Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Традиция Хуаянь-Чань и процесс формирования буддизма в тангутском государстве

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

См.: К. J. Solonin «Mahamudra texts in the Tangut Buddhism and the Doctrine of «No-thought// Сиюй лиши юянь янъцзю (в печати) буддизмом эзотерических текстов прояснило принципиально важную роль традиции Карма-Кагью в формировании тибетского сегмента тангутского буддизма, а также позволяет предполагать более близкое знакомство тангутов с новейшими тенденциями развития этой школы: изучение ряда… Читать ещё >

Традиция Хуаянь-Чань и процесс формирования буддизма в тангутском государстве (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • Формирование тангутской культуры: Общие соображения
  • Тибетские и китайские влияния
  • Цель и метод исследования
  • Глава 1.
  • Историческая панорама
  • Утайшань
  • Уйгурский фактор
  • Хэланьшань
  • Учение Цзунми в период Сун
  • Глава 2.
  • Буддийские тексты из Хара-Хото
  • Тексты традиции Цзунми и его традиции в тангутских собраниях
  • Тангутские тексты в настоящем исследовании. Предварительные замечания
  • Анализ Текстов
  • Характеристика текстов
  • Истоки Традиции
  • Алтарная Сутра" на тангутском языке
  • Бодхидхарма в Северной Азии. Проблема авторитета
  • Глава 3.
  • Сущность Хунчжоуского учения
  • Зеркало
  • Зеркало и Даочень
  • Смысл Светлого и Совершенного Ума согласно Учению Наивысшей Единой Колесницы
  • Приложение 1
  • Реконструкция Китайского текста
  • Перевод текста
  • Двадцать пять ответов на вопросы по поводу Буддийских принципов, заданные Государственному Наставнику Танчану монахами, в то время когда он находился в монастыре Дворец Света"
  • Приложение 2
  • Реконструкция китайского текста
  • Перевод текста
  • Заключение: О возможности локальной традиции тангутского буддизма
  • Библиография

Настоящие замечания имеют целью предварить некоторые вопросы, могущие возникнуть при чтении предлагаемой работы. Данное исследование посвящено традиции Хуаянь-Чань в буддизме тангутского государства Си-Ся. Этот термин подразумевает совокупность учений и практик китайского буддизма, основанных на теоретическом наследии китайского буддийского направления Хуаянь в сочетании с братиками созерцания, существовавшими в так называемой Южной школе Чань-буддизма. Существование этой традиции не является плодом интеллектуального конструирования, но доказано на достаточно обширном текстовом материале. В эпоху Сун, о которой пойдет далее речь, эта традиция именовалась «учением Хуаянь о созерцании» (эрЦ

ШШ)-{ При этом тангутские материалы, как на китайском, так и на тангутском языке, вполне конгруэнтны этой традиции, как она предстает из реконструкций японских исследователей. Впрочем, это последнее обстоятельство было выяснено уже непосредственно в ходе работы над представленным ниже исследованием.

Данная работа посвящена становлению и развитию китайского буддизма в Си-Ся. Выделение китайской традиции, то есть традиции, основанной на китайском наследии и китайских текстам, представляется мне сейчас не' Один из героев нашего исследования, Цзиньшуй Цзинйоань определял себя как «сунского монаха, передающего учение Хуаянь о Созерцании» См.: Хуаянь Пусянь синюань сюч-жэн и ЩШШШ^ШШШШ СЦзокуДзокё, №> 1472, т. 74, с. 0364а05) сколько искусственным, но тем не менее, это разделение было принято из методологических соображений, как обеспечивающее некоторую синтетичность исследования с одной стороны, и ограничивающее круг исследуемых материалов с другой. В этой связи предпочтительнее было бы определять китайский буддизм в Си-Ся исходя из его сущности, как традицию Хуа-янь-Чань. Но эта традиции представляется только одной из нескольких ветвей китайского буддизма, бытовавших в Си-Ся. Хотя она и занимала господствующее положение, но не была единственной, так что понятие «китайского буддизма» было сохранено мною, исходя из терминологического удобства.

Приступая к этой работе ее автор имел определенные представления о тангутском буддизме, и, в частности, о процессе его формирования. Главной презумпцией такого рода являлось представление об анахронизме между развитием тангутского и китайского буддизма, появившееся в результате первоначального поверхностного ознакомления с материалом. Первоначально основной чертой китайской части тангутского буддизма мне представлялась консервация в Си-Ся буддийского наследия периода Тан. До некоторой это соображение сохраняет свою значимость и сейчас, но предпосылки и сущность этого явления в настоящее время представляются несколько иными, чем они виделись ранее. Таким образом, в ходе работы большинство из первоначальных представлений оказались нуждающимися в уточнении, и пересматривались уже в процессе непосредственной подготовки данного исследования. В целом, предположения о характере и степени китайского влияния на формирование буддизма в тангутском государстве были пересмотрены в связи с указанным выше изменением исследовательской парадигмы. В частности, изменения коснулись представления о роли дуньхуан-ского буддизма в процессе становления буддизма в Си-Ся. Иными словами, объяснить облик буддизма в Си-Ся исходя из Дуньхуанского материала представляется не до конца возможным, так что исследование по необходимости приобрело более широкий характер. Не смотря на то, что мной проанализирован далеко не весь имеющийся материал, я пытался придать работе максимально контекстуальный характер, и рассматривать отобранные тексты не как набор случайных фрагментов, но как отражение определенного исторического процесса. При этом я старался избежать широких обобщений и неосновательного теоретизирования, но исходить из содержания текстов, насколько оно сейчас может быть реконструировано и помещено в исторический контекст. В общем, я пытался рассмотреть тексты не как предметы, ограниченные исключительно собственным содержанием, но как части целого, обозначающие определенную историческую и культурную реальность, каковую я и попытался восстановить. Как будет ясно из дальнейшего, я предпринял попытку выяснить наиболее значительные факторы, определившие становление тангутского буддизма (в его китайской части), и повлиявшие на его целостность. В качестве такого фактора, на мой взгляд самого значительного, я предполагаю рассматривать феномен Хуаяньского возрождения, имевший место в начале Северной Сун. Насколько мне известно, данный феномен ни в отечественной, ни в мировой науке специально не рассматривался. В рамках настоящего исследования данное явление также будет рассматриваться не во всей полноте, но в лишь в связи с формированием буддийского комплекса в Си-Ся и в киданьском государстве Ляо. Традиция Хуаянь-Чань действительно имеет корни в буддизме эпохи Тан, но ее полное развитие датируется несколько более поздним временем, и имело в ином географическом пространстве. Принятие гипотезы о преемственности Хуаянь-Чань в Си-Ся и Ляо ликвидирует имеющееся представление об анахронизме между тангутским и китайским буддизмом и поможет рассматривать буддийский комплекс Си-Ся, со всеми его особенностям, как часть обще азиатского культурного процесса, и полагать тангутский буддизм действительно целым, а не мозаикой из различных, порой не стыкующихся фрагментов. Под целым в данном случае следует понимать процесс формирования тангутского буддизма и приобретение им специфических черт, отличающих его от буддизма соседей тангутов: китайцев, киданей, уйгуров и иных народов. Естественно, учитывая незначительную степень изученности как тангутского, так и киданьского буддизма, многие предпосылки и

выводы, сделанные в данной работе по необходимости оказываются гипотетическими, и могут быть легко оспорены. Тем не менее, как представляется, попытка, предпринятая в настоящем исследовании, не лишена смысла и определенной основательности, и может предоставить на некоторое время исследовательскую парадигму, которая позволит перейти от фрагментарности к более целостному взгляду на буддизм Си-Ся. Аналогичная попытка реконструировать целое тангутского буддизма была предпринята Ши Цзиньбо при написании им «Краткой истории буддизма в Си-Ся», а также Е. И. Кычановым в рамках его труда по составлению каталога тангутских буддийских текстов из собрания П. К. Козлова. Схожее предприятие было осуществлено и Рут Даннелл в ее работе о роли буддизма в становлении тангутской государственности. Настоящее исследование оказалось возможным только при опоре на указанные выше труды. Важнейшим основанием для данной работы явилось также указание Джона МакРэя на необходимость рассматривать Восточно-азиатский буддизм как целостность, различные части которой восходят к общим корням. Цель, поставленная мною органически связана с той, к которой стремились старшие коллеги. Настоящая работа стремится исходить из самих буддийских текстов, как собственно тангутских, так и современных им китайских, имея в виде встроить их в общий контекст развития буддизма в Северной Азии в период перед монгольским завоеванием. Именно с этим связано довольно большое количество китайских источников, порой не всегда непосредственно относящихся к сути дела, которые использованы в настоящей работе. Тем не менее, на мой взгляд, все эти длинные экскурсы имеют некоторый смысл, ибо позволяют более наглядно представить обще буддийскую ситуацию 10−12го веков и увидеть развитие буддизма в Си-Ся как часть более общей картины. В этом, собственно, и состоит главная цель настоящего исследования.

Эта работа содержит множество отсылок к концепциям и фигурам китайского буддизма, причем не всегда в традиционном качестве. Рассматриваемые в работе тангутские и китайские тексты, за исключением работ Цзунми, не принадлежат к числу широко известных или популярных сочинений китайского буддизма, и их изучение, как в России, так и за рубежом, если и началось, то не выходит за пределы подготовительной стадии. Текст работы наполнен именами, названиями работ и цитатами на языке оригинала, как на тангутском, так и на китайском. Приводя обширные цитаты по-китайски, я преследовал цель продемонстрировать возможные взаимосвязи между текстуальными традициями насколько возможно наглядно и очевидно. Тем не менее, все это делает настоящее исследование сложным для чтения, а также требует определенной подготовки. Не вся приведенная в тексте работы буддийская терминология откомментирована, иногда потому что она общеизвестна, иногда наоборот, потому что она вполне оригинальна и не может быть обнаружена в доступных буддийских энциклопедиях. Это прежде всего относится к разбираемым текстам Великого Наставника Тунли, и, в меньшей степени, Государственного Наставника Танчана, которые довольно часто оперировали придуманной ими терминологией и образной системой. Все указанные предметы требуют специального рассмотрения, а настоящее исследование имеет в виду указать на возможно наиболее продуктивные направления будущей работы.

В тексте представленной работы присутствует довольно много переводов с тангутского языка. К этим переводам, равно как и к реконструкциям китайских вариантов тангутских текстов надо относится с осторожностью, ибо хотя они в общем соответствуют действительности, уровень моего знания тангутского языка не таков, чтобы быть полностью уверенным в переводе. В некоторых случаях я даю примечание, что «перевод является предположительным», но это же примечание может быть применено и ко всем переводам в целом, вопрос лишь в степени предположительности. В процессе подготовки настоящей работы, я возвращался к переводам и реконструкциям, сделанным мною ранее, так что наиболее вопиющие ошибки были устранены, но могли появиться новые. В этой связи внимание научного сообщества к данной работе будет носить неоценимый характер, ибо поможет в дальнейшем приблизиться к более адекватному пониманию тангутских текстов, и, следовательно, к более четкому представлению о сущности тангутского буддизма и его отношениях с другими буддийскими традициями.

Сам по себе термин «тангутский буддизм» достаточно неопределен. Как будет видно из дальнейшего, я применяю его к тому, что в китайской буддийской терминологии может быть определено как «цзун» т. е. «направление» или «школа», имеющие собственные доктринальные авторитеты и линию преемственности. Собственно и само исследование может рассматриваться как поиск особого направления, причем главным здесь будет не языковая принадлежность текстов из Хара-Хото и иных местностей, а именно содержание: если будет найден ряд работ, разделяющих общие идеи и док-тринальные авторитеты, то это и будет тангутский «цзун», вне зависимости от того, на каком языке написаны те или иные произведения.

В настоящей работе я пытался применять «контекстуальный подход», предполагающий рассмотрение изучаемых явлений в общем историческом и культурном контексте. Этот подход трудно реализуем, ибо в огромной массе материала не всегда возможно решить, что именно принадлежит сути дела, а что нет. Исходя из этого соображения, я не включал в рассмотрение данные китайских исторических сочинений: с одной стороны они уже рассмотрены моими предшественниками, с другой стороны могут перегрузить и без того перегруженный текст. Тем не менее, создание максимально широкого исторического контекст представляет собой единственный способ достичь более или менее адекватного понимания смысла тангутских буддийских текстов и причин их появления в Си-Ся. Иными словами, этот подход дает нам возможность не только понимать содержание самих текстов, но и улавливать смысл их существования, их значение и ту историческую реальность, которую они представляют. В конечном счете, сами по себе идеи тангутских буддийских мыслителей интересны именно в сопоставлении с синхронными им китайскими или тибетскими интеллектуальными и вероучительными традициями. Как ни странно при обилии имеющегося и использованного в данной работе материала, но установленные мною контексты носят лишь самый общий характер, а до некоторой степени, как в случае отношений между буддизмом Си-Ся и Ляо, вообще носят предположительный характер. В этом аспекте мною доказан всего один случай непосредственного взаимодействия киданьского и тангутского буддизма, а остальные эпизоды остаются в категории гипотез. В иных случаях, реконструкции контекста оказываются вообще не имеющими отношения к делу. Тем не менее, для полноты исторической панорамы, я включил в работу разделы о Дуньхуане, уйгурах и Утайшане, хотя, как представляется, некоторые проблемы освещены мною недостаточно. Некоторые из подобных фрагментов были исключены из текста работы, а другие оставлены потому, что они сами по себе достаточно интересны и информативны. Из существенных пробелов в работе следует отметить и то, что влияние буддизма Дуньхуана и Утайшаня освещено мною не до конца, опять-таки, в основном, по причине того, что в текстах, на которых основано настоящее исследование, прямых указаний на Си-Ся нет. Что касается собственно внешней истории буддизма в Си-Ся, то она изучена в той степени, в какой это позволяют сделать наличные источники, и до обнаружения новых данных в этой области не приходится рассчитывать на существенное изменение сложившихся представлений. Часть новых данных, связанных, правда не с Китаем, а с Тибетом, представлена в соответствующем разделе настоящего исследования. Впрочем, эти данные имеют контекстуальный смысл, но не относятся впрямую к теме предложенного исследования. В целом, настоящее исследование, как в свое время нить учения Бодхидхармы, висит в воздухе: в рамках этой работы мне удалось вскрыть некоторые частные моменты, но общая картина все равно остается не до конца понятной, оставляя огромный простор для дальнейшего развития.

Не смотря на то, что тангутские тексты для изучения выбирались вполне случайно, все они, в большей или меньшей степени обнаружили общую черту, а именно принадлежность к традиции Хуаянь-Чань. Сами представители данного направления, прежде всего Цзунми, обозначали свое учение как учение о природе" (-[4тн), имея в виду, что сущность учения заключается в реализации присущей всем живым существам природы Будды. Данное положение является общим для многих направлений китайского буддизма, однако, исходя из специфики разобранных текстов, а также установленных в ходе исследования контекстов, я обозначаю понятием «учение о природе» именно Хуаянь-Чаньскую традицию. В биноме «Хуаянь-Чань» я полагаю необходимым также делать акцент не Чань, а на Хуаянь, имея в виду, что практический аспект учения мог быть разным, как будет показано на примере трактата киданьского буддийского деятеля Даочэня. Для облегчения понимания дальнейшего, следует привести некоторые соображения по поводу традиции Хуаянь-Чань. Ее существование в рамках китайского буддизма конца эпохи Тан было предположено японским исследователем Ёсидзу Ёсихидэ, который рассматривал ее как результат конвергенции доктриналь-ного учения Хуаянь и Чаньских направлений, прежде всего направления Хэцзэ Шэньхуя. Основными представителями этой традиции, таким образом оказались Гуйфэн Цзунми и Хуаянь Чжэнгуань. В учении одного из основателей традиции Хуаянь Сяныноу Фацзана эта идеология представлена в меньшей степени. Основой учения является представление об «истинном уме», который тождественен природе истинной реальности и составляет сущность всех живых существ. Все феномены являются производными от действия этого ума, пребывающего в состоянии пробуждения или заблуждения, так что все вещи в мире в принципе обладают идентичной природой Будды, а все живые существа изначально пробуждены. Это же обстоятельство обуславливает и то, что между вещами (феноменами 1|1) не существует сущностных преград, и мир в конечном счете представляет собой единство взаимопереходящих форм. Этот истинный ум, создатель всего воспринимаемого, может быть «мгновенно пробужден» благодаря присущей ему «мудрости» (Я|зп)—"двери ко всему чудесному", составляющей его истинное качество. При этом, нельзя говорить о том, что существует непосредственное тождество между умом и феноменами. Последние являются результатом «действия ума в соответствии с обстоятельствами», так что могут быть и неблагими в тех случаях когда ум находится в непробужденном состоянии. Именно чаньские практики в состоянии мгновенно выявить природу истинного ума и реализовать присущее ему сущностное «духовное знание», в результате чего и будет достигнуто состояние Будды. Эта традиция основывалась на учении «Аватамсака-сутры» («Хуаянь-цзин»), «Трактате о Пробуждении Веры в Махаяну», а наиболее полное выражение нашла в работах Цзунми «Предисловие к Собранию Разъяснений Истоков Чанъских Истин» и «Схеме Преемственности учения о Сфере ума в Китае». Именно исходя из смысла этого учения в настоящей работе принято переводить термин «синь» (/£д) как «ум» в противопоставление «сознанию-воприятию»

Не). Понятие «ума», как мне представляется, содержит в себе ту презумпцию цельности, которую предполагает и понятие «синь» в китайском буддизме. Конкурирующим с направлением Хуаянь-Чань было так называемое «Хун-чжоуское Учение» Мацзу Даои, настаивавшее на непосредственном тождестве ума и феноменов и в этой связи не придававшее большого значения догматической буддологии, к которой было склонно направление Хуаянь. Не смотря на жесткую критику этого направления представителями традиции Хуаянь-Чань, именно этому направлению суждено было определить дальнейшие судьбы Чань-буддизма в Китае. В Тангутском государстве ситуация сложилась иначе, о чем и повествует настоящая работа. Как представляется именно Хуаянь-Чань и, в частности, направление Цзунми, стали определяющими в развитии буддизма в Си-Ся. Таким образом, предметом моих изысканий являлось установление существования особого «тангутского буддизма» (при всей неправомерности применения этнических определений к религии) и выяснение того, действительно ли Хуаянь-Чаньская традиция сыграла в Си-Ся ту роль, которая ей приписана. Эта задача решена лишь отчасти и в отношении одного небольшого фрагмента тангутского буддийского комплекса. Более адекватный результат будет достигнут лишь при большем объеме привлеченного материала. Тогда и будет понятно, является ли правомерным наше заключение или же картина была искажена в угоду удобным представлениям.

Для того, чтобы читатель сразу вошел в курс проблем, обсуждаемых далее, я считаю необходимым предпослать

список основных действующих лиц нижеследующего исследования. Все они упоминаются в дальнейшем, но ввести их нужно сейчас для облегчения понимания последующего.

Основные персонажи, упоминаемые в настоящем исследовании:

Баотан Учжу 714−774), деятель Южной школы Чань, представитель Сычуаньского Чань, главный герой «Лидай Фабао цзи».

Ваньсун Синею (ЩЩ^Т^ 1166−1246), монах направления Цаодун. Основная деятельность проходила Севере Китая, автор «Цунжун лу» (см. ниже). В течении долгого времени являлся другом и конфидентом «мирянина

Чжаньжаня" (ШШЛззЬ)—Елюй Чуцая.

Гуйфэн Цзунми 780−841, также: Динхуй /ЁШ, Цаотан 1рС пятый патриарх Хуаянь, ученик Чжэньгуаня, также патриарх чаньского направления Хэцзэ.

Даочэнь—(ЖМНусловное написание) нач. 12го века) Монах Северного Утайшаня. Крупнейший деятель буддизма государства Ляо.

Душунь (Фашунь ШШ, ШШ, 557−640)—первый патриарх Хуаянь, хотя и происходил из Чанъани, но деятельность его была связана с Дуньхуаном, так что он довольно часто упоминается как Душунь Дуньхуанский (М'МШШ)

Ли Юаньхао (^тпЦ правил 1032−1048, император Рога-Ветер Щ^Ж

Инцзун ШЖ)—первый тангутский император.

Мацзу Даои 709−788)—основатель Хунчжоуского направления, одна из наиболее радикальных фигур Чань-Буддизма конца Тан. Имеется юйлу.

Сымин Чжили (ИВЛШ1 960−1028)—виднейший представитель направления Тяньтай периода Сун, один из критиков Чань-буддизма.

Сяныпоу Фацзан 643−712)—главный представитель учения

Хуаянь, его фактический основатель. Одно время ученик Сюаньцзана, участник перевода «Аватамсака-сутры», автор ряда основных Хуаяньских сочинений.

Танчан (ЛЩ)—тангутский буддийский деятель, Государственный Наставник.

Тунли (ЙЩ, сер. 11-го—начало 12-го века)—киданьский буддийский монах, имел титул Великого Наставника. Участник создания вырезанного на камне буддийского канона на горе Фаншань.

Фаюн (ЙсЦ)—тангутский буддийский деятель.

Хуаянь Чжэнгуань (ЙЩ 738−839)—четвертый патриарх Хуаянь, «Владыка Комментария к Хуаянь», второй по важности представитель направления Хуаянь, фактический основатель традиции Хуаянь-Чань. Государственный Наставник, а также глава сангхи ({Ц"^) всего Китая.

Хуйнэн также: Шестой Патриарх, Цаоси ИМ 638−713). Шестой

Патриарх Чань-буддизма, главный герой «Алтарной сутры».

Хэцзэ Шэньхуй также: Седьмой Патриарх, Наньян хэшан Ш

ШШ’Й 654−758)—основатель Южной школы Чань, Седьмой патриарх по версии Цзунми, одна из наиболее радикальных фигур раннего Чань-буддизма.

Цзиныпуй Цзинъюань 1011−1088)—Утайшаньский монах, последователь Цзунми, один из творцов «возрождения Хуаянь» периода Сун Юнмин Яныноу 904−975)—-деятель Чаньского направления

Фаянь, один из крупнейших буддийских ученых своего времени.

В настоящей работе приняты сокращения: Т. с указанием номера, том и строки для цитат по Трипитаке Тайсе (использовалась также электронная база китайских буддийских текстов СВЕТА). В случае краткой сноски: Т. обозначает номер тома, затем указываются страница и строка цитированного текста. При цитировании тангутских текстов из собрания П. К. Козлова приводится шифр Tang., инвентарный номер, страница и строка фототекста (в случае объемных цитат, номер строки опускается). Библиографические сноски и примечания приводятся стандартно, в случаях цитирования источников имя автора приведено стандартным шрифтом, название произведения выделено курсивом. Названия текстов источников приводятся также и в иероглифическом написании.

Тангутские написания даны в отдельном

приложении, под соответствующим порядковым номером. В тексте работы также приведены порядковые номера согласно перечня, приводимого в: М В. Софронов Грамматика тангутского языка. Т. 1−2 (М.: ГРВЛ, 1965)

Формирование тангутской культуры: Общие соображения.

Тангутоведение представляет собой одну из наиболее многообещающих областей в науке о Востоке. Эта область исследований, расположенная на стыке китаистики, тибетологии, уйгуроведения и других специальностей, способна вознаградить исследователя большими и малыми открытиями практически каждый раз, когда ему удается прочитать и правильно интерпретировать тот или иной текст или артефакт. В тангутоведении исследователь, как это редко происходит в наше время, имеет возможность непосредственно наблюдать за приращением знания, и видеть как его усилия действительно приносят плоды в виде лучшего понимания тангутской истории и культуры.

Пределы тангутского государства простирались от земель Ордоса и излучины Хуанхэ вплоть до Дуньхуана, что делало Си-Ся одним из самых больших государств своего времени. Военное могущество Си-Ся было таково, что позволило им победить уйгуров, восточных тибетцев (государство Гусыло), отстоять свою независимость в борьбе со сверхдержавами того времени: Су неким Китаем, киданьской империей Ляо и чжурчжэньской империей Цзинь. Внутренний кризис тангутского государства не позволил тангутам отстоять свою государственность в сражениях с монголами, но победа над ними стоила жизни самому Чингисхану, что, наверное, оказало определенное влияние на ход исторического процесса во всемирном масштабе. Не смотря на все эти и многие другие достижения, тангутская цивилизация в течении долгого времени оставалась забытой, практически до момента, когда экспедиция П. К. Козлова (1863−1935) не обнаружила в песках Алашани развалины одного из степных форпостов Си-Ся—"города Черной реки" M/R

Ш, который был принят впоследствии за столицу тангусткош государства.

Открытия П. К. Козлова и последующие гениальные работы Н. А. Невского (1892−1938) и плеяды других выдающихся ученых в России и за ее пределами, воскресили тангутскую культуру и вновь сделали ее частью общечеловеческого наследия. С каждым прочитанным текстом и разобранной надписью мы приближаемся к лучшему пониманию того, как возникла и развивалась тангутская цивилизация, и каким образом основатели тангусткого государства—племена Дансянов Jttljf сумели создать государство, признаваемое за важного партнера (или противника) всеми странами Азиатской ойкумены: Сунским Китаем, киданями и чжурчжэнями, а также монголами Чингисхана, чьи тумэны положили конец существованию тангутского государства около 1227.

Белое Высокое Государство Й^АШ вариант Йй^сЖШ" или Си-Ся как его называли китайские документы, было государством высокой культуры. На протяжении достаточно длительного времени тангутские правители находили возможным, Не смотря на экономические и политические трудности, содержать различные учебные заведения, строить храмы, печатать и распространять буддийские сутры и конфуцианские сочинения. Благодаря всему этому тангутскому народу было присуще ярко выраженное национальное самосознание, проявлениями которого и являются дошедшие до нашего времени памятники тангутской письменности и культуры. Тангутские коллекции в России, Китае, Японии, Великобритании насчитывают тысячи томов различного содержания практически по всем областям азиатской учености и традиционной науки того времени, и сами по себе служат великолепными памятниками усилиям тангутов, направленным на создание собственной культуры, опирающейся на лучшие, в их понимании, достижения соседей, но при этом сохраняющей полноту национальной самобытности. Создание собственной письменности и литературы само по себе являлось частью тангусткого национального проекта, и не случайно введение тангутской системы письма как атрибута государственности совпало по времени с провозглашением Тангутской империи. Одновременно с официальным провозглашением государства, а скорее всего еще до этого, были предприняты беспрецедентные усилия в области государственного строительства, культуры и образования, в результате которых в кратчайшие сроки были созданы тангутская государственная система, система образования, а также объемная

литература на тангутском языке.4 Принятие буддизма в качестве одной из форм государственной идеологии предшествовало официальному провозглашению государственности.5 В результате, примерно за

2 Первый тангутский император Ли ЮаньхаотсЦ (правил 1032−1048) в своем меморандуме по поводу своего восшествия на престол особо подчеркивал создание собственного письма как важнейшего атрибута государственности, наряду с национальным ритуалом и музыкой. (См.: Ло Фучан ШШЖ и Ло Фуи Сунши Сягочжуань цзичжу (Нинся: Нинся жэньминь чу-баньшэ, 2004), с. 104−5

3 Среди тангутских учебных заведений известны т. н. «внутренняя школа», китайская школа, фаньская школа, предназначенные для образования чиновников, а также детские учебыне заведени.

4 Китайские источники упоминают создание «тангутской школы» возглавляемой Ели Жэньжуном изобретателем тангутской письменности, а также административного аппарата и чиновничьей системы еще до того, как было официально объявлено о создании тангутской государственности. (Ло Фучан, Ло Фуи, Сунши Сягочжуань, с. 98). В этой связи упоминается также и о переводах китайской литературы на танутский язык. Достаточно странным представляется то обстоятельство, что полноценный очерк тангутской литературы еще не написан. До настоящего времени единственным полным обзором тангуских паятников является статья Н. А. Невского «Тангутская письменность и ее фонды». (См.: Н. А. Невский Тангуская филология, т. 1−2 (Москва: Издательство Восточной литературы, 1960), т. 1, с. 74−95.

5 По указанпию Ши Цзиньбо, храм Гаотайсы (йя^) был построен Юаньхао за несколько месяцев двести лет (982−1227, время существования тангусткого государства) возник огромный корпус литературных и официальных текстов и документов, превосходящий по объему литературу уйгуров, а также, возможно, киданей и чжурчжэней. Большинство известных ныне письменных памятников происходят из Хара-Хото, 6 небольшого города на краю монгольской степи, так что можно только догадываться, какие сокровища могла бы доставить тангутская столица Чжунсин ф®-, если бы только нашествие Чингисхана не было столь разрушительным. Это же нашествие привело к тому, что намечавшийся путь самостоятельного развития буддизма в гангутском государстве был прерван, так что теперь приходится реконструировать лишь остатки того, что могло бы стать одной из мощнейших буддийских традиций Центральной Азии.

Традиционно тангутские тексты делятся на две части, а именно произведения религиозного и светского содержания. Благодаря рано проявившемуся интересу к происхождению тангутского народа, его политической истории, тангутскому языкознанию, государственному строю и общественным отношениям в Си-Ся, внимание исследователей было сосредоточено на изучении светской части тангутских собраний, включающей в себя законодательные своды, 7 переводы конфуцианской классики, юридические документы раздо того, как он обратился к Сун со знаменитым манифестом. Считается также, что Юаньхао сам с детства был знактоком буддизма. (UIu Цзинъбо, jauarSt Си-Ся Фоцзяо Ши люэ (Иньчуань: Нинся жэньминь чубаньше, 1988), с. 142. В другом месте Ши Цзинъбо указывает 1047 г. как год строительства Гаотай сы. (Указ.соч., с. 335)

6 Георгафия находок тангуских текстов весьма обширна: тексты обнаруживаются в районе Увэя (Ганьсу), Дуньхуана и других местах. Из находок последнего времени стоит отметить раскопки Института археологии Нинся «Квадратной пагоды» в БайсыгоутЙв, каковые принесли богатые находки текстов и памятников материальной культуры. (См.: Байсыгоу Си-Ся фан/яд ЖТзШ, под редакцией Института археологии Нинся (Пекин: Вэньу чубаньшэ, 2005)

7 Наиболее значительным произведением такого рода следует признать перевод и исследование тангуского «Свода Законов периода Небесного Процветания», выполненные Е. И. Кычановым. (См.: личных типов и иные тексты. Еще одним предметом исследований были произведения «популярной литературы», представленной, в основном, собраниями рассказов или «анекдотов» из китайской истории, адаптирован ных для тангутских читателей. Сущность этой литературы и особенности ее функционирования в обществе ясны не до конца: достаточно указать на тот факт, что хотя большинство оригинальных версий анекдотов, собранных в «популярных сборника» были идентифицированы, тем не менее, оригинальные китайские источники, с которых делались переводы на тангутский, по-прежнему не установлены. Эту же ситуацию можно экстраполировать на китайский буддизм в Си-Ся: сущность и содержание тангутских текстов в общих чертах ясны, но сами источники китайских заимствований и пути проникновения китайского буддизма в Си-Ся остаются неизвестными. Из китайских исторических сочинений нам предстает формальная сторона процесса: закупки сутр, попытки тангутов задержать у себя индийских монахов, строительство храмов и так далее. Все указанные позиции были достаточно полно разработаны Щи Цзиньбо и Рут Даннелл, так что в настоящем исследовании я на них специально останавливаться не буду. Тем не

Измененный и заново утвержденный кодекс девиза Царствования Небесное Процветание. Кн. 1−3 Иследование и перевод текста Е. И. Кычанова. (Москва: ГРВЛ, 1988−1989)

8 Примерами таких произведений могут служить: «Двенадцать Царств"—собрание рассказов из китайской истории, заимствованных из китайских исторических сочинений: «Планов Сражающихся Царств» «.Синьсюй» «Внешнего комментария Хань Ина на

Шицзын" и ДР- (См.: Двенадцать царств. Пер. с тангутского, прим., комм. К.Ю.

Солонина. (СПб: Петербургское Востоковедение, 1995). Другим текстом подобного рода является Лэйлинь (Лес Категорий). (См.: Лес категорий. Утраченная китайская лэйшу в тангутском переводе. Публикация текста, перевод и комментарий К. Б. Кепинг (Москва: Наука ГРВЛ, 1983) — и Вновь собранные записи о любви к младшим и почтении к старшим. Публикация текста, перевод и комментарий К. Б. Кепинг (Москва: Наука ГРВЛ, 1990). Любопытный пример «анекдотической литературы» представлен в «Запись у алтаря о примирении Конфуция «(текст, перевод и комментраии Е. И. Кычанова (Москва: Восточная

литература [РАН], 2000). менее, функционирование китайского буддизма в Си-Ся на содержательном уровне остается весьма мало изученным. В настоящий момент нет ясности, какие именно направления китайского буддизма были популярны в Си-Ся, какими текстами они представлены, воспроизводили ли они в точности свои китайские аналоги, или же можно говорить о том, что китайский буддизм в Си-Ся вышел на иной, отличный от собственно китайского, путь развития и проявил тенденцию к формированию «тангутского буддизма». Разумеется, у этой проблемы множество аспектов, которые вряд ли могут быть решены в рамках одного исследования, так что в данной работе я скорее намечаю проблемы, чем решаю их.

Самым общим заключением из настоящей работы, наверное, следует признать то обстоятельство, что формирование тангутского буддийского комплекса происходило на фоне возрождения традиции Хуаянь в период Северной Сун. Это возрождение было кратким, и не оставило существенного следа в собственно Китае, но оказало воздействие на киданей, а через и посредство и на тангутов, а также на формирование буддизма в Корее. Именно это возрождение я и предполагаю рассматривать в качестве важнейшего фактора становления тангутского буддизма. Проследить конкретные воплощения этого влияния достаточно сложно, но именно оно, как представляется, и определяло перспективу и направление развития буддийской теории и практики на Севере Китая, включая также Си-Ся и Ляо. Из приведенного выше рассмотрения нескольких тангутских текстов можно сделать некоторые предварительные выводы. Они касаются прежде всего того, что среди китайских и китайско-ориентированных текстов, сохранившихся в тангутском собрании.

760 Текст «Чжун» не сообщает имени собеседника Государственного Наставника.

СПБФ ИВ РАН, как на тангутском, так и на китайском языках, преобладающую роль играла традиция Хуаянь-Чань. Данную традицию я также предлагаю рассматривать как часть общего феномена Хуаяньского возрождения, как продолжение традиции Цзунми и Чжэнгуаня. Это обстоятельство было заявлено в начале исследования, и, как представляется, было подтверждено. Направление Хуаянь-Чань, определяемое также как «учение о природе» (Йж)>761 видимо, признавалось господствующим и самими тангутами: в «Предисловии к новому переводу Трипитаки Белого Высокого Государства» (АЙЙШ^ЯМРНШ^^!?) используется терминология этого направления, 762 «Море Значений, установленных святыми» использует термин «море учений Хуаянь» (Щ.

ШШШ) в качестве общего термина для обозначения буддизма в целом. Эти указания, наряду с рассмотренными в рамках настоящего исследования тангутскими текстами, позволяют с достаточной уверенностью говорить о значительной популярности именно Хуа-янь-Чаньского направления в Си-Ся. Немногочисленные имеющиеся китайские и тангутские сочинения, принадлежащие к иным традициям, скорее подтверждают, нежели опровергают это наблюдение. Характерно при этом, что не Хуаянь-Чаньские тексты практически не встречаются в.

761 Хотя учение о природе Будды и было общим для множества направлений китайского буддизма, только традиция Хуаянь непосредственно определяла себя как учение о природе. Подробнее об учении о природе Будды см.: Лай Юнхай ЩдсЩ Чжунго Фосин лунь (Шанхай: Шанхай жэньминь чубаньшэ, 1988).

762 Например, текст упоминает «Дхармовую природу Татхагаты» (^ПЖ^ё&Ш и «сокровищницу ума тайной мудрости» См.: Щи Цзиньбо, Си-Ся Фоцзяо Ши люэ, с. 285.

763 «Море Значений, уставноленных святыми». Публикация текста, перевод с тангугского указатели и примечания Е. И. Кычанова. (СПб: Петербургское востоковдение, 2001), с. 45. тангутском переводе, и, в подавляющем большинстве, известны только по-китайски. Столь значительное присутствие Хуаянь-Чаньского элемента в тангутской буддийской системе позволяет иначе взглянуть на проблему формирования тангутского буддизма. В результате настоящего исследования можно сделать достаточно достоверное предположение о принципиальной важности буддийских контактов между тангутами и киданями, каковые контакты в значительной степени определили облик китайской тангутского буддизма. Таким образом, именно ляосский буддизм оказывается, а не дуньхуанский или сунский, оказывается эталонным для буддизма Си-Ся. Таки образом, в рамках настоящего исследования я предлагаю объяснить часть специфических черт тангутского буддизма именно через его близость с буддизмом Ляо. Анализом текста «Зеркала» и иных текстов это обстоятельство можно считать доказанным (насколько это возможно в исследованиях такого рода). Преобладание в Си-Ся традиции Хуаянь-Чань позволяет связать по крайней мере часть тангутского буддийского комплекса с буддизмом Севера Китая периода второй половины Танской династии, когда эта традиция переживала расцвет. В дальнейшем эта традиция продолжала укрепляться на Севере Китая, что облегчалось растущей изоляцией этой области от собственно китайской метрополии. Это же предположение позволит объяснить незначительное присутствие в Си-Ся текстов развитого или классического Чань. Как представляется, классический Чань, развившийся из учений Хунчжоуской школы, не мог быть приемлем для буддистов Ляо и Си-Ся, ориентированных на синтетическую традицию Цзунми. В результате подобного допущения становится понятным и слабое присутствие среди тангутских текстов «Алтарной сутры» и одновременно постоянная апелляция к авторитету Бодхидхармы, постоянно встречающиеся в текстах. Иными словами, буддизм как Ляо, так и Си-Ся сложился в результате консервации традиций позднетанского буддизма на Севере Китая. Эта тенденция к консервации определенных аспектов Танского буддизма, очевидно, началась еще в период тибетской оккупации Дуньхуана и прилегающих территорий, которые, таким образом, оказались не затронуты буддийскими гонениями периода Хуйчан, и соответственно не восприняли новый буддизм сунского времени, формировавшийся на базе радикальных чаньских направлений и отчасти учения Тяньтай. Преемственность Танского буддизма прослеживается на тангутском материале достаточно основательно, как в цитировании буддийских авторитетов, так и в способе мышления, к которому прибегали предположительно тангутские авторы. Этот же феномен можно наблюдать и на примере направления Хуаянь сунского времени: так, например, Цзиныпуй Цзинъюань напрямую называет себя учеником Цзунми и продолжает его традицию, хотя и их и разделяет более двухсот лет. В тангутских текстах, разобранных в рамках настоящего исследования, можно отметить проблематику и аргументацию, рассматриваемые Фаюном в «Хунчжоуском тексте»: затрагиваемые им проблемы уже не могли представлять существенного интереса для китайских буддистов в Сунское время, в силу того, что в Китае был в значительной степени утрачен контекст подобного рода рассуждений, в то время как для конца Тан в рамках традиции Цзунми соображения этого мыслителя вполне могли иметь определенное значение. Тот факт, что для Фаюна вопросы отношений традиций Мацзу и Шэньхуя продолжали оставаться актуальными, свидетельствует о сохранении позднетанского контекста в буддизме Си-Ся и Ляо и в позднейшее время.

Говоря о влиянии буддийского комплекса Ляо на формирование тан-гутского буддизма нужно обратить внимание не только на формальные моменты, относящиеся, скорее к сфере политической истории, но и на моменты содержательного взаимодействия. На материале разобранных выше текстов, я постарался продемонстрировать существование не только формальных связей в буддийской области между Си-Ся и Ляо, но также и наличие настоящего идеологического взаимодействия, выразившегося как в присутствии в тангутском государстве оригинальных текстов киданьского буддизма, так и их переводов, а также сочинений, инспирированных киданьскими буддийскими трактатами. К числу последних относится «Зеркало», а к числу первых—"Смысл Ума". При этом, восприятие Хуаянь-Чаньской идеологии в Си-Ся носило не только декларативный характер, но имело характер творческого усвоения, что выразилось в формулировках Государственного Наставника Танчана из «Двадцати Пяти Вопросов и Ответов», в применении Фаюном Хуаянь-ской терминологии и т. д, а также в доминирующем стремлении опираться в рассуждениях на аргументацию «Аватамсака-сутры» и смежных текстов. Из сочинения наставника Танчана, как из и остальных рассмотренных нами текстов, очевидно, что на базе Хуаянь-Чаньских концепций, начало формироваться собственно специфическое направление тангут-ского или киданьско-тангутского буддизма, уже не связанного напрямую с буддизмом Сун, но ориентирующейся на Северную традицию, представленную киданей и Утайшаня. Представителями указанной традиции я предлагаю считать Даоченя и Цзиныпуй Цзинъюаня. При этом, как показывают ответы Государственного Наставника Танчана, Хуаянь-Чаньский буддизм в Си-Ся демонстрировал также и определенную степень самостоятельности, не сводясь напрямую к буддизму Ляо. Таким образом, случайный анахронизм в развитии или в восприятии Сунского буддизма, создал условия для начала формирования в Си-Ся такого буддийского комплекса, который можно было бы определить как тангутский «цзун» (ж), то есть направления или группы направлений, характеризующихся собственной доктринальной основой и линией преемственности. Данный процесс имеет исторические прецеденты примерно в той же области: в настоящее время принято считать, что Чань-буддизм в Тибете не воспроизводил облик какой-либо из китайских традиций, но был скорее амальгамой различных китайских направлений и школ.764 Можно предполагать, что и тангутский буддизм в своей китаизированной ипостаси проходил аналогичный процесс формирования собственной традиции на базе различных элементов.

Одним из наиболее существенных элементов, повлиявших на становление локальной традиции тангутского буддизма, как было выяснено в ходе этого и предыдущих исследований, является традиция Цзунми. На его работах и идеях базировалась и традиция буддизма в Ляо, на нем основывали свои рассуждения и Даочень (косвенным образом) и Цзинь-шуй Цзинъюань, полагавший себя его учеником. Тексты Цзунми, пользовались большой популярностью в Си-Ся, так что их можно рассматривать не только как источник информации по буддизму, но и как произве.

764 См.: Daishun Ueyama The Study of Tibetan Chan Manuscripts, Recovered from Dunhuang: The Prospects of the Field «, где приводятся соображения по этому поводу сображения японского исследователя Хиронобу Обата. Также см.: Шэнъ Вэйжун Сицзвнвэнь вэньсяньчжун дэ хэшан Мохэянь изи ци цзяофа—игэ чуанцзаочулайдэ чуаньтун ШШаЖЯВД.

ШШ/ Синь Шисюэ 16, no. 1 (2005), р. 140−9 дения, в которых содержалась методология буддийской мысли, стремившаяся занять господствующее положение в Си-Ся. Из рассмотренных нами текстов выяснилось, что аллюзии на работы Цзунми, его терминология и критический метод нашли свое отражение даже в тех сочинениях из Хара-Хото, которые напрямую не цитируют наставника из Храма Соломенной Хижины. Как представляется, подобную роль Цзунми играл и в системе киданьского буддизма и сохранил ее на Севере Китая вплоть до монгольского времени. При этом, пропагандируемые Цзунми культы, в частности «покаяние на Алтаре Совершенного Пробуждения» очевидно внесли свою лепту в формирование Хуаяньского эзотеризма как у киданей, так и тангутов.

Органически связанной с Цзунми представляется традиция киданьского эзотеризма, представленная «Собранием» Даоченя. Указанное сочинение имелось в Си-Ся на китайском языке, а разобранный нами текст «Зеркала» представляет собой если не неизвестное доселе сочинение Даоченя, то текст полностью зависимый от него. Роль, сыгранную Даоченем в формировании тангутскош буддийского эзотеризма еще предстоит выяснить, но, скорее всего, она была весьма велика. Еще одним киданьским фактором было творчество Великого Наставника Тунли, ныне практически неизвестного. Его труды, судя по всему, были популярны в Си-Ся и у киданей и внесли свой вклад в формирование традиции «повседневного буддизма», каковой таким образом также приобрел Хуаянь-Чаньский окрас.

Вместе с тем, наличие как в китайской, так и в тангутской части коллекции текстов, относящихся к развитому жанру Чаньских юилу, не позволяет однозначно свести многообразие тангутского и китайского буддизма исключительно к традиции Цзунми. По первому впечатлению, Хуаянь-Чаньские трактаты вроде бы не должны развиваться в Чаньские юйлу, а отсутствие в коллекции из Хара-Хото текстов подобных «Собранию из Зала Патриарха» не позволяет проследить традицию подобных произведений. В этой связи имеет смысл предполагать наличие содержательных (в отличии от формальных просьб о присылке буддийского канона) буддийских связей между Сун и Си-Ся на всем протяжении тангутской истории. В этом случае, создание собственно тангутского юйлу следует интерпретировать как результат непосредственного воздействия сунского буддизма. Так что рассмотренное мной в начале настоящего исследования тангутское юйлу заслуживает самостоятельного исследования.

Помимо «чаньского наставника Бхикшу из Цзинани», с собранием речей которого еще много неясного, в качестве представителя собственно тангутского буддизма я предлагаю рассматривать Государственного Наставника Танчана. Его учение и представления, в частности, о Южной школе Чань представляются весьма оригинальными и самостоятельными, а само его сочинение обнаруживает тенденцию к развитию в русле классического Чань-буддизма. Именно его традиция может рассматриваться как выражение уже собственно тангутского буддизма, впитавшего в себя позднетанское идеи и развивающего на их почве собственное своеобразие. В тексте, посвященном Танчану, присутствуют аллюзии на Цзунми, но, в целом, учение Танчана вполне самодостаточно и внутренне логично. Как представляется, он является полноценным представителем «учения о природе», в рамках которого его рассуждения, собственно говоря, и имеют смысл. В этом отношении, сформулированное им учение можно связать как с традицией Цзунми, так и с учением Великого Наставника Тунли, но и в данном случае нельзя отрицать определенного своеобразия его посторонний. Разумеется, вышеизложенные соображения имеют значение если будет доказано либо тангутское, либо северокитайское происхождение Танчана. Нельзя полностью отрицать возможность обнаружения китайских текстов Танчана и выяснения его личности, но на настоящий момент это представляется мне не очень вероятным, так что в настоящей работе и в дальнейшем я буду придерживаться версии о его тангутском происхождении, пока не будет доказано обратное.

Таким образом, рассмотренные выше тексты дают возможность предполагать, что китайская часть тангутского буддийского комплекса и киданьский буддизм составляли единое и, возможно, взаимозависимое целое, и буддизм киданей сыграл возможно большую, чем Сунский буддизм роль в становлении тангутской буддийской традиции. Иными словами, мы имеем основание говорить об автономной кидань-ско-тангутской буддийской традиции, просуществовавшей до Юаньского времени, а затем вошедшей в состав китайского эзотерического комплекса периода Юань-Мин и существовавшего до Цинского времени.

Конечно, приведенное выше исследование, как в силу недостаточного владения тангутским языком, так и в силу малого количества разобранных текстов, не может претендовать на совершенную полноту. Кроме того, раскопки и исследования продолжаются, так что в любой момент могут быть обнаружены тексты, полностью меняющее взгляды, на которых основана настоящая работа. Тем не менее, в настоящий момент исследование представляется мне примерно соответствующим стандартам научности, и выводы о природе китайской части тангутского буддизма, содержащиеся в нем могут некоторое время пробыть не опровергнутыми.

В связи с вышеизложенным, как кажется, данное исследование достигло своего цели, но непрямым образом: существование тангутского «цзуна» представляется весьма вероятным, но степень его самостоятельности, представленная разобранными выше текстами, невысока. Кажется, что тангуты только начали вступать на путь создания собственной буддийской традиции, но их продвижение по этому пути было прервано политическими обстоятельствами начала тринадцатого века. Вместе с тем, выявленные в результате проведенного анализа линии взаимодействия между Си-Ся и Ляо в буддийской области, позволяют предполагать наличие в Северной Азии единого киданьского-тангутского культурно-религиозного комплекса, свидетельствами существования которого являются киданьские тексты в Си-Ся и идеи киданьского буддизма в тангутских текстах. Парадоксальным образом, именно китайские и тангутские тексты из Хара-Хото позволяют лучше изучить и понять киданьский буддизм в лице его представителя, Великого Наставника Тунли. Разумеется, выводы полученные на основе рассмотрения лишь нескольких текстов не могут претендовать на полную однозначность или универсальность, но позволяют усмотреть в собрании П. К. Козлова некоторую систему, или образ системы, а не просто набор случайных текстов, не представляющих никакой иной реальности, кроме самих себя. Подобный подход к истории культурных процессов позволяет, на мой взгляд, более продуктивно рассматривать культурные процессы в Азии в целом.

В заключении мне хотелось бы сформулировать некоторые предположения касательно направления дальнейших исследований. Прежде всего, облик китайской части тангутского буддизма не может считаться до конца выясненным, пока не определено место в ташугской буддийской систему упомянутых выше чаньских юйлу. Те небольшие упоминания о них и фрагменты переводов, разбросанные по настоящему исследованию не могут считаться удовлетворительными. Вместе с тем, их размер и возможная роль в тангутском буддизме заставляют отвести им особое место. В этом отношении мне остается только признать ограниченность настоящего исследования и надеяться, что я или кто-то другой сможет в дальнейшем ее восполнить.

В рамках настоящей работы была выполнена попытка очертить принцип взаимодействия киданьского и тангутского буддизма. Этим, однако, проблема не исчерпывается: киданьский буддизм представляет собой явление во многом более загадочное, чем даже тангутский буддизм. Учитывая взаимодействие киданьской и тангутской традиции, которое, как мне представляется, доказано в данной работе, необходимо сосредоточиться на реконструкции буддизма государства Ляо, привлекая, в том числе, и тангутские материалы. Вместе с тем, более полный анализ текстов, восходящих к Утайшаню должен позволить также полнее выяснить также и особенности буддизма в Си-Ся. В этой связи особое значение приобретает исследование комплекса текстов, связанных с учением «Сутры Совершенного Пробуждения». Как я указал выше, представляется вероятной трансформация этого текста из «чаньского» в «эзотерический» особенно учитывая природу сопутствующих сутре текстов традиции «покаяния на Алтаре Совершенного Пробуждения».

Часть этих текстов была упомянута выше.

В настоящий момент представляется и то, что китайские и тангутские тексты в Си-Ся функционировали параллельно, так что и рассматриваться они должны вместе. Разделение на тангутскую и китайскую части коллекции П. К. Козлова может быть оправдано удобством каталогизации, но не является научно оправданным. Скорее наоборот, это деление создает ложное представление о структуре тангутского буддизма. Настоящее исследование тоже не свободно от некоторого пренебрежения к китайским текстам, которое будет устранено в дальнейшем. Также не все тексты, даже относящиеся к китайскому буддизму, были включены в настоящее исследование, что также должно быть восполнено. Таким образом, как и большинство работ такого рода, наше исследование создает некоторую базу, которая может на определенный промежуток времени стать основой дальнейших исследований и предложить приемлемую парадигму для дальнейших изысканий, пока развитие науки и ввод в оборот новых текстов не разрушат ее основные положения. Тексты традиции Хуаянь-Чань, привлеченные в настоящем исследовании, не исчерпывают всего многообразия тангутского буддизма, и не могут претендовать на полную репрезентативность. Можно лишь сказать, что в представленной работе намечен лишь общий контур проблем, которые нуждаются в дальнейшей специальной проработке.

Еще одним существенным моментом, связанным также и с киданьским буддизмом, является выяснение наличия в Си-Ся культа бодхисаттвы Чунди, которому посвящен трактат Даоченя «Собрание». Ответ на этот вопрос позволит точнее уяснить природу буддийских связей между киданями и тангутами и выяснить роль Си-Ся в формировании дальневосточного эзотеризма. Также, разрешение этой проблемы позволит полнее понять механизм взаимодействия тангутского и тибетского буддизма в последний период тангутской истории.

Еще одним существенным предметом исследования является взаимодействие тангусткого и тибетского буддизма. В этой области в настоящее время достигнуты некоторые успехи, упомянутые нами выше: можно считать очевидной передаточную роль Си-Ся в распространении тибетского буддизма среди монголов и в Китае в целом в период Юаньочевидной представляется контаминация китайской и тибетской буддийской терминологии при передаче ряда концепций тибетского буддизма, в частности, Махамудры. В рамках настоящего исследования эта проблематика затрагивалась лишь ограниченно: а именно было обращено внимание на то любопытное обстоятельство, что терминология традиции.

Махамудры (Mahamudra, ^fEP) передавалась на тангутском языке с помощью терминологии заимствованной из Чань-буддизма. В частности, наибольшее внимание привлекает в этой связи привлечение тангутами термина «отсутствие мысли» и «отсутствие мудрости/ знания» для описания высших стадий процесса совершенствования согласно практике Махамудры.765 Причины этого явления не выяснены, но, скорее всего именно здесь, на среди китайских текстов, могут быть обнаружены следы воздействия синкретической тибетско-китайской традиции на становление тангутского буддизма. Изучение связанных с тангутским.

765 См.: К. J. Solonin «Mahamudra texts in the Tangut Buddhism and the Doctrine of «No-thought// Сиюй лиши юянь янъцзю (в печати) буддизмом эзотерических текстов прояснило принципиально важную роль традиции Карма-Кагью в формировании тибетского сегмента тангутского буддизма, а также позволяет предполагать более близкое знакомство тангутов с новейшими тенденциями развития этой школы: изучение ряда линий преемственности, а также непосредственно текстов показывает, что в Си-Ся могли иметься прямые преемники Гампопы. Вместе с тем, тангутские версии тибетских буддийских традиций демонстрируют значительный уровень самостоятельности тангутов и, следовательно, невозможность прямого отождествления тангутского и современного ему тибетского буддизма.766 Вместе с тем, проблематика развития тибетского буддизма в Си-Ся далеко не исчерпана, так что можно считать, что данный предмет находится только в начале рассмотрения, так что здесь возможны большие и малые открытия. В целом, все перечисленное выше является недостатками настоящего сочинения, которые требуют устранения усилиями всего научного сообщества, интересующегося затерянной в песках тангутской цивилизацией.

1. Это обстоятельство касается, прежде всего, так называемы «метафоры Махамудры», которым не находится аналогов в современном с тангутскими текстах чДачэн яодао мицзи".

2. Источники на тангутском и китайском языке из собрания П. К. Козлова.

3. Источники на тангутском языке:1. «Двадцать Пять вопросов о буддийских принципах, заданных монахами Государственному Наставнику Танчану, когда он пребывал в монастыре.

4. Источники на китайском языке (приводятся оригинальные шифры собрания СПбФ ИВ РАН и указания согласно Эцзан Хэйшуйчэн вэньсянъ ШШШ-^К.

5. ШЗСЁХ-, т. 1−11 (Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньше, 1998;): 1. «Личжи минсинъ цзе» («Надпись об уме и установлении воли» ТК-134 и А-26, Эцзан Хэйшуйчэн вэнъсянъ ШШШ^КШ^Ё!, т. 1−11 (Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньше, 1998), А6У, с. 165−168,40, с. 10−18.;

6. Ушан Юанырун синхай цзето санъчжи люй" («Три дисциплинарных установления Наивысшего Совершенного Учения») А-22 (в составе сборника), Эцзан Хэйшуйчэн вэнъсянъ т. 3, с. 165.70, с. 307.

7. Чжао синъбэнъ ту" М’О^Ш («План, освещающий сущностьума») А4, Эцзан Хэйшуйчэн вэнъсянъ ШШЖу^Ш/ХШ, т.5, А4У (8−8), с. 131−4 Другие источники.

8. Данный раздел включает в себя использованные в настоящем исследовании тексты из Трипитаки Тайсе, Продолжения Трипитаки (Дзоку Дзоке), а также отдельные издания текстов в алфавитном порядке.

9. Байчжан Цингуй Чжэн и цзи" «ЁТАММШШйЙ, составитель {Шй.

10. Ижунь, Дзоку Дзоке, № 1244, т. 63,.

11. Бусюй Гаосэн чжуанъ", составитель ЩМ Минхэ.

12. Дзоку дзоке, № 1524, т. 77,.

13. Ваньсун Лаожэнь пинчан Тяньтун Цзюэ хэшан сун гу ЦунжунъяньлУ"тшшшлтитж^шшш, т. № 2004 т. 48.

14. Ваньшанъ тунгуй цзи", составитель тКВДЙШ? Юнмин Яньшоу т!||!| тЩШ, Т. 48, № 2017.

15. Вэймоцзе сошо цзин" РЙШШ, Т. № 0475, т. 14.

16. Гаосэн чжуанъ", составитель ШШ Хуйцзяо, Т. № 2059. т.50.

17. Гу Цинълян чжуанъ" составитель Хуйсян. Т. № 2098, т. 51.

18. Гуан Цинлян чжуанъ" ШуШЖИзЦ составитель —" Яньи. Т. № 2099,т. 51.

19. Цзинъюань Щ^АШШШШ, Дзоку дзоке № 1058, т. 31.

21. Янагида Сэйдзан ЩШШ^М, Дзэн, но гороку ЩСОШШ 1 •' Реге сидзи ки.

22. ШМШей Дэн Хобоки (Токио: Тикума собо, 1971).

23. Янагида Сейдзан, Чаньсюэ цуншу чжи ер. Гаолибэнь Чанъюанъ чжуцюанъ цзидусюй ЩЩШШ^.^- (Токио: Тикума собо, 1974).

24. Янагида Сэйдзан, Чаньсюэ Цуншу чжи санъ. Сыцзя юйлу, Угря Юйлу№ЖШШЕЖШШ (Токио: Тикума собо, 1974).

25. Источники и литература на русском языке.

26. Вновь собранные записи о любви к младшим и почтении к старшим", Публикация текста, перевод и комментарий К. Б. Кепинг (Москва: Наука ГРВЛ, 1990).

27. Двенадцать царств", публикация текста, пер. с тангутского, прим., комм. К. Ю. Солонина. (С Петербург: Петербургское Востоковедение, 1995).

28. В. М. Живов, «Особенности рецепции Византийской культуры в Киевской Руси.» в: Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. (Москва: Языки славянской культуры, 2002).

29. Запись у алтаря о примирении Конфуция", текст, перевод и комментарии Е. И. Кычанова (Москва: Восточная литература РАН., 2000).

30. Избранные сутры китайского буддизма" перевод с китайского Д. В. Поповцева, К. Ю. Солонина, Е. А. Торчинова (С-Петербург: Наука, 2001).

31. Кепинг К. Б., Тангутский язык. Морфология. (Москва: Наука, ГРВЛ, 1985).

32. Кычанов Е. И. Почему погибла тангутская цивилизация. Доклад на 2-й международной конференции по тангутоведению. Иньчуань, 16−18 августа 2005——- Измененный и заново утвержденный кодекс девиза.

33. Царствования Небесное Процветание. Кн. 1−3 Исследование и перевод текста Е. И. Кычанова. (Москва: ГРВЛ, 1988;1989).

34. Кычанов Е. И., Каталог Тангутских Буддийских памятников из коллекции СПбФ ИВ РАН. (фонд П. К. Козлова). (Kyoto: Kyoto University Press, 1998).

35. Кычанов E. И., Очерк Истории Тангутского Государства. (Москва: Изд-во Восточной литературы, 1968)1. «Лес категорий». Утраченная китайская лэйшу в тангутском переводе. Публикация текста, перевод и комментарий К. Б. Кепинг (Москва: Наука ГРВЛ, 1983).

36. Невский Н. А., «Тангутская письменность и ее фонды», в: Н. А. Невский, Тангутская филология, т. 1−2 (Москва: Издательство Восточной литературы, 1960)16. ——-, «Культ Небесных светил в Тангутском государстве», в:

37. Н. А. Невский Н. А., Тангутская филология, т. 1−2 (Москва: Издательство Восточной литературы, 1960).

38. Солонин К. Ю., «Баотан У-чжу и Сычуаньский Чань-буддизм», в: Религиозный мир Китая 1 (2002)8. ——- «Тангуты, Утайшань и Буддизм на Севере Китая».

39. Фацзан, «Золотой Лев Хуаянь», перевод, предисловие и комментарии К. Ю. Солонина, в: Восток: Философия, религия культура, под ред. Е. А. Торчинова. (С-Петербург: Изд-во Санкт-Петербургского Университета, 2001).

40. Хуэйцзяо «Гао сэн чжуанъ» Жизнеописания достойных монахов. Т. 2, раздел 2: Толкователи. Пер. с кит., коммент. М. Е. Ермакова. Памятники культуры Востока XVIII (СПб.: Петербургское востоковедение, 2005).

41. Цзунми, «Предисловие к собранию разъяснений истоков Чаньских истин», в: Цзунми, Чаньские истины, перевод с китайского К. Ю. Солонина и Е. А. Торчинова. (С-Петербург: Изд-во Политехнического Университета, 1999).

42.

Литература

на китайском и японском языках:

43. АбеКейити, ЩЩЩ— Чжунго Чаньцзун ши ФШРж^ (пер. с яп. Гуань Шицзянь), (Тайбэй: Дунда, 1999),.

44. Байсыгоу Си-Ся фанта Щ-^ШЩЖЙШ, под редакцией Институтаархеологии Нинся (Пекин: Вэньу чубанынэ, 2005).

45. Ван Цзюанъ «Тандай Милэ синьян юй чжэнчжи гуаньсидэ ицэмянь—Танчао хуанши дуй Милэ синьяндэ тайду» ItH^MWjflf i-Ф WiE^/п Ш-&№-Ш 1ЛЖШШШШШ^тШШ Чжунхуа Фосюэ Сюэбао 41 991),.

46. Бхикшу Минфу, Чжунго Фоцзяо Жэньу цыдянь ^ЩШШХ^ШЦШ (Тайбэй: 1985).

47. Гу ЧжэнмэйlEH Цун Тяньван чуаныпун дао Фаван чуаныпун f^t.

48. Тайбэй: Шанчжоу чубанынэ, 2003).

49. Гу Чжэнмэй «¿-ПЕН, «БэйЛян Фоцзяо юй БэйВэй Тай Уди фачжань.

50. Фоцзяо иши синтайдэ личэн" ШМШШШШШШМШШШШМШ.

51. ШЧжунхуа Фосюэ Сюэбао 13 (2000).

52. Дачэн яодао мицзи" ЗкШШШШШ (Тайбэй: Мичэн чубаньшэ, 1983).

53. Дайсун Уеяма, Тонко Букке, но кэнкю.

54. Киото: Kyoto University Press, 1990).

55. Дэн Вэнькуанъ, Жун Синъцзян ред. ШЗСЖ, ШШШ «Дунъбо чаньцзилусяо» ШШтШШ (Сюйчжоу: Цзянсу гуцзи, 1995)10. Ёсидзу Ёсихидэ Кегон-Дзэн сисо-теки, но кэнкю ЩЩ^Ш^З ШМ^ЛШ, (Токио: Дайто, 1985).

56. Жанъ Юнъхуа «Лунь Тандай Чаньцзун цзяньсин сысян» Ш.

57. Ш'{" Шв: Цун Иньду Фоцзяо дао Чжунго Фоцзяо Ш^ШШШ1. ФШШ (Табэй: Дунда, 1995).

58. Жань Юньхуа, «Пэй Сю Фоцзяо шэнходэ яньцзю».

59. Щ’Зъ, в: Цун Иньду Фоцзяо дао Чжунго Фоцзяо (Табэй: Дунда, 1995)3. ——-«Юаньдай Чаньсэн юй Сицзан лама бяньчжэн као» ТП^^РМ!^в: Лань Цзифу ред. Сундай Фоцзяо ши яньцзю. Чжунго.

60. Фоцзяо ши луньцзи ^{ХШШ^ШЗъ-ШШШШтШ (Чжэнхэ: Хуаюй, 1974)4. ——-«Яньшоу Фоцзяо сысяндэ синчэн» ШШШШ®- 31ШШ., в: Цун.

61. Иньду Фоцзяо дао Чжунго Фоцзяо (Табэй: Дунда, 1995).

62. Жун Синьцзян ||§-1тЙ1 Гуйицзюнь ши яньцзю Ш ШЖ ^.Щ^ъ (Шанхай: Шанхай гуцзи чубаныиэ, 1996.

63. Каваками Тэндзан «Си-Сяюй идэ Люцзу таньцзин» ЩЖ.

64. ШЩЙ/(ШЗВМ в: Ян Цзэнвэнъ и др. Фоцзяо яньцзю 28. Сюйпянь 28 ' ШШ (Тайбэй: Хуаюй шуцзюй, 1978).

65. Камата Сигео ЩШШШ, Шимицу Кегаку, но синоситеки кэнюо.

66. Токио: Токио Дайгаку, 1975).

67. Камекава Коесин ШШШШ, Хуаянь сюэ (перевод с яп. Хайинь) (Гаосюн: Из-во Фогуан, 1997).

68. Лай Юнхай Щ^кЩ Чжунго Фосин лунь ф 1Ш'й:1га (Шанхай:

69. Шанхай жэньминь чубанынэ, 1988).

70. Лань Цзифу M^i'g ред. Сундай Фоцзяо ши яньцзю. Чжунго Фоцзяо шилуньцзи тХШкШШ. ФШШИ (Чжэнхэ: Хуаюй, 1974)1. ——-«Сяньми юаньтун чэнфо синьяоцзи юй Чжуньти СИНЪЯН» ШЩ.

72. Лань Цзифу lllEfli ред, Ми-цзун фада чжи. Т. 2. 2 (Чжунхэ: изд-во Хуаюй 1984).

73. Ли Фанъвэнъ ^??Щ'^С, «Цзанчуань Фоцзяо дуй Си-Сядэ инсян» .

74. ШШШШЖ&ЭШШ, Лиши боугуань гуанъкань М^МШША! 6, №. 3 (1996).

75. Ли Фаньвэнь Си-Ся Тунши ШзЖЖ^ (Иньчуань: Нинся жэньминь чубаньшэ, 2006).

76. Линь Инцзинь (vf^i^!) Си-Сяюй Чжэньшимин цзин шивэнь яньцзю.

77. Academia Sinica, Institute of Linguistics, 2006).

78. Линь Шитянь, Лю Яньюань, Шэнь Гомэй ред., ^" ЩгШ, Ш^ШзШ, Ф.

80. Тайбэй: Фагу Вэньхуа, 2000).

82. Ло Фучен «Си-Ся вэнь цаньцзин Голи Бэйпин тушугуань гуанъкань 4, #3 (1932).

83. Лэй Жуньцзэ ШШШ, ЮЙ Цуньхай Хэ Цзиин Щ’Ш^,.

84. Си-Ся Фота (Пекин: Вэньу чубаньшэ, 1995).

85. Люй Цзяньфу й Ш И' Туцзу Ши (Пекин: Шэхуй кэсюэ чубаньшэ, 2002).

86. Люй Чжэн, «Ханьцзан Фоцзяо гуаньсиши ляоцзи» ЩЩ{^^||1. Чэнду: 2 «1 Хуаси Сихэ.

87. Дасюэ Чжунго вэньхуа яньцзюсодэ чжуанъкань 2, 1, 1942).

88. Мадзусава Хироси ШЩМ, «Тонко Сэйкабун шуцудо ботэн кэнкю 1"1, Тоерэкиси ан Ш49Ж 36 № 1 (1990)5. ——-«Тонко Сэйкабун шуцудо ботэн кэнкю 2» ШШ&^ШЖЗСШЩ.

89. Отани рэкиси дан шШ^Ш 103−104 (1994).

90. Не Хунъинъ ЛШн1- «Туфань Цзиншидэ Си-Ся имин као П±||ЦЁЩ ^ЩЖШ&Щ» Цинхуа Дасюэ сюэбао Ш’ШХШЩШ 1 (2002).17. ——-" Эцзан5130 хао Си-Сявэнь фоцзин тицзи яньцзю ШШ 5130 ЩЩ.

91. Ж^ШШШШЗъ" Zhongguo zangxue 1 (2002).8. ——-«Си-Ся ибэнь 'Чисун шэнфому баньжодо синьяо мэнь' шулюэ"ншся шЭхуй кэсюэ ЩЖ>±-ЙШЛ 22 005).

93. Нисида Тацуо ШШШШй Сейкабун, но Кэгон ке ШЖ^^ШШШ (3 vols.- Киото: University of Kyoto Press, 1975;1977).

94. Судзуки Тейтаро, Куда Рентаро Тонкошуцудо Рокусе Данке (Токио: 1934).

95. Nishida Tatsuo, Xixia Version of the Lotus Sutra from the Collection of the IOS-RAS St. Petersburg Branch (Kyoto: University of Kyoto Press, 2005).

96. Тан Юнтун ШШ&Ханъ, Вэй, лян Цзинь, Нань бэй чао фоцзяо шит. 1−2 (Пекин: Чжунхуашуцзюй, 1983).

97. ТанакаРиесо ШФ^Вд Тонко Дзэнсю бункен, но кэнкюШШШШ^СШ <7)Щ9и (Токио: Дайто, 1983).

98. Фан Гуанчан УзШШ «Гуаньюй Дуньхуан бэнь «Танъцзин» Ifjjfftifc.

99. Ш" ШIS" Дуньхуан Вэньсянъ лунъцзи ШШ^ШкШШ (Шэньян: Ляонин Жэньминь чубаныпэ, 2001).

100. Фан Гуанчан ред., ШШ «Цзанвай фоцзяо вэньсянь» Ш, т. 1−2 (Пекин: Цзунцзяо вэньхуа, 1995;1996).

101. Фэн Годун, Ли Яо «ЩЩ «Цыцзюэ Цзуни шэнпин чжушу као» Чжунхуа Фосюэ сюэбао № 3 (2004).

102. Хань Сяоман Ц/М?, Си-Ся Даоцзяо чутань ШЖШШШШ (Ланьчжоу: Ганьсу Вэньхуа чубанынэ, 1998).

103. Ху Ши ййМ, «Ба Пэй Сюдэ Тан гу Гуйфэн Динхуй чаныни чуаньфабэй» ШШШШШ^тШтШШ, ХуШиЧанъсюэань шшшш.

104. Чжан Гуанда, Жун Синьцзян Ш/г11 «Ю гуань Сичжоу Хуйхудэ и пянь Дуньхуан ханьвэнь вэньсянь—Б 6551 цзянцзин вэнь ву лиши сюэ 8 6551 ?Ш^Ж^ВД1.

105. Бэйцзин Дасюэ сюэбао ^^^ЩкЩЩ, ' 1989 ' 2. с. 24−25.

106. Чэнь Бинъин ШЙ51, Си-Ся вэньхуа ЩЖЗС^(Ланьчжоу: Ганьсу вэньхуа чубанынэ, 1989)3. ——-«Си-Ся вэньу яньцзю» ШЖЗСШШ % (Иньчуань: Нинся1. Жэньминь чубанынэ, 1985).

107. Чэнь Цзинфу РЖ Ж Ж «Чанъань Фоцзяо гайшу» Ш^ШШШШ, в:

108. Инъду цзунцзяо юй Чжунго Фоцзяо ЕР ШШШ-, (Пекин: Чжунго.

109. Шэхуй Кэсюэ чубаньшэ, 1986).

110. Чэнь Айфэн Щ^Й^Ян Фусюэ ЩШШ «Си-Ся юй Ляо Цзинь цзянь.

111. Фоцзяо гуньси" Сисия сюэ ШЖИ 1 (2007).

112. Чэнъ Цинъин ШЛИ «Дачэн яодао мицзи» юй Си-Ся ванчаодэ1. Цзанчуань цзансюэ 32 003): 94−106.

113. Ши Хуйда РРШИ «Синьцзяо Хэйшуйчэн бэнь «Цзевай лу» ЩШШ. (ШШ) Чжунхуа Фосюэ сюэбао № 6 (2002).

114. Ши Хуйянъ ЩШШ «Чжунго Чаньцзун цзай Сицзан» ФШ’Т’ЩжЙШ Щ, Чжунхуа Фосюэ сюэбао ф ЩШШШ-Ш.-, № 7 (1994).

115. Ши Цзиньбо, «Си-Сявэнь «Гуаньцзе фэнхао бяо» каоши Ш.

116. Жв: Чжунго миньцзу гувэньцзысюэ янъцзю ФШйШ.

117. ЗС^ЩЩШ- (Тяньцзинь: Тяньцзинь гуцзи чубаньшэ, 1991) Пагут с1шЬап811е1991.

118. Шэнъ Вэйжун «Си-Ся Хэйшуйчэн соцзянь Цзанчуань.

119. Фоцзяо юйцзясюси игуй вэньшу яньцзю 1. «Мэнхуаныиэнъ яомэнъ» ЩЖЖ7жтшт1шмтт^ттзсшштп.: рукописьпредоставлена автором.7. ——- «Сицзвнвэнь вэньсяньчжун дэ хэшан Мохэянь изи цицзяофа—игэ чуанцзаочулайдэ чуаньтун».

120. ЙМШШЖШ’Ш, Синь Шисюэ Щ^Щ 16, № 1 (2005)8. ——-" Дачэн яодао мицзи" юй Си-Ся, Юань со чуаньдэ Сицзан мифа^?ЯЯН#®ШШ?.(Рукопсиь работы любезнопредоставлена автором).

121. Ян Фусюэ «Хуйху Милэ синьян као» ШШМШШР5^ Чжунхуафосюэ сюэбао № 13 (2000)0. ——-«Стой Дуньхуан Хуйху фоцзяо вэньсянь яньцзю байнянь хуйгу"http://www.guoxue.com/fxyj/txt.asp?id=85.

122. Ян Фусюэ ЩШШ Хуйху вэньсянь юй Хуйху вэньхуа ОЁПШ^Ш^!®.

123. Пекин: Миньцзу чубаньшэ, 2003) '2. ——-Ню Жуцзи ШШФ 4^ШШ Шачжоу Хуйху цзици вэньсянь.

124. Ланьчжоу: Ганьсу вэньхуа чубаныдэ) 1995, с. 72−73.

125. Янагида Сейдзан ЦЭДШШШ Чжунго Чанъ Сысян ши ФШ^ЩЩ?®^ (пер. с яп. У Жоцзюнь), (Тайбэй: Шанъу иньшу гуань, 1982).

126. Янагида Сэйдзан ред., Ху Ши Чаньсюэ ань (Дзэнгаку ан) ^Mflllr.

127. Ш (Тайбэй: Чжунчжэн, 1975) Ян Цзэнвэнь ШШЗС «Лю цзу Танъцзин».

128. Дуньхуан синъбэнь 7ЩЙЁЦ 0 Ш^ШШ^ (Пекин: Цзунцзяо вэньхуа чубаньшэ, 2001).

129. Ян Цзэнвэнь Щ^Ш'уС Тан-Удай чаньцзун ши ШЛАХШ-М^. (Пекин:

130. Чжунго Шэхуй Кэсюэ чубаньшэ, 1999) Литература на западно-европейских языках:

131. Beckwith, Cristopher The Tibetan Empire in Central Asia (Princeton: Princeton University Press, 1993).

132. Broughton, Jeffrey The Bodhidharma Anthology. The Earliest Records of Zen. (Berkeley: University of California Press, 1999)——-«Tsung-mi's Zen Prolegomenon: Introduction to an Exemplary.

133. Zeri Canon", S. Heine and Dale S. Wright eds., The Zen Canon: Understanding the Classic Texts (Oxford: Oxford University Press, 2004)——-" Early Ch’an Schools in Tibet" in Peter N Gregory, Robert.

134. Gimello eds. Studies in Ch 'an and Hua-yen. Studies in East Asian Buddhism 1 (Honolulu: University of Hawaii Press, 1983).

135. Garma S. Chang. The Buddhist Teaching of Totality: The Philosophy of Hwa Yen Buddhism. (University Park: The Pennsylvania State University Press, 1971).

136. Buswell Robert, Gimello Robert eds., Chinese Buddhist Apocrypha:

137. The Marga And Its Transformations In Buddhist Thought. Studies in East Asian Buddhism # 4 (University of Hawaii Press, 1990).

138. Chen Jinhua, «The Indian Buddhist Missionary Dharmaksema (385−433): a new dating of his arrival in Guzang and of his translations» T' oung Pao 90, №. 4−5 (2004) c. 215−63.

139. Daishun Ueyama «The Study of Tibetan Ch’an Manuscripts recovered from Tun-huang: The Review of the Field and its Prospects» in Wahlen Lai, Lewis L Lancaster eds. Early Ch 'an in China and Tibet. (Berkeley: University of California Press, 1983).

140. Dumoulin, Henrich Zen Buddhism: A History. Volume 1: India and China. (New York: Macmillan, 1988).

141. Faber, Fleming «A Tibetan Dunhuang Treatise on Simultaneous Enlightenment», Acta Orientalia 46 (1985).

142. Friedland Paul, A Reconstruction of Early Tangut History. PhD disseration Thesis (Ann Arbor: 1968).

143. Gabain, Anne-Marie von, Iran-Turkish Relationship in the Late Sasanian Period, The Cambridge History of Iran, Vol. 3−1, Cambridge & c., 1983.

144. Gimello, Robert M. «Glimpses of Wutaishan in during the Early Chin.

146. Consideartions" in Lewis Lancaster, Wahlen Lai eds., Early Chan in China and Tibet.

147. Gomez, Luis «The Direct and Gradual Approaches of Zen Master Mahayana: Fragments of Teachings of Mo-ho-yen», in: Peter N. Gregory, Robert Gimello eds., Studies in Ch 'an and Hua-yen.

148. Gregory, Peter N. «The Vitality of Buddhism in the Sung, «in: Peter N. Gregory and Daniel Getz, Jr., eds., Buddhism in the Sung, Studies in East Asian Buddhism, no. 13 (Honolulu: U. of Hawai’i Press, 1999).

149. N. Gregory, ed., Sudden and Gradual: Approaches to Enlightenment in Chinese Thought, Studies in East Asian Buddhism, no. 5 (Honolulu: University of Hawai’i Press, 1987).

150. Hanson-Barber A. W. «No-Thought» in P’ao-Tang Ch’an and Early Ati-yoga", Journal of International Association of Buddhist Studies (JIABS) 8 no 2 (1985).

151. Hurwitz, Leon Chih-I: An Introduction to the Life and Ideas of a Chinese.

152. Buddhist Monk, Melanges chinois et bouddhiques 12 (Bruxelles: l’Institut. Belge des Hautes Etudes Chinoises, 1962).

153. Kljastornyi S.G., Livsic V. A., The Sogdian Inscription of Bugut Revised, Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae 26−1, 1972.

154. Iwasaki Tsutomu. «The Tibetan Tribes of Ho-hsi and Buddhism» Acta Asiatica 11 (1993).

155. Liu Shufen, «Art, Ritual and Society: Buddhist Practice in Rural China during the Northern Dynasties, «Asia Major 8, № 1 (1995)0. ——-» Ethnicity and the Suppression of Buddhism in Fifth-century North.

156. China-The Background and Significance of the Gai Wu Rebellion," Asia Majorai 15: 1,(2001).

157. Lopez, Donald S. JR. ed. Buddhism in Practice. (Princeton: Princeton University Press, 1995).

158. Mala, Gulliane, Pelliot 116 Un Traite Tibetanne de Dhyana Chinose.

159. Tokyo: Maison Francais-Japanoises, 1993), -S3. Maurisse, M. Contribution preliminaire a l’etude de l’ecriture et la langue.

160. Si-hia, (Paris: Academie de l’Inscriptions et Belles Lettres, 1904.

161. Pachow, Ж «A Study of the Twenty two Dialogues on Mahayana Buddhism», in: Chinese Culture, 20 no 1 (1979). Прилагается также перевод текста.

162. Petech, Luciano «The Silk-Road, Turfan and Tun-Huang in the First.

163. Millenium A.D." in: Alfredo Cadonna ed., Turf an and Tun-Huang. The Texts. Encounter of Civilizations on the Silk Route. (Firenze: Leo S. Olschki Editore, 1992).

164. Studies in East Asian Buddhism # 5 (Honolulu: U. of Hawaii P., 1986).

165. Meinert, Carmen «Chinese Chan and rDzongs chen: Preliminary Remarks on Two Tibetan Dunhuang Manuscript», in: Henk Blezer ed., Religion and Culture in Secular Tibet (Leiden: Brill, 2002).

166. Norbu, Namkhai, rDzogs-chen and Zen. (Grass Valley: Bluie Dolphin Press, 1984).

167. Samosyuk, Kira «The Art of the Tangut Empire—A Historical and Stylistic Interpretation, «in Mikhail Piotrovsky, ed., Lost Empire of the Silk.

168. Road—Buddhist Art from Khara Khoto (X — XII Century) (Electa:

169. Thyssen-Bornemisza Foundation, 1993).

170. Schaik, Sam van, «The Early Days of Great Perfection», JIABS 27 nol (2004)43. ——-Dalton, Jacob, «Where Chan and Tantra Meet: Buddhist Syncretismin Dunhuang», in: The Silk Road: Trade, Travel, War and Faith, (London: British Library Press, 2004).

171. Schirokauer, Conrad «Chu Hsi’s Sense of History» in Richard E Hymes, Conrad Shirokauer eds. Ordering the World. Appraoches to State and Society in Sung Dynasty China. (Berkeley: University of California Press, 1993).

172. Schneider, R. «Une moine indien au Wou-t'ai chan: relation d’un pelerinage», Cahiers d*Extreme-Asie, 3 (1987).

173. Shen Weirong, «Study of Chinese manuscripts concerning Tibetan tantric practice found in Khara-khoto of the Tangut empire: Essentials for the Dream Yoga», Cahiers d’Extreme-Asie, 15 (2005):. 189−232.

174. К. J. Solonin, «Gui fen g Zongmi and the Tangut Chan Buddhism,» .

175. Ssu-nian Library, Academia Sinica" Bulletin of the Institute of History and Philology, Academia Sinica, vol. 78 (2007) в печати.

176. Sperling, Elliot, «Lama to the King of Hsia, «Journal of the Tibet Society7(1987)-5. ——- «Rtsa-mi Lo-tsa-ba Sangs-rgyas Grags-pa and the Tangut.

177. Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae 57, no. 1 (2004).

178. Stoddard-Karmay Heather, Between China and Tibet (manuscript of the forthcoming).

179. Tezcan S. «Die uigurische Insadi-Sutra» Berlin Turfan Texte (BTT) #3, Berlin, 1974.

180. The Platform Sutra of the Sixth Patriarch. The text of the Tun-Huang manuscript, translated with notes by Philip B. Yampolsky. (NY: Columbia University Press, 1967.

181. Welter Albert, «Lineage and Context in the Patriarch’s Hall Collection and The Transmission of the Lamp», S. Heine, D. S. Wright eds., The Zen Canon. Understanding the Classic Texts. (Oxford: Oxford University Press, 2004).

182. Yanagida Seizan, «The Recorded Sayings» Texts of the Chinese Chan Buddhism., in: Wahlen Lai, Lewis Lancaster eds., Early Chan in China and Tibet. (Berkeley: University of California Press, 1985).

183. Yoshizu Yoshihide, «The Relation Between Buddhist History and Soteriology «, in: Robert Buswell, Robert Gimello eds., Chinese Buddhist Apocrypha.

184. Zieme P., «Xuanzang und Maitreya» in: J. P. Laut., K. Roghrborn hrsg. Sprach-und Kulturkontakte der turkishen Volker. (Wiesbaden: Harrasowitz Verlag,.

Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой