Представления о пространстве русских историков второй половины XIX в

Актуальность темы

Современная исследовательская ситуация характеризуется серьезными методологическими новациями, повышенным интересом со стороны исследовательского сообщества к изучению проблем пространства, что связано, по выражению немецкого ученого Ф. Шенка с «пространственным поворотом"1 в историографии. Историческое сообщество изучению проблем пространства отводит особое место, поскольку пространство наряду со1 временем является одним из основных компонентов построения моделимира человека. По справедливому мнению И. П. Вейнберга: «пространство и время — определяющие параметры существования мира и основополагающие формы человеческого опыта — не только существуют объективноно и субъективно переживаются и осознаются человеком, причем в разных обществах и разных культурах по-разному"2.

Становление культурно-интеллектуальной истории приводит к тому, что основной интерес со стороны" исследовательского сообщества сосредотачивается на изучении смыслов, мифов-, стереотипов, концептов, которые образуют модель мира общества и отдельных социальных групп. Проблема понимания прошлого в современных исследованиях выходит на первый план. Процесс понимания представляет собой изучение представлений, По мнению современного исследователя Р. Шартье: «Представление» становится основополагающим понятием современной истории, а история социальных самоидентификаций превращается тем самым в историю взаимодействия символических сил"3.

Особую важность для исторической науки представляет анализ представлений о пространстве русских историков, так как, с одной стороны, русские историки являются непосредственной частью образованного.

1 См. Schenk F. В. Das Paradigma des Raumes in der Osteuropiiischen Geschichte. [Электронный ресурс]. Режим floCTyna: http://vvv.zeitenbHcke.de/2007/2/schenk.

Вейнберг И. П. Человек в культуре Древнего Ближнего Востока. М., 1986. С. 58.

3 Шартье Р. Мир как представление // История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С. 77. 3 сообщества, а с другой стороны, через статьи, монографии, лекционные курсы они транслировали различные образы и конструкты, способствовали формированию пространственных стереотипов в обществе.

Степень изученности темы. Проблема изучения проблем пространства имеет давние традиции в философии, географии, геополитике, культурологии, истории4. Исследования* проблем пространства и представлений о нем в различных областях знания представляли собой интеллектуальные предпосылки в изучении данного вопроса.

Современная историографическая ситуация характеризуется формированием новой области знания, — гуманитарной географии3, которая в центре внимания помимо описания географических мест, создания карт, ставит проблему интерпретации пространства, процесс формирования пространственных представлений, мифов* образов и стереотипов. Теперь карта является инструментом не только визуализации, но и репрезентации пространства. По мнению Д. Н. Замятина «реальная^географическая^карта <.> может выступать как самый эффективный культурно-географический или политико-географический образ, который представит «квинтэссенцию» континента, страны или района, даже если сама она запечатлела совсем другие территории. Великий географический образ спонтанно развертывает свои.

4 Лейбниц Г. В. Свидетельство природы против атеистов // Лейбниц Г. В. Сочинения: В 4 т. М., 1982. Т.1. С. 78−85- Лейбниц Г. В. Порядок есть в природе // Лейбниц Г. В. Сочинения: В 4 т. М., 1982.* Т.1. С. 234−237- Кант И. План лекций по физической географии и уведомление о них // Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1963. Т. 1. С. 365−375- Кант И. Метафизические начала форономии // Кант И. Сочинения: В 6 т. М., 1966. Т. 6. С. 69−90- Хайдеееер М. Бытие и время. М., 1997; Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М., 1988; Фуко М. Вопросы для Мишеля Фуко по географии // Геродот. 1976. № 3. С. 9−10- Замятин Д. Н. Феноменология географических образов. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://vvvv.ruthenia.ru/logos/kofr/2000/2000 06. htm: Замятин Д. Н. Гуманитарная география: пространство и язык географических образов. СПб., 2003; Мишин И. И. Мифогеография России: «Игры с пространством» и регионализация. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ww.ruthenia.ru/folklore/milin 1. htmМитин И. PI Мифогеография: пространственные мифы и множественные реальности. // Communitas. 2005. № 2. С. 12−25- Ратцепь Ф. Народоведение. СПб: Просвещение, 1903; Челлен Р. Великие державы. Лейпциг, Берлин, 1914; Маккиндер X. Дою. Географическая ось истории / Х.Дж. Маккиндер // Полис: Полит, иссл. — 1995. № 4. С. 162−170- Казанский В. Л. Вопросы о пространстве маргинальное&trade- // ИЛО. 1999. № 37. С. 52−63 и др.

5 Замятин Д. Н. Гуманитарная география: пространство и язык географических образов. СПб., 2003. географические карты и способствует порождению множества интерпретаций, которые и сами, по существу, являются пространственно-географическими"6.

Большие возможности в исследовании пространства представляет собой одно из направлений гуманитарной географии — мифогеграфия7. Современный исследователь И. И. Митин, активно занимающийся вопросами пространства в рамках мифогеграфии, отмечает, что «мифогеография имеет дело не с реальностью наблюдаемых объектов, а с реальностью разнородных Q представлений». Отсюда специфика мифогеографии заключается не только в изучении пространственных мифов, но и в упорядочивании множества пространственных интерпретаций.

Вторая половина XX в. ознаменована складыванием новой области гуманитарного знания — семиотики, для которой характерно изучение текстов и культур как особого рода пространств. В отечественной науке семиотика как особая область гуманитаристики находит свою реализацию в> работе Московско-Тартускойсемиотической школы. Культурологическая (семиотическая) школа представлена такими исследователями как Ю.М. Лотман9, Б.А. Успенский10, В.Н. Топоров11, В: В. Иванов12, В. МС Живов13.

6 Замятин ДН. Феноменология географических образов. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://vvw.ruthcnia.ru/loeos 'kofr/2000/20QQ 06.htm.

7 Митин И. И. Мифогеография России: «Игры с пространством» и регионализация. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://vvvvw.mthenia.rii/folklore/mitinl.htmМитин И. И. Мифогеография: пространственные мифы и множественные реальности. // Communitas. 2005. № 2. С. 12−25- Митин И. И. Мифогеография и территориальные культурные системы. [Электронный ресурс]. Режим доступа. http://cultGeo.narod.ru/poge.htrnlМитин IIII. Мифогеография (материалы к словарю гуманитарной географии) // Гуманитарная география: Научный и культурно-просветительский альманах. М., 2005. Вып. 2. С. 347−348- Митин ИИ. Мифогеография как подход к изучению множественных реальностей места // Гуманитарная география. Научный и культурно-просветительский альманах. М., 2006. Вып. 3. С. 64−83;

8 Митин И. И. Мифогеография: пространственные мифы и множественные реальности // Communitas. 2005. № 2. С. 13.

9 Лотман Ю. М. Семиосфера: Культура и взрыв внутри хмыслящих миров. СПб., 2000; Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек — текст — семиосфера — история. М., 1999; Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Роль дуальных моделей в динамике культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б. А. Избранные труды: В 3 т., М., 1996. Т. 1. С. 338−381- Лотман М. Ю. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1992;1993. Т.1−3.

10 Успенский Б. А. Этюды о русской истории. СПб., 2002; Успенский Б. А. Семиотика истории. Семиотика культуры // Успенский Б. А. Избранные труды: В 2 т. М., 1994. Т. 1. С. 338−381- Успенский Б. А. Семиотика искусства. М., 2003 и др.

Основным методологическим стержнем семиотических исследований, который в 1960;е годы объединял всех членов школы, явилось представление о дуалистическом бытии всех проявлений культуры, в основе которого лежало противопоставление «языка» и «речи"14. Основные вопросы, которые поднимаются исследователями, связаны с семиотической системой «во-первых, ее отношение к вне-системе, к миру, лежащему за ее пределами, и, во-вторых, отношение статике к динамике"15.

В семиотической концепции граница выступает в качестве гаранта сохранения семиотической индивидуальности культуры. Ю. М. Лотманом отмечается двусмысленность понятия «граница», её объединяющее и одновременно разъединяющее начало. Также исследователь акцентирует внимание на проблеме функциональности границы, он определяет её как адаптирующий механизм «перевода текстов чужой семиотики на язык „нашей“, место трансформации' „внешнего“ во „внутреннее“, это фильтрующая мембрана, которая трансформирует чужие тексты настолько, чтобы они вписывались во внутреннюю» семиотику семиосферы, оставаясь, однако, инородными"16.

При этом культурно-семиотический подход к истории предполагает апелляцию к внутреннему воззрению самих участников исторического процесса, значимым представляется то, что является важным с их точки зрения. Отсюда необходимость реконструкции субъективных мотивов, являющихся импульсом для тех или иных действий исторических персонажей, это, в свою очередь, предполагает воссоздание системы представлений, обуславливающих как восприятие тех или иных событий, так и реакцию на них. Для Ю. М. Лотмана история предстает, прежде всего, как процесс коммуникации, диалога.

11 Топоров В Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

12 Иванов В. В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. В 2 т., М., 2000. п Живов В. М Язык и культура в России XVIII века. М., 1996.

14 Гаспаров Б. М. Тартуская школа 1960;х годов как семиотический феномен // Ю. М. Лотман и тартуско — московская семиотическая школа. М., 1994. С. 286.

15 Лотман Ю. М Семиосфера: Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. СПб., 2000. С. 12.

16 Там же. С. 262. между разными историческими пространствами. В представлении Ю. М! Лотмана понятие «пространство» очень емкое, им может выступать и собственно географическое пространство, и государство, город, и жилище и т. д.

Проблема осмысления географического пространства является центральной в статье Ю. М. Лотмана «О понятии географического пространства в средневековых текстах». Исследователь отмечает, что средневековым человеком «земля как географическое понятие одновременно воспринимается как место земной жизни <.> и, следовательно, получает не свойственное современным географическим понятиям религиозно-моральное значение. Эти.

17 же представления переносятся на географические понятия вообще <.>". Анализируя особенности представлений о пространстве средневекового человека, Ю. М. Лотман приходит к следующим выводам: в период средневековья география воспринимается не как естественнонаучная дисциплина, а как «разновидность религиозно-утопической классификации"18, а перемещение в географическом пространстве становится’перемещением не по горизонтали, а по вертикали религиозно — нравственных идеалов1 и ценностей.

Изучению особых семиотических пространств Востока и Запада посвящена статья Ю. М. Лотмана «Современность между Востоком и Западом"19. Исследователь, анализируя роль географического фактора в развитии культуры, подчеркивает, что «с одной стороны, географическое положение той или иной культуры изначально задано и до некоторой степени определяет своеобразие ее судьбы, которая неизменна на всех этапах развития. С другой стороны, именно этот фактор не только делается важнейшим элементом самосознания, но оказывается наиболее чувствительным к динамике доминирующих процессов данной культуры"20. Особенность русской культуры заключается в ее промежуточном положении между Востоком и Западом.

17 Лотман Ю. М О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Семиосфера: Культура и взрыв. Внутри мыслящих миров. СПб., 2000. С. 297.

18 Там же. С. 299.

19 Лопьман Ю. М. Современность и между Востоком и Западом // Знамя. 1997. № 9. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://\rwv.philolouy.iu/literature2/lotrnan-97.htm.

0 Там же.

Восток" и «Запад» в культурной географии России неизменно выступают как насыщенные символы, опирающиеся на географическую реальность, но фактически императивно над ней властвующие. Характерно, что в русской литературе география становится одним из доминирующих художественных средств выражения"". Ю. М. Лотман отмечает, что для русской культуры характерна дихотомия Востока и Запада, которая «то расширяется до пределов самой широкой географии, то сужается до субъективной позиции отдельного человека"22. Исследователь так же показывает эволюцию представлений о Западе. Если в середине XIX в. доминируют представления в русской культуре о Западе как о «земле обетованной», то уже в начале XX в. «Запад превращался сначала во временного и непоследовательного союзника, затем — в сомнительного, «лукавого» союзника-предателя и, наконец, в самого хитрого и.

23 поэтому наиболее опасного врага" .

Анализу Европы как семиотического пространства посвящено исследование Б. А. Успенского «Европа как метафора и как метонимия.

2 V применительно к истории России)". В качестве основных принципов исследования Б. А. Успенский выделяет метафору и метонимию и на конкретных примерах представляет «Европу» и как метафору и как метонимию. Исследователь отмечает, что для России Европа предстает в качестве метафоры, потому что «речь идет не об экспансии Европы как исторического культурного (цивилизаторского) центра на прилегающие территории, а о сознательной ориентации на Европу, т. е. процессе, имеющем искусственный характер"23. Б. А. Успенский выдвигает интересную мысль о том, что «Петр создает культурное противостояние между Россией и Европой, которого — по крайней мере, в этой форме — не было раньше <.> для того,.

21 Лотман ЮМ. Современность и между Востоком и Западом // Знамя. 1997. № 9. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://\rvw.philoloav.rii/litcrature2/lotman-97.htrri.

22 Там же.

23 Там же.

24 Успенский Б. А. Европа как метафора и как метонимия (применительно к истории России) // Вопросы философии. 2004. № 6. С. 13−22.

23 Там же С. 17. чтобы" прорубить окно в Европу, Петру необходимо было воздвигнуть стену, отделяющую Россию и Европу"". Таким «окном в Европу» становится каменный Петербург, располагающийся на периферии, а не в центре страны. Новый город становится антиподом не только прежней деревянной столице, но и всего остального государства. Создание европейской России приводит к оформлению противоположного образа России — России азиатской, невежественной и непросвещенной. Таким образом, автор приходит к выводу, что стремление России приобщиться к Западу через искусственные формы (метафору) приводит, с одной стороны, к углублению противостояния, между ними, с другой стороны, к формированию образа-антипода Российского государства, как необходимого структурного компонента.

В совместном исследовании Ю. М'. Лотмана и Б. А. Успенского «Роль дуальных моделей в динамике культурьг (до конца XVIII века)"*» основное внимание уделяется исследованию восприятия пространства, характерное для русской культуры до конца XVDXb. Одной из основных особенностей русской культурной традиции, которые отмечают исследователи, «ее принципиальная полярность, выражающаяся в дуальной природе ее структуры. Основные культурные ценности (идеологические, политические, религиозные) в системе русского средневековья располагаются в двуполюсном ценностном поле, разделенном резкой чертой и лишенном нейтральной аксиологической-зоны»". Дуальность русской культурной традиции отчетливо просматривается и в особенностях представления окружающего пространства, которое воспринимается в бинарных парах: «новизна-старина», «Россия-Запад», «христианство — язычество». Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский в своем исследовании изучают различное смысловое содержание этих оппозиционных пар.

У/г.

Успенский Б. А. Европа как метафора и как метонимия (применительно к истории России) // Вопросы философии. 2004. № 6. С. 17−18.

27 Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Роль дуальных моделей в динамике культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б. А. Избранные труды: В 3 т. М., 1996. Т. 1. С. 338−381.

28 Там же. С. 340.

Методы лингвистики в проблеме осмысления пространства в этот период находят отражение в исследованиях В.Н. Топорова29. Анализируя художественные тексты, исследователь приходит к выводу, что весь текст представляет собой единое пространство, имеющее различную функциональную нагрузку. С одной стороны, пространство своеобразным образом образует рамки текста, внутри которого находят свое отражение миф, символ и архетип. С другой стороны, именно в пространстве формируются и складываются эти структуры. В. Н. Топоров, подчеркивая функциональную значимость пространства в тексте, отмечает, что «во-первых, пространство функционирует как оперативная вторичная иллюзия в тексте, то, посредством чего пространственные свойства реализуются в темпоральном искусстве. Вторая функция пространства раскрывается через геометрические категории, как-то: точка, прямая, плоскость и расстояние. Отношение романа к пространственным искусствам (живопись, скульптура, архитектура) образует третью функцию пространства"30. Исследователь обозначает важную проблему интерпретации текста, так как в ходе анализа читатель оказывается зависимым, погруженным в пространство текста.

Исследовательские традиции семиотики и гуманитарной географии объединены в работе О.А. Лавреновой31. Автор на материалах русской поэзии XVIII — начала XX вв. изучает культурно-географическую реальность, содержащуюся в поэзии, анализирует, обрабатывает и дешифрует, информацию, отраженную в поэтических произведениях, рассматривает динамику изменения содержания географического пространства в поэзии. Особое внимание в своей монографии О. А. Лавренова уделяет таким проблемам как особенности восприятия и формирования образов пространств, закономерности восприятия пространства, стереотипные восприятия пространства. Исследователь в своей работе показывает особенности и.

Топоров В Н Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического М., 1995, Топоров В Н. Текст: семантика и структура М., 1983.

30 Топоров В Н. Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 45. л 1.

Лавренова OA Географическое пространство в русской поэзии XVIII — начала XX вв. (геокультурный аспект). М., 1998. возможности художественного текста как носителя информации о пространстве. О. А. Лавренова отмечает, что «являясь одним из самых ярких источников вторичной информации при восприятии среды индивидуальным сознанием, литературные произведения, пережившие свое время, несут в себе узор пространственных связей, смыслов, эмоциональных стереотипов и символов, бытовавших в определенной культуре столетия назад. <.> Во многом благодаря литературе в геокультурном пространстве одновременно содержатся как современные, так и исторические пространственные образы, символы и стереотипы"32.

Изучению отношения к пространству Европы русского интеллектуала посвящена работа В. К. Кантора «Русский европеец как явление культуры.

33 философско-исторический анализ". Исследователь в феномене «русского европейца» усматривает объединительный, третий путь в извечном споре «западников» и «славянофилов». Автор полемизирует с мнением А. Зиновьева, что место Европы занято самой Европой, что Россию там не ждут, в качестве аргумента он приводит слова B.C. Соловьева: «Европеец это понятие с определенным содержанием и с расширяющимся объемом"34. Через< систему ценностей, нравы, обычаи Европейское начало распространяется на другие территории. В. К. Кантор отмечает, что. объем, понятия «Европа» может не только расширяться, но и сужаться. К этому выводу он приходит в результате анализа истории Европейских стран, когда сама Европа не избежала варваризации. В. К. Кантор подчеркивает, что «русский европеец» понимал, что «Европа — «вещь реальная», живущая не чудесным образом, а трудом, неустанными усилиями <.> Любя Европу, они-отнюдь ее не сакрализировали.

Лавренова О. А. Географическое пространство в русской поэзии XVIII — начала XX вв. (геокультурный аспект). М., 1998. С. 21.

Кантор В. К. Русский европеец как явление культуры (философско-исторический анализ). М., 2001.

34 Там же. С. 16.

35. Пси мнению В. К. Кантора использование понятия «русский европеец» снимает проблему определения границ Европы и пограничных территорий.

Исследованию пограничных культур посвящены материалы международного коллоквиума «Пограничные культуры между Востоком и Западом: Россия и Испания», состоявшегося 12−14 сентября 1994 года. Датский исследователь И. В. Баак отмечает наличие различных образов Востока в русской культуре. Однако в своем исследовании автор ограничивает образ Востока пространством Сибири. Основной вывод, к которому приходит исследователь, заключается в том, что с эпохи Петра I ось «Запад-Восток становится доминантным ориентиром и моделью целостной шкалы. Это означает, что культурные, религиозные, идеологические конфликты также располагаются как оппозиция по этой оси"36. Изучению пограничных культур России и Испании посвящено исследование.

В.Е. БагноBi результате анализа явлений русской— и испанской культуры В. Е. Багно приходит к выводу, что эти пограничные культуры существовали в, окружении принципиально отличных культурных традиций. Помимо произведений великих писателей Испании и России, в работе исследуются фольклорные и анонимные произведения. Особое внимание В. Е. Багно уделяет «судьбе мировых образов, рожденных гением испанского народа, бытованию» в русской культуре великих литературных то мифов о Дон Жуане и Дон Кихоте" .

В гуманитаристике в целом, можно говорить о прочных традициях исследования проблем пространства. В большинстве случаев интерес и исследовательский ракурс определялся господствующим методологическим основанием. На протяжении второй половины XX в. в гуманитарных дисциплинах ощущалось мощное влияние структурализма, это в свою очередь приводит к тому, что проблема исследования пространства связывается с реконструкцией различных структур. В гуманитарном знании к концу XX в.

35 Кантор В К Русский европеец как явление культуры (философско-исторический анализ). М., 2001. С. 15.

36 Баак Й. В. О границах русской культуры // Русская литература. 1995. № 3. С. 16−17.

37 Багно В. Е. Россия и Испания: общая граница. СПб., 2006.

38 Багно В £.Указ. соч. С. 4. закрепляется представление о пространстве как необходимом компоненте картины мира человека.

История, в отличие от других гуманитарных дисциплин, первоначально рассматривала пространство не как объект исследования, а как необходимое объективное условие самого исторического исследования. Пространство не только задавало необходимые рамки исторического процесса, но определяло природно-климатические условия развития народа, нации, государства. История представляла собой органический синтез пространства и времени. В этом случае очень метко заметил М. А. Барг, что «<.> когда мы говорим «время Грозного», мы сознаем, что речь идет также и о стране, которой он правил, другими словами, в этом понятии время и пространство выражены в их неразложимом единстве"39.

На протяжении XX в. в связи с методологическими изменениями обозначается проблема пространства в истории. «В первые десятилетия нового XX столетия К. Лампрехт в Германии, JI. Февр и М. Блок во Франции, JI. Нэмир и Р. Тоуни в Англии, вели борьбу со сторонниками, старой событийной «ранкеанской» истории. К 50-м годам победила «новая история»: история структур, а не событий, история экономическая и социальная, история «большой длительности"40. Ярким примером «новой истории» может служить работа Ф. Броделя «Что такое Франция?». В первую очередь, исследователь отмечает значение географии для истории «в том-то и состоит ценность географии, что благодаря ей действительность предстает перед нами во всей своей густоте и протяженности, во всем многообразии составляющих ее явлений, которые следует мысленно разъединить, но лишь для того, чтобы еще лучше понять, насколько тесно они связаны"41. В его труде географическая наука становится «способом по-новому прочесть, оценить, истолковать прошлое Франции в соответствии, разумеется, с нашими собственными.

39 Барг МЛ. Шекспир и история. М., 1979. С. 52.

40 Кролш М. М. Историческая антропология: Пособие к лекционному курсу. СПб., 2004 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://vvw.countries.i4i/librarv/antfopolojjy/krom/.

41 Бродень Ф. Что такое Франция?: В 2-х кн. М., 1994. Кн. 1. С. 20.

13 научными интересами <.> Ведь пространство — реальность не только сегодняшняя, но — в очень большой степени — вчерашняя"42. Представляя многочисленные образы Франции на различных уровнях, конструируя образ страны из различных пространств, определяя их границы и пределы, исследователь обозначает проблему статичности и динамичности границ, возможность их преодоления. В геоистории достаточно абстрактное историко-культурное пространство, географический фон, на котором происходят те или иные исторические события, превращается практически в одного из главных героев самого исследования. При этом подходе граница, предстает как структура долговременного становления между различными пространствамиэто приводит к появлению «пороговых границ (между качественно различными ареалами"43). Они, как правило, внутренне неоднородны, неустойчивы структурно и являются, как бы эпицентрами возмущений, которые нарушают естественный рельеф образно-географического поля. Пример подобного рода может служитьобраз хазарской границы, который был предварительно предложен и описан как «зона борьбы, взаимодействия-, переплетения различных географических представлений, сформированных в разных цивилизационных и культурных мирах и облеченных чаще всего в легендарно-визионерскую упаковку"44.

Помимо актуализации проблемы пространства историческая наука в ХХ в. характеризуется обращением к проблемам человека и его представлениям45.

42 Броделъ Ф. Что такое Франция?: В 2-х кн. М., 1994. Кн. 1. С. 23.

43 Родоман Б. Б. Основные типы географических границ // Географические границы. М., 1982.С. 25.

44 Замятин Д. Н. Моделирование геополитических ситуаций (на примере Средней Азии во второй половине XIX в.) // Политические исследования. 1998. № 3. С. 145−146.

45 Аръес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992; Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. М., 1998; Гинзбург К Сыр и черви: Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. М., 2000; Гуревнч А. Я. Историческая наука и историческая антропология // Вопросы философии. 1988. № 1. С. 56−70- Гуревич А. Я. Проблемы ментальности в современной историографии // Всеобщая история: дискуссии, новые подходы. М., 1989. Вып. 1. С. 74−75- Гуревич А. Я. Исторический синтез и школа «Анналов». М., 1993; Дингес М Историческая антропология и социальная история: Через теорию «стилей жизни» к «культурной истории повседневности» // Одиссей. Человек в истории. 2000. М., 2000. С. 96−124- Дэвис Н. 3. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII.

Антропологический поворот" в исторической науке являлся частью более широкого процесса антропологизации гуманитарного знания. Основной интерес исследователей был направлен на изучение малых человеческих сообществ, для1 того, чтобы показать роль и значение человека в истории. И. Л. Абрамчук заявляет, что «человек в исследованиях антропологической ориентации становится существом, создающим символы, организующим мир вокруг себя в культурное пространство, отражающее, прежде всего характеристики самого субъекта».

Результатом антропологического поворота стало формирование новых исследовательских направлений, например «истории ментальностей». Ж. Дюби и Э: Леруа Ладюрив истории ментальностей усматривали возможность «очеловечивания» истории. Представителями школы «Анналов» была осознана важность и необходимость учета и исследованиямираг чувств и переживаний человека для реконструкции истории. Центральной проблемой истории ментальностей являлось исследование отношения к географической среде, к природе, пространству и времени в^ самом широком смысле, позволяющее понять восприятие людьми того времени самой истории — ее поступательного развития или ее «круговой» повторяемости, регресса, статики, движения. Данное исследовательское направление включает весь спектр проблем, связанных с системой верований, отношениями мира земного и мира века. М., 1999; Историческая антропология. История ментальностей. М., 1998; История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996; К новому пониманию человека в истории: Очерки развития современной западной исторической мысли / Под ред. Б. Г. Моггтьшщкого. Томск, 1994; Кром М. М. Историческая антропология: Пособие к лекционному курсу. СПб., 2004; Ле Гофф Ж. Другое Средневековье: Время, труд и культура Запада. Екатеринбург, 2000; Ле Гофф Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентации на христианском Западе XII — XIII вв.) // Одиссей. Человек в Истории. М., 1991. С. 25−47- Ревепь Ж. История ментальностей: Опыт обзора // Споры о главном: Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». М., 1993. С. 51−58- Репина Л. П. Социальная история и историческая антропология: новейшие тенденции в современной британской и американской медиевистике // Одиссеи. Человек в истории. М., 1990. С. 167 181- Сидорова В. А. Проблемы исторической антропологии // Отечественная история. 2000. № 6. С. 206−207 и др.

46 Абрамчук И. Л. «Антропологический порот» в исторической науке Российский вариант. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://idcashistorv.org rn/pdfs/12abramchuk.pdf потустороннего, восприятием и переживанием смерти, разграничением естественного и сверхъестественного, духовного и материального. Все эти элементы реконструировали картину мира (где одной из составляющих является представление о пространстве) людей прошлого, так как группы людей, сообщества и коллективы создают специфические в историческом и культурном отношении представления о пространственной структуре окружающего мира.

Современная исследовательская ситуация характеризуется актуализацией проблемы пространства в области интеллектуальной истории. По мнению Р. Шартье, «область истории, известная как интеллектуальная история, фактически охватывает все формы мысли"47. Отсюда, задачей «историков интеллектуального движения» (как писал JI. Февр) заключалась, прежде всего, в том, «чтобы заново открыть ускользающую от априорного определения оригинальность каждой системы мышления во всей ее сложности и противоречивости, избавив историю от ярлыков, которые, претендуя на дп выявление прежних способов мышления, фактически их скрывали». Отказ от определенных стереотипов в представлениях привел к изменению в отношении, восприятии, оценках пространства. Классическая география и геополитика исходили из того основания, что пространство объективно, то есть существует независимо! от человека и исторических процессов и явлений. Данный методологический поворот обозначил, прежде всего, субъективность существования самого пространства. Берлинский историк географии Ганс-Дитрих Шульц однажды высказал легко запоминающуюся формулу «пространства не существуют сами по себе, пространства создаются"49. Пространство не является простой материальной данностью, оно — продукт.

7 Шартье Р. Интеллектуальная история и история ментальностей: двойная переоценка? // НЛО. 2004. № 66. С. 18.

48 Там же. С. 20.

49 Шульц Г Д. Пространства существуют не сами по себе, а создаются: к вопросу о происхождении понятия «Центральная Европа» в немецкой историографии. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.iflleipzig.com/nieadmin/daten/downloads/HQME/PubIikationen/internationale%20Zusammenrassun^ en%20Europa°/o20Regional/1997/Heftl/ru.pdf человеческого сознания, результат определенных интеллектуальных построений. Это заявление является принципиальным изменением парадигмы в исследовании пространства. Такой методологический поворот обозначил смену исследовательского фокуса, появление новых вопросов: «как человек создает пространственные порядки и нормы, какое значение они имеют для социальных процессов, каким образом формируется символическая кодировка пространства"50. Как следствие формируется новое исследовательское направление, занимающееся изучением «ментальных карт"51.

В понимании Ф. Шенка ментальная карта — это «созданное человеком изображение части окружающего пространства. <.> Она отражает мир так, как его — себе представляет человек, и может не быть верной» Иное понимание ментальной’карты, выдвигает С. Боард. В его понимании «ментальные картыграфические изображения индивидуальных или коллективных систем представлений о> мире, а также карты предпочтений мест проживания' и деятельности"53. В этом случае' «ментальная карта» является конечным продуктом перевода информации об окружающем' мире из языковой системы в картографическую. Возможности в изучении «ментальных карт» отмечает Д. Н. Замятин. Он подчеркивает, что «изучение мысленных карт помогает лучше оценить внутренние связи различных географических явлений, а так же понять социально — и культурно-географические особенности территории"54. э0 Schenk F. В. Das Paradigma des Raumes in der Osteuropaischen Geschichte. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.zeitenblicke.dc/2Q07/2/schenk.

51 Шенк Ф. Б. Ментальные карты: конструирование географического пространства в Европе от эпохи Просвещения до наших дней // Новое литературное обозрение. 2001. № 6 (52). С. 4261- Миллер А. И. Тема Центральной Европы: история, современные дискурсы и место в них России. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http: nlo.maizazine.ru/philosoph/sootecli/sootech29html о.

Шейк Ф. Б. Ментальные карты: конструирование географического пространства в Европе от эпохи Просвещения до наших дней // Новое литературное обозрение. 2001. № 6 (52). С. 42−61. э3 Лавренова О. А. Географическое пространство в русской поэзии XVIII — начала XX вв. (геокультурный аспект). М., 1998. С. 22.

54 Замятин Д. Н. Что можно прочесть по ментальным картам? // География. Еженедельное приложение к газете «Первое сентября». 1999. № 33. С. 14.

Можно выделить два вида ментальных карт. В первом случае ментальные карты являются только отображением территорий, которые знает или не знает исследователь, человек или группа людейво втором случае территория не просто отображается, но и содержит некоторые оценочные характеристикиразмер, форму, расстояние и направление. Таким образом, можно говорить, что «ментальная карта» является отражением внутреннего мира человекав ней находят место идеалы и страхи, опасения и стереотипы.

Ментальная карта" выступает в качестве основного исследовательского инструмента в работе JT. Вульфа55. Предметом исследования историка является процесс конструирования пространства^ в сознании человека. Исследователь в своей работе анализируя, прежде всего, французскую и английскую литературу, описания путешествий, дневники, письма, географические заметки XVIII в., обнаруживает в них особый интеллектуальный конструкт — «Восточную Европу». По мнению Л. Вульфа, она выступает переходным пространством между цивилизованным Западом и варварским Востоком. В своем исследовании автор показывает процесс конструирования западным дискурсом образа Восточной Европы, его закрепления и формирования специфической «ментальной карты», где важная роль отводилась именно пространству Восточной Европы. JI. Вульф особо подчеркивает, чтсь созданный Западом образ Восточной Европы является необходимым для существования самого Запада и формирования его идентичности. Процесс конструирования идентичности России подробно рассмотрен в исследовании М. Бассина56. Автор статьи связывает эту проблему с различным наполнением понятия «Европа».

В «ментальной карте», как правило, находят отражение пространства отрицательно или положительно эмоционально насыщенные. В представлении П. Нора эти места являются «местами памяти». Исследователь подчеркивает, что «места памяти» не являются местами в узком, географическом понимании.

55 Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М., 2003.

56Бассин М. Россия между Европой и Азией: идеологическое конструирование географического пространства // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005. С. 277−311. этого слова. «Местами памяти» могут стать люди, события, предметы, здания, книги, тексты, памятные даты и т. д., которые несут в себе определенную символическую нагрузку. Места памяти «являются местами в трех смыслах слова — материальном, символическом и функциональном, — но в очень разной степени. Пространства представляют собой места столкновений различных миров, взаимодействия культурных практик, культурного диалога. Место, «не является местом памяти, если воображение не наделит его символической аурой"57. Таким образом, можно говорить о том, что «места памяти» фокусируют основные содержательные, насыщенные моменты и события истории.

Результатом антропологического поворота, междисциплинарного синтеза и «пространственного поворота» является совершенно иное понимание пространства, его функций и роли в историческом процессе. Пространство само становится структурой, интеллектуальным конструктом, которое включает в себя «исторические регионы» (например, Западная Европа, Восточная Европа и т. д.). Современный исследователь Ф. Б. Шенк отмечает возможности применения и познания историко-региональных концепций в исследовательском поле историков. По его мнению, «они являются преодолением национально-исторического узкого понимания истории посредством транснациональных сравненийдинамизация и гибкость таких концепций вдоль оси временичистый характер исторической «реальности» как научной рамки сравнения и анализа- <.> их применимость как на Европу в целом, так и на исторический регион <.>"58.

Современные исследователи все чаще в своих работах используют понятие «новое пространство». Оно «представляет собой наложение, тесное переплетение «традиционных» и «нетрадиционных» пространств: естественно-географического, социального, экономического, информационного,.

57 Нора П. Проблема мест памяти // Франция-память. СПб., 1999. С. 40.

58 SchenkF.B. Rezension zu Stourzh, G. Annaherungen an eine europaische Geschichtsschreibung. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://hsozkult.gcschichte.berlin.dc/rczensionen/id" 3459&type=rezbuccher&sort=datum&ordcr=do wn&search=Gerald+Stourzh%20 транспортного, интеллектуального, культурного и т. п.", что является следствием формирования «новой культурной интеллектуальной истории». Новое направление ставит в центр внимания исследование идей и систем мысли, а не стихийные представления и чувства, которыми занимается история ментальностей. Изменение пространственной парадигмы дает новый мощный импульс в изучении пространства отдельных государств и регионов.

В последнее время появилось достаточное количество> работ, посвященных проблеме отражения пространств отдельных регионов и стран в различных культурах60. Немалый интерес представляет серия изданий «Окраины Российской империи"61. Авторы пытаются по новому прочесть историю национальных окраин Российской империи: Северного Кавказа, Польши, Литвы, Сибири, Центральной Азии. В центре внимания исследователей оказываются сложные взаимоотношения, между центром и разнообразными окраинами. В работах, посвященных окраинам Российской империи, исследователями изучаются следующие вопросы «как. власти структурировали пространство империи <.>, какими были экономические отношения окраин и центра <.> как в разные периоды строилась политика империи в вопросах религии, миссионерской деятельности, смены вероисповедания и ее подданными, браков между людьми различных.

АО конфессий? Как регулировалось употребление различных языков <.>" Исследователи выявляют факторы, приведшие к утверждению соответствующего отношения к национальным окраинам, а также преодолевают стереотипы в восприятии пространства национальных окраин.

59 Буданова И. А. Роль нового пространства в конструировании идентичности: европейский опыт и российские реалии // Проблемы формирования общероссийской идентичности: русскость и российскость: Материалы междунар. науч. конф., Иваново, 2008. С. 76. 0 Ерофеев Н. А. Туманный Альбион. Англия и англичане глазами русских. 1825−1853 гг. М., 1982; Оболенская С. В. Германия и немцы глазами русских (XIX в.). М., 2002; Павловская А. В. Россия и Америка. Проблемы общения культур: Россия глазами американцев. 18 501 880-е годы. М., 1998; и др.

61 Сибирь в составе Российской империи. М., 2007; Центральная Азия в составе Российской империи. М., 2008; Западные окраины Российской империи. М., 2006; Северный Кавказ в составе Российской империи. М., 2007.

62 Северный Кавказ в составе Российской империи. М., 2007. С. 6.

Постановка в исследовательском сообществе проблемы представлений и отражения пространства актуализировала применение в научных работах понятия «образ"63.

Особенно интересно, на наш взгляд, исследование Н.Н. Родигиной64, в котором показан процесс формирования образа Сибири. Анализируя журнальную прессу второй половины XIX в., делопроизводственную документацию, источники личного происхождения, учебные пособия по истории и географии, художественную литературу, автор монографии приходит к выводу, что каждый из источников формирует свой образ Сибири. Отличительной особенностью всех образов* является их инерционность, многослойность, противоречивость, антитентичность, территориальность.

На современном этапе гуманитаристики можно говорить о том, что процесс междисциплинарного взаимодействия? привел к изменению проблемного поля, формированию новых исследовательских направлений, в рамках которых исследованию проблем пространства отводится значительная роль. Так, отчетливо" в рамках интеллектуальной истории' обнаруживается смещение исследовательского фокуса. Л. П. Репина подчеркивает, что «говорят современных подходах, необходимо добавить, что интеллектуальная-, историяэтоне только изучение подходов и интерпретаций, но и более широкое изучение поведения людей в прошлом"65. В этой ситуации особое значение приобретают исследования представлений о пространстве различных.

63 См.: Белгородская JI.B. Образ Российской империи в зеркале англо-американских справочно-энциклопедических изданий XX в. Красноярск, 2006; Молодяков В. Э. «Образ Японии»: в Европе и России второй половины XIXначала XX вв. М., Токио, 1996; Бассин М. Россия между Европой и Азией: Идеологическое конструирование географического пространства // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. М., 2005. С. 277−310- Образ России (Россия и русские в восприятии Запада и Востока). СПб., 1998; Безвиконная Е. В. Конструирование образа азиатского пограничья степных областей Западной Сибири в XIX в. // Образ Сибири в общественном сознании россиян XVIII-начала XXI в.: Материалы региональной научно-практической конференции. Новосибирск, 2006. С. 9−15 и др.

64 Родигипа Н. Н. Другая Россия": Образ Сибири в русской журнальной прессе второй половины XIXXX века. Новосибирск, 2006.

65 Конференция «Историческое знание и интеллектуальная культура». «Российское историческое сообщество в развитии мировой исторической науки». [Электронный ресурс]. Режим доступа: http//opcnpostrnsk.ru/archive/l 54/ОРР154 9. htm интеллектуальных сообществ. Интеллектуальная история обозначила не только проблему представлений, но, что немало важно, субъектов этих представлений.

Изучение наследия* русских историков второй половины XIX в. в отечественной исторической науке начинается в 50-е гг. XX в. Подтверждением этому может служить значительное количество работ, посвященных жизни и творчеству русского исторического сообщества второй половины XIX в.66. Одним из первых таких исследований можно считать монографию М. В. Нечкиной, в которой она не только описала становление В. О. Ключевского как историка, но и охарактеризовала его педагогическую деятельность, при этом уделив значительное внимание выяснению философских оснований исторической концепции В. О. Ключевского.

Изучение жизни и творчества. русских историков второй половины XIX в. становится доминирующей исследовательской традицией 50−80-х гг. XX в. Важный вклад в изучение жизни и творчества русских историков второй половины XIX в. внесли Н. И. Цимбаев, В. Е. Иллерицкий, А. Н. Шаханов, Р. А. Киреева и др. Основную цель, которую, ставили перед собой исследователипоказать место русских историков второй половины XIX в. в исторической науке. Центральными вопросами являлись раскрытие содержания исторических концепций русских историков, выявление методологической основы их исторических сочинений, определение принципиальных различий во взглядах русских историков. Все эти вопросы рассматривались в рамках сложившейся историографической традиции.

66 Иллерицкий В. Е. С. М. Соловьев. М., 1980; Цимбаев Н. И. С. М. Соловьев. М., 1990; Сахаров A.M. История России в трудах С.М. Соловьева// Вестник МГУ. Серия 9. История. 1971. № 3. С. 5−17- Пугикарев JT.H. «Публичные чтения о Петре Великом» С. М. Соловьева // Вопросы истории. 1965. № 7. С. 244−253. Нечкина М. В. Юные годы В. О. Ключевского // Вопросы истории. 1969. № 9. С. 67−90- Нечкина М. В. В. О. Ключевский — студент // Вопросы истории. 1971. № 5. С. 61−79- Нечкина М. В. Василий Осипович Ключевский: История летни и творчества. М., 1974; Шаханов А. Н. С. М. Соловьев и В. О. Ключевский // Вопросы истории. 2000. № 3. С. 146−154- Александров В. А. В. О. Ключевский // История СССР. 1991. № 5. С. 5769- Пинчук Ю. А. Исторические взгляды Н. И. Костомарова. Киев, 1984; Киреева Р. А. К.Н. Бестужев-Рюмин и историческая наука второй половины XIX в. М., 1990; Вульфсон Г. Н. Глашатай свободы. Страницы из жизни Афанасия Прокофьевича Щапова. Казань, 1984 и др.

В 90-е гг. XX в. в результате методологического поворота в исторических исследованиях обнаруживается изменение проблематики. Основными вопросами для историков, становятся изучение коммуникативных практик русских историков, научных школ, взаимоотношений учителей и учеников и.

В последнее время значительный интерес в исследовательском сообществе приобретает проблема провинциального исторического сообщества. Особый интерес для понимания развития провинциальной исторической мысли имеет работа В. А. Берлинских, в которой онвыделяет периоды развития дореволюционной провинциальной исторической мысли. Исследованию деятельности Особое внимание в своем исследовании В. А. Бердинских уделяет деятельности Губернских статистических комитетов европейских губерний России. Проведенный анализ, позволил автору предложить типологию историописаний провинциальных историков: «краеведческиеописания», «постлетописные сочинения», «научно-исследовательские и историко-краеведческие работы».

Отдельным исследовательским аспектом для В. А. Бердинских выступает изучение личности провинциального историка. Автор приходит к выводу, что.

67 Щербанъ Н. В. В. О. Ключевский о Смуте // Отечественная история. 1997. № 3. С. 96−106- Шаханов А. Н. С. М. Соловьев и В. О. Ключевский // Вопросы истории. 2000. № 3. 146−155- Корзун В. П. Научная школа в интерьере «историографического быта» (В.О. Ключевский, П. Н. Милюков, С. Ф. Платонов, А.С. Лаппо-Данилевский) // Культура и интеллигенция России: социальная динамика, образы, мир научных сообществ (XVIII-XX вв.): Материалы Третьей всероссийской научной конференции: в 2 т. Омск, 1998. С. 2−5- Aneepac Н. Н. Учитель П.Н. Милюкова — В. О. Ключевский // Культура и интеллигенция России: социальная динамика, образы, мир научных сообществ (XVIII-XX вв.): Материалы Третьей всероссийской научной конференции: в 2 г. Омск, С. 5−8- Мохначева М. П. Межвузовские научные связи русских историков во второй половине XIX в. в контексте истории и научно-педагогической школы В. О. Ключевского // В. О. Ключевский и проблемы российской провинциальной культуры и историографии: Материалы научной конференции: в 2 кн. М., 2005. Кн. 1. С. 282−297- Мамонтова М. А. Диалог Москвы и Петербурга в переписке русских историков. Москва глазами молодых петербуржцев // Культура и интеллигенция России между рубежами веков: Метаморфозы творчества. Интеллектуальные ландшафты (конец XIX — начало XXI в.): Материалы V Всероссийской научной конференции с международным участием, посвященной 10-летию Сибирского филиала Российского института культурологи МК РФ. Омск, 2003. С. 31−35- Шаханов А. Н. Русская историческая наука второй половины XIX — XX века: Московский и Петербургский университеты. М., 2003 и др. и др. основной фигурой в провинциальном историописании <.> был не историк-профессионал, а историк-любитель, представитель разночинной интеллигенции"68.

Большинство исследований, посвященных творчеству русских историков второй половины XIX в., в центр внимания ставят проблему раскрытия содержания их исторических концепций, выявления методологической основы их исторических сочинений, выявления принципиальных различий во взглядах русских историков, определения принадлежности русских историков к той или иной научной школе. Все эти вопросы рассматриваются в рамках сложившейся историографической традиции. Изучение же картины мира русских историков второй половины XIX в. происходит только в рамках исследования их исторических концепций. Проблема представлений о пространстве русского исторического сообщества в исторической науке вообще не ставилась.

В последнее время в исторической науке обозначился интерес к изучению картины мира интеллигенции. Ярким примером такого' рода исследований является работа С.М. Усманова69, в которой он определяет «характерные черты и обстоятельства восприятия интеллигенцией.

70 окружающего Россию мира, и прежде всего — оси «Восток-Запад», выявляет основные стереотипы о Востоке и Западе, сложившиеся в массовом интеллигентском сознании, прослеживает эволюцию этих представлений, определяет особенности распространения стереотипов о Востоке и Западе в среде русской интеллигенции во второй половине XIXначале XX вв. В итоге С. М. Усманов приходит к выводу, что практически вся русская интеллигенция.

7 1 была развернута лицом к Западу, а значит спиной к Востоку", а отсюда и соответствующее отношение к этому пространству. Исследователь, отмечает наличие среди интеллигенции либо феномена «нечувствия» Востока, то есть.

68 Бердинскгсс В. А Русская провинциальная историография второй половины XIX века. М. Киров, 1995. С. 357.

69 Усманов С. М. Безысходные мечтания. Русская интеллигенция между Востоком и Западом во второй половине XIX — начале XX века. Иваново, 1998.

70 Там же. С. 7.

71 Там же. С. 177. равнодушного отношения к этому пространству, либо, «картины мира», в которой «европоцентризм предполагал определенное внимание к Востоку в форме характерной для либерального направления общественной мысли борьбы с «азиатчиной». В таком понимании Восток безоговорочно.

72 отождествлялся с застоем и деспотизмом". С. М. Усманов показывает, каким образом происходило изменение восприятия пространств Востока и Запада.

В исследовании Т. А. Сабуровой «Русский интеллектуальный мир / миф (социокультурные представления интеллигенции в России XIX столетия)» отдельная глава посвящена компонентам модели мира> русской интеллигенции XIX в., пространству и времени. Пространственные представления русской интеллигенции выражались в разделении мира на Запад — Восток, ЕвропуАзию. По мнению Т. А. Сабуровой, «<.> особый интерес представляет не только само разделение пространства, его маркировка, <.>"73, но определение причин изменения пространственных представленийКак отмечает автор «определенную роль в формировании и изменении играют различные формы-коммуникации, которые определяют большую или меньшуюстепень смыслового единства пространственных представлений, определяют содержательную характеристику культурного своеобразия и сходства, представления о странах, осуществляющих культурный диалог, и пространстве Европы в целом, разделении на Запад и Восток. Формируются определенное видение пространства, страны, культуры их восприятия и критерии оценки"74. Одной из важнейших культурных практик, по мнению Т. А. Сабуровой, является путешествие, которое способствует «созданию новых культурных смыслов, развитию межкультурной коммуникации, трансляции идей и образов"73. Усманов С. М. Безысходные мечтания. Русская интеллигенция между Востоком и Западом во второй половине XIX — начале XX века. Иваново. 1998. С. 178.

Сабурова Т. А. Русский интеллектуальный мир / миф (социокультурные представления интеллигенции в России XIX столетия). Омск, 2005. С. 113.

74 Там же. С. 116.

75 Там же. С. 163.

Проблеме формирования и отражения образа Германии в интеллектуальной среде России 30−40-х гг. XIX в. посвящено исследование.

А.А. Василенко. Автор работы выделяет этапы формирования образа: «становление представлений о Германии в системе начального и среднего образования России, где важнейшее значение приобретают учебные пособия по географии и историиобучение в университете и самообразованиечтение художественной литературыкоммуникативные связи, существовавшие в интеллектуальной, среде России 30−40-х гг. XIX в."77. Характеризуя этапы формирования образа Германии, А. А. Василенко раскрывает содержание этого образа и отмечает особенности его наполнения, указывает пути трансляции сложившегося образа Германии. Важную роль в этом процессе она отводит деятельности журналов, личной переписке и обучению.

Таким образом, можно говорить о том, что в исторической науке накоплен значительный опыт в исследовании жизни и творческого пути отдельных русских историков и наблюдается складывание традиции в исследовании картины мира русской интеллигенции. Проблема представления о пространстве русских историков не стала предметом специального исследования ни в историографии, ни в складывающейся традиции интеллектуальной истории.

Цель и задачи исследования

Цель диссертационного исследованияраскрыть структуру и содержание представлений о пространстве русских историков второй половины XIX в.

Достижение поставленной цели предполагает решение ряда научных задач:

— определить факторы, повлиявшие на формирование представлений о пространстве русских историков второй половины XIX в.

76 Василенко А. А. Образ Германии в интеллектуальной среде России 30−40х гг. XIX в. Автореферат, дисс. канд. истор. наук. Омск, 2007.

77 Там же. С. 17.

— выявить основные компоненты пространственных представлений русских историков второй половины XIX в.

— раскрыть содержание основных интеллектуальных конструктов, используемых русским историческим сообществом второй половины XIX в. для характеристики пространства.

— дать характеристику образам, регионов Российской империи, транслируемых русских историками второй половины XIX в.

Объектом диссертационного исследования выступает картина мира русских историков второй половиньгХ1Х в. Картина мира представляет собой систему представлений, в которой основополагающими категориями являются пространство и время:

Предметом диссертационного исследования являются представления о пространстве русского исторического сообщества второй половины XIX в.

Хронологические рамки диссертационного исследования охватывают период второй, половины XIX, в. Нижняя* хронологическая граница определяется периодом конца 40−50-х гг. XIX в., который ознаменован целым рядом революционных событий в Европе, которые оказавших влияние на пространственные представления русского исторического сообщества второй половины XIX в. Был развеян образ идеальной Европы. Другим, не менее важным фактором, повлиявшим на формирование представлений русского образованного сообщества второй половины XIX в. об окружающем пространстве, сыграло поражение в Крымской войне. Это событие существенно повлияло структуру и содержание «ментальной' карты» научного сообщества второй половины XIX в.

В числе факторов, повлиявших на формирование представлений о пространстве русских историков, необходимо отметить такой фактор как формирование научного исторического сообщества. После периода «мрачного семилетия» четко обнаруживается необходимость в культурном диалоге между Россией и Европой. Путешествия становится необходимым компонентом культурного взаимодействия.

Значительное влияние на представления о пространстве русских историков оказали идеи немецкой классической философии, географического детерминизма и т. д, распространенные в среде образованного сообщества.

Верхней хронологической границей исследования нами выбраны 90-е гг. XIX в., что связано с изменением внешнеполитической ситуации, выражающейся в, создании международных союзов. К концу XIX в. складывается ситуация методологического кризиса в исторической науке. Методологические поиски русских историков неизбежно приводят к переосмыслению старых и созданию новых интеллектуальных конструктов.

Методологическая основа диссертации. Исследование выполнено в рамках культурно-интеллектуальной истории. Как отмечает Л. П. Репина новая «культурно-интеллектуальная история» преимущественный интерес проявляет к «историческим категориям мышления, интеллектуальной деятельности и продуктам человеческого интеллекта, а также к историческому развитию интеллектуальной сферы». В этой ситуации можно говорить об’изменении проблемного поля, в центре внимания которой оказываются «не только результаты профессиональной деятельности историка, но вся его творческая лаборатория, исследовательская психология и практика — культура творчества историка"79.

Новая интеллектуальная история" обозначила проблему репрезентации авторского текста. Отсюда пристальное внимание со стороны исследовательского сообщества к языку и языковым конструкциям, структуре текста, его содержанию. Эту особенность современного исторического знания отметил М. М. Кром, подчеркивая «особую чувствительность историка к языку.

80 и понятиям изучаемой эпохи, к ее символам и ритуалам" .

Диссертационная работа основана на междисциплинарном подходе. Взаимодействие интеллектуальной истории, психологии и лингвистики.

78 Репина Л. П От истории идей к интеллектуальной истории (аналитический обзор) // XX век: Методологические проблемы исторического познания: В 2 ч. М., 2001. Ч. 1. С. 96.

79 Там же. С. 102.

80 Кром М. М. Отечественная история в антропологической перспективе // Исторические исследования в России — И. Семь лет спустя. М., 2003. С. 180.

28 является основополагающим в исследовании факторов, определяющих формирование образов пространства, содержания интеллектуальных конструктов русских историков, механизм изменения ментальной карты русского исторического сообщества и т. д.

В диссертационном исследовании используются общенаучные методы анализа и синтеза, а также специальные методы исследования. К таковым можно отнести метод многократного прочтения текста, дающий возможность выявить скрытые смыслы и контексты интеллектуальных конструктов, метод деконструкции текста, который позволяет выявить типичные образы пространства, характерные для данного периода времени, метод контент-анализа, позволяющий перевести исследуемые характеристики пространства в о 1 количественные показатели. Определение коэффициента ранговой корреляции между компонентами ментальной карты русских историков второй половины XIX в. позволяет выявить силу и характер связи между различными интеллектуальными конструктами. Картографический метод дает возможность «увидеть» пространство: особенности расположения географических объектов, речных и лесных систем. Сравнительный метод позволяет увидеть специфику восприятия пространства при сравнении текстаисторического сочинения с картографическими материалами.

Ключевыми понятиями в, диссертационном исследовании выступают понятия «представление», «ментальная карта», «конструкт», «образ».

Под «представлением» в работе понимается отражение в сознании людей прежде воспринятых или воображаемых объектов. По мнению Р. Шартье «представления организуют схемы восприятия, оценки, принятия решения,.

81 Афанасьев В В Применение методов математической статистики в научных исследованиях. [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.vspu.var.ru/vestnik/novosti i probltmv33 1/www.yspu.var.ru/vestnik/novosti i problemv/3 3lwww.yspu.var.ru/vestnik/novosti i problemy/33 1 иначе говоря, не только отражают социальные отношения, но и структурируют социальную практику этих людей"82. Свое выражение представления находят в многочисленных образах пространства.

В качестве основного инструмента исследования выступает понятие «ментальная карта», которая представляющая собой схематичное, упрощенное, субъективное изображение окружающего пространства. Ее компонентами являются эмоционально, символически и семантически нагруженные географические объекты. Использование подходов гуманитарной географии позволяет выявить мифы, образы и стереотипы в восприятии пространства.

Подход, предложенный семиотической концепцией, позволяет по-новому «прочесть» текст «ментальной карты», выявить эмоционально и содержательно насыщенные компоненты интеллектуального конструирования, определить смысловое наполнение pi значение компонентов «ментальной — карты" — русских историков второй половины XIX в.

Под конструктом нами понимается' сложный продукт (модель) интеллектуальной' деятельности, в котором с помощью эмоционально насыщенных языковых конструкций, отражается представление об окружающем пространстве. С помощью интеллектуальных конструктов «Европа», «Азия», «Восточная Европа», «Западная Европа» русские историки осмысливали и структурировали как «свое», так и «чужое» пространство.

Образ представляет собой субъективное восприятие предметов объективной реальности. На формирование образа влияют культурные, нравственные установки, ценности, приоритеты. Результатом взаимодействия интеллектуальных конструктов и образов являлось конструирование конфессиональной, государственной, культурной идентичности.

Источниковая база диссертации обусловлена предметом исследования, поставленной целью и задачами. Использованные в работе источники по типу и информативным возможностям могут быть распределены следующим образом:

82 Шартье Р. Мир как представление // История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М., 1996.С. 76.

Исторические сочинения представлены обобщающими трудами, отдельными монографическими исследованиями и статьями русских историков второй половины XIX в.

К наиболее значимым источникам этой группы можно отнести «Историю России с древнейших времен» С. М. Соловьева, «Курс лекций» В. О. Ключевского, «Русскую историю» К.Н. Бестужева-Рюмина, исследования Д. И. Иловайского, Д. А. Корсакова, Е. Е. Замысловского, Е. И. Забелина. Эти сочинения русских историков' являлисьосновными учебными книгами для студентов высшей школы второй половины XIX в. О значимости исследований русских историков второй половины XIX в. писал В. Г. Вернадский, он отмечал, что «что платоновские «Лекции» и «Курс» Ключевского «прочли десятки тысяч русских образованных людей. На них воспитывалось русское общество"84. В этих исследованиях представлена картина исторического процесса и его движущие силы. Русские историки второй половины XIX в. значительное вниманиев своих исследованиях уделяли влиянию колонизационного фактора в истории России. Изучение характера и направленияколонизационного процесса дает возможность выявить особенности словоупотребления и содержательные коннотации интеллектуальных конструктов «Север», «Юг», «Запад», «Восток».

О1!

Соловьев С. М. Сочинения в 18 кн. М.: Голос, 1993; Соловьев С. М. Историяпадения Польши. М., 1863- Соловьев С. М. Восточный вопрос. [Электронный*ресурс]. Режим доступа: http://az.lib.ru/s/solowxew sergei mihajlowich/text 0550. shtmlСоловьев С. М Император Александр I. Политика. Дипломатия. СПб., 1877- Соловьев С. МВзгляд на историю установления государственного порядка в России до Петра Великого. М., 1852- Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре I. 1872- Соловьев С. М. Император Александр I. 1877- Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в 3 кн. М., 1993; Корсаков Д. А. «Об историческом движении поступательного движения великорусского племени на Восток».1889- Замысловский Е. Е. Записки по древней русской истории. Литографированный курс. 1881/1882- Иловайский Д. И. «О мнимом призвании варягов». 1871- Иловайский Д. И. О славянском происхождении Дунайских болгар. 1874- Иловайский Д. И. Вопрос о народности руссов, болгар и гуннов. 1881- Иловайский Д. И. История России. 1876−1905; Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история. 1872. Забелин Е. А. История русской жизни с древнейших времен. 1879- Белов Е. А. История России до Петра Великого, 1895- Татищев С. С. Император Николай и иностранные дворы. 1889 и др.

84 Цит. по: Корзун В. П. Г. В. Вернадский — историк русской исторической науки (продолжающая традиция или новый взгляд). [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ricolor.org/history/re/new/vemadskv/.

Русское историческое сообщество второй половины XIX в. в своих сочинениях значительное внимание также уделяет внешнеполитическому фактору. Исследование взаимоотношений Российского государства с соседними племенами и государствами, дает возможность выявить содержание интеллектуальных конструктов (Европа, Азия) причины складывания образа соседних пространств, причины, приведшие к изменению. Изучение исследований русских историков дает возможность выявить основные пространственные компоненты, которые используют русские историки, проследить изменение содержания интеллектуальных конструктов на протяжении всего текста, выявить причины изменения содержательных характеристик.

Анализ исторических сочинений русского исторического сообщества половины XIX в. позволяет выявить компоненты ментальной карты, русских историков второйполовины XIX в., определить содержательные характеристики1 этих компонентов, проследить изменения их содержания на протяжении всего текстаисследования, через анализ метафор, семантических оборотов, лингвистических структур выявить устойчивые образы пространства и стереотипы в описании отдельных регионов.

Источники личного происхождения, среди которых важное место занимает частная8 переписка85. Анализ писем С. М. Соловьева материи М.П.

Погодину в период его пребывания за границей позволяет выявить спектр факторов, оказавших влияние на формирование его пространственных ос.

Письмо И. М. Гревса К.Н. Бестужеву-Рюмину // Малинов А. В. К.Н. Бестужев-Рюмин: очерк теоретико-исторических и философских взглядов. СПб., 2005. С. 185−186- Письма Н. Н. Платоновой и С. Ф. Платонова // Малинов А. В. K.II. Бестужев-Рюмин: очерк теоретико-исторических и философских взглядов. СПб., 2005. С. 206−215- Письма русских историков (С.Ф. Платонов, П.Н. Милюкова) / Под ред. В. П. Корзун. Омск, 2003; Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968; Ключевский В. О. Письма В.О. Ключевского к П. П. Гвоздеву, (1861−1870). М., 1924; Иловайский Д. И. Мелкие сочинения. Статьи и письма. 1857−1887 гг. М., 1886- Письма С. Ф. Платонова П.Н. Милюкову // Мир историка. XX век / Под ред. А. Н. Сахарова. М., 2002. С. 363−387- Соловьев С. М. Письма на Родину// Первые научные труды. Письма. М., 1996. С. 65−108.

86 Соловьев С. М. Письма на Родину// Первые научные труды. Письма. М., 1996. С. 65−108. представлений: посещение лекций ведущих европейских исследователей, знакомство с европейскими историками, самообразование.

Интерес представляет, например, переписка между русским историком Д. А. Корсаковым и А.Н. Пыпиным87, которая хранится в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки. Анализ этих писемпозволяет выявить особенности восприятия пространства у столичных и провинциальных историков, определить специфику интеллектуальной среды русского провинциального исторического сообщества.

Изучение переписки между С. Ф. Платоновым и К.Н. Бестужевым-88.

Рюминым позволяет увидеть исследовательский* поиск С. Ф. Платонова во время написания им диссертации, раскрыть специфику восприятия европейского, пространства К.Н. Бестужевым-Рюминым, в ходе его заграничного путешествия.

Письма дают возможность увидеть в русских историках «живых людей» с их проблемами, сомнениями и поисками и т. д. «Письма наряду с черновиками и дневниками, дают возможность понять как психологически и исторически последовательно выстраивалась концепция, как и откуда*возникали те или иные идеи (и в то же время забраковывались другие), каким образом и как изучались те или иные источники"89. В переписке с коллегами историки описывают предполагаемые места для путешествий, делятся впечатлениями о посещении этих пространств, отмечают наиболее значимые и памятные места для* них. С другой стороны, делятся размышлениями по поводу будущих статей и исследований, обмениваются мнениями и критическими замечаниями по поводу прочитанных материалов.

Анализ частных писем русских историков второй половины XIX в. позволяет выявить компоненты «ментальной карты» русских историков,.

87 РЫБ. Ф. 621. № 423, № 425.

88 РНБ. Ф.585. № 1716, № 2280.

OQ.

Корзуп В.П., Свешников А. В., Мамонтова М. А. Историк в собственных письмах: зеркало или мир зазеркалья? (Несколько замечаний о специфике писем русских историков XIX—XX вв.еков в качестве историографического источника) // Письма русских историков (С.Ф. Платонов, П.Н. Милюков) / Под ред. В. П. Корзун. Омск, 2003. С. 10.

33 определить условия* и факторы, которые оказали влияние на формирование пространственных представлений русского исторического сообщества второй половины XIX в., а также установить причины, которые привели к изменению этих представлений,.

Дневники и воспоминания — источники, которые отличаются высоким уровнем рефлексии и самоанализа. Они содержат информацию об условиях формирования, развития идей, мнений, суждений русских историков. Их прочтение: анализ информации, которая в них содержится, ценностные суждения, оценочные характеристики, метафоры позволяет выявить определенный скрытый' пласт представлений русских историков. Размышления о пространстве, времени, смысле жизни русскими историками сопровождаются мощным процессом рефлексии, поэтому «позволяют говорить не только о том времени, о котором вспоминает автор, но и о том времени, когда пишутся воспоминания"91.

Дневники, как правило, не предназначались для печати, вследствие этого носили более открытый, откровенный характер, высказывания и суждения историков не ограничивались цензурными* рамками. Анализ дневниковых записей В. О. Ключевского позволяет выявить представление русского историка об историческом процессе. Например, В. О. Ключевский отмечал, что «История слагается из двух великих параллельных движений — из определения отношений между людьми и развития власти мысли над внешним фактом, т. е. над.

О" } природой. <.> Мир факта есть мир, совершенно чуждый духу <.>" Изучение дневниковых записей дает возможность определить компоненты исторического процесса, которые для историка кажутся определяющими,.

90 Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина: В 3 т. М., 1929;1932; Корсаков ДА. Из воспоминаний о Н. И. Костомарове и С. М. Соловьеве // Вестник Европы. 1906. T.V. Сентябрь. С. 221−272- Бестужев-Рюмин КН. Биографии и характеристики. СПб.: Типография B.C. Балашева, 1882- Корсаков ДА. Былое. Из Казанской жизни. 1856−1860. Воспоминания о прошлом. Казань, 1898- Забелин И. Е. Дневники. Записные книжки. М., 2001; Пыпин А. Н. Мои заметки. Саратов, 1996 и др.

91 Сабурова Т. А. Русский интеллектуальный мир/миф (социокультурные представления интеллигенции в России XIX в.). Омск, 2005. С. 15.

Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 242.

34 выявить факторы, движущие силы, которые оказали влияние на становление концепции В. О. Ключевского. Анализ дневников В. О. Ключевского позволяет проследить динамику представлений русского историка на определенном этапе жизни.

Исследовательский интерес представляют также дневники И. Е. Забелина, в которых он описывает неформальную сторону общения между историками, свои размышления по многим интересующим его вопросам русской истории, свои соображения и суждения по поводу прочитанных статей и исследований коллег-историков.

Анализ воспоминаний Б. Н. Чичерина дает возможность увидеть особенности восприятия университета, университетской среды, пространства Европы, в ходе предпринятого им заграничного путешествия, а также специфику европейского интеллектуального сообщества.

Значимым источником для характеристики университетской среды являются «Заметки» А. Н. Пыпина, в них описываются особенности университетского преподавания в Казани и Петербурге, дается характеристика духовной среды 50−60-х гг. XIX в., описываются впечатления от заграничного путешествия и определяется значение для русских историков такого рода поездок.

В дневниках и воспоминаниях содержатся биографические данные, субъективные мнения и оценки, личная позиция в отношении отдельных событий и явлений. Дневники позволяют понять внутреннее состояние человека, складывание его взглядов и суждений, ценностные мотивации его поведения, взаимоотношения с другими историками и т. д.

Пыпин А. Н. Мои заметки. Саратов, 1996.

Особую группу источников составляют учебные пособия '. Этот вид источников позволяет выявить наиболее общие, стереотипные представления о пространстве русских историков второйполовиньь XIX в. Т. А. Володина, исследуя учебную литературу середины XVIII — середины XIX вв., замечает, что «государство в сфере исторического образования свою главную задачу видит в легитимации существующего режима и воспитании лояльности граждан. А запросы общества в сфере интерпретации истории призваны актуализировать эмоциональное ощущение связи прошлогос настоящим и будущим. Прошлое здесь выступает как некая система ценностей, имеющих положительную или отрицательную значимость в реализации общественных устремлений. Можно сказать, что «установками» науки, государства и общества являются соответственно' объяснение прошлого, оправдание настоящего и актуализация прошлого, исходя из настоящего"95. Следовательно, учебник является проводником отрефлексированных, отрецензированных образов и представлений. Анализ учебной литературы второй половины XIX в. позволяет выявить-компонент властного дискурса, отраженный в учебниках.

Публъщистша96 является источником, в котором отражается-формирование, изменение, развитие представлений образованного общества.

94 Белов Е. А. Курс высшей истории для средних классов средних учебных заведений и самоучения. СПб., 1878- Ииишова А. Русская история. СПб., 1873- Беллярминов И. Руководство к русской истории с пополнениями из всеобщей. СПб., 1874- Полевой П. Краткое учебное руководство по русской истории. Составленное применительно к программе, утвержденной Святейшим Синодом для церковпо-приходских школ. СПб., 1892- Сальников А. Н. Краткий обзор русской истории (курс городских училищ). СПб., 1895- Иловайский Д. И. Краткие очерки русской истории. Курс старшего возраста. М., 1883- Турцевич А. Русская история (в связи с историей Великого княжества Литовского). Курс III гимназий и реальных училищ. Вильна, 1894 и др.

95 Володина Т. А. Учебники отечественной истории как предмет историографии: середина XVIIIсередина XIX в. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://vvv.portalus.ru/modules/rushistorv.tus readme. php?subaction=showfull&id=l 192 093 833& archive=&start from^&ucat-19&category=19.

96 Ядринцев H.M. Сибирь как колония. // Русский Вестник. 1882. Март. С. 853−855-Пыпин А. Н. Россия и Европа / А. Н. Пыпин // Вестник Европы. 1889. Январь. Т. 1. С. 296−337- Пыпин А. Н. Сибирь и исследование ее // Вестник Европы. 1888. Август. С. 622 — 669- Кавелин К Д. Очерки французского университета // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1862. № 6. С. 1−27-Кавелин К. Д. Очерки французского университета // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1862. № 7. С. 1−44- Кавелин К. Д. Свобода преподавания и учения в Германии // Журнал Министерства Народного Просвещения 1863. № 3. С. 3−25 и др. второй половины XIX в. Русские историки могли печататься в публицистических изданиях, транслируя, таким образом, через толстый журнал свои взгляды и суждения. В публицистических изданиях нашли отражение различные идеи и концепции, которые можно признать «передовыми» для того времени. В произведениях публицистического жанра был поднят вопрос об идентификации и самоидентификации России, это в свою очередь привело к актуализации таких концептов как «Запад» и «Восток» и интеллектуальных конструктов «Европа» и «Азия».

С точки зрения анализа «ментальной карты» этот вид источника имеет свои особенности и ограничения. Специфика публицистических материалов во второй половине XIX в. заключается в достаточно тесной связи с исторической наукой. Русские историки второй половины XIX в. читали, осмысливали, критиковали произведения публицистического характера.

Анализ материалов публицистики позволяет выявить основные характеристики образов регионов Российской империи, условия складывания этих образов и причины их изменения. Соотнесение образов, востребованных материалами публицистики и нашедших отражение в сочинениях русских историков второй половины XIX в. позволяет выявить уровни образов: динамичный, который подвержен быстрому изменению и статичный, который закрепляется и в школьной литературе и в обобщающих сочинениях русского исторического сообщества второй половины XIX в.

Путевые заметки97 и путеводитель<98 представляют собой массовые научно-популярные издания, рассчитанные на широкую читательскую аудиторию. М. С. Серпиков отмечает, что «в каждом путеводителе содержится подробная информация, необходимая для путешественника: описание страны, региона, городасведения о культурных традициях и историческом развитии конкретной местностиN информация об особенностях путешествия на транспортных средствах (пароходе, поезде, дилижансе и др.) — предлагаются проверенные временем увлекательные маршруты по осмотру достопримечательностейрекомендуются рестораны и отели с многолетней безупречной репутацией"99. Необходимо помнить, что цель путеводителяпредставить регион стороннему читателю, то есть создать рекламу образ этого пространства. Изучение путеводителей и путевых заметок позволяет также определить „эталонное“ пространство, наиболее ценное и значимое для составителя, с которым он» будет сравнивать тот или иной регион. Чаще всего, для' российских путеводителей и путевых заметок таким «идеальным» пространством являлась Европа, для сибирских путеводителей «эталоном».

97 Исаев, А А От Урала до Томска Из путевых заметок // Вестник Европы. 1891. Сентябрь. С. 55−87- Марков Е. Л. Европейский Восток. Путевые очерки // Вестник Европы. 1886. Март. С. 116−176- Шмурло Е. Ф. Волгой и Камой. (Путевые впечатления) // Русское богатство. 1889. № 10. С. 87−118- Благовещенский Н. А. Записки о Сибири // Вестник Европы. 1882. Сентябрь. Т. V. С. 291−326 и др.

98 Кузьминский П П. Курьер. Практический путеводитель для русских по Европе. Одесса, 1894- Островский Д. Н. Путеводитель по северу России. СПб., 1898- Путеводитель по Сибири и Туркестанскому краю. СПб., 1895- Путеводитель по Тифлису. Тифлис, 1896- Путеводитель по Уралу. Екатеринбург, 1899- Дорожник Кавказский. С высокого разрешения, составленный в 1847 г. и исправленный по последним сведениям, собранным по 1-е января 1858 г. при Военно-топографическом отделении Генерального штаба Кавказской армии. Тифлис, 1858- Дорожник по Сибири и Азиатской России. Г. 1−3. Томск, 1899 — [90]- Бедекер к., Жоан А. Л Путеводитель по Ривьере от Марселя до Генуи. СПб., 1899- Тили К. А. Путеводитель по России. Составленный по официальным сведениям. М., 1891- Путеводитель по России / Под ред. Р. С. Попова. СПб.: Тип. М-ва путей и сообщения, 1886. Путеводитель по России. Изд. 2-е. СПб., 1868- Путеводитель по России. Изд-е 3-е. СПб., 1870- Путеводитель по России и за границею. СПб., 1868−1874- Федотов Н. П. Иллюстрированный путеводитель по дачным, водолечебным живописным местностям Финляндии. СПб., 1899- Москвич ГГ. Иллюстрированный практический путеводитель по Кавказу. Одесса, 1897- Москвич ГГ. Практический путеводитель по Крыму. Одесса, 1895 и др.

99 Серпиков М. С. О книжной коллекции Г. И. Соколова в фондах Библиотеки «Дом А. Ф. Лосева». [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://loseylibrary.ru/index.php?md=946 представала Европейская Россия. Путеводитель выступает одним из факторов формирования пространственных представлений русских историков.

Путевые заметки велись, как правило, в дороге с целью запечатлеть, то необычное, что встречалось в пути. Чаще всего они велись «для себя», для своей памяти и содержали «мысли вслух», рассуждения с самим собой. Написанные не для научных оппонентов, не для публики, они не были рассчитаны на какую-либо цензуру и поэтому лучше, чем любые другие источники передают непосредственность и индивидуальность автора. Написанные простым и доступным языком, дневники отражают его мировоззрение, отношение к жизни, людям, раскрывают в какой-то мере черты характера.

Наряду с чисто научной информацией путевые заметки содержат сведения о сопутствующих явлениях, фактах, увиденных в дороге, о разговорах с местными жителями и др. Путевые заметки дают возможность проследить зарождение научных идей, мыслей, которые впоследствии вылились в важнейшие обобщения и научные труды.

Примером могут служить «Записки о Сибири» Н. А. Благовещенского, в которых с помощью метафор и эпитетов представлен живой, яркий образ не только Сибири, но сибирского населения.

В путевых заметках А. А. Исаева описаны Сибирские города, их достопримечательности. Так А. А. Исаев пишет, что «об Иркутске говорят с восторгом: он, по их мнению, точная копия Петербурга и разве только немногом уступает своему образцу"100, а также отличительные особенности сибирского населения. Например, исследователь замечает, что «сибиряки отличаются очень сильным чувством патриотизмаон распространяется на все частности сибирской жизни, не исключая и благоустройства"101. Изучение путевых заметок позволяет выявить неотрефлексированный образ региона.

100 Исаев А.А.

81.

Там же.

От Урала до Томска Из путевых заметок // Вестник Европы. 1891. Сентябрь. С.

Карты позволяют «пространственно анализировать сведения.

1 ЛЛ источников". Изучение картографических источников, по мнению, В. Кивельсон «меняет привычные представления об отношениях центра и периферии в России XVII в.: эти отношения скорее напоминают диалог, чем односторонний монолог, или диктат, со стороны центра"103. Помимо выявления особенностей взаимоотношений между пространством центра и периферией, карты дают возможность соотнести представления об этих пространствах, отраженных в исторических сочинениях второй половины XIX в. с их визуальным воплощением. На исторических картах второй половины XIX в. находят отражение наиболее насыщенные, значимые пространства: Запад, Восток, Север, Юг, Европа, Азия, Кавказ, Польша, Урал и Сибирь. Соотнесение реальных географических пространств и карт, с одной стороны, позволяет определить особенности пространственных представлений русских историков второй половины XIX в. которые могут выражаться в смещении объектов в сравнении с их реальным географическим положениемупрощение карты, то есть сознательное стирание объектов, употреблении специфических географических названий и т. д. С другой стороны, выявить влияние карты на пространственные представления русского исторического сообщества второй половины XIX в.

Научная’новизна исследования заключается в том, что в нем-впервые поставлена и изучена проблема представлений о пространстве русских историков второй половины XIX в. Автором предложена исследовательская модель, в которой отражены компоненты «ментальной карты» русского исторического сообщества, их содержательные характеристики. Определены факторы, повлиявшие на формирование представлений о пространстве русских историков, дана характеристика образам регионов Российской империи, которые транслировались русским историческим сообществом. Обосновано.

1 Л").

Пиотух Н. В. Картографический метод в исторических исследованиях: прошлое и настоящее. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://new.hist.asu.ru/biblio/ikk/piotuh.shtml.

103 Кром М. М В. Кивельсон. Картографии царства: Земля и ее значения в России XVII в. // Отечественная история. 2008. № 6. С. 150. использование новых методов исследования представлений русского исторического сообщества второй половины XIX в. В научный оборот введены новые архивные материалы, представленные, главным образом, источниками личного происхождения.

Практическая значимость заключается в том, что результаты исследования имеют значение для дальнейшего исследования социокультурных представлений научного сообщества и в целом картины мира русского общества второй половины XIX в. Содержащийся в диссертации материал может быть востребован в образовательной практике высших учебных заведений при разработке лекционных курсов и создании учебных пособий по истории России. Отдельные положения и выводы могут быть использованы при написании обобщающих и специальных исследований по проблемам интеллектуальной истории, истории русской общественной мысли и культуры.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации отражены в 19 публикациях, а также были представлены в докладах и выступлениях на четырех международных научных конференциях (Тверь, 2006, 2008, Ярославль, 2007, Иваново-Плес, 2008, Санкт-Петербург, 2008, Тюмень, 2009), пяти Всероссийских конференциях (Тюмень, 2007, Нижневартовск, 2007, 2008, Новосибирск, 2008), трех интернет-конференциях.

Пространственные представления русского исторического сообщества, являясь составной и неотъемлемой частью картины мира образованного общества, во второй половине XIX в. претерпевали достаточно сложную трансформацию. Середина — вторая половина XIX в. характеризовалась процессом интенсивного взаимодействия между культурными традициями Европы и России. Практики путешествий за границу русских историков, их знакомство с европейскими теориями и концепциями для образованного сообщества России являлось уже устоявшейся традицией. Результатом насыщенного диалога являлось критическое освоение русским историческим сообществом европейских идей, оказавшими влияние на их картину мира. Многие из них нашли отражение в исследованиях русских историков. Идея географического детерминизма являлась одной из таких главных идей для русских историков второй половины XIX в. Для любой культурной традиции характерно бинарное разделение пространства на «свое» и «чужое» с сохранением жесткой бинарной границы между ними. «Свое» пространство отличается определенностью и освоенностью. «Чужое» же пространство может быть географически не локализовано, однако, все «чужое» всегда ассоциируется с угрозой и опасностью. Традиционно европейской культурная традиция и отечественная историческая наука пространство осмысливали с помощью конструктов «Север», «Юг», «Запад», «Восток». Однако их смысловое наполнение русскими историками значительно отличалось от европейской традиции. Эти конструкты использовались не только для характеристики расселения племен или для определения пределов государства, но и для конструирования конфессиональной, государственной и культурной идентичности. В отличие от европейской традиции, в которой конструкты «Север» и «Юг» перестали быть системообразующими, в представлениях русских историков второй половины XIX в. эти компоненты не только сохранялись, но наполнялись иным содержанием и оценкой. Для русского исторического сообщества конструкт «Север» был связан с государственным началом, законностью и порядком. Особый акцент русские историки"в своих сочинениях делали на том, что процесс появления, формирования и дальнейшего укрепления государства происходил именно на Севере. В исследованиях русского исторического сообщества конструкт «Север» соотносился с понятием «цивилизация», что привело к усилению положительного образа этого пространства. Конструкт «Юг» для русских историков представал отрицательным и нестабильным пространством, так как Юг и южные рубежи государства были населены кочевниками и казаками. Процессу интерпретации русским историческим сообществом второй половины XIX в. подверглись также конструкты «Запад» и «Восток». Противопоставление Запада и Востока приводило к тому, что европейская научная мысль конструировала идентичность Запада на противопоставлении и противоположении Востоку. По мнению Э. Сайда: «Восток — это не только сосед Европы, но еще и место расположения ее самых больших, самых богатых и самых старых колоний, это исток европейских языков и цивилизаций, ее культурный соперник, а также один из наиболее глубоких и неотступных образов Другого» Для европейской научной мысли традиционно-Россия ассоциировалась с Востоком, то есть с «Другим». По мнению Г. Лемберга: «в первые десятилетия XIX века перед лицом турецкой опасности внезапно появилось представление, что Восток (Orient) является „диким“, „нецивилизованным“ и несет в себе угрозу. Эти коннотации „восточного“ осознавались еще в период до революции Сайд Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб., 2006. 8.1848 г. в Германии и* переносились на Россию <…>. Были все основания причислять Россию <… > к „Востоку“ „.По аналогии с западной традицией русские историки конструировали идентичность России, противопоставляя его другому пространству. Они создали свой непросвещенный, нецивилизованный, дикий „Восток“, который в процессе формирования идентичности, России выполнял функцию „Другого“. Появление „своего Востока“ для России означало возможность подтверждения статуса Европейской державы. Вторая половина XIX в. характеризовалась процессом конструирования новой* культурной идентичности России, а также оформлением интеллектуальных конструктов* „Европа“ и „Азия“. „Ментальная карта“ русского исторического сообщества второй* половины X D C B. характеризовалась сочетанием в ней* прежних конструктов „Север“, „Юг“, „Запад“, „Восток“ и новых интеллектуальных конструктов „Европа“, „Азия“. При этом семантически' интеллектуальный конструкт „Европа“ был очень близок „Северу“ №,"3ападу“, а."Азия» — конструктам,"Юг" и «Восток». Усложнение «ментальной карты» русского* исторического сообществане изменило подхода, с помощью которого русские историки формировали идентичность Россиисобственный образ формировался с помощьк> «другого» по принципу контраста. ДляЕвропы это была Азия, для Европейской. России ;

Азиатская Россия. Для представлений русских историков второй* половины XIX в. было характерно перенесение характеристик, которые были присущи конструктам «Запад» и «Восток» на конструкты «Европа» и «Азия». процесс конструирования идентичности России русскими историками второй половины XIX в., достаточно органично были включены и окраины Российской империи. Образ Польши в представлениях русского исторического сообщества второй половины XIX в. не был однозначным. С одной стороны, в исторических сочинениях отчетливо просматривался отрицательный образ.

Lemberg Н. Zur Entstehung des Osteuropabegriffs im ХГХ. Jahrhundert. Vom «Norden» zum «Osten» Europas // Jahrbiicher fur Geschichte Osteuropas. 1985. № 33. S. 64. этого пространства — «латинская» Польша, пространство «преграды», «мятежная» Польша. С другой стороны, подчеркивался просветительский, цивилизационный образ Польши, что в свою очередь лишний раз подтверждало статус России государства как европейского и цивилизованного. Пространства Сибири и Кавказа для русских историков представляли воплощение непросвещенного и нецивилизованного «Востока». Эти пространства выполняли функцию «своих» колоний. В исследованиях русских историков, с одной стороны, подчеркивалось их богатство, а с другой стороны, эти пространства представлялись опасными, дикими и непросвещенными. Делая особый акцент на нецивилизованном образе этих пространств, русское историческое сообщество обосновывало проведение справедливой политики Европейской России в отношении Сибири и Кавказа, несшей им плоды просвещения и цивилизации. В итоге, можно отметить, что «ментальная карта» русского исторического сообщества второй половины XIX в. характеризуется многослойностью, отражая процесс идентификационных исканий русского общества. Основным объектом русских историков в конструировании прошлого являлось время, однако используя в своих исследованиях географические характеристики, они создавали новые символические пространства, которые выступали основными доминантами в формировании идентичности. Транслируя свои пространственные представления через научно-исследовательскую и образовательную деятельность, русские историки стимулировали дальнейший интеллектуальный поиск по определению места России в мире. Неопубликованные источники Архивные фонды Отдел рукописей Российской национальной библиотеки Ф. 568. Архив П. П. Пекарского Ф. 621. Архив А. Н. Пыпина Ф. 585. Архив Ф. Платонова Ф. 386. Архив А. А. Котляревского Ф. 608. Архив И. В. Помяловского Институт Российской литературы и искусства Ф. 250. Архив А. Н. Пыпина Ф. 166. Архив Л. Н. Майкова Ф. 119. Архив К. Д. Кавелина Государственный Архив Российской Федерации Ф. 579. Личный фонд П. Н. Милюкова Ф. Р-5965. Личный фонд Е. Ф. Шмурло Центральный Исторический Архив Москвы Ф. 2254. Личный фонд СЕ. Зверева Ф. 2244. Личный фонд А. И. Чупрова Ф. 418. Фонд Московского университета Российский Государственный Архив Литературы и Искусства Ф. 419. Личный фонд В. В. Розанова Ф. 373. Личный фонд М. П. Погодина Ф. 191. Личный фонд П. А. Ермолова Ф. 395. Личный фонд А. Н. Пыпина Опубликованные источники Исторические сочинения:

1. Белов, Е. А. Русская история до реформ Петра Великого / Е. А. Белов. — СПб.: Изд-е Л. Ф. Пантелеева, 1895. — 488 с. 2. Бестужев-Рюмин, К. Н. Русская история / К.Н. Бестужев-Рюмин. — М.: Вече, 2007.-416 с. 3. Бестужев-Рюмин КН. О том как росло Московское княжество и сделалось русским царством / К.Н. БестужевРюмин. — СПб.: Изд-во товарищества «Общественная польза», 1866. — 170 с. 4. Забелин И. Е. История русской жизни с древнейших времен: 2 ч. / И. Е. Забелин. — М.: Типография И. К. Грачева, 1876.Ч. 1.-647 с.Ч. 2. — 503 с. 5. Забелин И. Е. Минин и Пожарский: прямые и кривые в Смутное время / И. Е. Забелин. — М.: Тип. А. И. Мамонтова, 1986. — 316 с. 6. Забелин И. Е. Братина и Мамай / И. Е. Забелин. — М., 1897. — 5 с. 7. Замысловский Е. Е. Занятие русскими Сибири / Е. Е. Замысловский // ЖМНП. • 1882. — Октябрь. — Часть ССХХШ. — 223−250.8. Замысловский Е. Е. Записки о древней русской истории. Курс 1881—1882 / Е. Е. Замысловский. СПб.: Литография Ю. Штейна, 1882. — 229 с. 9. Замысловский Е. Е. Лекции по русской истории. 1882−1883 академический год /Е.Е. Замысловский. — СПб.: Типография И. С. Скороходова, 1889. — 459 с. 10. Замысловский Е. Е. Сношения России с Польшей в царствование Федора Алексеевича / Е. Е. Замысловский. — СПб.: Типография B.C. Балашева, 1888. ;

11. Замысловский Е. Е. Сношения России со Швецией и Данией в царствование Федора Алексеевича / Е. Е. Замысловский — СПб.: тип. B.C. Балашева, 1888. ;

12. Иловайский Д. И. Болгаре и Русь на Азовском море / Д. И. Иловайский // Начало Руси. — М.: ООО «Издательство Олимп»: ООО «Издательство ACT», 2002. -С. 267−395.13. Иловайский Д. И. Гуннский вопрос / Д. И. Иловайский // Начало Руси. — М.: ООО «Издательство Олимп»: ООО «Издательство ACT», 2002. — 575 ;

14. Иловайский Д. И. О мнимом призвании варягов / Д. И. Иловайский // Начало Руси. — М.: ООО «Издательство Олимп»: ООО «Издательство ACT», 2002. — 7 — 95.15. Иловайский Д. И. О славянском происхождении дунайских болгар / Д. И. Иловайский // Начало Руси. — М.: ООО «Издательство Олимп»: ООО «Из дательство ACT», 2002. — 195 — 263.16. Иловайский Д. И. Становление Руси / Д. И. Иловайский. — М.: Астрель: ACT: Транзиткнига, 2005. — 860 с.17'. Иловайский Д. И. Собиратели Руси / Д. И. Иловайский. — М.: ООО «Издательство Астрель»: -ООО «Издательство ACT», 2003. — 673 с. 18. Иловайский Д. И. Новая династия / Д. И. Иловайский. — М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство ACT», 2003. — 749 с.19'. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций: в 3 кн. / В. О. Ключевский. — М.: Мысль, 1993.20. Корсаков ДА. Воцарение императрицы Анны Иоанновны / Д. А. Корсаков. ;

Казань: Тип. Имп. ун-та, — 1880. — 330 с. 21. Корсаков Д. А. Об историческом значении поступательного движения великорусского племени на Восток / Д. А. Корсаков. — Казань: Тип. Имп. ун та, 1889.-50 с. 22. Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI-XVII столетии. / Н. И. Костомаров. СПб.: Тип. К. Вульфа, 1860. — 214.

23. Костомаров Н. И. Исторические монографии и исследования: В 2 кн. / Н. И. Костомаров. — М.: Д. Е. Кожанчиков, 1872.Кн. 1.-455 с.Кн. 2.-367 с. 24. Костомаров Н. И. Лекции по русской истории / Н. И. Костомаров. СПб.: Изд-во товарищества «Общественная польза». 1861. — 100 с. 25. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей / Н. И. Костомаров. — М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998. — 1028 с. 26. Лаппо-Данилевский А. Д. Из старинных сношений России с Западной Европой / А.Д. Лаппо-Данилевский // ЖМНП. — 1884. — Май. — Часть ССХХШ. — 21−39.27. Платонов Ф. Лекции по русской истории. [Электронный ресурс] / Ф. Платонов. — Режим доступа: http ://www.magister.msk.ru/librarv/historv/platonov/platsOO 1 .htm.

28. Платонов Ф. Очерки по истории смуты / Ф. Платонов. — М: Памятники исторической науки, 1995. — 470 с. 29.Полевой НА. История русского народа: в 3 т. / Н. А. Полевой. — М.: Вече, 1997. — 608 с. 30. Словцов.П. А. Историческое обозрение Сибири / П. А. Словцов. — М.: Типография А. Семена, 1838. — 593 с. 31.Соловьев СМ. Император Александр I. Политика, дипломатия [Электронный ресурс] / С М. Соловьев. — Режим доступа: 1.

32. Соловьев СМ. Восточный вопрос / [Электронный ресурс] / СМ. Соловьев. ;

Режим доступа: http://az.lib.ru/s/solowxew sergej mihajlowich/text_0550.shtml.

33. Соловьев СМ. История падения Польши / СМ. Соловьев. — М.: Тип. Грачева и комп., 1863. — 369 с. 34.Соловьев СМ. Сочинения: В 18 кн. / СМ. Соловьев. — М.: Голос, 1993;1999 Кн. 1.-752 с.Кн. 2. — 768 с.Кн. 3.-758 с.Кн. 4. — 758 с.Кн. 5. — 748 с.Кн. 6. — 746 с.Кн. 7. — 746 с.Кн. 8. — 686 с.Кн. 9. — 708 с.Кн. 10.-781с.Кн. 11.-666 с.Кн. 12. — 690 с.Кн. 13.-664 с.Кн. 14. — 677 с.Кн. 15.-599 с.Кн. 16. — 553 с.Кн. 17.-586 с.Кн. 18.-575 с. 35.Соловьев СМ. Чтения и рассказы по истории России / СМ. Соловьев. — М.: Правда, 1990. — 768 с. 36.Соловьев СМ. Публичные чтения о Петре Великом / СМ. Соловьев. — М.: Наука, 1984.-232 с. 37.Соловьев СМ. Об истории древней России / С М. Соловьев. — М.: Просвещение, 1992. — 544 с. 38.Соловьев СМ. Публичные чтения о Петре Великом / С М. Соловьев. — М.: Наука, 1984. — 232 с. 39.Соловьев СМ. Избранные труды. Записки / СМ. Соловьев. — М.: МГУ, 1983.40.Соловьев СМ. Общедоступные чтения о русской истории / СМ. Соловьев. ;

М.: Республика, 1992. — 349 с. 41.Соловьев СМ. Начала русской земли [Электронный ресурс] / СМ. Соловьев. • Режим доступа: http://az.lib.m/s/solowxew sergei mihajlowich/text 0560.shtml.

42.Соловьев СМ. Об историческом движении русского народонаселения / С М.Соловьев. — СПб.: Изд-во товарищества «Общественная польза», 1867. — 28 с. 43.Соловьев СМ. Феософическип взгляд на историю России / СМ. Соловьев // Соловьев СМ. Первые научные труды. Письма. — М.: «Археографический центр», 1996. — 7- 65.44.Татищев С. Внешняя политика императора Николая I / С Татищев. ;

СПб.: Типография И. С Скороходова, 1887. — 689 с. 45.Татищев С Дипломатические беседы о внешней политике России. Год 1−2 / С Татищев. — СПб.: Типография И. Н. Скороходова, 1890−1898.Год 1.-192 с. Год 2. 174 с. 46.Татищев С Император Николай и иностранные дворы. Исторические очерки. / С Татищев. — СПб.: Типография И. С Скороходова, 1889. — 459 с. 47. Устрялов КГ. Русская история до 1855 года: в 2 ч. / Н. Г. Устрялов. ;

Петрозаводск: «Фолиум», 1997.4. 1. 356 с.АЪ.Чечулин Н. Д. Политика России в Польше перед первым разделом / Н. Д. Чечулин // ЖМНП. — 1896. — Август. — Часть CCCVI. — С 314−369.49. Чечулин Н. Д. Политика России в Польше перед первым разделом / Н. Д. Чечулин // ЖМНП. — 1896. — Сентябрь. — Часть CCCVII. — 1−44.ЗО.Шилъдер Н. К. Император Александр I его жизнь и царствование. В 4 т. / Н. К. Шильдер. — СПб.: А. С Суворин, 1897−1898.Т.1.-232 с.Т.2.-431с.Т.З — 352 с.Т.4. — 721 с. 51 .Шильдер Н. К. Император Николай I его жизнь и царствование. В 2 т. / Н. К. Шильдер. — СПб.: А. С. Суворин, 1903.Т.1.-800 с.Т.2. — 820 с. 52.Шмурло Е. Ф. Восток и Запад в русской истории / Е. Ф. Шмурло. — Юрьев, 1895.-37 с. 53.Шмурло Е. Ф. XVI в. и его значение в русской истории / Е. Ф. Шмурло. ;

СПб.: Типография Академии наук, 1891. — 30 с. Источники личного происхождения:

1. Бестужев-Рюмин КН. Биографии и характеристики / К. Н. Бестужев Рюмин. — СПб.: Типография B.C. Балашева, 1882. — 358 с. 2. Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина: В 3 т. / Б. Н. Чичерин. — М.: Изд-во М. и Сабашниковых, 1929;1932.Т.1.-212 с.Т. 2. — 296 с.Т.3.-144 с. 3. Кизеветтер А. А. Из воспоминаний / А. А. Кизеветтер // Мир историка. XX век / Под ред. А. Н. Сахарова. М.: Институт Российской истории РАН, — 2002.С. 447−457.4. Корсаков Д. А. Былое. Из Казанской жизни. 1856−1860. Воспоминания о прошлом / Д. А. Корсаков. -Казань: Тип. Имп. ун-та, 1898. — 99 с. 5. Корсаков Д. А. Из воспоминаний о Н. И. Костомарове и СМ. Соловьеве / Д. А. Корсаков // Вестник Европы. — 1906. — T.V. — Сентябрь. — 221−272.6. Корсаков Д. А. Из воспоминаний о Н. И. Костомарове и СМ. Соловьеве / Д. А. Корсаков // Вестник Европы. — 1885. — Т. V. — Сентябрь. 221−272.7. Корсаков Д. А. Памяти Николая Ивановича Костомарова / Д. А. Корсаков // Исторический Вестник. — 1885. — № 7−9. — 72−86.8. «Мне как историку позволительно оценивать события исторической меркой». Из записок Е. Ф. Шмурло о Петербургском университете // Отечественные архивы. — 2006. — № 1. — 72−77.9. Милюков П. К Воспоминания (1859−1917): В 2 т. / П. Н. Милюков. — Нью Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955.Т.1.-438 с.Т.2 — 394 с.Ю.Платонов Ф. В. О. Ключевский (Некролог). / Ф. Платонов. — СПб.: Сенатская типография, 1911. — 9 с.М.Шмурло Е. Ф. Очерк жизни и научной деятельности Константина Николаевича Бестужева-Рюмина (1929;1897) / Е. Ф. Шмурло. — Юрьев: Печатано в типографии К. Маттисена, 1899. — 418 с. 12. Кареев Н. И. Прожитое и пережитое / Н. И. Кареев. — Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1990. — 346 с.ХЪ.Пыпгт А. Н. Мои заметки / А. Н. Пыпин. — Саратов: Изд-во «Соотечественник», 1996. — 332 с. Дневники, письма:

1. Академик Ф. Платонов: переписка с историками: В 2 т. / отв. ред. С О.Шмидт. — М.: Наука, 2003. Т. 1. — 388 с. 2. Забелин И. Е. Дневники. Записные книжки / И. Е. Забелин. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001. — 384 с. 3. Иловайский Д. И. Мелкие сочинения. Статьи и письма. 1857−1887 гг. / Д. И. Иловайский. — М.: Типография М. Г. Волчанинова, 1886. — 416 с. 4. Ключевский В. О. Письма В.О. Ключевского к П. П. Гвоздеву, (1861−1870) / В. О. Ключевский. — М., 1924. — 137 с. 5. Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории / В. О. Ключевский. — М.: Наука, 1968. — 224 с. 6. Мягков Г. П., Хамматов Ш. С. «Остаюсь любящая мать и самый искренний друг Софья Корсакова», или «Обратная семантика» жизни и творчества историка Дмитрия Корсакова / Г. П. Мягков, Ш. С. Хамматов // Мир историка: историографический сборник / под ред. СП. Бычкова, А. В. Свешникова, А. В. Якуба. Омск: Изд-во Омского гос. ун-та, 2008. — Вып. 4. — 412−439.7. Письма Н. Н1 Платоновой и Ф: Платонова // Малинов А. В. К. Н. Бестужев Рюмин: очерк теоретико-исторических и философских взглядов. — СПб.: Издательство С-Петербур. ун-та, 2005. — 206−215.8. Письма русских историков.(С.Ф. Платонов, П.Н. Милюкова) / Под ред. В. П. Корзун. Омск: ООО «Помира-фист», 2003. — 306 с. 9. Письма Ф. Платонова П. Н. Милюкову // Мир историка. XX век / под ред.A.Hi Сахарова. — М.: Институт Российской истории РАН, 2002. — 363−387.Ю.Письмо И. М. Гревса К.Н. Бестужеву-Рюмину // Малинов А. В. К.Н. Бестужев-Рюмин: очерк теоретико-исторических и философских взглядов. ;

СПб.: Издательство С-Петербур. ун-та, 2005. — 185−186.11.Письмо М. А. Дьяконова В.Г. Дружинину и Ф. Платонову // Мир историка. XX век / под ред. А. Н. Сахарова. — М.: Институт Российской истории РАН, 2002. — 387−389.12. Соловьев СМ. Письма на Родину / СМ. Соловьев // Первые научные труды.Письма. — М.: Археографический центр, 1996. — 65−108.13. Письма M.G. Корелина В. И. Герье // История и историки. — 2005. — № 1. ;

[Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.portalus.ru/modules/mshistory/rus readme. php?subaction=showfull& id=l 192 095 290&archive=&start from=&ucat=l 8&categorv=l8%22.

14. Письма Г. Н. Потанина: в 4 т. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1987. Т.1.Учебные пособия:

1. Беллярмгшов И. Руководство к русской истории с пополнениями из всеобщей / И. Беллярминов. — СПб.: Типография B.C. Балашева, 1874. — 162.

2. Беллярминов И. Элементарный курс русской истории / И. Беллярминов. ;

СПб.: Типография B.C. Балашева, 1890. — 112 с. 3. Иловайский Д. И. Краткие очерки русской истории. Курс старшего возраста / Д. И. Иловайский. — М.: Типография А. Иванова, 1883. — изд-е 21. — 384 с. 4. Иловайский Д. И. Руководство по русской истории. Средний курс (изложенный по преимуществу в биографических чертах) / Д. И. Иловайский. — М.: Типография Грачева. 1868. — изд-е 7. — 158 с. 5. Ишилюва А. Русская история / А. Ишимова. СПб.: Типография Якова Грея, 1873.-изд. 3.-340 с. 6. Полевой П. Краткое учебное руководство по русской истории. Составленное применительно к программе, утвержденной Святейшим Синодом для церковно-приходских школ / П. Полевой. — СПб.: Изд-е Д. Д. Полубояринова, 1892.-С. 96с.7. Полевой П. Русская история для мужских средних учебных заведений. Курс систематический / П. Полевой. — СПб.: Изд-е Д. Д. Полубояринова, 1890. ;

8. Полевой П. Учебник по русской истории в очерках и биографиях с картами и портретами в тексте для городских училищ / П. Полевой. — СПб.: Изд-е Д. Д. Полубояринова, 1893.-120 с. 9. Сальников А. К Краткий обзор русской истории (курс городских училищ) / А. Н. Сальников. — СПб.: Изд-е книгопродавца В. И. Губинского, 1895. ;

10. Турцевич А. Русская история (в связи с историей Великого княжества.

Литовского). Курс III гимназий и реальных училищ / А. Турцевич. — Вильна: Типография А. Г. Сыркина, 1894 — 148 с. 11. Лебедев Е. А. Учебная книга географии: Российская империя / Е. А. Лебедев. • СПб: Типография Якова Грея, 1873. — 178 с. Рецензии:

1. Новая книга Диксона о России // Вестник Европы. — 1870. — Май. — Т. III. ;

2. Бестужев-Рюмин КН. Европеизирование России. Сочинение профессора Брикнера / К.Н. Бестужев-Рюмин // ЖМНП. — 1888. — Август. — Часть CCVII. — 411−423.Публицистика:

1. Достоевский Ф. М. Геок-Тепе, что такое для нас Азия? // Ф. М. Достоевский. Полное собрание сочинений: в 30 т. — Л.: Наука, 1984. — Т. 27. — 32 — 40.2. Ядринцев КМ. Сибирь как колония. К юбилею трехсотлетия / Н.М. Ядринцев//РусскийВестник. — 1882. — Март. — 853−855.3. Пыпин А. Н. Россия и Европа / А. Н. Пыпин // Вестник Европы. — 1889. ;

Январь.-Т. 1.-С. 296−337.4. Пыпин А. Н. Сибирь и исследование ее / А. Н. Пыпин // Вестник Европы ;

1888. — Август. — 622 — 669.5. Ливенский И. Туристы вообще и особенно русские (письмо в редакцию из-за.

границы) / Н. Ливенский // Отечественные записки. — 1859. — Март. — 1−11.6. Кавелин К. Д. Очерки французского университета / К. Д. Кавелин // ЖМНП. ;

1862.-№ 6.-С. 1−27.7. Кавелин К. Д. Очерки французского университета / К. Д. Кавелин // ЖМНП.

8. Кавелин К. Д Свобода преподавания и учения в Германии / К. Д. Кавелин // ЖМНП. — 1863. — № 3. — 3−25.9. О германских университетах // ЖМНП. — 1860. — Август. — Часть CVIII. — ;

10.Грот Я. К. Из дорожного дневника веденного за границей / Я. К. Грот // Русский Вестник. — 1862. — Январь. — 383−410.11.Грот Я. К. Из дорожного дневника веденного за границей / Я. К. Грот // Русский Вестник. — Февраль. — 731−746.И.Веселовский Н. И. Прием в России и отпуск среднеазиатских послов в XVII и XVIII столетиях // ЖМНП. — Июль. — Часть. — CCXXXIV. — 69−105.13.Год за границей // Отечественные записки. — 1857. — Сентябрь. — 1−21.Путевые заметки и путеводители:

1. БедекерК., Жоан А. Л. Путеводитель по Ривьере от Марселя до Генуи / К. Бедекер, А. Л. Жоан. — СПб., 1899. -108 с. 2. Благовещенский Н. А. Записки о Сибири / Н. А. Благовещенский // Вестник Европы. — 1882. — Сентябрь. — Т. V. — 291−326.3. Дорожник Кавказский. С высокого разрешения, составленный в 1847 г. и исправленный по последним сведениям, собранным по. 1-е января 1858 г., при Военно-топографическом отделении Генерального штаба Кавказской армии. — Тифлис: 1858. — 68 с. 4. Дорожник по Сибири и Азиатской России. Г. 1−3. — Томск: 1899 — [90];

5. Исаев А. А. От Урала до Томска Из путевых заметок / А. А. Исаев // Вестник Европы. — 1891. — Сентябрь. — 55−87.6. Кузьминский П. П. Курьер. Практический путеводитель для русских по Европе / П. П. Кузьминский — Одесса: 1894. — 180 с. 7. Марков Е. Л. Европейский Восток. Путевые очерки / Е. Л. Марков // Вестник Европы. — 1886. — Март. — 116−176.8. Марков Е. Л. Европейский Восток. Путевые очерки / Е. Л. Марков // Вестние Европы. — 1886. — Март. — Т. П. — 116−176.9. Москвич Г. Г. Иллюстрированный практический путеводитель по Кавказу / Г. Г. Москвич. — Одесса, 1897. — 52 с.Ю.Москвич Г. Г. Практический путеводитель по Крыму / Г. Г. Москвич. ;

Одесса, 1895.-48 с.ХХ.Назарьев В. Н. На новую линию / В. Н. Назарьев // Исторический Вестник. ;

1900. Февраль. — 582−561.12.Не столь отдаленные места Сибири (наброски из воспоминаний ссыльного) Хайдакова // Отечественные записки. — 1875. — Июль. — № 7. — 1−50.13.Островский Д. Н. Путеводитель по северу России / Д. Н. Островский — СПб.: 1898.-52 с. 14. Португалов В. О. По обе стороны Урала (памяти Бокля) / В. О. Португалов // Дело. — 1872. — Февраль. — Год VI. — 263−294.15.Путеводитель по России / Под ред. Р. С. Попова. — СПб.: Тип. М-ва путей и сообщения, 1886. — 72 с. 16.Путеводитель по России и за границею. — СПб., 1868. — 180 с. 17.Путеводитель по России. Изд. 2-е. — СПб., 1868. — 56 с. 18.Путеводитель по России. Изд-е 3-е. — СПб., 1870. — 64 с. 19.Путеводитель по Сибири и Туркестанскому краю. — СПб, 1895. — 48 с. 20. Путеводитель по Тифлису. — Тифлис, 1896. — 56 с. 21.Путеводитель по Уралу. -Екатеринбург, 1899. — 24 с. 22. Семевский М. И. От Твери до Астрахани / М. И. Семевский // Отечественные записки. — 1861. — № 12. — 421−464.23. Тили К. А. Путеводитель по России. Составленный по официальным сведениям / К. А. Тили. — М., 1891. — 66 с. 24. Федотов Н. П. Иллюстрированный путеводитель по дачным, водолечебным живописным местностям Финляндии / Н. П. Федотов. — СПб., 1899. — 126 с. 25.Шмурло Е. Ф. Волгой и Камой. (Путевые впечатления) / Е. Ф. Шмурло // Русское богатство. — 1889. — № 10. — 87−118.Карты:

1. Всеобщий географический атлас Дюфуру, приспособленный к географиям Бланка, Арсеньева, Шульгина, Соколовского, Ободовского и других. СПб.1851. — 52 карты.

2. Географический Атлас, составленный по Де-Ла-Маршу, Бальби и другим лучшим атласам Н.Зуевым. СПб. 1853. Ч. IЭтнографическая карта Азиатской России, составленная М. Венюковым. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://frontiers.loc.gov/cgi-bin/map item.pi.

3. Карта Азиатской России составлена по новейшим сведениям Генерального штаба полковником Ильиным. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://frontiers.loc.g:ov/cgi-bin/querv/r?intldl/mtfront.

4. Карта Азиатской России. Составлена по новейшим сведениям полковника генерального штабаполковником Ильиным. СПб., 1860 [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://frontiers.loc.gov/cgi;

bin/querv/r?intldymtfront:(@ORr@fieldnvfUMBER+@barid (g7115+тг25УП.

5. Карта владений в Средней Азии, 1700−1886 гг. // Замысловский Е. Е. Учебный атлас по русской истории. — СПб., 1860. — Карта № 10.6. Карта Сибири, 1581−1886 гг. // Замысловский Е. Е. Учебный атлас по русской истории. — СПб., 1860. — Карта № 9.7. Подробный атлас всех частей света. Изданный в память двадцатипятилетия 1859−1884 картографического заведения А.Ильина. — СПб.: Картографическое заведение А. Ильина, 1886. — 63 карты.