенеза. Детальный историографический анализ показывает, что, практически, невозможно высказать принципиально новую точку зрения как на отдельную социальную категорию, встречающуюся в источниках, так и на природу социального строя Руси в целом. Различные методологические принципы, которых придерживались авторы, далеко не всегда являлись определяющими в трактовке конкретно-исторических и, нередко, концептуальных проблем4. Однако данное обстоятельство не должно.

1 Могильницкий Б. Г. Указ. соч. С. 64.

См., наприм: История и социальные науки: поворотный момент? С. 11−14- Попробуем поставить опыт // Анналы на рубеже веков — антология. С. 15−22.

3 См.: Данилевский И. Н. На пути к антропологической истории России. С. 45.

См.: Пузанов В. В. Княжеское и государственное хозяйство. С. 46−53 и др.

46 служить препятствием для поиска научных инструментариев, которые позволили бы, все же, добиться принципиально новых результатов и реконструкций и по «конкретно-историческим» вопросам.

Одним из наиболее значимых явлений в современной историографии стало широкое распространение историко-антропологических исследований, представленных целым спектром историографических течений: новая экономическая история, новая социальная история, историческая демография, история ментальностей, история повседневности, микроистория, историко-политическая антропология и др.1 Если в работах представителей ранней исторической антропологии (Ж. Дюби, Ж. Ле Гоффа, Э. Jle Руа Ладюри и др.), внимание «на длительных процессах. устойчивых безличных структурах (аграрных, семейно-родственных, ментальных и т. п.), которые как в плену держат человека», то современные исследования характеризуются все большим интересом к микроистории, «повседневным практикам и стратегиям поведения индивидов и групп"2. В центре интересов микроистории (у истоков которой стояли итальянские ученые К. Гинзбург, Э. Гренди, К. Пони, Д. Ле-ви3), «поступки личностей или единичное событие"4. «Микроскопическое рассмотрение дает нам возможность увидеть такие вещи, которых раньше не замечали."5. Именно микроистория, по признанию «Анналов», «после длительного периода» изучения историками «исключительно» глобальных процессов и общих структур, «выдвинула ряд положений, над которыми было бы полезно поломать голову». Успехи микроистории подтолкнули «Анналы» выступить с программным предложением к историкам «обсудить и уточнить формы адекватного соотнесения размера изучаемых объектов, модальности их наблюдения и проблематики. Как разграничить уровни наблюдения и определить модальности необходимого обобщения, поднимаясь от отдельного.

1 См.: Гуревич АЛ. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993; Михина Е. М. От составителя // История ментальностей, историческая антропология: Зарубежные исследования в обзорах и рефератах / Сост. Е. М. Михина. М., 1996. С. 6, 10−11- Анналы на рубеже веков — антологияКром М. М. Историческая антропология. СПб., 2004; Репина Л. П., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. История исторического знания. М., 2004; Крадин H.H. Политическая антропология. 2-е изд., испр. и доп. М., 2004 и др.

2 Кром М. М. Указ. соч. С. 135.

3 Ряд их работ переведен на русский язык: Гинзбург К. Приметы: Уликовая парадигма и ее корни // Новое литературное обозрение. 1994. № 8. С. 32−61- Он же. Мифы-эмблемы-приметы: Морфология и история. Сб. статей / Пер. с ит. и послесловие С. Л. Козлова. М., 2004; Он же. Шпроты, рабы, и Библия: опыт микроистории [Электронный ресурс], НЛО. 2004. № 65. Режим доступа: http // magazines.russ.ru/nlo/2004/65/gin3.html и др.

4 Леви Дж. К вопросу о микроистории // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 184.

5 Там же. С. 171. человека к группе и обществу в целом, от локального к глобальному? И, если двигаться в обратном направлении, как создать условия для совмещения и сравнения результатов и более глубоко разработать компаративный метод, о необходимости которого говорится постоянно, но который применяется лишь в виде исключения?"1. ,.

Для темы настоящего исследования важное значение имеют наработки историко-политической (или политической) антропологии (термин в в 1980;е гг. ввел в научный оборот Ж. Ле Гофф, сфера интересов — представления о власти, символика власти), религиозной (изучает субъективные аспекты веры, народную религиозность), экономической («фоксирует внимание на мотивах экономического поведения людей в прошлом», «изучает экономику сквозь призму жизненных обстоятельств, людей и способов истолковании ими мира»)". Возвращается в историческую антропологию истановится «одним из самых перспективных направлений» правовая проблематика: «изучение обычая, правосознания: правовых норм и представлений"3. Тем не менее, развитие данного направления^ сдерживается неразработанностью собственно юридической составляющей4.

Естественно встает вопрос о том, насколько применимы методы историт ческой антропологии к древнерусскому материалу. К. Гинзбург, К. Пони и др., выдвигая идею детального анализа «реальной жизни и взаимоотношений множества простых людей», опирались на мощную источниковую базу — богатые итальянские архивы, сохранившие имена простых людей5. В отношении Древней Руси ничего такого нет в принципе. Поэтому, например, М. М. Кром пессимистически относится к возможностям историко-антропологического исследования применительно к Древней Руси: «.На мой взгляд, едва ли возможна историческая антропология Киевской Руси: сохранившиеся источники позволяют реконструировать определенные социальные типы (как это блестяще сделал Б.А. Романов), но документов личного характера (переписки, дневников и т. п.) до нас не дошло, и голосов конкретных людей «из народа» мы не слышим"6.

Более оптимистично настроен И. Н. Данилевский. Но и он указывает на невероятные трудности, поджидающие исследователя на данном пути: ску.

1 История и социальные науки: поворотный момент? С. 12−13.

2. Кром М. М. Указ. соч. С. 91−92,94 -95- Михина Е. М. Указ. соч. С. 10−11.,.

3 Михина Е. М. Указ. соч. С. 11.

4 См.: Рулан Н. Юридическая антропология / Отв. ред. B.C. Нерсесянц. М., 1999. С. 11.

5 Кром М. М. Указ. соч. С. 74. бТам же. С. 140. дость источниковой базыотсутствие «богословской и схоластической традиций» (вследствие чего «большинство понятий, скрывающихся за терминами и фразеологизмами русских источников, остались невербализованными современниками») — сохранность подавляющего большинства источников по ранней истории Руси «в сравнительно поздних списках XV—XVII вв."1. И. Н. Данилевский выступает против как некритического переноса западноевропейских «саженцев» на русскую почву, так и против априорных утверждений о невозможности «возделывания» отечественной почвы с помощью западного инструментария, в силу своеобразия русской истории. Несмотря на трудности, считает исследователь, «антропологическое изучение истории Руси-России не только необходимо, но и возможно». Речь идет о методиках выявления соответствующей информации, приемах «и правилах корректной ее интерпретации. Возможно также изучение отдельных событий или сторон исторического процесса с точки зрения их психологической подоплеки, с описанием значений и смыслов, которые вкладывали их участники в свои поступки или которыми наделяли их современники. Надежной опорой для таких семантических реконструкций становятся тексты, прямо или косвенно цитирующиеся автором источника для передачи смысла происходящего. При этом резко возрастает роль огромного массива источников, до сих пор практически не привлекающихся историками, — древнерусских переводов Священного Писания, богослужебной, святоотеческой и апокрифической литературы» .

Позиция И. Н. Данилевского представляется обоснованной как с методологической точки зрения, так и с точки зрения историографической практики. Несмотря на то, что применение методов исторической антропологии к древнерусскому материалу сопряжено с серьезными трудностями, отечественными и украинскими исследователями (Н.Л. Пушкарева, И. Н. Данилевский, А. П. То л очко, В. Я. Петрухин, В. В. Долгов и др.3) на этом пути к настоящему времени достигнут значительный прогресс.

1 Данилевский И. Н. Древняя Русь. С. 6−7-Он же. На пути к антропологической истории России. С. 45−46- Он же. Повесть временных лет. С. 361, примеч. 57.

2Он же. На пути к антропологической истории России. С. 47−48- Он же. Повесть временных лет.

3 Пушкарева Н. Л. Женщины Древней Руси. М., 1989; Она же. Частная жизнь русской женщины: Невеста, жена, любовница (X — начало ХЕХ в). М., 1997; Данилевский И. Н. Древняя Русь.- Он же. Русские земли.- Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX — XI веков. СмоленскМосква, 1995; Толочко О. П. Вказ. пр.- Долгов В. В. Быт и нравы Древней Руси. Миры повседневности XI — XIII в. М., 2007; Он же. Древняя Русь: мозаика эпохи.- Он же. Очерки истории общественного сознания Древней Руси.- Ричка В. Витоки державносп на Руа очима Русь.

В данной диссертационной работе была предпринята попытка частичной реализации озвученных И. Н. Данилевских принципов. В то же время, учитывая специфику источниковой базы, видимо, речь следует вести не об антропологической истории Древней Руси, а об элементах таковой. Например, у нас практически нет материала, для детального исследования реальной жизни и взаимоотношений простых людей. Поэтому неизбежен выход на «непростых людей» (в отношении которых материала тоже не густо), комбинация различных методов. Такой подход не выходит за рамки антропологической истории, поскольку, она, как справедливо отмечалось исследователями, «начав с народных низов. включила в свой предмет поведение, обычаи, ценности, представления, верования всех социальных классов и групп, независимо от их положения в общественной иерархии (включая отражение меры взаимного противостояния в их представлениях друг о друге), причем интересы историков, не ограничиваясь наиболее устойчивыми и всеобщими стереотипами обыденного сознания, распространялись и на обширный слой более изменчивых представлений, во многом специфичных для разных социальных групп"1.

Анализ представлений древнерусских книжников о расселении славян в Восточной Европе, этнокультурных контактах, стране, власти, обществе, неизбежно сталкивается с проблемой исторической памяти в средневековой Руси. По словам Дж. Сапелли, «необходимость методологического разграничения «памяти». и «истории» «весьма актуальна при анализе средневековых хроник, сотканных из различных пластов «памяти"2. Для решения этой зада- -чи важное значение имеют исследования: Я. Ассмана, разработавшего теорию «культурной памяти» 3- П. Рикера, показавшего, что «проблема репрезентации прошлого — это в первую очередь не проблема истории, а проблема памяти», с которой «история связана самым тесным образом» 4- отечествен.

1 Репина Л. П., Зверева В. В., Парамонова М. Ю. Указ. соч. 234−235.

2 Сапелли Дж. Методология социальных наук: новые подходы // Европейский опыт и преподавание истории в постсоветской России. М., 1999. С. 102.

3 Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004; Он же. Монотеизм и память. «Моисей» Фрейда и библейская традиция // Анналы на рубеже веков — антология. С. 130−146 и др. — См. также: Репина Л. П. Актуальные проблемы истории и историографии // Казанский университет как исследовательское и социокультурное пространство / Сост. и отв. ред. Г. П. Мягков и Е.А. Чиг-линцев. Казань, 2005. С. 304.

4 Рикер П. Историописание и репрезентация прошлого // Анналы на рубеже веков — антология С. 23−29,40−41. ных представителей «новой культурно-интеллектуальной истории» Е.А.

Мельниковой и В. Я. Петрухина, рассмотревших отдельные аспекты пробле2 мы на древнерусском материале .

Новая культурно-интеллектуальная история «проявляет особый интерес к изучению динамики взаимодействия представлений о прошлом, зафиксированных в коллективной памяти различных этнических и социальных групп, с одной стороны, и исторической мысли той или иной эпохи — с другой стороны. Комплексное изучение исторического сознания и исторической культуры опирается на анализ явлений интеллектуальной сферы в широком контексте социального бытия, исторической ментальности и общих процессов духовной жизни общества, включающий и теоретическое, и идеологическое, и обыденное сознание"3. Следуя в русле данного направления, автор пытался, выражаясь словами Л. П. Репиной, проанализировать «репрезентации прошлого, выступавшие в качестве важных элементов социальной, политической, этнической и конфессиональной идентичности, а также проблему взаимосвязи исторического сознания с социальным контекстом, сложные процессы функционирования, трансляции и трансформации исторических знаний и представлений"4 в эпоху становления Древнерусского государства и древнерусской историографической традиции. Под «историографией» в данном случае понимается не история исторической науки, а историю «исторического знания в целом (от мифологии до философии истории)"5.

1 Репина Л. П. Образы прошлого в памяти и истории // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени / Отв. ред. Л. П. Репина. М., 2003. С. 9−18- Арнаутова Ю. Е. Memoria: «Тотальный социальный феномен» и объект исследования // Там же. С. 19−37- Суприянович А. Г. Память чувства: коллективное и индивидуальное в средневековом сознании. Там же. С. 156−167 и др.

2 Мельникова Е. А. Историческая память в устной и письменной традициях (Повесть временных лет и «Сага об Инглингах») // ДГ: 2001 год: Историческая память и формы ее воплощения / Отв. ред. Е. А. Мельникова. М., 2003. С. 48−92- Она же. Устная историческая традиция в раннем историописании: «Повесть временных лет» и «Сага об Инглингах» // Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его текст: XV Чтения памяти чл.-кор. АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 15−17 апреля 2003 г. Матер, конф. / Отв. ред. Е. А. Мельникова. М., 2003. С. 156−162- Она же. Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу о типах устных преданий // Восточная Европа в исторической ретроспективе: К 80-летию В. Т. Пашуто / Под ред. Т. Н. Джаксон и Е. А. Мельниковой. М., 1999. 153−165- Пегрухин В. Я. История славян и Руси в контексте библейской традиции: миф и история в Повести временных лет//ДГ: 2001 год. С. 93−112.

Репина Л. П. Актуальные проблемы истории и историографии. С. 304.

4Там же. С. 304.

5 См.: Калимонов И. К. О предмете социокультурной истории // Казанский университет как исследовательское и социокультурное пространство. С. 333- Заболотный Е. Б., Камынин В .Д. Историческая наука в конце XX — начале XXI века. Тюмень, 2004. С. 17−23.

В заключение данной части обзора следует еще раз отметить, что историческая антропология не набор непререкаемых догматических принципов, а открытая для дискуссии развивающаяся система на междисциплинарном стыке истории, социальной и культурной антропологии, этнологии1. Сами «Анналы», родоначальники историко-антропологического направления, не устают подчеркивать, что «мы — не школа. и мы не почтовый ящик.- мыэкспериментальный полигон», что «новаторство не наследуется: оно процесс постоянной переоценки идей под воздействием сил, находящихся в непрерывном развитии"2.

Не следует забывать, что любая методологическая система не самоцель, а инструментарий научного познания. В деле же научного поиска исследовательская интуиция, умение нетрадиционно посмотреть на традиционный вопрос или «вдоль и поперек», казалось бы, изученный источник, играют, порой, не меньшую роль, чем строго выверенные научные приемы исследования. Наверное, многим историкам, особенно историографам, при разработке той или иной историографической проблематики приходилось обращать внимание на два любопытных обстоятельства. Во-первых, вектор исследования той или иной проблемы задается, как правило, еще на начальном этапе ее изучения. Последующие разработки, при всех концептуальных отличиях, следуют в том же русле. Иными словами, «первоисследователь» расставляет определенные «вешки» на проблемном поле, а остальные исследователи, вольно или невольно, «играют» от них. При этом они могут ставить собственные «вешки», но, как правило, «привязываясь» к уже имеющимся. В итоге получается «замкнутый круг». Видимо, данное обстоятельство имел в виду известный византинист, И. Шевченко, когда формулировал свой «закон собаки и леса». «Собака входит в девственный лес, приближается к дереву и делает то, что делают собаки у дерева. Дерево выбрано наугад. Оно ничем не отличается от любого другого. Однако можно не без оснований предсказать, что следующие собаки, заходя в лес, обратят внимание на то же самое дерево. Так часто происходит и в науке: «запах» аргумента по поводу какой-то проблемы побуждает ученых вступать в новые и новые дискуссии, касающиеся этой проблемы"3.

1 См.: Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов"93. С. 275- Кром М.М.

Указ. соч. С. 12. 2.

Попробуем поставить опыт. С. 15−16.

3 «Закон собаки и леса» приводится в пересказе С. Франклина и Д. Шепарда (Франклин С., Шепард Д. Начало Руси: 750−1200. СПб., 2000. С. 11).

Во-вторых, отмеченный историографический феномен способствует соответствующему отбору источникового материала. Как известно, источники по истории древних славян и домонгольской Руси весьма ограничены. Поэтому исследователи уделяют много внимания совершенствованию методики работы с текстами, с целью увеличения объема извлекаемой из них информации и более точного ее восприятия. В то же время, в соответствии с принципами «закона собаки и леса», вне внимания исследователей, нередко, остается значительный пласт прямой информации, содержащейся в широко известных источниках. Наглядный пример — история изучения «Киевского письма», которое было введено в научный оборот как источник по славяног русо-хазарским отношениям и в итоге признано малоинформативным документом. Однако письмо не рассматривалось как источник по социальной и правовой истории Древней Руси, хотя содержит уникальную информацию на этот счет1. То же самое можно сказать, например, и по ряду письменных источников, содержащих сведения о религиозных воззрениях древних славян, о моделях поведения и т. п.. Это, как правило, по терминологии М. Блока, свидетельства «ненамеренные», либо та информация «намеренных» свидетельств, которая не является «основной», существенной для автора3, приводится им «не умышленно». Следовательно, это известия наиболее ценные для историка, наиболее заслуживающие его доверия?. Серьезные перспективы открывает более широкое привлечение житийной, учительной и канониче7 ской литературы для реконструкции социальных, политических и экономических процессов рассматриваемого времени, менталитета древнерусского населения и т. п. Вообще расширение ракурса рассмотрения сведений того.

1 См.: Пузанов В. В. «Киевское письмо» как источник эпохи становления древнерусской государственности // Российская государственность: История и современность / Отв. ред М. В. Ходяков. СПб., 2003. С. 6−14- Он же. «Киевское письмо» как источник по истории древнерусского права (К вопросу о корреляции с русскими источниками и особенностях средневекового законодательства) // Слов’янсыа обри. Кш’в, 2006. Вип. 1. С. 370−381 и др.

2 См.: Пузанов В. В. О боевой магии древних славян // Этнос — Культура — Человек: Сб. мат. Междунар. науч. конф., посвящ. 60-летию В. Е. Владыкина. Ижевск, 2003. С. 59−64- Он же. Византийские и западноевропейские свидетельства У1-УШ веков о язычестве древних славян // Фроянов И Я. Начало христианства на Руси. С. 237−274.

3 Это информация не основная, если так можно выразиться, «фоновая», или «сопутствующая». Отдельную ценность представляют описания событий или явлений (связанных, например, с иной этнокультурной средой), непонятных, странных для автора (очевидца/информатора и т. п.). В рассматриваемом случае ценно именно описание явления/события, а не восприятие его автором (см., наприм.: Пузанов В. В. Византийские и западноевропейские свидетельства.).

4 См.: Блок М. Апология истории или ремесло историка. 2-е изд., доп. / Перев. Е. М. Лысенкопримеч. и статья АЛ. Гуревича. М., 1986. С. 36−38. или иного источника — один из важнейших исследовательских резервов для историков русского средневековья.

Другой резерв — максимально широкий охват и анализ всех прямых или косвенных известий об изучаемом институте и явлении в отдельно взятом источнике, с последующим сопоставлением полученных реконструкций. Эта методика комплексного анализа была успешно апробирована при изучении палеоэтнических проблем, когда встала непростая задача выработки методики сопоставления данных различных дисциплин1. Данный метод эффективен и при изучении другой проблематики, и при анализе собственно письменного корпуса источников, особенно когда речь идет об анализе соционормативных моделей Только в последнем случае сопоставляются реконструкции, полученные в ходе изучения отдельных документов.

Естественно, что полностью освободиться от воздействия «закона собаки и леса» невозможно, да и, вероятно, не нужно. Тем не менее, сознательный поиск нового ракурса рассмотрения традиционных вопросов и обеспечивающих их решение источников необходим. Также как и расширение ис-точниковой базы за счет «нетрадиционных» источников. «Нетрадиционных» в том плане, что они не привлекались, либо привлекались поверхностно, к изучению конкретной проблемы.

Наконец, широкие перспективы и огромное поле деятельности у исследований, учитывающих все упоминания’изучаемых понятий и сопутствующих им явлений, с учетом общего контекста такого рода упоминаний2.

Научная новизна исследования заключается в постановке проблемы, в подходах к рассмотрению отдельных ее сегментов и источников, в расширении круга изучаемых объектов, предлагаемых новых научных решениях. В.

1 По словам В. Д. Королкжа, «в данном случае комплексное изучение предполагает не столько прямое сопоставление данных лингвистики, археологии, антропологии и письменных памятников, сколько сопоставление полученных в результате их изучения реконструкций». -Королюк В. Д. Славяне и восточные Романцы в эпоху раннего средневековья (политическая и этническая история) / Отв. ред. Е. П. Наумов. М., 1985. С. 140.

2 См., наприм.: Ведюшкина И. В. «Русь» и «Русская земля» в Повести временных лет и летописных статьях второй трети XII-первой трети XIII в. //ДГ. 1992;1993 гг. С. 101−116- Она же. Этногенеалогии в Повести врехменных лет // ДГ: 2002 год: Генеалогия как форма исторической памяти / Отв. ред. Е. А. Мельникова. М., 2004. С. 52−60- Лукин П. В. Вече, «племенные» собрания и «люди градские» в начальном русском летописании // Средневековая Русь. Вып. 4. М., 2004. С. 70−130- Пузанов В. В. Пузанов В.В. «Хроника Ливонии»: военная организация на Руси первой четверти ХШ века глазами крестоносца // Вестн. Удм. ун-та. 2004. № 3. Серия «История». С. 92−106- Он же. Качественные характеристики великокняжеской и «племенной» элиты 1Х-Х вв. в «Повести временных лет»: социальные образы и этнический фактор // Общественно-политическая мысль в России: традиции и новации. Сб. матер. Всерос. науч.-пракг. конф. Ижевск, 24−25 октября 2006 г. Т. 1. Средневековая Русь: проблемы идентичности / Отв. ред. В. В. Пузанов. Ижевск, 2007. С. 91−107 и др. исследовании особое внимание уделяется историко-антропологическому анализу проблемы — восприятию современниками сложных процессов общественных и культурных трансформаций, связанных со становлением древнерусской государственности. Это, в свою очередь, в сочетании с использованием новейших достижений историографии и источниковедения, позволило решить многие «традиционные» спорные и запутанные вопросы, по-новому посмотреть на социально-политическую и этнокультурную историю Руси рассматриваемого времени, факторы, механизмы и этапы политогенеза.

Практическая значимость диссертации. Материалы и выводы исследования могут быть использованы при создании обобщающих трудов по истории России, Украины и Белоруссии, при подготовке общих и специальных курсов для высших учебных заведений, при написании учебников, учебных пособий, научно-популярных и публицистических сочинений. Часть материалов диссертационного исследования нашла отражение в коллективном учебном пособии «История России: Народ и власть» (СПб., 1997; СПб., 2001), выдержавшем два издания, используется в учебном процессе на факультетах Удмуртского госуниверситета.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации отражены в монографиях, статьях и тезисах автора. Отдельные вопросы и сюжеты исследования излагались на международных, всероссийских, региональных и межвузовских конференциях, круглых столах: Ме-ждунар. теор. конф. «Историческое познание: традиции и новации», Ижевск (1993) — Междунар. науч. конф. «Исторические истоки, опыт взаимодействия и толерантности народов Приуралья», Ижевск (2002) — Междунар. науч. конф. «Этнос — Культура — Человек», посвящ. 60-летию В. Е. Владыкина, Ижевск (2003) — Междунар. науч. симпозиум «Великое переселение народов — один из важнейших факторов, определяющих новый этап взаимодействия и толерантности народов Евразии», Ижевск (2003) — Междунар. науч. конф. «Этноцентризм и толерантность: альтернативы социокультурной интеграции», Ижевск (2004) — Междунар. науч. конф. «Проблемы этносоциального и этнокультурного развития Киевской Руси и славянский мир», Киев (2005) — Междунар. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения акад. Л. В. Черепнина «Общество, государство, верховная власть в России в Средние века и раннее Новое время в контексте истории Европы и Азии (Х-ХУШ столетия)», Москва (2005) — Междунар. науч. конф. «Осмысление наследия Древней Руси: Галицко-Волынское княжество в историографии», Львов (2007) — Мавродин-ских чтениях, С.-Петербург (1994, 2004) — Российских университетскоакадемических науч.-практ. конф., Ижевск (1995, 1997) — Всерос. науч.-практ. конф. «Государство и общество: проблемы федерализма и самоуправления», Ижевск (1999) — Всерос. науч.-практ. конф. «Российская государственность: уровни власти. Историческая динамика», Ижевск (2001) — Всерос. науч. конф. «Российская государственность: история и современность», С.-Петербург (2002) — Всерос. науч. конф., посвящ. 85-летию со дня рождения проф. В. Е. Майера, Ижевск (2003) — Всерос. науч. конф. «Историки в поиске новых смыслов», посвящ. 90-летию со дня рождения проф. A.C. Шофмана и 60-летию со дня рождения проф. В. Д. Жигунина, Казань (2003) — Всерос. науч. конф. «Межкультурное взаимодействие и его интерпретации», Москва (2004) — Всерос. науч. конф. «Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики», Казань (2006) — Всерос. науч.-практ. конф. «Общественно-политическая мысль в России: традиции и новации», Ижевск (2006) — Всерос. науч. конф. «Россия и мир глазами друг друга: история взаимовосприятия», Москва (2008) и др.

Диссертация состоит из введения, 6 глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Заключение

.

На большей части Восточной Европы, на которой сформируется так называемая Киевская Русь, славяне не являлись коренным населением. Они расселялись на огромных пространствах, населенных финно-угорскими, балтскими и ираноязычными племенами. Пришельцы частично истребили автохтонных жителей, частично — оттеснили или ассимилировали. Ассимиляционные процессы протекали неравномерно и могли затягиваться на долгие столетия, порождая проблему взаимной культурной, экономической и политической адаптации. Первоначально, судя по всему, славяне расселялись оазисами, окруженными островками местных племенных территорий и «морем» незаселенных, неосвоенных пространств. Затем следовали новые волны колонизации как из этих освоенных славянами оазисов, так и из других территорий. При этом, согласно представлениям того времени, приоритет оставался за славянами-первопоселенцами, что в идеале должно было вести к формированию той иерархии общин и занимаемых ими территорий, которая постепенно кристаллизировалась в процессе трансформации союзов и суперсоюзов племен в сложную федерацию земель и, впоследствии, в систему независимых городов-государств.

Становление государственности — сложное политическое, социальное, этнокультурное и идеологическое явление, определяемое совокупностью внутренних и внешних факторов. Для регионов с низкой плотностью населения, прежде всего, восточнославянского, недостаток внутренних связей компенсировался внешними импульсами. Ведущую роль в формировании древнерусской государственности сыграл внешний фактор, прежде всего — война.

Изменения в обществе, происходящие под воздействием внутренних и внешних факторов закреплялись на уровне идеологии, выражавшейся в мифе, который не только закреплял складывавшуюся систему социальных связей, но и, в известной степени, являлся ее первоисточником, хотя и был внешне направлен в прошлое, а не будущее.

Усложнение и эволюция потестарно-политических институтов шли по линии интеграции родоплеменных образований различного уровня в более емкие и сложные системы. Высшей формой организации общества в догосу-дарственную эпоху являлись суперсоюзы племен, типологически различающихся по степени интеграции составлявших их «племенных союзов». Всего можно выделить 3 уровня (стадии) интеграции: 1) военный союз «племенных союзов» с целью противодействия общей внешней опасности- 2) объединение двух и более «племенных союзов» под эгидой сильнейшего, который представлял по отношению к ним зародыш публичной власти (зависимость устанавливалась, в основном, силовым путем, выражалась в уплате дани, порядок управления в подчиненных объединениях оставался прежним) — 3) ликвидация местных институтов власти и замена их наместниками, посылаемыми из господствующего «племенного союза». Достижение 3-го уровня интеграции предполагает далеко зашедший процесс распада родоплеменных отношений, известную степень деструкции родоплеменной обособленности и начальную стадию формирования системы территориальной организации общества, известный отрыв публичной власти от основной массы населения и наличие аппарата принуждения (прежде всего, по отношению к подчиненным «племенным союзам»). Поэтому в образованиях данного типа уже просматриваются основные контуры ранней государственности.

Первые государствообразующие процессы в восточнославянском регионе прослеживаются на севере, в зоне скандинавской экспансии. Вокняже-ние Олега в Киеве привело к расширению северного раннегосударственного ядра на юг и переносу княжеской резиденции в Киев, положило начало последующему постепенному огосударствлению зон 1-й и 2-й стадий интеграции. Именно активностью скандинавского элемента и следствием славяно-норманнского синтеза объясняется как особая роль «Русской земли» в «узком смысле», так и сохраняющееся особое положение Новгорода — восприемника политической роли старого центра (Ладоги и «Рюрикова. городища»). Следствие этого — сложная иерархия территорий, отражающая иерархию общин и князей.

Киевская Русь X в. представляла собой сложный (включающий элементы, связанные разным уровнем интеграции) «суперсоюз племен». По мере оформления городов-государств, это образование трансформировалось в федерацию земель (городов-государств) с центром в Киеве. Асинхронность процессов социои политогенеза в разных частях восточнославянского мира, придавала Киевской Руси конца X — начала XI в. неоднородный характер — она сочетала в себе элементы и «суперсоюза племен» и федерации земель.

В середине XI в. окончательно оформляется сложная федерация земель, состоящая из Киевской, Черниговской и Переяславской федераций, с разным уровнем интеграции входивших в них земель по отношению к центру. Конец XI — первая половина XII в. — распад этой сложной конструкции на независимые земли (города государства). В самих землях, основных «субъектах федерации», а со временем и независимых городах-государствах, иерархия формировалась по принципу деления на старшие и младшие общины: старший город — пригород, город — сельская округа, уличанская — кончанская — городовая общины, вервь — мир — волость и т. п.

Существовали, выражаясь словами летописца, и «инии языци, иже дань дають Руси». Они не входили в волостную организацию русских земель и являлись объектом эксплуатации внешнего типа. Та часть их, которая находилась в зоне славянской колонизации, мало-помалу втягивалась в древнерусскую политическую структуру, адаптируясь постепенно и в социально-экономическое, и в этнокультурное поле древнерусской народности.

Смена исторических эпох сопровождалась и сменой правящих элит. Не было генетической преемственности, за небольшими исключениями, между «племенной знатью» и знатью древнерусской, высший слой которой являлся полиэтничным по происхождению, впитавшим в себя славянские, германские, иранские, тюрские, финоугорские компоненты. Первоначально он формировался на скандинавской основе, а потом пополнялся иноэтничными, прежде всего славянскими элементами. Анализ использования древнерусскими книжниками эпитетов для характеристики социальных и этнических групп позволяет реконструировать градацию «качеств» и, соответственно, градацию этнополитических образований и социальных групп в общественном сознании по степени престижности. Самые элитарные социальные и этнические качества с точки зрения древнерусского населения, в порядке возрастания — сила, храбрость и мудрость.

Представления древнерусских книжников XI — начала XII вв. о стране, власти и обществе находились в стадии формирования и, в значительной степени, отмечены печатью индивидуальности. Тем не менее, можно выявить общие тенденции и образы. В литературе рассматриваемого времени понятия Русская земля и Русская страна использовались в качестве взаимозаменяемых. Однако отдельные авторы отдавали предпочтение либо Русская земля, либо Русская страна, которые применялись в «широком смысле» слова. Понятия земля, город, люди, мы нередко употреблялись как синонимы. Встречается также отождествление люди и область, но не отмечено взаимоналожения понятий страна и люди. В наиболее завершенном и идеологически выдержанном виде взгляд на Русь, как единство земли, городов и людей, находящихся под общей властью, оформил Иларион. Русь ему представлялась ему в виде триединой конструкции: в основании — земля/народна основании стоял престол (центр) земли — Киев', венчал и украшал эту конструкцию князь — честная голова. На этот социально-политический конструкт Иларион накладывал конструкт идеологический: центральный храм (Десятинная церковь, Софийский собор) — церкви — христианство.

Важнейшим звеном несущей конструкции Русская земля/страна-области/ волости являлся город — основа древнерусской цивилизации. По представлениям того времени, с города начинается интеграция родов в более крупные образования, власть вождя становится властью князя с того времени, когда появляется город. Вне города княжеская власть немыслима. Н1Л прямо связывает начало Руси со строительством городов. Без города невозможна власть (волость), а без власти (волости) невозможна Русская земля. Сакрализация города, как социокультурного явления, сильна в Слове Илариона, тогда как в Житии и Сказании сакральная роль города определяется фактом расположения в нем захоронений святых.

Для литературы XI — начала XII в. (Слово, Житие, Чтения, Сказание) характерен высокий уровень русской самоидентификации, а любовь к родной земле — естественное чувство (Чтения, Сказание). Только у Иакова Мниха русская самоидентификация затушевана христианской.

Центральное место в политической и социальной картине мира древнерусских книжников занимал князь. Важным явлением этого времени стало формирование книжных представлений об идеальном князе, что нашло наиболее полное отражение в Слове, Сказании, Чтении и Поучении Мономаха. Важная информация об отношении древнерусских книжников к тому или иному Рюриковичу, их представлениях о сущности княжеской власти, элитарных княжеских качествах, можно извлечь из анализа эпитетов, прилагаемых к князьям. Эпитеты подчинены определенной системе, как в рамках отдельного произведения, так и применительно к рассматриваемому корпусу источников в целом. Типологически их можно разделить на три основных группы: социальные (характеризующие качества, присущие князю-правителю) — политические (характеризующие пределы княжеской власти) — христианские (характеризующие князя как христианина). Показательно, что по отношению к князьям языческой эпохи применялись эпитеты, связанные непосредственно с княжой деятельностью, а в отношении князей-христиан (исключение — Владимир и Борис, для характеристики которых применяются все виды эпитетов) — христианские. Данное обстоятельство может свидетельствовать о сакральном значении княжеской власти: от того, насколько князь являлся добродетельным христианином, зависел успех его правления и сакральная защита вверенной ему Господом земли. Социальные добродетели были подчинены христианским и вытекали из них.

Ценную информацию о своих героях древнерусские авторы могли закладывать в параллели с персонажами ветхозаветной и христианской истории. Такие сопоставления не только говорили о многом читателю, сведущему в Св. Писании и Святоотеческой литературе, но и формировали в его сознании сакральную иерархию русских князей. В конструировании такой иерархии не последнюю роль играл генеалогический фактор.

Законным и естественными способами занятия княжого стола большинство книжников считали волю отца и родовое старшинство. Преимущество отдавалось отцовской воле, что обосновывалось авторитетом Святого Писания. Ни один из авторов не являлся сторонником единодержавия. Завершение процесса формирование городов-государств, рост политической активности и влияния городских общин внесли определенные коррективы в эти идеологические конструкции. Раньше других новые политические реалии осознал Владимир Мономах, который в своих произведениях и практической деятельности отстаивал новый принцип княжого первенства, основанный йена родовом старшинстве, а на Божьей воле (фактически же — на личных качествах), умении сформировать привлекательный образ князя в общественном сознании. Здесь имели место и дань новым общественно-политическим реалиям, связанным с усилением городских общин, и попытка практической реализации библейских принципов в княжой деятельности. Несмотря на то, что вокняжение Мономаха в Киеве привело к временному усилению и Киева, и власти самого князя, объективно деятельность Владимира способствовала усилению центробежных тенденций и знаменовала начала новой эпохи в системе взаимоотношений князь — земля, народ — власть.

Таким образом, основными несущими конструкциями политической системы Древней Руси являлись князь и город. В князе персонифицировалась сила и удача племени, а потом земли (города-государства). Иерархия князей в сакральном княжеском роде определялась родовым старшинством и личными качествами. Иерархия между городами также отражалась в терминах родства (старший, младший). Поэтому старейшинство того или иного города, как правило, на начальном этапе древнерусской государственности, персонифицировалось в княжении в нем старейшего, а потом — наиболее удачливого представителя сакрального княжеского рода. Равным образом, союз (федерация) земель персонифицировался в союзе князей (правящем княжеском роде).

В литературе XI — начала XII в. представления о социальной структуре древнерусского общества находились в стадии формирования. У древнерусского книжника превалировало не целостное, а дискретное восприятие социума, представлявшее собою набор бинарных оппозиций по самым разным признакам: духовенство—миряне, свободный—несвободный, богатый—нищий, знатный-простой и т. д. Однако имелось и «цельное», системное видение социума. Реконструкция социальной структуры по рассматриваемым произведениям дает четырехчастную модель: духовенство — знать — простое свободное население — рабы. Однако у самих книжников, в цельном, системном виде фигурирует троичная модель (духовенство — знать — простое свободное население), в которой места для несвободных не находилось. Это могло быть следствием того, что несвободные, в отличие даже от нищих и убогих, не являлись субъектом социальных отношений, поэтому не попадали в конструируемые книжником социальные иерархии. Несвободные, обычно, упоминались в казуальном плане, оттеняли социальный фон знати, либо упоминались в оппозициях свободный—несвободный.

Для обозначения социальной структуры использовались, в основном, книжные термины. Исключение — князья, отроки, купцы, граэюане, древоде-ли. Отдельные книжные понятия накладывались на реальные, порождаемые жизнью социальные персонажи (сироты, вдовицы, убогие.), другие, постепенно становились социальной реальностью Руси. Речь идет не только о терминах, обозначавших разные категории духовенства, но и, например, о понятии бояре, которое впоследствии не только будет обозначать конкретную социальную группу, но и станет нарицательным в речевом обиходе.

Среди свободных слоев населения лучше представлены верхи и низы общества. Это объясняется как социальными предпочтениями авторов-христиан, каноническими традициями, так и составом контактной группы мирян, с которой наиболее активно общались представители духовенства. Христианство не пустило еще глубоких корней в глубинах народных. Наиболее христианизированными оказались верхи общества, в силу своего господствующего социального статуса, предусматривавшего приверженность господствующей религии, и низы — наименее социально защищенные, шедшие под покровительство князя и церкви. Естественно, вследствие этого, равно как и в силу своего бедственного положения, наиболее восприимчивые к христианству.

Возможно, повышенное внимание к низам свободного люда объясняется особенностями восприятия в обществе процессов социально-имущественной дифференциации. Оппозиция знатный-простой, являлась традиционной, и, в силу этого, не обращала на себя особого внимания в условиях той переходной эпохи, сочетавшей элементы старого и нового. Другое дело — постоянно увеличивавшаяся в результате общественных трансформаций масса обездоленного, выпадавшего из системы традиционных социальных связей люда, не характерная для родо-племенного строя. Это было и ново, и страшно, и не вполне привычно. Вся эта масса незащищенная и в то же время социально опасная требовала особого попечения, которое и легло на плечи князя, а потом и церкви. Имеются основания вести речь о более-менее централизованной системе организации материальной поддержки нуждающихся, в основе которой лежала церковная десятина. В условиях развития социальной стратификации и роста контингента обездоленных, церковная организация компенсировала ограниченные возможности княжеской власти в деле их централизованного обеспечения за счет своей инфраструктуры. Часть средств на это закладывалось князем в десятину, часть — шла из других доходов церкви. 1.

Не развитая социальная дифференциация в среде свободных не должна подразумевать общественную идиллию. Напротив, в условиях практически разрушившихся традиционных и не до конца сформированных новых структур, постоянно увеличивавшейся пропасти между верхним и нижним общественными полюсами, произвол сильных над слабыми имел меньше ограничений, чем в более позднюю эпоху, с уже более-менее устоявшимися социальными и общественно-политическими институтами. Не случайно, в произведениях выражен мотив произвола со стороны тех, кто имел силу и власть. Вряд ли это был литературный топос. И иностранные источники, и берестяные грамоты (источник достаточно объективный) свидетельствуют о том же. Но в обществе было не только понимание проблемы, но и попытка решать ее на разных уровнях.

Особо болезненно воспринимался в обществе институт долгового рабства, в котором мог оказаться, практически, каждый. Князья пытались этому помешать, но на этом поприще они могли реально поднять свой социальный престиж, но не кардинально изменить ситуацию. По-крайней мере, до восстания 1113 г. и устава Владимира Мономаха.

Древнерусское общество и его книжная элита были озабочены не положением рабов, как таковых, а тем, чтобы соплеменники не оказывались в рабстве. В самом же рабстве ничего плохого не видели: самые положительные герои изображены в окружении рабов, и даже в монастырях применялся труд невольников. Пропасть между свободным и несвободным в Древней Руси была огромной, но, как мы видели, легко преодолимой. Наиболее реалистичная картина состояния древнерусского рабства представлена в сочинении Илариона и подтверждается иноэтничными источниками.

Таким образом, на Руси XIначала XII в., как и в раннесредневековой Европе1, общество рассматривало свою структуру в дуалистичных формах. Реконструируется и троичная схема, однако она имеет другую основу, чем знаменитая трехфункциональная схема западноевропейского «высокого средневековья»: молящиеся — воюющие — пашущие (работающие). Русская триада соответствует дофеодальному, варварскому обществу с его делением на знать и простых людей. Включение в эту бинарную схему третьего социального элемента — духовенство — выделенного по функциональному принципу, усложняло представления о структуре социума, но пока не меняло их существенно.

Методологический синтез, основанный на использовании различных научных стратегий, позволил всесторонне изучить процессы восточнославянского политогенеза и их отражение в общественном сознании. Одним из резервов получения новой информации стало широкое использование учительной и житийной литературы, ряда иноязычных источников, не применявшихся ранее при рассмотрении заявленной темы. Использование экзегетической литературы для «декодирования» информации, содержащейся в цитатах, записях молитв и «гаданий» на священных текстах, позволило выявить систему жизненных представлений и ценностей их автора, реконструировать отдельные звенья социально-политических и межличностных отношений рассматриваемой эпохи.

Дальнейшая перспектива изучения темы видится в увеличении количества объектов исследования, поисков новых ракурсов их рассмотрения. Для более глубокого понимания особенностей и закономерностей отечественного политогенеза, необходимо расширение хронологических рамок исследования, охват всей домонгольской эпохи, выход в последующие столетия. Перспективным представляется метод системного анализа источников на предмет реконструкции целостных представлений книжников о стране, власти, социуме, максимально учитывающий содержащуюся в источниках информа.

1 См.: 1сторш европейськоТС ментальности. С. 63.

2 Эта трехфункциональная структура выходит «на первый план» в начале второго тысячелетия «наряду с дуалистическими структурами или вместо них» (Там само. С. 67).

633 цию, с последующим синтезом полученных результатов. В сочетание с традиционными методами, это позволит корректно «вписать» реконструированные социальные и политические явления, в региональные, общеевропейские и, шире, мировые процессы, сделать еще один шаг на пути к достижению баланса между микрои макро исследованиями.