Чёловек рождается смертным и любомудрие состоит в том, чтобы бояться грехов, а не смерти".
Св. Иоанн Златоуст).
Сегодня-, можно * утверждать, ' что накоплено много нового эмпирического материала, касающегося вопросов жизни, здоровья, болезни, смерти, рождающего различные. стратегии философско-рефлексивного осмысления по поводу какого-либо эмпирического материала. Как известно, вся мировая^ культура* построена: на трёх основных экзистемах— травме рождения, травме взросления и травме смерти: Преодоление' этих травм остается актуальнейшейпроблемой и наших дней. Новые продукты биотехнологий, напримерклонирование и трансплантация органовпорождают не только социальныеюридические, религиозные, персонально-идентификационные: проблемы," но и инициируют рефлексию над эвристиками смерти: Наличные социальные практики: адаптации к. «травме смерти» (новые техники: иммортализации, социально-психологическая и экзистенциальная практика исцеленияэвтаназияпренатальные техники, сетевой: суицид) являются? прямым подтверждением тогочто в наличном социокультурном континууме очевидна нацеленность на релятивизацию границы, «смерти», закрепление статуса, прозрачности и легкости пересекаемости этошграницы. Смерть. девальвируется как ценность.
Наличная: социальность заставляет осмысливать, собственнуюсмерть, по факту констатации высокого уровня смертности, присутствием угрозы физического" и психологического уничтожения" со стороны терроризмаа также вновьвозникающих военных конфликтов. В первую очередь это важно учитывать для. России, где регистрируются ."катастрофические" показатели рождаемости,.самоубийств^ иммиграции:
Многие философы размышляли о том, что смерть — это ценность того же ранга, как и жизнь, она несет в себе мировоззренческий смысл, задающий масштаб подлинных ценностей. Жизнь как высшая ценность есть своего рода всеобщий эквивалент других высших ценностей (свободы, любви, достоинства, чести и т. д.) и поэтому она обладает способностью удостоверять их существование, их действительное социальное бытие, обменивая себя на них. Смерть является-формой такого обмена.
Актуальность распознавания социальных практик адаптации к изменяющемуся локусу жизни: и смерти определяется многомерным конфликтом искусственного и естественного, отчуждением естества, который углубляется в связи с развитием генной инженерии, искусственного интеллекта- - размыванием, границличностного и социального под влиянием-компьютерных сетей, что в свою/ очередь. заставляет кардинальнопереосмысливать мировоззренческие’категориижизнисмерти, бессмертия;
Состояние: разработанности проблемы. Методологические основания исследования.
Анализом-проблем, связанных с феноменом смерти, занимались во все времена: от античностидо наших дней: Различные ееаспекты-затрагивались практически всеми? философами и? специалистами! разных областей: научного! знания (Соломон^ Сократ, ПлатонЭпикур, Сюнь-цзы, Лукреций КарСенекаМарк Аврелий, Бл. Августин, Томас Мор, Т. Кампанелла, М. Монтень, Р. Декарт, Б. Спиноза, Б. Паскаль, И. Кант, Е. Гегель, К. Маркс, Ф* Энгельс, А. Шопенгауэр,. Ф. Шеллинг, Вл., Соловьев, Н1 Бердяев, Н. Федоров, ЛКарсавин, Вл. ЛосскийСв.И. БрянчапиновИ. Мечников, Л. Толстой, М. Хайдеггер, Ж.-ПСартр, Ф. Арьес, С. Рязанцев, П. Гуревич, В. Рабинович, С. Семенова, Б. Григорьян, С. Хоружий, И. Вишев, Н. АрсеньевА. Дёмичев, В. Розин, А. Кураев, А. Сурожский, Ю. Бородай, Ю. Давыдов, Л. Трегубов, Ю. ВагинО: СувороваЖ. Батай, 0." Пас, М. Элиаде, Ж. Бодрийяр и др.).
Каю концепт человеческого бытия, как бытийный феномен смерть рассматриваетсяв работах М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра, А. Камю, М. Унамуно, К. Ясперса.
О духовно-нравственной смерти, о трагическом антиномизме смерти, о позитивном утверждении жизни через раскрытие духовного смысла смерти писали такие русские философы как Н. Федоров, В. Несмелов, В. Розанов И. Ильин, Вл. Соловьев, О. Сергий Булгаков, Н. Бердяев, Б. Вышеславцев, Н. Лосский и др. Исследования философских аспектов смерти связано’с именами таких современных отечественных философов как М. Мамардашвили, И. Фролов, П. Гайденко, Ю. Давыдов, Д. Дубровский, А. Гусейнов, С. Исаев, И. Гарин, Л. Коган, П. Гуревич, В. Рабинович и др:
Среди фундаментальных монографий, посвященных философии смерти — Янкелевич В. «Смерть» (1999), Рязанцев С. «Танатология» (учение о смерти) (1994), Шенкао М. «Основы философской танатологии» (2002) и др.
В* разработке проблем бессмертия множество мыслей у представителей русского космизма К. Циолковского, А. Чижевского, А. Сухово-Кобылина, В. Купревича, Н.Федорова. Последователями идеи иммортализма стали современные мыслители Г. Бердышев, И. Вишев, Б. Кузнецов, В. Налимов, Н. Трубников, С. Хоружий и др., в трудах которых разрабатываются различные теоретические модели победы человечества1 над смертью.
В контексте дискурса «иммортализма» следует отметить, работы основателя* крионики Р. Эттингера,. Э. Дрекслера. Представляют интерес работы теоретиков трансгуманизма, как одного из современных радикальных течений в культуре, теоретическая и методологическая' база которого разработана в творчестве английского биолога Джулиана Хаксли. В целом он развивает и продолжает идеи современных мыслителей — биолога Дж. Б. С. Холдейна, физика Дж. Д. Бернала, палеонтолога П. Тейяр де Шардена и др.
О проблеме танатогенеза (процесса умирания, околосмертного опыта, терминальных состояний сознания) — пишут в книгах такие авторы как Уилкер Д. «На грани жизни и смерти. Краткий очерк современной биоэтики в США» (1989), Р. Моуди «Жизнь после смерти» (2007), С. Гроф «.
Величайшее путешествие: сознание и тайна смерти" (2007), Э. Кюблер-Росс «О смерти и умирании», Л. Литвак «Постижение смерти и природа психоза: опыт самонаблюдения и психоневрологического исследования"(2004), Р. Зорза, В. Зорза «Путь к смерти: жить до конца» (1990), Уайат Д. «На грани жизни и смерти» (2003).
Тема смерти, её смысла, этоса и праксиса, всегда была предметом исследования в философии от метафизического уровня обсуждения, до онтологического, гносеологического, аксиологического, праксиологического её толкований, а также изучения в. контексте других проблем (смысла жизни, добродетелей, свободы, личностного достоинства).
В социальной философии тема смерти преломляется в обсуждении социальных практик исцеления, врачевания, адаптации,.в ракурсе выделения феномена «социальная смерть», связанного с решениемвопросов* демографии, миграции, социальной политики и помощи-и др.
С учетом расширения биоэтической проблематики, влияния современных танатологических технологий на интерпретацию границ жизни иг смерти, переосмысливаются такие реалии как «ценность и самоценность жизни», «смысл смерти». В, постановке многих биоэтических проблем свойвклад внесли такие работы отечественных авторов как. Б. Юдин «Введение в биоэтику», П. Тищенко «Био-власть в эпоху биотехнологий» (2001), И: В. Силуянова «Этика врачевания. Современная медицина и Православие» (2001) и др. Проблематизируют реальность биоэтики фундаментальные труды зарубежных авторов, таких как М. Фуко, В. Р. Поттер, Ф: Фукуяма, Ю. Хабермас, Э. Нойманн, Р. Дворкин, М. Чарлзуэрт и др.
Вопросы суицидального поведения* и факторов суицидального риска исследовались многими отечественными и зарубежными учеными. Изучению этих вопросов посвящены работы Э. Дюркгейма, К. Меннингера, Н. Фарбероу, 3. Фрейда, Э. Шнейдмана, Н. Брухарского, Л. Прозорова, А.
Амбрумовой, Б. Вроно, А. Галина, Ц. Короленко, А. ЛичкоВ. Тихоненко, В. Войцеха, ЮКасперовича, В. Франкла и др.
Следует принять во внимание различие в интерпретации темы «смерти» в рамках «философии смерти» и «танатологии», многообразие точек, зрения при объяснении' феномена смерти, учитываяего «танатологический» ракурс и возникающий «имморталогический» континуумвопросов. Актуальность, дискуссионность, практическая, эволюционная— значимость проблемы социальных практик адаптации? к трансформирующимся границам- «смерти» в современных: общественных реалиях, обусловили: выбор темы, исследования, объектом которой! ЯВЛЯЮТСЯ: социальные: практики, адаптацииа предметом — имплицитныйим * танатологическийдискурс.
Цель незадачи исследования.
Цель, исследования — идентификацияи анализ социальноадаптационных практик в перспективе современноготанатологического дискурса: Длядостижения данной цели поставлены следующие взаимосвязанные задачи: путем: философской-рефлексии и междисциплинарного дискурсадать интерпретацию понятия «смерть" — посредством междисциплинарного знания (социально-медицинского, биоэтического, психологического) осмыслить выделяемый локус смерти в призме социальных и, антропологических последствий. рассмотреть феномен «заботы о себе» как адаптационный способ, сохранения идентичности жизни и смертидать описание иммортализациш в проекции максимы «заботы о себе" — показать значимость конструирования. социально-психологических и экзистенциальных практик врачевания и исцелениядать интерпретацию эвтаназии как биоэтической практики и инструмента решения танатологических проблемосмыслить дезадаптационные последствия современных суицидальных практик.
Методологическими основами исследования стали социально-философские и общенаучные принципы познания, философская рефлексия, дискурсивный анализ, герменевтическая методология, феноменологический подход. В" диссертации используется междисциплинарный подход как методологический инструмент изучения современных социальных реалий и феноменов.
Эмпирическую базу диссертационной работы составляют материалы из области, социальной философии, социально — психологических, биоэтических исследований и измерений, а также статьи по теме диссертационного исследования, опубликованные в последние годы в профессиональных журналах — «Вопросы философии», «Человек», «Социс», «Социология медицины», «Психологический журнал», «Вопросы психологии». В ходе работы автор опирался на результаты, полученные крупнейшими представителями философской, психологической, этической, биоэтической мысли, использовал труды как отечественных, так и зарубежных ученых.
Научная новизна исследования заключается в следующем: предложена интерпретация границ смертикак феномена, связанного с социальными практиками адаптации (дезадаптации) — рассмотрен танатологический дискурс, в котором логос смерти, локус смертности проблематизируются социально-медицински, биоэтически, психологическизадается представление об иммортализации как максиме «заботы о себе», как адаптационном способе сохранения идентичности и достоинства жизни и смертираскрывается потенциал социально-психологической и экзистенциальной практик исцеления и врачеваниядается интерпретация эвтаназии как биоэтической практики адаптации и инструмента решения танатологических проблемрасширены и конкретизированы представления о влиянии танатологических технологий на трансформацию границ жизни и смертивыявлено влияние современных технологий, провоцирующих суицидальные рискипоказаны дезадаптационные последствия современных суицидальных практик.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту.
1. Единого, интегрального понятия «смерти», отображающего весь праксис смерти, в философской и иной литературе нет. Это обстоятельство1 указывает на многомерность, многозначимость, социокультурную контекстуальность, гносеологическую «не представляемость», то есть лишь «феноменологичность», ситуативную «схватываемость», «стороннюю» наблюдаемость (отчасти самонаблюдаемость) феномена смерти.
Современная философская рефлексия «выводит» понятие «смерти» из жизни, ценностного значения жизни, смысла жизни. Праксеология смерти приоткрывает новое осмысление человеком собственного бытия. Развитие танатологии, междисциплинарное знание и практики свидетельствуют о недостаточности констатации акта смерти только как биологического, или социального, или психического явления. Смерть — не унитарный феномен, различны факт смерти, событие и ситуация смерти, этос смерти, символы и знаки смерти в культуре. Это инициирует возможность её интерпретации, конструирования. Философская рефлексия праксиса смерти обращена к проблеме трансформации границ смерти в. социальных практиках адаптации.
2. Под танатологическим дискурсом понимается такой способ рассмотрения и изучения смерти, который сочетает социально-медицинские, биоэтические, психологические представления об этом феноменеэто понимание смерти как таковой, вне жизни и её ценностно-смыслового контекстаэто осознание того, как эволюционируют представления о локусе смерти в наличных социальных практиках адаптации. Танатологический дискурс обнаруживает антиномичность, двусмысленность, размытость параметров, критериев, локуса смерти и смертности.
Междисциплинарный конструкт смерти воспроизводит многогранность и неоднозначность, природы смерти. Различают клиническую, биологическую, физиологическую, криминальную, социальную, психическую, духовную смерть. В’социально-медицинском дискурсе смерть «социализируется"' и медикализируется. Социальная смерть „декодируется“ как деструктивный итог социальной жизни, как разрыв всех социальных связей, уход от активной социальной деятельности. Локус смерти определяется также* показателем смертности населения, как наличная демографическая ситуация. Медицинский дискурс, ориентированный на медикализацию смерти, локализирует смерть „физикалистски“. Биоэтический дискурс фиксирует „триединство“ социально-правовой, медицинской*, этической констатации» смерти. Акцентируется внимание на «открытости», неоднозначности ряда социальных действия субъекта (пациент, врач) в биоэтической ситуации (эвтаназия, аборты, трансплантацияорганов и тканей, перинатальная • диагностика, евгенические практики). «Локализация» смерти конституирована социокультурной ситуацией. В психологическом дискурсе локус смерти «задается» психическими и психологическими предпосылками и состояниями — принятие и непринятие смерти, страх смерти, тревога смерти, ужас, страдание (в том числе, по словам В. Франкла, страдание от избыточности бытия относительно срока личной жизни) и другие экзистенциальныепереживания).
3. Социальные практики адаптации/дезадаптации (техники иммортализации, социально-психологическая и экзистенциальная практика врачевания, эвтаназия, новые технологии суицида), в своей сути являются интерсубъективными практиками. Они задают ориентиры индивидуального и социального поведения. Исследование и обучение таким практикам означает создание своего рода обратной проекции этого поведения.
Смерть — это прекращение жизни как натуралистического явления. Физическое бессмертие недостижимо. Человеческая самость смертна, осуществляется в модусе «бытия-к-смерти» (М. Хайдеггер). Жизнь, ДЛЯ' человека — благо. Смерть — закономерная граница жизни. Естественным желанием для человекаи социальным ожиданием является продление жизни, максимальноеотдаление наступлениясмерти. Этим целям удовлетворяет процесс иммортализации. Идеей иммортализации как гармоничного, полноценного физического, психического, личностного, социальногодуховного продления" жизнисвязан такой модус бытия, императив" максимачеловека', как «забота' о себе» перед собой, обществом, культурой: Будучи адаптационным способом сохраненияидентичности4 жизни и смерти- «забота о себе» предстает как разумное поведение и способ сохранениясмысла, ценности и достоинства жизни, как защита и подготовка к достойной смерти. «Забота о себе" — проективна, нацелена на будущее, распознает вероятность отрицательной перспективы-(болезнь, смерть).
Ираксис и максима- «заботы. о себе» ярко демонстрируют себяв разрабатываемых сегодня социально-психологических и экзистенциальных практиках врачевания. Социально-психологическаяпрактика врачевания ориентирована на «заботу о себе» как технологию стимулирования больного к поддержанию здоровьяформированияопределенного типа личности пациента, характеризующегося • субъектной активностью, рефлексивностью автономностью, психологической готовностью брать на себя ответственность за свое здоровье и отказываться от дисфункционального образа жизни, приближающего смерть. Экзистенциальная модель врачевания, связанная с паллиативным подходом, призвана обеспечить «достойное» умирание для ситуаций терминального состояния. Суть, паллиативного ухода состоит в том, чтобы ни ускорять, ни приближать смерть, делать возможным для умирающего человека жизнь до смерти с личностным, достоинством. На. основе целостной (холистической) концепции физического, социального, психологического и духовного ухода умирание становится неизбежным «нормальным» процессом. Экзистенциальная практика врачевания — это опыт оказанияпомощи в. экзистенциальный промежуток между ЖИЗНЬЮ' и смертью-. 4. Будучи' биоэтической практикойэвтаназия* ярко демонстрирует свое проблемное поле, неоднозначность своей «адаптационной» функции. Сторонники эвтаназии полагают практики эвтаназии как предмет «заботы о себе». Аргументы восходят к идее гармонии-жизни и смерти, праву человека на достойную смерть, к тезису о том, что смерть лучше, чем страданиек: принципам: уважения автономии и целостности, человека. Эвтаназия определяется/как легкая и безболезненная смерть. или отсутствие действий по недопущению смерти, когда смерть считается большим добром или меньшим злом по отношению к человеку. Смерть становится для человека благом.
В! фокусе принципа, уваженияавтономии пациента — право' каждой личности на самоопределениеи действие без внешнего контроляпрепятствующего: реализации разумноговыбора. Но вместе: с таким нравственным правомсубъект' долженнести личную моральную ответственность за самостоятельное: решениеучитывая то, чточеловек, облегчающий его страдания", становится? убийцей: — Взаимное уважение: коррелирует с соблюдением свободы для себя и другого.
Противники эвтаназии считают, что: смысл эвтаназии в том, что смерть оказываетсясредством врачебного, действия-, длякоторого цельюпродолжает оставаться помощь страдающему человеку. Тем самым врачевание: сохраняет, характер деятельного" «милосердия», а не убийстваЗдесь. эвтаназия* понимаетсякак проблема морального оправдания' убийства или самоубийства, как проблема диаметрально противоположных интенций^ Бйоэтические практики эвтаназии трансформируют традиционные представления о достоинстве смерти, проблематизирует границы целостности человека. Развитие биотехнологий инициируют необходимость в дополнении принципа уважения свободы принципами уважения к целостности. В связи с острыми дискуссиями по наличным практикам эвтаназии сегодня многие требуют проведения этическо-правовой экспертизы эвтаназии, которая взывает к тому, чтобы в принятии решений опираться на основные биоэтические принципы: не навреди, делай благо, уважение автономии личности, справедливости. В проекции социальной справедливости «движение» к эвтаназии определяется справедливым распределением ресурсов (финансы, медицинскаяаппаратура, квалифицированные специалисты) между теми, кто её инициирует, либо наличием затрат на социально необходимые мероприятия.
5. Распознаванию’Множественности критериев смерти и экспликации социальной, медико-биологической, психологической смерти, когерентно «расширительное» толкование проблемы абортов. Искусственный аборт определяется как любое преднамеренное прерывание беременности, как операция, которая наносит вред здоровью, тем самым приближая смерть. Сегодня в России демографическая^ ситуация спроблемой рождаемости, катастрофическими показателями смертности, миграцией’населения такова, что требует акцентуированного внимания1 к стимулированию рождаемости. Аборт — это сегодня социально-политическая проблема репродуктивного здоровья женщин в России, а также показателей смертности и качества жизни россиян. Антиномичность проблемы абортов" ещё больше демонстрируется в новейших пренатальных практиках и «завязана» на этические проблемы, современной прогностической медицины. Речь идет о получении человеческих стволовых клеток из, человеческих эмбрионов, что связано с вопросомо- возможности' применения' человеческих стволовых клеток для лечения болезней.
Использование новейших технологий пренатальной диагностики сегодня отчасти порождает практику евгенических абортов и новый опыт незащищенности перед границами смерти.
6. Самоубийства (суициды) являются одной из острейших проблем современного общества. Появление новых видов и способов суицида показывает его положительную динамику и «высокое» место среди причин смертности. Поскольку всякий суицид совершается как социально неодобряемая форма поведения и демонстрирует себя как акт выхода из «социальности», то мы рассматриваем его как дезадаптационное поведение и дезадаптационную практику. Суицид символизирует потерю, отсутствие, ликвидацию смысла жизни, обесценивание жизни. Суицидальный терроризм — новое социальное явление, т. е. самоубийство с целью причинения максимального ущерба и убийства гражданского населения, включая его устрашение, сопровождающееся сознательным отказом исполнителя от спасения своей жизни. Террорист-смертник-строит свою идентичность как негативную, за счет отрицания ценностей и норм чужой группы. Негативная идентичность строится на чувстве одиночества, физической и моральной потерянности, чувстве уничижительности и жертвенности. В поиске новой, более позитивной идентичности — психологические корни суицидального терроризма. С террористом-смертником связывается феномен «психологической смерти».
Киберсуицид" новый «продукт» виртуальной жизни, он предполагает использование Интернета как «тренажера» для' подготовки к виртуальному самоубийству. Это также дает возможность безболезненно (в физическом смысле) совершить виртуальное самоубийство, после которого может последовать воскрешение. Сеть выступает посредником для человека в его играх с виртуальной смертью.
Научно-практическая значимость выводов диссертации.
Результаты диссертационного* исследования могут быть использованы для разработки проблематики праксиса смерти, для философского и междисциплинарного дискурсов по теоретическим и прикладным вопросам социальных практик адаптации. Диссертация является опытом использования новых подходов к исследованию проблемы смерти в условиях влияний и использований новейших биомедицинских и информационных технологий. Данные представленного исследования могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по проблемам социальной философии и философской антропологии, в преподавании курсов «философия», «психология», «социология», «этика», «биоэтика», «социальная медицина», также использоваться специалистами по вопросам социальной политики, социально-психологической практики.
Апробация.
Диссертация обсуждалась на кафедре психологии и философии Тверского государственного технического университета.
Основные диссертационные идеи и выводы доложены: на межвузовской научной конференции «Проблемы развития гуманитарно-экономических ич естественных наук» (март 2008 г. Тверь) — на межрегиональной научно-практической конференции аспирантов и молодых ученых «Интердисциплинарные исследования в науке: опыт неклассической рациональности» (сентябрь 2010 г. Тверь) — на 4-й ежегодной научно-практической конференции «Философские проблемы биологии и медицины: Фундаментальное и прикладное» (октябрь 2010 г. Москва).
Основные результаты диссертации изложены в 9 научных работах, в том числе в статье в рецензируемом журнале ВАК.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
В заключении дадим краткую характеристику тех задач, которые были поставлены в диссертации.
Основная задача исследования сводилась к тому, чтобы провести анализ социально-адаптационных практик средствами современного танатологического дискурса. Для достижения данной цели нам понадобилось дать интерпретацию феномена «смерть» путем философской рефлексии и междисциплинарного дискурсаосмыслить выделяемый локус смерти в призме социальных и антропологических последствий посредством междисциплинарного знания (социально-медицинского, биоэтического, психологического) — датьописание иммортализации в проекции максимы «заботы о себе», как адаптационного способа сохранения идентичности жизни и смертипоказать значимость конструирования социально-психологических и экзистенциальных практик врачевания и исцеления, экспонирующих техники «заботы о себе" — дать интерпретацию эвтаназии как биоэтической практики и инструмента решения танатологических проблемвыявить негации пренатальных практик с использованием новейших биотехнологийосмыслить дезадаптационные последствия современных суицидальных практик.
Предполагаемое решение проблемы основывалось на философском и междисциплинарном анализе, герменевтической парадигме, установках феноменологический подхода.
Была предложена интерпретация смерти как праксиса, как социальных практик адаптации (дезадаптации).
При этом указывается на то, что единого, интегрального понятия «смерти», отображающего весь праксис смерти, в философской и иной литературе нет. Это обстоятельство указывает на многомерность, многозначимость, социокультурную контекстуальность, гносеологическую «не представляемость», то есть лишь «феноменологичность», ситуативную схватываемость", «стороннюю» наблюдаемость (отчасти самонаблюдаемость) феномена смерти.
Философская рефлексия «выводит» понятие «смерти» из жизни, ценностного значения жизни, смысла жизни. Праксеология смерти приоткрывает новое осмысление человеком собственного бытия. Развитие танатологии, междисциплинарное знание и практики свидетельствуют о недостаточности констатации акта смерти только как биологического, или социального, или психического явления. Смерть — не унитарный феномен, различны факт смерти, событие и ситуация смерти, этос смерти, символы и знаки смерти в культуре. Это инициирует возможность её интерпретации, конструирования. Философская рефлексия праксиса смерти обращена к проблеме трансформации границ смерти в социальных практиках адаптации.
Рассмотрен танатологический дискурс, в котором локус смертности проблематизируются — социально-медицинский, биоэтический, психологический. Под танатологическим дискурсом понимается такой способ рассмотрения и изучения смерти, который сочетает социально-медицинские, биоэтические, психологические представления об этом феноменеэто понимание смерти как. таковой, вне жизни и её ценностно-смыслового контекстаэто осознание того, как эволюционируют представления о локусе смерти в наличных социальных практиках адаптации. Танатологический дискурс обнаруживает антиномичность, двусмысленность, размытость параметров, критериев, локуса смерти и смертности. Междисциплинарный конструкт смерти воспроизводит многогранность и неоднозначность природы смерти. Различают клиническую, биологическую, физиологическую, криминальную, социальную, психическую, духовную смерть. В социально-медицинском дискурсе смерть «социализируется» и медикализируется. Социальная смерть «декодируется» как деструктивный итог социальной жизни, как разрыв всех социальных связей, уход от активной социальной деятельности. Локус смерти определяется также показателем смертности населения, как наличная демографическая ситуация. Медицинский дискурс, ориентированный на медикализацию смерти, локализирует смерть «физикалистски».
Биоэтический дискурс фиксирует «триединство» социально-правовой, медицинской, этической констатации смерти. Акцентируется внимание на «открытости», неоднозначности ряда социальных действий субъекта (пациент, врач) в биоэтической ситуации (эвтаназия, аборты, трансплантация-органов и тканей, перинатальная диагностика, евгенические практики). «Локализация» смерти конституирована социокультурной ситуацией. В психологическом дискурсе локус смерти «задается» психическими и психологическими предпосылками и состояниями принятие и непринятие смерти, страх смерти, тревога смерти, ужас, страдание (в том числе, по словам В. Франкла, страдание от избыточности бытия относительно срока личной жизни) и другие экзистенциальные переживания).
В работе раскрывается потенциал социально-психологической и экзистенциальной практик исцеления и врачевания. Задается представление об иммортализации как максиме «заботы о себе», как адаптационном способе сохранения идентичности и достоинства жизни и смерти. Социальные практики адаптации/дезадаптации (техники иммортализации, социально-психологическая и экзистенциальная практика врачевания, эвтаназия, новые технологии суицида, в своей сути являются интерсубъективными практиками. Они задают ориентиры индивидуального и социального поведения. Исследование и обучение таким практикам означает создание своего рода обратной проекции этого поведения.
Смерть — это прекращение жизни как натуралистического явления. Физическое бессмертие недостижимо. Человеческая самость смертна, осуществляется в модусе «бытия-к-смерти» (М. Хайдеггер). Жизнь для человека — благо. Смерть — закономерная составляющая жизни. Естественным желанием для человека и социальным ожиданием является продление жизни, максимальное отдаление наступления смерти. Этим целям удовлетворяет процесс иммортализации. Идеи иммортализации как идеи гармоничного, полноценного физического, психического, личностного, социального, духовного продления жизни идентичен такой модус бытия, императив^ максима человека как «забота о себе» перед собой, обществом, культурой. Будучиадаптационным способом сохранения идентичности жизни и смерти «забота о себе» предстает как разумное поведение и способ сохранения смысла^ ценности и достоинства жизни, как защита и подготовка к достойной смерти. «Забота о себе» проективна, нацелена на будущее, распознает вероятность отрицательной перспективы (болезнь, смерть).
Среди выводов диссертации — праксис и максима «заботы о себе» ярко демонстрируют себя в разрабатываемых сегодня социально-психологических и экзистенциальных практиках врачевания. Социально-психологическая практика врачевании ориентирована на «заботу о себе» как технологии стимулирования больного к поддержанию здоровья, формирования определенного типа личности пациента^ характеризующегося субъектнойактивностью, рефлексивностью автономностью, психологической готовностью брать на себя ответственность засвое здоровье И' отказываться от. дисфункционального образа жизни, приближающего смерь. Экзистенциальнаямодель врачевания, связанная с паллиативным подходом, призвана обеспечить «достойное"-умирание для ситуаций терминального состояния. Суть паллиативного ухода состоит в том, чтобы ни ускорять, ни приближать смерть, делать возможным для умирающего-человека жизнь до смерти с личностным достоинством. На основе целостной- (холистической) концепции физического, социального, психологического и духовного уходам умирание становится: неизбежным «нормальным» процессом. Экзистенциальная-практикаврачевания-этоопыт оказания помощи в экзистенциальный промежуток между жизнью и смертью.
В диссертационном исследовании мы дали интерпретацию эвтаназии как проблемной биоэтической практики адаптации и инструмента решения танатологических проблем.
Будучи биоэтической практикой эвтаназия ярко демонстрирует свое проблемное поле, неоднозначность своей «адаптационной» функции. Сторонники эвтаназии полагают практики эвтаназии как предмет «заботы о себе». Аргументы восходят к идее гармонии жизни и смерти, праву человека на достойную смерть, к тезису о том, что смерть лучше, чем страдание, к принципам уважения автономии и целостности человека. Эвтаназия определяется как легкая и безболезненная смерть или отсутствие действий по недопущению смерти, когда смерть считается большим добром или меньшим злом по отношению к человеку. Смерть становится для человека благом.
В фокусе принципа уваженияавтономии пациента — право каждой личности на самоопределение и действие без внешнего контроля, препятствующего реализации разумного выбора. Но вместе ¦ с таким нравственным правом субъект должен нести личную моральную ответственность за самостоятельное решение, учитывая то, что человек, облегчающий его страдания, становится убийцей. Взаимное уважение коррелирует с соблюдением свободы для себя и другого.
Противники эвтаназии считают, что смысл эвтаназии в том, что смерть оказывается средством врачебною действия, для которого целью продолжает оставаться помощь страдающему человеку. Тем самым врачевание сохраняет характер деятельного «милосердия», а не убийства. Здесь эвтаназия понимается как проблема морального оправдания убийства или самоубийства, как проблема диаметрально противоположных интенций.
Биоэтические практики эвтаназии трансформируют традиционные представления о достоинстве смерти, проблематизирует границы целостности человека. Развитие биотехнологий инициируют необходимость в дополнении принципа уважения свободы принципами уважения к целостности. В связи с острыми дискуссиями по наличным практикам эвтаназии сегодня многие требуют проведения этическо-правовой экспертизы эвтаназии, которая взывает в принятии решений опираться на основные биоэтические принципы: не навреди, делай благо, уважение автономии личности, справедливости. В проекции социальной справедливости «движение» к эвтаназии определяется справедливым распределением ресурсов (финансы, медицинская аппаратура, квалифицированные специалисты) между теми, кто её инициирует, либо наличием затрат на социально необходимые мероприятия.
В диссертации проанализированы негации (риски, опасности, вред, социальная несправедливость) пренатальных технологий, использующихся в современной прогностической (прагматической) медицине и их последствия в актах жизни и смерти. Распознаванию множественности критериев смерти и экспликации социальной, медико-биологической, психологической смерти когерентно «расширительное» толкование проблемы абортов: Искусственный аборт определяется как любое преднамеренное прерывание беременности, как операция, которая наносит вред здоровью, тем самым к приближению смерти. Сегодня в России демографическая ситуация с проблемой рождаемости, катастрофическими показателями смертности, миграцией населения такова, что требует акцентуированного внимания к стимулированию рождаемости. Аборт — это сегодня социально-политическая проблема репродуктивного здоровья женщин в России, а также показателей смертности и качества жизни россиян. Антиномичность проблемы абортов ещё больше демонстрируется в новейших пренатальных практиках и «завязана» на этические проблемы современной • прогностической медицины. Речь идет о получении человеческих стволовых клеток из человеческих эмбрионов, что связано с вопросом о возможности применения человеческих стволовых клеток для лечения болезней.
Использование новейших технологий пренатальной диагностики сегодня отчасти порождает практику евгенических абортов и новый опыт незащищенности перед границами смерти.
Выявлено влияние современных технологий, провоцирующих суицидальные рискипоказаны дезадаптационные последствия современных суицидальных практик. Самоубийства (суициды) являются одной из острейших проблем современного общества. Появление новых видов и способов суицида показывает его положительную динамику и «высокое» место среди причин смертности. Поскольку всякий суицид «причинён» как социально неодобряемая форма поведения и демонстрирует себя как акт выхода из «социальности», то мы рассматриваем его как дезадаптационное поведение и дезадаптационную практику. Суицид символизирует потерю, отсутствие, ликвидацию смысла жизни, обесценивание жизни. Суицидальный терроризм — новое социальное явление, т. е. самоубийство с целью • причинения максимального ущерба и убийства гражданского населения, включая его устрашение, сопровождающееся сознательным отказом исполнителя от спасения своей жизни. Террорист — смертник строит свою идентичность как негативную, за счет отрицания ценностей и норм чужой группы. Негативная идентичность строится на чувстве одиночества, физической и моральной потерянности, чувстве уничижительности и жертвенности. В поиске новой, более позитивной идентичностипсихологические корни суицидального терроризма. С террористом-смертником связывается феномен «психологической смерти».
Киберсуицид" новый «продукт» виртуальной жизни, он предполагает использование Интернета как «тренажера» для подготовки к виртуальному самоубийству. Это также дает возможность безболезненно (в физическом смысле) совершить виртуальное самоубийство, после которого может последовать воскрешение. Сеть выступает посредником для человека в его играх с виртуальной смертью.
